Борис Соколов, доктор филологических наук, кандидат исторических наук, Московский государственный социальный университет

Из всех соседей нынешней России государствам Балтии в российской исторической традиции повезло, пожалуй, меньше многих других. Как правило, в Средневековье и в Новом времени, вплоть до XVIII в., они рассматривались вместе с Польшей, в состав которой длительное время входила как Литва, так и значительная часть Латвии. В последующем и Польша, и Прибалтика вошли в состав Российской империи, затем все эти страны одновременно обрели независимость в 1918 г., а в 1939 г. стали объектом секретных советско-германских договоренностей. Таким образом исторические судьбы Польши и Прибалтики оказались тесно переплетены между собой. Но если Польше после 1945 г. удалось сохранить хотя бы формальную независимость, то государства Прибалтики в 1940 г. были аннексированы СССР. В результате Польша все-таки попадала в советские школьные и вузовские курсы по истории зарубежных стран, где даже удостаивалась, хотя и не всегда, отдельных разделов, а вот Литва, Латвия и Эстония проходили по ведомству "Истории СССР", где оказывались на периферии изложения.

О государствах Прибалтики речь заходила главным образом в связи с их отношениями с Россией. В курсы российской истории по традиции включается история Прибалтики1. В курсах же зарубежной истории эти страны не упоминаются2. Страны, входившие прежде в состав Российской империи, все ещё рассматриваются как часть российского исторического процесса, определяющего во многом их судьбы.

В своём докладе я рассматриваю школьные, а также вузовские учебники и учебные пособия по отечественной истории, где, главным образом, и отразилась, хотя и очень фрагментарно, история Прибалтики. В обзоре принят принцип изложения по исторической хронологии событий - от Средневековья и вплоть до новейшей истории конца XX в. При этом выделены шесть периодов: Средние века; XVIII–XIX вв.; 1917–1939 гг.; 1939–1940 гг.; 1940–1980-е гг.; 1988–1991 гг. Выявить какую-нибудь существенную эволюцию, какую претерпела интерпретация истории Прибалтики на протяжении последних десяти лет в российских учебниках истории, не удалось. Основной рубеж здесь проходит между представлениями советского и постсоветского периодов и между представителями либерально-демократического и национально-патриотического направлений в историографии. Предметом рассмотрения стало отображение в учебниках истории Прибалтики от средних веков и до падения СССР.

История Прибалтики эпохи Средневековья

И Великое княжество Литовское, и Ливонский орден со времён Карамзина рассматривались как некие эфемерные образования, единственный смысл существования которых заключался в том, чтобы препятствовать Москве в выполнении великой миссии собирания восточно-славянских земель и получения широкого выхода к Балтийскому морю. В подавляющем большинстве учебников и пособий история Литвы и Ливонии представлена весьма фрагментарно. Лишь в одном из пособий, "Энциклопедии для детей", истории Великого княжества Литовского полностью посвящен целый ряд разделов, и, в частности, подробно излагаются биографии литовских князей - Гедемина, Витовта, Свидригайло и приводятся их портреты. В остальных пособиях история Прибалтики как в Средневековье, так и в новейшее время, абсолютно деперсонифицирована, что отражает советскую традицию преимущественного внимания к социальной и политической истории, а не к биографиям исторических деятелей.

В отличие от советского времени, теперь в некоторых пособиях все-таки признается, что "на протяжении XIV-XV вв. объединителем южнорусских земель выступала Литва, сначала самостоятельно, а затем после унии с Польшей в 1386 г. вместе с последней"3. Но порой экспансионистские намерения признаются и за русскими князьями. Беспристрастно отмечается, что "русские и литовские войска неоднократно вторгались на территории друг друга. В конечном счёте, победителем в борьбе за влияние стала Москва". Столь же беспристрастно говорится и о схватках на северо-западных рубежах: "На протяжении XIV в. продолжались столкновения Новгорода и Пскова с Ливонским орденом и шведами"4.

В другом пособии Литва рассматривается как одно из двух крупных государств, выросших на месте Киевской Руси, - Руси Московской и Руси Литовской. При этом отмечается, что "славянские земли Великого княжества обладали более высоким уровнем развития общества, и прежде всего культуры, чем земли самих литовцев, что благотворно влияло на верхушку литовского общества". Также подчёркивается, что "для многих земель и княжеств Руси переход под власть литовских князей оказался единственным способом избежать ордынского ига после нашествия Батыя"5. Основной упор сделан на важную роль, которую действительно играло славянское население Литвы: "Великое княжество Литовское обладало замечательной и своеобразной культурой, основу которой заложили восточные славяне"6. Высоко оценены законы Великого княжества Литовского: "Действие Третьего Литовского Статута на землях Литвы и Белоруссии было отменено только в 1840 г. императором Николаем I, хотя Статут 1588 г. лучше подходил к местным условиям, чем русское законодательство середины XIX в."7 Отмечено и своеобразие религиозной ситуации:

"В 'золотые времена' Великого княжества Литовского (до конца XVI в.) преобладала веротерпимость, почти всегда мирно уживались католики и православные. Когда в 1387 г. языческая Литва принимала христианство по католическому обряду, Ягайло и Витовт решительно воспротивились повторному крещению своих православных подданных».

Упадок Литвы авторы энциклопедии связывают с Люблинской унией, объединившей Польское королевство и Великое княжество Литовское в единое государство в результате Люблинской унии 1569 г. и Брестской церковной унией 1596 г., после которой "православная церковь попала в стеснённое положение"8. Конец Литовского княжества рисуется следующим образом:

"С конца XVI в. эта некогда грозная держава начинает приходить в упадок. Земли Великого княжества, особенно белорусские, становятся ареной жесточайшего противоборства между Москвой и Варшавой. Войны, эпидемии, неурожаи нанесли страшный удар экономикe Великого княжества Литовского, от которого страна так и не смогла оправиться". Особо отмечается, что "теперь прежние земли Великого княжества Литовского стали территорией новых независимых государств - Литвы, Белоруссии, Украины, России"9.

Пожалуй, несколько искусственно связывать упадок Литвы с Брестской унией. Массовый отъезд православной шляхты в московские владения значительно ослабил литовскую военную силу, но начался значительно раньше, ещё в XV в., когда обострился конфликт между католическим окружением великих князей и местной православной знатью.

В разделе о московско-литовских войнах время начала упадка Литвы более правильно, на наш взгляд, отнесено к XV в. и связывается как с противоречиями католиков и православных, так и со своеволием магнатов. В целом же московско-литовские войны оцениваются как "одна большая трагедия двух сильнейших держав Восточной Европы... Москва и Литва тратили едва ли не половину своих жизненных сил на долгую и безжалостную борьбу друг с другом. Это великое противостояние не давало ни Московскому государству, ни Великому княжеству Литовскому нормально развиваться, коверкало все социальное устройство обеих стран; гибли тысячи людей, горели города и деревни, опустошались целые области"10. Бессмысленность войн, в частности, заключалась в том, что "мечи скрещивали русские с русскими, единоплеменники и единоверцы"11. Признаётся и наличие у городов Литвы более прогрессивного по тем временам Магдебургского права, которого не было в городах Московского государства12.

В большинстве учебников, однако, подчёркивается агрессивность Литвы и Ливонии по отношению к Руси: "В 1320 г. великий князь литовский Гедимин захватил почти всю галицко-волынскую землю"; "Русь противостояла литовской, немецкой и шведской экспансии и сама предпринимала наступательные действия против них"13. Отношения Москвы с Ливонским орденом обычно проходят под рубрикой "Борьба с немецкой и шведской агрессией". При этом утверждается:

"Покорённое население (ливы, эсты) насильно обращалось в католичество, а их земли раздавались немецким дворянам, тогда как русские князья в отношении зависимых прибалтийских племен ограничивались взиманием дани. Вскоре под угрозой оказались владения Новгорода. Правивший там сын Всеволода Большое Гнездо Ярослав разбил в 1234 г. крестоносцев под Юрьевом, после чего те заключили с ним мир. В 1239 г. он успешно воевал с литовцами, вторгшимися в Смоленскую землю. В 1237 г. Орден меченосцев, разгромленных в 1236 г. литовцами и земгалами при Сауле, признал себя вассалом более мощного Тевтонского ордена и стал теперь называться Ливонским орденом. Объединение сил крестоносцев увеличило опасность, нависшую над Новгородом и Псковом"14.

Литовский князь Ягайло упоминается как союзник Мамая перед Куликовской битвой 1380 г., а его сын князь Витовт - в связи с захватом литовцами Смоленска в 1403 г. и попытками литовцев установить контроль над Новгородом и Псковом в 1408 г.

Если за Великим княжеством Литовским авторы учебников порой признают немалые достоинства, то Ливонский орден рассматривается как агрессивное и паразитическое государство. Ситуация в восточной Прибалтике описывается следующим образом:

"Народ эстов отличался воинственностью и был склонен к торговле... В XI — XIII вв. у прибалтийских народов были свои города-крепости, своя знать и свои государственные образования… Не позднее второй половины XII в. образовались два латгальских княжества - Герцике и Талава, зависевшие от русских городов Пскова и Полоцка. В XI-XIII вв. в Прибалтику, главным образом с Руси, начало проникать христианство. Но язычество на протяжении столетий успешно соперничало с ним… Часть территории Прибалтики была завоевана Русью и находилась в разной степени зависимости или в союзнических отношениях с русскими землями и княжествами. Однако в начале XIII в. шведы, датчане и немецкие рыцари… буквально врываются в Прибалтику. Под предлогом христианизации они завоевывают земли местных племен и вытесняют русских...

На покорённых территориях возникло несколько государств. Наиболее сильным среди них был Ливонский орден, имевший военно-церковную организацию и располагавший большой военной мощью… Покорённые народы Прибалтики неоднократно поднимали восстания. Наиболее крупным из них было восстание Юрьевой ночи 1343-45 гг., потрясшее всю Эстонию"15.

О том, что приход немецких крестоносцев способствовал бурному расцвету торговли и ремесла в Прибалтике, а Рига и Ревель [Таллин] стали крупными портами и вошли в Ганзейский союз, ничего не говорится, равно как и о том, что немцы несли ливам, латгальцам и эстам не только тяготы завоевания, но и блага западнохристианской цивилизации.

К началу Ливонской войны Орден представлен "дряхлеющим львом", обширные владения которого "все более приковывали к себе жадные взоры соседних государств: кому из них достанется богатое ливонское наследство, когда орденское государство окончательно рухнет?

Первым вступил в борьбу за Ливонию Иван IV. А уже вслед за ним в опасный делёж прибалтийского пирога ввязались Корона Польская, Швеция и Дания. Грозный царь, опередив всех, захватил стратегическую инициативу. У него были все основания для спешки. Однако Ливонскую войну начала отнюдь не Россия: она была развязана в результате междоусобных столкновений самих ливонских немцев за несколько лет до вторжения московских ратей (утверждение очевидно неверное, поскольку войну начала именно Москва, использовав как повод неуплату Орденом задолженности по Юрьевской дани - Б.С.)... Ливонский орден давно был бельмом на глазу у московского государя: ливонцы не пропускали в Москву нанятых царём в Европе военных специалистов и искусных ремесленников, чинили препятствия русским “гостям”-купцам..."16. Ливонский Орден не рассматривается в качестве государства, имевшего шансы уцелеть. А то, что его территория тогда досталась не Москве, а Польше и Швеции, объясняется слабостью русского оружия в полевых сражениях (но не при осаде и обороне крепостей).

Также в вузовском учебнике говорится о немецких рыцарях, захвативших земли ливов, латышей и эстов. Крестоносцы, "не раз битые русскими и литовцами, упорно рвались на земли Восточной Прибалтики… Немцы, окрылённые первыми успехами, двигались, разоряя по пути русские селения, к самому Пскову… Аппетиты рыцарей разгорались. Они уже замышляли захват новгородских земель. Начали нападать и разорять их". Победа Александра Невского на Чудском озере описана в эпическом стиле:

"Сотни убитых, пленные, бегство остальных по ломавшимся льдинам - таков итог блистательной победы Невского. Его полки семь верст гнали на Запад немцев-завоевателей. Пленники, привязанные к конским хвостам, увидели так желанный им Новгород, но не в качестве победителей. Целую серию побед Невского нельзя не считать спасительной для Руси. В случае успеха двойного натиска - с востока, северо-запада - она наверняка оказалась бы в ещё худшем положении. К ордынским разорениям, игу восточных властителей добавились бы потери богатых земель Новгорода и Пскова, не затронутым ордынским нашествием. Кроме того, политика “Drang nach Osten” грозила и другими последствиями - окатоличиванием Руси, окончательным её развалом, потерей национальной самобытности"17.

Великое княжество Литовское предстаёт в качестве государства-агрессора, противодействовавшего объединению русских земель вокруг Москвы. Особо подчёркивается, что детям Ивана Калиты в первой половине XIV в. "на западных рубежах приходилось отбивать натиск литовцев, шведов и рыцарей-ливонцев. Они разоряли Псковщину и Новгородчину, захватывали города - то Брянск и Ржев, то Орешек; возвращать удавалось не всё. Литва натравливала на Москву ордынцев, предлагая совместные действия против неё"18.

У читателя создается впечатление, будто все перечисленные силы составляли какую-то враждебную Руси коалицию. Между тем, все они враждовали не только с Москвой, но и друг с другом. И не только литовцы брали Брянск, а ливонцы - Изборск, но и московские князья не раз вторгались в литовские пределы, а новгородцы ходили походом в Ливонию.

Литва называется "вторым центром возможного притяжения для определённых политических сил в княжествах и землях Северо-Восточной и Северо-Западной Руси", проводившим во второй половине XIV в. "активно наступательную восточную политику"19. Общая же сравнительная характеристика положения Московской Руси и Литвы на рубеже XV и XVI вв. даётся явно в пользу Москвы:

"На востоке, юге, западе Россия попеременно, а порой одновременно враждовала с государствами кочевников, полукочевников и оседлых обществ, притом сильнейших в регионе. Литва в конце XV в. также боролась порой на два фронта, но она не знала такого числа врагов»20.

Здесь сказывается традиция представлять Русь и Россию в качестве главного страдающего лица европейской и мировой истории. Она постоянно вынуждена бороться с кознями зловредных соседей, но всегда в конце концов побеждает их. В действительности же у Литвы врагов было ничуть не меньше (татары, Московское государство, Тевтонский орден), и борьба с ними отнимала ничуть не меньше сил, чем у Москвы - борьба с той же Литвой, Ливонским орденом и татарами.

Вместе с тем, истинные причины Ливонской войны охарактеризованы в основном верно и подчёркнуто противопоставлены прежним мифологическим схемам: "Надо отказаться от идей освобождения Россией народов Прибалтики из-под немецкого владычества". Русские политики "менее всего... руководствовались национально-освободительными интересами аборигенов. Собственный геополитический интерес России заключался в прорыве к балтийской торговле, в активном участии в разделе территорий “больного человека” региона - Ливонского ордена… Реальные факты в конце 40-х-начале 50-х годов наглядно показали, что ливонские власти, Империя готовы зайти очень далеко в своем стремлении отсечь Россию от связей с Европой по Балтике (объективным препятствием для таких связей было отсутствие у Руси флота и товаров, пользовавшихся на Западе спросом - Б.С.). Если добавить стратегические выгоды Северной и Центральной Прибалтики, возможности испомещения дворян, если не забыть о конфессиональной окраске (торжество православия), то перечень действительных причин можно закрыть"21.

Отметим, что в данном случае всё-таки сохраняется одна важная мифологема - о вековой враждебности Запада к Руси-России, о его стремлении любой ценой изолировать Россию.

Крестоносцы представлены только в качестве агрессивной силы - источника завоевания, а не цивилизации: "Крестоносцы появились в Прибалтике ещё в конце XII века, когда папский престол организовал поход против язычников-ливов. До этого проповедь христианства не имела в землях балтов никакого успеха и римская церковь положилась на силу оружия. Претендовали на Прибалтику, Новгород и Псков (очевидно, имеется в виду, что эти города также претендовали на Прибалтику - Б.С.). Не удивительно, что скоро ливы столкнулись с рыцарями-крестоносцами… Всю первую четверть XIII века войны шли с переменным успехом и носили откровенно грабительский характер - то литовские племена нападали на Полоцкое княжество, то эсты приходили под Псков, а псковичи, в свою очередь, разоряли их земли, то новгородцы отправлялись за добычей в земли эстов или финских племен в Карелии. В 1224 г. крестоносцы взяли старинный и хорошо укреплённый русский город Юрьев, уничтожив при этом всех его защитников… Под властью Ордена оказалось всё западное побережье Чудского озера. Однако новгородцы, псковичи и владимирцы настолько не доверяли друг другу, что так и не смогли предпринять каких-то ответных действий. К тому же на северо-западных рубежах Руси возникла тогда новая опасность - литовцы стали совершать дальние набеги на Новгородскую землю и Смоленское княжество… Новгородцам удалось оказывать эффективное сопротивление, всякий раз изгоняя захватчиков, но о мире в Северной Руси уже не было и речи. В 1234 г., воспользовавшись начавшимися в Ордене конфликтами, новгородские войска нанесли поражение немцам под Юрьевом, и заключили с ними договор, который впоследствии послужил Ивану Грозному поводом для лишения Ливонии независимости (так элегантно трактуется намерение русского царя захватить Ливонию в ходе Ливонской войны - Б.С.) ...

Вероятно, с точки зрения новгородцев, войны с крестоносцами и язычниками-литовцами были прежде всего войнами за веру, при этом католики-крестоносцы могли представляться куда большей опасностью, чем безразличные к религии монголы.

Самым серьёзным испытанием для Новгорода и Пскова стал 1241 год. Взяв Псков, тевтонские и ливонские рыцари выступили против Новгорода, однако 5 апреля 1242 г. были разбиты Александром Невским на льду Чудского озера. Именно эта победа положила конец экспансии Ордена на восток. С этого времени попытки навязать Руси католицизм больше не предпринимались»22.

Здесь за католическую экспансию, будто бы более опасную, чем монгольская, выдаются обычные конфликты феодальных княжеств за обладание приграничных территорий с полиэтническим и поликонфессиональным населением, в которых заключались самые причудливые союзы. Например, в Псков крестоносцы пришли как союзники местных бояр, пытавшихся добиться независимости от Новгорода и лишь потом стали вести себя там как хозяева, так что псковичи сами арестовали немецкий гарнизон и открыли ворота новгородскому князю Александру Невскому. Ранее же, в 1233 г., псковский князь Ярослав вместе с немцами захватил Изборск и пытался идти на Псков, чтобы подчинить отказавшийся принимать его город23. Крестоносцам приписывается намерение окатоличить всю Русь, тогда как их аппетиты не шли дальше Пскова и Новгорода, при том, что никакой попытки прозелитической деятельности на Руси Орден не предпринимал, ограничиваясь установлением союзнических и вассальных отношений с местными русскими правителями. В Прибалтике же и Русь, и крестоносцы вели экспансионистскую политику, стремясь приобщить местное языческое население к своей ветви христианства. Хотя признается грабительский характер войн как со стороны Ливонского ордена и Литвы, так и со стороны русских княжеств, термины "захватчики" и "экспансия" применяет лишь к противникам Руси. Образ ливонских рыцарей вполне укладывается в образ врага, может быть, наиболее талантливо запечатленный в фильме Сергея Эйзенштейна "Aлександр Невский" (1938).

В целом же отношение как к Великому княжеству Литовскому, так и к Ливонскому ордену не зависит от принадлежности авторов учебников к национально-патриотическому или либерально-демократическому направлению в историографии. Как те, так и другие сходятся в негативном отношении к деятельности крестоносцев в Прибалтике. Признание же за средневековой Литвой существенных достоинств или недостатков также оказывается независимым от политических и идеологических предпочтений историков. Возможно, это объясняется тем, что Средневековье уже в значительной мере воспринимается общественным сознанием как "чистая" история, где вполне уместны субъективные суждения историка, не связанные жесткими идеологическими схемами. Негативный же образ Ливонского ордена, как можно предположить, обусловлен стойкой ассоциацией ливонских "псов-рыцарей" с немецкими захватчиками периода Великой Отечественной войны.

Вместе с тем, в средневековой истории Руси Литва и Ливония, как правило, не выступают в качестве главных противников Москвы. На эту роль авторами учебников справедливо выдвигаются Золотая Орда и Польша. Поэтому, в отличие от них, негативный образ Ордена и Литовского великого княжества, если он присутствует в учебниках, выходит гораздо более размытым и не отражается, в частности, в изобразительном ряде. Нам не удалось, в частности, обнаружить ни в одном из просмотренных учебников и пособий ни одной иллюстрации, где литовцы или ливонцы были бы выставлены в неприглядном свете, будь то портреты князей или картины битв. Вместе с тем, тот факт, что Ливония в сознании российских историков воспринимается более негативно, чем Литва, отражается, в частности, в том, что в текстах учебников практически не упоминаются по имени магистры Ордена, за исключением последнего, Кеттлера, потерпевшего поражения в Ливонской войне, и не приводятся их портреты, тогда как портреты литовских князей и доброе слово о них - отнюдь не редкость.

Новая история: Прибалтика в составе Российской империи - провал исторической памяти

В разделах учебников и учебных пособий, где речь идёт об истории России XVIII-XIX вв., страны Прибалтики, как и подавляющее большинство других национальных окраин, никак не представлены. Так, в соответствующем томе "Энциклопедии для детей" Литва никак не упоминается, даже в рассказе о польском восстании 1863-64 гг., происходившим главным образом на литовской и белорусской территории24. Роль Литвы и населения прибалтийских провинций в составе Российской империи в XVIII–XIX вв. никак не выделяется и в других учебниках и пособиях25. Такая же картина и в учебниках, специально посвященных этому периоду. Здесь Прибалтика фигурирует лишь как один из театров боевых действий Великой Северной войны 1700–1721 гг. Империя предстаёт неким монолитом, не знавшим национальных (этнических) проблем26.

Пребывание Литвы, Лифляндии и Эстляндии в составе Российской империи в XVIII- XIX вв. не находит никакого отражения и в вузовских учебниках27. Даже когда речь идёт о промышленном развитии или положении крестьянства в этот период все примеры берутся из русских и украинских губерний, но не из прибалтийских или литовско-белорусских.

В новых учебниках истории страны Прибалтики всё больше выпадают из российского и советского прошлого. В постсоветское время историки сосредоточились на истории территорий, составляющих сегодняшнюю Россию, и стараются как можно меньше вспоминать об утраченных землях с преимущественно нерусским населением, не желая бередить ещё не зажившие раны имперского сознания и лишний раз не будить ностальгию по имперскому прошлому.

Революция 1917 г. и обретение странами Балтии независимости

Обретению Литвой, Латвией и Эстонией независимости в ходе революции 1917 г. и последующей гражданской войны в учебниках и пособиях, как правило, уделяется минимум внимания. Так, в первом постсоветском школьном учебнике российской истории, вышедшем в 1992 г. и посвящённом периоду 1900-40 гг., отмечалось:

"Поражение Германии и Австро-Венгрии привело к восстановлению национальной государственности в Прибалтике... В январе 1919 г. после изгнания немецких войск Советская власть была восстановлена почти на всей территории Латвии. Была ликвидирована безработица, изгнано немецкое дворянство. В Латвии повсеместно создавались государственные хозяйства (совхозы). Крестьяне земли не получили. В начале 1920 г. Советская власть в Латвии пала, и до 1940 г. она развивалась в рамках буржуазно-республиканского строя.

29 ноября 1918 г. Эстония была провозглашена Советской республикой под названием Эстляндская трудовая коммуна. Однако и здесь Советская власть продержалась не более двух месяцев, крестьяне земли не получили, потому что баронские поместья превратились в госхозы".

Здесь же указано, в Советской Литве, 27 февраля 1919 г., объединившейся с Советской Белоруссией, вскоре "установилась буржуазная власть", что привело к распаду союза двух республик28. Авторы основную причину падения в странах Балтии Советской власти, которой они симпатизируют, видят в неправильном решении большевиками аграрного вопроса. О собственно национальных моментах самоопределения литовцев, латышей и эстонцев речи при этом не идёт.

Также и в пособии для поступающих в вузы ничего не говорится о том, как Эстония, Латвия и Литва обрели независимость в 1918-19 гг., упоминаются лишь договоры, заключенные с ними Советской Россией29. А в вузовском учебнике 1996 г., посвящённом этому периоду, о возникновении государств Прибалтики не говорится ничего.

Больше повезло Литве, Латвии и Эстонии в заключительном томе "Энциклопедии", посвящённом истории России в XX в. В первом издании тома, вышедшем в 1996 г., подчёркивалось, что "советский строй не сумел победить даже на всей территории бывшей Российской империи, в частности в Польше, Финляндии и прибалтийских странах - Литве, Латвии и Эстонии (хотя все эти страны, кроме Польши, в разное время с 1918 по 1919 г. прошли через недолгий период Советской власти)"30. Показательно, что правительства, установленные в Прибалтике после Гражданской войны, автором никак не критикуются.

Собственно, в XX в. только и можно говорить о Литве, Латвии и Эстонии как определенном политическом и культурно-историческом регионе. Он сформировался в связи с созданием соответствующих независимых государств, что стало результатом возникших во второй половине XIX в. литовского, латышского и эстонского национальных движений.

В школьном учебнике, написанном с явной монархической тенденцией, о событиях в Литве, Латвии и Эстонии ничего не говорится ни в период трёх русских революций 1905-17 гг., ни в период Гражданской войны. Отмечено лишь, что "Российская империя оказалась к началу 20-х гг. расчлёненной на ряд независимых государств (Польша, Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), советских социалистических республик (Российская Федеративная, Украинская, Белорусская, Закавказская Федеративная...), советских народных республик (Бухарская и Хорезмская), лишилась ряда территорий - Бессарабии, Западной Белоруссии"31. Глагол "расчленить" несёт явно негативную коннотацию и подчёркивает, что разрушение империи шло при участии внешних сил.

В другом пособии признаётся, что после февральской революции, среди прочих, "ждали независимости оккупированные немцами Польша, Литва и Латвия" (Эстонии, остававшейся под контролем русских войск, в стремлении к независимости почему-то отказано)32. Однако, как и когда народы Прибалтики обрели независимость, ни слова не говорится.

В последнем по времени издания учебнике по истории России для московских общеобразовательных школ, упоминается создание "буржуазных" правительств Литвы, Латвии и Эстонии, что свидетельствует о сохранении марксистских стереотипов. Последующий ход событий излагается следующим образом:

"Красная Армия одерживала победы в Прибалтике. В ноябре 1918 г. оттуда были изгнаны австро-германские войска. В Эстонии, Латвии и Литве возникли советские республики… ВЦИК признал независимость новых советских республик и выразил готовность оказывать им всяческую помощь. Тем не менее, советская власть в странах Балтии продержалась недолго, и в 1919-20 гг. с помощью европейских государств там была реставрирована власть национальных правительств"33.

Характерно, что определение "пролетарское", как другая составная часть марксистского стереотипа применительно к коммунистическим правительствам стран Прибалтики, в учебнике не употребляется. Оно заменено на определение "советский", которое имеет не только политическое, но и метаэтническое значение и подразумевает родство всех народов, составлявших Российскую империю, а впоследствии - Советский Союз. Подобным же образом вместо "буржуазного" как синоним используется "национальное". Борьба между Советской Россией и буржуазными правительствами стран Прибалтики предстает как противостояние "интернационального" - "национального". Употребление термина "реставрация" указывает на негативное отношение авторов к свержению Советской власти в Прибалтике и отделению Латвии, Литвы и Эстонии от России.

Период независимого существования Прибалтийских государств в 1918-39 гг. из учебников, как правило, выпадает. В более чем двадцати просмотренных нами учебниках и учебных пособий к этому периоду истории стран Балтии относится лишь упоминание в одном из учебников, в качестве иллюстрации, практики "экспорта революции", инспирированного из Москвы неудачного коммунистического восстания в Эстонии в 1924 г.34 Страны Балтии упоминаются как государства-"лимитрофы", которые вместе с Польшей, Румынией и Финляндией должны были, по замыслу руководителей Антанты, составить "санитарный кордон" против большевиков35.

Единственным заметным исключением стал учебник "Россия и мир в XX веке". В значительной мере он представляет собой механическое соединение прежних учебников А. А. Кредера и Л.Н.Жаровой и И.А.Мишиной. В разделе, написанном Кредером, о Литве, Латвии и Эстонии говорилось вполне объективно, без каких-либо негативных оценок самого факта провозглашения независимости и установленных в странах Прибалтики национальных правительств. Здесь перед нами - наиболее полная, по сравнению со всеми другими учебниками, характеристика событий в Прибалтике в 1917-20 гг.:

"Территория будущей независимой Литвы в 1915 г. была оккупирована германскими войсками. Под покровительством Германии там была создана Литовская Тариба (Ассамблея) во главе с Антанасом Смятоной. 11 декабря она провозгласила воссоздание Литовского государства. Независимость Литвы признала Германия, заставив Советскую Россию признать её по Брестскому миру. Однако после Компьенского перемирия в Литву вторглась Красная Армия, там была провозглашена советская власть. Но вскоре Красная Армия была вытеснена при помощи добровольческих отрядов, состоявших из остатков германской армии. В апреле 1919 г. Литовская Тариба приняла временную конституцию и избрала президентом А.Смятону. Однако власть Смятоны на первых порах была чисто номинальной. Часть территории страны была оккупирована польской армией, север Литвы контролировали немецкие отряды, отношения с Советской Россией оставались неурегулированными. Страны Антанты с подозрением относились к новой власти, видя в ней германских ставленников. Но вскоре литовская армия очистила территорию от немецких отрядов, затем на почве антипольских интересов удалось урегулировать отношения с Советской Россией. В советско-польской войне Литва придерживалась нейтралитета, но Советская Россия передала ей Виленский край, из которого были выбиты польские войска. Вскоре после отступления Красной Армии поляки вновь захватили Виленский край… В 1923 г. Лига наций признала факт присоединения Виленского края к Польше… В виде компенсации Лига наций согласилась с захватом Литвой Мемеля (Клайпеды) на берегу Балтийского моря - германской территории, перешедшей после мировой войны под управление Франции. В 1922 г. Учредительный сейм принял конституцию Литвы. Она стала парламентской республикой. Была проведена аграрная реформа, в ходе которой было ликвидировано крупное землевладение, по преимуществу польское. Около 70 тысяч крестьян получили в результате этой реформы землю.

Территория Латвии и Эстонии… к февралю 1918 г. была захвачена германской армией. По Брестскому миру Советская Россия признала отделение Латвии и Эстонии. Германия планировала создать здесь Балтийское герцогство во главе с одним из представителей прусской династии Гогенцоллернов. Но после Компьенского перемирия Германия передала власть в Латвии в руки правительства Ульманиса, а в Эстонии - правительства К. Пятса, провозгласивших независимость своих государств. И то, и другое правительство состояло из представителей демократических партий. Почти одновременно была предпринята попытка установить здесь советскую власть. В Эстонию и Латвию вошли части Красной Армии. В борьбе против советских войск правительства Ульманиса и Пятса были вынуждены опираться на помощь германской армии, а после её эвакуации - на добровольческие отряды, состоящие из прибалтийских немцев и солдат германской армии. С декабря 1918 г. помощь этим правительствам стала поступать от англичан; их эскадра пришла в Таллинн. В 1919 г. советские войска были вытеснены. Переориентировавшись на Антанту и создав национальные армии, правительства Ульманиса и Пятса изгнали немецкие отряды. В 1920 г. РСФСР признала новые республики. В них были проведены выборы в учредительные собрания и приняты конституции. Важную роль в стабилизации внутренней жизни этих государств сыграли, как и в Литве, аграрные реформы. Крупные земельные владения, принадлежавшие, по преимуществу, немецким баронам, были ликвидированы. Десятки тысяч крестьян получили на льготных условиях землю. Во внешней политики эти государства ориентировались на Англию и Францию"36.

Здесь опровергаются многие расхожие мифы советского времени: о том, будто первые правительства независимых прибалтийских государств были немецкими ставленниками и марионетками, будто эти правительства не имели народной поддержки и существовали лишь благодаря помощи из-за границы, не имели ничего общего с демократией и не предпринимали никаких действий в интересов своих народов. Интервентом скорее предстает Красная Армия, которая и заставляет власти Латвии и Эстонии искать помощи у Германии и Антанты.

В целом в изображении истории Прибалтики в период 1917-39 гг. встречаются как стереотипы советского времени, так и объективный подход. Однако подавляющее большинство авторов учебников предпочитает обходить эти события молчанием. Вероятно, это связано с тем, что они ещё не выработали для себя позицию по вопросу, как относиться к отделению стран Прибалтики от России. Считать ли это естественным процессом и благом как для литовского, латышского, эстонского, так и для русского народов, или, как принято было раньше, рассматривать независимость Литвы, Латвии и Эстонии как результат противозаконного сепаратизма местных элит и внешнего вмешательства "империалистов" Германии и Антанты, пытавшихся задушить Советскую власть, вопреки воле народов.

События 1939-40 годов. Аннексия государств Прибалтики Советским Союзом

Наибольшее внимание Литве, Латвии и Эстонии в учебниках российской истории уделено в связи с пактом Молотова–Риббентропа и включением Прибалтики в состав СССР в 1940 г. Именно эти события наиболее бурно обсуждались в эпоху перестройки, и под давлением прежде всего политического руководства и общественности стран Балтии Съезд народных депутатов СССР вынужден был в 1989 г. принять специальное постановление, осуждающее секретные протоколы к советско-германским договорам 1939 г. В Прибалтике видели в отрицании секретных советско-германских договорённостей первый и важный шаг к обретению независимости. Напротив, консервативные силы в Москве пытались удержать в Прибалтику в составе СССР и доказывали, не считаясь с историческими фактами, будто присоединение стран Балтии к СССР произошло вне всякой связи с пактом Молотова-Риббентропа.

Как постепенно менялось отношение к событиям 1939-40 гг., хорошо видно на примере двух изданий одного и того же учебника, разделённых лишь двумя годами. В последнем учебнике по истории СССР для 11 класса, вышедшем в 1990 г. и охватывавшего период 1939-89 гг., о пакте Молотова–Риббентропа, отдавшем государства Прибалтики на откуп СССР, говорилось очень осторожно, в соответствие с тогдашней советской официальной позицией: "У договора был секретный дополнительный протокол, в котором речь шла о судьбе Польского государства. Оригиналы этого и других советско-германских секретных протоколов до сих пор не найдены. Они известны по фотокопиям"37.

При этом сознательно умалчивалось, что речь шла не просто о судьбе Польши, но о её разделе между Германией и СССР, равно как о передаче СССР Прибалтики, Финляндии и Бессарабии. В учебнике упоминался и договор о дружбе и границе от 28 сентября 1939 г. и наличие секретных протоколов к нему, но их содержание (передачу Литвы из сферы германских в сферу советских интересов в обмен на передачу Германии части восточной Польши) никак не конкретизировалось. Присоединение же Прибалтики к СССР подавалось как не имевшее никакой связи с секретными советско-германскими соглашениями, как результат действия прежде всего внутренних процессов в Литве, Латвии и Эстонии (при том, что авторы учебника отнюдь не принадлежали к консервативным силам):

«В июне–июле 1940 г. в независимых прибалтийских государствах - Эстонии, Латвии, Литве - шли сложные внутренние процессы. В этих государствах в соответствии с договорами, заключёнными их правительствами с правительствами СССР ещё в сентябре–октябре 1939 г., находились гарнизоны Красной Армии. Активно действовали как крайне правые, реакционные силы, так и противостоящие им силы левых, возглавляемые коммунистами. Судьба большинства прибалтийских коммунистов, находившихся в СССР, была трагична. Руководство компартий Эстонии, Латвии, Литвы было обезглавлено ежовско-бериевскими репрессиями. Но большинство населения не знало подлинной правды об этих трагедиях. Трагизм состоял в том, что под социалистическими лозунгами на земле прибалтийских народов был внедрен социализм в его наиболее грубых репрессивных формах.

Неизбежный процесс естественных демократических преобразований был нарушен и извращен. В июне–июле 1940 г. было провозглашено создание Эстонской, Латвийской и Литовской Советских Социалистических республик и они были приняты в состав СССР»38.

Здесь ничего не говорится ни о том, что коммунисты в Прибалтике не имели массовой поддержки, ни о июньских советских ультиматумах о вводе в три прибалтийских государства значительных контингентов Красной Армии и о включении коммунистов в состав местных правительств. Вступление Литвы, Латвии и Эстонии в состав СССР представлено как реализация стремления народов к "социализму с человеческим лицом".

В учебнике нет ни слова о репрессиях против населения Прибалтики.

Издание 1992 г. в связи с распадом СССР было переименовано в "Историю Отечества". Но принципиальных изменений текст не претерпел. По-прежнему не конкретизировалось содержание советско-германских секретных протоколов. Зато пакт Молотова–Риббентропа теперь комментировался следующей замечательной фразой: "Нечистоплотная политическая игра, в которой каждая из трёх сторон пыталась добыть безопасность за счёт других, привела к тому, что проиграли народы всех стран"39. Под "третьей стороной" имелись в виду правительства Англии и Франции, отказавшиеся удовлетворить требование Сталина о вводе советских войск в Польшу и Румынию и тем будто бы спровоцировавшие советско-германское сближение.

Пассаж о присоединении Прибалтики к СССР вместо сентенции о трагической судьбе прибалтийских коммунистов теперь был дополнен следующим суждением:

"Внешнеполитически правительства этих государств оказались перед выбором между неизбежным вовлечением в сферу влияния гитлеровской Германии или соглашением со сталинским режимом. Выбор второго варианта был вынужденным, в значительной степени определённым наличием советско-германских секретных протоколов. Ещё в июне 1940 г. под предлогом защиты от развернувшейся антисоветской деятельности в прибалтийские государства были введены дополнительные войска, туда были посланы наиболее близкие к Сталину деятели: Жданов, Вышинский, Деканозов (степень близости двух последних к Сталину явно преувеличена - Б.С.). Под их контролем были сформированы новые правительства и в июне–июле проведены выборы. Новые законодательные органы, где большинство принадлежало коммунистам, провозгласили 21 июля 1940 г. во всех трёх республиках Советскую власть... На земле прибалтийских народов был внедрён сталинизм в его наиболее грубых репрессивных формах"40.

Здесь авторы учебника сами себе противоречат. Раз включение Прибалтики в советскую сферу влияния было предопределено пактом Молотова-Риббентропа, то никакого выбора у прибалтийских правительств между ССССР и Германией, в сущности, не было.

Ни в одном из учебников не рассматривается другая, теоретически возможная альтернатива: сохранение государствами Прибалтики нейтралитета под защитой советских войск, но без смены правительств. На самом деле такой вариант был бы наиболее выгоден СССР, так как после германского нападения Красная Армия могла бы положиться на помощь прибалтийских армий и населения, не питавших особых симпатий к немцам. Однако Сталин хотел захватить как можно скорее и полностью всё, выторгованное у Гитлера. В результате литовцы, латыши и эстонцы предпочли Германию как меньшее из двух зол и пополнили ряды вермахта и СС. Две латышские и одна эстонская дивизии стали одними из наиболее боеспособных соединений германских вооруженных сил.

В другом учебнике, также вышедшем в 1992 г., пакт Молотова-Риббентропа характеризуется как "тайное соглашение за спиной третьих стран, суть которого - разграничение сфер влияния"41. Здесь подробно изложены территориальные аспекты всех советско-германских секретных протоколов. Утверждается, в частности, что "20 сентября 1939 г. Гитлер принял решение превратить в ближайшее время Литву в протекторат Германии, вёл подготовку к вторжению на её территорию. Вступление немецких войск на литовскую территорию создало бы опасную обстановку для группировки Красной Армии в Западной Белоруссии. Поэтому Сталин предлагает Гитлеру часть Польши в обмен на Литву"2. Таким образом, включение Литвы в состав СССР обосновывается прежде всего стратегическими соображениями.

Присоединение Прибалтики подаётся как вынужденная и неизбежная мера, возможно, и не отвечавший чаяниям значительной части местного населения: "Сложившаяся ситуация поставила советское государство перед необходимостью довести до конца -территориально-политическое переустройство” прибалтийских стран, “право” на которое Советский Союз получил по секретным протоколам… Правительство СССР потребовало отставки буржуазных правительств Латвии, Литвы и Эстонии (правительства США, Англии или Германии авторы буржуазными не называют - Б.С.). Ультиматум был выполнен. В страны Прибалтики были введены значительные силы Красной Армии.

Было сформировано новое, советское правительство (непонятно, о чём идёт речь, правительств всё-таки сформировали три: в Литве, Латвии и Эстонии - Б.С.). Неоднозначным было отношение населения к новой власти. Были случаи нападения на советские подразделения. Имели место и факты самоуправства советских начальников на местах. Всё это было: одни принимали советский режим, другие - нет. Для одних это была надежда, для других - трагедия. Но тогда, в 1940 г., вступая в состав Советского Союза, многие трудящиеся Прибалтики мечтали о социализме как строе социальной справедливости, демократии и широких прав трудящихся. Однако введение советских порядков проводилось силовыми методами (как будто где-либо они вводились мирно - Б.С.), в спешке, с нарушением национальных традиций, без учёта местных особенностей. Как и во всей стране, в Прибалтике проводились репрессии, террор и массовое выселение"43.

Авторы учебника наделяют значительную часть населения прибалтийских государств симпатиями к некоему "социализму с человеческим лицом", подразумевая возможность какого-то альтернативного социалистического государственного устройства. В более поздних по времени издания учебниках пакт Молотова-Риббентропа оценивается как разграничение "сфер интересов" СССР и Германии в Восточной Европе, в результате которого "СССР фактически вернул утраченные в 1917-20 гг. территории бывшей Российской империи"44. Присоединение Прибалтики к СССР трактуется следующим образом: "Зажатые между двумя тоталитарными державами (СССР и Германией) прибалтийские республики пошли на мирное выполнение требований Москвы. Уже через несколько дней в этих республиках были созданы “народные правительства”, которые вскоре установили в Прибалтике советскую власть"45.

О репрессиях и депортациях в Прибалтике в самый канун Великой Отечественной войны ничего не сказано.

В переиздании учебника тех же авторов, вышедшем в 2000 г., была лишь несколько смягчена критика советских действий в Прибалтике после её формального включения в состав СССР, но трактовка событий осталась прежней:

"Тогда, в 1940 г., вступая в состав Советского Союза, многие жители Прибалтики мечтали о социализме как строе социальной справедливости, демократии и широких правах трудящихся. Вскоре в Прибалтике Советской властью были проведены преобразования. Промышленность и торговля были национализированы, в сельском хозяйстве проведена коллективизация. Зажиточные крестьяне, буржуазия, многие представители местной интеллигенции выселены в Сибирь. Репрессии коснулись десятков тысяч людей"46.

Оказались исключены слова о "силовых методах" введения социалистических порядков, о том, что преобразования проводились "с нарушением национальных традиций", о "терроре". Зато теперь подчёркивалось, что репрессиям подвергались только представители имущих классов, тогда как среди репрессированных были и рабочие, и батраки.

Учебник А.А.Кредера "Новейшая история, 1914-93", подготовленный на грант фонда Сороса "Открытое общество", получил репутацию "прозападного" и "антипатриотического" и не раз подвергался публичной критике с думской трибуны представителями коммунистической и национал-патриотической оппозиции. Эти нападки и отказ Федерального Экспертного Совета одобрить учебник в качестве базового ускорили безвременную кончину Александра Кредера. В его учебнике пакт Молотова–Риббентропа вместе с секретным протоколом о "сферах интересов" справедливо расценивается как свидетельство "об отказе СССР от признания приоритета международного права, призыв к соблюдению которого был смыслом политики коллективной безопасности. СССР как бы вернулся к политике, проводимой царским правительством; её чертами были тайная дипломатия и территориальная экспансия. Он стал соучастником очередной перекройки карты Восточной Европы. Подписав этот протокол, СССР фактически оказался среди стран “поджигателей войны”"47. Оккупация Прибалтики характеризуется следующим образом: "СССР... пожинал плоды... недолгого сближения с Германией… в 1940 г. ввёл войска в страны Прибалтики… а в августе все они были формально включены в состав СССР"48. Отметим, что слово "аннексия" здесь все-таки не употребляется.

В другом пособии, написанном с демократических позиций, негативное отношение к пакту Молотова–Риббентропа подчёркивается тем, что сразу после его подписания "прекратилась антифашистская кампания в советской печати. Зато Англию и Францию теперь называли “поджигателями войны”"49. Присоединение Прибалтики к СССР описано весьма подробно. При этом обширно цитируются мемуары министра иностранных дел Юозаса Урбшиса, что придает повествованию определенный личностный колорит. В этих мемуарах, в частности, утверждается, что инциденты с советскими военнослужащими, послужившие поводом для июньских ультиматумов, были фальшивками. Выборы, проведённые "народными правительствами", описаны без прикрас:

"Голосовать на выборах можно было за единственный официальный список “трудового народа” - с одинаковыми программами во всех трёх республиках.

“Голосовать приходилось, так как каждому избирателю в паспорт ставился штамп. Отсутствие штампа удостоверяло, что владелец паспорта - это враг народа, уклонившийся от выборов и тем самым обнаруживший свою вражескую сущность”, - писал о выборах 1940 г. в Прибалтике очевидец событий лауреат Нобелевской премии по литературе Чеслав Милош"50.

Термин аннексия по отношению к вступлению стран Прибалтики в состав СССР не употребляется, но всем ходом изложения читатели подводятся к выводу, что это была именно аннексия.

В позднейшем переиздании того же пособия, написанным другими авторами, но с тех же либерально-демократических позиций, переговоры с английской и французской военными миссиями в Москве рассматривались лишь как средство давления на Гитлера, чтобы добиться от Германии включения в советскую "сферу интересов" Прибалтики, восточной Польши, Бессарабии и Финляндии. Присоединение к СССР Прибалтики, Бессарабии, Западной Украины, Западной Белоруссии, Северной Буковины и части Финляндии прямо названо аннексией - кажется, единственный раз в известных нам учебниках и пособиях51.

В вузовском учебнике, написанном в национально-патриотическом духе, советско-германские соглашения 1939 г. оценивается с прямо противоположных позиций:

"Польша становилась немецкой “сферой интересов”, за исключением восточных областей, а Прибалтика, Восточная Польша (т.е. Западная Украина и Западная Белоруссия), Финляндия, Бессарабия и Северная Буковина (часть Румынии) - “сферой интересов” СССР. Таким образом, СССР возвращал утраченные в 1917-20 гг. территории бывшей Российской империи… В последние годы в материалах Комиссии по политико-правовой оценке советско-германского договора во главе с А.Н.Яковлевым, в российской прессе пакт “Риббентропа–Молотова” неоднократно подвергался суровой критике. Он трактовался как проявление агрессивности Советского Союза, стремления его руководства к экспансии. Не имея возможности в рамках краткого очерка подробно рассмотреть эту непростую проблему, сошлёмся на любопытные выводы, к которым пришла специально её изучавшая, в том числе по документам МИД России, японская исследовательница Х. Сайто: “Колеблясь между системой коллективной безопасности и Гитлером, причём колебания продолжаются даже в середине августа 1939 г., Сталин и Молотов выбирают договор с Гитлером. С уверенностью можно сказать, что целью их политики были мир и безопасность как в Восточной Европе, так и… в самом СССР. Способы сохранить мир на тот момент были представлены сближением с фашистской Германией, с одной стороны, и построением системы коллективной безопасности - с другой.

С 4 августа по 13 августа Германия принадлежала инициатива в вопросе о разделе сфер влияния. Как это ни невероятно прозвучит, основной причиной этого была ещё не потерянная надежда на создание трехстороннего союза - СССР, Англии и Франции. 2 августа, в конце концов, в Москву прибыли английская и французская военные комиссии”. И лишь после того, как на “этих переговорах о наличествующих разногласиях не было решено ничего” (японская исследовательница отмечает: “советская миссия на переговорах была полномочной, чего нельзя сказать об английской”), СССР пошёл на сближение с Германией"52.

Опасаясь прямо оправдывать секретные советско-германские договоренности, вопреки мнению Комиссии Яковлева и фактически - вопреки официальной позиции России, российские историки предпочитают сделать это, предоставив слово японской исследовательнице левых взглядов, находящейся в плену старых мифов о миролюбивой советской внешней политике и о том, что на соглашение с Гитлером Сталина вынудила позиция Англии и Франции. Здесь сказывается скрытый комплекс неполноценности, присущий представителям "патриотического направления": суждения о России становятся в их глазах особо авторитетными, если совпадают с их собственными воззрениями и принадлежат иностранцам. Однако мнение Х. Сайто и авторов учебника не соответствует действительности. Сталин заранее выдвигал на переговорах с английской и французской миссиями в Москве неприемлемое и неосуществимое условие о предварительном допуске Красной Армии на территорию Польши и Румынии, чтобы иметь хороший предлог в подходящий момент прервать переговоры. Об этом было принято решение Политбюро ещё 7 августа 1939 г. Курс на последующее сближение с Гитлером Сталин взял задолго до августа 1939 г.53

Присоединение Прибалтики здесь трактуется как акция, направленная на обеспечение безопасности советских рубежей:

"В самый разгар победных маршей вермахта во Франции руководство СССР предприняло шаги для дальнейшего укрепления “сферы безопасности” на западных и юго-западных границах. 14 июня 1940 г. правительство СССР в ультимативной форме потребовало от Литвы сформирования нового правительства, “которое было бы способно и готово обеспечить честное проведение в жизнь советско-литовского договора о взаимопомощи” и согласия на немедленный ввод в Литву необходимого для обеспечения безопасности контингента советских войск. Аналогичные ультиматумы последовали 16 июня к Латвии и Эстонии. Зажатые между Германией и СССР, прибалтийские республики пошли на мирное выполнение требований Москвы. Уже через несколько дней в этих республиках были созданы “народные правительства”, которые вскоре установили в Прибалтике Советскую власть"54.

Подчёркнутая лаконичность и безоценочность изложения помогает избежать вопроса о том, насколько "народные правительства" пользовались поддержкой своих народов и как действия СССР соотносились с нормами международного права. Ничего не говорится и о репрессиях в Прибалтике. Зато оправдание захвата чужих территорий соображениями безопасности лежит в рамках давнего стереотипа имперского мышления. Как справедливо отмечает Евгений Анисимов, "можно определённо говорить об одном характерном для имперского сознания стереотипе - выход за пределы национальной территории, захват чужих земель прикрывается лозунгом защиты интересов империи, нации.

В 1715 г. Пётр объяснял через своего посла английскому правительству, что он согласится вернуть Швеции Финляндию, но лишь когда определит для защиты Петербурга “некоторую барьеру к Выборгу”. Передать же Речи Посполитой Ригу с Лифляндией, как было условлено вначале, не намерен, ибо польский король не удержит этих владений и шведы будут угрожать новой российской столице. Здесь… отчётливо выражена присущая имперскому восприятию международных отношений мысль: если соседние с нами земли не захватим Мы, то, воспользовавшись их “бесхозностью”, это сделают Они, чтобы угрожать Нам»55.

Подобное имперское восприятие исторических судеб Прибалтики, Польши и других окраинных территорий Российской империи присуще большинству авторов российских учебников истории последнего десятилетия, как, впрочем, и более ранних времен.

В школьном учебнике, написанном теми же авторами, что и вузовский учебник, содержание секретных протоколов к пакту Молотова–Риббентропа и Договору о дружбе и границе излагается максимально смягченно по отношению к советской стороне:

«Германия отказывалась от продвижения в те районы Восточной и Юго-Восточной Европы, где это могло представлять опасность для СССР (звучит весьма странно, если учесть, что вермахт всего через два года осуществил успешное нападение на Советский Союз с польской территории - Б.С.). Германия принимала на себя обязательство не вторгаться в Латвию, Эстонию, Финляндию и Бессарабию (Литва почему-то отсутствует - Б.С.) , а в случае вторжения в Польшу не продвигаться дальше рек Нарев, Висла, Сан… СССР стремился отодвинуть свои границы как можно дальше на запад, а также отодвинуть начало столкновения с Германией… Заключение договора с СССР подтолкнуло Гитлера к развязыванию большой войны в Европе... Однако, оценивая характер этих договоров, надо помнить, что в предшествующий период политику к подталкиванию Гитлера к войне проводили западные державы (“умиротворение” здесь сознательно заменено на “подталкивание”, что является очевидной передержкой - Б.С.) . Мелкие же восточно-европейские страны (Польша, Литва, Латвия, Эстония) (эпитет “мелкий” несёт оттенок презрения, в отличие от нейтральных “небольшие”, “малые”, которые здесь также можно было бы употребить - Б.С.) , оказавшиеся первыми жертвами договора, сами стремились к соглашениям с Германией на антисоветской основе и могли стать территорией, с которой германские войска напали бы на СССР»56.

Здесь отсутствует оценка секретных протоколов как прямого нарушения международного права и соучастия в развязывании Второй мировой войны. Вина за заключение Советским Союзом договоров с Германией перекладывается на западные державы и государства-лимитрофы, которые будто бы мечтали сговориться с Германией на антисоветской основе.

Оккупация Литвы, Латвии и Эстонии описана в параграфе "События в Прибалтике". Здесь говорится о том, что осенью 1939 г. руководство СССР "заставило" подписать "договоры о взаимопомощи", в соответствии с которыми в Прибалтику вошли части Красной Армии. Ультиматумы 1940 г. квалифицируются как "вмешательство во внутренние дела стран Прибалтики". Однако сама аннексия (это слово не употребляется) квалифицируется неоднозначно:

"Последующее включение этих стран в состав СССР.., проведение там репрессий с целью укрепления нового режима были расценены в западных странах как их захват, что ослабило международный авторитет СССР. Вместе с тем произошло воссоединение земель бывшей Российской империи, утраченных после революции"57.

Получается, что только западные страны считали присоединение Прибалтики к СССР "захватом", тогда как в действительности имело место "воссоединение земель бывшей Российской империи", к которому авторы учебника относятся безусловно положительно. Здесь отразилась теория "естественных границ", в пределах которых существовала Российская империя и к восстановлению которых должке был стремиться её приемник - Советский Союз.

В недавно вышедшем учебнике новейшей истории А.В. Шубина присоединение государств Прибалтики к СССР в 1940 г. описано довольно объективно, хотя оценка советских действий несколько смягчена:

"Под угрозой вторжения эти страны согласились разместить на своей территории советские военные базы. Затем коммунистические партии этих стран организовали массовые манифестации с требованием о вступлении в СССР. Правительства прибалтийских государств не решились сопротивляться. К власти пришли местные коммунисты и их сторонники. В августе 1940 г. все три республики были включены в состав СССР. В них начались массовые репрессии в отношении противников нового режима"58.

В данном случае, не сказано о том, что манифестации с лозунгами о вхождении в СССР начались только после фактической оккупации Литвы, Латвии и Эстонии в июне 1940 г. многочисленными контингентами советских войск. Таким образом, создается представление, будто приход к власти коммунистов и вступление государств Прибалтики в состав СССР был в значительной мере результатом внутренних процессов в этих государствах. Это также позволяло не называть действия СССР в Прибалтике агрессией, каковыми они, по сути дела, были, не отличаясь от захвата Германией Австрии и Чехии в 1938-39 гг. На карте, помещённой на странице 108 учебника А.В. Шубина, особо выделены Литва, Латвия, Эстония, Бессарабия и восточные районы Польши как "территории, куда были введены советские войска". Между тем, оккупированная вермахтом часть Польши обозначена как "государство, подвергшееся нападению агрессоров". Странами-агрессорами же на карте отмечены только Германия и Италия, но не Советский Союз.

В другом, уже вузовском, пособии причины подписания пакта Молотова–Риббентропа изложены более чем туманно:

"Весной 1939 г. СССР одновременно консультировался с представителями стран прогерманского и англо-французского блоков на предмет политических уступок и выгод, которые будут представлены ему в случае поддержки той или иной стороны. Так как Англия, Франция и их союзники не соглашались выполнить все требования СССР, то союз с этими странами стал невозможен".

Суть требований СССР не раскрывается, и агрессоры и их жертвы фактически уравниваются между собой. Получается, что Гитлер удовлетворил те требования, навстречу которым не готовы были пойти английское и французское правительства. Хорошо известно, что формальным предлогом прекращения англо-франко-советских переговоров в Москве в августе 1939 г. стала невозможность выполнить требование о пропуске советских войск на территорию Польши и Румынии. Германия же согласилась на присоединение к СССР Восточной Польши, Прибалтики и Бессарабии. Поэтому при желании данный пассаж в книге Короленкова и Гузенкова можно прочесть и как скрытый намёк (но только не для школьников, а для просвещённых историков) на то, что советское требование к западным союзникам согласиться на свободный проход на территорию Польши и Румынии Красной Армии лишь прикрывало стремление оккупировать эти страны и аннексировать часть их территории. Так оно и было в действительности.

Содержание секретных протоколов авторы пособия излагают следующим образом: "Два военных гиганта цинично разделили между собой территории независимых государств: Польши и Прибалтики - полностью, а Финляндии и Румынии - частично (строго говоря, вся Финляндия была отнесена к советской сфере интересов, но неудача в “зимней войне” заставила ограничить аппетит лишь приграничными финскими территориями - Б.С.) . Германии доставалась боґльшая часть Польши, а СССР всё остальное, т.е. за исключением варшавского округа (неясно, что здесь подразумевается, вероятно - Королевство Польское - Б.С.) восстанавливалась граница Российской и Австрийской империй на момент начала Первой мировой войны (утверждение, не имеющее ничего общего с действительностью, поскольку Буковина и Галиция, отошедшие к СССР, прежде были частью Австрии - Б.С.). Это делало столкновение СССР и Германии неизбежным"59.

Последнее утверждение повисает в воздухе, поскольку совсем не обязательно двум соседним государствам воевать, если на то нет каких-либо иных оснований, кроме общей границы.

Присоединение Прибалтики описывается в подчёркнуто объективной манере: "Cоветское руководство не преминуло... расширить свое влияние в Восточной Европе. 14 июня 1940 г. Сталин в жёсткой форме потребовал от Литвы сформировать правительство, которое обеспечило бы “честное проведение в жизнь советско-литовского договора о взаимопомощи”, и дать разрешение на ввод в Литву советских войск. 16 июня такие же требования были предъявлены Эстонии и Латвии. Через несколько дней в прибалтийских государствах были проведены выборы с явными нарушениями демократических норм, в результате которых в них утвердились “народные правительства”. Они сразу же обратились с просьбой о вступлении их в состав СССР, каковая была, разумеется, удовлетворена... 2-6 августа 1940 г. Верховный Совет СССР принял законы об образовании Молдавской, Литовской, Латвийской и Эстонской ССР. На всех этих территориях... стали проводиться “социалистические преобразования”, временно прерванные войной, и начались репрессии против реальных и мнимых врагов советской власти"60.

То, что советские штампы заключены в кавычки, показывает отношение авторов к якобы добровольному вхождению народов Прибалтики в состав СССР. Однако они воздерживаются и от жёстких однозначных определений типа "агрессия" или "аннексия".

"Пакты о взаимопомощи" с Литвой, Латвией и Эстонией осенью 1939 г. рассматриваются как следствие пакта Молотова-Риббентропа и советско-германского договора о дружбе и границе. В пособии отмечается, что "в июне 1940 г. советское правительство обвинило страны Прибалтики в нарушении договоров о взаимопомощи и потребовало увеличения там советского военного присутствия и создания в этих странах “народных правительств”. Туда были введены дополнительные части Красной Армии, созданы “народные правительства” и проведены новые выборы, в которых участвовали лишь кандидаты от местных компартий. Новые парламенты тут же обратились с просьбой о вхождении в состав СССР. В начале августа 1940 г. Советский Союз пополнился ещё тремя республиками. Как и в захваченных осенью 1939 г. польских землях, там сразу же начались репрессии. Десятки тысяч “неблагонадёжных” были высланы в Сибирь или отправлены в лагеря"61.

Пакт Молотова–Риббентропа, отдавший народы Прибалтики под власть коммунистического соседа, удостоился положительной оценки и в учебнике, авторы которого пытаются совместить национал-патриотические клише с официозной декларацией преданности демократическим ценностям:

"Перед Сталиным встал нелёгкий выбор: или отклонить предложение Гитлера и тем самым согласиться с выходом германских войск к границам Советского Союза в войне с Германией, или заключить с Германией соглашения, дающие возможность отодвинуть границы СССР далеко на запад и на какое-то время избежать войны… к договору прилагались секретные протоколы, в которых был зафиксирован раздел Восточной Европы на сферы влияния между Москвой и Берлином. Согласно протоколам устанавливалась линия разграничения между немецкими и советскими войсками в Польше; прибалтийские государства, Финляндия и Бессарабия относились к сфере влияния СССР. Несомненно, в тот период договор был выгоден обеим странам. Гитлеру он позволял без лишних осложнений начать захват первого бастиона на востоке и одновременно убедить свой генералитет в том, что Германии не придётся воевать сразу на нескольких фронтах. Сталин получил выигрыш во времени для укрепления обороны страны, а также возможность отодвинуть исходные позиции потенциального врага и восстановить государство в границах бывшей Российской империи".

В этом, как и во многих других учебниках, восстановление границ России, существовавших до 1914 г., само по себе рассматривается в качестве положительного явления и одна из несомненных заслуг Сталина. Здесь сказывается, в том числе и ностальгия по "Великой России", в 1991 г. сократившейся примерно до пределов Московского государства середины XVII в. При этом нигде не говорится, что планы Сталина в действительности простирались значительно дальше границ 1914 г. Ведь после победы в 1945 г. под контролем Красной Армии оказалась вся Европа к востоку от Эльбы. Что интересно, сфера советского господства практически полностью совпадала с областью распространения крепостного права. Государства Прибалтики оказались в тылу советских владений в Восточной Европе.

Здесь же демонстрируются традиционные для советской историографии антизападные настроения: "Заключение советско-германских соглашений сорвало попытки западных держав втянуть СССР в войну с Германией и, наоборот, позволило переключить направление германской агрессии прежде всего на Запад"62.

Также ни слова осуждения нет по поводу советско-германского договора о дружбе и границе от 28 сентября 1939 г. Отмечается только, что в новых секретных протоколах к нему "были уточнены “сферы интересов” двух стран (в обмен на ряд районов Восточной Польши Германия “уступала” СССР Литву)"63. Нигде в этом учебнике не говорится, что "сферы интересов" означали на практике аннексию ряда территорий Восточной Европы, в том числе Прибалтики.

Однако относительно присоединения Прибалтики в 1940 г. говорится, что "присутствие советских войск было использовано для изменения существующего строя в этих государствах" и что вхождение стран Балтии в состав СССР произошло в результате того, что "перед угрозой установления полного советского военного контроля над Литвой, Латвией и Эстонией власти этих стран согласились на требования СССР" (о включении в состав кабинетов коммунистов). Строго говоря, здесь намеренная передержка, поскольку июньский ультиматум 1940 г. как раз и предусматривал ввод в Прибалтику крупных контингентов Красной Армии и установление полного военного и политического контроля над регионом. Подобная передержка понадобилась для того, чтобы присоединение Прибалтики к СССР не выглядело чистой аннексией, т. е. территориальным изменением, совершенным с применением силы. В то же время авторы не заблуждаются насчёт "добровольности" волеизъявления литовцев, латышей и эстонцев и сам термин "народные правительства" берут в кавычки.

В отношении пакта Молотова–Риббентропа и событий 1940 г. в Прибалтике контраст с советским временем наиболее разителен. Практически все авторы учебников вынуждены были признать как наличие советско-германских секретных договоренностей о разделе сфер влияния в Восточной Европе, так и активное применение силы в процессе присоединения прибалтийских государств к Советскому Союзу. Однако оценка этих действий Сталина и других политических руководителей СССР в большинстве случаев не сводится к безоговорочному осуждению. В качестве оправдания используют как соображения обеспечения безопасности Советского государства, так и будто бы присущее значительной части населения Прибалтики стремление к "истинному социализму", который, как они ошибочно надеялись, принесёт им Красная Армия. Вероятно, здесь сказывается нежелание перейти к действительно глубокой национальной самокритике. В качестве оправдания нарушений международного права служит чрезвычайная опасность, которую представлял Гитлер для СССР и всего мира, а также будто бы "двуличная" политика Англии и Франции, стремившихся столкнуть Советский Союз и Рейх, а самим остаться в стороне. Советская политика представляется сугубо оборонительной, а вина за действия сталинского режима перекладывается на «империалистов» и государства-лимитрофы, будто бы угрожавших СССР и тем вынуждавших руководство страны на чрезвычайные меры.

Прибалтика в составе СССР. 1940-80-е годы

В учебниках почти ничего не говорится о положении в Латвии, Литве и Эстонии в годы Великой Отечественной войны, если не считать абсолютно не соответствующих истине утверждений об активном советском партизанском движении в Прибалтике в этот период64. В некоторых учебниках упоминаются дивизии СС, сформированные немцами из прибалтов65. Лишь в одном известном нам пособии отмечается появление в Прибалтике "лесных братьев" ещё до начала Великой Отечественной войны - как ответ на репрессии, равно как и переход большинства солдат бывших армий Литвы, Латвии и Эстонии на сторону немцев вскоре после 22 июня 1941 г.66 Там же подчёркивается отсутствие в Прибалтике антинемецкого партизанского движения и активное сотрудничество многих литовцев, латышей и эстонцев с немцами в годы Второй мировой войны67.

Несколько больше повезло послевоенному времени. Так, в вузовском учебнике "История России. Новейшее время. 1945-99", подготовленном в РГГУ под редакцией А.В. Безбородова и написанном с антитоталитарных, продемократических позиций, первые послевоенные годы в прибалтийских республиках охарактеризованы следующим образом:

"Шла насильственная коллективизация на новых территориях - в Прибалтике, Западной Украине, Западной Белоруссии, сопровождаемая вооружёнными столкновениями. “Кулаки”, “бандиты”, “бандпособники” и их семьи десятками тысяч направлялись на спецпоселение. В 1945-49 гг. из республик Прибалтики было выселено 140 тыс. человек"68.

Здесь борьбе "лесных братьев" придан в первую очередь социально-экономический, а не национальный характер. Между тем, вооружённая борьба против Советской власти в Прибалтике началась накануне Великой Отечественной войны, ещё до начала коллективизации. В частности, отряды повстанцев заняли ряд населённых пунктов в Прибалтике, в том числе литовскую столицу Каунас, до прихода туда немецких войск69.

В другом пособии отмечается, что после Второй мировой войны "репрессии обрушились на население Прибалтики и Западной Украины, где вплоть до смерти Сталина продолжались военные действия против так называемых лесных братьев и оуновцев — литовских и украинских националистов, мечтавших при поддержке фашистской Германии создать свои независимые государства"70. Почему-то из числа "лесных братьев" выпали эстонцы и латыши. Ничего не говорится и о том, что с 1943 г. национальные движения Прибалтики ориентировались уже не на Германию, а на Англию и США.

К национализму авторы пособия относятся негативно. Описывая последние годы существования СССР, они с сожалением отмечают: "Демократизация общества разбудила спавшее доселе чудовище - национализм. По мере развития “перестройки” все большее значение стали приобретать национальные проблемы. Причем национальные противоречия и столкновения зачастую искусственно раздувались политическими деятелями из различных лагерей, пытавшимися использовать напряжённость для решения тех или иных своих проблем". Распад СССР предстаёт не как естественный процесс борьбы народов за свою независимость, а как следствие злой воли политиков. Применительно к Прибалтике подчёркивается, что там "часть русскоязычного населения выступила против курса лидеров своих республик на полный суверенитет"71. Здесь ситуация последних перестроечных лет проецируется на сегодняшнюю дискриминацию русскоязычного населения Прибалтики и существующие центробежные тенденции в России.

Ещё в одном учебнике национальные движения рассматриваются в качестве провокации новых репрессий, а репрессии, в свою очередь, как провокации новых всплесков национальных движений в будущем:

"Активизация национальных движений не могла не вызвать ещё большего ужесточения национальной политики руководства страны. Любое проявление национальной специфики, а тем более вооружённого противодействия объявлялось предательством. Однако в предательстве были обвинены не только те, кто действительно сотрудничал с немцами, но все представители того или иного народа. Самой реакционной чертой сталинской национальной политики стала депортация целых народов… Летом 1941 г. “диверсантами и шпионами” было объявлено всё немецкое население страны (почти 1,5 млн. человек), подлежавшее выселению в Сибирь и Казахстан... Тогда же в Сибирь были депортированы более 50 тыс. литовцев, латышей, эстонцев"72.

У читателей поэтому создаётся впечатление, что депортация прибалтов была осуществлена уже после нападения Германии на СССР и как следствие этого нападения. Между тем, в действительности депортации в Прибалтике начались за неделю до начала Великой Отечественной войны. Также и говорить о предательстве сотрудничавших с немцами литовцев, латышей и эстонцев вряд ли правильно. Большинство представителей этих народов в качестве предательства скорее рассматривали лояльное отношение к СССР.

В подавляющем большинстве учебников и учебных пособий вообще ничего не говорится о коллаборационизме народов Прибалтики с немцами в годы Второй мировой войны, хотя о коллаборационистах - представителях других народов, рассказано довольно подробно (упоминаются РОА, организации крымских татар и народов Северного Кавказа). Говорится лишь о существовании в Прибалтике "националистических организаций", наряду с аналогичными организациями в других регионах СССР, "где жёсткая политика властей в предвоенные годы вызывала наиболее жесткий протест населения". При этом никак не оговаривается, что латыши, эстонцы и литовцы протестовали прежде всего против насильственного включения их государств в состав Советского Союза.

О послевоенных годах мы узнаём, что "общая численность погибших от рук националистов-подпольщиков партийных и советских активистов в Прибалтике, по неполным данным, составила более 13 тыс. человек… Все они (националисты - Б.С.) протестовали против присоединения своих республик к СССР и начавшейся здесь сплошной коллективизации. Сопротивление войскам НКВД было настолько упорным, что продолжалось до 1951 года... В Литве, Латвии и Эстонии было изъято 2,5 тыс. пулеметов и около 50 тыс. автоматов, винтовок и пистолетов...

Всплеск национальных движений вызвал и новую волну репрессий. Она “накрыла” не только участников националистического подполья, но и ни в чём не повинных представителей различных народов"73. Из последней фразы очевидно, что к национальным партизанским движениям в Прибалтике, равно как и на других присоединенных в 1939-40 гг. территориях, авторы относятся, безусловно, отрицательно, считая оправданными репрессии против "националистов". Сами эти репрессии представлены в качестве "ответа" на террористические действия подполья. В действительности же репрессии против "западников" - жителей присоединённых в 1939-40 гг. Западной Украины, Западной Белоруссии, Прибалтики и Молдавии проводились с самого момента вступления туда советских войск по заранее разработанному плану и вне всякой связи с оказываемым сопротивлением. 22 тысячи поляков были расстреляны в 1940 г. в Катыни и других местах. Аналогичным образом ещё до германского нападения на СССР были репрессированы тысячи белорусов, украинцев, молдаван, литовцев, латышей и эстонцев, представляющих интеллигенцию, армию и имущие классы. В частности, накануне начала Великой Отечественной войны и в самом её начале был арестован и репрессирован весь командный состав прибалтийских частей Красной Армии, ранее служивший офицерами в армиях Литвы, Латвии и Эстонии. Эта мера способствовала переходу этих частей на сторону немцев.

Политика в отношении населения Балтии рассматривается как часть политики в отношении всех народов СССР: "преследования осуществлялись не только в форме арестов, ссылок, расстрелов. Запрещались национальные произведения, ограничивалось книгоиздание на родном языке… сокращалось число национальных школ". При этом подчёркивается, что в лагерях оказались также "лидеры русского национального движения", что применительно к 1940-50 гг. не соответствует действительности. Общий же вывод таков: "Подобная национальная политика не могла не вызвать в перспективе нового всплеска национальных движений у самых разных народов, входивших в состав СССР". Здесь как бы подразумевается, что существовала какая-то альтернативная политика, которая могла бы воспрепятствовать развитию национальных движений и развалу Советского Союза. Отметим, что, по крайней мере, в отношении народов Прибалтики, в своём подавляющем большинстве не принявших Советскую власть, вряд ли существовал вариант политики, могущей побудить их добровольно остаться в составе СССР. Применительно же к периоду 1960-х - первой половины 1980-х гг. признаётся, что "установка на русификацию системы образования" привела к сокращению числа национальных школ, в том числе и в Прибалтике, поскольку путём распространения русского языка в качестве средства межнационального общения "в будущем предполагалось достичь национального единства страны"74.

Порой повторяются пропагандистские, существенно преувеличенные цифры, характеризующие экономические достижения республик Прибалтики в составе СССР (с 1940 по 1972 г. промышленное производство в Литве выросло в 37 раз, в Латвии - в 31 раз, в Эстонии в 32 раза). Они подчёркивают, что "все эти результаты были достигнуты коллективным трудом всех народов страны". Но, по мнению авторов учебника, "курс на дальнейшую интернационализацию советского общества неизбежно вступал в противоречие с процессом роста национального самосознания"75. Национальные движения "на данном этапе развития союзного государства" характеризуются в целом положительно как "форма защиты национальных культур от проводимой Центром политики нивелировки и унификации". Однако в связи с национальными движениями в Прибалтике упоминается только петиция литовцев к Брежневу с требованием открыть ранее закрытый католический храм в Клайпеде, под которой подписалось 150 тыс. человек76.

Лишь в одном пособии есть специальная статья, посвящённая национальным диссидентским движениям. Там рассказывается и о деятельности диссидентов в Прибалтике, в частности, о самосожжении Рамаса Каланта в Каунасе в 1972 г. в знак протеста против советской оккупации и о вызванных этим массовых демонстрациях77. Эти движения прямо связываются с активностью народных фронтов в период перестройки, которая не вызывает никаких добрых чувств у авторов учебника.

В целом, отображение истории стран Прибалтики в составе СССР в 1940-80-е гг. в чём-то подобно тому, как представлена история этих стран в учебниках, посвященных периоду XVIII-XIX вв. Из-за большей близости к нашему времени и актуализации этих событий в эпоху перестройки, они изложены подробнее, чем то, что происходило один-два века тому назад. Интересно, что Литва, Латвия и Эстония почти не упоминаются на страницах учебниках по отдельности, речь, как правило, идёт о странах Прибалтики как некоем нерасчленённом регионе. Его история остается на периферии истории СССР и, за редкими исключениями, практически не выделяется какими-либо отличительными чертами из истории других советских национальных окраин.

Перестройка, распад СССР и провозглашение независимости Литвой, Латвией и Эстонией

Уже в первых постсоветских школьных учебниках отразились события, связанные с распадом СССР. Было рассказано о деятельности народных фронтов, выступавших под лозунгами государственной независимости и выхода из состава СССР. Упоминалось и провозглашение независимости Литвы в марте 1991 года78, однако ничего не говорилось о попытках свержения литовского правительства силами КГБ и советских войск в январе 1991 г., повлекшей человеческие жертвы, равно как и о направляемых из Москвы бесчинствах рижского ОМОНа, целью которых было свержение сепаратистски настроенных органов власти Латвии. Не упоминалось и о фактической поддержке идеи независимости реформаторским руководством компартий всех трёх республик Прибалтики.

В одном из позднейших пособий отдельный очерк был посвящён народным фронтам Прибалтики. С такой степенью подробности они не описаны ни в одном известном нам учебнике или учебном пособии. Подчёркивается массовость этих движений, в отличие от аналогичных организаций в России. При этом признается:

"Вначале мало кто рассматривал народные фронты в поддержку перестройки как чисто национальные движения. Но в 1989 г. произошла быстрая смена лозунгов. Слова о “поддержке перестройки” исчезли из их названий. К концу года они уже призывали к национальной независимости и отделению от Союза".

Упомянуты и противники народных фронтов - движения русскоязычного населения "Единство", "Интернациональный фронт" и др. Говорится и о провозглашении независимости Литвы 11 марта 1990 г., не признанном Москвой, и о попытке переворота в Вильнюсе в январе 1991 г., когда во время штурма телецентра погибло 13 человек. При этом утверждается, что "хотя президент М.Горбачёв в своих выступлениях поддержал действия войск, они так и не заняли здание Верховного Совета, а власть “Комитета национального спасения” не была утверждена. События не получили дальнейшего развития. Национальное движение не только не ослабло, но многократно повысило свой авторитет. И наоборот, противники независимости после происшедших событий оказались на гране полного краха"79. Аналогичные события в Риге не упоминаются, вероятно, потому, что они, по сути, не отличались от вильнюсских событий.

В новом издании "Энциклопедии" рассказ о Народных фронтах Прибалтики и событиях в Вильнюсе был включён в статью о национальных движениях в СССР. При этом особо подчёркнуто, что "большинство жителей Латвии, Литвы и Эстонии относились к присоединению своих стран к СССР в 1939-40 гг. как к оккупации". Отмечается и двойственность позиции Горбачёва к событиям в Вильнюсе: "С одной стороны, он заявил о своей поддержке акции десантников, с другой - отказался сообщить, кто именно отдал приказ о штурме телецентра"80.

В вузовском учебнике под редакцией А.Н. Сахарова о событиях в Прибалтике в последние годы перед крушением СССР рассказывается в рамках всесоюзного "парада суверенитетов":

"1990 год ознаменовался… односторонним решением некоторых союзных республик (в первую очередь прибалтийских) о самоопределении и создании независимых национальных государств...

Реальная опасность неуправляемого распада СССР, грозящая непредсказуемыми последствиями, заставляла центр и республики искать путь к компромиссам и соглашениям. Идея заключения нового союзного договора была выдвинута народными фронтами Прибалтики ещё в 1988 г. Но до середины 1989 г. она не находила поддержки ни у политического руководства страны, ни у народных депутатов, ещё не освободившихся от пережитков имперских настроений. В то время многим казалось, что договор - не главное. Окончательно центр “дозрел” до осознания важности Союзного договора лишь после того, как “парад суверенитетов” до неузнаваемости изменил Союз, когда центробежные тенденции набрали силу"81.

Здесь республики Прибалтики умышленно поставлены на одну доску с остальными союзными республиками. Авторы учебника стремятся показать, что при правильной политике Центра можно было сохранить обновлённый СССР путём заключения нового Союзного договора. Поэтому народным фронтам Прибалтики приписывается стремление к "обновлению Союза", а объявление независимости представляется лишь как инструмент торга за более выгодные для себя условия этого договора. Однако в действительности народные фронты Прибалтики лишь несколько первых месяцев своего существования говорили о новом Союзном договоре, и то по чисто тактическим причинам - опасаясь в случае прямого требования независимости лишиться возможности для легальной деятельности. Точно так же до 1917 г. польские партии в Российской империи выступали за автономию, а не за независимость польских земель, и подобную же тактику применяли деятели национального движения Индии, Ирландии и многих других колоний. Практически все политические силы Прибалтики, связанные с коренным населением, были сторонниками независимости. И в 1990 г. только Литва объявила о восстановлении независимой государственности. Латвия и Эстония лишь заявили о намерениях добиваться независимости, а другие союзные республики в тот момент о независимости речи ещё не вели.

События в Вильнюсе и Риге описаны как первая проба "силовой политики", которую потом собирались применить на общесоюзном уровне:

"В течение зимы и весны 1991 г. делалось несколько “примерок” силовой политики. В середине января прокоммунистический Комитет общественного спасения (прообраз ГКЧП) в Литве пытался отстранить от власти силой оружия правительство Народного фронта. В результате этой акции погибло 13 ни в чём не повинных людей. К этим событиям оказались непосредственно причастны министр обороны СССР Д. Язов, председатель КГБ В. Крючков, министр МВД Б. Пуго. Спустя неделю аналогичная попытка государственного переворота была предпринята в Латвии. В конце марта в день открытия внеочередного Съезда народных депутатов РСФСР в Москву были введены войска, взявшие в кольцо центр столицы"82.

Эти акции рассматриваются не как попытки подавить национальные движения в Прибалтике, а в контексте намерений будущих членов ГКЧП расправиться с демократическим движением в СССР в целом. Сам факт признания Москвой после августовского путча независимости Литвы, Латвии и Эстонии в учебнике даже не упомянут. Указано лишь, что к возникшему вместо СССР Содружеству Независимых Государств не присоединились Прибалтика и Грузия83.

В школьном учебнике, вышедшем в 2000 г., отмечается, что с 1988 г. страны Балтии "взяли курс на выход из состава СССР". Цели местных Народных фронтов сформулированы следующим образом: "Сплотить коренные народы, утвердить национальный язык в качестве государственного, обеспечить сохранение национальной культуры". Упомянута декларация Верховного Совета Эстонии о верховенстве эстонских законов над союзными и объявлении недр и основных средств производства республиканской собственностью, а также то, что подобные декларации приняли и Литва с Латвией. События в Вильнюсе и Риге в январе 1991 г. даны в перечне демонстраций, разогнанных силой оружия (вместе с Тбилиси и Баку)84. Между тем, в действительности речь шла не о разгоне демонстраций, а о попытке смещения литовского и латышского правительств, в рамке которой был захвачен телецентр в Вильнюсе и здание МВД в Риге. О том, что в марте 1990 г. Литва провозгласила восстановление независимости, в учебнике ничего не говорится. Зато отмечается, что после провала августовского путча республики Прибалтики первыми заявили о своем выходе из СССР, и что их независимость была тут же признана Западом85.

В другом пособии о борьбе народов Прибалтики за независимость пишется следующее: "Весной 1990 г. провозгласили независимость республики Прибалтики (в действительности - лишь одна Литва - Б.С.). Горбачёв заявил, что независимость Литвы угрожает жизненным интересам советского государства, и 23 марта в Вильнюс ввели войска. Противостояние продолжалось до начала лета, принимались и экономические санкции...

В начале 1991 г. консерваторы попытались вернуть утраченное… В ночь на 13 января советские войска (спецназ КГБ “Альфа” - Б.С.) штурмовали телецентр в Вильнюсе. 20 января в Риге части ОМОН захватили здание МВД. В обоих случаях не обошлось без убитых и раненых (не уточняется, что убитые были только со стороны литовцев и латышей, а единственный погибший офицер “Альфы” стал жертвой случайной пули своих товарищей - Б.С.) ...

В начале сентября была признана независимость Литвы, Латвии и Эстонии (неясно, кем именно признана - Б.С.)"86.

Отмечается, что ещё в ноябре 1988 г. в Эстонии было провозглашено верховенство республиканских законов над законами СССР87, но ничего не говорится ни о возникновении и деятельности прибалтийских народных фронтов, ни о противостоянии коренных народов с частью русскоязычного населения.

В других учебниках создание "народных фронтов" в Прибалтике в мае 1988 г. описывается сугубо объективно, без каких-либо оценок. Отмечено, что если вначале они выступали "в поддержку перестройки", то уже несколько месяцев спустя объявили о выходе из состава СССР как своей конечной цели. Подчёркивается тезис лидеров национальных движений о том, что их страны "кормят Россию", как средство обеспечения массовой поддержки: "По мере углубления экономического кризиса это вселяло в сознание людей мысль о том, что их процветание может быть обеспечено лишь в результате выхода из состава СССР"88. Попытка захвата спецназом "Альфа" телебашни в Вильнюсе в январе 1991 г. характеризуется как "стычки армии с населением в Вильнюсе, в результате которых погибли 14 человек", без возложения вину на какую-либо из сторон. Признание Госсоветом СССР 6 сентября 1991 г. независимости стран Балтии объявляется "началом реального развала" Советского Союза89.

В учебнике "История России. Новейшее время" подробнее, чем в большинстве других учебников и пособий, изложены события в Вильнюсе в январе 1991 г.:

"В ночь на 13 января в Вильнюсе (Литва) прокоммунистический комитет общественного спасения при поддержке армейских частей попытался отстранить от власти правительство Народного фронта. Через неделю схожая и вновь неудачная попытка была предпринята Комитетом общественного спасения в Латвии. В обоих случаях прибалты были решительно поддержаны российскими демократами и лично Ельциным. Выступая 19 февраля по Центральному телевидению, он заявил, что “центр не даёт республикам делать самостоятельных шагов”, “у Горбачёва есть в характере стремление к абсолютной личной власти”, что президент СССР “подвёл страну к диктатуре”, и потребовал его отставки, чтобы полноту власти передать Совету Федерации"90.

Попытка переворота в Вильнюсе здесь - прежде всего повод для рассказа о дальнейшем нарастании противостояния Ельцина и Горбачёва. Ничего не сказано ни о том, как и почему возникли Народные фронты в Прибалтике, ни о провозглашении Литвой в марте 1990 г. восстановления государственной независимости, что послужило предлогом для январской акции, ни о том, что в Вильнюсе и Риге были человеческие жертвы. Не говорится также и о том, что комитеты общественного спасения опирались на русскоязычное население Прибалтики, поддерживавшее сохранение Союза.

К распаду СССР большинство авторов учебников относится отрицательно. Характерны эмоционально окрашенные рассуждения такого рода:

"Авторы проекта "роспуска" СССР и создания СНГ не усматривали трагедии в уходе с мировой арены одной из сверхдержав... Предложенная в то время стратегия была сформулирована без достаточного анализа как внутриполитической ситуации в СССР, так и без оценки последующих изменений в международном статусе России после распада СССР".

Они порицают Горбачёва за то, что он "предпочёл уклониться от своих конституционных обязанностей по защите целостности возглавляемого им государства"91.

В некоторых учебниках события, связанные с распадом СССР, излагаются так, что можно подумать, будто Прибалтика к этому процессу не имела никакого отношения. В частности, среди мест, где произошли кровавые столкновения, названы Нагорный Карабах, Фергана, Сумгаит, Баку, Душанбе, Сухуми, но не Вильнюс или Рига92.

В большинстве учебников и пособий признается важная роль событий в Прибалтике в процессе распада СССР. Однако часто борьба "народных фронтов" за независимость воспринимается в рамках противостояния демократических сил и консервативной партократии в масштабе всего Союза, а не в качестве реализации устремлений соответствующих национальных движений. Поскольку большинство авторов учебников крушение СССР воспринимают негативно, они склонны представлять его как результат цепи несчастливых случайностей, усугубленных ошибками союзного Центра. Этими ошибками и объясняется перерастание демократических движений в Прибалтике в националистические, направленные на достижение независимости и ущемление прав русскоязычного населения. Подобная схема вряд ли соответствует действительности. На самом деле демократическое движение в Латвии, Литве и Эстонии изначально преследовало цель восстановления государственной независимости. Также и противостояние коренного и некоренного населения в Прибалтике в скрытой форме существовало весь советский период, и только выплеснулось наружу с наступлением эпохи гласности и началом процесса демократизации советского общества.

***

Пожалуй, основной вывод, к которому мы пришли, можно назвать отрицательным. Какой-то цельный образ истории Литвы, Латвии и Эстонии в учебниках и учебных пособиях по отечественной истории за прошедшее десятилетие так и не сложился. История Прибалтики даётся слишком фрагментарно и выборочно, из неё выпадают целые века (а в XX в. - многие десятилетия). Поэтому полной картины у учащихся сложиться не может, и авторы такой цели себе и не ставят. Также не наблюдается какой-либо заметной эволюции в подаче прибалтийского материала на протяжении 1991 - 2001 гг. Разрыв же с советской традицией произошёл, главным образом, в подходе к событиям 1939-40 годов. В оценке же событий истории Прибалтики значение имеет, скорее, не время выхода той или иной книги в свет, а принадлежность их авторов к одному из двух направлений, которые можно условно назвать "демократическим" и "патриотическим". Однако подобные идейные разногласия не слишком влияют на отбор исторических событий. В курсах средневековой истории упоминается Великое княжество Литовское как соперник Москвы в объединении восточнославянских земель. Ливонский орден возникает на страницах учебников как неудачливый противник Александра Невского и Ивана Грозного. Затем следует многовековой перерыв до 1917 г., после которого Литва, Латвия и Эстония предстают как независимые государства, счастливо или несчастливо, но избежавшие тогда установления Советской власти.

Следующее обращение к прибалтийской теме датируется 1939 годом, пактом Молотова–Риббентропа и отнесением Литвы, Латвии и Эстонии к советской сфере влияния. Присоединение Прибалтики к СССР в 1940 г. трактуется как вынужденный акт, отнюдь не являющийся результатом свободного волеизъявления народов. Однако историки, представляющие патриотическое направление, склонны оправдывать действия Сталина геополитическими интересами Советского Союза. Но и их противники, признавая неправомерность советских действий в отношении прибалтийских государств, избегают употреблять термин "аннексия" и прямо ставить на одну доску Сталина и Гитлера. Вероятно, это объясняется официальной российской позицией - отказом принести Латвии, Литве и Эстонии извинения за советскую оккупацию и выплатить компенсацию. Требования стран Прибалтики к России сформулировал экс-президент Латвии Гунтис Ульманис:

«Я бы гордился Россией, если бы там соответствующим образом оценили бы действия советской власти на территории балтийских стран... Очень важно для формирования сегодняшних отношений России и Латвии признать, что Латвия была аннексирована в 1940 году… После войны войска должны были уйти обратно в Советский Союз, а у трёх балтийских стран должен был быть восстановлен их статус кво - независимость, которой они обладали до начала Второй мировой войны. Тогда этого не произошло. Войска Советского Союза остались, и здесь были установлены оккупационные порядки на долгие годы"93.

Можно предположить, что многие историки опасаются признанием аннексии прибалтийских государств ослабить позиции России в отстаивании прав соотечественников, подвергающихся дискриминации в Латвии и Эстонии.

Большинство авторов учебников российской истории, обращаются к истории Прибалтики, исходя из общности судеб её народов с судьбами Российской империи и СССР. Но никакого отчетливого положительного или отрицательного образа литовцев, латышей и эстонцев или их государств в учебниках до сих пор не сложилось. Тут сказывается как чрезвычайная скудость материала, посвященного Прибалтике, так и отсутствие единых концепций зачастую даже в пределах одной книги. Более значимым представляется постепенное вытеснение Литвы, Латвии и Эстонии из российского прошлого. Сегодня отечественная история - это уже не история СССР и народов, входивших в Союз, а, прежде всего, история русского народа, российского (советского) государства и народов, оставшихся в пределах современных российских границ. Если в советское время Прибалтика фигурировала в школьных учебниках в качестве примеров ускоренного промышленного развития и места, где имелись центры революционного движения, то теперь в таком качестве фигурируют обычно русские губернии. Можно прогнозировать, что в истории XX в. Прибалтика в новых учебниках будет фигурировать лишь в связи с пактом Молотова–Риббентропа и распадом СССР. Если применительно к средневековой истории Великого княжества Литовского объективное изложение событий уже стало возможным, то недавнее прошлое всё ещё слишком затрагивает чувства самих создателей учебников.

На практике объективный подход к обстоятельствам вхождения и пребывания стран Прибалтики в составе Советского Союза требует признания советской (российской) вины, что очень болезненно для национального сознания, ностальгирующего по сверхдержавию и стабильности брежневских времен. Такое признание само по себе способно разрушить положительный советский миф, в духе которого многие российские историки надеются воспитать подрастающее поколение. Поэтому, скорее всего, события 1939-40 гг. в большинстве учебников и пособий либерально-демократического направления будут оцениваться осторожно, без расстановки всех точек над i и с оговоркой о необходимости обеспечить безопасность советских границ в преддверие неизбежного немецкого нападения. В патриотической же литературе сохранится позитивная оценка аннексии Прибалтики как важного шага на пути восстановления "естественных границ" прежней Российской империи.

Ни один из авторов учебников и пособий, как кажется, вообще не озабочен налаживанием диалога россиян с литовцами, латышами и эстонцами, России с государствами Прибалтики. Этот регион и демократами, и патриотами воспринимается как отрезанный ломоть, интеграция которого с прежней метрополией не представляется возможной в обозримом будущем. И изложение истории стран Балтии в большинстве случаев подчеркнуто безэмоционально, лишено сильных эпитетов, не окрашено подлинной тревогой как за судьбы нардов Прибалтики, так и живущих там национальных меньшинств. Идея восстановления славянского единства России, Белоруссии и Украины, ещё воодушевляющая политиков и историков так называемого патриотического лагеря, явно не распространяется на прибалтийские государства. Если средневековая история Литвы и Ливонии хоть в малой степени персонифицирована, то история Прибалтики в XX в. практически лишена личностного начала. И как средневековая, так и новейшая история этого региона практически лишена каких-либо бытовых деталей. Интерес к истории частной жизни, характерный для современной исторической науки, мало коснулся школьных учебников, тем более применительно к такой периферийной теме, как Прибалтика.

Лишь меньшинство авторов учебников склонны рассматривать историю Прибалтики, как и историю Российской империи и СССР, в категориях западных (европейских) демократических ценностей, правового государства и гражданского общества как идеалов общественного развития. Тут, на наш взгляд, имеет значение как консерватизм большей части историков, занимающихся созданием учебников, так и то, что эти ценности не укоренились ещё в российском общественном мнении. Многие историки предпочитают подлаживаться под него, опасаясь слишком резкого разрыва с укоренившимися представлениями советского прошлого, что может спровоцировать неприятие учебников и пособий большинством школьных учителей и вузовской профессуры. Вместе с тем, здесь нет и каких-либо резко отрицательных или резко положительных оценок по поводу тех или иных сюжетов истории Прибалтики. Чувствуется, что эта тема не столь близка российским историкам, как, например, история Польши, где многие вопросы остаются "болевыми точками" и сегодня, будь то Катынь или война 1920 г. Казалось бы, такой "болевой точкой" мог бы быть распад СССР, в котором прибалтийские народные фронты сыграли существенную роль. Но этого не произошло. Для "патриотов" виновниками распада выступают прежде всего "мировая закулиса" во главе с США, Горбачёв и другие "предатели" из партийного руководства. В этой схеме Прибалтика опять оказывается на далекой периферии. Для "демократов" же крах СССР не воспринимается как очень большая трагедия вообще, и вину за него они возлагают на союзный центр, а не на национальные движения в республиках.

Вместе с тем, монотонность и повторяемость формулировок в учебниках, написанных самыми разными авторами, свойственная, кстати сказать, не только разделам, посвященным Прибалтике, - это свидетельство кризиса российской исторической науки. Историки не могут выработать не только собственную позицию применительно к историческому процессу, но и какие-то новые теоретические методы его познания и осмысления. Это проявляется и в отношении истории Латвии, Литвы и Эстонии. Историки, как и общество, не произвели полного расчета с тоталитарным прошлым и не отказались от многих имперских стереотипов.

Список литературы

1. См., например: Энциклопедия для детей. Т. 5. Ч. 1: История России и ее ближайших соседей от древних славян до Петра Великого. М.: Аванта+, 1995.

2. См., например: Юдовская А.Ю., Баранов П.А., Ванюшкина Л.М. Новая история. 1500 - 1800. Учебник для 7 класса общеобразовательных учреждений. 5-е изд. М.: Просвещение, 2000; Они же. Новая история. 1800 - 1918. 3-е изд. М.: Просвещение, 2000; Энциклопедия для детей. Т. 1: Всемирная история. 4-е изд. М.: Аванта+, 1997.

3. История России. Пособие для поступающих в вузы / Под ред. М.Н.Зуева. М.: Высшая школа, 1994. С. 40-41.

4. История России / Под ред. М.Н.Зуева (1994). С. 40-45.

5. Энциклопедия для детей. Т. 5. Ч. 1 (1995). С. 235. В целом "Энциклопедия для детей" даёт нам один из наиболее последовательных демократических курсов истории России с достаточно подробным отражением истории Прибалтики. Однако нельзя сказать, что все три тома "Энциклопедии для детей", посвящённых истории России, обладают полным концептуальным единством. В первых двух томах Российская империя предстаёт в качестве органического государственного образования, возникновение которого было предопределено всем ходом русской истории и которое к 1917 г. далеко не исчерпало потенциала своего развития. В третьем томе, где речь идёт об СССР, советская империя предстаёт как недолговечное образование, не имевшее шансов уцелеть в условиях демократизации.

6. Энциклопедия для детей. Т. 5. Ч. 1 (1995). С. 238.

7. Энциклопедия для детей. Т. 5. Ч. 1 (1995).

8. Там же. С. 239.

9. Там же. С. 240.

10. Там же. С. 309. Вероятно, бессмысленность московских войн может быть декларирована лишь с точки зрения христианского гуманистического идеала, но не с точки зрения политической целесообразности: кто-то из соперников должен был уступить в борьбе за гегемонию на Восточно-Европейской равнине, но без вооружённой схватки эта борьба не могла завершиться.

11. Энциклопедия для детей. Т. 5. Ч. 1 (1995). С. 301.

12. Там же. С. 309.

13. История России / Под ред. М.Н.Зуева (1994). С. 40 - 45.

14. Короленков А.В., Гуленков К.Л. Готовимся к экзамену по истории России. Пособие для поступающих в вузы. М.: Айрис, 2001. С. 37.

15. Энциклопедия для детей. Т. 5. Ч. 1 (1995). С. 226-7.

16. Там же. С. 333-4.

17. История России с древнейших времен до конца XVII в. М.: АСТ, 1996. С. 249-51.

18. История России до конца XVII века. С. 274-5.

19. Там же. С. 283.

20. Там же. С. 357.

21. Там же. С. 429.

22. Дейниченко П.Г. Полный энциклопедический справочник (2001). С. 36 - 38.

23. Скрынников Р.Г. История Российская. IX - XVII века. М.: Весь мир, 1997 (серия «Studio et Lectio»). С. 140-41. Данная книга является пособием для студентов вузов и отличается объективным изложением истории, в том числе и применительно к отношениям Руси с государствами Прибалтики.

24. См.: Энциклопедия для детей. Т. 5. Ч. 2: История России. От дворцовых переворотов до эпохи Великих реформ. М.: Аванта+, 1997. С. 569 - 571.

25. История России / Под ред. М.Н.Зуева (1994).

26. Пашков Б.Г. История России. XVIII - XIX века. Учебник для 8 классов общеобразовательных учебных заведений. М.: Дрофа, 2000.

27. См.: История России с начала XVIII до конца XIX века. М.: АСТ, 1996.

28. Жарова Л.Н., Мишина И.А. История Отечества. Учебная книга для старших классов средних учебных заведений. М.: Просвещение, 1992. С. 225 -26.

29. История России / Под ред. М.Н.Зуева (1994). С. 241, 243.

30. Энциклопедия для детей. Т. 5. Ч. 3: История России. XX век. М.: Аванта+, 1996. С. 300. Практически все статьи этого тома написаны Александром Майсуряном.

31. Шестаков В.А., Горинов М.М., Вяземский Е.Е. История Отечества. XX век. Учебник для 9 класса общеобразовательных учреждений. М.: Просвещение, 2000. С. 127. Практически здесь в сокращенном и более популярном виде изложено содержание одноимённого вузовского учебника тех же авторов, вышедшего в 1996 г.

32. Дейниченко П.Г. Полный энциклопедический справочник (2001). С. 245.

33. Данилов А.А., Косулина Л.Г. История государства и народов России. XX век: Учебник для 9 класса общеобразовательных учебных заведений. М.: Новый учебник, Веди-принт, 2001. С. 157 - 160.

34. Шубин А.В. Новейшая история (2000). С. 31.

35. Энциклопедия для детей. Т. 5: История России и ее ближайших соседей. Ч.3: XX век. 3-е изд. М.: Аванта+, 1999. С. 467-468.

36. Жарова Л.Н., Кредер А.А., Мишина И.А. Россия и мир в XX веке. Ч. I. 1900-29: Учебник для 9 класса основной школы. М.: Центр гуманитарного образования, 2000. С. 289-90. Раздел «Новые государства на территории бывшей Российской империи» написан А.А.Кредером.

37. Островский В.П., Старцев В.И., Старков Б.А., Смирнов Г.М. История СССР. Учебник для 11 класса средней школы. М.: Просвещение, 1990. С. 8.

38. Островский В.П. и др. История СССР (1990). С. 9.

39. Островский В.П., Старцев В.И., Старков Б.А., Смирнов Г.М. История Отечества. Учебник для 11 класса средней школы. М.: Просвещение, 1992. С. 8 - 9.

40. Островский В.П. и др. История Отечества (1992). С. 10 - 11.

41. Жарова Л.Н., Мишина И.А. История Отечества (1992). С. 310.

42. Там же. С. 311.

43. Там же. С. 313 - 314.

44. История России / Под ред. М.Н.Зуева (1994). С. 293.

45. Там же. С. 301.

46. Жарова Л.Н., Кредер А.А., Мишина И.А. Россия и мир в XX веке. Ч. II (2000). С. 112.

47. Кредер А.А. Новейшая история. Ч. 1: 1914 - 1945. Учебник экспериментальный для средней школы. IX - X классы. М.: Интерпракс, 1994. С. 136. В дальнейшем этот учебник неоднократно переиздавался. В последнем издании он стал частью общего учебника по истории России и мира в XX веке.

48. Кредер А.А. Новейшая история (1994). С. 145.

49. Энциклопедия для детей. Т. 5. Ч. 3 (1996). С. 494.

50. Там же. С. 496 - 497.

51. Там же. С. 480 - 481.

52. История России. XX век / Под ред. В.П.Дмитренко. М.: АСТ, 1996. С. 296 - 297.

53. Так, ещё 3 апреля 1938 г. Режиссер Ефим Дзиган и драматург Всеволод Вишневский направили председателю Совнаркома Вячеславу Молотову прелюбопытнейшее письмо:

«Дорогой Вячеслав Михайлович,

После нашего фильма “Мы из Кронштадта” мы приступили к работе над новым фильмом “Мы, русский народ” (здесь и далее выделен текст, который Молотов подчеркнул красным карандашом. - Б.С.). По нашему замыслу, эта вещь должна (на материале войны с Германией 1916-18 г.г.) должна стать острополитическим произведением, направленным с точки зрения сегодняшнего дня против империалистической фашистской Германии, и показать готовность советского народа к борьбе за свою землю, свою рабоче-крестьянскую власть, за права трудового народа, за его свободную счастливую жизнь.

По сравнению с напечатанным литературным вариантом, постановочный сценарий ещё больше заостряется нами по линии антифашистской, антигерманской темы, по линии мобилизационной.

Однако 1-го апреля с.г., в самый разгар работы, Председатель Комитета по делам Кино тов. С. Дукельский известил нас, что эта постановка прекращается, по причине её тематической неактуальности.

Мы глубочайше уверены, что так же, как и в “Мы из Кронштадта”, мы сумеем на материале прошлой борьбы с немцами создать живое, красочное, широкое народное произведение, полное юмора и драматизма. Это произведение именно в плане задач сегодняшнего дня и общего международного политического положения. Оно прозвучит особенно остро, особенно злободневно.

В этой уверенности нас укрепляет прежний опыт нашей работы, весь наш предыдущий творческий путь и ясное представление о том, какой получится фильм.

Обращаясь за помощью к Вам и к Иосифу Виссарионовичу (очевидно, такое же письмо одновременно было направлено Вишневским и Дзиганом Сталину. - Б.С.), мы просим разрешить нам сделать эту вещь, которой мы отдали уже 2 г. (слова “мы отдали уже два года” авторы письма подчеркнули фиолетовыми чернилами. - Б.С.), которой так горим и в которую глубоко верим, как в нужную и полезную для нашей родины работу.

Вс.Вишневский Е.Дзиган» (РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1465. Л. 40). Письмо осталось без ответа. Фильм «Мы, русский народ» был поставлен только в 1958 г., уже после смерти Вишневского. Вместо «Русского народа» Дзиган поставил «Если завтра война», в марте 1941 г. удостоенный Сталинской премии, а после 22 июня стыдливо убранный из публиковавшихся списков лауреатов, поскольку настоящая война оказалась совсем не такой, какой виделась в кино. Но главное в этом письме - дата, когда был закрыт фильм «Мы, русский народ», имевший ярко выраженную антигерманскую направленность. Только что, в марте 1938 г., Гитлер осуществил аншлюс Австрии, что еще раз подтвердило агрессивность германской политики. Однако Сталин (вопрос с "Русским народом", конечно, решал он, а не Дукельский) уже тогда, задолго до Мюнхенского соглашения и краха англо-французской политики "умиротворения", считал антигерманскую тему "неактуальной". Вероятно, захват Австрии убедил его в том, что Гитлер неуклонно движется к новой мировой войне. Иосиф Виссарионович уже начал готовиться к тому договору, который Молотов и Риббентроп подписали 23 августа 1939 г. и который гарантировал столкновение Германии с Англией и Францией.

54. История России. XX век / Под ред. В.П.Дмитренко (1996). С. 300.

55. Анисимов Е. Стереотипы имперского мышления //Историки отвечают на вопросы. Вып. 2. М.: Московский рабочий, 1990. С. 61-62.

56. Шестаков В.А. и др. История Отечества. XX век (2000). С. 184-185. В этом учебнике также приводится текст секретного дополнительного протокола к договору о ненападении от 23 августа 1939 г. (Там же. С. 186).

57. Шестаков В.А. и др. История Отечества. XX век (2000). С. 187.

58. Шубин А.В. Новейшая история. Учебник для 9 класса общеобразовательных учебных заведений. М.: Новый учебник; Веди-принт, 2000. С. 107-109.

59. Короленков А.В., Гуленков К.Л. Готовимся к экзамену по истории России (2001). С. 305-306.

60. Там же. С. 312.

61. Дейниченко П.Г. Полный энциклопедический справочник (2001). С. 281.

62. Данилов А.А., Косулина Л.Г. История государства и народов России. XX век (2001). С. 254-56.

63. Там же. С. 260.

64. Островский В.П. и др. История СССР (1990). С. 56.

65. Шестаков В.А. и др. История Отечества. XX век (2000). С. 208.

66. Энциклопедия для детей. Т. 5. Ч. 3 (1999). С. 481, 484.

67. Там же. С. 490, 538.

68. История России. Новейшее время. 1945-1999. М.: Олимп, Астрель, 1999.

69. См.: Оглашению подлежит: СССР - Германия. 1939-41: Документы и материалы / Сост. Ю.Фельштинский. М.: Московский рабочий, 1991. С. 352-53.

70. Короленков А.В., Гуленков К.Л. Готовимся к экзамену по истории России (2001). С. 350.

71. Там же. С. 394.

72. Там же. С. 289.

73. Данилов А.А., Косулина Л.Г. История государства и народов России. XX век (2001). С. 316. Здесь же (С. 317) отмечается, что в Сибирь было депортировано 400 тыс. литовцев, 150 тыс. латышей и 50 тыс. эстонцев.

74. Там же. С. 331.

75. Там же. С. 374.

76. Там же. С. 376.

77. Энциклопедия для детей. Т. 5. Ч. 3 (1999). С. 618.

78. Островский В. П. и др. История Отечества (1992). С. 267-68.

79. Энциклопедия для детей. Т. 5. Ч. 3 (1996). С. 628-629.

80. Энциклопедия для детей. Т. 5. Ч. 3 (1999). С. 652.

81. История России. XX век / Под ред. В.П.Дмитренко (1996). С. 587.

82. Там же. С. 589-590.

83. Там же. С. 592.

84. Жарова Л.Н., Кредер А.А., Мишина И.А. Россия и мир в XX веке. Ч. II (2000). С. 378-79.

85. Там же. С. 382.

86. Дейниченко П.Г. Полный энциклопедический справочник (2001). С. 318-23.

87. Там же. С. 316.

88. Данилов А.А., Косулина Л.Г. История государства и народов России. XX век (2001). С. 412.

89. Там же. С. 416.

90. История России. Новейшее время. (1999). С. 286.

91. Там же. С. 295.

92. Шестаков В.А. и др. История Отечества. XX век (2000). С. 329.

Цит. по: Константинов С., Ушаков А. Восприятие истории народов СССР в России и исторические образы России на постсоветском пространстве // Национальные истории в советском и постсоветских государствах / Под ред. К. Аймермахера, Г. Бордюгова. М.: АИРО-XX, 1999. С. 94.

Автор: Борис Соколов, доктор филологических наук, кандидат исторических наук, Московский государственный социальный университет.