Л. Старикова

Сегодня широко известно имя А. С. Макаренко - выдаюшегося педагога, «осуществившего беспримерный опыт массового перевоспитания детей-правонарушителей в трудовой колонии имени М. Горького и в детской трудовой коммуне имени Ф. Э. Дзержинского» (Большой энциклопедический словарь. М., 1998). Однако мало кто знает о его, можно сказать, предшественнике в этой сфере Николае Викторовиче Рукавишникове (1845-1875), более чем за полвека до Макаренко возглавившего первое в России заведение подобного типа и также добившегося выдающихся достижений на ниве исправления искалеченных душ и сломанных судеб малолетних правонарушителей.

Он родился в Казани в весьма обеспеченной семье. Через несколько лет Рукавишниковы перебрались в Москву. Отец Николая Василий Никитич был золотопромышленником, владел горными заводами и землями в Пермской губернии. По характеру работы ему приходилось надолго уезжать из дома, и детей - троих мальчиков - воспитывала мать Елена Кузьминична - женщина религиозная и патриархальная. Николай с детства был очень привязан к ней.

После отмены крепостного права в период проведения в России ряда существенных социальных реформ, многие социальные проблемы высветились особенно ярко. Одна из них - детская беспризорность и преступность. Наиболее ответственная часть российского общества пыталась воспрепятствовать развитию этого зла. В 1864 году Общество распространения полезных книг по инициативе его председательницы Александры Николаевны Стрекаловой учредило в Москве исправительную школу для малолетних (до 14 лет) детей, «состоящих под следствием или судом, подлежащих отдаче на поруки или остающихся без надзора после суда над ними, а также для детей, занимающихся нищенством». Судебный устав 1866 года и принятый в том же году закон обязали исправительную школу принимать также осужденных (приговоренных), и она стала называться приютом.

Активно участвовал в становлении этого первого и единственного в России учреждения подобного рода видный юрист и общественный деятель профессор М. Н. Капустин, в итоге приют и возглавивший. На его публичной лекции, прочитанной весной 1870 года в Московском университете, присутствовал недавно с отличием окончивший физико-математический факультет Николай Рукавишников. Лекция произвела на молодого человека огромное впечатление. Его необычайно вдохновила идея возвратить «чувства добрые» в души малолетних правонарушителей; он понял: именно здесь его истинное призвание. Сразу же после лекции Николай подошел к Капустину и выразил желание работать в школе, а посетив ее, окончательно утвердился в своем решении - вопреки воле родителей, особенно отца, мечтавшего видеть отпрыска специалистом горного дела.

Обстоятельства сложились так, что в это время М. Н. Капустин, получивший назначение в Ярославль, искал себе подходящую замену. И уже в августе 1870 года Н. В. Рукавишников становится директором приюта. С первого же дня он развивает бурную деятельность. Очень скоро под его руководством приют превращается в образцовое учреждение. Когда Николай Васильевич только принял должность, в приюте находилось около 30 воспитанников, порядок и дисциплина сильно хромали, денег - а это были в значительной мере частные пожертвования - едва хватало на самые элементарные нужды. От директора потребовались недюженная энергия и педагогический талант, изменить ситуацию. Прежде всего Рукавишников четко организовал главные составляющие исправительного процесса - труд, учебу и отдых детей. Преимущественно на свои личные средства он наладил работу сапожной, переплетной, портяжной, столярной и ранее существовавшей брошюровочной мастерских. Для обучения пригласил хороших мастеров, положив им достойное жалование. Результаты не замедлили сказаться: скоро мастерские начали получать достаточно выгодные постоянные заказы.

На ежедневных общеобразовательных занятиях детей учили русскому языку, арифметике, географии всеобщей и отечественной, русской истории, рисованию, черчению. В основу нравственного воспитания Николай Васильевич ставил религиозное чувство. Преподавался Закон Божий, проводились беседы духовного содержания, соблюдались посты. Был организован хор певчих.

Предусматривались обязательные часы и даже дни отдыха: подвижные игры, прогулки по Кремлю с подъемом на колокольню Ивана Великого, экскурсии в Румянцевский музей, на Воробьевы горы... В качестве поощрения некоторым подопечным Рукавишников предоставлял краткосрочный отпуск для побывки у родных.

Николай Васильевич сумел привлечь к своему делу внимание широкой общественности: частные пожертвования при нем увеличились в 6,5 раз, пособия от разных учреждений - в 13 раз, соответственно, число воспитанников возросло почти вдвое. Сам он в некоторые годы тратил на приют более 7 тысяч рублей (при общей расходной части бюджета 25-30 тысяч рублей).

Но главное - атмосфера человечности, доброжелательности, созданная Рукавишниковым. В первом своем ежегодном отчете он писал, что «приют имеет целью исправлять малолетних преступников, (...) приучать их сознавать полезным честный труд, сделать хорошими гражданами, для чего со стороны приютского управления требуется не строгость или наказание, а мера исправления воспитанников мягким с ними обращением, сострадание к ним и поощрение их на доброе дело». Николай Васильевич поднял вопрос о необходимости длительного пребывания детей в приюте, чтобы слово «исправительный» не втуне значилось в его названии, и о недопущении туда «взрослых, заматеревших уже преступников».

Все это находило живой отклик в душах подопечных Рукавишникова - их исправление было почти стопроцентным. Здесь немалую роль играло огромное личное обаяние Николая Васильевича. По отзыву современника, «он представлял собой редкое сочетание красоты душевной и телесной: природа вполне одаряет иногда своих избранников. Сердечная теплота высказывалась в светлом взгляде его добрых синих глаз, в улыбке, (...) в крепком пожатии (...) теплой руки». И еще - всепоглощающая любовь к детям, ответственность за судьбу которых на него ложилась. Николай Васильевич с утра до вечера находился в приюте, лично вникал во все дела воспитанников. Их радость была его радостью, их горе - его горем. Ему подчинялись не столько как «начальнику», сколько боясь огорчить его как человека.

Между тем успешная работа приюта получала все более широкое признание в стране. Аналогичные исправительные заведения для несовершеннолетних начали возникать и в других районах России. В 1873 году по ходатайству общественности с «высочайшего соизволения» императора Александра II приюту было присвоено наименование «Рукавишниковский». Вскоре о нем узнали и за рубежом. Знаменитый английский проповедник, декан Вестминстерского аббатства А. Стенлей, находясь в Москве проездом из Китая, несколько раз побывал в заведении Рукавишникова и, приехав домой, на первой же встрече со своими прихожанами сказал: «Я могу умереть спокойно, я видел святого».

Безвременная кончина Николая Васильевича (совершая прогулку с воспитанниками на Воробьевы горы, он сильно простудился и через месяц умер) потрясла не только его родных, но и детей приюта, безутешно рыдавших на его похоронах. Погребен Н. В. Рукавишников на кладбище Новодевичьего монастыря.

После этого осиротевший приют начал стремительно приходить в упадок. Чтобы не дать погибнуть делу всей жизни Николая Васильевича, его братья Иван и Константин Рукавишниковы возбудили ходатайство перед городской думой о передаче приюта Московскому общественному управлению. В сентябре 1878 года он стал городским учреждением. Братья пожертвовали 120 тысяч рублей на покупку приютом собственного дома (что являлось заветной мечтой Николая Васильевича) и 30 тысяч рублей на строительство церкви. Приобрели красивый трехэтажный особняк на Смоленско-Сенной площади, в конце XVIII века радикально перестроенный по проекту М. Ф. Казакова для княгини А. И. Несвицкой (ныне его занимает Импэксбанк). К заднему фасаду была пристроена полукруглая скромная, напоминающая ранние греческие храмы церковь, которую в декабре 1879 года на Николу зимнего освятили в честь этого святого. Отныне за каждой обедней здесь поминали Николая Васильевича и его мать, совсем немного пережившую сына.

С этого времени на многие годы офицальным попечителем приюта и наиболее значительным его жертвователем стал Константин Васильевич Рукавишников - выпускник Московского университета, гласный Московской городской думы (1877-1901), московский городской голова (1893-1897), видный финансист и хозяйственник. Приютская жизнь вновь наладилась. В 1879 году сюда на должность директора пригласили молодого учителя физики одной из московских гимназий Александра Александровича Фидлера. Под его руководством масштабы деятельности Рукавишниковского приюта заметно возросли. Начиная с 1880-х годов в нем насчитывалось уже до 100-150 воспитанников (основной возраст - 13-16 лет) и около полусотни служащих. Работали попечительный и педагогический советы. Число отделений (классов) достигло четырех-пяти, принцип отбора в каждое из них усложнился: учитывались возраст детей, степень испорченности («порочности»), уровень умственного и физического развития, профессиональные склонности. Обучение ремеслам стало более разнообразным; в дополнение к уже существовавшим появились столярная, белодеревная и краснодеревная, токарная, слесарно-кузнечная, футлярная, малярная мастерские. Общеобразовательные занятия проводились в основном по программе начальной народной школы. Значительное внимание уделялось физической культуре (гимнастика, военный строй, городки, коньки...). Был организован патронат - судьбы воспитанников по выходе из приюта отслеживались: их либо отправляли на родину, либо устраивали в частные мастерские (нередко с выдачей хозяину залога на три года), либо оставляли для работы в приюте. Случаев рецидива, то есть возвращения в преступный мир, фиксировалось на удивление немного - всего 8-10%.

К слову, изделия приютских мастерских отличались столь высоким качеством, что, во-первых, приносили ощутимый доход, во-вторых, неоднократно завоевывали призовые места на различных выставках: так, в 1885 году на Всероссийской ремесленной выставке в Москве они удостоились Большой золотой медали, а в Риме на выставке арестантского труда, проходившей во время работы там Всемирного тюремного конгресса, завоевали бронзовую медаль (серебряная и золотая не присуждались). Один из делегатов конгресса от Испании даже заказал «рукавишниковцам» для себя дюжину стульев и два кресла, которые были изготовлены и отправлены ему в Барселону.

В 1904 году в районе станции Икша Савеловской железной дороги торжественно открылся филиал приюта - колония с «земледельческим уклоном» на площади около 200 десятин. На личные средства и под наблюдением К. В. Рукавишникова там построили капитальные дома для воспитанников, семей служащих, мастерских и учебных классов, а также ряд хозяйственных объектов и церковь в честь равноапостольных Константина и Елены. Филиал назвали Фидлеровской колонией - по случаю 25-летней безупречной службы в приюте А. А. Фидлера, ставшего к тому времени крупным специалистом по вопросам исправительных заведений для малолетних преступников. В наше время на базе колонии действует аналогичное учреждение, где находится около 300 несовершеннолетних правонарушителей из Москвы и Московской области.

Рукавишниковский приют просуществовал до 1917-1920 годов. Все это время в его работе неукоснительно соблюдались принципы, заложенные Н. В. Рукавишниковым. Они находили живой отклик у специалистов как в России, так и во многих странах мира - даже в далекой Бразилии. Для обмена опытом по инициативе приюта было созвано несколько Съездов представителей русских исправительных учреждений, председателем на которых неизменно избирался К. В. Рукавишников. Кроме того, Рукавишниковский приют являлялся обязательным и авторитетным участником Всемирных тюремных конгрессов, периодически проводившихся в столицах ведущих европейских государств. Русские делегации на них, как правило, также возглавлял Константин Васильевич. Его дочь Е. К. Дмитриева в своих неопубликованных воспоминаниях описывает следующий эпизод: «Отец рассказывал, что по окончании работы конгресса (уже упоминавшегося Римского. - Л. С.) всем участвующим в нем был дан парадный обед, после которого один из итальянских синьоров предложил ему пройти в соседнюю галерею, говоря, что хочет сделать ему большое удовольствие. Там на двери была надпись: «Знаменитые люди XIX века»; войдя внутрь, отец увидал великолепный белого мрамора бюст своего старшего брата Николая Васильевича с трогательной надписью из слов английского проповедника Стенлея (см. выше. - Л. С.). (...) Как был растроган отец мой (...) можно себе представить! А мы, слушая дома его рассказ об этом, заливались от умиления слезами».

Значение личности Н. В. Рукавишникова высоко оценил известный юрист В. Д. Набоков (отец писателя В. В. Набокова), в своей речи на III Международном съезде криминалистов (Санкт-Петербург, 1901) назвав его в числе трех выдающихся «деятельных человеколюбцев» в России. Речь заканчивалась следующими словами: «Каждый русский деятель, пожелавший работать на том поприще, где проявил себя Н. Рукавишников, (...) почерпнет и стойкость, и веру, и силу в непрестанном воспоминании о его благородном примере».

В заключение хочется сказать о том, что Импэксбанку следовало бы на здании, которое банк занимает, поместить мемориальную доску с информацией о Н. В. Рукавишникове и его приюте.