Слог и стиль

Волков А. А.

Элокуцией (лат. elocutio – ‘выражение’) называется раздел риторики, в котором рассматриваются средства и приемы словесного выражения замысла.

Публичное высказывание предназначено для аудитории, которая стремится правильно понять ритора и ожидает от него точной и ясной формулировки мыслей. Если ритор ограничивается задачей быть правильно понятым аудиторией, ему достаточно соблюсти общепринятые нормы речи. Но если тема требует от аудитории значительных усилий, то элементарной культуры речи недостаточно: сложное содержание невозможно выразить простыми средствами.

Высказывание принадлежит к определенному виду словесности, нормы которого определяют характер содержания и речевые средства. Если автор не соблюдает эти нормы, произведение утрачивает необходимые качества, на основе которых получатель использует текст определенным, соответствующим замыслу образом. Если, например, построение и язык документа не соответствуют нормам деловой речи, то документ утрачивает юридическую силу.

Автор статьи или книги сознательно создает литературное произведение, предназначенное для многократного чтения. Текст литературного произведения требует серьезной работы над словом, ибо важнейшим свойством литературы, в отличие от текущей словесной продукции, является стиль.

Стиль – отбор и согласованное сочетание в словесном произведении целесообразных выразительных средств языка, создающее устойчивый образ речи, который служит основанием эстетической оценки произведения.

Стиль и слог.

Стилистическая оценка является критерием включения литературного произведения в культуру. Словесное произведение оценивается аудиторией с точки зрения продуктивности и новизны идей, которые выдвигает автор, но литературная судьба произведения определяется в основном тем, каким образом эти идеи выражены в слове, то есть качеством стиля.

Пример (1).

*“Аристотель говорил о познавательном характере искусства и отвергал точку зрения Платона, противопоставлявшего искусство и познание. Источником воображения (фантазии), как способности создавать образы, он считал ощущения и, в отличие от Платона, признавал эстетическое значение чувственного восприятия действительности” (История философии. Т. 1. М., 1957. С. 126).

В этом отрывке из академической “Истории философии” заметна профессиональная работа литературного редактора. Изложение отличается правильностью, чистотой, ясностью, соразмерностью; соблюдены все литературные нормы; нет эмоционально окрашенных, редких или сколько-нибудь неожиданных слов; содержание фраз кажется понятным; текст гладко читается про себя и вслух; уточняющие обороты расположены в непосредственном соседстве со словами, значение которых они поясняют. Но мысли автора не видно, поскольку отсутствует стиль. Речь настолько обезличена, что трудно даже судить, насколько искажены действительные взгляды Аристотеля. Не всякая особенная манера выражения может считаться стилем.

Пример (2) (Написание слов и пунктуация оригинала).

*“Сходство в поведении может быть также продолжением морфологического сходства. Так, сходство мимики человекообразных обезьян и человека должно обуславливаться, по крайней мере, одинаковой лицевой мускулатурой. Сравнительное исследование поведения может констатировать лишь внешнее сходство в поведении. При попытке его /сходства/ интерпретации психические свойства человека не могут быть спроецированы на животное. И наоборот, при исследовании поведения в русле эволюционной теории человек нередко “низводится” до уровня животного. То есть, человека, в принципе, рассматривают стоящим на одной ступени с животным”.

В приведенном фрагменте перевода-подстрочника неповторимо сочетаются следы языка оригинала (немецкого), особенности научной речи и индивидуальная речь (идиолект) переводчика. Но стилем это стечение речевых стихий не является, потому что особенности речи переводчика (например, специфическое написание глагола “обусловливать” как производного, по-видимому, от существительного “слава”, а не “условие”, употребление слова “продолжение” в значении следствия и т. п.) образуют своего рода мозаичную форму, элементы которой не несут никакой смысловой нагрузки и представляются результатом недостаточно внимательного редактирования текста.

Пример (3).

“Отвергая подражательных художников за их “многоделание” и “подражание подражанию”, Платон, по-видимому, просто исключает из своего государства всякое искусство как самодовлеющее творчество. Если он признает неподражательное искусство, то это в сущности значит, что он признает только вполне искреннее и непосредственное жизненное отношение к миру. Так, например, можно молиться, произносить речь, писать картину, но все это имеет чисто жизненное значение. В каком смысле искреннюю и непосредственную молитву можно назвать искусством (ибо есть, ведь, искусство и молиться; один умеет, другой не умеет молиться), в таком, и только в таком, смысле Платон и допускает искусство. Но это и значит, что: 1) Платон не признает искусство в нашем смысле за допустимое творчество; 2) такое самодовлеющее творчество для него есть “подражание”, т. е. как бы творчество не всерьез; и что 3) подлинное творчество есть усовершенствование себя самого, являясь единственно допустимым подражанием – на этот раз уже вечному образцу” (Лосев А. Ф. Очерки античного символизма и мифологии (1930). М., 1993. С. 720).

Мысль формулируется не вполне ясно; некоторые слова используются в значении, непонятном широкому читателю; встречаются неловкие и неточные выражения, так называемые “стилистические погрешности”; книжная речь перебивается элементами разговорной; вводные слова и уточняющие обороты, союзы и предлоги стоят на неожиданном месте; порядок слов отражает становление мысли автора, которому решительно нет дела до легкости чтения. Но здесь есть стиль. И это стиль Алексея Федоровича Лосева, который невозможно спутать ни с каким иным, потому что в стиле выражается авторская мысль, то принципиально новое и неповторимое, что А. Ф. Лосев знает и умеет сказать о Платоне.

Итак, в словесном строении произведения проявляются слог и стиль.

Под слогом мы будем понимать совокупность общеобязательных выразительных качеств речи, надежно обеспечивающих ее понимание и приемлемость.

Под стилем мы будем понимать совокупность особенных свойств речи, побуждающих читателя или слушателя опознавать, выделять и ценить речь именно данного автора.

Хороший слог, таким образом, составляет основу, на которой может строиться стиль, как особая манера речи, порой нарушающая норму.

Качества слога

Качества слога определяются отношением авторской речи к общим нормам литературного языка (правильность и чистота) и к нормам ведения речи (ясность, уместность, красота). Отношение общественно-языковой практики к нормам литературного языка изучается дисциплиной, которая называется культурой речи.

Правильность – соответствие речи общеобязательным нормам современного литературного языка. Под современным литературным языком понимается язык художественной, философской, научной, публицистической, духовной, деловой словесности с 30-х годов XIX до нашего времени.

Понятие современного литературного языка относительно: если в его объем включать только текущий речевой обиход, то утратит смысл понятие культуры языка, ибо содержание культуры – опыт, который сохраняется обществом. Поэтому система норм литературного языка должна включать по возможности такой состав правил, который позволяет понимать и воспроизводить максимально полный объем произведений словесности за максимально долгий период ее развития. Но в таком случае нормы литературного языка утрачивают внутреннее единство, а объем классического материала становится труднообозримым. Поэтому приходится ограничивать понятие современного литературного языка исходя из относительной цельности его системы и стилистической однородности произведений.

Нормы литературного языка устанавливаются и определяются филологической дисциплиной историей литературного языка на основе изучения языка классиков литературы – писателей, язык и стиль которых рассматривается, как образцовый, а произведения обязательно изучаются в школе сначала в курсе русского языка в составе грамматических примеров, а затем в курсе истории литературы – как высшие достижения языкового, в частности художественного, творчества.

Нормы литературного языка обеспечивают единообразное понимание текста и преемственность культуры. Нормы литературного языка охватывают всю совокупность речевой деятельности и противостоят солекизмам – нарушениям грамматической, логической, семантической связности речи, а также речи нелитературной – диалектам, просторечию, различного рода социальным и профессиональным жаргонам, табуированным выражениям, засорению речи иностранными словами и оборотами, архаизмам и неоправданному речетворчеству в виде неологизмов.

По сфере действия нормы литературного языка подразделяются на общие (нормы языка) и частные (нормы речи). Общие нормы распространяются на любые высказывания, а частные – на произведения отдельных видов словесности, например, поэтических произведений, документов и т. д.

К общим нормам принадлежат:

орфоэпические нормы устной речи, которые подразделяются на фонетические (нормы произнесения слов и словосочетаний) и просодические (нормы построения интонации), например, ударение в слове обеспйчение на третьем слоге;

морфологические нормы построения слов, например, множественное число от слова офицер – офицеры с ударением на третьем слоге;

словообразовательные нормы, например, образование от существительного условие глагола обусловливать со звуком и соответственно буквой о в корне, а не *обуславливать;

лексические нормы употребления слов и устойчивых словосочетаний в определенных значениях, например, слово знаковый означает “относящийся к знаку, имеющий функцию знака”, а слово значимый означает “имеющий существенное значение”, поэтому нельзя сказать *“знаковая речь президента”, но “значимая или значительная речь президента”; или: “Дай Бог нам *преодолеть наши очень сложные социально-экономические и политические проблемы” – проблемы можно решить.

логико-синтаксические нормы построения словосочетаний и предложений, регулирующие правильную смысловую связь элементов высказываний. Например, если опущен обязательный элемент словосочетания, создается неопределенность смысла:

*“Пожалуйста, тот, кто вносил, может высказаться. Кто вносил?… Кто хотел бы с иных позиций? Дайте, пожалуйста, возможность…”(Культура парламентской речи. М., 1993. С. 104);

собственно синтаксические нормы, регулирующие устойчивые формальные связи слов в словосочетаниях и предложениях; нарушение этих норм приводит к неразличению синтаксических значений и обеднению смысла фразы: *“Начальник охраны завода доложил по вопросу о подготовке по заводу мероприятий по очистке территории” (Рахманин Л. В. Стилистика деловой речи и редактирование служебных документов. М., 1973. С. 179);

орфографические нормы, регулирующие написания слов; нарушение орфографических норм затрудняет понимание письменной речи;

пунктуационные нормы, регулирующие членение предложений и обеспечивающие правильное понимание строения высказывания.

Общие нормы литературного языка изучаются в соответствующих разделах общего курса русского языка и в курсе стилистики.

К частным нормам принадлежат правила построения документов, публичных выступлений, научных сочинений, писем, художественных произведений и т. д.

Частные нормы литературной речи изучаются в специальных разделах курсов стилистики и в курсах теории словесности, риторики, поэтики, деловой речи. К частным нормам прозаической речи относятся, например, логические правила аргументации, правила построения высказываний, периодов и фигур речи.

По характеру использования литературные нормы подразделяются на действующие и классические. К действующим относятся нормы, которые используются в текущей устной и письменной речи. К классическим относятся нормы, которые используются в классических произведениях, но вышли из постоянного употребления.

Рассмотрим пример несоответствия классических и действующих норм.

Раз он спал.

У невской пристани. Дни лета

Клонились к осени. Дышал

Ненастный ветер. Мрачный вал

Плескал на пристань, ропща пени

И бьясь о мрачные ступени,

Как челобитчик у дверей

Ему не внемлющих судей.

А. С. Пушкин

В этом отрывке из “Медного всадника” заметны отличия классической литературной речи пушкинской поры от современной. Так, слова челобитчик, внимать, деепричастие бьясь (от глагола биться) в современной речи почти не употребляются, а выражение роптать пени, тем более с деепричастной формой глагола – ропща, вообще непонятно: оно означает невнятно шептать упрек.

Действующие нормы часто приходят в столкновение с классическими, но четкую границу между ними провести невозможно, тем более что классические нормы иногда активизируются, как, например, использование в русской речи церковнославянских слов и оборотов, некоторых формул речевого этикета, свойственных дореволюционному обиходу, написаний слов в дореволюционной орфографии и т. д.

Чистота слога – однородность речи в отношении к общим и частным нормам литературного языка.

Чистый слог облегчает восприятие речи, так как позволяет слушателю или читателю сосредоточить внимание на ее содержании, не отвлекаясь переменой способа выражения мысли. Засоренность слога является результатом механического смешения в речи различных функциональных, исторических, авторских стилей, включения в речь нелитературных слов и оборотов часто производит комическое впечатление:

*“Мы часто думали о тех процессах, которые протекают с точки зрения самостоятельности республик; вопрос межнациональных отношений самый тонкий, ранимый такой” (Культура парламентской речи. С. 102–103).

Помимо обычных стилистических ошибок (с точки зрения самостоятельности, ранимый вопрос) в этой краткой фразе сталкиваются общенаучные (процессы протекают), документально-деловые (самостоятельность республик), политические (вопрос, межнациональные отношения) обороты официальной речи со словами и оборотами, свойственными разговорной речи (тонкий, ранимый такой), что и создает неожиданный комический эффект.

Речь ценят не за умные слова, а за мысли. Чтобы сохранить чистоту речи, следует избегать нагромождения ненужных иностранных слов и варваризмов, калькирования иноязычных слов, словосочетаний и оборотов речи. Если языковая однородность изложения нарушена, речь становится настолько заумной, что читатель задает себе законный вопрос: а стоит ли содержание тех усилий, которые приходится делать, чтобы разгадать этот странный словесный шифр?

*“В своей генеративной способности мистический опыт уникален. Хотя бытие-действие включает в себя еще два горизонта, отвечающие “виртуальным событиям” и “событиям наличествования”, и опыт таких событий, также будучи деятельностным “опытом бытия”, равно может служить порождающим ядром некоторой антропологии, однако в этом случае могут возникать лишь антропологически редуцированные, не обеспечивающие полноты самоосуществления человека”.

Слог может быть засорен различного рода архаизмами, историзмами и неологизмами, которые появляются в речи иногда как неудачная попытка выразить содержание исторического факта или мысли старинного писателя, а иногда из-за стремления стилизовать речь. В контрасте с церковнославянской богословской терминологией научная, деловая или газетная лексика выглядят особенно неуместно: *“… плоды аскетической аналитики включают в себя тонкую и детальную дескрипцию развития страсти, укоренения ее в душе”.

Стилизация порядка слов может привести к двусмысленности: *“Не удержал мяч вратарь, но добить его было некому”.

Слова и выражения грубые (вульгаризмы), свойственные речи уголовного мира или маргинальных слоев общества (жаргонизмы), известной части молодежи (сленг), специфическая профессиональная лексика, употребляемая не к месту, засоряют речь. Вульгарные и жаргонные выражения особенно опасны, потому что они резко снижают авторитет того, кто использует их в публичной речи.

Русский язык, как и всякий развитый литературный язык, представляет собой систему так называемых функциональных стилей – разновидностей литературной речи, особенности которых определяются ее назначением и содержанием. Обычно выделяются обиходно-разговорный, документально-деловой, научно-технический, общественно-политический, художественно-литературный функциональные стили русского языка.

Очевидно, имеет смысл говорить о духовной речи, как особом функциональном стиле русского литературного языка, лингвистическое отличие которого от других функциональных стилей, основанных только на современном русском языке, состоит в синтезе церковнославянской и русской речи (Лопушанская С. П. Разграничение старославянского и русского староцерковнославянского языков // Вестник Волгоградского государственного университета. Сер. 2: Филология. Вып. 2. Волгоград, 1997. С. 6–17).

В различных видах и жанрах духовной речи (в богослужении, проповеди, богословской, апологетической литературе, в академической речи, в газетных публикациях) церковнославянская и русская языковые стихии сочетаются различным образом. Развитый жанровый состав духовной словесности и активное использование произведений, принадлежащих ко всем периодам развития русского литературного языка, делают функциональный стиль духовной речи уникальным явлением в составе современного русского литературного языка. Несмотря, однако, на эту кажущуюся разнородность, как позволяют думать исследования последнего времени (Прохватилова О. А. Православная проповедь как феномен звучащей речи. Волгоград, 1999), в духовной словесности обнаруживается возрастающее единство выразительных средств и становление особенных норм устной и письменной речи.

В условиях становления функционального стиля духовной речи следует особенно внимательно относиться именно к чистоте слога, потому что требование чистоты связано с отбором выразительных средств, качество которого определяется знанием языка и литературным вкусом.

Органическое слияние различных выразительных средств достигается в произведениях ряда современных церковных авторов, например, митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна (Снычева), которого можно с полным основанием считать классиком современной русской духовной прозы.

Ясность слога означает, что любой, кто владеет языком, может однозначно и без усилий воспринять речь и понять ее содержание.

Чем яснее речь, тем в большем объеме она усваивается и в большей мере экономит усилия создателя и получателя. Темная речь, напротив, создает дополнительные трудности понимания и поэтому быстро утомляет. У вынужденного слушателя или читателя она вызывает законное раздражение против автора и неизбежное отвращение от предмета. Достигается ясность в основном использованием ограниченного запаса общепонятных употребительных слов в словарных значениях, слитным построением слабо распространенных словосочетаний, отказом от вводных и уточняющих оборотов, привычным порядком слов в предложении и простотой синтаксических конструкций.

“Видим ли мы воздух, слышим ли, чувствуем ли мы его?

Посмотрите в даль, хоть в самый ясный ведряный день: какая причина, что далекие леса, рощи, села и холмы виднеются словно в тумане, тогда как тумана вовсе нет? Разумеется, воздух: он мешает нам ясно видеть далекие вещи; хоть он сквозит как хрусталь, а все же когда его много, то он собою застит. Если налить в хрустальную посуду самой чистой ключевой воды, то кажется, будто в посуде нет ничего; а налей этой самой воды в водоем обширный, то хоть сквозь нее и видны все камешки на дне водоема, но все же не так ясно, как без воды: значит, воздух можно видеть – это вещь видимая” (Бекетов А. Беседы о земле и тварях, на ней живущих. СПб., 1866. С. 60).

Уместность слога – правильный выбор выразительных средств языка в отношении к предмету речи.

В системе выразительных средств языка выделяются слова и обороты, соответствующие регистрам речи: так называемым высокому, среднему и простому (низкому) регистрам (слогу). Регистр речи – совокупность выразительных средств языка, указывающих на оценку говорящим уровня значимости предмета речи по отношению к общественной норме: как возвышенного и санкционирующего общественную норму, общепринятого и соответствующего общественной норме или частного и занимающего положение ниже общественной нормы.

Так, слова-синонимы лик, лицо, личико относятся соответственно к высокому, среднему и низкому регистрам. Высокий слог (лик) применяется в торжественной официальной речи о предметах возвышенных; простой слог (личико) применяется в обыденной неофициальной речи о предметах повседневных; средний слог (лицо), который используется для большинства прозаических сочинений, ограничен снизу обиходно-разговорной лексикой и оборотами речи, а сверху – высокой лексикой.

Пример высокого регистра современной речи:

“Теперь же, когда книги церковные и толкования, кои изрекали святые Божьи люди, движимые Духом Святым, приобрести легче, чем хлеб насущный, именно теперь, присваивая себе имя христиан, обрушиваются на Церковь еретичествующие служители сатаны. Они возвещают вероломство под предлогом веры, антихриста под именем Христа и, прикрывая ложь правдоподобием, хитростью, уничтожают для нас истину” (Архимандрит Иоанн (Крестьянкин). Проповеди. М., 1998. С. 230).

Пример среднего регистра современной речи:

“Нам необходимо научиться постоянно анализировать свои собственные поступки и мысли. Надо знать свои пороки и грехи. Это сознание побудит нас просить у Бога помощи в деле покаяния. Только сознание своей греховности поможет нам изменить свою жизнь, если до сих пор мы находились в нераскаянности” (Архимандрит Иоанн (Крестьянкин). Проповеди. Свято-Успенский Псково-Печерский монастырь, 1994. С. 52)

Пример простого регистра современной речи:

“Твою посылочку и письмо получил я своевременно. За посылочку надо тебя не благодарить, а побранить: сама живешь в скудости и выдумала посылать посылочки, да еще схимнику, который должен питаться хлебом и водой по примеру святых отцов. Говорю тебе строго, чтобы впредь этого не было” (Письма Валаамского старца схиигумена Иоанна. М., 1996. С. 55).

В первом примере широко использованы церковнославянские обороты речи и порядок слов там, где они не обозначают реалии и могли бы быть заменены общепринятыми русскими: не церковные книги и толкования, а книги церковные и толкования, не которые, а кои, не создали, а изрекли, не продукты питания, а хлеб насущный, не еретики, а еретичествующие, не проповедуют, а возвещают. Эти выражения и обороты указывают на особо высокую значимость предмета речи.

Во втором примере, взятом из проповеди того же автора, использован средний регистр речи – обычные книжно-литературная лексика и синтаксис: постоянно анализировать, сознание, побудит нас, просить помощи, в деле покаяния. Выбор этих выражений и оборотов показывает, что автор представляет предмет как безусловно важный, но соответствующий обычному, нормальному образу действий и помыслов христианина.

В третьем примере используются русские разговорно-обиходные слова и обороты: обращение на “ты”, побранить, выдумала, чтобы этого не было, слова с уменьшительным значением: посылочка. Автор избегает церковнославянских слов и даже свой монашеский образ передает разговорным словом: не схимонах, а схимник.

Автор стремится не обременять расходами свою духовную дочь (письмо написано в 1952 году) и, не огорчая ее, тактично побудить больше не посылать ему продукты. Письмо носит личный характер, и запрещение посылок употреблением разговорных слов предстает как мотив частный и обыденный. Такое намеренное снижение регистра позволяет сделать духовное наставление практически исполнимым, а наставника – близким и доступным.

Внимательно прочтем отрывок из “Поездки в Саровскую пустынь” С.А.Нилуса, чтобы по достоинству оценить ясную, емкую, удивительно соразмерную русскую речь этого замечательного писателя.

“Раннее солнышко разбудило меня задолго до благовеста. Как я задремал, полураздетый, не помню. Поднялся я свежий и бодрый, точно за моей спиной не была брошена почти тысяча верст утомительного пути. Но недуги мои были при мне, даже еще как будто злее вцепились в мой крепко скроенный организм, столько лет ратоборствовавший с моими “лихими болестями” и только в последнее время начавший им поддаваться с зловещей слабостью.

Стояло чудное летнее утро, когда я вышел из монастырской гостиницы и пошел к “святым” воротам, ведущим в самый монастырь, где сосредоточена вся святая пустыня и живет вся монастырская братия, рассеянная по келиям больших каменных корпусов. Довольством и богатством хорошо организованного хозяйства, и притом хозяйства крупного, дышит от каждой монастырской постройки: видно – не на день, не на два, а на времена вековечные строилось это братское общежитие. Теплый зимний и летний холодный соборы изумительны по своему великолепию, особенно, если их сопоставить с келиями братии: в них не только не видно следов роскоши, даже у самого настоятеля, но незаметно склонности и к обыденному комфорту, без которого современный изнеженный человек, кажется, уже и существовать не может. Простота и незатейливость келейной обстановки тех, по крайней мере, келий, куда я заходил случайным гостем, граничат с бедностью” (Нилус С. Великое в малом. СПб., 1996. С. 64).

Тропы

Тропом называется прием речи, состоящий в таком замещении речения (слова или словосочетания) другим, при котором замещающее речение, используясь в значении замещенного, обозначает последнее и сохраняет смысловую связь с ним. Выражения “черствая душа”, “линия понимания вещей”, “столица мгновенно прервала свои занятия”, “не слышно русского гражданина”, “и меч и гром пушек не в силах занимать мир”, “мир в дороге, а не у пристани, не на ночлеге, не на временной станции или отдыхе” содержат тропы.

Читая эти выражения, мы понимаем, что “черствая душа”, которая лишилась способности чувствовать и сопереживать другим людям, означает, во-первых, человека с душой, а не только душу, во-вторых, подобна черствому хлебу, жесткому и несъедобному. Выражение “столица мгновенно прервала свои занятия” означает не сам город, а жителей города, которые ничего не рвали, а решительно прекратили свои занятия, подобно тому как разрывают веревку; что выражение “не слышно русского гражданина” означает, что ни один из многочисленных русских граждан не высказывается в письменной или устной форме, и потому, очевидно, отсутствует, либо вовсе не осталось людей, которые вели бы себя достойным гражданина образом, и т. д.

Каждое из этих слов – “черствый”, “линия”, “столица”, “не слышно”, “меч”, “гром пушек”, “мир”, “в дороге” – замещает другое слово и потому используется в несобственном, переносном значении. Переносное значение, однако, содержит связь того слова, которое использовано, с тем словом, вместо или в смысле которого оно использовано, и эта связь каждый раз представляет собой специфическое пересечение значений двух или нескольких слов, которое создает особый образ предмета мысли, обозначенного тропом.

Тропы часто рассматриваются как украшения речи, без которых можно бы и обойтись и которые, более того, порой делают речь излишне образной, темной и напыщенной. Отчасти это суждение верно – троп может быть средством художественного изображения и украшения речи: “В метафорический наряд речь стихотворная одета”(Ф.Сологуб). Но троп в основном – средство не украшения, а раскрытия смысла, например: “Личность, призванная к соединению с Богом… связана с природой урезанной, искаженной грехом…” (В. Н. Лосский); здесь выражение “урезанная природа” нужно, чтобы точно, емко и кратко передать мысль автора: “урезанный” означает “насильственно, произвольно и неправильно ограниченный”. В прозаической речи троп является важнейшим инструментом определения и выражения смысла. Троп родственен определению, но, в отличие от определения, способен выражать оттенок мысли и создавать смысловую емкость речи.

Многие слова, которые мы привыкли использовать, не особенно задумываясь об их значении, образовались как тропы. Мы говорим “электрический ток”, “поезд пришел”, “сырая осень”, но также “Слово Божие”, “милосердие Божие”, “в руце Твои предаю дух мой”. Во всех этих выражениях слова использованы в переносном смысле, хотя мы часто не представляем себе, как можно было бы заменить их словами в собственном значении, ибо таких слов может и не быть.

Тропы подразделяются на стершиеся общеязыковые (как “электрический ток”, “железная дорога”) и речевые (как “сырая осень”, “черствая душа”), с одной стороны, и авторские (как “мир не у пристани”, “линия понимания вещей”) – с другой. Но между этими двумя разрядами тропов лежит третий: это такие выражения, как “Бог Слово”, “Десница Божия”, “Дух Святый”. И если нет необходимости размышлять о происхождении выражения “железная дорога”, то осмысливая богословские понятия, следует понимать их внутреннюю форму и помнить, что прямое значение, которое они передают, абстрактно и доступно нам лишь отчасти и что мы здесь имеем дело со сравнением от доступного восприятию к недоступному для мысли.

Если мы обратим внимание не только на связь значений замещаемого и замещающего слов, но и на то, каким способом эта связь получается, то увидим различие приведенных выше выражений. Действительно, если замкнутый и недружелюбный человек подобен черствому хлебу, линия понимания вещей подобна направлению мысли, то столица включает в себя жителей, которые являются ее составной частью, голос есть условие речи, а речь – свойство человека, быть гражданином есть родовое свойство граждан, обнаженный меч есть символ войны, а извлечение меча из ножен предшествует бою. Тропы различаются в зависимости от тех смысловых отношений (общих мест), которые лежат в их основании.

Метафора – троп, основанный на подобии, признак которого характеризует предмет мысли:

“И опять звезда ныряет в легкой зыби невских волн” (Ф. И. Тютчев).

Метафора – самый значимый и употребительный троп, поскольку отношение подобия раскрывает широкий круг сопоставлений и образов предметов, не связанных обязательными отношениями, поэтому область метафоризации практически безгранична и метафоры можно видеть практически в любых видах текстов, от поэзии до документа. В нижеследующем примере видно, как система метафор выстраивает философско-публицистический текст, в основе которого лежат два образа: разоренной сокровищницы и птицы, обессиленной ветром.

“При таком слепом и наивно морализирующем подходе (имеется в виду отказ от сопротивления злу – А. В.) все огромное хранилище духовной культуры оказывается опустошенным и сокровища его извергнутыми; все творческое напряжение человеческого духа оказывается осужденным и запрещенным. Религиозно обескрыленный, осмеянный и низведенный; познавательно обессиленный и ослепленный; художественно урезанный и порабощенный; лишенный прав, обороны и родины, человек остается к концу этого противодуховного циклона жалким существом об одном, моральном измерении; и высшим понуждением его остается самопонуждение к безвольно-сентиментальной жалости”(Ильин И. А. О сопротивлении злу силою. Путь к очевидности. М., 1993. С. 55).

Метафора легко развертывается в эпитет, сравнение, характеристику, притчу и даже в целый текст аллегорического характера, в котором персонажи, их отношения, действия и слова, сама композиция образуют целую сеть метафор.

Скатившись с горной высоты,

Лежал во прахе дуб, перунами разбитый;

А с ним и гибкий плющ, кругом его обвитый…

О Дружба, это ты!

(В.А. Жуковский)

Метонимия – троп, основанный на отношении смежности.

Метонимический перенос связан с описанием и обстоятельственными топами, которые являются смысловой основой метонимии: предыдущего и последующего, причины и действия, деятеля и действия, содержащего и содержимого, знака и означаемого, времени и предмета или действия, материала и вещи.

Предыдущее ~ последующее:

“…принуждены мы были с болезненным и сокрушенным сердцем, призвав в помощь Бога, обнажить свой меч и обещать царству нашему, что мы не опустим оный во влагалище, доколе хотя один из неприятелей оставаться будет вооружен на земле нашей”.

(Манифест имп. Александра I)

Сначала обнажают меч, а потом им сражаются, сначала побеждают, а затем опускают меч в ножны.

Причина ~ действие:

“Бизнес плодит компаньонов, вера – рождает подвижников правды и добра”.

(Митрополит Иоанн)

Бизнес, как и вера, являются причинами соответствующих действий, а не самими действиями: деловые отношения в бизнесе создают компаньонов; христианская нравственность, основание которой – вера, создает подвижников добра и правды. Как и в предшествующем примере: быть вооруженным – условие военных действий.

Деятель ~ действие:

“Читал охотно Апулея, а Цицерона не читал”.

(А. С. Пушкин)

Автор читал произведения Апулея и якобы не читал произведений Цицерона.

Личность ~ общество:

“… князья северных племен движутся на юг по великому водному пути их Балтийского моря в Черное, утверждают свое пребывание в Киеве, откуда начинают частые сношения с Византиею…”.

(С. М. Соловьев)

Князья вместо славянских племен, которые двигались на юг.

Содержащее ~ содержимое:

“Брега Невы руками плещут”.

(М. В. Ломоносов)

Рукоплещут люди, находящиеся на берегах Невы.

Знак ~ означаемое:

О Росс! твоя лишь добродетель

Таких великих дел содетель;

Лишь твой орел луну затмил.

(Г. Р. Державин)

Орел – российский герб, луна – символ Османской империи.

Действие ~ время:

“Не умрет из нашей старины ни зерно того, что есть в ней истинно русского и что освящено Самим Христом”.

(Н. В. Гоголь)

Старина вместо деяний людей в прежние времена.

Материал ~ произведение:

Янтарь на трубках Цареграда,

Фарфор и бронза на столе

И чувств изнеженных отрада,

Духи в граненом хрустале…

(А. С. Пушкин)

Фарфор, бронза, хрусталь вместо произведений из них.

Синекдоха – троп, основанный на отношениях рода и вида, части и целого, единичного и множественного.

Часть ~ целое:

На недоступные громады

Смотрю по целым я часам, –

Какие росы и прохлады

Оттуда с шумом льются к нам!

Вдруг просветлеют огнецветно

Их непорочные снега:

По ним проходит незаметно

Небесных ангелов нога…

(Ф. И. Тютчев)

Вместо целого (ангел) часть (нога); вместо множественного (ноги) единичное (нога).

Род ~ вид:

“Начинают яснее обозначаться будущие пределы позднейших западных государств и частных культур Италии, Франции, Германии, близятся крестовые походы, близится цветущая эпоха рыцарства, феодализма германского, положившего основы чрезмерному самоуважению лица (самоуважению, которое перейдя путем зависти и подражания сперва в буржуазию, произвело демократическую революцию и породило все эти нынешние фразы о беспредельных правах лица, а потом, дойдя до нижних слоев западного общества, сделало из всякого поденщика и сапожника существо, исковерканное нервным чувством собственного достоинства)”.

(К. Н. Леонтьев)

Вместо человека (вид) существо (род); вместо третьего сословия (род) поденщика и сапожника (вид); вместо феодалов (частное) феодализм (общее); вместо конкретных людей (носитель свойства) абстрактное свойство (самоуважение).

Единичное ~ множественное:

Я буду помнить звездный кров

В сияньи вечных слав

И маленьких баранчуков

У чернокосых матерей

На молодых руках.

(А. А. Ахматова)

Вместо единичного “слава” – “вечные славы” во множественном числе, то есть звезды; употребление абстрактного существительного во множественном числе конкретизирует его значение: поэт говорит о “вечной славе”, которую тварь поет Творцу.

Другой пример – единичное вместо множественного:

Вошел! – не бойся, рек, и всюды

Простер свой троегранный штык…

(Г. Р. Державин)

Речь идет о взятии Измаила: имеются в виду русские солдаты, которые называются в единственном числе (“Росс”).

Антономазия – троп, основанный на отношении имени и именуемого качества или признака: использование собственного имени в смысле качества или собирательного образа:

“… гений всегда остается для своего народа живым источником освобождения, радости и любви. Он есть очаг, на котором, прорвавшись, вспыхнуло пламя национального духа. Он есть тот вождь, который открывает своему народу прямой доступ к свободе и к божественным содержаниям, – Прометей, дарящий ему небесный огонь, Атлант, несущий на своих плечах духовное небо своего народа, Геракл, совершающий от его лица свои подвиги”.

(И. А. Ильин)

Имена мифологических персонажей Прометея, Атланта, Геракла олицетворяют духовное содержание личного подвига человека.

Пример использования нарицательного имени как собственного для персонификации соответствующего качества:

“Однако сегодня людям вновь пытаются навязать мировоззрение, в котором нет места святыням. Сердце человека – престол Божий – пытаются занять уродливые безблагодатные идолы материального преуспеяния: Успех, Богатство, Комфорт, Слава”.

(Митрополит Иоанн)

Гипербола – троп, основанный на отношении “большее ~ меньшее” и состоящий в явно неправдоподобном преувеличении качества или признака.

“Творец мой! оглушил звончее всяких труб”.

(А. С. Грибоедов)

Литота – троп, противоположный гиперболе и состоящий в чрезмерном преуменьшении признака или качества.

“Ваш шпиц, прелестный шпиц, не более наперстка”.

(А. С. Грибоедов)

Металепсис – сложный троп, который образован от другого тропа, то есть состоит в двойном переносе значения.

Небывалая осень построила купол высокий,

Был приказ облакам этот купол собой не темнить.

И дивилися люди: проходят сентябрьские сроки,

А куда подевались студеные, влажные дни?

(А. А. Ахматова)

Олицетворение осени позволяет построить новый метафорический образ: осень строит высокий купол, то есть высокое небо.

Риторические фигуры

Риторическая фигура – воспроизводимый прием словесного оформления мысли, посредством которого ритор показывает аудитории свое отношение к ее содержанию и значимости.

Существуют два основных типа риторических фигур: фигуры выделения и фигуры диалогизма. Различие их состоит в следующем: фигуры выделения суть конструктивные схемы представления содержания, посредством которых сопоставляются или подчеркиваются те или иные стороны мысли; фигуры диалогизма являются имитацией диалогических отношений в монологической речи, то есть включением в речь говорящего элементов, которые представляются как явный или подразумеваемый обмен репликами между ритором, аудиторией или третьим лицом.

Рассмотрим пример.

“Совесть – вот первое осязательное проявление духовной жизни.

Ответьте мне, материалисты и рационалисты, скептики и прагматики, – кто вложил вам в душу властную потребность следовать в своей деятельности нормам морали и нравственности даже тогда, когда это грозит неудобствами и бедами? Кто определил сами нормы? Кто изобразил в душе вашей идеал жертвенности, чистоты и целомудрия, а проще сказать – святости, который влечет и манит вас неодолимой силой Истины и Любви? Кто всеял в сердце ваше жажду праведности и добра, отвращения к лицемерию, лжи и подлости?

Бог, всемилостивый и всемогущий, праведный, человеколюбивый и истинный!”

Митрополит Иоанн (Снычев).

Первая фраза примера содержит фигуру определения – образную характеристику предмета в форме суждения. Определение относится к фигурам выделения, потому что существует конструктивная схема его построения.

Во второй фразе мы видим фигуру обращения: ритор обращается к своим оппонентам с рядом последовательных вопросов, на которые сам, как бы вместе с аудиторией, и отвечает. Обращение относится к числу фигур диалогизма: оно представляет собой прием, посредством которого монологическая речь предстает в диалогической форме, но какой-либо специфической словесной конструкции обращения нет. В данном случае обращение строится посредством фигуры выделения – анафоры местоимения “кто”, но может в конструктивном отношении строиться иначе.

Фигуры выделения

Фигуры выделения могут строиться путем добавления, значимого пропуска, полного или частичного повтора, видоизменения, перестановки или распределения слов, словосочетаний или частей конструкции.

1. Добавления и повторы

Эпитет – характеристика выделяемого слова посредством слов или оборотов, раскрывающих или уточняющих его значение в тексте.

Эпитет может быть обязательным и факультативным. Обязательным является эпитет, который выражает существенное свойство или признак предмета и устранение которого невозможно без потери основного смысла. Факультативным является эпитет, который выражает привходящее качество или признак и может быть устранен без утраты основного содержания.

“В нашем осуетившемся сознании понятия о духовных сокровищах Церкви почти не сохранились. Искореженный “менталитет” русского человека конца XX столетия замусорен и поврежден – стыдно сказать – “идеалами” общества потребления, “общечеловеческими ценностями”, парламентским жаргоном и неестественными ужимками “звезд голубого экрана”!

(Митрополит Иоанн, Санкт-Петербургский и Ладожский)

Слова “духовный”, “потребление”, “общечеловеческий”, “парламентский” – обязательные эпитеты. Слова “осуетившийся”, “искореженный”, “неестественный” – факультативные эпитеты.

Плеоназм – избыточное повторное употребление слова или синонима, посредством которого уточняется или подчеркивается оттенок значения слова или авторское отношение к обозначаемому предмету. Бесцельный плеоназм является серьезной стилистической погрешностью, стилистически оправданный плеоназм – одна из наиболее распространенных фигур речи.

“… мы лучше понимаем даже свое собственное лицо, когда оно изображено неизменно и удачно, хотя бы на хорошей, искусной фотографии, не говоря уже о прекрасной акварели или талантливом полотне…”.

(К. Н. Леонтьев)

Плеоназм “свое собственное” усиливает и подчеркивает значение определяемого слова, а плеонастический эпитет “хорошей, искусной фотографии” уточняет значение основного эпитета.

Синонимия – фигура, состоящая в развертывании, уточнении и усилении значения слова посредством добавления ряда его синонимов.

«Кажется, человек, встреченный на Невском проспекте, менее эгоист, нежели на Морской, Гороховой, Литейной, Мещанской и других улицах, где жадность, и корысть, и надобность выражаются на идущих и летящих в каретах и на дрожках”.

Н. В. Гоголь.

Слова “жадность”, “корысть”, “надобность” являются синонимами, каждый из которых, однако, имеет особый оттенок и свою степень интенсивности значения.

Аккумуляция (сгущение) – фигура, которая состоит в перечислении слов, обозначающих предметы, действия, признаки, свойства и.т. п. таким образом, что образуется единое представление множественности или быстрой смены событий.

Пошел! Уже столпы заставы

Белеют; вот уж на Тверской

Возок несется чрез ухабы.

Мелькают мимо будки, бабы,

Мальчишки, лавки, фонари,

Дворцы, сады, монастыри,

Бухарцы, сани, огороды,

Купцы, лачужки, мужики,

Бульвары, башни, казаки,

Аптеки, магазины моды,

Балконы, львы на воротах

И стаи галок на крестах.

(А. С. Пушкин)

Градация представляет собой развертывание слова или словосочетания в синонимический ряд таким образом, что интенсивность значения каждого последующего члена ряда нарастает (восходящая градация) или убывает (нисходящая градация).

“Не только гимназисты, но и все почтенные ученые не замечают, что мир их физики и астрономии есть довольно-таки скучное, порою отвратительное, порою же просто безумное марево, та самая дыра, которую ведь модно тоже любить и почитать. Дыромоляи, говорят, еще и сейчас не перевелись в глухой Сибири. А я, по грехам своим, никак не могу взять в толк: как это так земля может двигаться? Учебники читал, когда-то сам хотел быть астрономом, даже женился на астрономке. Но вот до сих пор никак не могу себя убедить, что земля движется и что неба никакого нет. Какие-то там маятники да отклонения от чего-то куда-то, какие-то параллаксы… Неубедительно. Просто жидковато как-то. Тут вопрос о целой земле идет, а вы какие-то маятники качаете. А главное, все тут как-то неуютно, все какое-то неродное, злое, жестокое. То я был на земле, под родным небом, слушал о вселенной, “яже не подвижется”… А то вдруг ничего нет, ни земли, ни неба, ни “яже не подвижется”. Куда-то выгнали в шею, в какую-то пустоту, да еще вслед матерщину пустили. “Вот-де твоя родина, – наплевать и размазать!” Читая учебник астрономии, чувствую, что кто-то палкой выгоняет меня из собственного дома и еще готов плюнуть в физиономию. А за что?”.

(А. Ф. Лосев)

Экзергазия – фигура, которая состоит в добавлении к словосочетанию или обороту синонимических выражений. Экзергазия, как и синонимия, используется для уточнения значения словосочетания, но также для усиления эмоционального напряжения речи (в примере выделено курсивом).

“Когда я слушал доклады “всемирного христианского студенческого союза”, печалью и горестью наполнялось сердце мое. Сколько ищущих Бога, жаждущих жизни искренних людей “гладом гибнут”, “питаются от рожец” какого-то заморского студенческого союза! Неужели не знают они, как можно избыточествовать хлебы в дому Небесного Отца, в Церкви Православной? Нужно только забыть всякие “федеративные начала”, свободно отдаться в полное послушание Православной Церкви и прилепиться к полноте церковной жизни, к жизни тела Христова”.

(Священномученик Иларион (Троицкий), архиепископ Верейский)

Реприза представляет собой подхват предшествующего слова в последующем словосочетании или предложении.

“Послушаем песнь его, песнь восторга безотчетного; она также проста, также очаровательна, как первый луч света, как первое чувство любви”.

(Д. В. Веневитинов)

Реприза используется для создания эмоционального напряжения речи и для выделения ключевого слова, которое может повторяться в последующей фразе или композиционной части высказывания, связывая ее с предыдущей и развертывая тему. В “Речи по совершении священного коронования императора Александра Павловича” митрополита Платона используется реприза слова “бремя”, которое в последующем фрагменте амплифицируется в новую тему.

“Вселюбезнейший государь! Сей венец на главе Твоей есть слава наша, но Твой подвиг. Сей Скиптр есть наш покой, но Твое бдение. Сия Держава есть наша безопасность, но Твое попечение. Сия Порфира есть наше ограждение, но Твое ополчение. Вся сия утварь есть нам утешение, но Тебе бремя…

Бремя поистине и подвиг!…”

(Платон (Левшин), митрополит Московский и Коломенский)

Восхождение (климакс) представляет собой подхват в каждом последующем элементе конструкции последнего слова предшествующего элемента, образуя таким образом цепочку связанных и последовательно развертывающих друг друга частей. Вот пример из речи митрополита Платона.

“И нас, чад своих, призвала прославить имя Твое; а в имени Твоем прославить добродетель; а в добродетели прославить самого Бога”.

(Платон (Левшин), митрополит Московский и Коломенский)

Или:

“Разум естественный, конечно, сказал бы: это несообразность – молиться за людей, которые хотят вас истребить. Но любовь христианская говорит: молитесь за сих; желайте и просите им всякого блага, может быть, в благодеяниях познают они Благодетеля Бога, познав, уверуют в Него; уверовав, умиротворятся в отношении к другим верующим в Него; если же и не так, по заповеди возлюбленного Спасителя, молитеся за творящих вам напасть и изгоняющая вы” /Мф. 5:44/

(Святитель Филарет, митрополит Московский и Коломенский)

Отличение (плоце) – повтор слова или морфемы в различных значениях и сочетаниях (в примере отмечено курсивом).

“Восклонись, несчастный поклонник чрева, и если ты не можешь вдруг вознести выше себя твоих очей, стань прямо пред зеркалом и посмотри, не написан ли на тебе самом закон против раболепства чреву?”

(Святитель Филарет, митрополит Московский и Коломенский)

Или:

“Убо, оставляя нас разрушением тела, дух свой оставил нам”.

(Стефан (Яворский), митрополит Рязанский и Муромский)

Наклонение (полиптотон) – повтор слова в различных грамматических формах.

Себя собою составляя,

Собою из Себя являя,

Ты Свет, откуда свет истек.

(Г. Р. Державин)

Сочетание (симплоце) – повтор одних и тех же слов или оборотов в начале и в конце ряда речений, обрамляющий эти речения и создающий параллелизм их содержания.

“Кто на протяжении тысячи лет ковал и пестовал несгибаемый державный дух русского патриотизма? – Церковь Православная! Кто вдохновлял отважных и укреплял малодушных, освящая дело защиты Отечества как личный религиозный долг каждого, способного носить оружие? Кто научил русского человека быть верным – без лести, мужественным без жестокости, щедрым – без расточительства, стойким – без фанатизма, сильным – без гордости, милосердным – без тщеславия, ревностным – без гнева и злобы? – Церковь Православная!”.

(Иоанн (Снычев), митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский)

Фигуру сочетания образуют слова “Кто…?” и “Церковь Православная!”

Анафора – повтор слова или оборота в начале параллельных конструкций (словосочетаний, оборотов, предложений, фраз, периодов, абзацев).

Анафора выделяет такие параллельные элементы и позволяет свести в один ряд зачастую различные по строению и синтаксическому уровню конструкции (например, отдельное словосочетание и предложение), соотнося с одним и тем же предшествующим или последующим элементом. Вместе с тем анафора развертывает веером содержание речи в определенной смысловой точке изложения.

В предыдущем примере видна анафора вопросительного предложения со словом “кто”. Продолжим пример, в котором можно видеть продолжение этой фигуры ответствования с анафорой начального слова вопросительного предложения, начинающегося словом “разве”.

“Разве это католические прелаты набатом поднимали новгородское ополчение на брань со псами-рыцарями и подавали последнее духовное напутствие дружинникам святого благоверного князя Александра Невского на залитом кровью льду Чудского озера? Разве это протестантские пасторы вдохновляли святую ревность донского героя, великого князя Димитрия на поле Куликовом, где страшная сеча с татарами решала: быть или не быть Святой Руси?

Разве это мусульманские муллы удержали нашу Отчизну от распада в лютую годину Смуты, подвигнув Кузьму Минина и Димитрия Пожарского на их жертвенный подвиг, а ратников русского ополчения на борьбу до победы? Разве это иудейские раввины с крестом в руках, под свист японской “шимозы” поднимали в атаку преданные, смертельно уставшие роты под Мукденом и Порт-Артуром, спасая русскую честь от позора?

Разве это кришнаиты и буддисты на протяжении тысячи лет ежедневно, сосредоточенно, неспешно и благоговейно возносили ко Господу молитвы о “богохранимой” земле русской, “властех и воинстве ея”, отдельным молитвенным чинопоследованием поминая “вождей и воинов, за Веру и Отечество живот свой на поле брани положивших”? Многие ли могут вспомнить сегодня хоть один случай, когда иноверцы или инославные – будь то католики или иудеи – в трудный для России час делом доказали ей свою верность, до конца разделив ее неласковую судьбу? Зато противоположных примеров в русской истории – сколько угодно!”

(Иоанн (Снычев), митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский)

Эпифора – фигура, подобная предшествующим, но состоящая в повторе конечного слова или оборота (в примере выделено курсивом).

“Все мы, христиане, и любомудрствующие, и в простоте миренномудрствующие, да не забываем никогда, что Христос есть не только истина, но и жизнь. В Своем слове и в Своем примере Он сделался для нас путем, чтобы привести нас к истине и через истину к истинной жизни. Кто думает обеспечить себя достижением некоторого познания истины Христовой и недостаточно старается обратить ее в действительную жизнь по учению и примеру Христову, тот самой истиной обманывает себя и подвергает себя опасности умереть на пути и никогда не достигнуть истинной, вечной, блаженной жизни со Христом в Боге. – Тако тецыте, да постигнете. Путем истины стремитесь к истинной жизни”.

(Святитель Филарет, митрополит Московский и Коломенский)

В различных сочетаниях повторяются ключевые слова “истина” и “жизнь”. Эпифора обычно используется как средство выделения основного смысла фразы или периода и создает параллелизм выражений, делая ремой такое ключевое слово.

Окружение – сочетание анафоры и эпифоры: повторение того же слова или оборота в начале и в конце предложения, создающее симметричную конструкцию.

Окружение позволяет представить мысль в виде сентенции и обычно используется в торжественной речи.

“Итак, вот дом молитвы под одним кровом с домом любомудрия. Святилище таин приглашено в жилище знаний, и вступило сюда, и здесь основалось и утвердилось своими тайнодейственными способами. Видно, что религия и наука хотят жить вместе и совокупно действовать к облагорожению человечества. Снисходительно со стороны религии – возблагодарим ее снисхождению. Благоразумно со стороны науки – похвалим ее благоразумие”.

(Святитель Филарет, митрополит Московский и Коломенский)

Конкатенация (присоединение) – представляет собой добавление обыкновенно в конце фразы или периода слов, дополнительно характеризующих предмет речи или выражающих отношение к нему говорящего.

“Никогда ни одна истина живая, а тем паче истина Божественная, не укладывается в границах логического постижения, которое есть только вид человеческого познавательного процесса; но в то же время никакая, ни человеческая, ни Божественная истина не может быть законам логики противна, иначе говоря, не может заключать в себе действительного противоречия. Христос также не есть и “да” и “нет”.

(А. С. Хомяков)

Последнее предложение, присоединенное к основной формулировке мысли и в данном случае особо выделенное автором, и составляет конкатенацию как дополнительное добавление особенно значительного содержания.

Интерпретация (истолкование) – представляет собой дополнение основного содержания авторской характеристикой обычно в виде вводного предложения или оборота с поясняющим или модально-оценочным значением.

“Нет! Новой пятидесятницы не будет, как не будет нового воплощения Сына Божия. Она не может повториться, ни как союз, заключенный в один известный день и час (о чем теперь мечтают), ни как добыча долгого и терпеливого труда целого ряда поколений”.

(А. С. Хомяков).

Слова “Нет!” и “о чем теперь мечтают” представляют собой интерпретацию: слово “Нет!” используется для усиления, дополнительного подтверждения суждения, а слова “о чем теперь мечтают” – для уточняющей характеристики критикуемого мнения.

Эксплеция (заполнение) – фигура, состоящая в добавлении к словам, выражающим основное содержание мысли, слов или оборотов, увеличивающих размер фразы или оттеняющих это главное содержание второстепенными элементами содержания. По существу, эксплеция – развернутый плеоназм.

“О, огромное большинство наших интеллигентных русских и тогда, при Пушкине, как и теперь, в наше время, служили и служат мирно в чиновниках, в казне или на железных дорогах и в банках, или просто наживают разными средствами деньги, или даже науками занимаются, читают лекции – и все это регулярно, лениво и мирно, с получением жалования, с игрой в преферанс, безо всякого поползновения бежать в цыганские таборы или куда-нибудь в места более соответствующие нашему времени”.

(Ф. М. Достоевский)

Автор использует уточняющие или дополняющие, но по существу избыточные для основного содержания обороты (выделены курсивом), намеренно растягивая фразу, чтобы дать слушателю возможность полностью усвоить мысль и одновременно заполнить возникающие ритмические пустоты.

Многосоюзие (полисиндетон) – фигура, состоящая в присоединении посредством повторяющихся союзов словосочетаний, предложений или фраз таким образом, что соединенные союзами части выступают как параллельные и тем самым рассматриваются на одном смысловом уровне независимо от их грамматической организации или степени развернутости (выделено жирным шрифтом).

“Благословен мир между народами, ибо все братья, всех призывает Господь мирно трудиться на земле, для всех уготовал Он Свои неисчислимые блага. И Святая Церковь непрестанно возносит молитвы о мире всего мира, уповая, что восторжествует на земле правда Христова и соединит враждующих братьев в единое стадо под водительством Единого Небесного Пастыря. И несчастный русский народ, вовлеченный в братоубийственную кровавую войну, нестерпимо жаждал мира, как некогда народ Божий жаждал воды в палящей зноем пустыне. Но не было у нас Моисея, который бы напоил свой народ чудодейственной водой, и не ко Господу своему Благодетелю воззвал народ о помощи – явились люди, отрекшиеся от веры, гонители Церкви Божией, и они дали народу мир”.

(Святитель Тихон, патриарх Московский и всея России)

В примере в начале второго, третьего и четвертого периодов повторяются союз “и”, “но”, а в четвертом периоде союз “и” связывает сопоставляемые и противопоставляемые по смыслу части не только последней фразы, но также и с предшествующими двумя периодами.

Бессоюзие (асиндетон) – взаимное присоединение конструкций при значимом отсутствии соединительных средств.

Бессоюзие повышает самостоятельное значение каждого присоединенного элемента (слова, словосочетания, предложения), создавая смысловые паузы, одновременно подчеркивает их смысловой параллелизм, поэтому при бессоюзии сопоставляемые элементы обыкновенно строятся подобно. В нижеследующем примере смысловое ударение падает на начальные слова каждого из предложений, кроме последнего, и эти начальные слова образуют самостоятельную смысловую связь.

“Пробил последний час фашистской Германии.

Разбита и сокрушена сила ее.

В прах повержена Германия.

Знамя победы развивается над вражьей страной.

Слава и благодарение Богу!”

(Алексий I, патриарх Московский и всея Руси)

2. Сокращения и значимые нарушения смысловой и грамматической связи

Эллипсис – намеренное опущение слова или оборота, которые предполагаются по смыслу, что создает значимую незавершенность речи.

В поэзии:

“И он подумал: “Время было,

И я, как ты, младенец милый,

Был чист, на небеса смотрел,

Как ты, молиться им умел

И к мирной алтаря святыне

Спокойно подходил… а ныне…?

И голову потупил он”…

(В. А. Жуковский)

В прозе:

“Не нужно упускать того из виду, что все выставленные лица и характеры должны были доказать истину моих собственных убеждений, а мои убеждения… Как сравню эту книгу с уничтоженными мною “Мертвыми душами”, не могу не возблагодарить за насланное мне внушение их уничтожить”.

(Н. В. Гоголь)

Силлепсис – значимое нарушение синтаксической связи или смыслового согласования в словосочетании или между предложениями, которое особенно выделяет и подчеркивает значение выделенной таким образом конструкции.

“Раз молодому человеку в наше время (еще не совсем отрешившемуся от старой привычки чрезмерно поклоняться разуму), раз этот самый разум дал, так сказать, рациональное разрешение верить, все ресурсы воображения сердца, воли и опять ума же могут пойти на пользу. “Путей много!” Любовь к семье, если она религиозна и привлекательна; потребность иной душевной опоры, если в семье тяжело; любовь к народу и народному; жажда сближения с этим простым народом на общей идеальной почве. Поэтическое влечение к образам и формам жизни родной страны, которую, слава Богу, и до сих пор еще не дотла вытравил у нас европейский прогресс. Вообще, чувство прекрасного, художественное чувство, которое, с одной стороны, не может не оскорбляться глубоко прозаическими формами европейского прогресса и его деревянными, однообразными идеалами, а с другой – не может же не видеть, сколько есть поэзии и в морали евангельской, и в богослужении православном, и в учении аскетическом.

Путей много, повторяю я. Самые противоположные чувства могут способствовать утверждению веры в том, кто уже ищет ее, в том, кто перестал избегать ее, кто перестал ее стыдиться”.

(К. Н. Леонтьев)

В первом предложении можно видеть анаколуф или гипербатон (см. ниже) с нарушением синтаксической связи и вынесением выделенной части в начало предложения ("раз молодому человеку..., раз этот самый разум дал"). В последующих предложениях представлен в основном силлепсис: в каждом из них опущен состав сказуемого, которое подразумевается, но в последнем предложении фрагмента подлежащее обобщено (выделено курсивом), а общее сказуемое распротранено зависимыми членами предложения и двумя придаточными предложениями (выделено жирным шрифтом), поэтому все предшествующие части фрагмента по смыслу представляют собой не именные предложения, но сложную разорванную синтаксическую конструкцию.

Эналлага (подстановка) – употребление слова или конструкции вместо ожидающейся другой или как перестановка с видимым нарушением смысла:

“Нева металась, как больной в своей постели беспокойной”.

(А. С. Пушкин)

Здесь эналлага эпитета (“беспокойный”) создает эффект олицетворения, перемещая центр восприятия на объект: для больного беспокойна именно постель. Как риторический прием, наиболее значима эналлага-подстановка а) глагольных форм – употребление настоящего времени глагола вместо прошедшего и будущего времени вместо настоящего; б) личных и притяжательных местоимений (и лица глагола), использование местоимений первого лица “я”, “мы” вместо местоимений второго “ты”, “вы” или третьего лица “он”, “они”. Эналлага местоимений первого и второго лица используется для объединения аудитории, эналлага местоимений третьего лица используется для разделения аудитории (отмечено жирным шрифтом).

“Я изыскатель истины бытописаний человеческих, чем я должен истине Божией? – Не попусти себе тупым взором видеть в бытиях человечества только нестройную игру случаев и борьбу страстей или слепую судьбу, изощри свое око и примечай следы провидения Божия, премудрого, благого и праведного. Остерегись, чтобы не впасть в языческое баснословие, доверчиво следуя тем, которые в глубине древности мира указывают так называемые ими доисторические времена. У язычников басня поглотила истину древних событий, мы имеем истинную Книгу Бытия, в которой нить бытия человеческого начинается от Бога и первого человека и не прерывается, доколе, наконец, входит в широкую ткань разнородных преданий и бытописаний”.

(Святитель Филарет, митрополит Московский и Коломенский)

В примере местоимение “я” использовано вместо местоимений второго лица, а единственное число второго лица глагола – вместо множественного числа.

Ирония – фигура, состоящая в неожиданном и как бы неуместном использовании слова, вызывающим комический эффект. Комический эффект не всегда означает смех – ирония часто относится к предметам весьма серьезным.

“Евномий же, поелику звезды движутся во времени, называет их зиждителями времени. А таким образом, по учению этого мудреца, поелику и жужелицы движутся во времени, определим время так: оно есть какое-то качественное движение жужелиц”.

(Св. Василий Великий)

В примере использованы две разновидности фигуры иронии: слово мудрец в противоположном значении (антифразис) и ироническое сравнение звезд с жужелицами (диасирм ―“пояснение мысли в противоположном направлении”).

Анаколуф – представляет собой нарушение синтаксической связи в предложении, при котором подчиненный член словосочетания выносится на уровень отдельного члена предложения.

“Так вот она, эта прозорливость! Совершившееся превзошло все мои ожидания. Но как обнаруживался этот благодатный дар?! Батюшка все время говорил не то полувопросами, не то полуутверждениями: он точно хотел скрыть значение этого дара, усиливаясь словам своим, представлявшим для меня целое откровение, придать форму обыкновенной интимной беседы старшего с младшим”.

(С. Нилус)

В предложении “Так вот она, эта прозорливость!” слова “эта прозорливость” связаны со словом “она” и являются повтором, подобно “В море бросился он, в бурное”, как и в последнем примере из К. Н. Леонтьева, где анаколуф состоит в нарушении синтаксической связи и в переносе синтаксически связанного слова или словосочетания в начало предложения: “Раз молодому человеку в наше время., раз этот самый разум дал рациональное разрешение верить…”.

Удержание (апозиопея) – фигура, которая включает обрыв речи, как в эллипсисе, иногда даже со словами о невозможности продолжить сказанное, но затем ее продолжение.

“Ни предсказать хода событий, ни гарантировать себя от ошибок и падений мы сами не можем. Так и в оценке людей бывает – есть такие, которые лишь прикидываются благочестивыми, а сами… Не зря же Господь предупреждал о хищных волках в овечьих шкурах. А сразу и не узнаешь”.

(Иоанн, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский)

3. Перестановки и трансформации

Гипербатон – фигура, состоящая в выделении темы высказывания путем ее постановки в начале или в конце фразы обыкновенно с разрывом синтаксической связи (в чем гипербатон близок анаколуфу).

“Я исследователь звезд, планет и их законов, чего требует от меня истина Божия? – Ты очень искусно возвысил проницательность твоего зрения, чтобы видеть в небесах невидимое простому оку, потщись возвысить так же искусно проницательность твоего слуха, чтобы ты мог ясно слышать и возвестить другим, как небеса поведают славу Божию”.

(Святитель Филарет, митрополит Московский и Коломенский)

Здесь первое предложение содержит гипербатон: “Я исследователь звезд, планет и их законов, чего требует от меня истина Божия?”, который состоит в выносе в начало и специальном оформлении темы высказывания с разрывом, но не нарушением синтаксической связи.

Хиазм – фигура, состоящая в центральной симметрии сложной фразы, параллельные части которой зеркально отражают друг друга.

“Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей,

И по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое.

Наипаче омый мя от беззакония моего,

И от греха моего очисти мя”.

(Псалом 50)

Метабола (эпанодос, перестановка) – повторение тех же или сходных по смыслу слов или оборотов в измененном или обратном порядке.

Метабола представляет собой последовательное выделение того же слова или оборота сначала в качестве темы, а затем в качестве ремы высказывания. В нижеследующем примере в первой части фразы в качестве ремы выделяются слова “сам народ”, а во второй – слова “еще жив”.

“Но, по счастью, жив еще сам народ – униженный и обманутый, обворованный и оболганный, – русский народ еще жив”.

(Иоанн, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский)

Антиметабола (перемещение с противопоставлением) – фигура, которая состоит в зеркально-симметричном повторе левой части сложного предложения в его правой части таким образом, что субъект и предикат меняются местами.

“Человек делает историю; но столь же верно и еще более значительно, что история образует человека”.

(К. П. Победоносцев)

Антиметабола – одна из самых сильных и распространенных риторических фигур и применяется как для установления соответствия и связи понятий (как в примере), так и для их противопоставления: “Не для того живем, чтобы есть, а для того едим, чтобы жить” (Марк Катон).

4. Распределение элементов фразы

Разделение (энумерация) – перечисление видов одного рода или частей целого (в примере курсивом выделены следующие одна за другой и сопоставленные фигуры разделения).

“Каковой пример храбрости, мужества, благочестия, терпения и твердости показала Россия! Вломившийся в грудь ее враг всеми неслыханными средствами лютостей и неистовств не мог достигнуть до того, чтоб она хотя единожды о нанесенных ей от него глубоких ранах вздохнула. Казалось, с пролитием крови ее умножался в ней дух мужества, с пожарами градов ее воспалялась любовь к отечеству, с разрушением и поруганием храмов Божиих утверждалась в ней вера и возникало непримиримое мщение. Войско, вельможи, дворянство, купечество, народ, словом, все государственные чины и состояния, не щадя ни имуществ своих, ни жизни, составили единую душу, вместе мужественную и благочестивую, толико же пылающую любовию к отечеству, колико любовию к Богу”.

(Манифест императора Александра I)

Соответствие – смысловая пропорция, представляющая собой постановку слов или оборотов со сходным значением в аналогичные позиции в параллельных конструкциях.

“Народы дикие любят независимость, народы мудрые любят порядок; а нет порядка без власти самодержавной”.

(Н. М. Карамзин)

Или:

“Нельзя любить при электрическом свете; при нем можно только высматривать жертву. Нельзя молиться при электрическом свете, а можно только предъявлять вексель”.

(А. Ф. Лосев)

Антанаклаза (возвращение с разделением) – соединение понятий, которые развертываются в параллельных конструкциях.

“Воспитанный на либерально-эстетической литературе 40-х годов (особенно на Ж. Санд, Белинском, Тургеневе), я в первой юности был в одно и то же время и романтик, и почти нигилист. Романтику нравилась война; нигилисту претили военные”.

(К. Н. Леонтьев)

Или:

“Вся военная теория его (Суворова) состояла в трех словах: взор, быстрота, удар; но взор сей дает природа немногим, но быстрота сия была тайною для самых аннибалов, но удар сей разителен единственно с Суворовым”.

(Н. М. Карамзин)

Эпимона (эпифонема) – фигура, состоящая в полном или перифрастическом повторе частей какой-либо фразы в различных контекстах и в сочетании с различными словами.

“Руки скоро не возлагай ни на когоже,ниже приобщайся чужим грехом < > себе чиста соблюдай /1 Тим. 5:22/.

…Остерегись, благонамеренный избиратель, чтобы ничего такого не случилось, будь внимателен – ревностно, дальновидно внимателен, не допусти последствий избрания, нежелательных ни для общества, ни для тебя: Ниже приобщайся чужим грехом; себе же чиста соблюдай.

Себе чиста соблюдай не только от чужих отдаленных грехов, но в то же время и от ближайшего к тебе, собственного греха, который через невнимательность подкрасться может”.

(Святитель Филарет, митрополит Московский и Коломенский)

В примере курсивом выделены элементы фигуры эпифонемы, которая распространяется на весь текст речи святителя Филарета.

5. Определения и сравнения

Определение – риторическая фигура, состоящая в полном или частичном отождествлении предмета мысли с другим, подобным или сходным. Риторическое определение как фигура отличается от логического определения тем, что в явном или неявном виде содержит метафору, то есть сравнение по признаку или качеству.

“Что такое византизм? Византизм есть прежде всего особого рода образованность, или культура, имеющая свои отличительные признаки, свои общие, ясные, резкие, понятные начала и свои определенные в истории последствия.

Славизм, взятый во всецелости своей, есть еще сфинкс, загадка”.

(К. Н. Леонтьев)

Сравнение – риторическая фигура, состоящая в уподоблении определяемого предмета определяющему по образу действия, признаку или свойству. Сравнение представляет собой развернутую метафору, в которой определяемое характеризуется через описание подобного факта или явления.

“Исторгните солнце из мира, что будет с миром? Исторгните сердце из тела, что будет с телом? Надобно ли сказывать? Исторгните истину Божию и Христову из человечества, с ним будет то же, что с телом без сердца, что с миром без солнца”.

(Святитель Филарет, митрополит Московский и Коломенский)

Или:

“Вы, хирурги, собравшиеся вокруг одурманенного больного. Больной этот – флот, ошеломленный вашей критикой. Вы, господа, взяли ланцеты и режете его, потрошите его внутренности, но одна неловкость, одно неосторожное движение, и вы уже будете не оперировать больного, а анатомировать труп. Господа! Я верю, что ваше решение, каково бы оно ни было, будет продиктовано вам велением вашей совести и тем чистым патриотизмом, о котором говорил тут член Государственной Думы Пуришкевич, – этим и ничем более”.

(П. А. Столыпин)

Перифраз – фигура, состоящая в замене наименования предмета его словесной характеристикой, раскрывающей выделяемое свойство.

“Милый мой гость, – отвечал рассудительный сын Одиссеев, –

Пользы желая моей, говоришь ты со мною, как с сыном

добрый отец; я о том, что советовал ты, не забуду”.

Гомер, “Одиссея”, перевод В. А Жуковского.

“Рассудительный сын Одиссеев” – Телемах.

Этимология – раскрытие значения слова через его происхождение или значение составляющих.

“Теоретическое знание – философия – есть любовь к мудрости, любо-мудрие, теоретическое же созерцательное видение, даваемое аскетикою, есть филокалия, любовь к красоте, любо-красие”.

(о. Павел Флоренский)

Антитеза – противопоставление слов, понятий или конструкций. Антитеза является одной из самых распространенных фигур и используется для характеристики предмета мысли или для выделения рассматриваемого понятия.

“Я как будто не знаю, где я и что со мною. Безмерное и безвременной водворилось под сводами, между узких стен нашей комнаты. А за стенами приходят люди, говорят, рассказывают новости, читают газеты, потом уходят, снова приходят – вечно. Опять кричат глубоким контральто далекие паровозы. Вечный покой здесь – вечное движение там”.

(о. Павел Флоренский)

Парадиастола (различение) – последовательное противопоставление понятий или слов, которые получают тем самым сопоставляемые синонимические и антонимические значения, образуя смысловые ряды; вместе с тем парадиастола представляет собой и определение через противопоставление определяемого слова омониму. Парадиастола часто используется в рекапитуляциях – обобщающих высказываниях – или в выводах, которые завершают рассуждение:

“Миф не гипотетическая, но фактическая реальность, не функция, но результат, вещь, не возможность, но действительность, и притом жизненно и конкретно ощущаемая, творимая и существующая”.

(А. Ф. Лосев)

Оксюморон– соединение слов с противоположным или несовместиммым значением, создающее видимый парадокс в определении.

“Со временем все страсти в нем перегорели, душевные силы истощились; все действия его были без намерения; он сделался человеком обыкновенным; люди простые почитали его даже добродетельным, потому что он не творил зла. Но он живой был уже убит и ничем не мог наполнить пустоту души”.

Д. В. Веневитинов.

Фигуры диалогизма

Эта группа риторических фигур используется для создания диалогического эффекта в монологической речи. Содержание каждого высказывания может оцениваться аудиторией, и ритор, упреждая такую оценку, изображает ее в свой речи, обращаясь к аудитории, высказываясь от ее лица или разыгрывая диалог с оппонентом или с аудиторией. Диалогизм может занимать различное место в монологической речи, от отдельной фразы до целого текста; диалог как литературный жанр представляет собой фигуру диалогизма, распространенную на все произведение или на его основную часть.

Диалог – представляет собой изображение диалога в монологической речи в виде прямой или косвенной речи, которая может при этом сопровождаться авторским текстом, комментирующим реплики.

“Что такое искусство? Как, что такое искусство? – Искусство – это архитектура, ваяние, живопись, музыка, поэзия во всех ее видах”, – ответит обыкновенно средний человек, любитель искусства или даже сам художник, предполагая, что дело, о котором он говорит, совершенно ясно и одинаково понимается всеми людьми. Но в архитектуре, спросите вы, бывают постройки простые, которые не составляют предмета искусства, и, кроме того, постройки, имеющие претензии на то, чтобы быть предметами искусства, постройки неудачные, уродливые и которые поэтому не могут быть предметами искусства. В чем же признак искусства?”

(Л. Н. Толстой)

Предупреждение – намеренное выдвижение ритором возражения или утверждения оппонента и ответ на него, изображение полемики, в котором обычно используются прежние высказывания оппонента.

“Что ты говоришь? От войны, начатой беглыми рабами, Сицилия была избавлена благодаря твоей доблести? Великая это заслуга и делающая тебе честь речь! Но все-таки – от какой же это войны? Ведь, насколько нам известно, после той войны, которую завершил Марк Аквилий, в Сицилии войны с беглыми рабами не было. – “Но в Италии такая война была”. – Знаю, и притом большая и ожесточенная. И ты пытаешься хотя бы часть успехов, достигнутых во время этой войны, приписать себе? И ты хочешь разделить славу той победы с Марком Крассом и Гнеем Помпеем? Да, пожалуй, у тебя хватит наглости даже и на подобное заявление”.

(Цицерон)

Ответствование – вопрос от лица аудитории и ответ на него от лица говорящего. Ответствование одновременно пробуждает активность аудитории в нужном направлении и упреждает нежелательный для ритора вопрос или возражение.

“Вы спросите, в чем различие интуитивизма от субъективизма? Не правда ли, это заслуживает внимания. И вот в чем дело. Интуитивизм утверждает, что интуитивное знание дает предмет целиком сразу, тогда как рассудочный анализ имеет дело с частями предмета, из которых слагается целое; далее, интуитивное знание дает содержание самой вещи и ее действительной сущности и, следовательно, имеет абсолютный характер, тогда как рассудочный анализ оперирует с символами, имея, следовательно, относительный характер”.

(В. М. Бехтерев)

Сообщение – вопрос, обращенный к аудитории, и ответ от лица аудитории, который иногда дополняется комментарием.

“И сегодня, вспоминая благочестивую семью Иоакима и Анны и рожденную ими благословенную Дщерь, не оглянемся ли мы на себя, на наше время и его духом разорения, а не созидания. И не зададим ли себе вопрос: в чем причина, где корень жестокой и мрачной непогоды, обступившей мир и ставящей его на край гибели?

Не мы ли – разорители домашней церкви, не мы ли – разрушители старинных правил семейного порядка, не мы ли – отдавшие чад своих на воспитание в страну далече, где питают их волчцами и тернием и уводят от Отца Небесного, уводят от родителей земных”.

(Архимандрит Иоанн Крестьянкин)

Заимословие – созданная автором речь, представляющая определенную позицию или точку зрения. Заимословие может содержать олицетворение. Особенно часто заимословие использовалось в исторической прозе, например, Фукидидом, так как оно позволяет кратко и ярко выразить смысл изображаемого деяния или обобщенную точку зрения. Заимословие часто используется вместе с сообщением.

“Еще продолжается на Руси эта страшная и томительная ночь… Изнемогает наша Родина в тяжких муках, и нет врача, исцеляющего ее. Где же причина этой длительной болезни, повергающей одних в уныние, а других – в отчаяние? Вопросите вашу православную совесть и в ней найдете ответ на этот мучительный вопрос.

“Грех, тяготеющий над нами, – скажет она вам, – вот сокровенный корень нашей болезни. Вот источник всех наших бед и злоключений. Грех растлил нашу землю, расслабил духовную и телесную мощь русских людей… Из того же ядовитого источника греха вышел великий соблазн чувственных земных благ, которым и прельстил наш народ, забыв о “едином на потребу”… Мы захотели создать рай на земле, но без Бога и Его святых заветов. Бог же поругаем не бывает. И вот мы алчем, жаждем и наготуем на земле, благословенной обильными дарами природы, и печать проклятия легла на самый народный труд и на начинания рук наших. Грех – тяжкий нераскаянный грех – вызвал сатану из бездны…”.

(Иоанн, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский)

Аллюзия – намек, состоящий в использовании слов или выражений, характерных для произведения, о котором идет речь. Аллюзии часто используются как прием иронии.

“Но что в книге Уэллса особенно замечательно, это его впечатление от личных бесед с корифеями большевизма. Характеристики, которые он дает этим людям и их работе, поистине неожиданны. Прежде всего оказывается, что основная и типичная черта большевизма есть честность. Об этой черте Уэллс говорит настойчиво несколько раз. Даже в красном терроре он усмотрел что-то “честное”. Но кроме этого несомненного достоинства, г-н Уэллс признает у большевиков и недостатки. Недостатки эти, впрочем, совсем не те, которые приписываем им мы: главные недостатки большевиков, по мнению г-на Уэллса, – это неопытность и наивность. Заметьте, дело идет не о каких-нибудь матросах или красноармейцах, а о вождях большевизма, о руководителях советской политики, которые сумели обойти Вильгельма и вот уже более двух лет водят за нос всех корифеев европейской дипломатии с Ллойд Джорджем и Вильсоном во главе, оказывается, все это – по наивности и неопытности. Особенно наивен Зиновьев. Он не имеет никакого представления о том, что происходит в Ирландии, и все силится понять, кто из борющихся там сторон – пролетарии и кто – буржуи. А когда Уэллс стал расспрашивать этого неопытного простака, что именно он делал в Баку на съезде азиатского пролетариата, то оказалось, что тот и сам не знает, зачем туда ездил. И такое же впечатление бесконечной наивности производили на Уэллса все большевики, с которыми ему приходилось встречаться, кроме разве Ленина, хотя и тот под конец сорвался и начал занимать своего собеседника каким-то детским лепетом об электрификации России. Мы совершенно не сомневаемся в том, что во всех подобных беседах, происходивших во время путешествия по России г-на Уэллса, одна из участвовавших сторон была детски наивна. Но были ли то большевики – в этом позволительно усомниться”.

(Н. С. Трубецкой)

Риторический вопрос – утвердительное высказывание в виде вопроса, которое не предполагает ответа.

“Если есть кто нравственный эмбрион в поэме, так это, конечно, он сам, Онегин, и это бесспорно. Да и совсем не мог он узнать ее: разве он знает душу человеческую? Это отвлеченный человек, это беспокойный мечтатель во всю его жизнь”.

(Ф. М. Достоевский)

Риторическое восклицание – восклицательная форма предложения, употребленная для усиления значения.

“Сколько различных искусств, веществ, орудий употребляет разумный человек, чтобы наполнить свое чрево!”

(Святитель Филарет, митрополит Московский и Коломенский)

Риторическое обращение – высказывание в форме обращения, адресованное какому-либо лицу или предмету.

“Восклонись, несчастный поклонник чрева, и если ты не можешь вдруг вознести себя выше себя твоих очей, стань прямо перед зеркалом и посмотри, не написан ли на тебе самом закон против раболепства чреву?”

(Святитель Филарет, митрополит Московский и Коломенский)

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.portal-slovo.ru