Кочегаров К. А.

Борьба украинской политической элиты за свои интересы в отношениях с Россией и Польшей

Андрусовское перемирие 1667 г., завершившее многолетнюю русско-польскую войну, тем не менее, не разрешило окончательно территориальные противоречия между Россией и Речью Посполитой и не принесло удовлетворения ни одной из сторон. И в Варшаве, и в Москве первоначально его воспринимали как временную передышку, необходимую для продолжения борьбы в будущем. И Россия, и Речь Посполитая пошли на его заключение под давлением самых разных обстоятельств, как внутреннего, так и внешнего характера. Продолжительность переговоров: с весны 1666 г. по январь 1667 г., ожесточенность споров и с большим трудом найденный компромисс свидетельствовали о том, какое значение для обеих сторон имел главный предмет конфликта — территории Украины и Смоленского воеводства.

Однако в данном конфликте была и еще одна сторона, интересы которой либо не учитывали, либо считали второстепенными. Это украинская казацкая старшина, а шире — все украинское казачество. В историографии уже давно присутствует точка зрения, что Андрусовское перемирие означало раздел украинских земель между Россией и Речью Посполитой. Справедливости ради стоит отметить, что ни одна из сторон, заключавших Андрусовский договор, объективно не желала этого раздела, рассчитывая завладеть Украиной полностью. С началом войны с Речью Посполитой в Москве строили планы приведения под царский скипетр всей Малой и Белой Руси, и только чувствительные военные неудачи и внутренние неурядицы заставили русские правящие круги отказаться от них. Польско-литовская делегация в Андрусово настаивала на возвращении всех завоеванных земель, и еще долгое время в Варшаве лелеяли планы восстановления границы Поляновского мира 1634 г.

Тем не менее в результате договора 1667 г. земли оказавшиеся в 1648 г. ядром казацко-крестьянского восстания — Брацлавское, Киевское и Черниговское воеводства Речи Посполитой, и которые по Зборовскому договору 1649 г. были переданы под непосредственное управление запорожского гетмана, оказались разделены между Россией и Польшей.

В ходе русско-польской войны в 1654 г. отряды Василия Золотаренко заняли часть земель Великого княжества Литовского — включая города Гомель, Чичерск и др. с окрестностями, т.е. территории в верховьях Днепра до р. Сож (т.н. Посожские села или Засожье) (1). Однако по Андрусовскому перемирию земли эти были возвращены Речи Посполитой.

Андрусовский договор вызвал недовольство на Украине, однако после восстания И.М. Брюховецкого левобережная казацкая старшина встала на путь мирного диалога с царской властью, стремясь таким способом обеспечить соблюдение своих интересов во внутренней и внешней политике русского правительства. Наиболее важными для казачества являлись отношения России и Речи Посполитой. В этой сфере русская дипломатия действовала с оглядкой на Батурин [столица гетманства. — Ред.], информируя гетманов обо всех важных решениях в области польской политики, учитывая по возможности их мнение при выработке политического курса. С другой стороны от гетманов требовалась исключительная гибкость и осторожность, поскольку открытый протест царской воле мог иметь для них самые неблагоприятные последствия.

В этой ситуации казацкая старшина избирала различные способы, чтобы заявить московским властям о своем недовольстве Андрусовским перемирием и той русско-польской границей, которую оно устанавливало. Одним из наиболее важных аспектов данной проблемы стал постоянно тлевший Посожский конфликт на границе Войска Запорожского и Великого княжества Литовского.

Новое обострение отношений на этой почве дало себя знать уже вскоре после 1667 г. В 1669–1671 гг. казаки гетмана Д. Многогрешного заняли земли Мстиславского воеводства, в т.ч. Речицкого и Мозырского поветов. Шляхта оказалась изгнана из своих имений. Это вызвало недовольство польской стороны. Польско-литовские дипломаты, прибывшие в 1672 г. в Москву настаивали на возвращении захваченного. Накануне вмешательства Порты в борьбу за Украину в Москве предпочли уступить и воспользовавшись тем, что казацкая старшина организовала свержение Многогрешного, выставили его главным виновником нарушения Андрусовского перемирия со стороны России, возвратив Речи Посполитой Засожье. Польским послам во главе с Яном Гнинским было заявлено, что «заезд тот изменник Демка учинил на ссору» (2). Начавшаяся русско-польско-турецкая война видоизменила вопрос урегулирования территориальных противоречий между Россией и Речью Посполитой. Теперь Москва и Батурин стремились утвердить свое влияние на Правобережной Украине, управлявшейся гетманом П.Д. Дорошенко. В 1676 г. последний отрекся от булавы, а левобережный гетман И. Самойлович был провозглашен гетманом на обеих сторонах Днепра. Однако закрепиться на Правобережье России не удалось. Бахчисарайское перемирие между Портой и Крымом с одной стороны и Россией с другой, устанавливало в качестве границы между владениями двух государств реку Днепр. За царем признавался на Правобережье только Киев с прилегающими землями (3).

В этой ситуации в Батурине вновь вспомнили о «несправедливо» захваченных поляками и литовцами Посожских селах. В 1680-х гг. Посожский конфликт сыграл значительную роль в развитии русско-польских отношений. С одной стороны, он стал одним из важнейших козырей русской дипломатии в борьбе с Речью Посполитой за признание Андрусовских приобретений, с другой — своеобразной лакмусовой бумажкой, демонстрировавшей истинное отношений казацкой старшины к наметившемуся русско-польскому сближению.

К 1683 г. стало очевидно, что начало новой войны в Европе между Османской империей и коалицией европейских государств неизбежно. Поэтому, начиная с этого времени в гетманскую столицу — Батурин зачастили царские дипломаты, зондируя отношение И. Самойловича к возможности заключения Вечного мира с Польско-Литовским государством и вступления России в антиосманскую коалицию.

Опытный политик, гетман понимал, что рано или поздно Вечный мир будет заключен. К тому же он не мог не сознавать, что для Москвы и Батурина представляется удачная возможность если не покончить, то серьезно ослабить натиск Крымского ханства на южные границы России и Украины. В связи с этим перед Самойловичем вставал вопрос о необходимости добиться того, чтобы условия нового русско-польского договора были как можно наиболее выгодными для Войска Запорожского. В ходе своих переговорах с царскими дипломатами — С.Е. Алмазовым, Е.И. Украинцевым, Л.Р. Неплюевым Самойлович выдвигал претензии на восточнославянские земли до рек Случь и Днестр, выступал против тесного военного союза с поляками, и даже предлагал вариант заключения антипольского союза с Крымским ханством (4). Свою стратегию гетман выразил устами приехавшего в январе 1685 г. в Москву старшего канцеляриста Василия Кочубея: «А так как вся тамошняя сторона Днепра, Подолия, Волынь, Подгорье, Подляшье и вся Красная Русь всегда к монархии русской с начала бытия здешних народов принадлежали, то безгрешно бы было свое искони вечное, хотя бы и потихоньку, отыскивать, усматривая способное время». Однако реальные предложения гетмана на данном этапе сводились к присоединению к России Посожских сел и закрепления царской власти над Запорожьем (5).

Фактическое продвижение казаков на земли Великого княжества Литовского началось уже в начале 1683 г. Направленный в Москву в мае этого года польский посланник Ян Зембоцкий среди прочего должен был потребовать и возвращения Россией «заеханных» казаками И. Самойловича земель Речицкого повета и Гомельского староства в Мстиславском воеводстве (6). Осенью 1683 г. гетман просил московское правительство требовать от польской делегации на переговорах в Андрусово уступки земель, которыми «из древних лет» владели гетманы Войска Запорожского, принадлежавших Стародубскому полку «к Гомлю городу по речку Сож». Требования эти были включены в царский наказ русским дипломатам (7). Однако их предъявление царскими дипломатами в Андрусово польско-литовским комиссарам натолкнулось на заявление последних, что часть спорных земель, а именно в Речицком повете и так уже захвачены казаками (8).

После того, как Андрусовская комиссия завершилась без заключения какого-либо договора, казаки весной — в начале осени 1684 г. полностью заняли Посожские села, выгнав шляхту из своих имений. На занятых территориях вводилось казацкое устройство: „chłopów tamecznych… zbuntowali, do siebie przygarnęli i sporządzili setników i atamanów wedle swego zwyczaju” — так характеризовал действия казачества в своем «Дневнике» витебский воевода Ян Антоний Храповицкий (9). Другой анонимный источник сообщает, что с захваченных земель была прекращена выплата податей и доходов шляхте, а в казаки обращались не только крестьяне, но и мелкая шляхта, в первую очередь православная (10). Занятый по приказу И. Самойловича район представлял собой значительную часть Мстиславского воеводства Великого княжества Литовского. Мстиславскую шляхту, еще не забывшую разорения и ужасы московско-казацкого нашествия 1650-х гг., охватили панические настроения. В адрес литовского канцлера М. Огинского шли письма с просьбами о помощи (11). Я.А. Храповицкий отмечал, что казаки грозились занять земли аж до реки Березины (12) [Речь идет о реке Березине — притоке Днепра. Не путать с рекой Березиной, притоком Немана. — Ред.]. Собравшийся чрезвычайный сеймик Мстиславского воеводства постановил направить в Москву своих представителей, не дожидаясь реакции Варшавы, а пока что выслал доверенного человека литовского канцлера — Августина Константиновича для переговоров с русским дипломатическим агентом в Смоленске Назарием Краевским. Константинович больше всего интересовался, действительно ли казаки действуют в соответствии с царским указом, как заявлял предводитель одного из казацких отрядов, демонстрируя в подтверждение своих слов универсал И. Самойловича. Н. Краевский заявил, что не имеет никаких сведений касательно официальной позиции Москвы по данному вопросу, одновременно уверив своего собеседника, что начинать новую войну с Речью Посполитой Россия не собирается (13).

В Варшаве известия о захвате Посожских сел вызвали серьезный переполох — представители польско-литовской политической элиты видели в этом угрозу новой войны с Россией, по Речи Посполитой ходили упорные слухи, что русские войска вторглись в Литву. В Варшаве, да и при других европейских дворах не сомневались, что захват Засожья был произведен по прямому указанию из Москвы (14).

С жалобами на казаков в Москву в конце 1684 г. приехал польский посланник Томаш Адам Вилковский. Однако все обвинения в нарушении Андрусовского перемирия до поры до времени в Москве отвергались (15). С сейма 1685 г. в российскую столицу был направлен очередной гонец — Ян Зембоцкий.

Переговоры с прибывшим польским дипломатом возглавил В.В. Голицын — руководитель русской внешней политики. В Посожском конфликте русская сторона исходила из того, что поскольку граница до сих пор не размежевана, то претензии польской стороны на ее нарушение беспочвенны — необходимо сначала размежевать пограничные земли или на худой конец созвать съезд пограничных судей, которые размежуют хотя бы спорные территории. Для польско-литовской дипломатии, всячески затягивавшей межевание земель, в надежде пересмотреть условия Андрусовского перемирия такой вариант развития событий был явно невыгоден. Зембоцкий в ходе переговоров с Голицыным всячески протестовал против того, что бы свести проблему Засожья к заурядному пограничному спору — «малому делу» как его именовали в Посольском приказе. Он утверждал, что захвачено аж более 2 тыс. сел и деревень. В Москве немедленно направили гонца к гетману, требуя «своей» росписи Посожским селам. Присланный Самойловичем документ содержал гораздо более скромные цифры (178 сел и деревень), что видимо больше отвечало действительности. А в обширных статьях, присланных в Посольский приказ сразу после приезда Зембоцкого, Самойлович доказывал необходимость присоединения Засожья к России. При том он не только настаивал на «исконных» правах Войска Запорожского на эти земли, но и приводил более практичные аргументы, доказывая, в частности, стратегическую важность этого района, который в случае новой войны с Речью Посолитой, мог стать идеальным плацдармом для нанесения удара по Черниговскому и Стародубскому полкам, поэтому река Сож — как естественная, географическая граница владений России и Речи Посполитой должна стать и границей политической («по Сож межа может быть крепка» — писал гетман). В связи с последним обстоятельством Самойлович предлагал поверстать засожских крестьян в стрельцы или казаки. Гетман приводил свидетельства о нежелании населения Засожья терпеть господство шляхты и гонения на православие, его готовности показачиться и перейти под царскую власть.

Посредническую роль в Посожском конфликте пытался взять на себя император Леопольд I. В грамоте царям он призывал Россию не обострять отношения с западным соседом и высказывал явную заинтересованность в воцарении на русско-польской границе прочного мира. В Москве, утвердившись к 1685 г. в необходимости вступления в Священную лигу направили из Посольского приказа гетману И. Самойловичу грамоту с указанием немедленно очистить Посожские села и «казаков своих вывесть». Однако гетман фактически отказался выполнить царский указ. В ответ он направил в Москву очередное «покорственное челобитье», прося царей не спешить с возвращением полякам спорных территорий. Царское правительство частично вняло просьбе, приняв половинчатое решение — с Зембоцким был подписан договор о проведении съезда пограничных судей, а И. Самойловичу послана грамота с предупреждением, что если он не найдет «подлинные свидетельства» того, что Засожье принадлежало казакам до 1648 г. и «старожилов», которые готовы будут это подтвердить, то села придется вернуть Речи Посполитой. Зембоцкий категорически настаивал на том, чтобы представители гетмана в пограничном съезде не участвовали. В Москве сначала показали готовность согласиться с этим, однако по просьбе гетмана вновь ужесточили свою позицию — И. Самойлович должен был прислать на съезд трех «знатных» своих представителей, которые должны были участвовать в переговорах наравне с русскими дипломатами.

Пограничный съезд для размежевания спорных земель в итоге не состоялся, поскольку Россия упорно настаивала на том, что бы судьи начали решать спорные дела, двигаясь вдоль границы с Севера на Юг, в этом случае Засожье предстояло межевать в последнюю очередь. Польско-литовская сторона отказалась следовать достигнутым договоренностям и русские судьи — стольник Андрей Самарин и дьяк Федор Струков уехали с литовской границы ни с чем (16).

Гетман же и не думал ослаблять натиск на границы Великого княжества Литовского. В конце октября — начале ноября 1685 г. А. Константинович переслал Н. Краевскому письмо кричевского бурмистра Казимира Бочкевича, пронизанное прямо-таки паническими настроениями. «Ведомо учинилось нам из Заречья, — писал бурмистр, — что к нам идет казаков со сто человек, а иные говорят болши, идут походом по волостям, избивают стрелцов неведомо для чего, велик всполох у нас, не ведаем, что делать». Жители Кричева, бывшие в Киеве сообщали, что украинские казаки собираются вторгнуться и далее за Сож, захватить территории до самого Днепра и дойти аж до Могилева. А. Константинович, прося Краевского вновь прояснить позицию Москвы по этому вопросу, снабдил письмо многозначительным комментарием: «…дьявол верит народу тому, противу нас ярому. Чтоб мы не пропали от руки каиновой и как ни есть здоровье наше изберегли, потому естли бы избави Бог востало козацтво на нас, то нам не надобно иного неприятеля, толко самих наших мужиков доволно на нас будет» (17). По Мстиславскому воеводству ходили слухи, что по приказу И. Самойловича семитысячный казацкий отряд под командованием войскового судьи Петра Забелы (сомнительно, чтобы он командовал им по причине глубокой старости) «на добрых лошадях с лехким ружьем бес пушек» направлен на «Ерловицкий перевоз ниже Лоева, в дватцати верстах, а пошли где Березина впадает в Днепр а отдуду (sic!) около Березины хотят ставить залоги до самого Смоленска» (18).

В это время в Варшаве уже приняли решение о направлении в Москву великого посольства. Великие послы — К. Гжимултовский, М. Огинский и др. должны были заключить с Россией Вечный мир и антиосманский союз. Еще одной важной задачей польско-литовских дипломатов было добиться возвращения Посожских сел.

Упорство Ивана Самойловича в стремлении удержать эти территории не могло в конечном итоге не вызвать неудовольствие у руководителя внешней политики России В.В. Голицына. С другой стороны в Москве существовала боярская группировка, которая разделяла идеи гетмана (19). Последний не мог не знать об этом и видимо поддержка части русских правящих кругов делала его таким настойчивым. Это в свою очередь заставляло В.В. Голицына не высказывать открыто свое недовольство Самойловичем.

В феврале 1686 г. польское посольство прибыло в Москву. Торжественная аудиенции послов у царей состоялась 11 февраля (ст. ст.). Во время шествия послов в Грановитую палату среди встречавших их был и сын гетмана Самойловича Григорий со старшиною. При выходе государей «из палат» он был пожалован «к царской грамоте» (20). Этот символический жест должен был продемонстрировать намерение Москвы учитывать мнение гетмана в будущих переговорах.

В ходе первых трех официальных встреч (вторая половина февраля — начало марта) русских и польских делегаций главным предметом переговоров стали Посожские сел (21). Польско-литовские послы потребовали немедленного их возвращения, ставя это условием начала переговоров о мире и союзе. Русская сторона пыталась уйти от решения этого вопроса. Голицын и его коллеги доказывали, что «заезд» случился из-за отказа Речи Посполитой провести предусмотренное статьей 13 Андрусовского договора размежевания границ. Кроме того, русские дипломаты ссылались на соглашение о проведении пограничного съезда, заключенное с Яном Зембоцким.

Польские послы отказывались признавать заключенный Я. Зембоцким договор правомочным (К. Гжимултовский, присутствовавший по его словам на аудиенции у короля, где Я. Зембоцкий отчитывался о своей миссии, вообще заявил, что последний заключенного договора «не объявил»), а Посожские села — спорной территорией. Они считали, что «заезд» произведен специально, вопреки всяким соглашениям, спустя почти 20 лет после заключения русско-польского перемирия, «чтоб удобнее с ними учинить за тем заездом Вечной мир» (22).

Во время переговоров польско-литовская сторона пыталась всячески скомпрометировать гетмана И. Самойловича в глазах русского правительства. Ещё в ходе тайной встречи литовского канцлера М. Огинского с русским агентом в Смоленске Н. Краевским, произошедшей накануне официальных переговоров, канцлер жаловался на захват казаками Посожских сел. На это Н. Краевский сделал важное заявление, что «черкасы имеют на письме свидетельство от короля, что им належит потамест владеть, как они заезжают». Поразительно, но М. Огинский не стал отрицать наличия таких писем, настаивая, что «письма королевские без сейму и без приговору Речи Посполитой не имеют силы, а хотя бы призывал их к себе и посулил бы что они заехали, да они учинили тово, что[бы] быть под рукою королевскою, для того не належало им заезжать…» (23). Позднее послы утверждали, что гетман приказал убить посланца коронного гетмана С. Яблоновского, направленного к нему с просьбой разобраться в деле Засожья (24). Факт того, что Собеский «посулил» И. Самойловичу Засожье под условием принятия его протекции пока не находит подтверждения в других источниках. Не исключено, что подобные предложения от королевского двора могли поступить в Батурин, но хитрый гетман воспользовался ими по своему усмотрению.

Русская сторона намеренно принижала статус Посожской проблемы, не желая возвращать захваченные казаками земли Речи Посполитой. В тоже время В.В. Голицын отрицал, что Засожье было захвачено по царскому приказу (25). Такая двойственная позиция отражал раскол правящей московской элиты по вопросу мира и союза с шляхетской республикой. В конце концов русская дипломатия решила пожертвовать Посожскими селами ради заключения договора, однако настояв на том, что вопрос о Посожских селах будет решен после согласования всех условий мира и союза (26). Другим условием возвращения Посожских сел был выдвинут отказ польской стороны от требований возмещения ущерба. Для польско-литовских послов был составлен проект договора по этому вопросу, однако сам договор им отдан не был.

В результате длительных и сложных официальных переговоров стороны так и не смогли придти к окончательному соглашению. Речь Посполитая соглашалась уступить России «на вечно» Левобережную Украину с Киевом и Смоленск. Однако вопрос о требуемых русскими дипломатами землях вокруг Киева, Запорожье и денежных выплатах польско-литовской стороне согласован не был. Официальные переговоры были прекращены, продолжившись через «обсылки». На этом этапе Посожский вопрос вновь сыграл важную роль, поскольку приезжавшие на польский посольский стан дьяки, заявляли, что если договор заключен не будет, то Засожье останется за Россией. Помимо этого с русской стороны были выдвинуты новые территориальные требования — передача России земель на Правобережье, начиная от Киева вниз по Днепру до Чигирина, включая и его (27).

Наконец 26 апреля (6 мая) договор о Вечном мире был заключен. Россия в дополнение к Андрусовским приобретениям получила Запорожье и земли вокруг Киева; полоса же земель от Стаек до Чигирина была признана спорной территорией (28). Отдельным договором (от 25 марта ст.ст.) было оформлено возвращение Речи Посполитой Посожских сел (29). В Москве понимали, что это вызовет недовольство гетмана, поэтому возможно, что одним из мотивов выдвижение претензий на часть Правобережья стало желание русской дипломатии как-то компенсировать И. Самойловичу потерю Засожья.

Однако и после заключения Вечного мира трения в отношениях между Россией и Речью Посполитой сохранялись. Польско-литовские дипломаты настаивали на официальной церемонии передачи спорных территорий путем съезда с обеих сторон уполномоченных комиссаров. Русская сторона отказалась пойти на это. В.В. Голицын сообщил польским и литовским коллегам, что процедура возвращения Засожья возложена на гетмана И. Самойловича и дипломатам Речи Посполитой следует направить своих уполномоченных для съезда с гетманским представителем (30).

Гетману было направлено распоряжение об оставлении Посожских сел через севского воеводу Л.Р. Неплюева (31). Однако И. Самойлович не спешил посылать распоряжения о выводе за Днепр казацких гарнизонов.

Польско-литовская сторона же наоборот торопилась. На обратном пути посольства из Москвы, вскоре после выезда из Смоленска по приказу литовского канцлера М. Огинского в Кричев, расположенный на правом берегу Сожи, была направлена рейтарская хоругвь под командой мстиславского стольника Доминика Чехановского, снабженного копией договора о возвращении Засожья. Тот обнаружил, что все деревни в округе стояли пустыми, поскольку население разбежалось. Переночевав в Кричеве, хоругвь Д. Чехановского перешла на левый берег Сожи, где подверглась нападению казацко-крестьянского отряда (150 конных казаков и 3 тыс. вооруженных крестьян) под командованием некого Муравинского, шляхтича мстиславского воеводства, который, убив несколько лет тому назад свою жену, сбежал к казакам. Литовская хоругвь, преследуемая Муравинским поспешно ретировалась за Сож. Некоторые шляхтичи, вернувшиеся в свои имения после получения вести о возвращении Засожья, были перебиты крестьянами (32). Встревоженные послы проинформировали об этом В.В. Голицына. Познанский воевода выражал надежду, что проблема все же будет решена царскими «жестокими указами» и направленными в Засожье русскими комиссарами (33).

Казаки, в ответ на направленные к ним копии договора о возвращении Посожских сел и письма с упреками в его несоблюдении, обвиняли литовскую сторону в провокации вооруженных столкновений, просили прислать «ко наказанию подлинные свидетельства к принятию вам сее стороны по указу заехану землю Сожи». «А хотя имели есте указ, то не военным з барабаны, но обыкновенным по достоинству способом то возмогли есте сделать» — писали казаки шляхтичу Лиходеевскому, подстаросте Кричевскому (34). В другом письме к хорунжию мстиславскому они объявляли присланные им копии «государских грамот» вымышленными и отказывались уступать Засожье, «а еще чаем и далее подаст Бог за Сожу вступить к вашим милостям в гости, убо еже час к нам люди прибывают» — добавлялось в конце (35). В таком же духе высказался в ответ на претензии мстиславской шляхты и сын гетмана — стародубский полковник Яков Самойлович, фактически управлявший присоединенными землями Засожья. В своем письме хорунжему мстиславскому он прямо подчеркнул, что хотя цари и указали уступить в польскую сторону Засожье, делать этого не следовало бы (36).

В начале июня для переговоров по этому вопросу М. Огинский выслал в Москву своего посланца Казимира Амборка. Канцлер жаловался, что казаки взбунтовав посожских крестьян, «в подданство себе принуждают и скотины их всякие продают». Через несколько дней после выезда Амборка, литовский канцлер получил известие об оставлении казаками Посожских сел и возвращении крестьян к своим господам, однако «многие мужики з жонами и детьми по наговору Муравенского пошли казаками». Все это не удовлетворяло М. Огинского, который требовал официальной передачи Засожья посредством съезда пограничных комиссаров, возвращения бежавших на российскую территорию крестьян, а так же выдачи Муравинского. Переговоры К. Амборка с В.В. Голицыным состоялись 28 июня (ст. ст.). В ответном послании русский канцлер констатировал, что проблема Засожья уже решена «и то все по договором успокоено», обещая, что Муравинский «сыскан и отдан будет». В посланном К. Гжимултовскому письме В.В. Голицын обвинял польскую сторону в произошедших «замешках» (37).

Надо отметить, что гетман И. Самойлович, получив указания от имени царей освободить Посожские села, одновременно предпринял дипломатическую акцию в поддержку требований русской дипломатии передать России земли Правобережья (38). В письме, направленном по этому поводу 26 августа коронному гетману С. Яблоновскому, Самойлович отмечал, что хотя булаве Войска Запорожского принадлежали «po tym boku wyżej Dniepra ku Białej Rusi wsi i dalej kraie [т.е. Посожские села]…, które lub my objeliśmy byli w moc naszą, jednak z dzisiojszego mirnego traktatu iako pozwolili nam… Wielkie Hospodary Nasi, onych w stronę JKM Wieliczestwa ustąpiwszy, tak my bez spora i uczynili» (39).

Польско-литовская сторона в течение всей второй половины 1686 г. не уставала обвинять И. Самойловича в нарушении только что заключенного Вечного мира. Кроме того, в Москве посчитали необходимым положить конец чересчур, как там считали самостоятельной политике гетмана в определении русско-польской границы. После неудачного первого Крымского похода В.В. Голицын дал ход доносам и интригам казацкой старшины, санкционировав свержение И. Самойловича, не в последнюю очередь и потому, что был недоволен его политикой в «посожском вопросе». Об этом свидетельствует одно из положений Коломацких статей от 27 июля 1687 г.: «гетману и всей старшине и всему Войску Запорожскому и народу малороссийскому содержать крепко [Вечный мир] и ничем не нарушить и довольствоватца теми городами с принадлежностями их, которые в договорах имянно и пространно изображены. А что... уступлено в сторону в сторону Королевского Величества Польского, и в те места невступатца, и к нарушению договоров никакие причины не давать <…>. А если б чрез тот же Вечного миру договор с Полской стороны на Малороссийский край показалась какая противность, и им о том писать к Великим Государям, а самим нарушения ни какова не делать» (40).

Заключение договора о Вечном мире и свержение гетмана И. Самойловича не положили конец конфликту вокруг Посожских сел. Казаки не очистили полностью занятые территории. В 1690 г. только в Речицком повете насчитывалось несколько сел, числившихся «pod zajazdem kozackim» аж с 1671 г. (41)

Список литературы

1. Грушевський М. Історія України-Руси. Т. 9. Ч. 2. Київ, 1997. С. 929–933.

2. Wójcik Z. Między traktatem Andruszowskim a wojną turecką. Stosunki polsko-rosyjskie 1667—1672. Warszawa, 1968. S. 281, 298, 301; РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Д. 213 Л. 698 об. — 706; 711 — 718 об.

3. Флоря Б.Н. Войны Османской империи с государствами Восточной Европы (1672 — 1681 гг.) // Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной и Европы в XVII в. Ч. 2. С. 108–148.

4. Соловьев С.М. Сочинения. Кн. 7. М., 1991. С. 364–379; РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Д. 213. Л. 488 об.–590 об.

5. Соловьев С.М. Указ соч. С. 373. См. так же: Костомаров Н.И. Руина. М., 1995. С. 374–376.

6. РГАДА. Ф. 389. Литовская метрика. Д. 581. Л. 674а — 677а.

7. Там же. Ф. 79. Оп. 1. Д. 213. Л. 418 об.–427 об., 579 об.–580.

8. Там же. Д. 214. Л. 212 об.

9. Perdenia J. Stanowisko Rzeczypospolitej szlacheckiej wobec sprawy Ukrainy na przełomie XVII–XVIII wieku. Wrocław, 1963. S. 30; J.A. Chrapowicki. Diariusz. — Muzeum Narodowe w Krakowie. Rps. 169. S. 186–187; Biblioteka Czartoryskich w Krakowie (Далее — BCz). Teki Naruszewicza (Далее — TN). Rps. 180. S. 461–462.

10. Archiwum Główne Akt Dawnych w Warszawie (Далее — AGAD). Archiwum Publiczne Potockich (Далее — APP). Rps. 47. T. 2. S. 287. Документ не датирован, но ошибочно отнесен к 1690 г.

11. BCz. TN. Rps. 180. S. 411–412, 445–446.

12. J.A. Chrapowicki. Diariusz... S. 186.

13. РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. 1684 г. Д. 2. Л. 57–59; AGAD. APP. Rps. 47. T. 2. S. 287. О широте, с которой гетман использовал ссылку на царский указ, предписывавший казакам захватить Засожье, свидетельствует, в частности и сообщение «Летописи Самовидца»: «за відомом їх царских величеств гетман запорожский… росказал по самий Сож ріку усі села отехати» (Літопис Самовидця. Київ, 1971. С. 140.)

14. Wójcik Z. Jan Sobieski. Warszawa, 1983. S. 375; Biblioteka Ossolińskich we Wrocławiu. Teki Łukasa. Rps. 3001/I. S. 58.

15. РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Д. 220.

16. Там же. Д. 221. Л. 47–655.

17. Там же. Д. 223. Л. 42–43.

18. Константин Епатович, мстиславский протопоп — хорунжему мстиславскому. 25 октября (ст.ст.) 1685 г. «Из Черекова». — Там же. Л. 75 об. — 76 об.

19. Куракин Б.И. Гистория о царе Петре Алексеевиче // Архив кн. Ф.А. Куракина. Кн. 1. СПб., 1890. С. 51–52.

20. РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. 1686 г. Д. 5. Л. 1, 2 об.

21. Там же. Д. 224. Л. 131 об.–134 об.; Zdanie sprawy przed królem Janem III z poselstwa do Moskwy, zaczętego w roku 1685, a skończonego dnia trzeciego maja 1686 przez Krzysztofa Grzymułtowskiego, wojewodę poznańskiego // Źródła do dziejów polskich. Wydane przez M. Malinowskiego i A. Przedzieckiego. T. 2. Wilno, 1844. S. 6.

22. РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Д. 224. Л. 153–170, 187 об.–189, 192–198.

23. Там же. 1686 г. Д. 2. Л. 23–32.

24. Там же. Д. 224. Л. 378 об–379; Zdanie sprawy... S. 22.

25. Wójcik Z. Rokowania polsko-rosyjskie o „pokój wieczysty” w Moskwie w roku 1686 // Z dziejów polityki i dyplomacji polskiej. Warszawa, 1994. S. 43.

26. РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Д. 224, Л. 169–169 об., 170 об.–172; Zdanie sprawy… S. 10.

27. Послы — королю. 5 апреля 1686 г. Москва — AGAD. APP. Rps 47. T. 1. S. 368–369; РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Д. 224. Л. 505 и след.

28. Полное собрание законов Российской империи. Изд. 1. Т. 2. СПб., 1830. С. 770–786.

29. Там же. С. 768

30. В.В. Голицын — М. Огинскому. 6 июля (ст.ст.) 1686 г. — РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Д. 224. Л. 1214 — 1214 об.

31. РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Д. 224. Л. 796 об.–798 об.

32. РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. 1686 г. Д. 10. Л. 14–14 об. См. так же: Wójcik Z. Epilog traktatu Grzymułtowskiego w roku 1686 // Trudne stulecia. Studia z dziejów XVII i XVIII wieku. Warszawa, 1994. S. 33; Perdenia J. Op. cit. S. 53. Автор ошибочно утверждает, что казаков было 1500 чел.

33. РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. 1686 г. Д. 14. 61–63, 56.

34. Семен Федорович Залога Домарницкий — Лиходеевскому, подстаросте кричевскому. 3 июня 1686 г. — Там же. Л. 177

35. Микита Кашинович Залога Заостранский — хорунжему мстиславскому. 8 июня 1686 г. «Из Корниливца». — Там же. Л. 179–180.

36. Я. Самойлович — хорунжему мстиславскому. 13 августа 1686 г. Стародуб. — Там же. Д. 10. Л. 19 — 19 об.

37. Там же. Д. 14. Л. 161–169, 182–232.

38. Костомаров Н.И. Указ. соч. С. 383; Wagner M. Stanisław Jabłonowski (1634–1720). Polityk i dowódca. T. 1. Siedlce, 1997. S. 235–236.

39. AGAD. APP. Rps. 47. T. 1. S. 393–396; РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. 1686 г. Д. 10. Л. 22 об.–24.

40. Величко. С.В. Летопись событий в Юго-Западной России в XVII-м веке. Т. 3. СПб., 1855. С. 7–8.

41. AGAD. Archiwum Faszczów. Rps. 90. K. 9, 11. Выражаю благодарность профессору Хенрику Люлевичу, любезно указавшему мне на этот источник (К.К.).