Предисловие: Несколько слов об авторе и о его работе

Михаил Петрович Погодин родился 11 ноября 1800 г. в Москве в семье домоправителя московского градоначальника графа И.П. Салтыкова — крепостного, получившего "вольную" после смерти барина в 1806 г.

С 1814 г. учился в 1-й Московской губернской гимназии. В числе лучших выпускников был принят в 1818 г. на словесное отделение философского факультета Московского университета. Окончив с золотой медалью университет в 1821 г., Погодин до 1824 г. преподавал географию в университетском Благородном пансионе. После защиты магистерской диссертации, в которой доказывал норманскую теорию происхождения государства на Руси, он читал всеобщую историю студентам-первокурсникам университета. В 1828 г. был произведен в адъюнкты, читал курсы новой ("политической") и русской истории на этико-политическом отделении юридического факультета. В 1833 г. избран ординарным профессором всеобщей истории. В 1836 г. занял кафедру русской истории. В том же году Погодин становится действительным членом, а с 1841 г. — ординарным академиком АН. В 1839 г. он опубликовал диссертацию о летописи Нестора, удостоенную Демидовской премии АН и ставшую классикой норманизма. В 1844 г. Погодин отказывается от преподавания в университете в пользу "учено-литературной деятельности", которой занимается до своей смерти в Москве 8 декабря 1875 г.

Заметную роль играл Погодин и в общественной жизни страны, был членом (1825–1875), секретарем (1836–1845), председателем (1875) Общества истории и древностей российских при Московском университете (его коллекция древностей — "Древлехранилище" –– не имела аналогов); членом (1824–1875), секретарем (1834), председателем (1860–1866) Общества любителей российской словесности; одним из организаторов и председателем (1861) Московского славянского благотворительного комитета; гласным Московской Думы; почетным членом русских и иностранных научных обществ; почетным доктором философии Карлова ун-та в Праге.

Погодин встречался с Ф. Шеллингом (1835), Ф. Гизо (1838), Ф. Шатобрианом (1842), первым установил тесные связи с учеными-славистами П.Й. Шафариком, Ф. Палацким, В. Ганкой и др. В России круг близких ему людей включал С.П. Шевырева, А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, Ф.И. Тютчева, Аксаковых и других славянофилов. Как историк и публицист Погодин полвека сотрудничал во многих периодических изданиях различного направления, сам издавал журналы "Московский вестник" (1827–1830), "Москвитянин" (1841–1856), газету "Русский" (1867–1868). В Московском университете его преемниками стали Т.Н. Грановский (по кафедре всеобщей истории) и С.М. Соловьев (по кафедре русской истории).

Своим творчеством, которое исходило из убежденности в великом предназначении русского народа как в политическом, так и в общечеловеческом плане, было основано на уверенности в величии духа русского человека и осуждении безусловного поклонения Западу, развивалось в русле "православно-русского", близкого славянофильству направления общественной мысли, Погодин способствовал охранению традиционно сложившегося "русского политического согласия".

Библиография трудов Погодина включает сотни наименований. Главные его исторические работы — "О происхождении Руси. Историко-критическое рассуждение М. Погодина" (1825), "Исторические афоризмы" (1827, изд. 1836), "Лекции по Герену о политике, связи и торговле главных народов древнего мира" (Ч. 1–2, 1835–1836), "Нестор, историческо-критическое рассуждение о начале русских летописей" (1839), "Г. Гедеонов и его система о происхождении варягов и Руси…" (1864), "Борьба, не на живот, а на смерть, с новыми историческими ересями" (1874) и др. — вошли в сборники "Историко-критические отрывки" (1846, 1867, "Исследования, замечания и лекции о русской истории" (1846–1857), а также "Сочинения" (1872–1876).

Свою роль в науке Погодин связывал с защитой "исторического православия" и идеи самобытности русского народа и его истории, которые отстаивал в резкой полемике с М.Т. Каченовским, Н.А. Полевым, С.М. Соловьевым, К.Д. Кавелиным, Н.И. Костомаровым, С.А. Гедеоновым и др. оппонентами. Рассматривая начало русской государственности как добровольное "призвание" норманнов, Погодин развивал оригинальную трактовку удельного периода и в целом всей истории России, считая ее бесконфликтной, коренным образом отличающейся от начатой "завоеванием" и движимой социальной борьбой истории Западной Европы. Погодин одним из первых высказал тезис о принципиальном отличии России от Западной Европы, о противоположности представляемых ими начал. Основой общества в России он считал любовь и единение, в Европе — вражду и рознь.

***

В статье "Параллель русской истории с историей европейских государств относительно начала", помещенной в январском номере журнала "Москвитянин" за 1845 год, Погодин рассматривает сущность социально-политического своеобразия России. Подтверждая мнение французского историка О. Тьерри о происхождении западноевропейских государств вследствие завоевания, он вслед за Н.М. Карамзиным подчеркивает различие между добровольным призванием на княжение и завоеванием, определившим, в конечном итоге, разные пути России и Запада в мировой истории. И хотя Погодин признает, что на раннем этапе завоевание и призвание мало чем отличаются друг от друга: "Призвание и завоевание были в то грубое и дикое время, положим, очень близки, сходны между собою, разделялись тонкою чертою — но разделялись!" (1), тут же он заявляет, что "Малейшее различие в начале производит огромное различие впоследствии" (2). Это замечание носит принципиальный характер в историософской схеме Погодина, считавшего, что "И государства, как все существа в мире, начинаются неприметными точками" (3). Развивая эту мысль в статье "Формация государства", он далее заявлял, что призвание варягов в истории России — "это менее чем зародыш, это математическая точка, почти идея" (4); "Киев, с выражением Олега: се буди мати градом Русским, и временная дань с некоторых племен, — вот состояние зародыша, форма государства, оставленного преемником Рюрика" (5). "Олег пошел; точка двинулась, это правда, точка, не более, но выйдет линия, и какая линия? Полэкватора, треть меридиана" (6).

"История всякого государства, — писал Погодин в письме А.С. Хомякову, напечатанному в "Москвитянине" в 1848 году, — есть не что иное, как развитие его начала; настоящая и будущая его история так происходит из начала, как из крошечного семени вырастает то или другое огромное дерево, как в человеческих поколениях правнуки сохраняют тончайшие оттенки голоса или легчайшие черты телодвижения своих предков. Начало государства есть самая важная, самая существенная часть, краеугольный камень его истории, и решает судьбу его на веки веков" (7). Русское государство, начавшись с неприметной точки, почти идеи, — с призвания варягов, постепенно прошло несколько стадий в своем развитии. "Зародыш" — это Киев с Олегом и Игорем; "оседлость" — "привычка", которой стал следовать Игорь; единовластие — княжение Владимира. Норманны, таким образом, за двести лет "раскинули план будущего государства, наметили его пределы, нарезали ему земли без циркуля, без линейки, без астролябии, с плеча, куда хватила размашистая рука". Все города и племена, находясь во власти одного князя, одного рода, имея родственное происхождение, один язык, одну веру составили прообраз будущего государства, "сметанного" "на живую нитку" (8).

Завоевание на Западе привело к тому, что там движущей силой исторического процесса стала социальная борьба: "Завоевание, разделение, феодализм, города со средним сословием, ненависть, борьба, освобождение городов, — это первая трагедия европейской трилогии. Единодержавие, аристократия, борьба среднего сословия, революция — это вторая. Уложения, борьба низших классов … будущее в руце Божией" (9). В русской же истории нет феодализма, нет городов в западном смысле, нет среднего сословия, "ни рабства, ни ненависти, ни гордости, ни борьбы…", поскольку в основе русского государства лежало добровольное призвание правителей. Исходя из вполне разумной мысли о том, что "если следствия различны, то и начала различны", Погодин источник различий находит в начале государственности: "Как на Западе все произошло от завоевания, так у нас происходит от призвания, беспрекословного занятия, и полюбовной сделки" (10).

Отсутствие взаимного уничтожения, ненависти при призвании варягов определило и отсутствие в России третьего сословия, возникшего на Западе в результате борьбы городов против феодалов, и мирное сожительство различных конфессий. Противоборство, внутреннюю борьбу, латентно пребывающую в политической жизни Запада, Погодин оценивает однозначно негативно, пророчески предрекая западным странам будущие потрясения и противопоставляя ей "органичность" национально-политического единства и монолитную целостность Российской империи.

Объяснив "генеалогию" западноевропейской и русской государственности, в доказательство своей позиции Погодин рассматривает политические явления, сопровождавшие зарождение русского государства и приводит сначала различия "составных частей, элементов Государства" на Западе и в России, а затем отличия физические и нравственные. Элементы государства в "первый период его происхождения", по его мысли, это — "государь, народ, разделяющийся на сословия…, и земля"; физические — "пространство, народосчислие, населенность, почва, климат, положение, система рек", нравственные — "народный характер, религия, образование" (11).

Так, например, с точки зрения Погодина, "Наш Государь был званым мирным гостем, желанным защитником, а Западный государь был ненавистным пришельцем, главным врагом, от которого народ напрасно искал защиты" (12). "С народом у нас Князь имел дело лицом к лицу, как его защитник и судья…за что и получал определенную дань", а на Западе Король был совершенно отделен от народа своими вассалами (13). "На Западе Король был обязан своим сподвижникам.., помогавшим ему покорить землю, а наш Князь не имел никаких обязанностей к Боярам…" (14), которые находились в полном его распоряжении. Поэтому, в отличие от русских, "западные воеводы", составившие особый класс, многочисленное сословие (15), почитали себя почти равными Королю, который без них ничего не значил, не мог владеть государством, не мог действовать, не мог повелевать ими: "Те делали что хотели, а наши, что приказывал им Князь", — подводит черту Погодин (16).

Своеобразие теоретико-методологической позиции Погодина в оправдании невозможности завоевания России усиливало его обращение к географическому фактору, который по его мысли обуславливал как принципиальную невозможность завоевания России, так и во многом оправдывал его концепцию "призвания власти" славянским населением Руси.

Первое, на что обращает внимание Погодин — "пространство", обширность территории страны, обусловившее "невозможность быстрого завоевания", с одной стороны, с другой — отсутствие борьбы за землю, которой было очень много ("Бери всякий, сколько хочешь") и которую не нужно было ни у кого отнимать — "пройти это пространство взад и вперед, вдоль и поперек — не достанет жизни одного поколения, а покорить, содержать в повиновении, кольми паче" (17).

Второе обстоятельство — многочисленность и единство туземного населения, которое внушало уважение пришельцам. В отличие от разнородных обитателей территории Западной Европы, народ славянский, как указывает Погодин, "был очень многочислен и един по своему происхождению… Это единство сообщало ему твердость, доставляло влияние, коему невольно подчинялись пришельцы" (18).

Третье обстоятельство было связано с тем, что в России, как верно заметил Погодин, — всякому потоку завоевания препятствовало "заселение не сплошное, но разделенное лесами, степями, болотами, речками, без больших дорог, при трудных сообщениях" (19).

Четвертым обстоятельством стала "бедность" земли, требующей приложения большого труда и не доставлявшей никакой пищи роскоши. Поэтому экспансивные устремления первых русских князей были устремлены в другие богатые места. "Совсем не то на Западе, — отмечает Погодин, — где пришельцы нашли себе рай земной, в сравнении с их отчизной, из коего некуда им было желать более" (20).

Пятое обстоятельство, обусловившее аполитичность русского народа, предоставившего все государственные дела князю и боярам, — это "климат суровый, холодный", который, как предполагал Погодин, "заставлял обитателей жить дома, около очагов, среди семейств и не заботиться о делах общественных, делах площади, куда выходили они только в крайней нужде…" (21).

Шестое обстоятельство, способствовавшее "одинаковости отношений, гражданскому равенству", по Погодину — это равнинная, без гор, территория Руси. "Некому и нечем было воспользоваться. Феодалу негде было выстроить себе замка, он не нашел бы себе неприступной горы, — да и камня нет, на строение, а только сгораемый лес" (22).

И последнее, седьмое "физическое" обстоятельство, на которое обращает внимание Погодин, — это "Система рек, текущих внутри земли, странное отделение от всех морей, (Белого, Балтийского, Черного и Каспийского)". Все это обусловило трудность контактов туземного населения с внешним миром, его одиночество, особость пути, мир и покой существования, и, в конечном счете, то, что "Мы…подчинились спокойно первому пришедшему" (23).

Таким образом, по мысли Погодина, обширность территории, многочисленность славянского населения, отсутствие дорог, тяжелые климатические и другие "физические" условия послужили основой создания самобытного русского государства, так как эти обстоятельства, взятые в совокупности, делали "завоевание" невозможным.

Нужно заметить, что в своем обосновании уваровской формулы Погодин находит исторические аргументы для всех составных частей "официальной народности". Этому, в частности посвящена та часть статьи, в которой речь идет о "нравственных различиях" Запада и Востока Европы, западных народов и народов славянских.

Первое такое различие связано с характером северных славянских народов — "Словении были и есть народ тихий, спокойный, терпеливый… Потому они и приняли чуждых господ без всякого сопротивления, исполняли всякое требование их с готовностью…Такая безусловная покорность, равнодушие, противоположные западной раздражительности, содействовали, — как считает Погодин, — к сохранению доброго согласия между двумя народами" (24).

Еще одно различие связано по Погодину, с гражданским и умственным образованием, с тем, что сейчас принято называть "политической культурой", "политической традицией". Так, в отличие от западных племен, имевших богатую политическую историю в момент покорения их варварами, в России "гражданского образования не было никакого, а только семейное, домашнее, до которого пришельцы не коснулись", поэтому, как указывает Погодин, — "Мы получили гражданское образование от пришельцев, а западные племена дали им" (25).

Самое же главное различие между Россией и Западом, по Погодину, в характере принятия христианской веры и в самом характере веры: "У нас пришельцы сообщили Религию туземцам, а там туземцы пришельцам" (26). Сначала варяги-язычники встретились со славянами-язычниками, затем варяги приняли христианскую веру и распространили ее между славянами без сопротивления. Западные же завоеватели встретились с христианами, и они начали действовать друг против друга — "новый источник ненависти, которого у нас не было" (27). Это, во-первых. Во-вторых — вера, которую приняли варяги, а затем и славяне, отличалась от западного христианства. "Те получили ее из Рима, а мы из Константинополя" (28). Не вдаваясь в детализацию, Погодин, в своей статье, на наш взгляд, дает квинтэссенцию трактовок под политическим углом зрения различий католической и православной религии, которые господствовали в русской литературе того времени: "западная более стремится вне, восточная углубляется внутрь; у них пропаганда, у нас сохранение; у них движение, у нас спокойствие; у них инквизиция, у нас терпимость". И политические последствия — различие отношений Церкви и Государства: "Действуя вне — западная церковь вошла по необходимости в соприкосновение со светскою властью, и получила на время преимущество над ней, а наша, углубляясь внутрь, оставила светскую власть действовать, как ей угодно" (29).

Общий вывод, к которому приходит Погодин, следующий.

Русская история и история западных государств, при общем ("родовом") их подобии, при единстве цели, противоположны во всем, что касается путей, средств, обстоятельств, формы происшествий. И противоположность эта, "несмотря на все усилия, преобразования, перевороты, время", сохраняется (30).

А относительно публикуемой здесь статьи сам М. П. Погодин писал С. П. Шевырёву: "Спешу поделиться с тобой удовольствием — столько нашел я в своей кладовой драгоценных замечаний о Русской Истории, что сердце не нарадуется. Я писал на лоскутках и складывал в одно место, и не замечал, как они копились, а теперь как стал их собирать и низать на нитки, так сам удивился. Глава о различии Русской Истории с Европой получает характер государственный, и я разошлю ее к членам Государственного Совета, умеющим грамоте".

Впервые статья вышла в первом номере журнала "Москвитянин" в 1845. (См.: Барсуков Н. П. Жизнь и труды М. П. Погодина: В 22 тт. СПб, 1888-1910. Т. 8. СПб. 1894. С.113-116). Текст печатается по: Погодин М.П. Параллель русской истории с историей западных европейских государств, относительно начала // Историко-критические отрывки, М. Погодина. М., 1846. С.57–82. Предисловие, подготовка текста и комментарии доктора политических наук, профессора А.А. Ширинянца.

ПРИМЕЧАНИЯ К ПРЕДИСЛОВИЮ:

1. Погодин М.П. Параллель русской истории с историей европейских государств относительно начала // Погодин М.П. Историко-критические отрывки. М., 1846. С.62.

2. Погодин М.П. Параллель русской истории с историей европейских государств относительно начала // Погодин М.П. Историко-критические отрывки. М., 1846. С.63.

3. Погодин М.П. Формация государства // Погодин М.П. Историко-критические отрывки. М., 1846. С.37.

4. Погодин М.П. Формация государства // Погодин М.П. Историко-критические отрывки. М., 1846. С.41

5. Погодин М.П. Формация государства // Погодин М.П. Историко-критические отрывки. М., 1846. С.43

6. Погодин М.П. Формация государства // Погодин М.П. Историко-критические отрывки. М., 1846. С.42.

7. Цит. по: Милюков П.Н. Главные течения русской исторической мысли. СПб., 1913. С.317.

8. См.: Погодин М.П. Норманнский период русской истории. М. 1859. С. 150.

9. Погодин М.П. Параллель русской истории с историей европейских государств относительно начала // Погодин М.П. Историко-критические отрывки. М., 1846. С.60-61.

10. См.: Погодин М.П. Параллель русской истории с историей европейских государств относительно начала // Погодин М.П. Историко-критические отрывки. М., 1846. С.61-62.

11. См.: Погодин М.П. Параллель русской истории с историей европейских государств относительно начала // Погодин М.П. Историко-критические отрывки. М., 1846. С.63, 74-75.

12. Погодин М.П. Параллель русской истории с историей европейских государств относительно начала // Погодин М.П. Историко-критические отрывки. М., 1846. С.64.

13. См.: Погодин М.П. Параллель русской истории с историей европейских государств относительно начала // Погодин М.П. Историко-критические отрывки. М., 1846. С.64-65.

14. См.: Погодин М.П. Параллель русской истории с историей европейских государств относительно начала // Погодин М.П. Историко-критические отрывки. М., 1846. С.64.

15. Многочисленность аристократии на Западе Погодин объяснял просто — туда "пришли огромные войска-племена со множеством предводителей", из этих предводителей и их потомков составилась аристократия. На Руси же "воеводы", бывшие передним рядом Княжеской свиты, гвардии, дружины, в силу своей малочисленности и прямой зависимости от Князя, не составили "особого класса". См.: Погодин М.П. Параллель русской истории с историей европейских государств относительно начала // Погодин М.П. Историко-критические отрывки. М., 1846. С.65.

16. Погодин М.П. Параллель русской истории с историей европейских государств относительно начала // Погодин М.П. Историко-критические отрывки. М., 1846. С.65.

17. Погодин М.П. Параллель русской истории с историей европейских государств относительно начала // Погодин М.П. Историко-критические отрывки. М., 1846. С.75.

18. Погодин М.П. Параллель русской истории с историей европейских государств относительно начала // Погодин М.П. Историко-критические отрывки. М., 1846. С.76. Более того, как замечает Погодин: "Норманны разошлись в Славянском населении, подобно капле вина в воде…".

19. Погодин М.П. Параллель русской истории с историей европейских государств относительно начала // Погодин М.П. Историко-критические отрывки. М., 1846. С.76-77.

20. Погодин М.П. Параллель русской истории с историей европейских государств относительно начала // Погодин М.П. Историко-критические отрывки. М., 1846. С.77.

21. См.: Погодин М.П. Параллель русской истории с историей европейских государств относительно начала // Погодин М.П. Историко-критические отрывки. М., 1846. С.77-78.

22. Погодин М.П. Параллель русской истории с историей европейских государств относительно начала // Погодин М.П. Историко-критические отрывки. М., 1846. С.78.

23. Погодин М.П. Параллель русской истории с историей европейских государств относительно начала // Погодин М.П. Историко-критические отрывки. М., 1846. С.78.

24. Погодин М.П. Параллель русской истории с историей европейских государств относительно начала // Погодин М.П. Историко-критические отрывки. М., 1846. С.79.

25. Погодин М.П. Параллель русской истории с историей европейских государств относительно начала // Погодин М.П. Историко-критические отрывки. М., 1846. С.80.

26. Погодин М.П. Параллель русской истории с историей европейских государств относительно начала // Погодин М.П. Историко-критические отрывки. М., 1846. С.80.

27. Погодин М.П. Параллель русской истории с историей европейских государств относительно начала // Погодин М.П. Историко-критические отрывки. М., 1846. С.79.

28. Погодин М.П. Параллель русской истории с историей европейских государств относительно начала // Погодин М.П. Историко-критические отрывки. М., 1846. С.80.

29. Погодин М.П. Параллель русской истории с историей европейских государств относительно начала // Погодин М.П. Историко-критические отрывки. М., 1846. С.80.

30. Погодин М.П. Параллель русской истории с историей европейских государств относительно начала // Погодин М.П. Историко-критические отрывки. М., 1846. С.81.

М.П. ПОГОДИН

ПАРАЛЛЕЛЬ РУССКОЙ ИСТОРИИ С ИСТОРИЕЙ ЗАПАДНЫХ ЕВРОПЕЙСКИХ ГОСУДАРСТВ, ОТНОСИТЕЛЬНО НАЧАЛА

Западные европейские Государства обязаны происхождением своим завоеванию, которое определило и всю последующую их Историю, даже до настоящего времени.

"Основание новых больших государств, — говорит Тьерри, один из представителей Западной Истории в наше время, — было преимущественно действием силы; новые общества устроились из обломков обществ древних, разрушенных насильственно; и в этом процессе воссозидания многочисленные племена лишились, не без страданий, своей свободы, и даже имени, замененного именем чуждым" (1).

"Сословия высшие и низшие, кои ныне наблюдают себя с недоверчивостию, или борются за образ мыслей и правления, суть ничто иное, во многих странах, как племена завоевания и порабощения времен прежних. Таким образом меч завоевания возобновил лицо Европы, и, разместив ее жителей, оставил свою древнюю печать на каждом народе, составившемся из смеси многоразличных племен. Племя воинственных пришельцев сделалось классом привилегированным, перестав быть особливым племенем. Из него произошло воинское дворянство, которое, принимая в недра свои все, что было честолюбивого, буйного, бродяжного, в низших сословиях, для того чтоб не перевестись, возобладало над населением трудолюбивым и мирным, в продолжение военного правительства, происшедшего от завоевания. Племя побежденное, лишенное поземельной собственности, власти и свободы, живя не оружием, но работою, обитая не в крепких замках, а в городах, образовало общество, как бы отдельное от военного союза завоевателей. Этот класс поднялся по мере того, как ослабевала феодальная организация дворянства, произошедшего от древних завоевателей, естественно или политически, — может быть потому, что сохранил в стенах своих остатки Римской гражданственности, и с этой слабою помощию начал новую цивилизацию" (2).

Вот что видят Французы и Англичане в Истории своих земель, — и это очень верно.

Предлагаю вкратце Историю Западных государств.

К одному племени приходит другое (к Галлам Франки, к Бриттам Норманны, к Испанцам Вестготы, к Италианцам Лонгобарды и проч.). Пришельцы побеждают туземцев, и поселяются между ними. Предводитель делит землю между своими сподвижниками, которые, (феодалы), в крепких замках, становятся господами, угнетают народ, отделяют его от Государя, — и живут на счет племени побежденного. Возникает непримиримая ненависть между сими племенами, которая усиливается тем более, чем долее должна бывает таиться. Только в городах укрываются немногие жители, кои в течение веков, после многих тщетных усилий и жертв, мало помалу, с величайшим трудом освобождаются от их влияния, и успевают приобрести себе независимость, при помощи Королей, которым феодалы были также тяжелы. В городах образуется среднее сословие, а при дворе аристократия, происходящая от феодалов, которые переходят туда из замков, присваивают себе все привилегии; и начинают угнетать народ под другою формою. Среднее сословие после оборонительной войны предпринимает наступательную, стремясь уравниваться мало помалу с привилегированной аристократией. Она не уступает, и борьба сих двух сословий оканчивается революцией, которой историю Наполеон выразил в четырех словах: Галлы свергли иго Франков (3).

В наше время низшие классы, вслед за средним, являются на сцену, и точно как в революции среднее сословие боролось с высшим, так теперь низшее готовится на Западе к борьбе с средним и высшим вместе. Предтечей этой борьбы уже мы видим: сен-симонисты, социалисты, коммунисты, соответствуют энциклопедистам, представившим пролог к Французской революции. Горе, если средние сословия не образумятся там заблаговременно, и не сделают уступок. Им дается теперь на решение задача такого же рода, как Нотаблям в 1789 году: те не поняли своего положения, и навлекли на свое отечество тучу бедствий. Не понимают, кажется, и наши знаменитые современники, судя например по просьбам Манчестерских фабрикантов и речам Грагама и Пиля, которые с таким ожесточением не хотят уступить одного часа из двенадцати, в облегчение несчастных работников, и вешают равнодушно на аптекарских весах капли их пота и крови, в гордой надежде распутать Гордиев узел, который лишь только затягивается крепче на Западе.

Все эти происшествия, прошедшие, настоящие и будущие, имеют тесную связь между собою, составляют одну цепь, и ведут свой род совершенно генеалогически от завоевания, т.е. от начала Западных Государств.

Завоевание, разделение, феодализм, города с средним сословием, ненависть, борьба, освобождение городов,- это первая трагедия Европейской трилогии.

Единодержавие, аристократия, борьба среднего сословия, революция — это вторая.

Уложения, борьба низших классов… будущее в руце Божией.

Истории Западных Государств, повторю, представляют одни и те же явления, только с немногими отличиями, смотря по количеству, качеству, соразмерности и прочим отношениям ингредиентов начала (4).

Обратимся теперь к Русской Истории, и посмотрим, представляет ли она эти главные характеристические явления Западных Историй.

С первого взгляда мы примечаем, что у нас, в начале ее, нет решительно ни одного, по крайней мере в том виде: нет ни разделения, ни феодализма, ни убежищных городов, ни среднего сословия, ни рабства, ни ненависти, ни гордости, ни борьбы…

От чего такое различие?

Западные явления, как мы видели, тесно связаны с своим началом, из которого они непосредственно проистекают: так точно и наши явления, наша История должны быть связаны с нами началом. Если следствия различны, то и начала различны.

Действительно, мы имеем положительное сказание Летописи, что наше Государство началось не с завоевания, а вследствие призвания. Вот источник различий! Как на Западе все произошло от завоевания, так у нас происходит от призвания, беспрекословного занятия, и полюбовной сделки.

Призвание и завоевание были в то грубое, дикое время, положим, очень близки, сходны между собою, разделялись очень тонкою чертою, — но разделялись!

Взгляните на два зерна: они почти одинаковы; разве вооруженным глазом можно подметить их тонкое различие, — но дайте срок, дайте время этим семенам развиться, вырасти, и вы увидите, что из одного возникнет дуб, а из другого пальма, или какое нибудь нежное, благоуханное растение, и тонкое различие зерен обнаружится разительно в цветах и плодах.

Вот два шара, употреблю другое сравнение, совершено равные. Положите их на одно место, рядом, ударьте их с одинаковою силою, — но случись одной линии, какому-нибудь легкому неприметному склонению, разделить точек, — шары понеслись в разные стороны, и чрез несколько времени вы видите их в беспредельном между собою расстоянии. Ничтожная разница в первом толчке, изменяя направление, решает их судьбу, и переносит на противоположные точки.

Так и в Истории Государств: малейшее различие в начале производит огромное различие в последствиях.

Рассмотрим теперь политические явления, сопровождавшие наше начало, сравнительно с Западными, коих генеалогия выше объяснена.

Составные части, элементы Государства, в первый период его происхождения, суть: государь, народ, разделяющийся на сословия, — (5) высшее (дворянство), среднее (собственно так называемое, промышленное, городовое), низшее (сельское), и земля.

Будем говорить о каждом элементе порознь.

Государь,

с а м п о с е б е

Первый наш Князь — Рюрик призван был добровольно в Новгород, Олег принят в Киев без сопротивления. Тот и другой не имел, следовательно, и даже не мог иметь враждебных чувств победителя, завоевателя, какие питали Западные Государи; тот и другой не мог смотреть на свое владение, как на добычу, взятую с бою, приступом; не имел никаких внутренних врагов, ни внешних соперников, в своем, хотя и ничтожном, в сравнении с Западными королевствами, владении. Наш Государь был званым мирным гостем, желанным защитником, а Западный Государь был ненавистным пришельцем, главным врагом, от которого народ напрасно искал защиты.

И отношения его были совершенно другие, чем на Западе, — к Боярам, городам, народу.

К Боярам.

На Западе Король был обязан своим сподвижникам, (Герцоги, Дюки), помогавшим ему покорить землю, а наш Князь не имел никаких обязанностей к Боярам, большею частию его родственникам, которые сопровождали его без всякой со стороны его нужды; не имели случая оказать ему никаких важных необходимых услуг — и в случае неудовольствия могли только оставить его.

К народу.

С народом у нас Князь имел дело лицом к лицу, как его защитник и судья, в случаях впрочем, очень редких, за что и получал определенную дань, — вот в чем состояло его отношение, — а Западный Государь отделен был совершенно своими вассалами.

Переходим к Боярам.

Бояре,

с а м и п о с е б е.

Бояр и мужей, соответствующих западным воеводам, у нас было гораздо меньше, чем на Западе (в Галлии, Британии, Испании, Италии), куда пришли огромные войска-племена со множеством предводителей. Потому-то они не составили у нас особого класса, многочисленного сословия, сильного элемента, а были только передним рядом Княжеской свиты, гвардии, дружины.

Отношения Бояр к Князю.

Воеводы Западные почитали себя почти равными Королю, который без них ничего не значил, не мог владеть государством, не мог действовать, всего менее повелевать ими, а наши находились в полном распоряжении Князя, — ближайшие исполнители его приказаний, — его родственники, слуги, наемники, без которых он мог обойтись всегда. Они зависели от Князя, а на Западе Князь зависел от них. Те делали что хотели, а наши, что приказывал им Князь.

К земле.

Феодалы западные отняли у туземцев, разделили между собою, как добычу, землю, которую покорили под предводительством Короля, а наши не прикоснулись к земле, а получали иногда от Князя, временно, вроде жалованья, или по договору за свою службу, часть дани, доходов, с того или другого города, — как его наместники, прикащики или откупщики, которых он мог всегда сменить, без малейшего для себя вреда или неудобства.

Феодалы рассеялись по всему пространству покоренной земли, а наши не имели постоянного пребывания, и жили там, где назначал им Князь, — преимущественно при нем, участвуя в его походах военных и мирных.

К народу.

Феодалы Западные, отняв землю и заставив работать на себя ее обитателей, с самого начала поставили себя в враждебное отношение к ним, а наши Бояре, не имея никакого дела до народа, кроме сбора дани и суда, жили в добром согласии с ними.

К Государству.

Феодалы Западные, основали многие владения, малые Государства, из коих отвлеченно состояло одно большое, а у нас было одно малое Государство. Западное Государство можно выразить такою дробью 10/10, а наше десятичною.

Народ и земля.

Земля на Западе досталась сполна пришельцам, а у нас осталась как прежде в общем владении народа, под верховною, (отвлеченною), властию Князя, который о ней не думал, потому что не имел никакой нужды.

Народ на Западе, побежденный и покоренный, был обращен в рабство, а у нас остался свободным как был, потому что не был покорен. Вся перемена состояла только в дани, которую он начал платить Князю или его прикащикам, дани естественными произведениями, в коих был у него излишек, и коих девать было некуда, — следовательно, не отяготительной.

Одним словом — наш народ был посажен на легкий оброк, а западный осужден на тяжелую барщину. Оброк и барщина, сами по себе, составляют теперь еще важное различие для поселянина, уже смиренного, ручного, а что сказать о тяжелом оброке и легкой барщине в первое время гражданских обществ, близкое к природе и естественной свободе?

Г о р о д а.

Города на Западе с остатками Римской образованности и гражданственности, сделались пребыванием людей особого звания, занятых промышленностию, а наши города были те же села с одинаковыми жителями и занятием, и названы городами потому только, что Князья избрали их местами пребывания для себя или для своих мужей, и огородили. По этой причине они не могли сделаться особливым элементом Государства. Промышленность городская, ограниченная удовлетворением первых потребностей этого рода, оставалась, как прежде, занятием поселян.

С о с л о в и я.

Победители и побежденные, покорители и покоренные, дали происхождение двум классам на Западе, дворянству и рабам, — а у нас не было ни победы, ни покорения, и не началось никакого различия в правах между пришельцами и туземцами, гостями и хозяевами, не начало ни дворянства, ни рабства.

Не от кого было откупаться, не куда было скрываться, и не произошло убежищных городов, не зародилось и третьего, то есть среднего сословия.

Все жители различались только по своим занятиям, равно доступным для всякого, а в политическом, гражданском отношении, были равны между собою и перед Князем.

Надеюсь, — слушатели видят теперь ясно происхождение, последовательность, связь начальных государственных явлений на нашем Востоке, — и противоположность их от первого момента с Историей Запада.

Эта противоположность усилилась и утвердилась в течение последующих двухсот лет, кои служат у нас продолжением первого момента, и составляют с ним нераздельное целое, заключают одно происшествие, начало Государства, чего опять не представляет Запад.

Кловис, Вильгельм Завоеватель, Албоин и прочие, покорили Галлию, Англию, Ломбардию, одним разом, с твердым намерением поселиться, и тотчас зачали, основали Государства, коих окружность ими уже была очерчена. Такое действие требовало больших усилий, особенного напряжения, а сохранение приобретенного в своем владении — еще более, чем и назначались, как мы видели, все их гражданские отношения, определилась вся Западная история. Так Государства родились в одночасье, а наше рождалось двести лет.

Рассмотрим теперь влияние этой долговременности на первоначальные отношения, нами выше объясненные.

Первые Князья владели у нас по одному городу, в коем жили, или, лучше сказать, остановились постоем, ибо не имели мысли о постоянном пребывании; они не боялись потерять ничего, тем более, что ничем не дорожили, следовательно — как сначала им не нужны были помощники для водворения, так естественно и теперь были не нужны для того, чтоб сохранять владения.

Пользуясь благоприятными обстоятельствами, они начинают ходить в походы по разным сторонам и распространять пределы своей дани, все еще не думая о прочном владении. Если у них недоставало собственных средств, они нанимали себе войско у бранных единоплеменников. Всего чаще целию их были богатые соседи, особенно Греция, вознаграждавшая сторицею их труды.

Таким образом, Князья постепенно богатели, распространяли свои владения, усиливались и утверждали еще более первоначальную самобытность — к тому времени, когда дух движения успокоился, пути все преградились, и привычка к давнишнему месту жительства взяла свою силу. Это было уже при Владимире и Ярославе, которые покончили очертание окружности, и положили по последнему камню основания, чрез двести лет почти после первого прибытия Варягов.

Вот как первоначальное отличие Русского Князя от Западного Короля, утвердилось окончательно.

Точно такое же действие долговременным основанием Государства произведено и на Бояр сравнительно с Западом; первые поколения их не имели большого значения, а последние, Владимировы, Ярославовы, почти никакого. Спутники Рюриковы и Олеговы, как товарищи, могли еще, может быть, предъявлять какое нибудь право, но роды их пресеклись едва ли не в продолжение несчастных походов Святославовых, и Владимир привел себе новых мужей, нанятых им на Севере для войны с Ярополком; кончив войну, одних по выбору он оставил у себя, для службы, а других выпроводил в Грецию. Ярослав поступал одинаково.

Наши мужи по городам получали от Князя воинов, которые помогали им исправлять их должность, между тем обязаны были ставить Королю воинов, которые и составляли единственно его войско. Таким образом наши Бояре по необходимости были подчинены Князю, и Боярство в Западном смысле решительно отстранилось.

Самая дружина, вследствие беспрерывных многолетних войн, несколько раз переводилась и возобновлялась сполна, и следовательно не могла пустить глубоких корней, усилиться на счет Князя, а находилась в совершенной от него зависимости.

Племена Славянские обкладывались одно за другим данью, на том же основании, как первые, — оставаясь свободными, владея по прежнему землею, и не питая никакой ненависти к пришельцам. Пределы Государства распространялись следовательно исподволь, без усилий со стороны Князя, без непосредственного участия Бояр, без отягощения народа.

Число городов увеличивалось только как жилищ для княжеских наместников и сборщиков дани.

________________

Тьерри, желая итогом изобразить состояние Франции, в эпоху основания Государства, приводит места из законов Салических:

"Если свободный человек убьет Франка или варвара или человека, живущего под законом Салическим, то повинен заплатить пеню в двести су. Если римлянин владелец, то есть имеющий поземельную собственность в области, где живет, будет убит, то уличенный в убийстве должен заплатить сто су" (6).

"Кто убьет Франка или варвара на службе Короля (truste), тот должен заплатить шестьсот су. Если Римлянин, гость Короля, был убит, то пеня в триста су" (7).

"Если кто, собравши войско, нападет на человека свободного, (Франка или варвара), в его доме и убьет, то будет осужден на шестьсот су. Но если простолюдин или Римлянин будет убит такою толпою, то будет выплачен только половиною этой пени" (8).

"Если Римлянин наложит узы на Франка, без законной причины. То повинен заплатить тридцать су. Но если Франк свяжет Римлянина без причины, то повинен заплатить пятнадцать су" (9).

"Если римлянин ограбит Франка, то повинен заплатить 72 су. Если Франк ограбит Римлянина, то повинен заплатить 30 су. и проч" (10).

Вот, говорит Тьерри, каким образом закон Салический отвечает на вопрос, столь часто подвергаемый рассуждениям, о первоначальном различии гражданском между Франками и Галлами.

Развернем Русскую правду, писанную во время Ярославово, в эпоху окончательного основания Государства, — представит ли она такую противоположность с законом Салическим, какую противоположность мы видели в основании Русского Государства с основанием западных Государств. Где искать лучше поверки! "Аже оуебиеть муж мужа, то мьстити брату брата, любо отцю, любо сыну, любо браточаду, ли братню сынови; аще ли не будет кто его мьстя, то положити за голову… аще ли будеть Русин, любо грид, любо купец, любо тивун бояреск, любо мечник, любо изгои, любо Словенин, то 40 гривен положит и за нь" (11).

За Русина и Словенина совершенно одна пеня! Они, следовательно, имели одинаковые права.

Как разительно этот закон Русской Правды, замеченный Карамзиным, противоположен с Салическим, и как ясно подтверждается им различие в начале государств Западных с Русским! В основание государства у нас была положена любовь, а на Западе ненависть (12).

______________

К историческим, бытейским, фактическим отличиям присоединились, что очень удивительно для мыслящего наблюдателя, совершенно соответственные отличия физические и нравственные.

Физические: пространство, народочислие, населенность, почва, климат, положение, система рек.

Нравственные: народный характер, религия, образование.

Рассмотрим, как эти отличия содействовали к произведению одинаковых явлений и следствий с историческими, вышеисчисленными.

I. Пространство. Такая обширная страна, как Россия Ярославова, (между Балтийским морем, Польшею, Карпатскими горами, Новороссийскими степями, Волгою и дальним Севером), страна на несколько раз более Франции, Англии, Ломбардии, Ирландии, не могла быть вдруг, подобно им, завоевана; пройти это пространство взад и вперед, вдоль и поперек — не достанет жизни одного поколения, а покорить, содержать в повиновении, кольми паче. Так и было. Монголы после прошли ее, правда, (и то в немногих направлениях), но Монголы ходили многочисленным войском, целым почти народом, а Норманны могли набегать только артелями, с которых было довольно временной дани.

Итак, пространство предоставило невозможность быстрого завоевания, а другое следствие от этой причины было следующее: земли пустопорозжей было много, не так как на Западе, и никто не дорожил ею, ни Князь, ни Бояре, ни туземцы. Бери всякий, сколько хочешь, — на что же было отнимать, насиловать? За что враждовать? Обстоятельство весьма важное?

II. Народ туземный (Славянский) был очень многочислен и един по своему происхождению, чего также не представит ни одна страна того времени, Галлия, Британия, Италия, заселенные раньше, получившие много разнородных обитателей. Это единство сообщало ему твердость, доставляло влияние, коему невольно подчинились малочисленные пришельцы. Норманны разошлись в Славянском населении, подобно капле вина в воде, так что их стало невидно, лишь только прекратились северные выселки, и они остались одни, т.е., после Ярослава. А на Западе наоборот: там взяли преимущество пришельцы и наложили свою печать на туземцев. Там Галлы, в известных отношениях, стали Франками, а у нас Варяги Славянами.

Надобно впрочем, прибавить, что Славяне, восприяв в недра свои Норманнов, удержали при себе доставленные ими дары, гражданство и Христианство.

Заметим еще вот что; многочисленность внушает всегда уважение к себе: Князья, и особенно их мужи, находясь часто немногими помощниками, вдали от своих жилищ, среди многочисленных обществ, в невыгодной для себя пропорции, должны были естественно, из опасения, воздерживаться от лишних притеснений, если б даже когда и представлялся им повод или случай, — что и содействовало к поддержанию доброго согласия и приязни между пришельцами и туземцами.

III.Заселение не сплошное, но разделенное лесами, степями, болотами, речками, без больших дорог, при трудных сообщениях, препятствовало в 9 столетии всякому потоку завоевания, и также воздерживало завоевателей. Нельзя было вдруг идти далее, не осмотревшись на месте, а это требует времени. Все походы производились по рекам, а страны, лежавшие вдали от оных в глуши, по сторонам, в заволочьях, оставались долго в покое, пока Князья распространились по всем городам, откуда уже могли, на досуге, ходить направо и налево.

IV. Земля бедная, обильная только главными естественными произведениями, удовлетворяющими первым нуждам, голоду и жажде, и то за труд, с потом и кровью, земля, не доставлявшая никакой пищи роскоши, не привлекала завоевателей. Что взять было Князьям, Боярам, от бедных жителей ее? Они спешили на промысел в другие богатые места, под Царьград, к берегам Черного и Каспийского морей. Уже только тогда, как пути были преграждены, ни домой на Север, ни в Грецию на Юг, и деваться было некуда, они, между тем привыкнув к земле и жителям, остались жить на неблагодарной почве. Совсем не то на Западе, где пришельцы нашли себе рай земной, в сравнении с их отчизной, из коего некуда им было желать более.

V. Климат суровый, холодный, заставлял обитателей жить дома, около очагов, среди семейств и не заботиться о делах общественных, делах площади, куда выходили они только в крайней нужде, предоставляя все с охотою Князю и его Боярам, чем отстранялось всякое столкновение и раздоры.

VI. Положение равное, без гор, одинаковое, содействовало одинаковости отношений, гражданскому равенству — везде одни и те же выгоды и невыгоды. Некому и нечем было воспользоваться. Феодалу негде было бы выстроить себе замка, он не нашел бы себе неприступной горы, — да и камня нет, на строение, а только сгораемый лес.

VII. Система рек, текущих внутри земли, странное отделение от всех морей, (Белого, Балтийского, Черного и Каспийского) мешали туземцами приходить в соприкосновение с другими народами, получать новые понятия, узнавать чужие выгоды и невыгоды, и судить о своих. Мы оставались дома, в мире и покое, и подчинились спокойно первому пришедшему.

Различия нравственные:

VIII. Характер Словенский. Нет нужды входить здесь в доказательства, что одни свойства имеет северный человек, другие южный, западный, восточный; что кровь у одного обращается быстрее, чем у другого; что каждый народ имеет свой характер, свои добродетели и свои пороки. Словене были и есть народ тихий, спокойный, терпеливый. Все древние писатели утверждают это о своих Словенах, то есть западных. Наши имели и имеют эти качества еще в высшей степени. Потому они и приняли чуждых господ без всякого сопротивления, исполняли всякое требование их с готовностию, не раздражали ничем, — и всегда были довольны своею участию. Поляне платили дань Хозарам, пришел Аскольд — стали платить ему, пришел Олег — точно также. Кому вы даете дань, спрашивает Олег Северян. Хозарам. Не давайте Хозарам, а давайте мне, — и Северяне начали давать ему.

Такая безусловная покорность, равнодушие, противоположные западной раздражительности, содействовали к сохранению доброго согласия между двумя народами (13).

IX. Религия. Варяги язычники встретились у нас с Словенами-язычниками, оставляли одни других в покое. А западные завоеватели встретились с Христианами, и начали действовать друг против друга, — новый источник ненависти, которого у нас не было.

Впоследствии Варяги приняли Христианскую веру, и распространили ее между Славянами, принявшими ее также по своему характеру, без сопротивления, а на Западне наоборот. У нас пришельцы сообщили Религию туземцам, а там туземцы пришельцам.

И вера принята у нас Восточная, во многом противоположная Западной. Те получили ее из Рима, а мы из Константинополя. Не место входить здесь в показание отличий между обеими церквами; мы укажем только на те, кои соответствуют вышеописанным политическим отличиям: западная более стремится вне, восточная углубляется внутрь; у них пропаганда, у нас сохранение; у них движение, у нас спокойствие; у них инквизиция, у нас терпимость. Действуя вне — западная церковь вошла по необходимости в соприкосновение с светскою властию, и получила на время преимущество над ней, а наша, углубляясь внутрь, оставила светскую власть действовать, как ей угодно.

X. Образование. У западных племен, к коим пришли завоеватели, было уже образование, — и гражданское, и умственное, — кроме религиозного, о коем мы сейчас говорили. Каково же было им расстаться с этими сокровищами в жертву варварам! А у нас гражданского образования не было никакого, а только семейное, домашнее, до коего пришельцы не коснулись. Новое гражданское образование привито у нас к дереву свежему, дикому, а там к старому и гнилому. Их здание выстроено на развалинах, а наше на нови. Мы получили гражданское образование от пришельцев, а западные племена дали им.

_____________

Столько различий положено в основание Русского Государства сравнительно в Западными! Не знаешь, которые сильнее: исторические, физические или нравственные! Каковы же они вместе, действуя одно на другое, укрепляя себя взаимно, приводя к одному концу!

Эти различия развивались впоследствии, и представили из Русской Истории, при общем (родовом) ее подобии, при единстве цели, совершенную противоположность с Историей Западных государств, что касается до ее путей, средств, обстоятельств, формы происшествий, — противоположность, которую представляет наша жизнь, и теперь, несмотря на все усилия, преобразования, перевороты, время…

Вот что надо иметь непременно в виду рассуждая о Русской Истории, в каком бы то ни было ее периоде, произнося приговор ее событиям, разбирая ее достоинства и недостатки, хваля и порицая действующие лица, изъявляя желания или опасения для будущего времени. Иначе мы будем впадать в детские ошибки, то есть искать таких плодов, для которых не было семян, и оставлять без внимания другие, может быть, драгоценнейшие, потому что их нет инде.

Предложу для ясности просто сравнение: хорошо ли б мы поступили, если б бросили рожь — нашу кормилицу, и принялись везде сеять маис, обольщенные рассказами об его сладости и вкусе? Мы должны б скоро умереть с голоду, потому что не наготовились бы маису на целое народонаселение, хоть бы вздумали строить везде оранжереи.

Происшествия не имеют такой очевидности и осязательности, как естественные произведения, и много времени проходит иногда, много употребляется труда, пока откроется удивленному взору внутреннее значение того или другого; но смело можно сказать, даже судя по одному, разобранному нами теперь, началу, что мы должны отказаться от своего прошедшего существования, т.е. своей Истории, (что впрочем, и делают некоторые), должны необходимо допустить нелепое заключение, что нынешняя Россия произошла из ничего, если будем прикладывать западный масштаб к Русской исторической жизни. Нет! Западу на Востоке быть нельзя, и солнце не может закатываться там, где оно восходит.

Список литературы

1. Thierry, Histoire de la conquête de l’Angleterre par les Normands, Paris, 1830. XI. — Прим М.П. Погодина.

2. Там же. с. IX. — Прим. М.П. Погодина.

3. См. Лас Казаса. — Прим. М.П. Погодина.

Эманнюэль де лас Казас (1766–1842) — граф, французский историк, секретарь Наполеона на острове Святой Елены. Автор книги "Максимы и мысли узника Святой Елены" и дневника "Мемориал Святой Елены" (См.: Las-Cases E. Esprit du Memorial de St.-Helene, t. 1-2. Paris, 1823; Las Cases E. Mémorial de Sainte-Hélène, ou journal ou se trouve consigné, jour par jour, ce qu’a dit et fait Napoléon durant dix-huit mois. T. 1–8. Paris, 1823–1824). — Прим. А.А. Ширинянца.

4. Древняя политическая История Европы, т.е. Греческая и Римская, представляют совершенное подобие с новыми в этом отношении. Вся История Рима от Ромула до Цезаря есть ни что иное, как борьба Патрициев с Плебеями, которые уравнялись, увы, уже под военным диктаторством Цезаря. У Греков те же отношения выразились в соперничестве Афин и Спарты, в войне Пелопонесской, пока Филипп и Александр не положили им также конца; Цезарь и Александр совершенно соответствуют Наполеону, а История Французской революции есть кровавая миниатюра всех Западных Историй. (См. мои Исторические Афоризмы. 1835.) — Прим. М.П. Погодина.

5. По принятой номенклатуре, коей одобрить нельзя. — Прим. М.П. Погодина.

6. Lex Salica. tit XLIV, § 1 и 15; apud Script. rerum francic. t. IV, p. 147. На нынешние деньги, эти пени простирались, первая до 3000 фр. а вторая до 1500 фр. — Прим М.П. Погодина.

7. Lex Salica. tit XLIV, § 4 и 6 (9000 фр. и 4500). — Прим. М.П. Погодина.

8. Ibid. tit. XLV, § 1 и 3 (9000 фр. и 4500). — Прим. М.П. Погодина.

9. Ibid. tit. XXXV, § 3 и 4 (450 и 225 фр.). — Прим. М.П. Погодина.

10. Lex salica ex MS. codice regio, a Joanne Schiltero, tit. XV ; apud Scrpit. rerum francic. T.IV, p. 188. (930 и 450 фр.) Lettres sur l`histoire de France. Brux. c. 443. — Прим. М.П. Погодина.

11. Русские Достопамятности I. с., 28. — Прим. М.П. Погодина.

12. В этом признаются многие из Западных писателей: сен-симонисты даже выходят из того начала, что вся общественная жизнь у них составлена на начале оппозиции, то есть вражды, следовательно, должна быть преобразована! — Прим. М.П. Погодина.

13. Только в самых крайних случаях они стояли за себя: так Древляне убили Игоря, так Словене разделались с буйной дружиной Ярослава. Пришельцы понимали это, и не доводили до крайностей. — Прим. М.П. Погодина.

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.portal-slovo.ru/