Обстоятельсва, исключающие преступность деяния, в уголовном законодательстве государств СНГ

В.И. Михайлов, кандидат юрид. наук, заслуженный юрист РФ

Становление на постсоветском пространстве новых независимых государств повлекло определенные изменения в системе их законодательства, сказавшиеся в том числе и на институте обстоятельств, исключающих преступность деяния. В частности, в конституциях ряда государств СНГ отражено право человека на самозащиту*(1). Так, в ст.26 Конституции Азербайджанской Республики указывается: "Каждый обладает правом защищать не запрещенными законом способами и средствами свои права и свободы". Новое законодательство основывается на признании иной, чем прежде, иерархии защищаемых уголовным законом ценностей и обязанности государства обеспечивать защиту интересов личности, общества и государства от преступных посягательств и иных проявлений опасности.

В новых уголовных кодексах Республики Узбекистан (1994), Российской Федерации (1996), Туркменистана (1997), Республики Казахстан (1997), Кыргызской Республики (1997), Республики Беларусь (1999), Азербайджанской Республики (1999), Республики Грузии (1999), Украины (2001), разработанных в ходе уголовно-правовых реформ 1994-2001 гг., а также в Модельном уголовном кодексе (принятом Межпарламентской ассамблеей СНГ в феврале 1996 г.) институт обстоятельств, исключающих преступность деяния, по сравнению с предыдущим периодом претерпел существенные изменения, при этом в развитии некоторых его положений проявилось сходство.

Изменения касаются, в частности, увеличения в уголовном законодательстве государств СНГ числа обстоятельств, исключающих преступность деяния, с 2-3 (необходимая оборона, крайняя необходимость и задержание преступника) до 5-8 (необходимая оборона; причинение вреда при задержании лица, совершившего общественно опасное деяние; крайняя необходимость; ошибка в оценке обстоятельств, исключающих преступность деяния; пребывание среди соучастников преступления лица, выполняющего специальное задание; выполнение специального задания по предупреждению или раскрытию преступной деятельности организованной группы либо преступной организации; обоснованный риск; деяние, связанное с риском; физическое и психическое принуждение; исполнение приказа или распоряжения; исполнение иной обязанности; исполнение закона; малозначительность деяния).

Несмотря на то что расширение круга обстоятельств, исключающих преступность деяния, присуще всем новым уголовным законам государств СНГ, определение этого института содержится лишь в УК Республики Узбекистан. Согласно его ст.35, "исключающими преступность признаются обстоятельства, при которых деяние, содержащее предусмотренные настоящим Кодексом признаки, не является преступлением ввиду отсутствия общественной опасности, противоправности или вины". В числе таких обстоятельств узбекским законодателем названы: малозначительность деяния; необходимая оборона; крайняя необходимость; причинение вреда при задержании лица, совершившего общественно опасное деяние; исполнение приказа или иной обязанности; оправданный профессиональный или хозяйственный риск (ст.36-41 УК)*(2). Узбекский - пожалуй, единственный из известных уголовных кодексов государств СНГ, в котором содержится общее нормативное определение обстоятельств, исключающих преступность деяния, которое ранее встречалось лишь в теоретических публикациях. Попутно упомянем и ст.37 УК Украины, которая закрепляет конструкцию мнимой обороны, положения о которой до этого были известны лишь научной доктрине*(3).

Увеличение числа обстоятельств, исключающих преступность деяния, дало ряду авторов основания именовать их совокупность системой. Так, И.М. Тяжкова отмечает, что "в систему таких обстоятельств действующий УК России включил шесть обстоятельств, исключающих преступность деяния"*(4). А.И. Бойко, высказывая сожаления о том, что законодатель не включил в законодательный и правоприменительный оборот случаи причинения вреда с согласия (по просьбе) потерпевшего, во время исполнения закона или профессиональных функций либо реализации своего права, утверждает, что "более разветвленная система исключительных норм" лучше и надежнее обеспечивает права и законные интересы личности, чем упования на возможность правоохранительных поправок*(5). Однако в силу каких причин обстоятельства, исключающие преступность деяния, по их мнению, образуют систему, упомянутые ученые не указывают.

На наш взгляд, если институт обстоятельств, исключающих преступность деяния, является системой, то в применении норм, входящих в этот уголовно-правовой институт, а также в законотворчестве в данной сфере должны наблюдаться существенные особенности. Поэтому особенно важно оценить обоснованность отнесения рассматриваемого уголовно-правового института к классу систем.

Материал для такого исследования имеется в монографии украинского исследователя Ю.В. Баулина*(6). Под системой он понимает совокупность взаимосвязанных компонентов (факторов), системообразующим фактором является социально-правовой результат, который задается заранее и достигается в процессе функционирования данной системы. Элементами системы обстоятельств, исключающих преступность деяния, он называет поступки, обладающие двойственной юридической характеристикой. С одной стороны, имея внешние признаки соответствующего преступления, они являются элементами системы того вида общественных отношений, где они проявляют себя в силу своего предметного содержания. С другой стороны, эти же действия рассматриваются в качестве элементов системы общественно полезных (допустимых) и правомерных поступков, исключающих преступность (общественную опасность и противоправность) деяния. Таким образом, по мнению Ю.В. Баулина, система правомерных поступков, исключающих преступность деяния, характеризуется теми же чертами, что и любая другая система (имеет компонентный (элементный) состав, структурную организацию, способность к развитию, управляемость и т. д.).

Вместе с тем, даже в рамках выделенных Ю.В. Баулиным признаков, характеризующих множество (совокупность) каких-либо элементов как систему, отнесение института обстоятельств, исключающих преступность деяния, к системе вызывает возражения. Дело в том, что для определения любой системы необходимо установить ее особенности, которые позволят выделить ее из бесконечного ряда других множеств (совокупностей, упорядочиваний, целостей). В противном случае любое множество правовых норм, сгруппированных по любому произвольному основанию, должно рассматриваться как система.

Общепринято основной чертой системы считать интегративность, т. е. наличие такого свойства, которое во всем своем объеме не присуще отдельным образующим ее элементам, но является новым качеством всей системы, обеспечивающим ее целостность и структурную организацию, несводимость свойств системы к сумме свойств составляющих; зависимость каждого элемента, свойства и отношения системы от его места, функций и т. д. внутри целого. "Каждая из целостных систем, - полагает В.Г. Афанасьев, - обладает новым качеством, не сводимым к свойствам или сумме свойств образующих ее частей, каждая из них обладает определенными чертами, которые не присущи составляющим ее компонентам"*(7). В.Г. Карташев исходит из того, что система есть совокупность образований, вовлеченных в отношения взаимосодействия в целях создания некоторого устойчивого результата*(8). Свойствами системы также называют иерархичность, многоуровневость, структурность, а также наличие границ, отделяющих ее от внешней среды.

Таким образом, целостное функционирование системы оказывается результатом взаимосодействия всех ее составляющих. С данной точки зрения уголовный кодекс является системой. Совокупность образующих его норм и институтов создает новое свойство, не присущее каждой из его частей. При этом функции элементов (норм, институтов) детерминированы, производны от предназначения уголовного кодекса как системы. В свою очередь, функционирование уголовного кодекса может быть только результатом взаимосодействия входящих в него институтов.

Новое свойство системы обстоятельств, исключающих преступность деяния, по мнению Ю.В. Баулина, проявляется в том, что такая система обладает свойством обязательного и безусловного исключения общественной опасности и противоправности всякого правомерного и общественно полезного (социально приемлемого) поступка, внешне подпадающего под признаки преступления. Но данным свойством - исключать преступность деяния - каждое из таких обстоятельств заведомо обладает, а их совокупность никаких новых качеств не приобретает. Она лишь способна устранять преступность более широкого круга деяний.

В философской литературе отмечается, что не всякое целое есть система. Любое объединение частей образует некую целостность, множество, но связи и взаимодействия этих частей, равно как и количественно-качественные характеристики самого объединения, отнюдь не одинаковы и поэтому обусловливают различную природу и уровень целостности множества. Простые и суммативные (т. е. искусственно созданные или случайно образовавшиеся) множества вовсе не являются системами. Системой может быть лишь сложная целостность, возникшая в результате объективного, закономерного процесса соединения составляющих ее элементов. Однако В.Г. Афанасьев, воззрения которого взяты Ю.В. Баулиным за основу, допускает существование наряду с целостными и суммативных систем. По его мнению, главный признак последних состоит в том, что при включении или исключении компонентов ни сама такая система, ни ее компоненты не претерпевают сколько-нибудь качественных изменений - система всего лишь увеличивается или уменьшается в размерах. Каждый из компонентов суммативной системы автономен, его изменение зависит лишь от него самого, поскольку связи между компонентами имеют крайне неустойчивый характер. Такой системе не присуща ярко выраженная функциональность, самоорганизация, для нее не характерны процессы управления. Ее свойства равны сумме свойств (массы, объема и т.д.) ее компонентов. Таким образом, В.Г. Афанасьев практически ставит знак тождества между системой и множеством (целостностью, совокупностью, упорядоченностью) элементов, которое является ближайшим родом системы. Данная позиция была подвергнута справедливой критике, в частности, Д.А. Керимовым*(9).

Полагаем, что институт обстоятельств, исключающих преступность деяния, не относится к числу систем, а является простым, суммативным множеством. Понятие "множество" продолжает ряд синонимов: "совокупность", "упорядочивание", "собрание", "ансамбль", "коллекция", "семейство", "класс" и др., обозначающих обобщающие понятия, включающие несколько элементов. В философии под множеством (целостностью, совокупностью, упорядочиванием) понимается обобщенная характеристика объектов, обладающих сложной внутренней структурой; однозначно заданное объединение предметов, данных опыта или объектов мышления. На определенном этапе развития множества может произойти диалектический скачок и переход количественных изменений в качественные, когда совокупность, или, используя выражение В.Д. Могилевского, организованный участок среды, превращается в систему, когда само существование или какой-либо иной вид проявления части обеспечивает существование или какую-либо форму проявления целого*(10).

Множества могут задаваться различными способами, например, иметь форму списка, перечисления. Так, уголовное законодательство Республики Беларусь предусматривает следующие обстоятельства, исключающие преступность деяния: необходимая оборона; причинение вреда при задержании лица, совершившего преступление; крайняя необходимость; ошибка в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния; пребывание среди соучастников преступления по специальному заданию; обоснованный риск; исполнение приказа или распоряжения. Кроме того, множества задаются путем указания некоторых характерных свойств. В частности, в число обстоятельств, исключающих преступность деяния, входят предусмотренные законом ситуации, в которых причинение вреда охраняемым уголовным законом интересам не является преступлением.

Во множестве могут быть выделены подмножества (например, обстоятельства, исключающие преступность в силу отсутствия противоправности, и обстоятельства, исключающие преступность в силу отсутствия виновности). Из двух или нескольких множеств можно сформировать путем установления отношений между элементами этих множеств новое множество*(11).

Таким образом, набор обстоятельств, включаемых в рассматриваемый уголовно-правовой институт, во многом зависит от политических задач, решаемых законодателем в конкретный момент времени, а также особенностей юридической техники и имеет случайный с точки зрения права характер. Если бы развитие института обстоятельств, исключающих преступность деяния, подчинялось законом развития системы, то это неизбежно привело бы к более полному и последовательному отражению в уголовном законе случаев правомерно причиняемого вреда.

История отражения в российском уголовном законодательстве обстоятельств, исключающих преступность деяния, подтверждает этот вывод. Как известно, в Уголовном уложении (1903 г.) к обстоятельствам, исключающим виновность деяния, относились: невменяемость (ст.39), малолетство (ст.40 и 41), невиновное причинение вреда (ст.42), неосведомленность об отнесении деяния к преступлению (ст.43); к обстоятельствам, исключающим преступность (противоправность) деяния, относились: исполнение закона или приказа (ст.44), необходимая оборона (ст.45), крайняя необходимость (ст.46), ошибка в предмете (ст.47)*(12).

В Руководящих началах по уголовному праву РСФСР (1919 г.) была закреплена лишь норма о необходимой обороне. В соответствии со ст.15 этого документа исключалось наказание лица, применившего насилие для защиты от нападения своих или другого лица интересов. В такой формулировке необходимая оборона допускалась лишь для защиты личностных интересов от насильственного нападения*(13).

В УК РСФСР 1922 г., наряду с необходимой обороной, которая допускалась для защиты от незаконного посягательства на личность или права обороняющегося либо других лиц, была закреплена норма о крайней необходимости. В соответствии со ст.20 не подлежало наказанию уголовно наказуемое деяние, совершенное для спасения жизни, здоровья или иного личного или имущественного блага своего или другого лица от опасности, которая была неотвратима при данных обстоятельствах другими средствами, если причиненный при этом вред является менее важным по сравнению с охраненным благом.

В УК РСФСР 1926 г. в числе обстоятельств, исключающих преступность деяния, кроме необходимой обороны и крайней необходимости, было упомянуто согласие лица. В примечании к ст.143 УК РСФСР 1922 г. отмечалось, что убийство, совершенное из сострадания или по настоянию убитого из чувства сострадания к нему, не карается. Однако в ноябре 1922 г. эта норма была отменена.

Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик (1958 г.), на которых базировались уголовные законы союзных республик, в контексте интересующих нас обстоятельств знали лишь необходимую оборону и крайнюю необходимость. Хотя следует отметить, что законодательство Украинской ССР (ч.3 ст.15 УК УССР) и Узбекской ССР (ч.3 ст.13 УК УзССР) относили сюда и задержание преступника, приравнивая это обстоятельство к необходимой обороне.

Определенные новеллы в регулировании права граждан на действия, связанные с причинением вреда при задержании преступника, были внесены Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 июля 1966 г. "Об усилении ответственности за хулиганство". Здесь упоминались некоторые признаки ситуации задержания, а также условия правомерности причинения вреда задерживаемому. В 1970 г. УК Эстонской ССР был дополнен ст.13-1, в которой в качестве самостоятельного обстоятельства закреплялось задержание преступника. Однако в кодексах большинства союзных республик задержание преступника в качестве самостоятельной нормы по-прежнему не признавалось и рассматривалось в рамках необходимой обороны.

Малочисленность обстоятельств, исключающих преступность деяния, в уголовных кодексах союзных республик советского периода и особенности практики применения норм о необходимой обороне и крайней необходимости, по нашему мнению, определялась, в частности, тем, что советское уголовное право, испытывая сильное влияние романо-германской правовой семьи, характеризовалось преобладающей ролью государства в поддержании правопорядка и сильным значением санкционированной государством нормы поведения. Исходя из этого, необходимая оборона возможна в ограниченных пределах, когда потерпевшему нельзя непосредственно воспользоваться защитой государства, использовать помощь полицейских или же когда у государства нет реальной возможности защитить гражданина от грозящей ему опасности. В то время как, к примеру, право США, которое основано на иных принципах, наоборот, отводит ведущую роль в защите своих прав самому гражданину; государство может вмешиваться в том случае, если гражданином выражена соответствующая воля. Естественно, эти положения непосредственно не используются, но влияние на законотворчество и правоприменение оказывают серьезное.

Весьма существенное значение для развития анализируемого уголовно-правового института имели Основы уголовного законодательства Союза ССР и республик (1991 г.)*(14). Они готовились уже в иных социально-политических условиях, поэтому в них нашли отражение не только другие, по сравнению с предыдущим периодом, представления законодателя об иерархии интересов, но и направления уголовной политики конца 80-х годов прошлого века. Обстоятельствам, исключающим преступность деяния, в Основах 1991 г. посвящен раздел III, в который вошли нормы о необходимой обороне (которая, по нашему мнению, наряду с собственно необходимой обороной включает и еще одно самостоятельное обстоятельство - самозащиту), о задержании лица, совершившего преступление, о крайней необходимости, а также об оправданном профессиональном и хозяйственном риске (ст.24-27).

В новых уголовных законах государств СНГ подчеркивается, за некоторым исключением, непреступный характер причинения вреда в рассматриваемых ситуациях. Исключение касается УК Республики Грузии и УК Республики Беларусь. Так, в УК Республики Грузии необходимая оборона, крайняя необходимость, исполнение приказа и другие обстоятельства, которые традиционно в уголовном законе многих государств отражаются в едином институте, закреплены в разных главах - главе 8 ("Обстоятельства, исключающие противоправность деяния") и в главе 9 ("Обстоятельства, исключающие или смягчающие вину") раздела 2 ("Преступление"). При определении юридической природы таких явлений, как необходимая оборона, задержание преступника, крайняя необходимость, правомерный риск и иных деяний, соответствующих условиям правомерности, указывается, что причинение вреда в таких обстоятельствах не будет противоправным. К числу исключающих противоправность деяния ст.32 УК Республики Грузии относит и "действия лица, которое совершает предусмотренное Уголовным кодексом деяние при наличии обстоятельств, которые хотя и не упомянуты в Уголовном кодексе, но полностью удовлетворяют условиям правомерности". Видимо, к этой категории могут относиться случаи причинения вреда, совершенного при правомерном выполнении должностных обязанностей, согласии лица и др.

Вместе тем, ошибка и исполнение приказа наряду с малолетством и психическим заболеванием отнесены УК Республики Грузии к числу обстоятельств, исключающих вину и влекущих различные уголовно-правовые последствия. Так, малолетство делает невозможным вменение в вину содеянного (ст.33), неосведомленность лица о запрещении совершаемого им деяния при невозможности знания этого (ошибка) исключает наказание (ст. 36), исполнение приказа устраняет уголовную ответственность. Наряду с этим в силу ст.38 УК Республики Грузии "не действует противоправно лицо, которое совершает предусмотренное Уголовным кодексом деяние при наличии обстоятельств, которые хотя и не упомянуты в УК, но полностью удовлетворяют условиям невиновности данного деяния"*(15). Полагаем, что эта норма включает, в частности, ситуации физического и психического принуждения.

Таким образом, в ст.32 и 38 УК Республики Грузии, по сути, закреплена возможность разрешения вопроса о причинении вреда в порядке аналогии или усмотрения суда*(16).

Также обращает на себя внимание ст.38 ("Пребывание среди соучастников преступления по специальному заданию") УК Республики Беларусь, размещенная в главе 6, посвященной обстоятельствам, исключающим преступность деяния. В данной статье указано, что "не подлежит уголовной ответственности лицо, которое, выполняя в соответствии с действующим законодательством специальное задание по предупреждению или раскрытию преступления и действуя с другими его соучастниками, вынужденно совершит преступление"*(17). Однако выделенные нами слова явно относят эту норму к иному институту - институту освобождения от уголовной ответственности, закрепленному в главе 12 того же УК. Показателем некорректности помещения приведенной нормы среди обстоятельств, исключающих преступность деяния, является и то, что в соответствии со ст.30 УПК Республики Беларусь (1999 г.)*(18) прекращение производства по уголовному делу в связи с освобождением от уголовной ответственности возможно лишь в силу утраты деянием общественной опасности, а также в связи с деятельным раскаянием, примирением с потерпевшим, применением мер административного воздействия и добровольным сообщением членом преступной организации о существовании преступной организации и способствовании ее изобличению (ст.20, 86-88 УК Республики Беларусь). Как видим, белорусский УПК не закрепляет в качестве основания освобождения от уголовной ответственности "пребывание среди соучастников преступления по специальному заданию". Представляется, что освобождение от уголовной ответственности лица, внедренного в преступную организацию, которое, действуя с другими членами этой организации, вынужденно совершит преступление, возможно при наличии утраты этим лицом общественной опасности вследствие изменения обстановки в рамках общей нормы (ст.87 УК, ч.1 ст.30 УПК Республики Беларусь).

В нормах рассматриваемого уголовно-правового института государств СНГ закрепляются своеобразные исключения из общего определения преступления. Хотя причинение вреда в таких ситуациях является правомерным поведением и в связи с этим не должно входить в предмет регулирования уголовного закона, но наиболее часто встречающиеся, носящие спорный характер, имеющие внешнее сходство с преступлением и нуждающиеся в специальном нормативном урегулировании случаи причинения вреда - необходимая оборона, крайняя необходимость, задержание лица, совершившего преступление, обоснованный риск, физическое и психическое принуждение, а также исполнение приказа или распоряжения, выполнение специального задания по предупреждению или раскрытию преступной деятельности организованной группы либо преступной организации, исполнение иной обязанности, исполнение закона, - отражены в уголовном законе, определяющем, какие именно вредоносные деяния являются преступлениями. Сказанное позволяет сделать вывод о том, что предназначение уголовно-правовых норм об обстоятельствах, исключающих преступность деяния, сводится к отграничению преступных от непреступных случаев причинения вреда. Именно этими, юридико-техническими по сути соображениями, по нашему мнению, объясняется отнесение анализируемого института к уголовному праву.

Анализ содержания института обстоятельств, исключающих преступность деяния, в законодательстве государств СНГ показывает, что формирование новых типичных ситуаций, разрешение которых возможно лишь путем причинения ущерба правоохраняемым благам, происходит в рамках крайней необходимости. По мере "вызревания" они "отпочковываются" в самостоятельные нормы. Примером тому может служить норма о задержании преступника, которая до недавнего времени в уголовном праве нормативно оценивалась как частный случай необходимой обороны. Однако при задержании лица, уже совершившего преступление, отсутствует такой важнейший признак необходимой обороны, как посягательство, и страдают иные, чем при необходимой обороне, отношения. Поэтому причинение вреда при отсутствии иной возможности обеспечить интересы правосудия правильнее было бы рассматривать в рамках нормы о крайней необходимости. Аналогичное положение складывалось с правомерным профессиональным риском, исполнением приказа и должностных обязанностей. Иными словами, крайняя необходимость служила основой при формировании всех уголовно-правовых обстоятельств, исключающих преступность деяния. Еще одним подтверждением вывода о том, что социальной первоосновой всех обстоятельств, исключающих преступность деяния, является крайняя необходимость, служит то, что для всех этих обстоятельств, прежде всего, характерны вынужденность и общественная значимость совершаемых при этом вредоносных действий. Но, вынужденно допуская причинение вреда, общество одновременно устанавливает возможные (оправданные, необходимые) пределы ущерба для каждой из ситуаций. В указанных рамках разрушение блага признается, при наличии такой ситуации, правомерным.

Изучение новых уголовных законов государств СНГ позволяет сделать вывод и о том, что в рамках Содружества формирование института обстоятельств, исключающих преступность деяния, происходит унифицированно - на базе соответствующих положений Модельного уголовного кодекса для государств СНГ*(19). Это проявляется, в частности, в закреплении положений о превышении условий правомерности в отношении не только необходимой обороны, но и крайней необходимости, задержания лица, совершившего преступление, правомерного риска и исполнения приказа. Так, превышением мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление, признается в ст.33 УК Республики Казахстан их явное несоответствие характеру и степени общественной опасности такого преступления и обстоятельствам задержания, когда нарушителю без необходимости наносится излишний, явно не обусловленный обстановкой вред. Ответственность наступает только в случае умышленного, явно чрезмерного причинения вреда*(20). В ст.39 УК Республики Узбекистан превышением мер задержания признается несоответствие средств и методов задержания опасности лица и совершенного им деяния, а также обстановке задержания. Ответственность также предусмотрена лишь за случаи умышленного причинения вреда, не вызываемого необходимостью задержания. Аналогичный подход изложен в ст.40 Модельного уголовного кодекса. Вместе с тем, законодатели Кыргызстана, Азербайджана и других государств сочли нужным подчеркнуть, что неосторожное превышение необходимых мер в случае задержания лица, совершившего общественно опасное деяние, равно как и в ситуациях необходимой обороны и крайней необходимости, и связанное с этим причинение вреда исключает не преступность деяния, а всего лишь не влечет уголовной ответственности*(21).

В соответствии со ст.42 Модельного уголовного кодекса и ст.39 УК Туркменистана*(22) превышением пределов крайней необходимости признается причинение вреда, явно не соответствующего характеру и степени угрожавшей опасности и обстановке, в которой опасность устранялась, когда правоохраняемым интересам умышленно был причинен вред равный или больший, чем предотвращенный. В уголовных же кодексах России (ст.39) и Украины (ст.39) закреплено, что превышением пределов крайней необходимости является причинение вреда, явно не соответствующего характеру и степени угрожавшей опасности и обстоятельствам, при которых опасность устранялась, когда правоохраняемым интересам был причинен вред более значительный, чем предотвращенный.

Вместе с тем, в ч.1 ст.38 ("Крайняя необходимость") УК Республики Узбекистан в числе внутренне присущих крайней необходимости признаков называется невозможность устранить опасность иными средствами (видимо, "иные" здесь следует понимать как "безвредные"). В то же время, согласно ч.3 той же статьи, превышением пределов крайней необходимости признается, наряду со случаями причинения более значительного вреда, чем вред предотвращенный, также те, когда опасность могла быть устранена другими средствами. Из редакции ч.1 усматривается, что если опасность можно устранить иными средствами, то крайней необходимости нет и, следовательно, в таком случае нельзя говорить о ее превышении.

В статье 38 УК Республики Узбекистан дан прямой ответ на вопрос о том, чья оценка значимости защищаемого и разрушаемого блага в ситуации крайней необходимости и на какой момент должна быть положена в основу решения вопроса о правомерности нанесения ущерба. В ч.4 данной статьи подчеркивается, что при оценке правомерности деяния, совершенного в состоянии крайней необходимости, учитываются характер и степень предотвращенной опасности, реальность и близость ее наступления, фактические возможности лица по ее предотвращению, его душевное состояние в сложившейся ситуации и другие обстоятельства. Таким образом, ориентиром выступает представление лица, устраняющего опасность, на момент совершения соответствующих действий. Аналогичный вывод можно сделать и на основе анализа ч.2 ст.36 УК Республики Беларусь, согласно которой состояние крайней необходимости признается, в частности, в случае, если действия, совершенные в целях предотвращения опасности, не достигли своей цели, несмотря на усилия лица, добросовестно рассчитывавшего ее предотвратить. В связи с этим уместно вспомнить указание ч.2 ст.46 российского Уголовного уложения 1903 г.: "Не почитается преступным... если учинивший деяние имел достаточные основания считать причиняемый им вред маловажным сравнительно с охраняемым благом".

Закрепляя в уголовных законах в числе обязательных признаков превышения пределов необходимой обороны и крайней необходимости при задержании лица, совершившего преступление, такие признаки, как "умышленность" и "явность несоответствия защитных мер характеру и опасности посягательства", законодатели всех государств СНГ адресуют соответствующие нормы прежде всего обороняющемуся и лицам, устраняющим опасность или задерживающим преступника. Естественно, при этом законодатели исходят из того, что социальное и правовое сознание личности производно от общественного сознания, от тех социальных ценностей, которым в обществе в данный период отдается предпочтение.

Рассмотрение института обстоятельств, исключающих преступность деяния, показывает, что одной из тенденций его развития выступает стремление предметно "охватить нормами" этого института поведение людей, связанное с нанесением ущерба правоохраняемым интересам в самых различных сферах человеческой деятельности. Так, исходя из невозможности в современных условиях иным образом получать необходимую информацию о планах и намерениях преступных сообществ в целях пресечения их деятельности, законодатели Украины и Беларуси признали правомерным причинение вреда лицами, внедренными в преступные группы. В ст.43 ("Выполнение специального задания по предупреждению или раскрытию преступной деятельности организованной группы либо преступной организации") УК Украины (2001 г.) определяется, что не является преступлением вынужденное причинение вреда защищаемым уголовным законом интересам лицом, которое в соответствии с законом выполняло специальное задание, став участником организованной группы либо преступной организации в целях предупреждения либо раскрытия ее преступной деятельности. Лицо, которое выполняло специальное задание, подлежит уголовной ответственности лишь за совершение в составе организованной группы или преступной организации особо тяжкого преступления, совершенного умышленно с причинением тяжкого телесного повреждения потерпевшему или с наступлением иных тяжких или особо тяжких последствий. Наряду с этим, в ч.3 этой статьи говорится, что в случае совершения тяжкого преступления лицо, выполняющее специальное задание, не может быть приговорено к пожизненному лишению свободы, а наказание в виде лишения свободы не может превышать половину максимального срока, предусмотренного законом за это преступление*(23). Аналогичная норма закреплена в ст.38 ("Пребывание среди соучастников преступления по специальному заданию") УК Республики Беларусь. В соответствии с последней нормой обязательным условием правомерности причиненного вреда выступает, в частности, наличие специального задания от органа, являющегося субъектом оперативно-розыскной деятельности; субъектом причинения вреда может быть лишь сотрудник органа, осуществляющего оперативно-розыскную деятельность, или лицо, оказывающее ему содействие*(24).

Наличие приведенных положений в уголовном законодательстве Украины и Беларуси свидетельствует о желании законодателя отразить в числе обстоятельств, исключающих преступность деяния, деятельность лиц, внедренных в целях пресечения преступлений в преступные организации, которые заведомо причиняют вред различным охраняемым законом интересам, и одновременно с этим придать логическую завершенность нормативному регулированию такой деятельности.

В то же время названные уголовно-правовые нормы охватывают, на наш взгляд, неоправданно узкую сферу действий, связанных лишь с выполнением должностных обязанностей и общественного долга, лиц, внедренных в преступные организации. Как показывают оперативная и следственно-судебная практика и научные исследования, в борьбе с преступностью вред как крайняя вынужденная мера правомерно причиняется в ходе освобождения заложников, прослушивания телефонных переговоров, проверочной закупки, контролируемой поставки, оперативного эксперимента и других оперативно-розыскных мероприятий. Как представляется, исходя именно из этих оснований, УК Республики Казахстан был дополнен ст.341 ("Осуществление оперативно-розыскной деятельности"), в соответствии с которой не является преступлением вынужденное причинение вреда при осуществлении оперативно-розыскных мероприятий лицом, осуществляющим оперативно-розыскную деятельность, или лицом, оказывающим ему содействие, если это деяние совершено в целях пресечения или раскрытия преступных действий и если причиненный вред менее значителен, чем вред предотвращенный.

Учитывая, что для иных видов социально значимой деятельности уголовно-правовое регулирование правомерного вреда не менее актуально, одной из тенденций развития института обстоятельств, исключающих преступность деяния, во всех государствах - участниках СНГ является расширение перечня таких обстоятельств и отражение в этом правовом институте различных аспектов человеческой деятельности, связанной с причинением вреда, в целях придания логической завершенности нормативному регулированию таких действий. Так, уголовное законодательство пополнится нормой о выполнении должностных (профессиональных) обязанностей и общественного долга, в соответствии с которой "не является преступлением вынужденное причинение вреда охраняемым законом интересам уполномоченным лицом, правомерно выполняющим свои служебные (профессиональные) обязанности или общественный долг, совершенное с соблюдением установленных для данного случая правил".

В последние годы в уголовном законодательстве государств СНГ значительно усиливаются частные начала. Это проявляется, в частности, в увеличении числа общественно опасных деяний, уголовное преследование которых возможно только при наличии жалобы или заявления потерпевших. Например, из содержания ст.33 УК Республики Беларуси следует, что совершение деяний, признаки которых указаны в двадцати пяти составах Особенной части УК, влечет уголовную ответственность только при наличии выраженного в установленном законом порядке требования пострадавшего о привлечении виновного к ответственности. В примечании к ст.278 ("Разглашение коммерческой или банковской тайны") УК Республики Таджикистан установлено, что уголовное преследование за совершение деяния, указанного в этой статье, осуществляется лишь по заявлению организации или лица, потерпевшего ущерб.

Относительно согласия лица на причинение вреда правоохраняемым интересам следует заметить, что оно не может быть абсолютным. Так, в гражданском законодательстве России прямо указано, что не допускаются действия граждан и юридических лиц, осуществляемые исключительно с намерением причинить вред. В связи с этим пределы и условия причинения вреда, осуществляемого с согласия лица, нуждаются в нормативном регулировании. Исходя из этого, полагаем, что институт обстоятельств, исключающих преступность деяния, будет пополнен нормой, исключающей преступность деяния при причинении вреда с согласия лица*(25). Особенно это актуально в контексте рассмотрения проблем эвтаназии, трансплантации органов, занятий спортом и т. п.

Список литературы

*(1) Хотя и здесь не обошлось без курьезов - сказались особенности переходного периода. Так, в ст.35 принятой 28 января 1993 г. Конституции Республики Казахстан было сказано: "Гражданин Республики Казахстан имеет право на необходимую оборону" (Новые конституции стран Балтии. М., 1994. С. 225). Разумеется, предоставление права на самозащиту только собственным гражданам противоречило закрепленным в этой же Конституции принципам, в связи с чем в том же году при внесении изменений в УК Республики Казахстан в статье о необходимой обороне было подчеркнуто, что "каждый человек имеет право на самозащиту, защиту жилища и собственности". Это положение впоследствии было закреплено в новой редакции Конституции Республики Казахстан и нашло отражение в уголовном законодательстве.

*(2) См.: Уголовный кодекс Республики Узбекистан. СПб., 2001. С.75-80.

*(3) См.: Уголовный кодекс Украины. СПб., 2001. С.38-39.

*(4) Курс уголовного права. Общая часть. М., 1999. Т.1. С.444.

*(5) Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. Ростов-на-Дону, 1996. С.133.

*(6) См.: Баулин Ю.В. Обстоятельства, исключающие преступность деяния. Харьков, 1991. С.41-45.

*(7) Афанасьев В.Г. Системность и общество. М., 1980. С.22, 49-50 и др.

*(8) Карташов В.А. Система систем. Очерки общей теории и методологии. М., 1995. С.38-44, 145 и др.

*(9) Керимов Д.А. Философские основания политико-правовых исследований. М., 1986. С.220-224.

*(10) Могилевский В.Д. Методология систем. М., 1999. С.26-27.

*(11) Волков В.Н., Данисов А.А. Основы теории систем и системного анализа. СПб., 1997. С.102-104.

*(12) См.: Российское законодательство Х-ХХ веков. М., 1994. Т.9. С.284-285.

*(13) См.: Швеков Г.В. Первый советский уголовный кодекс. М., 1970. С.63.

*(14) В связи с известными политическими событиями документ в действие не вступил.

*(15) Уголовный кодекс Грузии. СПб., 2001. С.102-108.

*(16) Хурошвили Г. Некоторые аспекты уголовного права в Грузии // Государство и право на рубеже веков: Материалы всероссийской конференции (2-4 февраля 2000 г.): В 6 т. М., 2001. Т.3. С.114-119.

*(17) Уголовный кодекс Республики Беларусь. Минск, 1999. С.27-28.

*(18) См.: Уголовно-процессуальный кодекс Республики Беларусь. Минск, 2001. С.52.

*(19) См.: Информационный бюллетень МПА СНГ. 1996. N 10. Приложение. С.100-102.

*(20) Уголовный кодекс Республики Казахстан. СПб., 2001. С.54.

*(21) См., напр.: Уголовный кодекс Киргизской Республики. Бишкек, 1997. С.15-16; Уголовный кодекс Азербайджанской Республики. СПб., 2001. С.64.

Однако надлежащей процедуры, в рамках которой решался бы вопрос об освобождении от уголовной ответственности, уголовно-процессуальное законодательство государств СНГ не знает. Как правило, уголовно-процессуальные кодексы определяют порядок освобождения от уголовной ответственности лишь при деятельном раскаянии, изменении обстановки и примирении с потерпевшим.

*(22) См.: Уголовный кодекс Республики Туркменистан. Ашхабад, 1997. С.196.

*(23) Уголовный кодекс Украины. СПб., 2001. С.43, 44.

*(24) Мичулис Э.Ф., Шардаков А.А., Яцута И.С. Уголовное право Беларуси. Общая часть. Минск, 2000. С.96.

*(25) Подробнее см.: Михайлов В.И. Согласие лица как обстоятельство, исключающее преступность деяния // Законодательство. 2002. N 2, 3.

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://oprave.ru/