Диктатура Х. Буша и конец режима военных-социалистов
Отсутствие реальных результатов правления, топтание на месте, продолжающиеся кризисные явления в экономике, а также усталость и раздражение от политической борьбы и дворцовых интриг были теми побудительными мотивами, которыми руководствовался Х. Буш в своем решении установить диктатуру.
Большое впечатление на него оказывали «успехи» фашизма в Европе, о чем тогда повсеместно говорили. В тоталитарных режимах его привлекал представляемый нацистской пропагандой «романтический» образ национального единства, классового и социального мира, политической сплоченности народа, а также экономические успехи по преодолению безработицы и инфляции. Х. Буша мало интересовали подробности экономических реформ и реальности функционирования политической системы нацизма, его привлекала форма правления, не допускавшая формальной демократии, ставшей для него синонимом коррупции и политиканства.
Его советники и друзья, в первую очередь, К. Салинас Арамайо, человек яркой и трагической биографии, в эти годы метавшийся между социалистическими идеями и профашистскими увлечениями, подталкивали Х. Буша к диктатуре левореформистского типа. К. Салинас Арамайо приложил немало усилий к подготовке президента к резкой смене курса и установлению диктатуры. За диктатуру стоял и министр внутренних дел В. Лейтон, имевший репутацию левого политика. Однако многим наблюдателям тогда казалось, что речь идет о диктатуре фашистского типа.
24 апреля 1939 г. Х. Буш, ко всеобщему удивлению, объявил об установлении диктатуры. Он обратился к нации с манифестом, в котором подробно изложил свою биографию, свое служение на благо страны. Он подчеркивал, что разочарован в эффективности власти, погрязшей в коррупции, обвинял правящие круги, чиновничество, прессу, партии в аморальном отношении к собственной стране. Х. Буш констатировал, что три года «государственного социализма» ни к чему не привели: не было достигнуто ни одной цели, поставленной майской революцией 1936 г. Он напоминал, что правые политические силы требовали от военных уйти в казармы, а в этих призывах Х. Буш усматривал опасность разжигания вражды между армией и народом, чреватой гражданской войной. Х. Буш указал на опасность раскола армии, над чем трудились правые партии, побуждая консервативную верхушку вооруженных сил удалить реформистское руководство и подготовить возвращение к власти олигархии. Как показали события, впоследствии именно этот сценарий и был осуществлен.
Х. Буш призывал страну к «омоложению», построению нового общества, свободного от олигархической реакции и левого экстремизма. Х. Буш говорил: «Сегодняшняя жизнь нации контролируется привилегированными финансовыми группами, стремящимися поглотить всю государственную власть, провоцируя рост экстремистских тенденций в обществе, которые могут разрушить все государственные институты... Я выше этих тенденций и интересов, я с Боливией... Я понимаю всю значимость своих решений и осознанно принимаю всю ответственность на себя. Я беру в свои руки всю полноту власти»
Политические гарантии конституции и действие республиканских институтов власти были отменены. Конгресс был официально распущен, а предстоящие выборы откладывались на неопределенное время. Декрет, подписанный всем кабинетом министров, аннулировал мандаты депутатов, но обещал всеобщие парламентские выборы в будущем. Хотя провозглашалось действие конституции 1938 г. в разделах не противоречащих декрету о диктатуре, демократический механизм власти был ликвидирован. Страна стала управляться путем декретов. Министр В. Лейтон заявил осаждавшим его журналистам: «Сейчас речь идет о диктатуре, которая имеет единственную цель — подготовить страну к подлинной демократии... Что же касается аннуляции мандатов депутатов собрания, то мы лишь сделали то, о чем единодушно просит вся страна». Переворот выглядел как чисто каудильистское, типичное для латиноамериканских стран пронунсиамьенто.
Большинство народа ещё испытывало большие симпатии к Х. Бушу и поэтому одобрило его действия. Некоторые левые сразу поддержали действия Х. Буша. Среди них был Т. Мароф. Однако левые в своем большинстве осудили переворот. 26 апреля в «Ла Калье» появилась резкая антипрезидентская статья А. Сеспедеса. Он осуждал действия президента, ибо усматривал в них попытку возвращения к власти олигархии. Его не пугала диктатура, даже наоборот: «Если бы речь шла об установлении тоталитарного режима, тогда государство поставило бы свои интересы выше частных лиц и освободилось бы от влияния империализма. Эта система эффективнее любой демократии. Опасность состоит в том, что тоталитарный режим должен возникать из социальной революции, а сейчас мы имеем дело с установлением диктатуры, сохранившей без изменения всю обветшалую, громоздкую и неповоротливую структуру демократии». А. Сеспедес обвинил олигархию в желании подчинить себе президента, наделив его диктаторскими полномочиями
В оппозиции к диктатуре оказались самые верные союзники режима военных-социалистов, газета «Ла Калье», социалисты. 1 мая 1939 г. А. Сеспедес, Ф. Эгино Савалья, В. Пас Эстенссоро, В. Ге-вара Арсе, К. Мединасели и другие опубликовали манифест, в котором наряду с протестом против диктатуры, оставляли открытой дверь для сотрудничества с Х. Бушем. В документе говорилось: «Перед всеми боливийцами возникла дилемма: поддержать или объявить войну диктатуре. Если диктатура будет способна освободить государство от подчинения интересам олигархии и империализма, то должны быть приняты радикальные меры, например, национализация Горнорудного банка, строгий контроль за экспортом как единственный способ удержать в стране национальные богатства, строгий контроль над банковской системой, строительство оловоплавильных заводов в Оруро и Потоси, ограничение латифундий. Если диктатура способна решить фундаментальные проблемы страны, то без сомнения вся нация за исключением олигархических факторий пойдет за диктатором». После опубликования этого манифеста «Ла Калье» была временно закрыта по приказу Х. Буша. Через 20 дней газета возобновила свои публикации. В связи с годовщиной майской революции 17 мая «Ла Калье» так анализировала эволюцию «государственного социализма»: «Поражение социализма произошло по вине интеллигенции и руководства левых партий, которые не смогли создать эффективную структуру для консолидации движения». Пораженческие настроения социалистов вскоре исчезли, и они вновь стали сотрудничать с Х. Бушем. В «Ла Калье» был учрежден цензурный контроль. Любопытно, что цензором был назначен редактор умеренно-консервативной газеты «Ультима Ора» Х. Канедо Рейес Даже в этом Х. Буш остался верен себе: привлекать в правительство порой непримиримых противников.
Многие опасались профашистского курса диктатуры, но вскоре стала очевидной необоснованность этих страхов. Правительство более склонялось к левым реформаторам, нежели к профашистски настроенным военным и политикам. Для упокоения общественного мнения и правительств за рубежом посол Боливии в США заявил, что его страна отныне стала союзницей США против блока фашистских государств. Посол подчеркнул, что диктатура положила конец проникновению фашизма в Боливию и одновременно нанесла сокрушительный удар по коммунистам и анархистам. Чтобы покончить с широко распространившимися слухами о стремлении Боливии к союзу с державами оси, МИД сделал заявление, в котором подчеркнул, что в стране установлена не тоталитарная диктатура, а временный чрезвычайный режим, и что Боливия стоит на стороне демократий и американского континента в целом.
В подтверждение этого декретом от 27 апреля Буш запретил «пропаганду иностранных политических доктрин, использование знаков, знамен, униформы, связанных с этими теориями». Борьба с «иностранщиной» в идеологии — идея, вынашиваемая националистами К. Монтенегро и А. Сеспедесом, была воплощена в декрете, содержание которого могло быть направлено и против коммунизма, и против фашизма. Собственное идеологическое обоснование диктатуры состояло в моральном очищении и «омоложении» нации. По словам Р. Савалета Меркадо, Х. Буш попытался воплотить в жизнь то, о чем писал Тамайо. Речь шла о волюнтаристском противостоянии судьбе и историческом прорыве, о требовании личной жертвы во имя нации.
Главная идея диктатуры могла быть сформулирована следующим образом: «Новая Боливия» — это страна, свободная от индивидуального эгоизма и коррупции. Диктатура говорила о «моральной революции». В рамках идейно-морального очищения и обновления главная роль отводилась просвещению и воспитанию народа. Одной из первых акций диктатуры было принятие нового «Кодекса просвещения». В конституции 1938 г. была провозглашена первостепенная обязанность государства обеспечить всеобщее начальное образование. В период президентства Буша средства бюджета, направляемые на образование, представляли вторую по величине после военного министерства статью расходов: почти столько же, сколько и все остальные министерства вместе взятые.
Наряду с реформой образования были завершены работы по разработке трудового и социального законодательства, которому предназначалось быть одним из столпов классового мира. 24 мая 1939 г. был опубликован «Трудовой кодекс», содержавший 122 статьи. Кодекс начал разрабатываться еще при Д. Торо его министром труда и лидером профсоюза печатников В. Альваресом, а затем дорабатывался созданной в феврале 1938 г. совместной комиссией профсоюзов и правительства во главе с Р. Хорданом и Р. Каприлесом, сохранивших основу, предложенную их левыми предшественниками.
Свод социальных законов получил название «Кодекс Буша», хотя с полным правом мог бы именоваться и кодексом Альвареса, его настоящим автором. Этот свод законов исходил из принципов всеобщей синдикализации. В законе провозглашалось право на объединение в профсоюзы, гарантировал «фуэро», то есть неприкосновенность профсоюзных лидеров, запрет на их увольнение или перевод на другие участки работы, что было большой политической победой трудящихся. Кодекс декларировал, что целью профсоюзного движения является защита интересов трудящихся. Вводились коллективные договоры, ежегодный оплачиваемый отпуск, компенсация за увечья на производстве, льготное продовольственное обеспечение через специальные лавки за счет предприятия и т.п.
Правительственная активность в области социального законодательства была призвана компенсировать негативное отношение рабочих к результатам экономической политики военных-социалистов. Неуклонно снижалась реальная зарплата наемных рабочих, особенно в горнорудной промышленности, где заработки были традиционно выше, чем в городах. Доходы боливийских рабочих так и не достигли уровня кануна войны в Чако. Принятие этого кодекса было большим шагом вперед в решении «рабочего вопроса», хотя большинство положений кодекса остались на бумаге. Даже через 5 лет после его принятия, в 1943 г., официальные власти признавали, что социальное страхование, обязательное содержание больниц предпринимателями, пособия по безработице и т.д. остаются лишь проектом будущего.
Кодекс запрещал систему «энганче», то есть вербовки, по которой посредники набирали в деревнях рабочих на кабальных условиях. Как правило, семья крестьянина получала авансом небольшую сумму, и часть зарплаты рабочего шла в оплату этого долга и невероятно высоких процентов. Долговое рабство затягивалось на долгие годы, пока рабочий не погибал от профессиональных болезней или не становился калекой. Посредники договаривались на самые невыгодные для своих «протеже» условия, за что получали высокие комиссионные. Такая варварская практика найма вызывала протест профсоюзов и левых партий. Статья 31 кодекса Буша официально запретила эту практику, установив исключительное право государства на посредничество при найме. Впрочем, механизм контроля, исправляющий такое положение, создан не был.
Впервые за всё время правления Х. Буша его кабинет приступил к экономическим реформам. Ситуация с реформированием экономики, с чем связывался выход из затяжного кризиса, в новых политических обстоятельствах выглядела неоднозначно. С одной стороны, ближайшее окружение Х. Буша, его министр финансов С. Шульце строго стояли на страже интересов «баронов олова». Проолигархические деятели внушали Х. Бушу мысль, что единственная возможность выйти из экономического тупика — это полное доверие и поддержка Патиньо и других «баронов». Они представляли «баронов» как бескорыстных меценатов, приносящих в жертву отечеству свое достояние и умение управлять экономикой.
С другой стороны, Х. Буш ставил перед своими министрами задачу проведения таких реформ, которые позволили бы укрепить народное хозяйство страны, справиться с бюджетным кризисом, а затем перейти к индустриализации. Бюджетная дыра была столь велика, что Х. Буш издал 15 мая 1939 г. декрет об увеличении налогов на экспорт. Был установлен 25% налог на валютную прибыль компаний. Увеличение налога сопровождалось отменой обязательной сдачи валюты, получаемой от экспорта, чего давно желали горнорудные компании. Несмотря на отмену обязательной передачи валюты государству, величина налога была столь высока по сравнению с предыдущими годами, что декреты были восприняты в штыки экспортерами, а единый обменный курс угрожал всплеском инфляции.
К. Монтенегро, В. Пас Эстенссоро, Ф. Поу Монт и другие левые националисты убеждали президента в несправедливости и пагубности для страны промонополистического курса, к которому подталкивали его советники. Публичное признание самого Шульце, что декрет не только согласован по всем параметрам с монополиями, но и составлен в их интересах, вызвало ярость Х. Буша, и он отправил министра в отставку. Главным изменением в кабинете стало назначение на пост министра финансов реформиста Ф. Поу Монта. Х. Буш чисто по-военному сделал крутой поворот во всей политике, поручив Ф. Поу Монту разработать новый декрет о налоговой реформе. 25 мая Х. Буш отменил предыдущие декреты, объяснив это подготовкой фундаментальных реформ в экономике. В своем первом интервью прессе новый министр финансов подчеркнул: «Необходимо срочно провести налоговую реформу, возложив большее бремя на богатых... Правительство не должно ни при каких обстоятельствах сокращать расходы на жизненно важные цели: общественные работы, зарплату, национальную оборону и т.п.». Декреты, подготовленные Шульце, он охарактеризовал как наносящие вред государству. Вслед за этим был восстановлен ранее действовавший режим сдачи валюты государству.
В ответ Ассоциация горнопромышленников предложила правительству создать специальный группу технических советников для выработки принципов государственной политики в отрасли. Х. Буш пошел на встречу этим предложениям и распорядился создать «Постоянный горнорудный комитет», в который должны были войти представители как монополий, так и мелких и средних шахтовладельцев. Впервые после 20-х годов все предприниматели отрасли как мелкие, так и крупные были готовы объединиться во имя общих целей. Динамика роста цен на олово на мировом рынке снимала многие противоречия между производителями и делала неактуальными их споры вокруг квот на экспорт, чем до того пользовалось правительство, стравливая конкурентов. Комитет потребовал от властей отмены системы дифференцированных курсов валют и снижения налогов в отрасли. Демарш горнопромышленников успеха не имел.
Требования горнопромышленников противоречили планам правительства. Х. Буш стремился к экономической независимости страны, начало которой могли положить индустриализация и диверсификация народного хозяйства с опорой на горнорудную промышленность. Первоначально он надеялся на добрую волю и патриотизм Патиньо и Арамайо. Однако, националисты убедили его в обратном, подталкивая к установлению жесткого контроля государства над горнорудными монополиями.
Министр финансов Ф. Поу Монт подготовил несколько декретов, которые означали начало глубоких реформ в основной отрасли боливийской экономики. 7 июня 1939 г. Х. Буш подписал три исторических и роковых для него самого декрета. Главным был декрет о 100% сдаче государству валюты, вырученной от экспорта минералов. Декрет устанавливал централизованный и абсолютный контроль государства над валютными поступлениями, при этом сохранялся выгодный государству дифференцированный обменный курс национальной валюты. Статья 38 под нарушениями положений декрета понимала «всякое пассивное сопротивление: саботаж, локаут, сокращение объема производства, любые прямые и косвенные меры, направленные на изменение нормальной работы рудников». Нарушители декрета наказывались ни больше, ни меньше как смертной казнью. Суровые меры должны были гарантировать исполнение декрета, который угрожал лишить горнорудные компании части их прибыли.

Другим декретом было проведено огосударствление созданного при Д. Торо в 1936 г. Горнорудного банка, главной задачей которого объявлялось кредитование и стимулирование мелких и средних шахтовладельцев, что, по мысли авторов закона, должно было привести к демонополизации отрасли. Председателем Горнорудного банка был назначен В. Пас Эстенссоро, ставший к этому времени одним из признанных лидеров националистов. Директором банка стал считавшийся марксистом, но давно уже присоединившийся к националистам или, как они сами себя называли, «революционным националистам», В. Гевара Арсе.
Комментируя свои новые решения, Х. Буш заявил прессе: «Я сделаю государство независимым от негативных сил... я оставлю страну с реальными богатствами, которые до сего дня она не могла контролировать». Ф. Поу Монт сформулировал более четко цели реформы: «Декреты направлены на укрепление национальной экономики за счет поступлений валюты, получаемой от экспорта. Нужно прекратить отток капитала из страны». Национал-реформисты видели в этом декрете главное орудие новой политики диверсификации и индустриализации страны, где главным действующим лицом было бы государство, получавшее значительный источник накоплений из экспортных отраслей.
Декрет вызвал панику среди магнатов и проолигархических кругов. Из Сантьяго-де-Чили в Ла-Пас срочно прилетел М. Хохшильд. 9 июня 1939 г. многочисленная делегация горнопромышленников тщетно добивалась приема в президентском дворце. Однако дальше приемной их не пустили, Х. Буш отказался принять представителей монополий.
10 июня Х. Буш обратился по радио к нации. Он сказал: «Государство как регулятор национальной экономики должно координировать интересы промышленности, торговли, добывающих отраслей во имя высших интересов страны». Он убеждал, что декрет «гарантирует увеличение инвестиций под контролем государства, обеспечит укрепление национального капитала с целью обеспечить экономическую независимость республики». Он процитировал другой свой декрет: «Национализация Горнорудного банка сыграет роль источника развития и защиты интересов средних и мелких горнопромышленников».
Х. Буш объяснял введение новой экономической системы защитой благосостояния обездоленных классов. Обосновывая свои действия, Х. Буш сослался на 17 статью новой конституции, в которой речь шла о социальной справедливости как принципе построения экономической модели. Оправдываясь перед своими либеральными оппонентами за вмешательство в дела частного бизнеса, Х. Буш указал на успешные примеры государственного контроля над экономикой в Германии, Италии, СССР и Испании. Из латиноамериканских стран он назвал Аргентину, Бразилию и Чили, установивших государственный контроль над иностранным капиталом и экспортом. В качестве примера этатистской политики в экономике Х. Буш ссылался и на «новый курс» Рузвельта.
Для президента целью реформы было избежать утечки капитала и еще большего обнищания страны. Фактически Х. Буш повторил все аргументы левых в Учредительном собрании во время дискуссии о собственности. По его словам, принятие закона «не отменяет частную собственность, однако право собственности должно соизмеряться с общественным интересом». Декреты были самым решительным проявлением экономического национализма.
Х. Буш призвал народ и армию поддержать его реформы: «Будут говорить, что моё правительство революционно. Да, граждане, я желаю революции, результатом которой будет то, что Боливия, наконец, воспользуется своими богатствами». Действия Х. Буша поддержали все левые и националистические силы. Недавно еще фрондировавшая «Ла Калье» вновь стала главным защитником правительства. Декрет вызвал подъем массового патриотизма и народного энтузиазма. 15 июня в Ла-Пасе прошла невиданная по своим масштабам демонстрация в поддержку президента. Манифестация проходила вечером, и когда Х. Буш вышел на балкон президентского дворца «Кемадо», чтобы обратиться к народу, на электростанции произошла авария и площадь погрузилась в темноту. Митинг продолжался при свете свечей, отчего слова Х. Буша воспринимались особо торжественно и романтично. Х. Буш провозгласил восстановление суверенитета страны над её богатствами. Он призвал всю нацию, капиталистов и трудящихся, к совместной работе в строительстве новой Боливии: «Пришел час самопожертвования, и мы все должны быть готовы к этому во имя родины»
Обстоятельства митинга возбудили сильные чувства и в самом Х. Буше. На состоявшемся после него банкете, как рассказывал А. Сеспедес, Х. Буш произнес потрясающую по своей глубине и искренности переживаний за постоянные поражения и унижения родной страны речь. В частности, он сказал: «Я стал президентом не для того, чтобы служить капиталистам. Это они должны быть на службе у своей страны, и если они не станут этого делать по своей воле, я смогу их заставить. Товарищи, клянусь Вам, что я, Херман Буш, покажу этим Патиньо, Арамайо, Хохшильдам, всем эксплуататорам Боливии, что здесь есть президент, который заставит уважать свою страну и народ». Этими словами Х. Буш будил самые радужные надежды на продолжение реформ и антиолигархической политики, о которой лишь говорили последние три года.
Антиолигархический настрой Х. Буша проявился в его дальнейших действиях. Он реорганизовал свой кабинет, усилив в нем радикальное националистическое крыло. Вместо умеренного А. Ос-трия Гутьерреса на пост министра иностранных дел был назначен К. Салинас Арамайо. В условиях формирования блоков государств накануне мировой войны решение вопросов внешнеполитической ориентации страны в определенной степени влияло на выбор направления внутреннего развития. Назначение К. Салинаса Арамайо предполагало усиление националистических и антиимпериалистических тенденций при отходе от профашистской линии поведения правительства Боливии.
Кроме К. Салинаса в кабинет вошли другие близкие Х. Бушу левые молодые политики. Министерство сельского хозяйства возглавил радикальный националист, тесно связанный с ЛЕК Х. Меркадо Росалес. Впервые было создано министерство пропаганды и туризма. Его возглавил директор националистической газеты «Ла Ноче» М. Флорес, который уже пережил и близость к президенту, и опалу после «марофистского» псевдо-путча в ноябре 1938 г. Новое министерство было призвано осуществлять цензуру оппозиционной прессы и проводить информационную политику поддержки антиолигархических мероприятий диктатуры. Для усиления полицейского надзора и контроля над действиями оппозиции в столице был назначен новый префект, преданный Х. Бушу человек, Х. Саенс Гарсия.
Реагируя на нововведения, 14 июня 1939 г. горнопромышленники направили Х. Бушу записку с замечаниями к изданным декретам и постановлениям. Промышленники подчеркивали, что не выступают против правительства, а лишь требуют согласований с ними всей экономической политики. Х. Буш был рад этому обращению, ибо искал согласия в обществе, в том числе и с монополиями. Однако страсти были слишком накалены, а декрет о 100% сдаче валюты был для него своего рода символом веры и знаком его собственной судьбы. 20 июня 1939 г. Х. Буш ответил: не будет никаких отступлений от декрета во всем его объеме и деталях. Подчеркивая свою бескомпромиссность, он приказал опубликовать в газетах свой ответ на обращение горнопромышленников.
Решительное настроение президента длилось недолго, и он вернулся к любимому им методу примирения враждебных сторон. Уволенный министр финансов Ф. Гутьеррес Граньер был переведен управляющим Горнорудного банка, в то время как официальные руководители банка, председатель В. Пас Эстенссоро и директор В. Гевара Арсе остались без реальных полномочий. Вскоре Х. Буш вернул к руководству банка своего бывшего министра финансов А. Паласиоса, которого поставил начальствовать над директорами Горнорудного банка, обесценив все предыдущие назначения
Х. Буш все еще надеялся привлечь монополии к патриотическому делу подъема страны. Не имея собственных идей о будущей экономической системе, и считая, что решать проблемы роста и развития народного хозяйства должны «капитаны производства», легендарные боливийцы, ставшие всемирно известными магнатами Патиньо и Арамайо, Х. Буш обратился к ним напрямую с невероятно наивным и романтическим призывом посвятить себя «возрождению Боливии». 27 июня он послал большое письмо Патиньо, в котором, взывая к патриотическим чувствам самого известного боливийца, приглашал его к активному участию в подъеме экономике, её диверсификации и индустриализации. Это послание Г. Го-салвес передал в Париже Патиньо.
Х. Буш верил в патриотизм Патиньо. На него произвели очень благоприятное впечатление запомнившиеся ему надолго слова Патиньо во время кризиса на переговорах о мире с Парагваем в 1938 г., когда вновь замаячила опасность возобновления военных действий. Тогда в интервью Ассошиейтед Пресс Патиньо громогласно, на весь мир заявил, что в случае возобновления войны передаст все свои финансовые и экономические ресурсы в распоряжение правительства и будет до последнего сотрудничать с режимом Х. Буша. Такие слова впечатляли Х. Буша, создавали у него иллюзии относительно подлинных чувств и патриотизма магната.
В своем письме Х. Буш просил Патиньо стать опорой подъема страны, находящейся на дне глубокой пропасти. Он писал: «Внутренний развал страны стал очевидным фактом. Демагогия и борьба партий, безграничные и неудержимые, разрушили все моральные устои общества... Патриотизм стал пустым словом, а личные амбиции — законом». Далее Х. Буш призывал: «Прошу Вашего сотрудничества в осуществлении исторических задач, стоящих передо мной. У Вас есть средства, а нам нужны школы для поднятия культурного уровня в большинстве своем неграмотного народа, нам нужны железные дороги, которые связали бы внутренние районы страны, нам нужны больницы, детские дома..., нам нужна промышленность, которая даст импульс развитию всей экономики». Х. Буш приглашал Патиньо встать рядом с ним в осуществлении амбициозных планов строительства новой процветающей Боливии.
В своем ответном письме Патиньо жаловался на тяжелое финансовое положение и отсутствие средств. После ответа магната у Буша не осталось никаких иллюзий в отношении «баронов». Отказ Патиньо, которого Х. Буш считал своим союзником и всегда ориентировался на политиков его круга, ибо для него тот был великим боливийцем, произвел на него шокирующий эффект. Х. Буш был разочарован, раздосадован и подавлен. Нарастанию психологического кризиса у диктатора способствовало дело другого «барона олова» Хохшильда.
В ответ на декрет и несмотря на грозные предостережения властей Хохшильд объявил локаут на своих рудниках. Его фирма давно вызывала град нападок со стороны националистических организаций. Хохшильд стал олицетворением всевозможных «зол» и прегрешений. Здесь было и еврейское происхождение, и его посредническо-торговая специализация, дававшая ему «славу» грабителя мелких и средних производителей, и постоянные разоблачения в подкупе чиновников и использовании государственных средств во благо фирмы. Ещё в 1937 г. ЛЕК призывал Х. Буша разорвать все контракты и аннулировать концессии Хохшильда, ибо его деятельность приносила вред государству. Лучшей мишени для националистов нельзя было придумать.
После опубликования декрета Хохшильд провел опрос среди мелких и средних шахтовладельцев, главным пунктом которого было: кому вы отдаете предпочтение при продаже вашей продукции, фирме Хохшильда или Горнорудному банку. Опрос был болезненным ударом по правительству, которое представляло себя защитником именно мелких и средних предпринимателей. Ответ, как и следовало ожидать, был не в пользу государства. Опираясь на эти данные, Хохшильд в полемическом запале направил Х. Бушу резкое письмо. В нем он подчеркивал: «Мелкие горнопромышленники были очень довольны действиями посредников при контроле со стороны Горнорудного банка. Ваш декрет разрушает не только доверие горнорудного сектора, но и всеобщее доверие к правительству страны». Далее более: «Вы явно не знаете реального положения рабочих, занятых в отрасли. Наше предприятие постоянно повышает уровень жизни своих рабочих, улучшая их питание и жилище. Большинство этих рабочих — индейцы. Сравните их хижины в деревнях и наши поселки. Сравните их скудную пищу, состоящую из кукурузы и коки, с мясом и овощами, получаемыми ими на руднике». Письмо вызвало ярость диктатора. Вслед за этим обнаружился подлог в документах, представляемых Хохшильдом налоговым органам. Налицо было нарушение декрета, каравшееся смертной казнью.
3 июля Х. Буш вызвал магната и после бурной беседы приказал арестовать его и нескольких других горнопромышленников, обвиненных в нарушении декрета. 5 июля 1939 г. президент созвал кабинет министров для обсуждения дела Хохшильда. В присутствии обвиняемых Х. Буш сразу же поставил единственный вопрос: «Господа! Мое главное желание — это освобождение страны от социальной, политической и экономической прострации. Я хочу, чтобы Боливия почувствовала себя свободной и суверенной страной. Я требую смертной казни для Маурисио Хохшильда, главного автора пассивного сопротивления декрету. Никаких мягких мер. Я издаю декреты для их исполнения» Присутствовали все министры, и все, в том числе и приятель Хохшильда Д. Фионини, утвердили приговор всем обвиняемым. Казнь была назначена на следующее утро.
Утвердив приговор, министры принялись уговаривать Х. Буша помиловать осужденных. Их главным защитником был Э. Бальдивьесо, понимавший абсурдность действий президента и кошмар смертного приговора. Другие министры, в том числе и обычно радикально действующий К. Салинас, также стали доказывать президенту бесполезность и невыгодность этого варварского акта. Стали звонить в посольства, призывая иностранные представительства вступиться за Хохшильда. Пугали возможными обвинениями в антисемитизме и нацизме, осложнениями с Аргентиной, гражданином которой был Хохшильд. Дело дошло до предложений выкупа жизни магната за 25 млн боливиано. За Хохшильда вступились и военные, генералы Ф.М. Ривера и В.А. Мендес. Под общим давлением Х. Буш отменил свой приказ о расстреле.
Драматические коллизии этого дня закончились трагикомично. Было решено обнародовать приказ о смертной казни Хохшильда, а через день декрет о помиловании. Хохшильд вышел на свободу, его пригласили на беседу к Бушу, который в присутствии Э. Бальдивьесо отчитал магната «за неверное поведение»... Бот и все.
Неудача в переговорах с Патиньо и провал «кавалерийской атаки» на монополии привели к глубокому душевному кризису президента. Буш стал мало интересоваться политическими событиями. Последней его значимой акцией было принятие 3 августа 1939 г. подготовленного министрами-реформаторами декрета о национализации Центрального банка, который до этого момента был смешанным банком двойного назначения: коммерческим и эмиссионным. Решения по действиям банка принимали акционеры. После декрета Х. Буша государство стало единственным собственником, обязуясь вернуть стоимость акций их держателям в золоте или валюте. Государство получало эффективный инструмент контроля над банковской системой. Реформа Центрального банка была составной частью предпринимаемых реформаторами усилий по созданию независимой экономической системы в стране.
В августе стало очевидным кризисное состояние диктатуры. Реформы не давали результатов, цели и средства были неопределенны, а сам Х. Буш оказался в политической изоляции. Президент оставался инертным, был разочарован и переживал глубочайший душевный кризис. Он впал в депрессию, отошел от повседневного управления страной, потерял всякий интерес к событиям. М. Алькасар так описывал эти дни президента Буша: «22 августа. Уже неделю президент не входит в свой кабинет, мучается зубной болью и пьет». Он проводил все время дома, в кругу семьи. Жил он очень скромно, в своем доме в районе Мирафлорес, где рядом с ним обитали его родственники, служившие при нем адъютантами. Трагические события ночи 23 августа произошли среди близких, не считая солдата караула, приставленного к дому. В ту ночь при весьма темных обстоятельствах президент Х. Буш покончил счеты с жизнью.
История его самоубийства запутана. Многие обвиняли олигархию в устранении Буша, и в частности, в причастности к этому генерала К. Кинтанильи. Для таких подозрений были свои основания. В глаза бросались подозрительные факты, как оперативность, с какой К. Кинтанилья уже в 6 утра провел заседание кабинета министров, на котором объявил о своем решении занять президентский пост. Вице-президент Э. Бальдивьесо был отстранен от власти. Последнего поддержали лишь пронацистская группа «Железная звезда» и левая студенческая федерация. Безуспешно левые попытались воссоздать союз социалистов и военных образца 1936 г. с опорой на генерала Э. Пеньяранду. Реальная власть была у К. Кинтанильи. Э. Бальдивьесо был вынужден смириться с потерей власти, так как за К. Кинтанильей стояла армия. Левые выразили свою поддержку генералам Бильбао Риохе и Э. Пеньяранде, героям Чакской войны и реальным претендентам на продолжение дела Торо-Буша. Кинтанилье удалось разрушить этот опасный для него союз, выслав из страны генерала Бильбао Риохе в октябре 1939 г.
Именно Кинтанилья меньше всего мог претендовать на звание наследника «дела Буша» или даже его сподвижника. За несколько дней до этих трагических событий Буш собирался выслать его из страны и очень тяготился сознанием того, что во главе армии стоит его противник. Левые офицеры и националисты сразу же выдвинули версию убийства Х. Буша агентами олигархии.
Обвинение осталось недоказанным и со временем превратилось в часть националистических мифов. Трудно определить, было ли это самоубийством или удачным дворцовым переворотом. Нельзя не согласиться со словами боливийского историка Р. Савалета Меркадо: «Если он покончил с собой, то произошло это лишь потому, что в действительности его диктатура не могла пойти дальше того, что уже достигла; если его убили, то потому, что его враги все еще обладали достаточной силой, чтобы убрать его и режим». Выход из тупика диктатуры, в котором оказался военно-социалистический режим, был слишком трагичным для главного действующего лица, для Буша, и для всей страны, где, казалось, все возвращалось к безраздельному правлению роски.
Пришедшие к власти Кинтанилья и традиционные партии отстранили от управления страной всех левых и националистических деятелей. Были обещаны всеобщие выборы по конституции 1938 г. и возвращение к «нормальному» правлению на основе традиционных партий. В первый же день после смерти Х. Буша новый глава страны принял А. Аргедаса, Э. Эрсога, Э. Монтеса, представлявших традиционные партии, и заверил их в скором возвращении к «нормальной жизни» Декреты 7 июня 1939 г. были отменены. Это был конец режима «государственного социализма», а также прекращение всех реформ националистического толка.
Похороны Буша вылились в массовую демонстрацию искреннего народного горя и отчаяния. Буш стал подлинным национальным героем, образ которого сразу же был монополизирован националистами и левыми партиями и движениями. Невнятные выражения сочувствия со стороны олигархических политиков в сочетании с их искренней радостью в связи с концом реформ и «социалистических» экспериментов усиливали подозрения в участии правых сил в устранении Буша.
«Буш, — писал Р. Савалета Меркадо, — без сомнения, самая яркая и сильная по своей исторической мощи фигура в истории Боливии этого века. Он герой армии, которая чувствовала себя побежденной... Для Боливии Буш — это чистый герой, даже его ошибки и путаница в идеях — это недостатки самой нации. Буш был тем, чем тогда была Боливия, он выбрал максимальное слияние с родиной и предпочел смерть»
Для левых Х. Буш стал мучеником «национальной идеи». Даже крайние левые, в том числе марксисты, к которым Буш не питал никаких симпатий, возвели его в ранг идола. Политики противоположных направлений сходились в оценке личности Х. Буша и его режима. Его недруг и оппонент А. Аргедас писал: «Он был патриотом, но по-своему; его патриотизм был инфантильным, наивным и показным. Его приводили в волнение вид национального флага, звуки военного марша, парад войск. Он верил, что единственно патриотическое дело — это защита родины в окопах, на полях сражений, и считал всех, кто не был солдатом, плохими патриотами". А Т.Мароф писал в «Ла Калье» сразу после его смерти: «Буш, честный военный, представляет собой необратимый переходный момент в истории среднего класса, переход от сентиментального национализма, развивающегося в направлении к более зрелому социализму с четкой теорией и точным пониманием наших проблем»
Смерть диктатора привела к концу режима, который в течение трех лет своего существования так и не смог создать органической и прочной структуры социально-политической поддержки реформ. Ни Д. Торо, ни Х. Буш не создали солидную социальную базу, на которую могли бы опереться в проведении реформ, что обусловило слабость и колебания режима. Армия, отдельные левые и националистические группы и партии, профсоюзы с разной степенью вовлеченности в политику и участия во власти поддерживали правительство. Все попытки построить официальную партию дали столь незначительные результаты, что не могли повлиять на развитие событий. Политическая смерть режима после ухода из жизни Буша была логичной и естественной. Отсутствие четкой программы преобразований, которая могла бы претендовать на поддержку общества, объединив его вокруг национально значимых целей, постоянное, порой неудачное экспериментирование с неизбежными откатами и корректировками курса, непоследовательность в выполнении принятых решений ослабляли режим, и, в конце концов, привели к краху.