Статья От россиян скрывают последствия вступления РФ в ВТО
Работа добавлена на сайт bukvasha.net: 2015-10-29Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
от 25%
Подписываем
договор
От россиян скрывают последствия вступления РФ в ВТО
Факты:
В своей статье, опубликованной в «Коммерсанте», Йоханнес Линн пишет:
19 ноября в Ханое (Вьетнам) глава МЭРТа Герман Греф и торговый представитель США Сьюзен Шваб подписали протокол о завершении двусторонних переговоров между Россией и США по вступлению нашей страны в ВТО. Президент США Джордж Буш считает, что соглашение выгодно и США, и России. «Мы поддержали вступление России в ВТО. Сделан положительный шаг, как для наших стран, так и для мирового сообщества вообще. Спасибо вам за это. Диалог, который между нами состоялся, был очень важным», — заявил Буш, обращаясь к Путину.
Россия стоит на пороге вступления в ВТО — подписаны все двусторонние протоколы со странами-членами организации, Москве осталось пройти лишь многостороннюю процедуру согласований. Причем та спешка, с которой был согласован 19 ноября последний двусторонний протокол (российско-американский), наглядно показала, насколько сильны у нас позиции тех сил, которые самым активным образом — скрытно или явно — лоббируют процесс вхождения России в ВТО.
Между тем саму целесообразность присоединения нашей страны к этой организации никто обществу убедительно так и не доказал. Более того, лоббисты ВТО фактически скрывают от нас (похоже, порой даже от высшего политического руководства) те крайне негативные последствия, которые ожидают нашу страну после присоединения к ВТО. В прессу время от времени подбрасывается лишь выборочная статистика «бонусов», которые, мол, получит Россия. А вот о более чем вероятных потерях лоббисты, разумеется, умалчивают. В итоге общество находится в настоящем информационном вакууме и не представляет даже, насколько кардинальный для него вопрос сейчас решается. Причем решается, повторим, фактически закулисно.
Чтобы восполнить этот информационный пробел и предупредить общество о последствиях присоединения нашей страны к ВТО, KM.RU с участием четырех известных экспертов провел 28 ноября круглый стол на тему: «Вступление России в ВТО — pro et contra». Для участия в дискуссии были приглашены:
Сергей Глазьев, депутат Госдумы, член-корреспондент РАН;
Владимир Филатов, ведущий научный сотрудник Института экономики РАН;
Михаил Хазин, президент компании экспертного консультирования «Неокон»;
Михаил Ремизов, генеральный директор Института национальной стратегии.
С полной версией дискуссии читатель может ознакомиться на соответствующем разделе нашего сайта. Здесь же мы предлагаем вниманию читателей тезисы выступлений участников этого круглого стола.
ЗДЕСЬ можно ознакомиться с видеозаписью дискуссии.
Тезисы выступления участников круглого стола
«Вступление России в ВТО — pro et contra»
KM.RU:
В средства массовой информации время от времени «вбрасываются» цифры потерь России, которые она якобы ежегодно несет из-за того, что не является членом ВТО. Разброс этих потерь варьируется от 2-х до 5-ти млрд рублей. KM.RU попросил приглашенных экспертов прокомментировать эти цифры.
Сергей Глазьев:
Эти расчеты — сумма антидемпинговых пошлин, которые выплачивают наши экспортеры в силу тех ограничений, которые были введены, в основном, в Европе, а также частично в США, Китае, и некоторых других странах. Однако вступление России в ВТО вовсе не означает, что эти пошлины будут отменены. Напротив, наши «партнеры по переговорам» лишь зафиксируют те ограничения для российского экспорта, которые уже введены, и не будут пересматривать их автоматически. Так что за отмену этих выплат, даже если Россия вступит в ВТО, нашу страну ожидают серьезные тяжбы в судах, а также ответные обвинения в демпинге.
Кроме того, членство России к ВТО не ограждает нас от новых санкций, а лишь предоставляет нам возможность пытаться использовать внутренний арбитраж ВТО — вместо отдельных судебных дел с конкретными импортерами — для снятия торговых барьеров. Но при этом, кстати, потеряют значимость и решения наших судов в отношении иностранцев. Причем, решения ВТО уже будут носить для нас обязательный характер. Например, мы уже не сможем ввести ограничения в отношении ввоза в Россию некоторых продуктов с Украины, хотя это противоречит духу Таможенного союза и т.п.
Ко всему прочему надо учитывать, что Россия и сейчас фактически является полноценным игроком на мировом рынке — у нас заключены двусторонние соглашения по режиму наибольшего благоприятствования со странами дальнего зарубежья и соглашения о свободной торговле со странами ближнего зарубежья. Кроме того, возникает ситуация, когда Россия может выиграть от ВТО, не являясь ее членом — например, из-за процесса снижения таможенных пошлин и открытия рынков внутри организации, которые могут быть полезны и странам-нечленам ВТО. Фактически мы уже сейчас следуем всем правилам ВТО. Правда, мы их учитываем, не участвуя в процессе их обсуждения и принятия.
Владимир Филатов:
В настоящее время против российских компаний в сфере экспорта ведутся 4 дела, общая цена потерь — около $1 млрд. Правда, против Китая (члена ВТО) ведется более 30 дел.
Если представить, что Россия стала членом ВТО, то снижение импортного тарифа, например, с 11% до 7-8% на наш прошлогодний объем импорта даст примерно $5 млрд потерь поступлений в бюджет. При этом не факт, что от снижения импортного тарифа выиграет конечный потребитель, так как большой вопрос, как и насколько при этом изменятся потребительские цены. Не факт, что они снизятся в магазинах (для покупателей), вполне возможно, что экономия на таможенных тарифах лишь увеличит выручку импортеров.
Есть еще и обратная сторона проблемы — косвенные потери, ужесточение условий для нашего производителя, которые могут привести к свертыванию производства и экономическим потерям основной массы населения в плане зарабатывания доходов, это на самом деле гораздо важнее. Например, при вступлении в ВТО должна увеличиться конкуренция в автомобилестроении. А что мы сделали за 15 лет, чтобы повысить конкурентоспособность своих производителей автомобилей? Ровным счетом ничего. Наоборот, перестали существовать два завода, выпуск которых был рассчитан на массового потребителя — «Москвич», национальная марка, и «Иж». Вообще, за 15 лет машиностроение (с которым связаны все остальные сегменты экономики — добывающий, обрабатывающий и потребительский сектор) не просто не реструктурировано, оно вообще деструктурировано.
Так что с точки зрения долгосрочной выгоды вступление в ВТО грозит отечественной экономике большими проблемами, если не дальнейшей деградацией. Кроме того, опасения вызывает тот факт, что переговоры по ВТО, которые велись 11 лет, на фоне отсутствия и стратегии, и осознанной экономической политики, и структурной модернизации экономики, и стратегии формирования импортных пошлин, вдруг так резко активизировались.
Михаил Ремизов:
Дискуссии по вопросу вступления России в ВТО должны быть открыты не только для экономистов, но и для всех рационально мыслящих людей, тем более специалистов в гуманитарной сфере, в сфере общественной жизни. Однако на протяжении последних нескольких лет любое рациональное серьезное обсуждение вопроса блокировалось, то есть само политическое решение о необходимости вступления в ВТО было за рамками дискуссии. А факультативное обсуждение, хотя и велось, но не имело влияния на само решение.
Какое может быть рациональное обсуждение последствий вступления в ВТО, если от разных экономических групп, экспертов, общества в целом, и даже органов государственной власти важнейшие параметры договоренностей, в том числе двусторонних, закрываются?
Поэтому, по большому счету, мы до сих пор не знаем, на какие уступки пошли наши переговорщики по таким жизненно важным для нас проблемам, как уровень тарифов на энергоносители или степень закрытости рынка труда от китайской иммиграции. При этом главный аргумент в пользу вступления России в ВТО сводится к тому, что часть ограничительных (антидемпинговых мер) на внешних рынках будет снята в отношении продукции наших предприятий (прежде всего, металлургических, многие из которых являются активными лоббистами вступления в ВТО). Однако Сергей Юрьевич Глазьев уже сказал, что вступление в ВТО не дает автоматического снятия санкций, а просто переадресует нас на арбитражный механизм ВТО.
Но специфика этих арбитражных механизмов заключается в том, что, вообще говоря, как правило, они выгодны наиболее сильным игрокам, то есть США и Евросоюзу. Поэтому исполняются те решения арбитража, в которых заинтересованы эти игроки, способные просто заставить их исполнять. Поэтому нужно быть очень эффективным игроком и переговорщиком, чтобы рассчитывать на то, чтобы эти механизмы работали нам в плюс. У нас пока такой эффективности нет. И противоречия в области антидемпинговых норм нам лучше и выгоднее решать в рамках двусторонних отношений (например, в переговорах с США «металлурги в обмен на фермеров»). А ВТО как раз мешает применять такие механизмы выяснения торговых споров, которые для нас являются наиболее эффективными.
Среди аргументов о пользе ВТО встречаются и довольно забавные. Например, на сайте этой организации говорится о том, что это будет способствовать международному престижу России или даст нам корпус современного делового законодательства. Между тем мы вполне можем этот корпус современного делового законодательства вырабатывать самостоятельно, ориентируясь, в том числе научно, на западные образцы. Для этих целей не обязательно быть формальным членом ВТО.
Еще один, почти метафизический аргумент сторонников вступления в ВТО сводится к тому, что практически все страны там участвуют. Он кажется убедительным для обыденного осознания, но является очень лукавым и поверхностным. Дело в том, что именно по вопросу о характере и степени участия в международной торговле Россия представляет собой совершенно особый случай.
Во-первых, мы имеем остаточный потенциал достаточно автономного, самодостаточного народно-хозяйственного комплекса, внутренний рынок с огромным потенциалом (на который рвутся внешние игроки) — все это делает позицию России в отношении участников международной торговли потенциально сильной, способной устанавливать свои условия открытости, участия в международном разделении труда.
Во-вторых, основные статьи нашего экспорта — оружие, энергоносители — почти вообще никак не регламентируются правилами ВТО, причем мы заинтересованы в том, чтобы ограничивать сам экспорт посредством таможенных пошлин. Но, вступив в ВТО, мы уже не будем свободны устанавливать те пошлины, которые считаем нужными, на экспорт энергоносителей, не сможем сдерживать рост цен на внутреннем рынке и обеспечивать приоритет внутреннего энергопотребления (болезненная тема для России).
Поэтому Россия не относится к числу тех стран, которые жизненно заинтересованы во вступлении в ВТО. В отличие от Китая и Южной Кореи, которые являются глобальными сборочными цехами, индустриальными фабриками всего мира, или таких окраинных регионов, как Латинская Америка, которые нуждаются в открытии западных рынков для себя. Однако сегодня даже эти страны во многом разочарованы в ВТО из-за затруднения допуска их продукции туда.
А Россия не относится к числу типовых стран-участниц ВТО — не входит ни в первую пятерку развитых стран, ни в лигу индустриальных тигров, глобальных сборочных цехов, ни в лигу сельхозпроизводителей, ни в лигу стран одного товара — нефти, как Саудовская Аравия, которая поэтому не испытывает никаких трудностей от открытости.
При этом, действительно, возникает вопрос о том, какова подлинная мотивация тех политических руководителей, которые поставили своей целью введение нашей станы в ВТО. Потому что преимущества этого шага совершенно неочевидны, как и явные выгодоприобретатели. А издержки, в том числе социально-экономические, политические, напротив, очевидны.
Михаил Хазин:
Говорить о сиюсекундных выигрышах и проигрышах от вступления в ВТО — это в принципе неверно. Возможно, Китай или еще кто-то локально проиграли от вступления в ВТО по текущим вещам. Но вступление в ВТО для некоторых стран и для России, в частности, теоретически должно быть проектом стратегическим.
Причем, на самом деле эта стратегия была озвучена не кем-нибудь, а президентом России в своем послании Федеральному собранию этой весной. И эта стратегия апеллирует еще к экономическим причинам распада СССР. Дело в том, что одним из механизмов повышения производительности труда и, тем самым, технологического прогресса является разделение труда, но оно требует увеличения рынков. То есть, производя телегу целиком, можно продавать ее только в своей деревне, а производя лишь колеса, нужно торговать уже намного шире, потому что иначе производство не окупится.
Но если посмотреть на индустриальное развитие человечества со средних веков, то можно увидеть, что количество стран, которые могли себе позволить полный спектр технологического производства, постоянно падало. Полностью технологически независимых стран становилось все меньше, но зато сами по себе они становились все более крупными. В результате к середине 20-го века объемы рынков выросли настолько, что таких технологически центров осталось всего два — СССР и США. Все остальные страны входили вот в эти две системы разделения труда: одни — в советскую, другие — в западную. Соответственно, было две глобализации, одна — социалистическая, другая — капиталистическая.
К концу 20 века объемы рынков, которые были необходимы для обеспечения полностью независимого технологического центра, стали настолько велики, что в двух странах ресурсов не хватало. В середине 70-х первыми в эту ситуацию попались США — это был знаменитый нефтяной кризис, когда стало понятно, что западная система — экономическая и финансовая — не может существовать без дешевой нефти. Но для западного глобального проекта самым ключевым аспектом выигрыша в 70-е годы стал Китай, это было ключевой точкой, когда объемов рынка уже не хватало.
Через 10 лет ситуация изменилась с точностью до наоборот, и тот же СССР стал не в состоянии обеспечивать полный спектр технологической независимости, то есть впал в отставание в технологии по абсолютно объективным причинам, потому что рынки, которые мы контролировали, оказались слишком маленькие. При этом не следует считать, что слово «рынок» относится только к западной модели, а не к советской.
В СССР в конце 80-х годов было 300 млн населения, и почти миллиард насчитывало население социалистического содружества. Но сегодня объем рынка у нас гораздо меньше — порядка 150 млн человек. Так и давайте скажем открыто и прямо: мы не можем себе позволить во всех отраслях технологической независимости, это сегодня невозможно.
Значит, в этой ситуации даже не стратегическая линия, а единственная возможность выжить состоит в чем, чтобы понять, по каким технологическим отраслям нам нужно обязательно сохранить приоритет и стать в них мировыми лидерами. И ВТО нужно нам не для того, чтобы получать прибыль больше той, которую мы имеем сегодня. А для того, чтобы иметь возможность восстановить, а, может быть, и создать новые высокотехнологичные отрасли, с помощью которых мы сможем выйти на мировые рынки.
Президент об этом сказал открыто и прямо, и в этом смысле говорить о сегодняшней, сиюминутной выгоде вообще бессмысленно. Даже если мы будем терять по $10 млрд в год, но будем уверены, что лет через пять сможем восстановить эту схему — при том, что часть отраслей, может быть, придется «сдать», — тогда и только тогда эта игра [вступление в ВТО — ред.] стоит свеч. Если же мы этого сделать не сможем, тогда единственный вариант — «закрываться» и ждать, когда развалится вся мировая система. Потому что в текущих условиях мы ничего восстановить не сможем, но попадем в ситуацию, когда каждому будут выдавать в день дольку риса. Это объективная ситуация, а сохраняться будет только несколько ключевых военных технологий.
По этой причине главная задача, которая стоит по теме ВТО, это не оценка текущих выгод, а то, какие отрасли мирового уровня мы хотим иметь через 5-7 лет. И до тех пор, пока МЭРТ не сформулировало, какие это отрасли, и как именно оно их будет развивать, вступление в ВТО есть преступление.
Но ответ на эти вопросы, именно на эти, эта тема — табу для правительства. И вот это — главная проблема, а не какие-то оценки.
Михаил Ремизов:
Непонятно, почему Михаил Хазин считает ВТО механизмом создания высокотехнологичного производства в России.
Владимир Филатов:
С помощью членства в ВТО ничего воссоздать нельзя. Более того, это членство будет мешать, так как сначала необходимо добиться передовых позиций, а потом говорить или не говорить о вступлении в ВТО. К тому же нужно четко понимать, что если в США значительная часть потребления — это прямая миссия, то у нас это не так. А потенциал роста, который имеется, уходит из страны в Стабфонд, что препятствует расширению емкости внутреннего рынка, наряду с занижением возможностей кредитования. Кроме того, те же самые люди, которые в 98-м году устроили дефолт, теперь повторяют ту же самую политику: Игнатьев и Кудрин в 98-м году были первыми заместителями министра финансов, они несут полную ответственность за дефолт.
KM.RU:
Почему россияне узнают об условиях вступления России в ВТО постфактум?
Владимир Филатов:
Во-первых, попросту потому, что соответственно принятым где-то «правилам игры» протоколы ведения переговоров закрыты, и только иногда что-то выплескивается в прессу. И еще важный вопрос в том, что когда все живут на общих правилах в мировом доме, кто и когда будет иметь ключи от него? То есть вопрос в том, насколько мы готовы, а если мы не готовы, то зачем вступать в ВТО? Ведь экономическая политика может проводиться или с точки зрения решения конкретных целей, или под неким идеологическим знаком. Но под идеологическим знаком мы уже 70 лет развивались, и, начиная с 90-го года, мы видим абсолютно то же самое, только с обратным знаком.
При этом наши реформы очень здорово отличались от, например, китайских. В Китае была программа модернизации страны, 7 направлений, и все реформы были инструментом для решения этой проблемы. У нас о модернизации страны, извините, до сих пор никто не говорит. Чисто идеологически построен рынок, и, соответственно, чисто идеологический критерий.
То есть мы, якобы должны иметь частную собственность, открытую экономику, нас должны признать как рыночную страну, мы должны вступить в ВТО, а кто умер — это его проблема. Понимаете, это на самом деле малоприятная вещь, но мы опять возвращаемся. А может ли при такой идеологии наш экономический блок правительства говорить о чем-то внятном, понятном для всех? Вероятно, поэтому нам и не дают четкого представления об условиях, фактических выгодах и издержках вступления в ВТО.
Михаил Ремизов:
Мы узнаем о ситуации по ВТО постфактум потому, что переговорный процесс, безусловно, настораживает — мы не можем даже до конца знать, какие уступки мы сделали. При этом материальные уступки делаются так, что затеряны в различных протоколах, пакетах документов. К тому же в процессе участвует очень узкая группа переговорщиков, которые соблюдают режим информационной закрытости. А политически вопрос не обсуждался, потому что народ уже высказывался: плюс-минус, зачем нам нужно знать, когда и какой ценой. Между тем, это следовало бы сделать, так как решение о вступлении в ВТО касается всей страны и по масштабам последствий сопоставимо с гайдаровской либерализацией.
При этом мотивация этих людей непонятна — ведь, как уже убедительно показал Сергей Глазьев, ВТО фактически не является инструментом отношения России с внешним миром. Поэтому кажется, что для этих людей присоединение к ВТО — это инструмент своего рода внутренней войны, ведущейся для того, чтобы сделать невозможным пересмотр той политики, которую сегодня мы имеем (сырьевой ориентации экономики).
Ведь в условиях ВТО нам будет гораздо сложнее регулировать протекционистские пошлины или субсидировать нашу промышленность. Причем нам будет трудно обходить запреты ВТО, так как все наши механизмы этого типа как раз попадают под действие ограничений ВТО, а других механизмов у нас нет. Возможно, из-за всего этого россияне узнают обо всем постфактум.
Сергей Глазьев:
Присоединение к ВТО сегодня фактически проходит на условиях, которые фиксируют нынешнюю экономическую политику российского государства.
С одной стороны, когда мы говорим о том, что завтра Россия проснется и не заметит, что мы оказались в ВТО, мы имеем в виду, что российская экономика и сейчас совершенно открыта, практически полностью соответствуя стандартам ВТО.
Но с другой стороны, проблема заключается в том, что, вступая в ВТО, мы принимаем на себя обязательства эту политику фактически не менять. Между тем Михаил Хазин дал достаточно объективную характеристику этой политике, которая фактически означает колонизацию России, при которой иностранный капитал получает колоссальные преимущества вследствие отсутствия защиты собственных товаропроизводителей, и отсутствия условий для повышения инвестиционной и инновационной активности внутри страны.
Так, недавно министр Греф хвастался президенту тем, что объем иностранных инвестиций достиг $13 млрд или $14 млрд. Но прирост иностранных инвестиций означает лишь то, что Центральный банк изымет из экономики эквивалентную денежную массу, и таким образом российский финансовый рынок эти деньги потеряет.
То есть в рамках проводимой денежной политики привязки рубля к доллару и жесткого количественного ограничения денежной массы выходит, что чем больше иностранных инвестиций в Россию приходит, тем больше Центральный банк стерилизует денег, изымает их с внутреннего рынка путем эмиссии своих облигаций. В этом отношении у нас парадоксальная экономика, которая страдает от роста валютных поступлений от экспорта углеводородов, потому что чем больше страна получает выручки от экспорта нефти, тем больше денег изымается из экономики в Стабилизационный фонд, тем хуже финансовые условия наших налогоплательщиков.
С другой стороны, чем больше иностранных инвестиций приходит в страну, тем меньше финансовые ресурсы для российских банков. Фактически это типичная политика зависимого государства, и согласованные условия присоединения к ВТО эту политику фиксируют.
Первое условие фиксации связано с таможенным тарифом. Существует мнение, что предметом гордости российских переговорщиков является их твердая позиция по недопущению снижения импортных тарифов. Но после переходного периода — от 3 до 7 лет — он снизится, может быть, в среднем с 13% до 11%. По проведенным расчетам получается, что вследствие снижения импортных тарифов можно ожидать сокращения производства в машиностроении до 3% процентов, а по остальным отраслям — в пределах 1%.
Но это не все. Гораздо более сложный вопрос — это доступ на рынок услуг. Здесь надо признать, что наши переговорщики сделали очень серьезные уступки, и мы вступаем в ВТО с совершенно незащищенным рынком таких очень важных секторов, как розничная и оптовая торговля, строительство, транспорт, геологоразведочные работы и финансовые услуги.
По финансовым услугам зафиксировано определенное ограничение на дольную часть иностранного капитала, последние уступки были сделаны США. Насколько мне известно, договорились о том, что максимальная доля иностранных банков на российском рынке будет составлять 50%, запрещается создание филиалов иностранных банков, но при этом разрешается создание филиалов страховых компаний. Это была значительная уступка уже с российской стороны, которая в действительности резко сузит возможности российской банковской системы, лишенной, в отличие от иностранцев, доступа к дешевым кредитным ресурсам. Так, если иностранные банки имеют возможность неограниченно занимать деньги у своих центральных банков под 2-3% годовых, то у нас ставка Центробанка предельно высока, и он фактически не подпитывает российскую кредитную систему.
Кроме того, экспансия международной торговой сети сегодня ведет к ликвидации сотен тысяч рабочих мест в сфере розничной торговли. Поэтому для бизнеса полная открытость сферы торговли означает удар по самому большому сегменту малого и среднего предпринимательства, связанного с розничной и оптовой торговлей. Они оказываются неконкурентоспособными по сравнению с транснациональными компаниями, торговыми сетями. Причем торговля оказывается еще и отрезана от отечественных товаропроизводителей, потому что иностранные торговые сети привязаны к иностранным поставщикам товаров, и, соответственно, возникает барьер для допуска российских товаров на собственный рынок.
Отечественная строительная отрасль тоже пострадает — это связано не только с доступом иностранных строительных компаний (сегодня, скажем, китайские компании показывают куда большую эффективность, чем российские), но и с безопасностью. Я не верю, что мы будем защищены с точки зрения правил, стандартов и других требований безопасности строительных объектов.
Еще один вопрос — должны ли мы допускать иностранные компании к геологоразведке или нет — по-прежнему находится под грифом «совершенно секретно». Между тем понятно, что манипуляция геологоразведочной информацией имеет очень большую ценность и напрямую связана с интересами национальной безопасности страны.
В целом, по условиям доступа на рынок услуг российские переговорщики допустили колоссальные уступки, абсолютно неоправданные и грозящие большими потерями.
Наконец, вступая в ВТО, мы будем обязаны соблюдать соглашения по субсидиям и защитным мерам, соглашения по госзакупкам, соглашения по фитосанитарным нормам, по стандартам и многие другие. Между тем эти соглашения предусматривают, прежде всего, отмену всех норм государственного субсидирования, которое влияет на конкурентоспособность продукции.
Предварительный анализ показывает, что среди небольшого количества мер, которые российское правительство сегодня использует для поддержки своих товаропроизводителей, под угрозу попадают такие инструменты, как субсидирование процентных ставок по лизингу сельскохозяйственной техники, значительная часть расходов по целевым государственным программам.
Таким образом, даже те ростки промышленной политики, которые появились в последние годы, будут растоптаны.
Однако в правительстве мало желающих заниматься промышленно-технической политикой, и даже то, что сделано, может оказаться свернуто — и мы останемся без возможности дальнейшего маневра.
К тому же США все-таки навязали России условие взять на себя ряд необязательных требований, которые находятся за рамками ВТО. Первое — Россия согласилась на снижение ставки процента по импорту авиатехники, де-факто признав присоединение к необязательному соглашению по торговле авиатехникой. Это очень серьезная проблема в связи с тем, что отечественное авиастроение сегодня является единственным потенциальным участником мирового рынка.
Но нас всячески пытаются не пустить на этот рынок, чтобы окончательно угробить российскую авиационную промышленность. Огромные усилия предпринимаются сегодня в органах государственной власти с целью не допустить появления российских самолетов на международных рынках. И вхождение в соглашение по авиатехнике означает, что мы будем вынуждены отказаться от субсидий, которые имеют огромную роль для будущего гражданского самолетостроения.
Кроме того, американцы предъявляют особые требования по ряду чувствительных для них товаров, скажем, торговле трансгенными продуктами. Соединенные Штаты настаивают на том, что в рамках ВТО Россия должна согласовывать все нормы регулирования и маркировки, учитывать американские замечания и по самой системе допуска товаров, и по вопросу допуска маркировки, и обязуется регистрировать американские трансгенные продукты. Пока в России органы фитосанитарного контроля не регистрируют их, опасаясь непредсказуемых последствий массового потребления, которые могут оказаться непредсказуемыми, но после вступления в ВТО мы будем вынуждены регистрировать американские.
Эти требования выглядят особенно нагло в свете того, что американцы их не соблюдают. Фактически, согласно нормам американского законодательства, все нормы ВТО, которые противоречат внутренним американским законам, не подлежат исполнению на территории США. Американцы сами не поддерживают многие требования, а нам навязывают дополнительные соглашения ВТО. Таким образом, условия присоединения к ВТО, на которые Россия уже согласилась, весьма обширны, они охватывают практически все инструменты торговой, промышленной, продовольственной политики, политики стандартов, политики государственных расходов, и, вступая в ВТО на этих условиях, мы связываем себе руки.
Наконец, известно, что сегодня главными лоббистами ВТО являются энергетики. После присоединения к ВТО начинается повышение внутренних цен на энергоносители, а это было важным требованием ЕС. Газовики и нефтяники активно лоббируют вступление в ВТО на этих условиях, потому что для них появляется возможность, во-первых, потребовать через ВТО ликвидации экспортных пошлин, что нанесет колоссальный удар по бюджету и позволит им контролировать цены на внутреннем рынке. И второе: они при помощи ВТО будут регулировать повышение внутренних цен на энергоносители, что уже сегодня происходит.
К тому же те, кто лоббирует сегодня скорейшее присоединение России к ВТО, фактически стремятся к разрушению Единого экономического пространства и Таможенного союза. Это опять же выгодно «Газпрому», который хочет получить лишние $2-3 млрд на экспорте газа в Белоруссию и Украину. Но эти действия обернутся негативными последствиями прежде всего для России.
В этом смысле, конечно, вступать в ВТО, не зная, что мы будем делать завтра, весьма опрометчиво. Мы вправе сегодня требовать от правительства разъяснения того, как оно собирается осуществлять стратегию экономического развития страны после присоединения к ВТО на обозначенных выше условиях.
KM.RU:
Что принесет вступление в ВТО простым российским гражданам?
Сергей Глазьев:
Потребительские цены, которые гипотетически должны снижаться, могут на самом деле, вырасти. Еще более реальной угрозой является очень вероятное сокращение рабочих мест и совокупного дохода, которое бумерангом ударит по покупательной способности и, соответственно, по внутреннему рынку.
