А.Л. Буряковский

Нравится это кому-то или нет, но процесс глобализации — очевидная реальность. Более того, он, как кажется, находится ещё только в самом начале и будет продолжаться нарастающими темпами неопределённо длительное время. Конечно, можно уже сегодня попытаться оптимизировать этот процесс с тем, чтобы избежать возможных отрицательных эффектов. Однако пока ещё не существует надёжных методов коррекции и инструментов воздействия. Скорее всего, они появятся в ходе самого процесса несколько позднее. Сегодня же мы только начинаем составлять перечень проблем, связанных с происходящим.

Одной из очевидных проблем является проблема адекватности восприятия контрагентов. Быстрое развитие средств коммуникации значительно опережает сегодня развитие нашей способности понимать других. При этом их число продолжает стремительно увеличиваться, как продолжает возрастать и их качественное многообразие.

Казалось бы, современные средства связи, современные транспортные возможности в сочетании с относительной либерализацией политических институтов должны были способствовать развитию навыков продуктивного общения, но это не совсем так. Сама ситуация порождает некоторые дополнительные сложности, связанные именно с техникой коммуникации. Да, человек легко перемещается по земному шару, но при этом фактически продолжает активно участвовать в домашних (в широком смысле слова) делах, оставаясь благодаря средствам связи целиком погруженным в родную культурную среду. Таким образом, он даже не имеет тех стимулов адаптироваться к иной культуре, которые были в прошлом. Или, например: имея привычку к дистанционному общению, мы всё более склоняемся к абстрактному восприятию контрагентов. Нам становятся всё более безразличны чужие убеждения, чувства, мечты и даже непосредственные намерения.

Усугубляет ситуацию ещё и то, что мир всё более машинизируется и традиционные ценности чуть ли не физически вытесняются из голов и сердец людей естественно научными и техническими знаниями. Современные система образования, ориентация массового просвещения, характер производственной деятельности и стиль повседневного бытия неуклонно редуцируют содержание человека, медленно, но верно сводят его к рациональной составляющей. Похоже, что сбываются мечты некоторых мыслителей эпохи Просвещения об унифицированном на почве разума едином и счастливом человечестве.

Беда, однако, заключается в том, что человечество вовсе не унифицировано на сегодняшний день. Идиллия нарушается тем очевидным обстоятельством, что большинство понятий и слов, используемых при коммуникации, имеют весьма неоднозначный смысл. Точный же смысл как раз и определяется во многом теми составляющими нашей психики, которые стремится игнорировать динамичная культура западноевропейского происхождения, являющаяся главным двигателем процесса глобализации в его нынешнем варианте.

Очевидно, что различного рода недоразумения и конфликты неизбежны. Дело в том, что большая часть институтов западно-христианского мира отнюдь не являются глобальными. В том числе это относится и к некоторым институтами религиозно-нравственного характера. Причем, если для самого так называемого западного мира этого рода институты вполне закономерным образом постепенно утрачивают безусловное значение в связи с указанной общей тенденцией, то для остального человечества они продолжают сохранять такое значение. Сохраняется такое значение и для части носителей западной культуры. Отсюда и превращение в общем-то естественного и конструктивного процесса глобализации в предмет для ожесточенных дискуссий

Понятно, что спор, в котором одна сторона апеллирует к честности справедливости богобоязненности, человечности и тому подобному, а другая к эффективности и разумности может длиться вечно, если не удастся свести в некоторое единство религиозно-нравственные ценности и специфические ценности Модерна. В противном случае остается путь релятивизации и тех и других со всеми вытекающими последствиями: безудержный индивидуализм на фоне непомерно сильной власти в качестве противовеса.

Как кажется, современная философия религии, будучи наследницей философии религии эпохи Просвещения и, следовательно, христианской и европейской, несколько сместив акценты, добросовестно стремится искать точки соприкосновения религии, морали и разума. Исследует «интеллектуальное измерение религии». Причем исследование не предполагает больше европоценристского подхода и не преследует цели модификации религии и морали на разумных основаниях. При всей спорности методов и ценности достижений современной философии религии она является, по всей вероятности, попыткой универсальной интеграции, попыткой нащупать новые основания для международного сотрудничества взамен насильственной в своем существе попытке заставить весь мир следовать вперед под водительством западно-христианского сообщества.

Правда, такая интерпретация задач философии религии есть некоторая идеализация. Действительно философия религии выступает универсальным посредником между различными направлениями в христианстве, между христианами и представителями иных конфессий, между верующими и неверующими. Христианские философы религии трудятся совместно с коллегами — критиками христианства из числа приверженцев иных конфессий и атеистами. Вместе с тем все они, естественно, не могут полностью абстрагироваться от личных убеждений и вольно или невольно преследуют диктуемые этими убеждениями цели. Так, причины увлеченности западно-христианских писателей философией религии вполне прозрачны. Достаточно заглянуть в работы Барта, Тилиха, Кюнга или в документы Второго Ватиканского Собора. Да просто в Евангелие (напр. 16 Мк. 15). Тогда мы сразу же поймём, что в основе упомянутого увлечения лежат мотивы, связанные как с геополитическими обстоятельствами, так и самой сущностью христианства, которая прямо предполагает активную проповедническую деятельность по всему свету. «Во всем должно господствовать одно — Церковь живет как вестник, живёт, чтобы передать весть» — писал Барт по этому поводу. Тут-то и возникают чисто технические проблемы, успешное разрешение которых возможно сегодня только с помощью философии религии. Вступление в коммуникацию с представителями принципиально иных конфессий и поиск приемлемых для них аргументов очевидным образом возможны совсем не на основе проповеди Откровения, а на основе относительно нейтральных философских рассуждений.

Это понимал, как кажется, уже Фома Аквинский, если верить его современным комментаторам.

Наряду с обслуживанием интересов миссионерского движения для религиозно ориентированных философов всех конфессий существует ещё один веский довод в пользу философии. Необходимо создание условий для интеграции традиционных воззрений в современный мир, мир, очевидным образом движущийся в сторону универсальной секуляризации. При этом речь идёт не о примитивной апологетике, а о поиске нового языка, который позволил бы сохранить старое содержание и сделать его достоянием секулярного мира. Мотивы философов, стоящих вне конфессий равным образом неоднозначны. Они могут руководствоваться как гуманистическими убеждениями, так и простой предвзятостью по отношению к религии.

Описанное разнообразие мотивов превращает философию религии в весьма аморфное образование. Предмет, методы и цели её остаются дискуссионными. Вместе с тем уже сложился некоторый круг вопросов, признаваемых таковыми почти всеми, кто полагает философию религии полем своих интересов. Что объективно соотносится с основной функцией данной дисциплины — интеграционной. Создание общего семантического поля — важнейшее предварительное условие реализации этой функции.