Книга

Книга Человек - психология Коломинский

Работа добавлена на сайт bukvasha.net: 2015-10-25

Поможем написать учебную работу

Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.

Предоплата всего

от 25%

Подписываем

договор

Выберите тип работы:

Скидка 25% при заказе до 11.11.2024


я. л. коломинский

человек : психология

I

ББК 88 К61

Рецензент доктор психологических наук А. А. Леонтьев

Коломинский Я. Л.

К61 Человек: психология: Кн. для учащихся ст. классов.— 2-е изд., доп.— М.: Просвещение, 1986.—223 с: ил.

Я- Л. Коломинский — доктор психологических наук, профессор, заведующий кафедрой общей и детской психологии Минского пединститута им. А. М. Горького — является автором ряда научных и научно-популярных книг («Психология взаимоотношений в малых группах», «Психология детского коллектива», «Человек среди людей», «Беседы о тайнах психики», «Познай самого себя»-и др.). многие из которых переведены на иностранные языки и языки народов СССР. В книге «Человек: психология», адресованной старшим школьникам, Я. Л. Коломин­ский знакомит читателей с основами современной науки психологии, показывает ее место в системе других наук о человеке, рассказывает о методах изучения человека.

Познавательные процессы (ощущение, восприятие, память, мышление и воображение). внимание,' общение личности, ее особенности — вот вопросы, затрагиваемые в книге, которая может служить пособием для проведения факультативных занятий по психологии.

Первое издание книги «Человек: психология» удостоено Бронзовой медали ВДНХ СССР и Диплома II степени Всесоюзного конкурса научно-популярных книг общества «Знание».

, 4306020000—307 „„„ „ ББК 88

© Издательство «Просвещение», 1980. © Издательство «Просвещение», 1986, с изменениями

ОТ АВТОРА

Эта книга призвана не только познакомить старшеклассников с достижениями психологической науки, но и помочь им в познании самих себя с тем, чтобы сознательно подходить к определению своего дальнейшего жизненного пути.

Мне всегда казалось несправедливым, что у старшеклассников нет книги, которая рассказывала бы о внутреннем мире человека, а в школьных расписаниях отсутствует соответствующий учебный предмет. Нельзя сказать, что человека совсем не изучают в школе. На уроках литературы анализируют особенности внутреннего мира героев классических произведений, на уроках языка изучают законы этого важнейшего средства человеческого мышления и общения, на уроках истории повествуется о героических и трагических периодах жизни людей, об их подвигах и заблуждениях... На обложке одного из учебников большими буквами напечатано «ЧЕЛОВЕК», а чуть пониже, маленькими, уточнение «анатомия, физиология и гигиена»... И все-таки чего-то не хватает. Не изу- • чается внутреннее «устройство» самого главного в человеке — его психики.

Мы надеемся, что книга, которую вы сегодня открыли, в какой-то мере заполнит этот пробел и поможет вам войти в увлекательный и прекрасный мир психологической науки. Вы узнаете, как изу­чается психика человека, какие законы управляют ощущениями и восприятием, памятью и творческой мыслительной деятельностью. Специальные разделы книги посвящены истории развития психики, потребностям и способностям, характеру и темпераменту человека.

Как работать с книгой? Признаюсь, мне хотелось бы ответить предельно кратко: с удовольствием... Если бы мне, когда я был в вашем возрасте, попала в руки подобная книга, я бы, прежде всего, прочитал ее всю сразу, залпом. Может быть, и вам посту­пить так же? Ведь психология —• не совсем обычный предмет: тех знаний, которые почерпнуты, так сказать, из жизни, достаточно, чтобы прочесть эту книгу и получить целостное представление о психике. А дальше пойдет внимательное чтение каждой главы. При этом автор рассчитывает на тесное сотрудничество с вами, дорогие читатели. Ведь теперь, когда вы занялись психологией, уже нельзя (просто не получится!) по-старому читать книги и смотреть кино, анализировать свои переживания и поступки, а также поведение других людей. Скоро вы заметите, что у вас по­явилась как бы новая точка зрения, новая, чуточку исследова-

з

тельская позиция. При изучении психологии самый верный наш союзник — художественная литература. Все великие, да и просто хорошие, настоящие писатели — психологи. Правда, говорят они о внутреннем мире человека по-своему, образным языком искус­ства.

В специальном разделе книги, который я назвал «Клуб «Три С», вас ждут вопросы, задания, конкурсы. Они помогут членам клуба, а в их число приглашаются все читатели, осуще­ствить его программу, солопроверку, самопознание и самовос­питание. Ответы только для самопроверки! Таков девиз любознатель­ных и настойчивых.

При чтении обращайте внимание на экран дисплея, сопровож­дающий некоторые участки текста. Если на дисплее изображена книга, то это значит, что в тексте рассказывается о ней; если восклицательный знак, то вам предлагается повторить или поставить опыт; если вместе с восклицательным стоит вопросительный знак, то вам предлагается задание; если стоит только вопросительный знак, то желательно не торопясь обдумать проблему или тему для

дискуссии.

Если, познавая психологию, вы научитесь лучше управлять собой, разбираться в собственных переживаниях и внутреннем мире других, если эта книга поможет вам в учении, труде и жизни среди людей, наша общая цель — тех, кто работал над. ее созданием, и тех, кто ее читал,— достигнута.

Раздел I ВВЕДЕНИЕ В ПСИХОЛОГИЮ

Глава 1 ЗНАКОМАЯ НЕЗНАКОМКА

Для человека нет ничего более интересного, чем люди.

В. Гумбольдт

Что изучает психология? Все науки можно условно разде­лить на две большие группы. В одной группе окажутся точные науки, такие, как математика, физика, химия; в другой — гума­нитарные: языкознание, история, литературоведение и т. д. Это науки о человеке. Кстати, само название произошло от латин­ского обозначения человека современного типа: Ното 5ар1епз.

Конечно, это деление в какой:то мере условно: точные и гу­манитарные науки взаимно дополняют друг друга и помогают друг другу, но разница все же есть. Общую задачу гуманитар­ных наук очень точно сформулировали еще древние греки, на­писав на одном из своих храмов: «Познай самого себя». И че­ловек познает. Познает собственную историю, происхождение, язык, нравы и обычаи, биологическую природу. В трудах мно­гих поколений философов и историков, биологов и лингвистов, антропологов и этнографов человечество как бы создает кол­лективный автопортрет, который непрерывно совершенствуется и обогащается. Этот автопортрет был бы неполным и даже ис­каженным без тех штрихов, которые вносит в него одна из са­мых гуманитарных наук — психология.

Знаете ли вы психологию? На первый взгляд этот вопрос может показаться странным: такого предмета до сих пор не было в школьных расписаниях. Но не торопитесь с ответом. Лучший учитель психологии — сама жизнь, и ее уроки каждый неплохо усваивает еще до того, как прочитает первую книгу с рассказом об этой науке. Это знакомая незнакомка. Дело в том, что слово «психология» используют в нескольких разных значениях. Начнем с наиболее распространенного: оно обозна­чает сложный и в то же время необыкновенно близкий каждо­му человеку мир явлений его внутренней жизни. Не изучая еще специальной науки, мы с детства говорили: «я хочу», «я не хо­чу», «я думаю», «я чувствую», «я представляю»; мы рассужда-

5

ем о достоинствах и недостатках своей памяти и воли, способ­ностей и характера, темперамента и ума.

Еще не использовано ни одного незнакомого слова, а уже перечислены многие разделы нашей науки. Характерная осо­бенность психологии как. науки как раз та, что с ней человек знакомится задолго до систематического изучения. В практике живого общения люди постигают немало психологических за­конов. В каком-то смысле можно сказать, что каждый человек психолог. Именно каждый. Ведь без определенного запаса пси­хологического опыта и знаний невозможно жить среди людей. Так, каждый из нас уже с детства умеет, например, «читать» по внешним проявлениям — мимике, жестам, голосу, особенно­стям поведения, даже по ритму дыхания и цвету лица — эмоци­ональное состояние другого человека, и не только читать, но и учитывать его нюансы в своих целях. Ребенок очень рано начи­нает понимать, когда следует обратиться с просьбой, а когда удобнее отложить до лучших времен... Каждый из вас умеет различать настроение других людей, особенности их характера. Эту житейскую психологию, в которой отражаются психоло­гические знания, накопленные задолго до появления специаль­ной науки, мы усваиваем не только благодаря собственному опыту, но и из таких источников, как художественная литерату­ра, народные пословицы и поговорки, сказки и мифы, притчи и даже частушки. В них можно найти истоки почти всех психоло­гических теорий и отраслей психологии. Вот, например, посло­вица из области психологии обучения: «Повторение — мать уче­ния»; из области характерологии: «В тихом омуте черти водят­ся» (это предостережение тем, кто склонен судить о характере по внешности). Интересно, что подобные психологические «ак­сиомы» интернациональны. Почти у всех народов можно найти аналогичные утверждения. Например, последнюю пословицу с французского можно было бы буквально перевести так: «В ти­хий ручей не погружай ни руки, ни даже пальца».

Правда, житейские психологические знания очень приблизи­тельны, расплывчаты, а порой и просто неверны. Это скорее иллюзия знания, которая, к сожалению, нередко заменяет под­линную образованность. В несовершенстве житейских психоло­гических понятий очень легко убедиться. Попробуйте ответить на несколько «простых» вопросов. Ну хотя бы таких: «Чем от­личаются чувства от ощущений?»; «Что такое темперамент?»; «Что такое мышление?» и т. д. Задайте эти вопросы знакомым. Результаты можно предвидеть. Сначала ваши испытуемые вос­примут их довольно спокойно и бодро начнут отвечать. И тут обнаружится, что сказать-то почти и нечего... Скорее всего отве­том будет классическая формула: «Понимаю, а высказать не могу». Когда такой формулой пользуются учащиеся, им в от­вет говорят: «Значит, не понимаешь» — и дальше следует не менее классическое: «Придется ответить еще раз». 6

Для тех, кто только начинает знакомиться с психологией как наукой, эта предобразованность, это предзнание все же по­лезно. Накопленный запас наблюдений постепенно включается в систему научных понятий, и этот сплав теоретических знаний и практических выводов может стать прочным фундаментом настоящей психологической образованности. В этом смысле — каждый сам себе психологическая лаборатория. Именно поэто­му, ребята (и вы скоро это почувствуете)., психология изучается и усваивается не так, как многие другие науки. Ведь лозунг «Познай самого себя» имеет и прямое значение, обращенное к каждому отдельному человеку. Это призыв к самопознанию. По­этому, постигая научную психологию, человек все как бы при­меряет к самому себе: так ли у меня, как «по теории», или как-то иначе. Кроме того, начинающие психологи охотно наблюда­ют за своими друзьями и знакомыми — применяют знания на практике.

Что же представляет собой психология как наука? В перево­де на русский язык — это наука о душе (по-древнегречески: «псюхе» — душа, «логос» — наука). Похожие словосочетания применяются для обозначения различных областей знаний: гео­логия — наука о Земле, зоология — наука о животных, минера­логия — наука о минералах и т. д. Но если предмет многих дру­гих наук более или менее ясен, то точно ответить на вопрос «Что такое «душа»? не так просто. В различные исторические эпохи ученые вкладывали в это слово разное содержание. Впро­чем, подобные изменения случаются и в других областях знания.

Вы, наверное, знаете, что словом «атом» древнегреческие фи­лософы называли мельчайшую неделимую частичку материи. Но шло время, наука развивалась, выяснилось, что атом — это целый мир элементарных частиц. Работают атомные электро­станции, бороздят океанские просторы атомные ледоколы и под­водные лодки — все это результат процессов в «разделенном» — расщепленном атоме. А слово осталось. Оно в данном случае как сосуд, в который налита новая жидкость. Старые слова сплошь и рядом означают новые понятия. Спросите у своего товарища, что такое «спутник». Такие же изменения произошли и со слоеом «душа» в названии нашей науки.

По религиозному учению душа — это непостижимое, бес­плотное, духовное начало, которое бог вдунул в сотворенное им из праха тело первого человека. При этом душа дана человеку, так сказать, во временное пользование: когда тело перестает существовать, душа «отлетает в мир иной».

Мы, материалисты, вкладываем в это слово совсем другое содержание. Оно употребляется как синоним слова «психика» для обозначения совокупности психических явлений, которые представляют собой свойство высокоорганизованной материи, свойство мозга. Психика, сознание — это субъективный образ

объективного мира. Психика — это наши ощущения и восприя­тия, память и представления, мышление и фантазия, чувства и воля. Все эти психические процессы свойственны конкретному человеку, субъекту, который имеет свой особый характер, спо­собности, темперамент, который познает, общается, действует в окружающем мире, человеку, который есть сын своего времени, член данного общества, личность. Душа, психика это внут­ренний мир личности, который возникает в процессе взаимо­действия человека с окружающим внешним миром, в процессе активного отражения этого мира.

Правда, есть в повседневной жизни и другие оттенки в упот­реблении слова «душа». Иногда, например, человек говорит о себе: «Душа радуется», «душа болит». О ком-то отзываются: «У него нет души», а о другом — «Какой душевный человек». Здесь в понятие «душа» вкладывают более узкое содержание: способность человека к сочувствию, сопереживанию, его умение поставить себя на место другого, радоваться и страдать радо­стями и страданиями других людей.

По-разному употребляются и выражения «субъективный», «субъективно». Когда в.научной психологии говорят о психике как о субъективном образе объективной действительности, то имеют в виду, что это внутренняя, принадлежащая конкрет­ному человеку, субъекту, картина мира, существующая именно в его мозгу. Но нередко можно услышать: «Это ваше субъектив­ное мнение» — или: «Вы судите субъективно» и т. д. Здесь хо­тят подчеркнуть пристрастность человека, зависимость его суж­дений и оценок от настроения, интересов, прошлого опыта и других особенностей личности.

Психологией называют не только науку о психических про­цессах и свойствах личности, но и совокупность тех явлений, которые изучают. Говорят, например, о психологии подрост­ка, психологии рабочего класса и т. д. Иногда вы слышите: «У каждого своя психология!» В этих случаях имеют в виду особенности психики определенного человека или группы

людей.

Мы уже перечислили много «психологии», а впереди еще большой список. Дело в том, что научная психология, как и другие науки, делится на ряд отраслей. Представьте себе могу­чий ствол, от которого отходят ветви. Ствол — это общая пси­хология, которая изучает общие законы человеческой психики. Ветви — области науки. Они исследуют различные виды дея­тельности человека. Ведь каждая из них имеет свою «психо­логию».

Вот психология труда, инженерная психология, изучающие психологические стороны системы «человек — машина». Условия современного производства таковы, что без учета психологиче­ского фактора невозможно сконструировать новую машину или прибор. 8

В процессе жизни и деятельности люди вступают в общение между собой, образуют группы, коллективы, в которых осу­ществляется система «человек — человек». Это предмет иссле­дования еще .одной психологии — социальной.

Инженерная и социальная психология дали жизнь, пожалуй, самой молодой — космической психологии. Она изучает особен­ности психической деятельности человека в условиях космиче­ских полетов. Об этой области психологии увлекатель­ные книги написали сами космонавты Ю. А. Гагарин и А. А. Леонов в содружестве с врачом В. И. Лебеде­вым (Ю. А. Гагарин, В. И. Лебедев. «Психология и космос»; А. А. Леонов, В. И. Лебедев. «Психологиче­ские проблемы межпланетного полета»).

Есть психология искусства, медицинская психоло­гия, зоопсихология, изучающая психику животных, военная психология и т. д. Большая область нашей науки изу­чает законы развития и формирования психики человека от рождения до старости. Это возрастная, детская и педагогическая психология.

Книга, которую вы читаете, в основном посвящена общей психологии, но будут в ней и сведения из других областей пси­хологической науки.

Мозг и психика. Итак, психика — это внутренний, субъектив­ный мир человека, который возникает в ходе активного отра­жения внешнего, объективного мира в виде образов, мыслей, чувств и поступков. Где же находится живое зеркало, способное к столь сложной отражательной деятельности? Теперь об этом знает каждый школьник. А вот величайший ученый древнего мира Аристотель считал, что мозг служит лишь как «орган охлаждения тела». Еще Шекспир, который жил и творил в кон­це XVI— начале XVII в., осторожно писал о мозге как о месте, «где, по мнению некоторых, расположен дом души». И главным соперником мозга считалось сердце: «Скажи мне, где мечты на­чало? Мозг, сердце ль жизнь ей даровало?» — рассуждают шек­спировские герои. Да и мы с вами, немалую часть кашей душев­ной жизни связываем с сердцем, приписывая ему ответствен­ность за любовь и ненависть, страсти и волнения. Вместе с поэ­том мы говорим: «О память сердца, ты сильней рассудка па­мяти печальной». А ведь мы прекрасно знаем, что уже многие годы живут люди, в груди которых бьется чужое, пересаженное искусной рукой хирурга сердце. Сердце у них чужое, новое, а душа, психика, внутренний мир?

Ю. Нагибин написал прекрасную и грустную современную сказку «Чужое сердце». Ее герой Костров, которому сделали пересадку сердца, переживает странные и мучительные ощуще­ния. «Он видел свое старое, умершее сердце, источник всех его страданий и мук, оно представлялось ему гнилым червивым гри-бом-шлептухом, но оно вмещало в себя ту нужную, тонкую память

9

о нем самом, которую ему нужно было вновь накопить, чтобы пришло полное исцеление». Ему предстоит «воссоздать душу-живу, обрести способность к любви и слезам». У него возникла страшно­ватая мысль: «Коль он признает за своим бывшим сердцем право памяти, то и ныне бьющееся у него в груди сердце обладает подобной же суверенной памятью». Не буду дальше излагать этот

чудесный рассказ.

В науке нашей вообще много поэзии. И это не удивительно. Ведь центральный «пульт управления» организмом, материальный аппарат нашей психической деятельности — головной мозг чело­века — самое сложное и совершенное создание природы. Недаром, говоря о мозге, строгие ученые превращаются в поэтов. При этом они прежде всего подчеркивают поразительное несоответствие между непритязательным внешним видом этой серой массы, напоминающей ядро грецкого ореха, и невероятной сложностью его деятельности. «Как однородно и скучно выглядит мозг,— писал советский психолог А. Р. Лурия,— этот высший продукт эволюции, этот орган, который получает, перерабатывает и хранит информацию, орган, который создает программы деятельности и регулирует их выпол­нение». Можно с уверенностью утверждать, что впечатление об однородности и такой невыразительности серой массы, которое мы получаем при первом рассматривании мозга, явно расходится с той невероятной сложностью и расчлененностью, которой в дейст­вительности обладает этот орган.

«Оглянитесь по сторонам,— призывал другой советский психолог Е. И. Бойко,— то, что нас окружает и что обыкновенно считается делом человеческих рук, по существу есть продукт деятельности мозга, так как руки являются всего лишь его послушными орудиями. Все научные открытия и достижения техники, все великие произве­дения искусства — тоже продукты работы мозга людей, равным образом, как и наши маленькие дела, неудачи, ошибки, изъяны характера, привычки. От мозга зависят гениальность и помешатель­ство, ум и глупость, любовь, дружба, вера, страдание и счастье, способности, талант и одаренность».

Наверное, писатели скоро создадут, вслед за Ю. Нагибиным, еще два художественных варианта: один — совсем реальный — жизнь человека с двумя сердцами (неутомимый профессор Бер­нард успешно осуществил уже и эту операцию) и второй — фантасти­ческий — человек с пересаженным головным мозгом. Прежде всего, человек с другим мозгом неминуемо стал бы совершенно другой личностью, с новой биографией, новыми мыслями, новыми знаниями, новыми чувствами... Это ясно и без фантастических построений. Правда, для романиста есть увлекательнейшая возможность изобра­зить, как возникнут драматические ситуации, связанные с тем, что человек вдруг осознает, что у него совершенно новое тело, новая внешность. Тело человека, его рост, фигура, черты лица, цвет глаз и волос, голос — все это не просто футляр для мозга и его внешнее оформление. Как подметил М. Ю. Лермонтов в «Герое

10

нашего времени», «всегда есть какое-то странное отношение между наружностью человека и его душою».

Черты внешнего облика через отношение к ним других людей существенно влияют на самооценку, характер, вообще на нашу личность. Об этом мы еще будем говорить более подробно, но уже и сказанного достаточно, чтобы понять: человеку с новым мозгом придется выработать новое отношение к самому себе. Да и новому мозгу его новое местожительство может понравиться, а может и глубоко не удовлетворить его... Другая, еще более напряженная сюжетная линия — история перестройки взаимоотношений этого почти нового человека с обществом и другими людьми...

Это из области фантастики. Но действительность ставит над человеком эксперименты, куда более сложные и трагичные, чем плоды самого богатого писательского воображения. Волнующую, подлинную историю о человеке с измененным, раненым мозгом рассказал А. Р. Лурия в одной из самых удивительных и гуманных книг нашей науки «Потерянный и возвра­щенный мир». Фактически у этой книги два автора и два героя. Соавтор рассказа о том, как пуля, про-

бившая череп человека и прошедшая в его мозг, раз­дробила его мир на тысячи кусков, которые он так и не смог собрать, младший лейтенант Лев Засецкий был... убит 2 марта 1943 г. в результате проникающего ранения черепа левой теменно-затылочной области. Еще одна жертва Великой Отечественной. Он был убит, почти убит... И мы ничего не узнали бы о его трагической борьбе за собственный мозг, собственную личность, собственную душу, ес­ли бы не другой герой этой книги, ее автор, психолог Лурия, который не только самоотверженно врачевал и изучал психику Засецкого, но и собрал его разрозненные записи в потрясающую картину жизненного подвига.

Ранения в мозг тщательно изучаются и описываются учеными. Эти трагические случаи помогают понять сложные механизмы де­ятельности главного органа нашей психики. Самое удивительное, что ранения в мозг не всегда приводят к катастрофе.

В историю науки о мозге вошел необычный случай с железнодорожным мас­тером Финеасом Гейджем, который в сентябре 1848 г. получил сквозное ранение головы железной палкой. Эта палка, длиной больше метра и толщиной 3 санти­метра, насквозь пронзила головной мозг Гейджа, войдя через его левую щеку и выйдя около темени. В течение часа Гейдж находился в оглушенном состоянии, после чего смог с помощью сопровождающих его людей пойти к хирургу и по дороге спокойно и невозмутимо рассуждал о «дырке» в своей голове. Когда через двенадцать лет Гейдж умер в Сан-Франциско, вскрытие показало, что не только левая лобная доля подверглась тяжелому повреждению, но травма распространилась и на правую лобную долю.

То, что Гейдж выжил, конечно, поразительно. Но еще более поразительно, что психика его почти не изменилась: у него не обнаружилось никакой потери памяти и почти не снизились ум-

11

ственные способности. А вот свойства его личности, его отношение к себе и окружающему изменились. До несчастного случая он был тактичным и уравновешенным человеком, хорошим работником; теперь ом стал невыдержанным и непочтительным, сделался упря­мым, но переменчивым и нерешительным. Вместо того чтобы зани­маться чем-то полезным, он странствовал и зарабатывал себе на жизнь тем, что показывал себя и свою травму...

У Засецкого все иначе — сохранилась личность, но распался интеллект, восприятие, память, способность к рассуждениям.

Долгие годы мучительного самовосстановления. И вот он пишет, он снова в строю... Невозможно пересказать есю книгу. Для нас теперь важно понять, как работает мозг, почему огромная рана Гейджа почти ничего не изменила, а в мозгу Засецкого пуля вызвала столь опустошительные изменения.. Все дело в том, что в мозгу существует своеобразная специализация частей: А. Р. Лурия говорит о трех важнейших блоках мозга.

Первый, «энергетический блок тонуса», расположен в глубине мозга, в верхних отделах мозгового ствола. Сюда же относятся те образования серого вещества, которые составляют древнейшую ос­нову его жизнедеятельности/Здесь происходит регуляция процессов химического обмена веществ в организме.

В другой части этого блока, сетевидной, или ретикулярной (от латинского слова «ретикула» — сеточка), формации, возникают им­пульсы возбуждения, которые питают своей энергией мозговую кору. Стоит прервать этот энергетический поток, как тонус коры снижается и человек впадает в полусонное состояние, а затем

и в сон.

Этот блок, как отмечал Лурия, сохранился у его больного. У него была разрушена часть второго основного блока, располо­женного в задних отделах больших полушарий и отвечающего за прием, переработку и хранение информации, которая посту­пает в мозг из внешнего мира. Например, в участке, который именуется первичной зрительной корой, зрительные образы внеш­него мира как бы разлагаются на миллионы составляющих приз­наков. Во вторичной зрительной коре происходит их объединение в целые сложные структуры. Человек, у которого эта зона поражена, по-прежнему хорошо видит отдельные части, но не в состоянии объединить их в целостные образы. А. Р. Лурия приводит такой пример: на картине, которая показывается больному, изображаются очки. Что это такое?.. Кружок ... еще кружок... перекладина... и какая-то палка... и еще палка... Наверное, велосипед!? -

У этого больного — расстройство под названием «оптическая

агнозия».

Специальные отделы коры отвечают и за объединение отдель­ных предметов и явлений в целостные ситуации. Вспомним, что и они оказались затронутыми у Засецкого.

Третичные области теменно-затылочной коры имеют прямое отно­шение к важнейшей психической деятельности — речи, без которой

12

невозможны ни память, ни мышление, ни человеческое сознание вообще. Человек, у которого эти области поражены, начинает жить в раздробленном внутреннем мире: все, чему он научился, все его знания распадаются на отдельные, не связанные друг с другом куски.

И все-таки главное — личность человеческая сохраняется, если не затронут третий основной блок мозга, расположенный в лобных долях. Засецкому повезло — лобные доли сохранились. Именно здесь находится мощный аппарат, позволяющий форми­ровать и сохранять намерения, формировать программы действий, регулировать их протекание и контролировать их успешное выпол­нение.

И вот в своем раздробленном мире Лев Засецкий борется:

Я еще смогу доказать человечеству, что я еще не совсем пропавший, не совсем погибший человек... я по-прежнему мечтаю встать в строй. И я хочу надеяться, что я еще принесу немалую пользу своему народу.

Он уже принес немалую пользу и встал в один строй с Ни­колаем Островским и Алексеем Маресьевым: победа над своей болезнью, борьба за свою личность — всегда вдохновляющий пример величия духа.

Еще в конце XIX в. В. И. Ленин, противопоставляя научный подход к изучению психики метафизическому, в книге «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?» писал:

*Метафизик-психолог рассуждал о том, что такое душа? Нелеп тут был уже прием. Нельзя рассуждать о душе, не объяснив в частности психических процессов: прогресс тут должен состоять именно в том, чтобы бросить общие теории и философские пост­роения о том, что такое душа, и суметь поставить на научную почву изучение фактов, характеризующих те или другие психические процессы»1.

Симпатии Владимира Ильича целиком на стороне научного пси­холога: «Он, этот научный психолог, отбросил философские теории о душе и прямо взялся за изучение материального субстрата пси­хических явлений — нервных процессов...»2.

Именно такими научными психологами были великие рус­ские ученые И. М. Сеченов (вы, вероятно, знаете, что он и неко­торые его друзья послужили Н. Г. Чернышевскому прообраза­ми героев романа «Что делать?») и И. П. Павлов. Они заложили прочный фундамент науки о рефлекторных принципах работы мозга.

С основными положениями 'учения Павлова о высшей нервной деятельности вы хорошо познакомились при изучении анато­мии и физиологии человека. Мы еще будем вспоминать о них в связи с изучением ряда важных психологических проблем. А пока запом­ним главное: психика это свойство мозга, которое состоит в его способности отражать окружающую действительность.

13

Нравится ли вам, ребята, отвечать на вопросы?

А если самому себе и, что самое главное, о себе?

Суть нашей общей работы — того, кто пишет, и того, кто читает,— хорошо выразила советская писательница М. Шагинян: «Нечто от вас к книге и нечто от книги к вам». От книги к вам — новые знания и новый взгляд на то, что уже было известно. От вас к книге — стремление узнать побольше о самом себе и желание что-то в себе изменить. Отсюда тройное «С» этой странич­ки, которое будет появляться после каждой главы: самопроверка — самопознание — самовоспитание. Давайте создадим заочный клуб «Три С». И не только заочный. Иногда вместо того чтобы играть в «морской бой», посоревнуйтесь в точности ответов. Может быть, возникнут турниры и олимпиады (психологиады!), эмблемой которых станет наше тройное «С»!

Самопроверка Самопознание Самовоспитание

Заседание первое %

Вопросы, и задания

1. Какое из утверждений, приведенных ниже, выражает идеалис­тическое понимание психики, а какое — материалистическое? До­кажите товарищам свою правоту.

А. Психическая деятельность не зависит от внешних причин.

Б. Психическая деятельность — свойство мозга.

В. Психика — отражение объективной действительности.

2. За какие психические функции отвечают 1, 2, 3-й блоки головного мозга?

3. Покажите роль психологических знаний в деятельности инженера, врача, учи­теля, космонавта, зоотехника. Попробуйте назвать область человеческой деятельности, где можно обойтись без знания психологии.

Конкурс Кто подберет больше пословиц и поговорок на психологические темы?

Тема для дискуссии «Если возможна гигиена тела, то возможна также гигиена ума и характера» (Д. И. Писарев).

Глава 2

МЕТОДЫ ПСИХОЛОГИИ

Как ни совершенно крыло птицы, оно ни­когда не смогло бы поднять ее ввысь, не опираясь на воздух. Факты это воздух ученого. Без него вы никогда не сможете взлететь.

И. П. Павлов

Методы, пути, средства, с помощью которых добываются научные факты, очень важны для любой науки, но для психо­логии они имеют особое значение. Чтобы понять это, давайте подумаем, как вообще строится научное исследование в других областях знаний, например: в естествознании, физике, химии. Вам наверняка приходилось проводить опыты в живом уголке, на пришкольном участке и в учебных кабинетах. Всегда можно четко выделить пару: во-первых, это человек, который осуществляет опыт или ведет наблюдение, тот, кто изучает,— субъект познания; во-вторых, это то, что он изучает,— объект познания — растение, животное, химический элемент и т. д. Теперь представьте себе, что вы исследователь-психолог, которому предстоит изучать психические особенности другого человека. Улавливаете разницу?

Да, для психолога все иначе: его объект, или, как говорят в психологии, испытуемый, есть одновременно и субъект. Субъектив­ный объект! Это не лингвистический парадокс, а суровая реальность психологической науки: здесь могущество человеческого разума, человеческого интеллекта направлено на познание самого этого ра­зума, самого интеллекта, чувств, воли и всего того, что составляет психику.

Говорят, что через человека природа познает самое себя. Если это так, то психология — это познание человечеством сво­ей собственной природы. Субъект и объект исследования совпа­дают. Но из этого философского совпадения совсем не следует, что невозможно их разделение, раздвоение в конкретных психо­логических исследованиях, как думали психологи-идеалисты.

Самонаблюдение. Психологи-идеалисты считали, что душа — это замкнутый в себе мир и ее познание доступно только ей самой. «Только я сам могу судить о том, что происходит в моем внутрен­нем мире», и «в терем тот высокий нет ходу никому». Значит, для психолога как будто остается только один-единственный метод исследования — самонаблюдение? Этот метод иначе называет­ся интроспекция, что в буквальном переводе означает «смотрение вовнутрь». Психологические трактаты до появления эксперименталь­ной психологии основывались либо на описании ученым собствен­ных переживаний, либо на изложении рассказов других людей о их мыслях и чувствах.

Может быть, этого и в самом деле достаточно, может быть,

18

о себе-то мы уж действительно знаем «правду, всю правду, одну

только правду»?

©Когда-то великий французский писатель Ж.-Ж. Рус­со, создавая «Исповедь», мечтал довести искусство пси­хологического самоанализа до уровня самых точных наук того времени. «В известном смысле,— писал он,— я произведу на самом себе те опыты, которые физики производят над воздухом, чтобы знать ежедневные из­менения в его состоянии. Я приложу к своей душе ба­рометр, и эти опыты, хорошо налаженные и долгое вре­мя повторяемые, могут дать мне результаты столь же надежные, как и у них». С тех пор прошло 200 лет, барометр-психометр даже писатели-фантасты еще не придумали, а проблема методов иссле­дования по-прежнему одна из острейших в психологии. Почему же самонаблюдение не может быть ни основным, ни единственным методом нашей науки?

Для того чтобы наблюдать и затем описывать проявления собственной психики, человеку нужно как бы раздвоиться: од­но его «я» (назовем это «я» «я-деятель») активно действует, мыслит, радуется, страдает, а другое «я» (назовем его «я-наб-людатель») в это самое время оценивает, анализирует, контроли­рует, иными словами, подсматривает за первым. До определен­ной степени .именно так действительно раздваивается каждый человек уже начиная чуть ли не с трехлетнего возраста. Но далеко не все собственные психологические процессы мы способны наблюдать. Попробуйте, например, спросить у композитора, как возникла в его сознании мелодия; у ученого — как он решил ту или иную проблему; у конструктора — как он придумал новую машину. Кстати, психологи, которые изучают творчество, без устали спра­шивают, но в ответ получают не очень вразумительные рассказы. Дело в том, что наше внимание обычно направлено на то, что мы делаем, а не на то, как это происходит. Многие проявления психики, например механизмы памяти, мышления, воображения, осознают­ся лишь частично и поэтому недоступны самонаблюдению.

Кроме того, в психике человека есть довольно обширная область переживаний, которые получили название подсознательных, неосознаваемых. Мы можем не подозревать о некоторых своих чувствах, стремлениях, мотивах поведения. И вот получается, что человек порой сам неточно определяет причины собственных поступков. Особенно ясно это можно продемонстрировать хотя бы на примере так называемого постгипнотического внушения. Загипно­тизированному человеку внушают, что через определенное время после выхода из состояния гипноза он совершит определенное действие. Один врач-психотерапевт рассказал о пациентке, которой он внушил, что минут через десять после сеанса гипноза она наденет его пиджак, висящий на стуле. После сеанса, как обычно, говорили о ее самочувствии, о планах на будущее. Вдруг больная зябко поежилась, хотя в комнате было очень тепло...

ш

- Что-то холодно, я озябла... Может быть, вы разрешите мне на минутку накинуть ваш пиджак?

Конечно, пожалуйста...

Если испытуемую спросить, почему она так поступила, в ответ мы услышим объяснения, на первый взгляд вполне прав­доподобные, но не имеющие ничего общего с известной нам, но неизвестной испытуемой истинной причиной поступков.

Не осознаваться могут и другие элементы нашей психической жизни. У нас, например, могут храниться воспоминания, о ко­торых мы до поры до времени ничего не знаем. Конечно, не следует преувеличивать роль неосознаваемых моментов в жизни чело­века, как это делал известный австрийский психиатр 3. Фрейд, но и не считаться с ними нельзя. Впрочем, не все с этим согласны. Например, поэтесса Н. Матвеева, которая в стихотворении «Под­земелья» весьма живописно рисует гипотетическое подсознание человеческой психики^ иронически замечает:

Ключи от подземелий подсознанья Звенят опять на поясе моем. Сегодня я, заблудшее созданье. Сойду туда с коптящим фонарем. Как воют своды в страшной анфиладе! А впрочем, выясняется в конце, Что все подвалы наши — на эстраде, Все тайны, как посмотришь,— на лице. У нас и подсознание снаружи (До внутреннего мало кто дорос). Все просто: нам получше, вам похуже. Кот просит сала. Палки просит пес. Но чтоб до истин этих доискаться, Не надо в преисподнюю спускаться.

Да, если бы все было так просто, если бы все тайные (да­же порой для нас самих!) проявления психики были «на эстра­де», а мотивы наших поступков сводились к необходимости удо­влетворять одинаковые для. всех жизненные потребности, если бы явление, как говорят философы, совпадало с сущностью, ни­какой науки не нужно было бы и, между прочим, необходимость в поэзии тоже автоматически отпала бы. Прав известный литовский поэт Э. Межелайтис: «Зачем,— писал он,— уступаем мы кому-то область психологических глубин и подсознания? Почему отдаем другим сферу утонченного анализа? Мы тоже должны научить­ся читать едва уловимый шифр человеческой души, и тогда человек станет понятнее нам. Если же мы никогда не сделаем попытки про­никнуть в эту область, она навсегда останется для нас темной, зловещей и полной опасностей».

Самонаблюдение ненадежно не только потому, что человек, как мы видим, не все знает о самом себе, но и потому, что даже о своих переживаниях трудно рассказать. Прежде всего трудно перекодировать, переплавить, перелить.....чувства в слова. Неда­ром же выдающиесяу^щей^^^^^^ц^р-! поэты и писатели

| 17

| км. А.М. Горького

испытывают «муки слова», оставляют «куски мяса в черниль­нице», как Л. Толстой; изводят «единого слова ради тысячи тонн словесной руды», как В. Маяковский. К этим неизбежным объективным трудностям добавляются трудности субъективные: наш психологический словарь так беден, что нам просто порой «нечем думать» о собственном внутреннем мире, и тем более «нет слов», чтобы рассказать о нем.

Конечно, при самоотчете, который требуется психологу, нуж­на абсолютная искренность. А это не так легко. Сравнение да­же предельно искренних человеческих документов — писем, дневни­ков, автобиографий — с действительностью почти всегда обнаружи­вает, что человек невольно искажает то, что происходило на самом деле: ведь человеческое восприятие субъективно. Мы смотрим на мир сквозь призму своего опыта, своих мыслей и чувств, как говорится, «судим по себе». Даже Ж.-Ж- Руссо, который обещал приложить к своей душе барометр беспристрастного анали­за, оказался далеко не столь объективным, как ему самому хотелось и казалось. Его «Исповедь» — гениальное художественное произ­ведение (не так уж мало!), но не точный протокол психической жизни человека. Как писал польский психолог Я. Парандов-ский:

«Не раз перо останавливается на середине страницы, не раз глаза, смотрящие на слова, не запятнанные ложью, устрашаются тени чужой, неведомой фигуры, которая когда-то в будущем склонится над этими страницами,— достаточ­но мига такой рефлексии, и чистота внутреннего голоса окажется замутнен­ной. Мы настолько тесно связаны с людьми, настолько тщательно они за нами наблюдают, подслушивают, даже когда мы находимся в полном одиночестве, что все это дает знать о себе, стоит лишь взяться за перо. Как в теле, так и в душе есть вещи, о которых человек никогда не осмелится поведать кому бы то ни было».

Предположим на минуту, что подобной самоцензуры не су­ществует, что человек готов сказать «правду, всю правду, одну только правду» о качествах своей личности, о своих мыслях и переживаниях. И тут выясняется, что сделать это, хотя бы в первом приближении, в состоянии далеко не все. Вернее, очень немногие. И опять-таки не хватает слов, недостает знаний о психической жизни, умения ее анализировать.

Представим себе, что человеку, далекому от техники, пред­ложили рассказать об устройстве какого-либо двигателя и да­же в помощь предложили подробный чертеж. Этот рассказ звучал бы довольно невразумительно. Примерно так: «Вот это колесико соединяется какой-то штучкой с другим колесиком побольше с зубчиками, а тут еще продолговатая штуковина с ремешком...» Мать одного инженера, владельца «Жигулей», когда хочет назвать какую-либо деталь машины, пользуется универсальным понятием «дюндик». «Дюндик» — это и винт, и болт, и шланг — все, что имеет отношение к загадочному и неведомому и поэтому безмолвному для нее техническому миру, в тайны которого ее никто не посвятил.

18

Нередко на уровне «дюндика» находится способность судить о своем и чужом внутреннем мире. Это не удивительно: в шко­ле изучение человека заканчивается на уровне его анатомии и физиологии. Психология как специальный предмет пока отсут­ствует. И вот результат — предлагают человеку, казалось бы, простое задание: ответить на вопрос «Кто я?» двадцатью словами. Двад­цать слов для характеристики своей неповторимой личности. Скуповато? Очень многим хватает и десяти.

И еще одна трудность самонаблюдения: «я-деятель» и «я-наблюдатель» не могут сосуществовать мирно и независимо друг от друга. «Я-деятель» постоянно захватывает «я-наблюдателя», и нет уже самоанализа, а есть горячая человеческая страсть.

А как же тогда с описанием своих чувств и переживаний? Выходит... Совершенно верно. Эти описания сделаны уже по памяти. Так сказать, психологическая реконструкция — это уже не столько интроспекция, сколько ретроспекция (смотрение в прошлое).

Психологи довольно быстро осознали всю ограниченность самонаблюдения как единственного метода психологии. Чтобы получить как можно более подробные сведения о психике, пси­хологам приходилось специально обучать испытуемых технике самонаблюдения, производить своеобразный отбор среди испы­туемых. Но и это не было выходом из положения, поскольку вставал вопрос об общезначимости психологических знаний, по­лученных из самонаблюдения таких «изощренных» испытуемых. Возникали и принципиальные трудности. Так, известный амери­канский психолог начала века У. Джемс отмечал, что когда он пытается сосредоточиться на собственном «я», в поле внимания попадают случайные ощущения от носа, уха и т. д. Тем самым, попытки обнаруживать своего рода тело или субстанцию «я» в акте прямого самонаблюдения не увенчались ожидавшимся успе­хом. Будущее было за объективными методами исследования психики.

Да, самонаблюдение имеет много недостатков как метод научного исследования. Его легко критиковать. Труднее обой­тись без него в любом психологическом исследовании. И оно служило и будет служить всегда его составной (но не основной!) частью. Иногда наблюдения за самим собой наталкивают психолога на замысел экспериментального исследования.

Как человек узнает, например, откуда идет звук? На первый взгляд все предельно просто: звучит музыка — мы поворачиваем голову к динамику, слышим речь — оборачиваемся к говорящему человеку. Но как же тогда в кино? Звук всегда доносится из одних и тех же динамиков, установленных по бокам экрана, а зрите­лям-слушателям кажется, что звук перемещается от персонажа к персонажу: вот заговорил один и замолчал. Потом другой — звук переместился. В правом углу экрана залаяла собака — от­туда и звук несется... Так человеку кажется. Потому что... Но

19

ведь никто об этом до той минуты не думал и, пожалуй, ничего особенного не замечал. А советский психолог С. Л. Рубинштейн заметил и задумался. Вот как это произошло.

«Заседание,— рассказывал Рубинштейн в книге «Основы общей психологии»,— происходило в очень большом радиофицированном зале. Речи выступающих передавались через несколько громкоговорителей, расположенных слева и справа вдоль стен.

Сначала, сидя сравнительно далеко, я по свойственной мне близо­рукости не разглядел выступающего и, не заметив, как он оказался на трибуне, принял его смутно видневшуюся мне фигуру за председа­теля. Голос (хорошо мне знакомый) выступавшего я отчетливо услыхал слева, он исходил из помещавшегося поблизости громкоговорителя. Через некоторое время я вдруг разглядел докладчика, точнее, заметил, что он сделал один, а затем еще несколько энергичных жестов рукой, совпавших с голосовыми ударениями, и тотчас же звук неожиданно переместился — он шел ко мне прямо спереди, от того места, где стоял докладчик».

Итак, на базе самонаблюдения у ученого возник вопрос о причинах столь странного поведения звука, и ученый стал наблю­дать за поведением слушателей — метод познания изменился.

Обратим внимание на интересную и неизбежную особенность психологического познания состояния другого человека: оно происходит на основе самонаблюдения: «для него, очевидно... как для меня».

В одном старом учебнике психологии это пояснялось таким примером. «В моем присутствии кто-либо плачет. Я думаю, что он переживает чувство страдания. Но могу ли я сказать, что я «воспринимаю» его чувство страдания? Нет, потому что я воспринимаю только ряд физических изменений... Я вижу капли жидкости, истекающие из его глаз, я вижу изменившиеся черты лица; я слышу прерывистые звуки, которые называются плачем. Кроме того, я ничего непосредственно не воспринимаю. Откуда же я знаю о существовании страдания у другого? Когда я сам раньше страдал, то у меня из глаз текли слезы, я сам издавал прерывистые звуки...»

А как изучить без данных самонаблюдения пережива­ния космонавтов во время космического полета? Что знали бы мы о психической жизни слепоглухонемых без замечательной книги слепоглухой О. И. Скороходовой «Как я воспринимаю, представляю и понимаю окружаю­щий мир», которая целиком построена на самонаблюде­ниях?

Да, самонаблюдение — старое, испытанное, хотя и да­леко не всегда надежное оружие психолога. А для каждого человека самонаблюдение — необходимый элемент самопознания и самовос­питания. Нельзя изменять себя, не рассматривая' свой внутренний мир сквозь увеличительное стекло самонаблюдения. Оно уже само по себе заставляет человека изменяться.

«Пока я снимал с себя слепок,— писал французский фило­соф М. Монтень, — мне пришлось не раз и не два ощупать и измерить себя в поисках правильных соотношений, вследствие

20

чего и самый образец приобрел большую четкость и некоторым образом усовершенствовался».

Кстати сказать, помочь сам, ребята, научиться наблюдать за собственной психической жизнью — одна из задач этой кни­ги. Попробуйте, начиная с сегодняшнего дня (в крайнем слу­чае, можно начать завтра!), например, применить такое испы­танное средство самоанализа и самопознания, как дневник. Есть замечательные образцы дневниковых книг, которые напи­сали не выдающиеся деятели пауки и культуры, а ваши сверст­ники — старшеклассники. Разумеется, они и не подозревали, что со временем их заветные тетради будут опубликованы. Это «Девушка из Кашино» — дневник Инны Константиновой, «Днев­ник Нины Костериной» и «Дневник Пети Сагайдачного». Их авторы прямо со школьной скамьи шагнули в огненный шквал Великой Отечественной войны и погибли, защищая Родину, а их дневники, ставшие книгами, продолжают жить и волновать новые поколения читателей.

Объективное наблюдение. Познать себя и психику другого человека можно только в деле, в деятельности. «Как можно познать самого себя? — спрашивал великий немецкий поэт и мыслитель П. ге и отвечал: — Только путем действия, но никогда путем созерцания. Попытайся выполнить свой долг, и ты узнаешь, что в тебе есть».

Психика и проявляется, и формируется в деятельности, да и сама она есть не что иное, как особая, психическая деятель­ность, в ходе которой человек познает окружающий мир, строит его субъективный образ, его модель. Значит, можно по внешним фактам поведения судить о внутреннем мире человека, зна­чит, в психологии можно использовать наблюдение — могучий метод современного естествознания." Каждый из нас ежедневно и ежечасно именно благодаря наблюдению судит о другом че­ловеке, о его мыслях и чувствах, о его способностях и харак­тере, о его отношениях к другим людям. И о нас точно так же судят: по нашим делам, по тому, что и как мы делаем, что и как говорим, по какому поводу хмуримся и что вызывает у нас улыбку.

Научное психологическое наблюдение — дело очень трудное и тонкое. Начнем хотя бы с такого деликатного вопроса: любят ли люди, когда за ними подглядывают, когда их специально изучают? Достаточно вспомнить, что уже маленькие дети по-разному ведут себя со своими родными и с чужими людьми.

«Ну,—• говорят смущенные родители,— наш уже выступа­ет!» При этом они не замечают, что и сами в присутствии пос­торонних ведут себя необычно: в психологическом смысле они как бы «играют» в радушных хозяев, у них появляется даже необыч­ное, «праздничное» выражение лица, изменяется манера гово­рить и т. д. Космонавт А. А. Леонов и врач В. И. Лебедев в книге «Психологические проблемы межпланетного полета», о которой мы уже упоминали, называют «публичность», необходимость все время

21

находиться под наблюдением, под чужим взглядом одной из серьез­нейших трудностей экспериментальной изоляции, которую применяют для изучения влияния одиночества на психику человека.

Когда человек знает, что за ним наблюдают, пишут они, он старается постоянно удержаться в какой-то ролевой функции и скрыть от других все то, что его обуревает в данный момент. Недаром во время опытов на изоляцию некоторые тяжело пе­реживают не столько состояние изоляции и одиночества, сколь­ко то, что за ними непрерывно наблюдают. Эта мысль, отмеча­ет одна женщина, прошедшая такие испытания, никогда не по­кидала ее и сопровождала как постоянный аккомпанемент. Испытуемая постоянно следила за собой, боясь «выглядеть не­прилично». В конце опыта ей даже стало казаться, что наблю­датели, находящиеся в аппаратной, могут читать ее мысли по лицу, глазам, мимике, по любым мелким движениям, «что она полностью раскрыта». Мысли, что о ней известно больше, чем она хотела бы, не покидали ее.

Конечно, в обычных условиях подобные переживания не до­стигают такой остроты, но в любом случае поведение человека меняется от присутствия наблюдателя, особенно такого, о ко­тором известно, что он нас изучает. Недаром психологи мечта­ют о «шапке-невидимке». Впрочем, при современной технике это более или менее достижимо — ставь незаметные телекамеры и микрофоны и наблюдай. Невидимым психолог-наблюдатель может стать и другими путями. В социальной психологии известен метод так называемого включенного наблюдения: исследователь входит в группу, которую хочет изучить, как свой человек, това­рищи (испытуемые) к нему привыкают и ведут себя естест­венно.

«Эффект присутствия» — не единственная опасность наблю­дения. Пожалуй, еще труднее избежать другого — субъективно­сти! Наблюдатель должен фиксировать только то, что действитель­но происходит, а не то, что ему кажется или что ему хочется увидеть. Рассказывают, что английский физик Э. Резерфорд даже для реги­страции физических явлений сажал несколько наблюдателей, которые не знали, какой результат ожидается.

Субъект исследования должен быть объективным. Специаль­но изучали особенности самих наблюдателей: группа квалифициро­ванных психологов наблюдала за поведением одного и того же ребенка — совпало только двадцать процентов заключений. Кому же верить? В современном кинематографе на этой субъективности построен специальный художественный прием: один и тот же случай снимается несколько раз с точки зрения разных героев. В «Расемоне» — фильме японского режиссера Акиро Куросавы да­но, кажется, около полудесятка «видений» одного и того же эпизода персонажами фильма. И каждый раз — правда. Художественная... Каждый наблюдатель видит и то, что ему показали, и то, что ему показалось.

22

Для того чтобы результаты наблюдения были объективнее, чтобы их можно было пропустить через статистический фильтр и получить психологические факты без «маски», применяется запись на кино­пленку и магнитную ленту, фотографирование, стенографирование и т. д. Но главное — это, пожалуй, хорошая программа, в которой то, что предстоит увидеть, расчленено на более или менее простые единицы. Например, для наблюдения за взаимоотношениями между маленькими детьми советский исследователь 20-х годов А. С. За-лужный разработал схему, в которой были предусмотрены, кажется, все возможные видимые и слышимые проявления. Вот по каким признакам можно было судить по этой программе об «асоциальном» поведении малыша: действия-—отворачивается (брезгливо), убега­ет, защищается; речь (вернее было бы сказать, звуки) — хнычет, плачет, кричит о помощи. Об «антисоциальном» поведении свиде­тельствуют такие признаки: действия — разрушает, отнимает, го­нится, бьет; речь — угрожает, требует, дразнит, ругается. А вот приз­наки доброжелательного поведения: действия — ласкает, показы­вает, помогает, исправляет, берет инициативу; речь — информирует, советует, критикует, призывает к сотрудничеству и т. д.

Кстати сказать, следуя даже хорошей программе, мы ничего не узнаем о причинах того, почему одного чаще бьют, а другого ласкают, что вызывает у нашего подопытного гнев, а что — ласку. Наблюдение чаще всего отвечает на вопрос «что?», вопрос «почему?» остается открытым. Да и ждать интересующее психолога явление иногда приходится очень долго.

Экспериментальный метод. Однажды студентки психологического факультета получили задание понаблюдать, как протекают у дош­кольников разные чувства: одной досталось радость, другой — пе­чаль, а третьей не повезло — ей достался испуг.

Хожу-хожу в детсад, смотрю-смотрю, а они не пугаются...— жаловалась она преподавателю.

А ты испугай — и дело с концом,— посоветовал кто-то.

Совет был, может быть, и радикальный, но совершенно не­приемлемый: в психологии действует тот же древний гуманный принцип, что и в медицине: «Не повреди». При любом психо­логическом исследовании советские ученые прежде всего учитывают интересы испытуемых: совместная работа экспериментатора и того, кого он изучает, направленная на раскрытие тайн психики, должна принести пользу не только науке, но и участникам опыта.

Путь исследования, при котором исследователь сам вызывает явление, которое будет изучаться, уже не наблюдение, а эксперимент. Это главный метод современной психологии. Он, по словам извест­ного французского психблога П. Фресса, не терпит спешки, но взамен медлительности и даже некоторой громоздкости дарует ра­дость уверенности, частичной, может быть, но окончательной.

Интересно отметить, что первые лабораторные психологические опыты, или, точнее, психологические измерения, связаны с нуждами астрономии.

23

В историю психологин вошел эпизод, связанный с увольнением некоего Киннбрука, который в конце XVIII в. работал в Гринвичской обсерватории. В обязанности Киннбрука входило определение местонахождения звезды методом Брэдли. Делалось это следующим образом. В те.лескопе есть ориентирующая координатная сетка из ряда вертикальных линий, средняя из которых совпадает с астрономическим меридианом. Киннбрук должен был, следя за движением звезды, засечь момент ее прохождения через меридиан. Таким путем удавалось установить положение звезды с'точностью до 0,1 секунды. Но Киннбрук опаздывал с определением времени прохождения звезды почти на секунду. Директор обсерватории решил, что Киннбрук недобросовестно относится к работе, и уволил его. Когда в 1816 г. знаменитый астроном Бессель прочитал об этом случае, он решил, что дело, наверное, не в небрежности, а в чем-то другом. Может быть наблюдатель вообще не в состоянии абсолютно точно определить время прохождения звезды через меридиан? Сравнив данные разных наблюдателей, Бессель пришел к выводу, что различия в расчетах могут достигать целой секунды и каждый ошибается по-своему, поскольку люди реагируют на те или иные раздражители с различной быстротой. Если такие неволь­ные ошибки измерить, получится стандартное отклонение — «личное уравнение», которое можно учесть при вычислениях.

Таким образом впервые в психологии стали измерять то качество человека, которое можно назвать скоростью реакции.

Посредством простого опыта вы можете измерить ее у себя. Возьмите длинную гладкую палку с санти­метровыми делениями. Расположите ее вертикально в ладони и заметьте, на какой отметке окажутся ва­ши пальцы. Теперь разожмите ладонь, а потом как можно быстрее постарайтесь подхватить палку. Чем быстрее вы произведете эти манипуляции, тем короче будет путь, который успеет сделать палка. Сравните свои результаты с результатами товарищей.

Если бы надо было на примере какого-то одного психического явления показать в кино все типы психологических экспериментов, следовало бы выбрать исследование памяти. Первые кадры были бы посвящены немецкому психологу Г. Эббингаузу, который около ста лет назад изобрел... бессмысленные слоги. В удобном кресле сидит испытуемый и повторяет вслед за исследователем нечто стран­ное: даг виб нум дюг рец... Или произносит парами: фоц деб, пяц дыч, мож цут... Потом экспериментатор чи­тает первый слог пары, а испытуемый отвечает ему вторым. Если вспомнит... Сколько запомнит? Надолго ли? Сколько останется в памяти через час? Два? Сутки? Иными словами, каков темп забы­вания?

В результате появилась знаменитая «кривая Эббингауза», роко­вая кривая, похожая на крутой спуск с горы: сначала стремительно летишь почти отвесно вниз — это в первый час забывается почти сорок процентов драгоценных слогов, потом плавное скольжение почти по равнине — кое-что запоминается навсегда. К сожалению, очень немногое. Кто-то сказал, что культура — это то, что остается, когда уже все забыто. К бессмысленным слогам это отношения не имеет. Зачем нужны были Эббингаузу его 2300 слогов? Он надеялся изучить память в чистом виде, память, освобожденную от

24

... смысла. В жизни далек© не все запоминается «по Эббингаузу», но это были первые истинно психологические опыты.

, Вот следующий кадр как раз с физиологией. Наше время. Монреаль. Великий канадский нейрохирург У. Пенфилд эксперимен­тирует с электростимуляцией отдельных областей мозта. Электри­ческий импульс — ив памяти больного вспыхивают поразительно яркие воспоминания прошлого. По мысли Пенфилда, когда электрод нейрохирурга случайно активизирует запись прошлого, это прош­лое развертывается последовательно, «мгновение за мгновением». Это несколько напоминает работу магнитофона или демонстрацию киноленты, на которой как бы запечатлено все, что человек некогда осознавал, то, на что он обратил внимание.

Психологические опыты в лаборатории как будто нарушают принципы, по которым построено психологическое наблюдение: испы­туемый извлекается из своей обычной, привычной жизненной колеи, он знает, что его исследуют... Приходится кое-чем жертвовать ради точности исследования.

Естественный эксперимент. А что, если соединить эксперимент и наблюдение? Взять от эксперимента точность и повторяемость, а от наблюдения — естественность и жизненность ситуации. Так строится естественный эксперимент, который создал в начале нашего века русский психолог А. Ф. Лазурский. С детьми просто играют, их просто обучают. А на самом деле... Когда человек впервые ставит перед собой задачу что-то запомнить? Как влияет она на запоминание? В каком случае дети лучше запоминают: в ситуации задания или когда умственная работа по запоминанию включается в какую-то другую деятельность?

Лучший союзник психолога во всех исследованиях детей — игра. Помогла она и на этот раз. Советская исследовательница памяти 3. М. Истомина, которая проводила опыты, давала детям запоминать слова в двух разных ситуациях, сериях. В ходе игры в детский сад экспериментатор брала на себя роль заведующего детсадом, а его помощник —• заведующего магазином. Испытуемый — дошколь­ник— получал важное поручение: сходить в магазин и купить... Дальше перечислялось несколько предметов (это были слова для запоминания): конфеты, крупа, мяч, краски, капуста, молоко и т. д. Маленькому покупателю вручались «деньги», корзинка, и он отправ­лялся в «магазин». Здесь «завмаг» спрашивал: «Что тебе поручено купить?» — и отмечал, какие слова вспомнил испытуемый, который вовсе не чувствовал себя таковым: он просто играл.

Во второй серии опытов ребенка приглашали «для. занятий». Экспериментатор просил его внимательно прослушать слова, чтобы потом вспомнить как можно больше. Слова по трудности давали такие, как и в первой серии опытов. Результаты были подвергнуты математической обработке: сложили все слова, которые запомнили дети в первой серии, поделили на число запоминавших и получен­ную среднюю цифру сравнили со средней величиной, полученной во второй серии. Результат? В игре, когда знания нужны ребенку

25

для дела, запоминается значительно больше слов, чем на занятиях. Со школьниками эксперименты часто проводятся в виде учебных занятий. Ленинградский психолог М. Н. Шардаков решил проверить, как влияет на длительность запоминания, на его продуктивность установка. Иными словами, в каком случае дольше помнится: когда учат, чтобы ответить завтра, или когда отвечать придется через длительный срок? Три группы школьников одного возраста и при­мерно одинаковых способностей порознь учили одно и то же сти­хотворение, которое повторяли одинаковое количество раз. Разница была лишь в одном: ребят первой группы предупредили, что их спросят завтра, второй — через неделю, третьей — через месяц. А спросили всех в один и тот же день через три недели... Результаты? Конечно, выгоднее учить «на месяц» — помнится дольше.

«Естественно» строятся исследования и в социаль­ной психологии. Как лучше вспоминается: когда ты на­едине с самим собой или в компании? Этот остроумный опыт, проведенный Б. Ф. Ломовым, легко повторить. Сна­чала каждому испытуемому предлагали воспроизвести начало главы «Евгения Онегина». Тех, кто помнил точно, отсеяли, а тех, кто вспомнил лишь кое-что, объединили в пары.

Вот как воспроизводили соответствующую строфу испытуемые по отдельности (буквами А и В обозначены испытуемые):

А.: Дальше говорится, что Онегин читал Гомера, Демокрита... или кого-то там другого из греков... читал Адама Смита... мы его тоже проходили... Читал Адама Смита... и что-то насчет рассуждений о политэкономии...

В.: Он изучал Адама Смита... и что-то говорит насчет того, как государство богатеет и чем живет и почему не нужно золота ему, когда там... что-то он имеет... а отец понять его не мог и земли отдавал в залог.

А вот как протекало коллективное припоминание:

А.: Зато читал Адама Смита и был политэконом...

В.: По-моему, не так. Нет слова «политэконом», тем более у Пушкина.

А.: Я тоже чувствую, что что-то не так... А как?

В.: Верно, что какой-то эконом... И был... какой-то эконом...

А.: И был ученый эконом?

В.: Кажется, «глубокий».

А.: Точно! И был глубокий эконом, т. е. умел судить о том... Оба (хором):

Как государство богатеет, И чем живет, и почему Не нужно золота ему, Когда... та-та, та-та имеет.

А.: Какой-то продукт... Как там, в натуральном хозяйстве... Какой продукт?

В.: Может, «прямой», то ли... не помню..

А.: Простой?

В.: Пожалуй.

Далее оба воспроизводят эту часть строфы точно.

А дальше делайте выводы о преимуществах и особенностях коллективного «пересочинения».

Метод тестов. С методом тестов (тест — по английски озна­чает «короткое испытание, проба») в психологии связаны большие

20

надежды и, пожалуй, еще большие разочарования. С тех пор как знаменитый английский ученый, метеоролог, генетик, криминалист и психолог, близкий родственник Ч. Дарвина Ф. Гальтон выдвинул идею точного измерения характера и умственных способностей чело­века, прошло почти сто лет. За это время создано около 10 000 разного рода тестов, с помощью которых, как надеялись их авторы, можно измерить все, что угодно,— от пригодности человека к про­фессии до психологической совместимости будущих супругов,— а дискуссия о возможностях тестирования не прекращается. К созда­нию тестов толкают психологов требования жизни. Когда надо ре­шить, каковы умственные способности человека, способен ли он спра­виться с задачами, которые предстоит решить, подходит ли он для определенной роли благодаря особенностям своего характера, нужны надежные и короткие способы проверки, тесты.

Впервые их создали французские психологи А. Вине и Т. Симон для определения умственного развития детей. Для каждого возраста предлагают серию задач и вопросов, за решение которых начисляют очки. При этом устанавливают, что в среднем, например, двенадцати­летний ребенок должен набрать сто двадцать очков. Наберешь боль­ше,— значит, по уму ты тянешь на четырнадцатилетнего, меньше — на десятилетнего. Умственный возраст может не совпадать с факти­ческим.

«Все возрасты покорны» одной общей черте — все любят срав­нивать себя с другими. А на самом деле чаще всего различия проявляются не по принципу хуже — лучше, а по принципу: иначе. Тесты этой качественной разницы не улавливают.

Как выглядят эти короткие задачи, вопросы, головоломки, все хорошо знают. За последние годы в наших газетах и лсурналах напечатано много разного рода тестов, которые называются по-раз­ному: «психологические этюды», «психологический практикум», «игра в вопросы и ответы» и т. д. У нас вышла далее целая книга английского психолога Г. Айзенка «Проверьте свои спо­собности». Это сборник тестов на интеллект, вернее, на сообразительность. Здесь изобразительные головоломки типа: выберите нужную фигуру из четырех пронумерован­ных; словесные задания — вставьте слово, которое слу­жило бы окончанием первого слова и началом второго: ОБЫ (...) КА; числовые ряды — вставьте пропущенное число: 196 (25) 324, 325 ( ) 137 и т. д. и т. п. Конечно, скорость, с которой выполняются такие задания, что-то измеряет. Но что именно? Этого пока никто не знает. Многие очень способные, остроумные и заслуженные в своем деле люди — конструкторы, математики, кибернетики и другие — признаются, что не умеют решать подобного рода задачи. Что из того? Ничего страшного. Надо потренироваться. Это значит, что фактически тесты измеряют не столько способности человека, сколько его под­готовленность, общий уровень развития и образования. Поэтому дети рабочих, воспитывавшиеся в трудных условиях, давали (а в

27

капиталистических странах и поныне дают) худшие показатели, чем дети буржуазии. Так, косвенным путем, тестовые испытания выполняют в буржуазном обществе классовое задание провести от­бор воспитывавшихся в более привилегированных условиях. Этих, детей зачисляют в лучшие школы, после окончания которых можно поступить в университет и «сделать карьеру».

Еще сложнее обстоит дело с тестами, которые призваны измерять качества личности.

Главная беда такого рода тестов в том, что они лишены серьез­ной научной основы. Но, как говорится, нам легко критиковать. Хуже, если на основе таких произвольных оценок берут или не берут на работу, зачисляют в худшую или лучшую школу и т. д. Вот как изображает такого рода испытание итальянская писатель­ница Ориана Фаллачи в юмореске «Не гожусь я в астронавты».

«Психолог перевернул страницу. На следующей была группа вопросов под заглавием «Аналогия». Отвечая на них, я должна была, не задумываясь, быстро найти то общее, что имеется между называемыми мне понятиями или предметами. Этот тест, как я слыхала, им^ет исключительное значение на экзаменах будущих американских путешественников на другие планеты.

Итак:

Апельсины, бананы?..

Фрукты.

Хорошо! Пальто, платье?

Одежда.

Хорошо... Собака, лев?

Животные.

Хорошо. Вода, воздух?

Элементы Земли.

Ошибка.

Почему?

Потому!.. Дерево, спирт?

Оба горят.

Плохо...

Почему?

■— Потому. Стебелек, бабочка?

Живые существа.

■— Плохо... Вы неточно ответили на важнейшие вопросы. Нет ничего общего у воды и воздуха, у дерева и спирта, у стебелька и бабочки!..

Затем доктор психологии перевернул еще одну страницу, и мы перешли к вопро­сам, касающимся общественных отношений. Экзаменатор предупредил, чтобы я отве­чала на них с предельной скоростью. <...>

Этим мой экзамен и закончился. Доктор закрыл книгу и холодно сообщил мне, что я отвечала очень плохо. Я слишком склонна к насмешкам и шуточкам и обладаю манерами антисоциального существа. Все это вместе доказывает чрезвычайно низ­кий уровень моего интеллекта. Он может поставить отметку 30, считая, однако, что и она слишком велика...

Чтобы вы знали,— добавил он,— средний коэффициент интеллекта у наших астронавтов около 130. Большинство имеет оценку 135 и 140... Только двое получили 123, что, впрочем, является средним показателем наших летчиков».

Вот так-то!

Сказанное вовсе не означает, что не существует серьезных.тестов, что все тесты вредны и их поиски ни к чему не ведут. И в нашей стране, и за рубежом разработаны опросники и тесты, которые

28

помогают психологам и психотерапевтам разобраться в сложных проблемах, иногда даже не осознаваемых до конца самими испы­туемыми. Особенно интересны проективные тесты.

Всем, наверное, приходилось фантазировать, глядя на причуд­ливые облака. Один видит в них верблюда или медведя, дру­гому кажется, что облако похоже на лицо в профиль, третьему... А что, если человек как бы проектирует на эти неопределенные узоры то, что его волнует? На этом предположении и построен тест Г. Роршаха. Это серия бесформенных чернильных пятен, по поводу которых человек должен сказать, на что они похожи. Потом ответы обрабатываются по определенным правилам. Вместо пятен можно предложить серию неопределенных размытых рисунков: «Посмотрите н скажите, что привело к этой ситуации, что происходит теперь и чем закончится».

Или, например, чтобы узнать, как относятся дети к детскому саду и воспитательнице, можно применить такой прием. Дошколь­нику показывают картинку — его сверстник идет в сад — и вторую — он уходит из сада. У ребенка на картинках нет лица. Испытуемый может поставить ему одно из предложенных —■ веселое или грустное. Может быть, проще спросить? Проще, но менее надежно. Уже маленькие дети часто отвечают так, как, с их точки зрения, понра­вится взрослому... Именно поэтому, кстати сказать, в психологи­ческих исследованиях часто косвенные вопросы вернее ведут к цели, чем прямые.

Экспериментальная психология — наука молодая. Идет поиск... Но как бы далеко ни продвинулась разработка психологических методов, один человек всегда будет загадкой для другого. А раз­гадка... Для этого порой требуется целая жизнь.

Самопроверка Самопознание Самовоспитание

Заседание второе

Вопросы и задания

1. Какая деятельность: сознательная или бессознательная — прояв­ляется в приведенных ниже примерах?

А. У больного белой горячкой (последствие алкоголизма) реаль­ная действительность как бы заслоняется многочисленными яркими галлюцинациями:

ему мерещатся черти, которые ругают его, строят рожи, грозят. Он видит, как на него нападают животные, насекомые, лезут на него, кусают, он как бы слышит голоса, угрожающие убить его. Спасаясь от «преследователей», он иногда получает тяжелые травмы, увечья.

23

Б. Во время сеанса гипноза испытуемому, находящемуся в гипнотическом сос­тоянии, было предложено «украсть» бумажник у товарища. Испытуемый не мог выполнить это задание гипнотизера. Между тем другие приказы — умыться, взять книгу и т. п.— испытуемый выполнял.

В. Ученик быстро и правильно умножает многозначные числа, но не помнит правила их умножения.

Г. Шестиклассник, которого поддразнивания одноклассников вывели из себя, изорвал учебники и тетради, ударил одного из товарищей.

Д. Выпускник школы поступил в педагогический институт и объясняет это тем, что он любит детей и ему нравится понятно излагать математические доказатель­ства.

2. Найдите признаки основных методов психического исследования: наблюдения

и эксперимента.

А. Изучение проводится в естественных для испытуемого условиях.

Б. Психолог активно вызывает изучаемое явление.

В. Испытуемые не знают, что стали объектом психологического изучения.

Г. Исследование проводится в специальной лаборатории с применением при­боров.

Д. Течение психического явления фиксируется с помощью специальных при­боров.

Е. Психолог не вмешивается в течение изучаемого психического явления.

Эксперимент

Попробуйте вспомнить и записать стихотворение, которое вы заучивали несколько лет назад (например, «Бородино» М. Ю. Лермонтова). Попросите сделать то же самое своего друга или подругу. Сравните записи. Теперь попытайтесь вспомнить вместе. Сделайте вывод о преимуществах коллективного вспоминания.

I

Глава 3

ЭВОЛЮЦИОННОЕ РАЗВИТИЕ ПСИХИКИ

... Без этой предыстории существование мыслящего человеческого мозга остается чудом3.

Ф. Энгельс

Человек хоть будь он трижды гением

Остается мыслящим растением.

С ним в родстве деревья и трава.

Не стыдитесь этого родства.

Вам даны до вашего рождения

Сила, стойкость, жизненность растения.

С. Я. Маршак

Рефлекторный характер психики. Маленькие дети изображают человека очень своеобразно: огромная голова с глазами и сразу — ноги. Никаких лишних, с точки зрения трехлетнего художника, деталей: «У него есть глаза, чтобы смотреть, и ноги, чтобы ходить гулять!» Мы знаем, что психика — это отражение окружающего мира в мозгу человека. Но зачем «понадобилось» эволюции такое «удвоение» мира, зачем нужна психика? Для ответа на этот стран­ный вопрос вспомним, что основное условие существования любого живого организма есть уравновешивание его с окружающей средой. Такое уравновешивание достигается благодаря тому, что на любое жизненно важное изменение в окружающей обстановке организм отвечает какой-то целесообразной приспособительной реакцией. Отсюда можно сказать, что психика — это специальный аппарат для отражения реальности и регулирования организма в соответст­вии с отраженными свойствами окружающей среды. «Отражение» по-латыни — «рефлекс». Поэтому изложенная точка зрения на пси­хику называется рефлекторной теорией.

Впервые догадку о таком характере отношения организма и среды высказал еще в XVII в. великий французский ученый Р. Декарт. Недаром И. П. Павлов поставил ему памятник на территории своего института в Колтушах, близ Ленинграда. Согласно Декарту, все движения в организме совершаются благодаря наличию нервов, «которые наподобие тончайших нитей тянутся от мозга ко всем частям прочих членов тела, причем связаны с ними так, что нельзя прикоснуться почти ни к какой части человеческого тела, чтобы тем самым оконечности нервов не пришли в движение и чтобы это движение не передалось посредством упомянутого нерва до самого мозга».

Интересно, что у Декарта можно найти намеки и на механизмы условного рефлекса. В одном из писем он писал: «На мой взгляд, представляется совершенно несомненным, что в том случае, если вы пять или шесть раз подряд отхлещете как следует собаку в тот момент, как начинают играть на скрипке, то животное станет и впредь выть и убегать при первых же звуках музыки». Впрочем,

31

мы обращаем внимание на эти намеки и понимаем их только благодаря тому, что нам известно стройное учение И. П. Павлова об условных и безусловных рефлексах. Но условные и безусловные рефлексы представляют собой закономерный ответ организма на воздействия внешней среды, который совершается посредством нервной системы.

А какова психика у живых существ, не имеющих нервной си­стемы? Как вообще развивается психика? Прежде всего отметим, что существуют как бы две истории развития психики. Во-первых, это историческое развитие (филогенез), которое охватывает мил­лионы лет эволюции, и, во-вторых, несравненно более короткая история развития психики того или иного живого существа от рождения до конца жизни (онтогенез).

Рассмотрим сначала основные ступени исторического развития психики.

Знаменитый французский палеонтолог Ж. Кювье поражал совре­менников тем, что по найденной одной-единственной кости, при­надлежащей представителю какого-либо вида вымершего вида жи­вотных, был способен восстановить, реконструировать весь скелет и нарисовать изображение целого зверя. Советский скульптор М. М. Герасимов умел по сохранившемуся черепу человека, умершего сотни лет назад, создать его скульптурный портрет. Психологи умеют по строению нервной системы «предсказывать» основ­ные формы поведения того или иного животного. И наоборот, анализ поведения дает основание для выводов о строении нервной системы. Все эти предсказания — обыкновенное чудо науки, которая, раскрывая закономерные связи строения и функций предметов и явлений окружающего мира, открывает путь для самых смелых выводов и сопоставлений. Прослеживая зависимость между строе­нием нервной системы и поведением животного, ученые обратили внимание на то, что менаду этими двумя факторами находится третий, который, собственно говоря, прежде всего и интересует пси­хологов: это характер отражения окружающей действительности. Иначе говоря, особенности психики.

Элементарная сенсорная психика. Советский психолог А. Н. Леонтьев (его книга «Проблемы развития психики» удостоена Ленинской премии) показал, что первый этап развития психики — это стадия элементарной сенсорной психики. Для животных, обла­дающих такой психикой, окружающий мир «представлен» не в виде предметов в их отношениях друг к другу, как для высших животных (в том числе и для нас с вами!), а в виде таких отдельных свойств, элементов, от которых зависит удовлетворение основных жизненных потребностей.

Такому уровню отражения соответствует на низшей сту­пени эволюционного развития сетееидная (например, у кишечнополостных) и на высшей стадии узловая, или ганглиоз-ная, нервная система (у насекомых). В качестве типичного примера такого отражения лишь некоторых, но зато жизнен-

32

но важных свойств предметов и явлений А. Н. Леонтьев рассматривает поведение паука. Как только какое-либо насе­комое попадает в паутину, паук немедленно направляется к нему и начинает опутывать его своей нитью. Что же именно вызывает эту деятельность паука и на что она направлена? Путем ряда опытов удалось установить: для паука важен только один признак — вибрация (которую производят крылья на­секомого), передающаяся по паутине. Как только вибрация крыльев прекращается, паук перестает двигаться к жертве. Пауку, так сказать, безразлично все остальное: была бы вибрация.

Попробуйте, чтобы окончательно убедиться в этом, повторить следующий опыт. Прикоснитесь к паутине зву­чащим камертоном. В ответ паук немедленно устремится к камертону, взберется на его ножки, опутает их паутиной и начнет наносить удары своими конечностями-челюстями. Вывод ясен: для паука все, что вибрирует,— пища. По­ведение паука, которое в природных условиях выглядит столь совершенным (подумать только: коварно под­стерегает жертву, специально плетет паутину и т. д.!), при изменившихся условиях совершенно бессмысленно.

В этом, как мы у&идим дальше, основная особенность так называемого инстинктивного поведения, характерного для животных с элементарной сенсорной психикой.

Перцептивная психика. Следующий этап эволюции психики А. Н. Леонтьев назвал стадией перцептивной (воспринимающей) психики. Животные, которые находятся на этой стадии, отражают окружающий мир уже не в форме отдельных элементарных ощущений, а в форме образов целостных вещей и их соотношений друг к другу. Этот уровень развития психики требует новой стадии разви­тия нервной системы — центральной нервной системы. Наряду с инстинктами в поведении таких животных основ­ную роль начинают играть навыки, усвоенные в процессе жизни каждого отдельного существа. На высших этапах поведе­ние этих животных приобретает такие особенности, которые заставляют говорить о простейшем интеллекте и приводят к хорошо известной, но далеко не разрешенной проблеме: думают ли животные?

Рассмотрим основные типы целесообразного поведения животных — инстинкты, навыки и простейший интеллект. Важное предупреждение! Вы наверняка знаете историю странствий хитроумного Одиссея, героя бессмертного эпоса про­славленного поэта древней Эллады — Гомера. Возвращаясь на корабле из Трои в родную Итаку, Одиссей испытал по пути множество самых невероятных приключений, но, пожа­луй, самое опасное испытание ждало его в Мессинском проли­ве, который стерегли два чудовища — многоглавая Сцилла и страш­ная Харибда.

2 Заказ 199 33

Выражение «между Сциллой и Харибдой» стало крыла­тым. Оно обозначает, что человека подстерегают две опасности. Именно в таком положении находится зоопсихолог (а мы с вами теперь как раз зоопсихологией и занимаем­ся), когда пытается описать и объяснить поведение животных, сравнивая его с поведением человека. Первая опасность — антропоморфизм — уподобление животных человеку (человек по-древнегречески — «антропос»): «У них все как у людей». Другая опасность — упрощенчество, когда животное рассматри­вается как некая механическая машина.

Автор широко известной «Жизни животных» немецкий натуралист А. Брем был, конечно, антропоморфистом: у него животные наделены чисто человеческими чертами. По его мнению, животные бывают храбры или боязливы, бойки или трусливы, решительны или неуверенны, честны или плуто­ваты, откровенны или замкнуты, прямы или хитры, горды или скромны, доверчивы или недоверчивы, послушны или надменны, миролюбивы или задорны, веселы или грустны, бойки или скучны, общественны или дики, дружелюбно относящи­мися друг к другу или враждебны ко всему свету. У каждого животного находил Брем человеческие качества.

А как рассказывает ваш приятель о проделках любимой собаки? Сказывается тенденция: судить по себе. Проку для науки от таких рассказов мало (ведь вопрос об особенностях психики животных здесь фактически снимается), хотя читать и слушать интересно. Недаром И. П. Павлов запрещал сотрудникам пользоваться психологической терминологией при описании поведения и переживаний животных и даже «штрафовал» за такие выражения, как «собака вспомнила», «собака решила»... Снимается научная проблема и в том случае, когда животное уподобляется машине и его поведение объясняется законами механики.

Итак, помня О двух главных опасностях, рассмотрим особен­ности инстинктов.

Инстинкты. Инстинкты, инстинктивное поведение... Эти слова широко используются не только учеными, но и в обычных жизненных ситуациях. Спросите у знакомых, что такое инстинкт. Ответы будут разные, но, пожалуй, все подчеркнут, что это такое поведение живого существа, которое не требует выуч­ки. Животное «знает», как и что делает, от рождения. Это как бы вмонтированная в психику самой природой форма реагирования на окружающий мир. В применении к человеку об инстинктивных действиях чаще всего говорят тогда, когда дей­ствия эти как бы автоматизированы, человек совершает их, еще не успев подумать: «Инстинктивно отдернул руки от пламени костра»; «Инстинктивно замахал руками и, представьте себе, поплыл» и т. д. Правда, точно так же совершает человек и хорошо заученные действия, и их, конечно, надо отличать от врожденных.

34

Инстинкты всегда интересовали человека. Поразитель­ная сложность поведения муравьев и пчел, перелеты птиц, строительство плотин бобрами — все это вызывало мысль о разуме животных, о «милости» к ним со стороны сверхъестественного «создателя» и т. д. Недаром уже в древности люди пытались разгадать тайну инстинктов. Сущест­вует рассказ о том, что легендарный законодатель древней Спарты Ликург (помните «законы Ликурга»? Вы их изучали в курсе истории древнего мира) провел следующий опыт. Он поместил двух щенков одного помета в яму, а двух других вырастил на воле в общении с собаками. Когда щенки подрос­ли, он в присутствии большого стечения народа выпустил зайца. Щенок, воспитанный на воле, бросился за зайцем, поймал и задушил его. Щенок, воспитанный в полной изоля­ции, трусливо убежал от зайца.

Этим опытом Ликург доказал согражданам, какую роль иг­рает воспитание в формировании характера, и убедил их в необходимости той системы воспитания воинов, которая получила название спартанской. Но для нас здесь важно другое — подобные опыты (их потом неоднократно повторяли) показы­вают, что не инстинктом единым определяется поведение животных и что сам инстинкт совершенствуется в процессе жизни. Впрочем, говоря об инстинктах, следует иметь в виду, что они играют разную роль в поведении животных разных видов. «Чемпионы» по инстинктивному регулиро­ванию поведения — насекомые. Именно на основе наблюде­ний за жизнью насекомых замечательный французский есте­ствоиспытатель Ж. А. Фабр создал классический десятитом­ный труд «Энтомологические воспоминания» (энтомоло­гия— наука о насекомых), в котором описаны многочисленные акты инстинктивного поведения. Вся жизнь Фабра — волнующий пример любви к природе и своему делу. ' Исследователя отличало огромное терпение (он мог ча­сами лежать на земле, возле норки какого-нибудь жука) и наблюдательность. Во все научные труды вошло его наблюдение, например, за тем, как земляная оса-сфекс охотится за сверчком, «демонстрируя» при этом слож­ность инстинктивного поведения, его силу и ... слабость. Сфекс прижимается к брюшку противника, повернувшись головой к концу его туловища.

Самое богатое воображение, восхищается неутомимый исследователь, не сочинит лучшего приема нападения. Несколько раз вкалывает сфекс жало в тело сверчка. Сначала под шею, затем в часть переднегруди и, наконец, у основания брюшка. В этих трех ударах кинжалом и обнару­живается все великолепие и непогрешимость инстинкта. Дело в том, что сфекс не убивает жертву, а только пара­лизует ее ударами в нервные узлы.- Затем парализован-

о*

ного сверчка сфекс втаскивает в норку — этими живыми кон­сервами будет питаться его личинка. «Великолепие и непог­решимость»? Да, но только в стандартных, неизменно пов­торяющихся ситуациях. Если, например, обрезать усики, за которые сфекс втаскивает сверчка в норку, «сообразительный» охотник начинает вести себя на редкость бестолково. Он оставляет жертву и отправляется за новой. Почему бы осе не ухватиться за одну из шести ножек добычи? Потому, что инстинкт — это жесткая программа, которая срабатывает только тогда, когда все внешние условия строго соблюдены и звенья ситуации последовательно, в определенном порядке, следуют друг за другом. Здесь-то и сказывается особенность элементарной сенсорной психики: животные реагируют не на предме­ты, не на целостную ситуацию, а на отдельные ее элементы. Каким бы сложным ни казался инстинкт — это всегда хотя и целесообразное в определенных условиях, но стереотипное, шаблонное, автоматическое поведение. Недаром говорят: инстинкт слеп.

Навыки. Окружающая среда постоянно задает животному нешаблонные, неожиданные задачи, и для их решения (не решишь — гибель!) в процессе эволюции возник более совершенный способ приспособления: к врожденным, «встроенным» в психику программам добавляются выученные, основанные на собственном жизненном опыте, свои, индивидуальные для каждого животного формы поведения, навыки. Вы уже догадались, конечно, что если инстинкты основаны на врожденных, безусловных рефлексах, то навыки — на приобретенных, условных.

Но и навыки имеют с точки зрения приспособления к окружающей среде ряд недостатков. Прежде всего, их выра­ботка у животных — очень длительный процесс проб и оши­бок. А ведь в природе далеко не всегда есть возможность пройти такой систематический курс обучения... Кроме того, каждый раз при каком-то изменении надо обучаться заново. Не успеешь — смерть.

Рассудочное поведение животных. И вот уже на стадии животного мира возникают зачатки высшего уровня поведе­ния — интеллект. Как выглядит такое поведение у обезьян, впервые описал немецкий ученый В. Келер. (Потом эти опыты повторялись, уточнялись и совершенствовались. Может быть, вам уже удалось посмотреть фильм «Обезьяний остров», где рассказывается об изобразительных и интересных исследованиях

советских ученых?)

На потолке клетки, в которой находится шимпанзе по кличке Султан, подвешен банан. Султан быстро прекраща­ет попытки допрыгнуть до банана, беспокойно бродит по клетке, вдруг останавливается перед ящиком, хватает его, торопливо перекатывает его под цель, залезает на него, когда он удален от цели еще примерно на полметра (по

36

горизонтали), и сейчас же, прыгнув изо всех сил, срывает банан. После подвешивания банана прошло около пяти ми­нут, промежуток между остановкой перед ящиком и первым укусом плода составлял немногие секунды, он протекал как единый целостный процесс.

В другом случае банан положили перед клеткой на таком расстоянии, что его нельзя было достать, просто

ВЫТЯНуВ руку. ;

В клетке на полу валялось несколько разных палок. После небольшого замешательства обезьяна схватила одну из палок, просунула сквозь прутья решетки, подтащила желанный плод поближе и схватила его рукой.

Во всех таких случаях, а их описано великое множество, обращает на себя внимание ряд особенностей «рассудоч­ного» поведения животных. Прежде всего, здесь нет дли­тельных проб и ошибок, правильное действие возникает как бы внезапно, сразу; далее вся операция проходит как целостный непрерывный акт. Очень важно отметить, что найденное однажды правильное решение потом всегда используется в аналогичных случаях. Исключительное значение имеет то, что обезьяна использует другие предметы (ящики, палки и т. д.) для достижения своей цели. Ее деятельность, по словам А. Н. Леонтьева, становится двухфазной: первая фаза — подготовление (устройство пирамиды из ящиков или составление из двух бамбуковых палок одной длинной), затем вторая фаза — осуществление (подтягивание палкой плода). Для выполнения такого действия необходим новый этап отра­жения окружающего: надо обнаружить связь предметов, их отношение друг к другу, надо предвидеть результаты своих действий.

Использование орудий животными. Но, может быть,

животное действует подобным образом только в искусственной, созданной человеком ситуации? Используют ли обезьяны ору­дия в естественных условиях? Удивительные по достоверности данные на этот счет получила англичанка Д. Гудолл, кото­рая изучала поведение шимпанзе в Африке. Сказать легко: изучала. Сначала ей никак не удавалось приблизиться к обезьянам. Но, научившись пользоваться звериными тропами, мужественная девушка однажды обнаружила горную вершину, вокруг которой простиралась откры­тая местность, поросшая травой и отдельными группами деревьев. Дни и ночи проводила она одна на этой вер- \ шине, наблюдая за жизнью шимпанзе. Со временем Гу- ! долл даже стала различать их «в лицо» и каждому животному дала имя. Через полгода обезьяны преодолели свой страх перед отважной исследовательницей. Ее книгу «В тени человека» невозможно читать без волнения. Вот несколько эпизодов, связан­ных с темой нашего разговора:

37

«В тот день настроение у меня было довольно подавленное: уже несколько часов бродила я по горам и не встретила ни одного шимпанзе. Направляясь к вершине, я вдруг заметила на фоне красной глины термитника знакомый черный контур... Около термитника сидел Дэвид Седобо­родый и старательно отщипывал от широкого листа шпажной травы.

Я глядела и не верила своим глазам: вот он просунул тонкую полоску в отверстие, проделанное в стенке термитника и, подержав ее там некоторое время, извлек обратно. Губами Дэвид обобрал что-то с травинки и снова принялся зондировать отверстие... Как только он исчез из виду, я кинулась к термитнику, где множество рабочих термитов уже деловито восстанавливали произведенные Дэвидом разрушения... Следуя примеру Дэвида, я засунула стебелек в отверстие, а когда вытащи­ла его обратно, на нем, крепко вцепившись челюстями, висели четыре сочных рабочих термитов и парочка солдат. Я разжевала одного из них, так как взяла за правило пробовать все, что едят шимпанзе (поистине — наука требует жертв! — Я. К-), но мне он показался совершенно безвкусным».

Дальнейшие наблюдения показали, что шимпанзе используют раз­личные предметы во время игр, во время драк и даже... в борьбе за власть, за место в стае. Так, шимпанзе по кличке Майк возвысился и стал занимать главенствующее положение следующим образом. Однажды он «завладел пустым керосиновым баком и стал всюду таскать его за собой. Прыгающий бак наделал много шума и грома и перепуганные шим­панзе спешили уступить ему дорогу. Но Майк этим не ограничился и научился управляться с тремя керосиновыми баками сразу; держа их перед собой и при демонстрации угрозы неистово колотя один о другой. Когда он, в конце концов, прекращал свою музыку, даже могучий Голиаф спешил к нему выразить свое почтение: нервно подергиваясь и склонив­шись к самой земле, он целовал, гладил и обыскивал шерсть изобрета­теля, признав таким образом его главенствующее положение...»

Ясно, что употребление животными различных пред­метов как средств для достижения каких-то целей не идет ни в какое сравнение с трудом даже первобытного челове­ка, с применением орудий. Отличия здесь очень серь­езные. Прежде всего, животные используют „_то, что случай­но попадается на глаза, орудия же труда создаются специально. При этом человек должен предвидеть, как и когда они будут использоваться. Для обезьян такое планирование, ко­нечно, невозможно. Оно превышает, так сказать, их умственные способности. Именно поэтому даже для самой со­образительной обезьяны предмет, который только что использовался в качестве орудия, теряет всякое значе­ние в любой другой ситуации. Она его не хранит и вообще теряет к нему всякий интерес. Но, может быть, самое важное отличие состоит в том, что, как писал Ф. Энгельс в работе «Роль труда в процессе превраще­ния обезьяны в человека», «ни одна обезьянья рука не изготовила когда-либо хотя бы самого грубого каменного ножа»4.

«Любознательность» животных. Одна из причин, застав­ляющих обезьяну хватать в руки палку и разные другие предметы,— любознательность, рефлекс «что такое?», как на­зывал его И. П. Павлов. Ученые установили, что животные испытывают настоящую потребность в новизне. Характерен

38

опыт: крыса в лабиринте. Налево пойдешь — найдешь пи­щу и воду. Направо — пусто, зато занятно: постоянно меня­ется освещение, цвет пола, окраска стен и т. д. Хлеба или зрелищ? Надо совершить выбор. Уже поведение животных определяется не только внешними сигналами: какой сигнал станет пусковым, вызовет ту или иную деятель­ность, зависит от внутренних условий, и прежде всего от потребностей. Оказалось, что новизна служит не менее

привлекательным стимулом, чем пища. Только очень голодное или испытывающее сильную жажду животное начи­нает явно предпочитать путь налево (хлеб и вода) пути направо (пусто, зато интересно).

Особенно развито стремление к новому, неизвестному у приматов (человекообразных обезьян). Наблюдая за тем, как обезьяна долгое время способна возиться, на­пример, с коробкой, в которой нет «никаких апельси­нов, ни яблок», И. П. Павлов утверждал, что это прояв­ление любознательности и что нелепое утверждение, будто у животных ее нет, нет в зачатке того, что есть у нас и что в конечном счете создало науку,— не отвечает действительности.

Общественное поведение животных. Вы, наверное, заметили, что в психике животных мы находим немало существенных предпосылок, на базе которых в особых условиях возникло человеческое сознание. Одной из таких предпосылок является, конечно, совместный характер существования животных и их общение между собой.

Вполне очевидно, полагал Ф. Энгельс, что «нельзя выводить происхождение человека, этого наиболее обще­ственного из всех животных, от необщественных ближайших предков»5.

Даже более примитивные животные, чем ближайшие предки человека, были вынуждены объединяться в сообще­ства для достижения главной цели — выживания. Важно по­нять, что эволюция приводит не только, так сказать, к индивидуальному усовершенствованию отдельного живого ор­ганизма, но и к возникновению «сотрудничества» между живот­ными, которое происходит в рамках семьи, роя, стаи, стада и т. д. Это «сотрудничество» направлено на выведение и сохранение потомства, оборону, борьбу с врагами, добыва­ние пищи и т. д.

Наблюдения над жизнью животных, которые стоят на раз­ных ступенях эволюционной лестницы, дает основание для интересного с психологической точки зрения вывода. Чем выше организовано животное, тем больше степеней свободы от своих собратьев имеет отдельный индивид, отдельная особь. Чем ближе к человеку, тем больше «и один в поле воин». По-видимому, на «робинзонаду», на длительное, изолированное

39

от себе подобных существование способен только человек, личность которого как бы запечатлела в себе всю историю предыдущих поколений. На другом полюсе стоят существа, вообще лишенные, так сказать, индивидуальной биографии. Только в массе, только в соединении с тысячами себе подобных обретают они возможность существовать. - Именно такое истол­кование дает французский ученый Р. Шовен загадочной сложности

жизни пчел.

Пчелиная семья, состоящая из десятков тысяч насекомых, представляет собой с этой точки зрения организм нового типа, вернее, некий «надорганизм», в котором отдель­ная пчела, как говорит ученый, всего лишь небольшая частица, не имеющая серьезного значения и почти лишенная индивидуального существования. Эта довольно остроумная ги­потеза позволяет понять всю сложность поведения общественных насекомых, сложность, поразительно не соответствующую количеству нервных клеток, которыми обладает каждое из них. Может быть, эти клетки суммируются в единую нервную систему?

Для существования сообщества животных, стоящих на бо­лее высокой ступени развития, необходим определенный порядок внутри сообщества. Так, оказывается, уже на птичьем дворе существует довольно жесткая иерархия (взаимозависимость) господства и подчинения, имеется определенная структура стаи. Эта структура устанавливается в результате постоянных турниров между обитателями курятника. Кто-то из «участников соревнования» оказывается более ловким, чем остальные. Этот победитель полу­чил наименование «альфа». «Альфа» безнаказанно раздает клевки направо и налево, ее же не клюет никто!

Что же обеспечивает «альфе» ее привилегированное по­ложение? Известный австрийский этолог (этология — наука о поведении животных) К. Лоренц считает, что в поддержании «порядка клевания» решающее значение имеют не только физическая сила, но также смелость, энергичность и даже самоуверенность отдельных особей.

Лоренц провел любопытные наблюдения за жизнью стаи галок. Оказывается, здесь споры из-за «места на общест­венной лестнице» существенным образом отличаются от раз­ногласий на птичьем дворе, где несчастные золушки «омеги» влачат поистине жалкое существование. У галок картина иная: особи, занимающие высокое положение, особенно сам «деспот», как Лоренц именует «альфу», не проявляют агрес­сивности в отношении к птицам, стоящим много ниже их. Зато они испытывают постоянное раздражение к возможным соперникам, к тем, кто стоит вместе с ними на верхних сту­пенях «пьедестала почета». Такой порядок поддерживается в стае длительное время. Но бывают и «дворцовые перевороты». Интересно, что супруга «альфы» в галочьей колонии, как утверждает Лоренц, автоматически поднимается до положе-

40

ния мужа. Необычайным во всем этом является даже не самый факт «повышения в звании», а удивительная быстрота, с которой распространяется весть о том, что маленькая самочка, золушка, дотоле третируемая почти всеми птицами, «обрела принца», стала супругой «альфы» птицы номер один. Еще более любопытно, что птица, повысившаяся в звании, знает о своем продвижении!

Читаешь эти наблюдения и только с большим трудом удерживаешься от всяких обобщений и аналогий. Вполне можно понять Р. Шовена, когда он пытается сопоставить порядки на птичьем дворе с нашими обычно человеческими проблемами. «Социология» животных, по словам Шовена, имеет в своем распоряжении еще слишком мало данных, чтобы аналогии и различия можно было четко выделить. И все же иногда как бы само напрашивается сопоставление с человеком... В любой группе детей — говорит Шо­вен — устанавливаются отношения подчинения и господства — среди школьников всегда можно выделить «альфу» и «оме­гу». Эти отношения нужно уметь распознать — хотя бы для того, чтобы защитить «омегу» от других и, быть может, «альфу» от самого себя.

Взаимоотношения в стаде обезьян представляют особый интерес. Прежде всего важно понять, что заставляет обезьян (да и других высших животных) стремиться к общению между собой. Принято думать, что животные — стопроцентные утилитаристы («практики»), они обладают только биологическими потребностями, которые единственно и способны вызвать какие-то эмоции. Оказывается, это не совсем так, а, может быть, даже и совсем не так.

Уже у животных, по наблюдениям профессора П. В. Си­монова (который, разумеется, оговаривается в скобках о том, что он отнюдь не ставит знака равенства между живот­ным и человеком), имеется класс потребностей, способ­ных вызывать положительные эмоции без некоего утили­тарного результата.

Особенно интересно для нас здесь изучение таких неутилитарных потребностей у наших ближайших «родственников», у обезьян. Ведь в конце концов, как подчеркивает известный советский зоо­психолог Н. А. Тих, потребности людей имеют глубокие биоло­гические корни в эволюции всего отряда приматов. С точки зрения исследовательницы можно говорить о возникновении у жи­вотных потребностей (а следовательно, и эмоций), которые выхо­дят за пределы биологической необходимости. Например, потреб­ность в питании уже у обезьян приобретает характер вкусового наслаждения. (Вот, оказывается, как глубоко уходят корни нашего пристрастия к лакомствам!) Разыскивание пищи тоже стало основой для возникновения особой познавательной потребности, основой «стремления к неизвестному», о которой мы уже говорили. Но

41

самое важное для понимания групповых взаимоотношений у обезьян заключается в том, что, по мнению Н. А. Тих, необходимость в стадных объединениях, вызванная инстинктом самосохранения, при­вела к развитию самостоятельной потребности к жизни среди себе подобных, в общении с членами стада. У высших обезьян изоляция из привычной «социальной» среды в ряде случаев приводила жи­вотных к гибели.

Интересно, что потребность в общении уже у обезьян избира­тельна! Ведь животные, как утверждает Лоренц, знают друг друга в лицо, так сказать, «персонально». И они совершают выбор среди других членов стада. Особенно ясно эта избирательность проявляется при устройстве семьи. Рассказывая о брачных обычаях живот­ных, Лоренц предвидит реакцию читателей, особенно тех, которые мало знакомы с психологией, привыкли рассматривать животных в той или иной мере как грубую скотину и считать, что любовь и брак у этих созданий базируется на мотивах гораздо более плотских, нежели у человека. Это, с точки зрения ученого, совершенно несправедливо в отношении тех животных, в жизни которых любовь и брак играют важную роль. Лоренц, конечно, мягко говоря, несколько увлекается (помните об опасности антро­поморфизма!), но в том, что животные, которые предназначаются в зоопарке для создания брачной пары, должны понравиться друг другу, кажется, сомневаться не приходится.

Впрочем, избирательность зачастую проявляется не только при возникновении брачных пар. Исследователи открыли у обезьян нечто очень похожее на дружбу. Видный советский зоопсихолог Н. Ю. Войтонис из наблюдений за поведением обезьян в Сухумском питомнике сделал вывод; что у них существует непосредственное стремление одних индивидов к другим. На этой основе в стаде возникают пары, которые охотнее всего вместе проводят время. Они вместе: играют, взаимно обыскивают друг друга, вместе оказывают] сопротивление агрессии.

Впрочем, было бы большим заблуждением рисовать взаимо отношения в обезьяньем стаде только розовыми красками. Группо вая структура сообщества этих животных, по-видимому, еще более! чем у других, подчиняется суровым законам господства и подчине' ния. Вместе с тем эти законы необходимы. Вожак в обезьяньем стаде обеспечивает охрану от внешних врагов и других опасностей Он объединяет подопечных в одну группу и, наконец, способствует сохранению мирных отношений в пределах стада. Советские зоа' психологи Н. Н. Ладыгина-Коте и Н. А. Тих склонны полагать что роль вожака сводится,.по существу, не к господству и подчИ' нению, а к регулирующей функции сохранения стада в целом и его! отдельных сочленов, что имеет большое значение для выживания' вида.

Кровавые поединки в борьбе за власть отмечают чаще всего те исследователи, которые наблюдали обезьян не я

42

естественных условиях, а в зоопарках. И вряд ли можно перенести выводы, полученные при изучении «группы в клетке», на весь вид. Об этом, в частности, свидетель­ствует и очень интересная книга американского уче­ного Д. Б. Шаллера «Год под знаком гориллы». Отважный исследователь вместе с женой почти два года провел в горах Восточной и Центральной Африки. Они изо дня в день наблюдали за жизнью и поведением горилл.

Шаллер заметил, что если в стаде находится больше одного самца с серебристой спиной (свидетельство зрелого возраста), то всегда существу­ет отчетливо выраженный «табель о рангах». Власть может, напри­мер, выразиться в требовании уступить дорогу на узком пути или в том, что животное, низшее по рангу, прогоняют с насиженного местечка. Вразрез с общепринятым мнением, иерархия не вызывает раздоров и распрей, а, наоборот, поддерживает мир в группе, так как она отводит каждому члену группы определенное положение: каждое животное точно знает, какое место оно занимает по отношению к любому другому животному. Самцы с серебристыми спинами доминируют над всеми другими членами группы, так как, по-видимому, размер животного и его сила являются до какой-то степени решающим фактором при установлении иерархии. По­добным же образом самки занимают главенствующее положение по отно­шению к подросткам, а последние главенствуют над теми из детенышей, которые отбились от матерей.

«Господин» терроризирует партнера почти всегда без сопротивления угне­тенного. Он является зачинщиком драк и всегда выходит победителем. Вместе с тем, «альфа» в два раза чаще других бывает инициатором игр, она более любознательна; она никогда не убегает и не пресмыкается перед другими. Но эти закономерности, установленные при наблюдениях над парами обезьян, нельзя, оказывается, распространить на большие группы, где все значитель­но сложнее.

Мы закончим наше путешествие в мир животных опытами американского ученого X. Дельгадо по эксперименталь­ной «коллективной психологии» животных.

Когда Дельгадо освоил метод вживления электродов в различные участ­ки мозга животных и получил возможность их существенно стимулировать, возникла весьма сложная проблема: как узнать, какую именно эмоцио­нальную реакцию удалось вызвать. Ведь одна и та же внешняя картина, например широко раскрытые глаза и оскаленные зубы, может быть результатом различных внутренних состояний — страха, ярости и т. д. Распознать эмоцию подопытного животного может, видимо, только его собрат по виду, который будет реагировать ■ в соответствии с внутренним содер­жанием эмоции.

Особенно успешным оказался этот метод в опытах с обезьяна'ми. В семействе макак-резусов уже знакомый нам внутренний уклад. Все подчиняется вожаку — главе семьи, самому свирепому и сильному самцу. Всю пищу забирает себе вожак, никто не смеет подойти к кормушке, пока он не насытится... Только маленьким детенышам позволяется хватать пищу из-под носа у главы семьи, да кусок-другой бросит он любимой жене.

Все меняется, когда в мозг обезьянам вводят управляемые по радио электроды. По сигналу экспериментатора отважно бросается в бой трусоватый и не однажды битый молодой самец. Другой сигнал — И вожак становится вялым и пассивным. Он без боя уступает место у кормуш-|ки. Наконец, обезьяны научаются сами «управлять» друг другом.

43

С помощью экспериментатора, конечно. Он вживляет «альфе» электроды в область мозга, которая тормозит агрессивность, а управление радиосигналами выводит на рычаг, установленный тут же в клетке. Спасаясь от гнева вожака, обезьяны мечутся по ' клетке и время от вре­мени случайно нажимают на рычаг. И (о чудо!) ■ ярость властелина немедленно утихает... Нащупав его «ахиллесову пяту», обезьяны обретают надежное орудие защиты. Теперь при первой же попыт­ке вожака напасть на какую-либо из обезьян жертва агрессии бросает­ся к рубильнику и мгновенно успокаивает разбушевавшегося «деспо­та»...

Возникновение сознания. К. Маркс писал: «Анатомия человека — ключ к анатомии обезьяны»6. Конечно, че­ловеческое общество не вырастает непосредственно из животной стаи. Его возникновение — результат гигант­ского революционного скачка.

Мы проследили этапы усложнения и совершенствования отражательной деятельности, чтобы наконец подойти к са­мому главному вопросу: как возникла высшая форма отраже-, ния — человеческое сознание?

Из курса общей биологии вам хорошо известно учение' Дарвина о происхождении человека от общего с человеко-1 образными обезьянами предка. Здесь мы подчеркнем только некоторые психологические особенности.

Много тысяч лет назад где-то на юге Азии существовали высокоразвитые человекообразные существа. Первона­чально, как и современные обезьяны, они жили на деревьях, питались плодами. Когда же условия их жизни резко изменились, наступило похолодание, насиженные места, леса и джунгли отступили, этим существам пришлось сойти на землю и вести жестокую борьбу за существование У них не было ни острых зубов, как у тигра, ни быстры^ ног, как у антилопы, ни огромной физической силы, как у мамонтов. В беспощадной борьбе за жизнь они вынуждены! были взять на вооружение иные, более действенные и более тонкие способы защиты.

Прежде всего, для того чтобы расширить свой кругозор, им пришлось выпрямиться, принять вертикальную походку. Это, в свои очередь, освободило передние конечности от ходьбы; теперь наши предки могли воспользоваться ими для других целей. Вот по„чем| Энгельс говорил, что с приобретением прямой походки был сделан решающий шаг для перехода от обезьяны к человеку.

Свободной рукой это существо, будем называть его предчело веком, могло схватить камень или палку для защиты от много численных врагов. Рукой он мог выполнять и различные примитив ные трудовые операции.

Прошли тысячи и тысячи лет, прежде чем рука при] обрела современный вид. Она стала гибкой, послушной, онз приобрела способность к самым разнообразным движениям и действиям. Но в то же время ее физические возможности

44

I

были ограничены: ею нельзя было ни свалить дерево, ни углубить пещеру, ни нанести достаточно мощный удар врагу. Другими словами, ее необходимо было дополнить, усилить, вооружить. Этими-то существенными дополнениями яви­лись орудия труда. Как мы уже говорили, различными предметами как вспомогательными средствами пользуются и обезьяны, но эти предметы (ящики, палки и т. д.) они получают в готовом виде. Самой характерной чертой человеческой деятельности стало изготов­ление орудий труда самим человеком. Тех первобытных людей, которые первыми изготовили самые примитивные каменные топоры, ученые назвали питекантропами. Сами того не подозревая, они открыли первую страницу в истории развития человечества. Уче­ные предполагают, что это знаменательное событие произошло при­мерно один миллион — восемьсот тысяч лет назад.

К каким последствиям и изменениям в психике человека привел труд?

Труд и жизнь первобытного человека неизбежно был-и коллек­тивными: в одиночку нельзя было ни вырыть достаточно обширной пещеры, ни одолеть огромного и могучего мамонта, ни изготовить ловушки для крупных зверей и т. д. Но коллективная деятельность немыслима без общения. В ходе общения первобытные люди согла­совывали действия, распределяли между собой обязанности, преду­преждали о грозящей опасности, повелевали.

Говоря словами Энгельса, появилась потребность что-то сказать друг другу. Так появляется человеческая речь и язык как средство общения.

И у стадных животных есть свои средства общения; скажем, вожак криком побуждает всю птичью стаю выполнить опреде­ленные действия: собраться вместе, отправиться в путь, опуститься на отдых, избежать встреч с врагом. Однако все эти сигналы птиц, обезьян и других животных не обозначают самих предметов и явлений, а отражают непосредственную инстинктивную реакцию животных на различные изменения в окружающей среде или в состоянии их организма.

Возникший в процессе труда человеческий язык прежде всего неизмеримо обогащает познавательные возможности человека. Слова языка обозначают не отдельные явления, скажем: воду в бочке, воду в пруду, в океане и т. д., а воду вообще, воду, как таковую. По-иному, слова обозначают це­лое понятие, в данном случае понятие «вода».

Животные, само собой разумеется, понятиями не владеют. Об этом говорят многие исследования. В одном опыте с шимпан­зе на пути к приманке был огонь. Обезьяна по кличке Рафаэль, желая завладеть апельсином, обжигалась, пока не научилась гасить огонь водой, которую она черпала из стоявшего неподалеку бака. Затем опыт усложнили. Бак ста­вили на плоту посреди пруда. Приманка была расположена "а одном плоту, а бак с водой — на другом. Огонь по-прежнему

45

мешал Рафаэлю взять апельсин. Как же поступает обезья­на? Она, как и раньше, чтобы погасить огонь, пользует­ся водой из того же бака. Удаленность бака ее не беспо­коит. Более того, Рафаэля не смущает и то, что до бака надо добираться по тонкой прогибающейся жердочке, то и дело замачивая ноги. И все же Рафаэлю так и не приходит в голову, что можно решить задачу куда проще: зачерпнуть воду из пруда. Будь у Рафаэля сознание, способное обобщать, он бы сообразил, что можно воспользоваться любой водой, независимо от того, откуда ее ни взять. Рафаэль потому-то не воспользовался имевшейся под ногами водой, что у живот­ного не было соответствующего понятия. Язык, таким обра­зом, позволяет отвлекаться от непосредственно данных представле­ний, привлекать прежние знания, сопоставлять их, сравнивать между собой — все это и есть высшая форма отражения —I мышление. Язык дает возможность передавать из поколени в поколение полученные знания.

Появление труда влечет за собой и другие преобра зования в человеческой психике. Как остроумно подметил советский философ А, Г. Спиркин, оббивая клинок своего каменного топора, первобытный человек в то же врем оттачивает и лезвие своей мысли.

Для того чтобы труд был успешным, работник долже заранее наметить себе цель, представить себе конечный результа труда. Характеризуя различия между трудом человека действиями животных, К. Маркс писал в «Капитале»: «Пау совершает операции, напоминающие операции ткача, и пчел Ж постройкой своих восковых ячеек посрамляет некоторых людей* архитекторов. Но и самый плохой архитектор от наилуч шей пчелы с самого начала отличается тем, что, прежде чеЛ строить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове»7' Таким образом, труд вызвал возникновение мышления I

воображения.

Под влиянием труда формируется и такое качество человеку как воля. В самом деле, разве можно представить себе даж] самый примитивный труд, например изготовление того же ка менного топора, без долготерпения, настойчивости, умения сосре доточиться и не отвлекаться? Далее, все удачные приемы тр)| да не должны забываться, иначе не будет движения вперед, уса вершенствования процесса труда. Следовательно, труд спо собствовал развитию памяти.

Труд вынуждает человека на довольно длительное врем: приковывать свое внимание к тому, что он делает, с те!| чтобы наиболее отчетливо воспринимать особенности предметов которые подвергаются воздействию. Наконец, в процессе труд оттачиваются и достигают тончайшей координации движени, человека.

Таким образом, в горниле труда выковались все стороны психи®

46

человека. Перечисленные процессы (внимание, память, воля, мышление) не просто усовершенствовались, но, образно выражаясь, поднялись на новую ступень — все они становятся сознательными и преднамеренно управляемыми. Теперь человек распоряжается не только принадлежащими ему предметами мате­риального мира, но и благодаря наличию у него созна­ния и воли становится хозяином собственных психических процессов.

Итак, труд в полном смысле слова создал человека как су­щество, выделившееся и возвысившееся над животным царст­вом.

Самопроверка Самопознание Самовоспитание

Заседание третье

Вопросы и задания

1. Найдите признаки инстинктивного поведения; поведения, ос­нованного на научении; рассудочного поведения.

А. Унаследованность, неосознанность, относительное постоянство

и последовательность, объективная целесообразность действий

в условиях, типичных для данного вида животных, приспособленность

действий к ограниченному кругу условий среды.

Б. Целенаправленность действий, легкая приспособляемость поведения к

изменяющимся условиям среды, зависимость характера действий от богатства

индивидуального опыта животного.

В. Безусловнорефлекториая природа действий, раннее проявление их в поведении животного, целенаправленность, легкая изменчивость и приспособляемость к новым условиям среды.

Г. Приобретенность действий в течение жизни животного, значительная упроченность их в результате многократного повторения, приспособленность действий к ограниченному кругу условий существования.

2. Какая форма поведения описана в следующих примерах? Почему вы так думаете?

А. Кайры (птицы Арктики) откладывают на площадках скал яйца и высиживают их прямо на 'земле. Когда птиц сгоняли и тут же у них на глазах передвигали яйца на расстояние в двадцать — тридцать сантиметров, птицы усаживались на старое место и грели землю, не реагируя на свое яйцо, находящееся рядом и погибающее на холоде или под дождем.

Б. В Сингапуре есть питомник, где готовят обезьян к «бота­нической» работе. Животные довольно легко запоминают около двадцати пяти слов, которыми пользуются люди, отдавая распоряжения своим

четвероногим помощникам. Обезьяны, способные забираться на вер­шины самых высоких деревьев, обламывают и приносят человеку листья и цветы для гербариев, которые другим способом достать невозможно.

В. В опытах с шимпанзе Рафаэлем корм закладывали на полку в глубине ящика. Перед приманкой зажигали спиртовку, так что широкое

47

и высокое пламя скрывало корм. Над огнем находился кран от бака с водой. Рафаэль сначала пробовал погасить огонь разными уже усвоенными при­емами, но это ему не удавалось. Случайно он увидел кран, повернул его, и хлынувшая вода погасила огонь.

Когда бак с водой был поставлен в стороне, Рафаэль после нескольких проб справился и с этой задачей. Он набрал воду в рот, выплеснул ее на огонь и овладел приманкой.

Тема для дискуссии Люди или животные?

Французский писатель Ж. Веркор в книге «Люди или животные?> описал следующую фантастическую ситуацию.

Однажды экспедиция археологов обнаружила пещеру, в которой жили человекообразные существа, названные учеными «троппи». Троппи питаются мясом, которое коптят на кострах самым примитивным образом. У них подвижные руки с длинными, хорошо развитыми пальцами. Они высекают огонь, ударяя двумя обточенными кремнями над лишайником. Членам экспедиции удалось обучить троппи нескольким словам, но связной речи у них не наблюдалось. Они произносили отдельные звукосочета­ния: одни, когда им было больно; другие — когда было радостно; третьи — когда угрожала опасность. Однако троппи удалось научить узнавать букву «п», показывая ему банки с ветчиной, на которых была написана эта буква. Он научился писать эту букву карандашом.

Троппи обтесывают камни, ударяя при этом по камню с необычай­ной точностью, отбивая от него сначала крупные, а потом все более и более мелкие кусочки. Когда же им показали, как обтесывать камень при помощи настоящего молота и долота, троппи так и не научились пользоваться долотом, но из-за молота началась настоящая ссора. Кто такие троппи ■— люди или животные? По каким признакам это можно установить?

Глава 4 РАЗВИТИЕ ПСИХИКИ РЕБЕНКА

Все мы родом из детства.

Антуан де Сент-Экзюпери

Наука о психологии детства. Нет, пожалуй, в м_ире ни­чего более удивительного, чем развитие психики под­растающего человека. Стремительно проносятся годы дет­ства, но за этот короткий срок происходят грандиозные изме­нения в психике ребенка. Из самого беспомощного на свете существа, неспособного самостоятельно удовлетворить элементарные потребности, ребенок превращается в сознательную личность, которая постигает законы развития природы и общества, становится активной преобразующей силой окружающей действительности.

Жизненный путь личности можно сравнить с полетом кос­мического корабля по орбите, которую задает человеку его время, интересы народа, высокие идеалы коммунизма. Естественная и неизбежная стартовая площадка этого корабля — семья: от точности и правильности запуска зависит успех всего полета. Достаточно на старте допустить хотя бы небольшую ошибку, чтобы курс космического корабля отклонился от заданного на сотни тысяч километров. Если продолжить это сравнение, то мы можем обнаружить и одно существенное различие: космический корабль на старте запускают специально подготовленные ученые, инженеры и техники. Ро­дители (а это высокое звание и почетную специальность получит каждый, кто сидит сегодня за школьной партой) часто такой квалификации, научных знаний не имеют. Нередко думают, что для правильного семейного воспитания достаточно здравого смысла, интуиции да опыта, который сами взрослые приоб­рели еще тогда, когда были детьми.

Чтобы бы мы сказали, если бы, к примеру, врач стал лечить нас дедовскими методами: без лабораторных анали­зов, рентгена, антибиотиков — всего того, что дает ему современная наука? Мы бы не простили такой медицин­ской неграмотности и пошли к другому врачу. Ребенок в этом смысле находится в более трудном положении: он не в состоянии «перейти» от малосведущих и неумелых родителей-воспитателей к другим, более подготовленным. Здесь есть только один правильный выход — подготовить будущих отцов и матерей к сложному и благородному делу воспитания. Чтобы управлять любым процессом (а воспитание — это во многом не что иное, как управление процессом психического развития), необходимо познать внутренние его закономерности

49

и внутреннюю структуру. Именно такой наукой, которая изучает эти законы, является детская психология.

Для того чтобы возникла специальная наука об особен­ностях психики подрастающего человека, необходимо было от­крыть одну простую истину: ребенок — это не маленький взрослый, не его уменьшенная копия; необходимо было изменить взгляд на детство. Это изменение можно просле­дить не только в науке, но и в искусстве.

Рассматривая картины старых и даже не очень старых мастеров, на которых изображены дети, можно увидеть, что даже великие художники рисовали их в то время очень своеобразно, а попросту говоря, не очень умело. Нет, с технической и, так сказать, с анатомической и физиоло­гической стороны все эти младенцы, юные принцы, инфан­ты, княжны и т. д. выписаны безукоризненно: переданы нежные оттенки цвета и тона детской кожи, прекрасно воссозданы все округлости, как живые вьются мягкие кудряшки... Но с психологической стороны все это на редкость неинтере­сно: дети выглядят либо как уменьшенные копии взрослых, либо вообще лишены личностного своеобразия. Впро­чем, в средневековой, например, живописи, как отмеча­ют специалисты, и взрослые изображались своеобразно. Не было портрета. Художники, конечно, подмечали инди­видуальные черты человеческих лиц и были способны их передать. Дело здесь не в умении, а в задачах, которые ставились перед искусством, в особенности подхода к личности у художников того времени. По отношению к детям такая антииндивидуальность сохранилась надолго. В детях не видели и не хотели видеть чего-то неповторимого и своеобразного. Конечно, можно назвать немало исключе­ний, но общая тенденция такова.

Вы знаете, что почти все крупные писатели изобра­зили детство. Но стоит подумать, когда это началось. В самом деле: когда были созданы почти все интересные книги о детстве? Не раньше XIX в.! А во второй половине этого же века появились и первые научные исследования по детской психологии. Кстати, и детей в это время художники научились изображать. Случайное совпадение? Едва ли. А что, если это отражение общего явления: люди измени­ли точку зрения на детство. На детей перестали смотреть как на невыросших взрослых, перестали, сравнивая себя с детьми, рассуждать по принципу «больше — меньше», «лучше — хуже»: взрослые рассуждают хорошо, а дети хуже; взрослые видят мир правильно, а дети нет и т. д.

Постепенно стало ясно, что у детей качественно свое­образный внутренний мир, что, как об этом прекрасно писал Л. Тол­стой, «счастливая, невозвратимая пора детства» — это пора, на­полненная такими могучими впечатлениями, такими стремлениями,

50

чье влияние человек испытывает потом всю жизнь. Некоторые ученые даже переоценивали роль тех влечений, которые переживает ребенок, в последующем формировании личности. Но главным было другое — перед взрослыми как бы заново открылась неведомая прежде страна — Детство!

Колумбами этой страны стали писатели и художники. А вслед за первопроходцами пришли ученые, историки детства: психологи, которые всю жизнь посвятили его изуче­нию. Порой их так и именуют — детские психологи. И слова «дет­ский психолог» звучат ничуть не менее почетно, чем «инженерный» или даже «космический психолог».

Крупнейший детский психолог современности швейцарский уче­ный Ж- Пиаже рассказал в лекции на XVIII Международном психологическом конгрессе, который проходил в Москве в 1966 г., о встречах с гениальным физиком А. Эйнштейном. Вначале ученый встретил Эйнштейна на маленьком симпозиуме в 1928 г. в горах, где участники виделись каждый день и могли говорить обо всем, и затем незадолго до его смерти, в Институте высших исследований Оппенгеймера в Принстоне, где Пиаже провел три месяца. Эйнштейн, которого все интересовало, заставил его в Принстоне рассказать ему об опытах, обнаруживших отсутствие у ребенка понятий сохра­нения материи, тяжести, переменных величин. Он восхищался запоз­далым формированием понятий сохранения (у детей в возрасте между семью и одиннадцатью годами) и сложностью производимых операций (об этих опытах мы еще будем говорить). «Как это трудно,— часто восклицал он,— насколько психология труднее фи­зики!»

И сотни людей, которые слушали в этот вечер Пиаже, сочув­ственно, понимающе и благодарно вздохнули — ведь все они были психологами и хорошо знали, как нелегко человеку осуществить завет, начертанный еще древними греками на Дельфийском храме: «Познай самого себя».

Пиаже удалось проложить путь в неведомую страну детско­го видения мира. Его исследования развития детского познания составляют, по словам известных советских психологов П. Я. Галь­перина и Д. Б. Эльконина, одно из самых значительных, если не самое значительное явление современной психологии.

И в то же время описания опытов Пиаже могут на первый взгляд показаться слишком уж простыми и обыденными: здесь вы не увидите ни чудес современной техники, ни головокружительных математических формул. Психолог «просто» беседует с ребенком об окружающем мире, пространстве и времени, движении и коли­честве, о человеческих делах и поступках. Или показывает ему всякие простые вещи и просит их сравнить...

Способен ли ребенок сделать вывод, который бы противоречил очевидности? Пусть мнимой, но хотя бы вроде той, которая застав­ляла людей миллионы лет думать, что солнце «ходит вокруг земли»... Но на этот раз речь идет о луне.

51

В Женеве, рассказывал Пиаже, было опрошено много детей младше семи лет. Они считают, что луна следует за ними вечером, и Пиаже видел, как некоторые из них проделывали своего рода контрольные действия: они входили в магазин, а выходя из него, смотрели, ждет ли их луна. Некоторые, например, пробегали целый квартал, пока луна была скрыта от них за домами, чтобы убедиться, что луна еще видна, когда они выходили на поперечную их движе­нию улицу... Опрашиваемые дети были очень удивлены, когда Пиаже спросил, идет ли луна также следом и за ним (ответ: «Ну, разу­меется!»). На вопрос, что будет с луной, если он пойдет от А до В, а ребенок от В к А, последовал ответ: «Она, наверное, пойдет сначала за вами, но потом непременно меня догонит». К семи-восьми годам эта вера исчезает, и ученый встречал детей, которые помнили, каким образом это происходит (или, по крайней мере, находили для этого подходящее объяснение): «У меня в школе были друзья,— говорил, например, семилетний маль­чик,— и я понял, что луна не может идти за всеми на­ми сразу; это только кажется, что она следует за нами, но это неправда».

Множество кропотливых наблюдений и простых, но убедительных экспериментов позволили Пиаже открыть важные законы развития человеческого мышления. И может быть, важнейший из них можно сформулировать так: сначала было дело! Наши умственные дей­ствия и операции не даны нам в готовом виде. Они формируются в процессе практических действий ребенка с предметами.

А вот пример исследований, которые помогли уче­ному обнаружить явления, по предложению совет­ских психологов названные «феноменами Пиаже». Эти опыты показали, что у детей-дошкольников нет понятия сохранения вещества, количества и т. д. Де­тям-дошкольникам даются совсем простые задания (такие задания названы теперь «задачами Пиаже»). Надо, например, выбрать из корзины столько яиц, сколько специальных подставок-рюмочек стояло на столе. Против каждой рюмочки дети клали по одному яйцу. Получилось два парал­лельных ряда из восьми яиц и восьми рюмочек.

00000000

В этом случае ребята совершенно свободно устанавливали, что предметов одинаковое количество. Но нарушим это наглядное со­ответствие: поставим рюмочки компактной группой или сложим

52

яйца в одну кучу. В первом случае дети заявляют, что больше яиц, а во втором,— что больше рюмочек. Оказывается, понятие количества здесь "еще неразрывно связано с занимаемым местом.

I .! I I I I I 1

Очень легко повторить и другие задачи Пиаже. Возьмите два сосуда — один высокий и узкий, а дру­гой широкий и низкий. Налейте в широкий сосуд во­ды, а потом попросите какого-нибудь дошкольника пе­релить эту воду в высокий сосуд. И удивительная вещь: хотя ваш подопытный сам переливает ту же самую воду, он скажет, что в узком сосуде воды стало боль­ше, чем было в широком. У ребенка нет понятия о посто­янстве количества вещества.

Пиаже считает, что эти факты доказывают существо­вание неизменных стадий в развитии детского мышления. Но неизменных ли? Оказы­вается, нет. Советские психо­логи показали, что при спе­циальном обучении дети спо­собны давать правильные от­веты.

Как образно выразился один из первых советских дет­ских психологов Л. С. Выгот­ский, обучение ведет за собой развитие, а не плетется у него в хвосте.

Всемирную известность получили и «клинические» беседы Пиаже, в которых он выяснял, как дети рассуждают на всякие трудные темы. Вот как рассуждает пятилетняя Барб о снах:

Видишь ли ты когда-нибудь сны?

Да, мне снилось, что у меня в руке дырка.

Правильны ли сны?

Нет, это картины (образы), которые мы видим...

Когда ты видишь сон, глаза у тебя открыты или закрыты?

Закрыты.

Л могу ли я увидеть твой сон?

53

Нет, вы были слишком далеко.

А твоя мама?

Да, но она зажигает свет.

Где находится сон — в комнате или внутри тебя?

Он не у меня внутри: ведь тогда бы я не смогла его увидеть!

А твоя мама могла бы его увидеть?

Нет, ее нет в моей комнате — только моя маленькая сестричка

спит со мной.

Как часто мы слышим подобные детские рассуждения, но... Впрочем, здесь можно вспомнить, что миллионы людей до Архи­меда видели, как вода в ванне при погружении в нее подымается; за­мечали до Ньютона, как падают на землю яблоки; наблюдали до Пав­лова, что у собак при виде мяса текут слюнки... А сколько замечатель­ных открытий, наверное, встречают они на каждом шагу! Надо «толь­ко» уметь искать...

Возрастные периоды развития психики ребенка. История детства тоже имеет свои законы, свои эпохи, периоды, стадии, кризисы и да­же «возрастные революции».

Возрастные ступени развития, считал Л. С. Выготский, можно было бы сравнить с историческими ступенями или эпохами в раз­витии человечества, с эволюционными эпохами в развитии органи­ческой жизни или с геологическими эпохами в истории развития Земли. Развитие ребенка и есть не что иное, как постоянный переход от одной возрастной ступени к другой, связанный с изменением в строении личности ребенка. Таким образом, по словам Выготского, перед нами раскрывается совершенно закономерная, полная глубо­чайшего смысла и ясная картина. Критические возраста перемежают стабильные. Первые являются переломными пунктами в развитии, лишний раз подтверждая то, что развитие ребенка есть диалекти­ческий процесс, в котором переход от одной ступени к другой совер­шается не эволюционным, а революционным путем.

Классическая триада: детство, отрочество и юность — в науке расшифровывается в более подробной периодизации: период ново-рожденности — от момента рождения до одного-двух месяцев; мла­денчество — первый год жизни; раннее детство — второй и третий го­ды жизни; дошкольное детство — от трех до шести лет; младший школьный возраст — от шести до десяти-одиннадцати лет; подрост­ковый возраст — от одиннадцати-двенадцати до четырнадцати-пятнадцати лет; ранняя юность — до семнадцати лет.

В чем же проявляется «кризис» при переходе от одного возраста к другому? Ребенок, который до этого был спокойным и покладистым, «вдруг» начинает бунтовать. Чего же он хочет? В разные эпохи, в раз­ные периоды детства — разного. Но разница эта относительна, и все «возрастные революции» кое в чем похожи друг на друга.

Впервые дети начинают, по выражению взрослых, «показывать характер» при переходе от младенчества к раннему детству, когда «демонстрант» отпраздновал двенадцатимесячный юбилей своего

существования.

Советский психолог Н. А. Менчинская, которая специально вела

54

подробный дневник развития собственного сына, передает сводку с места событий. Один год пять месяцев: «В ответ на запрещение («нельзя») проявляет упорство и упорно пытается повторить ка­кую-нибудь шалость. Только путем отвлечения удается прервать то или иное упрямое желание. Иногда в ответ на запрещение начинает капризно плакать, бросается на пол, дергает руками и ногами, но такие истерики бывают с ним нечасто. Его легко и быстро удается отвлечь от шалостей».

Причина этих первых, да и всех последующих, возрастных «кри­зисов» — назревшее противоречие между новыми потребностями ре­бенка и старыми условиями их удовлетворения, которые его уже не устраивают.

В самом деле, примерно к году ребенок уже обретает кое-какую самостоятельность — начинает ходить, познает сложный мир предме­тов, вступает в разнообразные отношения со взрослыми. Особенно резко повышается стремление к общению с ними. А вот средств для такого общения и не хватает — еще не сформировалась, не разви­лась речь. Создается впечатление, что ребенок в состоянии сказать больше, чем способен выразить. Да и то, что он говорит, взрослые не всегда понимают. Порой нужен «переводчик». Люди говорят на разных языках, а это, как известно, часто вызывает конфликты. Бла­годаря этому противоречию в развитии психики происходит поистине великое событие: дети усваивают язык, овладевают речью. Противо­речие разрешается. До поры до времени. А именно, до первой серьез­ной «революции», которая назревает к концу третьего года жизни. Человек прожил три года. Много или мало?

Чтобы установить это, английский психолог Ф. Гу-динаф придумала очень простой, но выразительный и легко воспроизводимый опыт. Испытуемым (ими легко могут быть читатели и знакомые тех любознательных читателей, которые сами захотят стать экспериментато­рами) дается примерно такая инструкция: «Пос­тарайтесь возможно более ясно представить себе новорожденного младенца... что он умеет, а че­го не умеет делать. А теперь подумайте о взрослом человеке. Рассмотрите подробно, что он способен делать, в особенности из того, что принято считать признаками интеллекта... Теперь вернем­ся к отправному пункту, к новорожденному. Пройдитесь медленно по возрастной шкале и на каждой ступени спрашивайте себя: на кого больше похож типичный ребенок этого возраста тем, что он способен делать,— на взрослого или на новорожденного? Про­должайте это занятие до тех пор, пока вы не найдете возраст, в котором, по вашему мнению, сходства и различия так точно уравновешивают друг друга, что трудно отдать предпочтение тем или другим».

Удивительный результат, который чаще всего можно получить: три года. Первые три года, а потом целая жизнь! Конечно, здесь не­которые преувеличения, но и они вызваны параболической траекто-

55

рией личной истории человека в эти первые годы. Действительно, маленький человек уже говорит о себе «я», да и вообще он говорит! Говорит много, охотно, правильно... Он прекрасно двигается, многое умеет делать, он основательно отделился от взрослого. Он, по выра­жению французского психолога Р. Заззо, не только давно умеет любить и бояться, но и силой, свойственной слабым, с гневом и капри­зами упорно проявляет свою личность, демонстрирует, на что он спо­собен.

Для того чтобы понять, вошел ли ребенок в эту эпоху своего детства, не обязательно смотреть в метрики (тем более, что темп пси­хического развития часто не соответствует календарным срокам). У этого возраста есть свой пароль — любимое выражение ребенка здесь: «Я сам!» На что взрослые отвечают не менее традиционным: «Нельзя!»

Лозунги выставлены — стороны вступают в неравный бой, где по­беда взрослых над стремлением ребенка к самостоятельности равна их педагогическому поражению: на выходе либо безвольный и мало­инициативный слюнтяй, либо упрямый и жестокий самодур...

Впрочем, нельзя процесс воспитания описывать как сводку с театра военных действий. Чаще всего взрослые находят правильные пути, когда жажда самостоятельности удовлетворяется без взрывов и бунтов. «Революция» может пройти мирным путем. Но для этого взрослые должны быть хорошими стратегами и тактиками. Без «во­оруженной борьбы» при этих условиях может обойтись и следующий возрастной кризис, который назревает при переходе к подростковому возрасту. Этот период недаром называют переходным. И не потому, что мальчики или девочки переходят из начальной школы в сред­нюю,— совершается переход от детства к взрослости. Главное стрем­ление подростка (ученые называют его чувством взрослости) заклю­чается в том, что они хотят быть и считаться взрослыми.

Исторический характер возрастной периодизации. Современное членение человеческой жизни на эпохи и периоды кажется настолько естественным и вечным, что трудно себе представить какой-либо, иной вариант. Привычное трио: детство, отрочество и юность — как будто столь же незыблемо, как весна, лето, осень, зима... А на самом деле все здесь не так просто.

Зададим себе вопрос, который только на первый взгляд может по­казаться праздным: зачем нужно детство? Допустимо ли в наш стре­мительный век, когда хронически не хватает времени на освоение лавинообразного потока информации, а тем более на ее умножение и . практическое использование, допустимо ли (и не лучше ли?) тратить десяток первых лет на игры, на доктора Айболита, на палочки-счита-лочки? Может быть, безнадежно устарел поэтический лозунг: «Иг­райте же дети, резвитесь на воле, на то вам и красное детство дано»? Специальные исследования и сопоставления показали, что детство как особый, качественно своеобразный период существования живых существ — это продукт эволюции, а человеческое детство еще и ре­зультат исторического развития общества. Оказывается, чем выше

56

стоит вид на эволюционной лестнице, тем длиннее период детства. У низших животных практически вообще нет детства — то прими­тивное существование, которое им предстоит вести, не требует спе­циальной эпохи прижизненной подготовки от каждого существа. Хва­тает фонда наследственных приспособительных реакций (инстинктов). Человеческое дитя потому и появляется на свет самым беспо­мощным по сравнению со всеми остальными детенышами, что ему предстоит освоить, присвоить огромные богатства культуры, которые до его рождения накопили предыдущие поколения. Человек свобо­ден от окостеневших инстинктивных программ поведения. Каждое поколение готово усвоить любую новую программу и внести в нее свой вклад. Бедность человеческого ребенка на первых этапах детства — это условие его будущего богатства, это возможности, которые будут реализованы в дальнейшем.

Человеческое детство не только продукт эволюции, но и резуль­тат исторического развития. Д. Б. Эльконин показал, что детство и его непременный спутник — ролевая игра — связаны с уровнем развития производительных сил общества. Детство самого челове­чества почти не оставляло места для, так сказать, индивидуального детства каждого члена первобытного сообщества. В ту далекую исто­рическую эпоху дети еще не составляли специальной, относительно изолированной группы, жизнь которой идет по своим законам, как к этому привыкли в наши дни. Простота общественного производства позволяла детям прямо включаться в его процесс в качестве полно­правных участников. В обществах, которые стоят на низких этапах развития, дети быстро становятся самостоятельными. Например, ис­следователь коряков С. Н. Стебницкий на основе наблюдений, прове­денных в 20-е годы нашего столетия, отмечал, что резкого деления на детей и взрослых у них нет. Дети — равноправные и равноуважаемые члены общества. За общей беседой их слова выслушиваются так же внимательно, как и речь взрослого. Кстати, вы помните некрасовского мужичка-с-ноготок: «А кой тебе годик? — Шестой миновал...». Кста­ти сказать, едва ли нынешний его сверстник с чувством собственного достоинства гордо заявит: «Семья-то большая, да два человека всего мужиков-то — отец мой да я,..» Этот «взрослый» уровень самосозна­ния у крестьянских детей сравнительно недавнего прошлого связан с тем, что у них, говоря словами А. П. Чехова, в детстве не было дет­ства: они слишком рано вступали в период взрослости, где основная деятельность уже не игра, а труд.

Именно ведущая деятельность человека определяет стадию его личной истории. Здесь одинаково вредны и перескок через период, и искусственная задержка.

Сензитивные периоды развития. Почему нельзя стать хорошим фигуристом или артистом балета, если не приступить к обучению с дошкольного детства? Почему двухлетний ребенок легко усваивает любой язык, а люди постарше после нескольких лет штудирования иностранного не могут блеснуть его свободным владением?

Все дело в том, что психологическое развитие не протекает плав-

57

но и равномерно. В определенные периоды жизни человек особенно чувствителен к определенным педагогическим воздействиям или, как говорят психологи, сензитивен к ним. Например, во второй и третий годы жизни человек молниеносно овладевает языком именно потому, что в этот период он сензитивен к лингвистическим явлениям. Каких успехов могли бы достичь люди, если бы ученые разгадали тайну основных сензитивных периодов, если бы родители и педагоги точно знали, когда чему следует учить! Но это дело будущего, а пока неред­ко упускаетсй золотое время и возможности к творческому развитию не реализуются. Происходит то, что ученые обозначили страшнова­тым термином — НУВЭРС — необратимое угасание возможностей эф­фективного развития способностей. Необратимое — вот что ужасно. Не исключено, что в недалеком будущем возникнет особая отрасль педагогики — эмбриональная педагогика — наука о прямом и кос­венном (через психику и организм матери) воздействии на форми­рование психики человека в период его эмбрионального развития. Не исключено, что необычная действенность обучения, скорость и прочность усвоения и стремительность темпов развития в сензи-тивные, критические периоды имеют общие биологические меха­низмы с удивительным явлением молниеносного обучения у живот­ных, которое получило название импринтинг — запечатление. Обна­ружено оно немецким биологом Д. Хейнротом, который наблюдал за поведением инкубаторных гусят. Он подсадил недавно вылупив­шихся гусят- к взрослой гусыне, ожидая, что они последуют за ней (разумеется, гуськом!). Как же велико было его изумление, когда гусята пошли не за гусыней, а за ним самим, пошли (гуськом), не отставая от него ни на шаг!

Позднее этот факт был многократно воспроизведен и проверен многими исследователями. Особенно впечатляют опыты К. Лоренца. Есть фотографии: впереди шагает Лоренц, а за ним — послушный выводок; эрзац-мама входит в воду, плывет — приемыши за ним. Оказывается, в первые минуты жизни молодого животного в его па­мяти неизгладимо запечатлевается образ первого попавшегося на глаза движущегося предмета, и за этим предметом отныне детеныш будет повсюду следовать. Неважно, человек ли это, гусыня, мяч, по­душка, коробка — главное, чтобы объект (он получил название «имп-ринтинг-объект») двигался. И это первое впечатление уже невозмож-; но стереть. Оно на всю жизнь! Не здесь ли разгадка силы первых впечатлений?

Переносить явления, обнаруженные в опытах над животными, на человека крайне опасно. Но трудно удержаться. Известный совет­ский генетик академик Б. Л. Астауров считает, что и у человека неко­торые свойства психики в порядке так называемого импринтинга, или запечатления, возникают в первые дни, месяцы и годы после рожде­ния и утверждаются на всю жизнь. С его точки зрения, существуют данные и мнения, что именно этот механизм срабатывает в тот кри­тический период, когда человек сензитивен к любви. И вот идеальный образ, единственной или единственного любимого запечатлевается и

58

всецело овладевает сознанием (любовь с первого взгляда и на всю жизнь).

Так рушатся мировые загадки. И в поведении пушкинской Тать­яны отныне все ясно: наступил сензитивный для любви момент: «По­ра пришла — она влюбилась». В кого? В первый попавший в поле зрения «импринтинг-объект». Им-то и оказался Евгений Онегин: «Ты чуть вошел, я вмиг узнала. Вся обомлела, запылала и в мыслях молвила: «Вот он!» Классически точное описание запечатления!

О, если бы существовал СЕНЗИТОМЕТР! Люди бы точно знали не только то, когда и чему учить, но и могли бы прогнозировать тот опасный момент, когда лучше вообще не выходить из дому и смотреть только на достойные импринтинга, т. е. первой любви, объекты. А мо­жет быть, лучше не надо такой запрограммированности?

Роль наследственности, среды и воспитания в развитии психики ребенка. «И все-таки против природы не пойдешь. Каким уродился, таким и будет... Яблочко от яблоньки недалеко катится».— «Сказки это. От учителей все зависит».— «А я думаю — от компании: с кем поведешься, от того и наберешься!»

Наверное, каждому приходилось слышать подобные суждения. В самом деле, почему все-таки люди, которые рождаются на первый взгляд совершенно похожими, с течением времени становятся такими разными? Как сочетаются в борьбе за будущего человека три зна­менитых кита — наследственность, среда и воспитание?

Начнем с влияния наследственности. Мы уже знаем, что чело­век — существо одновременно и биологическое, и социальное. Но как уживаются, взаимодействуют в конкретной личности эти два начала? Вопрос очень сложный. Недаром один психолог жаловался: когда он слышит, будто человек — существо биосоциальное., ему представляется кошмарное чудище, нечто вроде кентавра: голова че­ловеческая, туловище лошадиное или львиное, как у сфинкса. В за­гадку этой двойственности стремятся проникнуть легионы ученых уже сотни лет.

Прежде всего, важно отметить, что советская психология и педа­гогика отрицают ту теорию наследственности, согласно которой все черты личности человека, его моральный облик и способности пред­определены генами, полученными от предков. Будет ли человек доб­рым или злым, смелым или трусом, трудолюбивым или лентяем — все по этой теории заранее программируется наследственными задатка­ми. Это весьма вредная теория. Прежде всего, она нередко представ­ляет собой ширму для тех, кто не хочет или не умеет воспитывать других и самого себя: все недостатки списываются ссылкой на «дур­ную наследственность», против которой человек бессилен. Иногда даже дети незаметно для окружающих усваивают «теорию наследст­венности»:

Нет, Мария Ивановна,— говорит пятиклассница учительни­це,— уж вы и не старайтесь научить меня математике: моя мама ма­тематику не понимала, сестра старшая всегда по этому предмету двойки получала. Неспособные мы к математике!

,.

59

Теория наследственности вредна и в политическом отношении: она провозглашает «природное» неравенство способностей людей различных рас и национальностей. Расисты, например, считают, что представители белой расы обладают хорошей наследствен­ностью, а чернокожие — плохой. Отсюда первые должны господс­твовать над вторыми. И жизнь, и педагогический опыт, и наука убедительно опровергают эти измышления. К какой бы расе или национальности ни принадлежал ребенок, он может при соответ­ствующих условиях достичь высоких уровней развития. В психо­логической литературе описывается такой характерный случай. Экспедиция французского ученого Ж- Веляра обнаружила в деревушке, затерянной в глубине лесов Центральной Америки, брошенную на произвол судьбы маленькую девочку, которую поз­же назвали Мари Ивонн. Она принадлежала к племени гваяки-лов — самому отсталому на земном шаре. Девочку привезли в Париж, поместили в школу, в результате она превратилась в интеллигентную и культурную женщину.

Да и на наших глазах представители ранее отсталых афри­канских племен успешно овладевают в учебных заведениях Со­ветского Союза высотами человеческой культуры, на деле опровер­гая буржуазную теорию наследственности.

Это совсем не означает, что мы вообще отрицаем наследствен­ность, т. е. способность живых существ передавать последующим поколениям свои основные признаки.

Великая роль наследственности прежде всего в том, что мы по наследству получаем человеческий организм, человеческую нерв­ную систему, человеческий мозг и органы чувств.

А может быть, если у живого существа высокоорганизованный мозг, человеческие условия жизни и самоотверженные и умелые воспитатели, оно сможет стать человеком, хотя родилось шим­панзе? Немало ученых пытались ответить на этот вопрос. Н. Н. Ла-дыгина-Котс воспитывала маленького шимпанзе Иони с полутора до четырех лет в своей семье. Детеныш пользовался полной сво­бодой. В его распоряжении были самые различные вещи, игруш­ки — все, что окружает человеческого ребенка. Его приемная мама' всячески пыталась научить его человеческим действиям, и особен­но речи. Все особенности его поведения она фиксировала в дневни-' ке. А через десять лет исследовательница провела точно такие же1 наблюдения за своим сыном. Так возникла книга «Дитя шимпанзе и дитя человека в их инстинктах, эмоциях, иг-'^ рах, привычках и выразительных движениях». В развитии обоих малышей обнаружилось много общего, прежде все­го в играх и эмоциональных проявлениях. Но несравненно больше оказалось различий: Иони так и не овладел верти­кальной походкой, не смог научиться членораздельной речи и трудовым действиям. Такие же результаты получили и другие-исследователи.

Как отмечает Я- Дембовский, рано или поздно каждый воспи-1

60

туемый шимпанзе должен окончить свой век в клетке, закрытой на крепкий и нелегко открываемый замок. Надо родиться человеком!

Но чтобы стать человеком, одной биологической наследственности мало. Нужна наследственность социальная — необходимо жить сре­ди людей, дети должны общаться со взрослыми. Это так естественно, что даже не замечается.

Ведущим фактором в процессе развития личности является воспи­тание, т. е. целенаправленное управление деятельностью и общением ребенка взрослыми людьми. Именно взрослые связывают ребенка с окружающей средой, устанавливают его отношения и с миром чело­веческой культуры, и с другими людьми. Особую, ни с чем не сравни­мую роль в развитии ребенка играют родители, семья.

Когда же возникают взаимоотношения ребенка со взрослыми? Многие скажут: «Конечно, после того как ребенок родился!» Но не следует спешить. Ведь будущий ребенок — это целый переворот в жизни матери, в жизни всей семьи. Можно предположить, что у буду­щей матери еще до замужества вырабатывается определенное отно­шение к будущему ребенку. Оно складывается под влиянием собст­венного опыта жизни в семье. Иной раз девушка считает, что в ее семье не все ладно и, когда она станет женой и матерью, она будет по-иному воспитывать своего ребенка. Или, наоборот, она считает, что вот так и следует вести семейный корабль, как ведет его ее мать. Когда образуется новая семья, здесь возникает и свое отношение к будущему ребенку. Ну, начнем хотя бы с ожиданий. Кого ждут — мальчика или девочку? И кто кого ждет? Дальше большое значение в определении отношения к будущему ребенку имеет целый ряд обстоятельств: первый это ребенок или последний, желанный или не очень своевременный с точки зрения кого-то из родителей. Огромное значение имеют и взаимоотношения между супругами...

Итак, ребенка еще нет, а отношение к нему уже возникло. Конеч­но, потом оно может измениться, но едва ли исчезнет без следа. В психике человека редко что-либо исчезает бесследно, особенно глубо­кие переживания такого рода. Эти переживания еще мало изучены учеными, зато хорошо описаны в художественной литературе. Вспом­ните, как по-разному относятся к будущему ребенку две героини ро­мана Л. Толстого «Анна Каренина» — Кити, окруженная любовью и вниманием мужа и всех домочадцев, и Долли, семейные и финансо­вые дела которой расстроены, муж ведет легкомысленную жизнь, а многочисленные дети болеют и «проявляют гадкие наклонности». Новый этап в отношении к ребенку наступает в тот период, когда будущая мать носит его под сердцем. Обратимся опять к тому же ро­ману Л. Толстого. Вот как описаны переживания Кити перед прибли­жающимися родами:

«И доктор, и акушерка, и Долли, и мать, и в особенности Левин, без ужаса не могший думать о приближавшемся, начинали испыты­вать нетерпение и беспокойство; одна Кити чувствовала себя совер­шенно спокойною и счастливою.

61

Она теперь ясно сознавала зарождение в себе нового чувства люб­ви к будущему, отчасти для нее уже настоящему ребенку и с наслаж­дением прислушивалась к этому чувству. Он теперь уже не был впол­не частью ее, а иногда жил и своею независимою от нее жизнью. Час­то ей бывало больно от этого, но вместе с тем хотелось смеяться от странной новой радости».

Конечно, любая мать знает все эти чувства даже лучше, чем ве­ликий психолог Лев Толстой, но здесь важно обратить внимание на еще одно существенное обстоятельство и проиллюстрировать его опять-таки строками из его другого романа «Воскресение», где писа­тель показывает, как непосредственно связаны отношения матери к будущему ребенку и ее взаимоотношения с отцом этого ребенка. Сто­ит перечитать волнующие строки «Воскресения», в которых речь идет о переживаниях Катюши Масловой:

«До этой ночи, пока она надеялась на то, что он (Нехлюдов.— Я. К.) заедет, она не только не тяготилась ребенком, которого носила под сердцем, но часто удивленно умилялась на его мягкие, а иногда порывистые движения в себе. Но с этой ночи все стало другое. И буду­щий ребенок стал только одной помехой».

Но непреоборима сила нарождающейся материнской любви к не появившемуся еще ребенку. Именно эта любовь удерживает Катюшу от повторения трагического финала Анны Карениной («под вагон — и кончено») в ту страшную ночь, когда Нехлюдов проехал мимо. Итак, ребенок еще не родился, а отношение к нему уже возникло, он уже стал источником ярких и значительных переживаний.

Отношение возникло, но общения, т. е. процесса обоюдного обме­на чувствами, впечатлениями, информацией, еще, конечно, нет. Оно возникает после появления ребенка на свет, да и то не сразу. Но почти в первые дни жизни среди людей маленький человек начинает испы­тывать не только потребность в пище, воздухе и движениях. Его мозг испытывает могучую потребность в новых впечатлениях, в новой информации. Есть специальные исследования, в которых доказы­вается, что, если ребенку недостает новых впечатлений, его мозг развивается плохо, ребенок может даже заболеть. Ему надо на что-то смотреть, что-то слушать, к чему-то прикасаться — и все эти первые сведения об окружающем мире доставляют ему взрослые, и в первую очередь, конечно, мать.

Интересно наблюдать за поведением матери в момент, когда она ухаживает за ребенком. Сама того не замечая, она почти безостано­вочно с ним о чем-то говорит, поет, а иногда даже читает любимые стихи. И младенец в ответ затихает, успокаивается, как будто прислу­шивается. Это еще не общение, но абсолютно необходимая к тому подготовка. И вот в конце первого месяца жизни происходит значи­тельное событие — ребенок впервые ответил на ласку взрослого — и этот ответ — улыбка. Улыбка — это его первый эмоциональный отк­лик, начальный момент появления общения.

Наша детская психология за последние годы действительно силь­но помолодела. Еще совсем недавно считалось, что «психология» на-

62

чинается, ну хотя бы тогда, когда ребенок заговорил, а до этого сплошная «медицина*. Кстати сказать, и воспитательные учреждения для самых маленьких относились к медицинскому ведомству. Теперь даже ясли находятся в ведомстве народного образования —■ уже са­мых маленьких надо не только кормить и лечить, но и воспитывать. А где воспитание, там психология. Недаром великий русский педа­гог К. Д- Ушинский говорил, что каждый педагог — психолог. Это не столько утверждение, сколько пожелание, требование. И первыми психологами должны стать первые воспитатели ребенка — его роди­тели. Можно надеяться, что скоро, прежде чем устраивать торжество во Дворце бракосочетания, будущие родители, жених и невеста, пройдут педагогическую и психологическую школу. Но пока такой школы нет. И поэтому важна для всех проблема первой улыбки. Вот что говорит о первой улыбке советский психолог М. И. Лисина, кото­рая долгие годы изучала самых-самых маленьких. Она считает, что в некоторых обстоятельствах улыбка ребенка означает приглашение к общению, попытку завязать со взрослыми контакт.

Теперь уже не только взрослый как-то относится к ребенку, но и ребенок тоже начинает относиться ко взрослому — появляются взаимоотношения. Потом к улыбке присоединяется гуление, лепет. Ведь ребенок не молча улыбается. Он произносит какие-то непонят­ные, но радостные звуки (ученые утверждают, что в них заключена фонетика всех языков Земли), весело двигает ручками и ножками, как будто весь тянется к взрослому. Эти такие естественные и при­вычные действия получили в науке специальное название — комп­лекс оживления. Маленький человек доступными ему средствами общается с нами, взрослыми людьми. Так появляется первая в исто­рии каждого человека малая группа, в которую входят, с одной сто­роны, самые близкие взрослые, а с другой — дитя. Именно эта груп­па, как мы уже говорили,— стартовая площадка, с которой начина­ется сложная траектория жизненного пути каждого человека.

Иногда удивляются, почему в одной и той же на первый взгляд среде, например в одной семье, формируются люди с разным нравст­венно-психическим обликом, развиваются разные личности? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо уточнить само понятие среды для развития личности. В самом деле, что является «строительным мате­риалом» личности — все, что окружает ребенка, или только опреде­ленные элементы окружающего? Очень убедительный ответ на этот счет содержат наблюдения ученых за развитием однояйцевых близне­цов. Эти данные особенно ценны еще и потому, что такие близнецы совершенно аналогичны по наследственности и все различия, кото­рые у них обнаруживаются на протяжении жизни, зависят только от среды и воспитания. И вот оказывается, в одной и той же обстановке, в одной семье из таких близнецов вырастают люди, похожие друг на друга внешне, но различные по психологическим качествам. Дело в том, что в пределах одной и той же внешней среды, например семьи, каждый ребенок как бы создает вокруг себя обстановку, личностную микросреду, сложную сетку отношений с другими детьми, братьями

63

и сестрами, а также со взрослыми членами семьи. При этом даже небольшая на первый взгляд разница в отношениях родителей к тому или иному ребенку может привести к заметным различиям в развитии его личности.

В книге советских психологов А. Г. Ковалева и В. Н. Мя-сищева «Психологические особенности человека», посвя­щенной формированию характера, рассказывается, как по-разному сложились характеры двух девушек-близнецов толь­ко потому, что каждой из них в семье было определено раз­ное место. Одну из девочек с раннего детства стали называть старшей сестрой, ей поручалось присматривать «за млад­шей», отвечать за ее поведение и первой включаться в выполнение разных поручений. Авторы считают, что различие отношений роди­телей к детям определяет й различие их характеров даже тогда, когда они живут и воспитываются в одних и тех же условиях и имеют одни и те же природные задатки, как это бывает у однояйцевых близ­нецов.

Конечно, сказанное о близнецах в еще большей степени относится к обычным детям, братьям и сестрам. Взаимоотношения с родителями, как показали специальные исследования, во многом определяют ка­чества личности подрастающего человека. Особенно чувствительны к различным ситуациям в этом плане подростки, которые всегда очень остро переживают конфликты и расстройства взаимоотношений с родителями.

Воспитание и самовоспитание. Из того, что главную роль в форми­ровании личности и характера человека играет воспитание, вовсе не следует, что сам подрастающий человек пассивен, что он всего лишь объект внешних воздействий и не зависящей от его воли наследствен­ности. Напротив, одной из основных задач воспитания является как раз выработка у ребенка стремления к самовоспитанию, самоусовер­шенствованию. Уже дошкольники задумываются над тем, «что такое хорошо и что такое плохо», и принимают историческое решение (историческое без всяких кавычек!): «Буду делать хорошо и не буду плохо». Задача «создания самого себя» особенно важна в наше вре­мя, когда отмечается процесс ускорения развития детей, так назы­ваемая акселерация, которую иногда называют загадкой XX века. Сам термин образован от латинского слова ассе1егаИо, что озна­чает «ускорение». С 30-х годев нашего столетия ученые стали заме­чать, что от десятилетия к десятилетию средний рост детей увеличи­вается, а половое созревание наступает все в более раннем возрасте. При этом ускорение роста наблюдается уже на стадии внутриутроб­ного развития: средняя длина новорожденных за последние сто лет увеличилась на пять-шесть сантиметров. За последние сорок — сорок пять лет темп увеличения роста детей и подростков резко возрос до пяти сантиметров за десятилетие. Недаром современные четырнадца­тилетние подростки выглядят, как прежде выглядели восемнадцати­летние юноши. Акселерация охватила весь земной шар: она отмечает­ся в самых различных климатических зонах планеты, во всех националь-

64

ных и социальных группах населения, при разнообразных условиях развития и воспитания детей. Сильнее всего выражена акселерация в больших городах, несколько ниже — в средних и маленьких и еще меньше — в сельской местности. Так, за последние тридцать — трид­цать пять лет у подростков Москвы средний рост увеличился на семь — одиннадцать, в Ярославле — на пять — десять, а в селах Московской области — на четыре — семь сантиметров.

По поводу причины акселерации высказано немало гипотез: по­лагают, что дети сейчас часто бывают на солнце, лучше питаются и больше потребляют витаминов, все больше подвергаются раздра­жающему темпу современной жизни, чаще смотрят телевизор, кино, слушают радио. В качестве причины акселерации упоминают также улучшение медицинского обслуживания, повышение фона радиации Земли и т. д. Но как бы там ни было, это явление существует и создает серьезные проблемы. Прежде всего, возникает вопрос, ускоряются ли темпы психического и нравственного развития? Становятся ли дети не только выше и крупнее, но и умнее, добрее, честнее?

Есть некоторые основания считать, что интеллектуальное разви­тие детей также несколько ускорилось, правда, далеко не в таких пропорциях, как физическое. Дети стали больше знать, чем их ро­дители в этом же возрасте. Это и не удивительно: ведь все наше общество продвинулось вперед, семья стала несравненно более куль­турной. Дети буквально купаются в потоках новой информации, кото­рая поступает не только из уст учителей и других взрослых, но и с экрана телевизоров, из радиоприемников; во много раз увеличились тиражи книг, газет, журналов, рассчитанных на детей, и т. д. Правда, надо иметь в виду, что само по себе количество знаний, которыми располагает ребенок, не определяет уровня его умственного развития. Еще более сложный вопрос о влиянии акселерации на нравствен­ное развитие детей. Нередко совсем взрослые с виду подростки обна­руживают невысокий уровень нравственного развития. Как говорит­ся, и «глупые», и «умные» могут быть и добрыми, и честными, и тру­долюбивыми, а могут быть жестокими, лживыми, ленивыми. Это за­висит не только от понимания моральных норм, но и от того, насколько эти нормы стали собственной потребностью человека, его привычкой. А это, в свою очередь, зависит от воспитания й от собственного нрав­ственного опыта, от активности нравственной позиции юношей и деву­шек.

Способности и стремление к самовоспитанию особенно уси­ливаются в годы ранней юности. Ведь именно в прекрасную пору юности, когда так много происходит впервые, человек начинает всерьез задумываться над особенностями своего субъективного, или, по словам поэта Е. Евтушенко, «тайного, личного мира», над своим местом среди людей. Именно теперь в каждом из вас, уважаемые старшеклассники, происходит огромная, но внешне почти незаметная перемена — из объекта воспитания вы превращаетесь в субъект вос­питания, вернее, самовоспитания. Это проявляется в повседневных жизненных ситуациях, которые хорошо понятны и знакомы каждому.

3 Заказ 199 65

Проведем умственный эксперимент: давайте подумаем, чем каждый из вас сегодня отличается от себя же, ну хотя три года назад. Внешние изменения видны, так сказать, простым глазом: человек вырос — еще бы — акселерация! О юноше говорят: «Возмужал», о девушке: «Стала женст­венной». Изменился голос, номер обуви и одежды. Другой стала и сама одежда... А теперь о более важных, внутрен­них, изменениях: память обогатилась новыми знаниями о природе и обществе, вы научились рассуждать, сравнивать, анали­зировать, обобщать, «смотреть в корень». Но и это еще не все и, мо-1 жет быть, даже не самое главное. Главное — это появление новых чувств и переживаний, собственных идеалов, убеждений, материали­стического мировоззрения, появление нового отношения к окружаю­щим и к самому себе. Отсюда изменение отношений со взрослыми. Прежде отношения строились чаще всего по формуле: «Я говорю — ты слушай и исполняй». Теперь эта формула вызывает внутренний (а иногда и внешний) протест. Человек вырос — это значит: он уже сам начал строить себя по той модели, образцу, идеалу, который выбрал сам. Пока этого не произошло, рано считать себя взрослым, считать себя личностью, сколько бы лет вам ни было. Порой человек уже и паспорт имеет, и на работу поступил, и семьей обзавелся, а взрослым по-настоящему так и не стал, говоря словами известного драматурга В. С. Розова,— «не состоялся».

Чем раньше подрастающий человек осознает свои психологичес­кие особенности, тем раньше начинает появляться у него особого рода забота — забота о формировании собственной личности, появляется потребность в самовоспитании, в деятельности, направленной на из­менение своей личности.

Мотивом этой деятельности, ее внутренним побудителем, может быть стремление достичь поставленной цели, желание не отстать от других, пример товарища, мечта быть похожим на любимого литера­турного героя и т. д. В любом случае для самовоспитания необходимы конкретные психологические знания о самом себе, об «устройстве» и законах работы того сверхсложного «механизма» (а это собствен­ная психика, собственный внутренний мир), который вы собираетесь усовершенствовать.

Самопознание первый шаг к самовоспитанию. Недаром опуб­ликованные и неопубликованные дневники юношей и девушек бук­вально наполнены размышлениями о своем характере. Чаще всего эти размышления проникнуты духом недовольства собой. Человек вни­мательно посмотрел на самого себя, вернее, всмотрелся в самого себя, и то, что он увидел, ему не понравилось. Дальше намечается програм­ма самоулучшения, появляется самоотчет о ее выполнении, самопро­верка, выводы об успехах и неудачах... И так всю жизнь.

Перелистаем страницы некоторых дневников. «Теперь же,— за­писывает Л. Н. Толстой,— когда я занимаюсь развитием своих спо­собностей, по дневнику я буду в состоянии судить о ходе этого разви­тия». Анализ собственных психологических особенностей заставляет

66

автора дневника подвергнуть себя резкой критике: «Я дурен собой, неловок... скучен для других, нескромен, нетерпим (тЫёгап!) и стыдлив как ребенок.— Я почти невежда. Что я знаю, тому я выучил­ся кое-как сам, урывками, без связи, без толку и то так мало. Я не­воздержан, нерешителен, непостоянен, глупо-тщеславен и пылок, как все бесхарактерные люди. Я не храбр. Я неаккуратен в жизни и так ленив, что праздность сделалась для меня почти неодолимой при­вычкой.— Я умен, но ум мой еще иногда ни на чем не был основатель­но испытан. У меня нет ни ума практического, ни ума светского, ни ума делового.— Я честен, т. е. люблю добро, сделал привычку любить его; и когда отклоняюсь от него, бываю недоволен собой и возвра­щаюсь к нему с удовольствием; но есть вещи, которые я люблю боль­ше добра — славу».

Итак, два «С» состоялись — самопроверка и самоанализ, а вот и третье «С» — программа самовоспитания — правила, которым Л. Н. Толстой считал необходимым следовать: «1) Что назначено не­пременно исполнить, то исполняй, несмотря ни на что. 2) Что испол­няешь, исполняй хорошо. 3) Никогда не справляйся в книге, ежели что-нибудь^забыл, а старайся сам припомнить. 4) Заставь постоянно ум твой действовать со всею ему возможною силою...» «Важнее все­го для меня в жизни исправление от трех главных пороков: бес (ха­рактерность), раздр(ажительность) и лень».

А вот правила, которые сформулировал для себя в юности К. Д. Ушинский:

«1, Спокойствие совершенное, по крайней мере внешнее.

2. Прямота в словах и поступках.

3. Обдуманность действия.

4. Решительность.

5. Не говорить о себе без нужды ни одного слова.

6. Не проводить времени бессознательно; делать то, что хочешь, а не то, что случится.

7. Издерживать только на необходимое или приятное, а не по страсти издерживать.

8. Каждый вечер добросовестно давать отчет о своих поступках.

9. Ни разу не хвастать ни тем, что было, ни тем, что есть,, ни тем, что будет.

10. Никому не показывать этого журнала».

Впрочем,.факты свидетельствуют о том, что порой успешно зани­маются самовоспитанием и те, кто не ведет систематических дневни­ковых записей. У каждого складываются свои методы самоанализа, самопознания и самовоспитания. Для их выработки большую помощь могут оказать книги по психологии: и та, которую вы те­перь читаете, и те, которые, может быть, прочитали рань-: ше. Для начала советуем познакомиться с книгами: К- К- Платонов. «Занимательная психология»; А. В. Пет­ровский. «Популярные беседы о психологии»; В. Л. Леей. «Искусство быть собой»; Б. С. Алякринский. «О таланте и способностях» и другими.

3* , 67

Иногда спрашивают: много ли у нас книг по психологии? На этот вопрос не так просто ответить, как кажется. Вообще-то немало. Спи­сок можно составить даже очень длинный. Но проведем эксперимент: попробуйте достать что-либо из этого списка в библиотеке... Все ясно? Спрос, как говорится, значительно превышает предложение. Так что ряд важных качеств — настойчивость, терпение, находчивость и сообразительность — вы можете воспитать у себя уже в процессе... охоты за книгой.

Счастливого вам поиска!

Самопроверка Самопознание Самовоспитание

Заседание четвертое

Вопросы и задания

1. По каким признакам можно установить возраст ребенка, не ■лядывая в метрику?

2. Какие особенности поведения известных вам подростков сви-•ельствуют о появлении у них чувства взрослости?

3. Назовите имена художников, поэтов, писателей, которые изобрази­ли в своем творчестве детство.

4. Проведите с младшими братьями и сестрами опыты с «задачами Пиаже».

5. Каких знаний не хватало герою известной сказки А. С. Пушкина, царю Салтану, который поверил следующему клеветническому заявлению ткачихи, по­варихи и сватьи-бабы Бабарихи: «Родила царица в ночь не то сына, не то дочь, не мышонка, не лягушку, а неведому зверюшку»?

6. Вспомните художественные произведения, в которых описаны случаи «вос­питания» детей животными. Оцените научную достоверность этих описаний.

Тема для дискуссии

Вы, конечно, помните, что в наказание за совершенные зло­деяния один из персонажей романа Ж. Верна «Дети капитана Гранта» был высажен на необитаемый остров. «Джон Мангале заранее распорядился перевезти на остров несколько ящиков с консервами, одежду, инструменты, оружие, а также запас пороха и пуль. Таким образом, боцман получил возможность работать • и, работая, переродиться. У него было все необходимое, даже книги». Почему, когда все же произошло «чудо» и герои другого романа Ж. Верна «Таинственный остров» через много лет нашли Айртона, обнаружилось, что он потерял человеческий облик, превратился в «белую обезьяну»? Почему не осущест­вилась надежда гуманных героев автора на то, что Айртон сможет, «работая, пере­родиться»?

Почему Робинзону Крузо, который оказался в более тяжелом положении, удалось сохранить человеческий интеллект и достоинство?

Тема для диспута

, «Имеем ли мы право называть себя взрослыми?»

58

Раздел II

ПОЗНАВАТЕЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ЛИЧНОСТИ

ЦЕЛОСТНОСТЬ И ЕДИНСТВО ПСИХИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕКА

Мы уже знаем, что такое психика, какими методами ее изу­чают, как она развивается. Теперь предстоит самое главное — ра­зобраться в основных блоках, частях, из которых построен внут­ренний мир человека. Мы знаем, что психика — это сложная отражательная деятельность мозга. Но окружающий мир может отражаться человеком по-разному. Например, о форме предмета мы узнаем, взглянув на него или ощупав, а для того чтобы проник­нуть в структуру атома, надо провести длительные исследования и построить сложную систему рассуждений. В первом случае го­ворят о непосредственном отражении, во втором — об опосредо­ванном. В первом случае результатом отражения будет наглядный образ, во втором — понятия и умозаключения.

Как указывал В. И. Ленин, «от живого созерцания к абстракт­ному мышлению и от него к практике — таков диалектический путь познания истины, познания объективной реальности»8.

Окружающий мир может отражаться в нашей психике и в виде тех или иных эмоций, переживаний, в виде стремлений и желаний. Наши действия и поступки тоже по-своему отражают действитель­ность. Наконец, индивидуальные особенности человека — черты его личности, черты характера — не что иное, как своеобразное отражение его жизни и деятельности.

Существует немало попыток создать классификацию психи­ческих явлений. Издавна принято, например, деление психики на познание, чувства и волю.

Познание, познавательная деятельность, подразделяется, в свою очередь, на ощущения и восприятия, память, мышление и воображение. Без такого расчленения невозможно конкретно изу­чить психическую деятельность человека. В любой науке, чтобы изучить явление, надо его как бы остановить и разложить на со­ставные части. И всегда такая операция таит в себе опасность: по­рой легко забыть, что на самом деле в реальной действительности таких отдельных частей нет, а есть целостное, единое явление, которое только мысленно разделено.

В нашей науке, психологии, эта опасность особенно велика. В жизни не бывает так, чтобы человек сначала ощущал, потом вос-

69

принимал, потом запоминал, потом переходил к размышлению и фантазированию; чтобы он отдельно испытывал эмоции и прини­мал решения, проявлял волю, темперамент и характер и т. д. Все это сливается в единый поток психической жизни, где все взаимо­связано, где все друг в друга переливается, друг от друга зависит. А главная сложность в том, что и направление, и сила, и скорость, и все остальные характерные особенности этого потока, все особен­ности психики конкретного человека зависят от строения его личности, от мотивов и целей его деятельности, от занимаемого им места в об­ществе и т. д. Даже самые на первый взгляд простые проявления психики зависят от особенности всей, целостной личности. Об этом мы еще будем говорить, а пока один пример из детской психологии.

У дошкольников изучали остроту зрения с помощью колец Лан-дольдта. Кольца Ландольдта — это окружности разного диаметра с разрывом. Человек, у которого проверяют зрение, должен ска­зать, где находится разрыв — справа, слева, сверху или снизу. Сначала измерили, с какого расстояния дети способны опреде­лить разрыв в кольце при обычных условиях опыта, т. е. когда ребяти­шек просили внимательно смотреть и постараться увидеть, где колечко разорвано. После этого ребенку предлагали игру в охоту. С ним уславливались, что он будет разведчиком, что его посылают уз­нать, где находятся дикие звери. А узнать об этом можно по положе­нию разрыва в кольце: с какой стороны окошечко, там и зверя надо искать. Звери пугливы, и надо как можно раньше узнать, где же они сидят. Значит, надо постараться увидеть разрыв в кольце с возможно большего расстояния. Маленькому охотнику говорили, что он, конечно, не подведет и хорошо справится с заданием. Лучшим охотникам была обещана награда.

В чем разница между двумя сериями эксперимента? Кольца Лан­дольдта были одинаковы, освещение тоже, испытуемые те же самые... Различие только в одном — в мотивации, в отношении малень­кого человека к задаче. И вот оказалось, что эти личностные пси­хологические факторы очень существенно повлияли на остроту зре­ния почти у всех детей: особенно отличились те, кто быстро и актив­но вошел в роль охотника. Вадим в обычных условиях смог уви­деть разрыв в кольце с расстояния в 350, а в игре разглядел с 475 сан­тиметров. Прирост составил 125 сантиметров! В среднем острота зрения у всех испытуемых пяти-семилетнего возраста повысилась в условиях игры почти на 30 процентов.

С подобным влиянием личностного фактора мы будем встре­чаться на каждом шагу, и этому не надо удивляться. И время от времени об этом придется напоминать. Постараемся только, чтобы наши напоминания не выглядели так, как в сказке Р. Киплинга «Откуда у кита такая глотка». Кит на свою беду решил съесть Мо­ряка, который потерпел кораблекрушение и сидел на плоту среди моря. О Моряке сказано: «Только и одежи на нем, что синие хол­щовые гитаны да подтяжки (не забудь про эти подтяжки, мой маль­чик!), да охотничий нож». Дальше эти подтяжки не упускаются

70

из виду ни на минуту. Киплинг на разные лады повторяет (и всегда в скобках!): «Смотри же, мой мальчик, не забудь про подтяжки!»; «Пожалуйста, не забудь про подтяжки, мой милый!»; «Надеюсь, ты не забыл про подтяжки?» Что касается Моряка, то он и в животе у Кита не терял времени даром: «Ножиком расколол свой плот на тонкие лучинки, сложил их крест-накрест и крепко связал под­тяжками (теперь ты понимаешь, почему тебе не следовало забывать про подтяжки!), у него получилась решетка, которой он и загородил Киту горло».

То, что мы тоже время от времени будем напоминать о целост­ности психики человека, о личностном характере психических про­цессов, впоследствии пригодится для того, чтобы из отдельных пси­хических явлений «связать» понятие о человеческой личности. Иначе можно оказаться в положении незадачливого мастера, кото­рый разобрал часы, старательно описал все винтики, пружинки и шестеренки, но не понял, как действует целый механизм, и собрать их воедино так и не смог.

Итак, еще раз: психическая жизнь личности так же целостна и неразделима, как могучий водный поток... Но это не значит, что нельзя изучать физические свойства, химический состав воды, ее температуру и скорость движения... Примерно так же и мы попы­таемся изучить отдельные свойства психики, не забывая об услов­ности этой операции разделения.

Глава 5

ОЩУЩЕНИЯ И ВОСПРИЯТИЕ

Тоньше и тоньше становятся чувства,

Их уж не пять, а шесть.

Но человек .уже хочет иного

Лучше того, что есть.

Знать о причинах, которые скрыты,

Тайные ведать пути

Этому чувству, шестому, на смену,

Чувство седьмое, расти!

Л. Мартынов

Понятие об ощущении и восприятии. Тепло и холод, цвета и звуки, запахи и вкус, гладкость и шероховатость и многие, мно­гие другие качества, признаки, свойства окружающих предметов и явлений мы познаем благодаря особому психическому процес­су — ощущению. Характерная особенность ощущений — их сию­минутность, непосредственность. Ощущение это отражение от­дельных свойств предметов и явлений, непосредственно воздей­ствующих в данный момент на органы чувств. Подчеркнем еще одну отличительную черту этого психического процесса: благо­даря ощущениям мы познаем отдельные качества и свойства пред­метов и явлений. Впрочем, в реальной жизни трудно выделить ощу­щения, так сказать, в чистом виде. Они всегда переживаются как свойства того или иного целостного предмета или явления: крас­ное знамя, прохладный ветерок, душистая роза, сладкий мед и т. д. и т. п.

Ощущения входят в структуру более сложного психологиче­ского процесса — восприятия. Восприятие это отражение пред­метов и явлений в целом при их непосредственном воздействии на органы чувств. Ощущения и восприятия неразрывно связаны друг с другом.

Из курса анатомии и физиологии вы знаете, что физиологи­ческим аппаратом ощущений служат анализаторы, которые состоят из рецептора (глаз, ухо, вкусовые луковицы, расположенные на по­верхности языка, и т. д.), нервных путей и соответствующего участка мозга. Для возникновения ощущений необходимо, во-первых, чтобы было, что ощущать: какой-то, предмет, явление; далее, предмет дол­жен воздействовать на рецептор своим определенным свойством — цветом, поверхностью, температурой, вкусом или запахом. Воздейст­вие может быть контактным (вы прикасаетесь пальцем к предмету или кладете его на язык) или дистантным (вы видите далекие звез­ды, слышите голос товарища, ощущаете запах моря). Однако оно обязательно раздражает специальные чувствительные клетки ре­цептора. Раздражение физический процесс, но под его воздей-- ствием в нервных клетках возникает возбуждение физиологичес­кий процесс, который, как вы помните, по афферентным нервным волокнам передается в соответствующий участок мозга. Только

72

здесь этот физиологический процесс превращается в психический, и человек ощущает то или иное свойство предмета или явления. Чувствительность и пороги. Для возникновения ощу­щения необходимо, чтобы раздражение достигло опреде­ленной силы, определенной величины. В этом легко убе­диться. Всыпьте в полстакана воды несколько крупинок сахара. Попробуйте. Не сладко? Мало сахара. Сила раз­дражителя недостаточна. Понемногу досыпайте сахар и пробуйте. Наконец, вы ощутите, что вода стала чуть-чуть ■сладковатой.

Простые подсчеты позволяют сделать вывод о том, что для воз­никновения первого ощущения понадобилось столько-то сахара на сто граммов воды. Эта минимальная величина раздражителя, вызы­вающая едва заметное ощущение, называется нижним абсолют­ным порогом чувствительности.

Если опыт одновременно проводили несколько человек, может случиться, что один испытуемый уже заявил: «Сладко», а для дру­гих потребность добавить еще несколько крупинок. Это озна­чает, что у первого более высокая чувствительность вкусового ана­лизатора. Между абсолютной чувствительностью и ее порогом обратная пропорциональная зависимость: чем меньше величина по­рога, тем выше чувствительность.

Существует и верхний порог чувствительности: это наиболь­шая величина раздражителя, при которой еще сохраняется данное ощущение. За этим порогом свет уже ослепляет.

Стакан со сладкой водой пригодится и для уста­новления другой закономерности ощущений — диффе­ренциального порога чувствительности, или порога различения. Добавьте в стакан несколько крупинок сахара. Заметили разницу? Еще немного, еще... Стало чуть-чуть слаще? Если от конечной величины раздра­жителя теперь отнять начальную, можно выяснить на какую часть исходной величины пришлось изменить силу раздражителя, чтобы ощутить разницу. Это минимальное различие между двумя раздражителями, которое вызывает едва заметное различие ощущений, и есть дифференциальный порог чувствительности (порог различения). Для каждого вида ощу­щений данная величина более или менее постоянна. Например, чтобы заметить разницу в весе, надо к первоначальной величине добавить или отнять 7зо первоначальной; для слуховых ощуще­ний порог составляет '/ю, а для зрительных — '/юо первоначаль­ной величины.

Величина порогов чувствительности зависит от многих причин. Особенно влияют на повышение чувствительности характер деятель­ности человека, его интересы, мотивы (вспомним, как изменилась острота зрения у дошкольников под влиянием новой задачи!), про­фессия,, тренированность и т. д. Например, текстильщики разли­чают до сорока оттенков черного цвета, а мы с вами только два-

73

три. Трудно состязаться в умении различать музыкальные звуки со скрипачом, а вкусы и запахи — с дегустатором. Впрочем, для того чтобы развить у себя высокую чувствительность, не обязательно быть профессионалом. К. И. Чуковский вспоминает, что у писателя А. И. Куприна было обоняние «звериное».

Однажды Куприну устроили своеобразный экзамен. Подали несколько маленьких дынь и предложили распознать по их вкусу и запаху, не глядя на кожуру, к какому сорту принадлежит каждая ды­ня. Он нюхал и пробовал каждую с видом ученого дегустатора и отве­чал безошибочно.

Познавательная роль ощущений и восприятий. Наше «я» «под­ключено» к окружающему миру через органы чувств. В. И. Ленин с одобрением цитировал слова французского писателя-мыслителя Дидро: «Наши чувства — клавиши, по которым ударяет окружаю­щая нас природа...»9.

Но, может быть, наши ощущения, восприятия — это всего лишь игра воображения, не имеющая отношения к действительности вне их.

Именно так и думал английский епископ Беркли: «Еззе ез1 рега-рЬ> — «быть — это быть воспринимаемым». «Я говорю: стол, на котором я пишу, существует,— это значит, что я вижу и осязаю его...»— полагал он.

Современники Беркли обратили внимание на то, что подобные рассуждения ведут ни более ни менее как к отрицанию существо­вания других людей. Материалистический взгляд на познавательную роль ощущений сформулировал В. И. Ленин, который писал в своей работе «Материализм и эмпириокритицизм»: «Иначе, как через ощущения, мы ни о каких формах вещества и ни о каких формах движения ничего узнать не можем...»10.

Но связывают ли нас перцептивные (перцепция — непосредст­венное отражение действительности органами чувств) образы с окружающим миром, похожи ли они на то, что их вызывает? А что, если это только условные знаки, иероглифы действительности, если ощущения отделяют нас от окружающего и мы, как белка в колесе, кружимся в собственных иллюзиях?

В прошлом веке немецкий физиолог И. Мюллер привел, каза­лось бы, убедительные доказательства того, что мы воспринимаем особенности работы собственных органов чувств и ничего больше. Его опыты легко воспроизвести. Известно, что с помощью глаза мы воспринимаем свет, цвет; уха — звуки; язы­ка — вкус и т. д. Но что произойдет, если ударить по глазному яблоку (не очень сильно, конечно!)? Совер­шенно верно. Искры из глаз посыплются. Световые ощу­щения. А если подействовать на сетчатку глаза слабым электрическим током? Опять-таки — искры, так называе­мый фосфен. Что же получается? Чем бы ни подейство­вали на глаз — всегда свет?!

А ухо? Совершенно верно: легкий удар — звон, слабый ток —

74

звон... Даже, казалось бы, безотказный и реалистический язык (не поверю, пока не попробую!) и тот порой нас обманывает: клеммы батарейки карманного фонаря... кислят!

Но эти факты скорее исключение, чем правило. И вызваны они тем, что наши органы чувств приспособились воспринимать опре­деленные виды энергии, но сами их, конечно, не порождают.

Главная и единственная гарантия того, что человек правиль­но отражает окружающий мир,— это успешная деятельность по его освоению и преобразованию.

Сенсорная депривация. Чтобы выжить, любой организм должен находиться в равновесии с окружающей средой. В самой непосред­ственной и прямой форме это означает усвоение того, что полезно, и выведение из организма того, что вредно. Отсюда — стремление к положительным воздействиям и избегание отрицательных. Когда человеческому организму не хватает каких-либо питательных ве­ществ, на психологическом уровне это переживается как эмоция голода, не хватает воды — жажда. Сколько же у человека таких «жажд»? Сразу приходит на память пушкинское: «Духовной жаж­дою томим...»

Оказывается, что одна из самых острых жизненных потребностей человека — потребность в нормальном потоке ощущений, которые буквально питают человеческий мозг, доставляют ему живительные и совершенно необходимые впечатления.

Пять всем известных органов чувств (на самом деле их значитель­но больше) собирают информацию из внешней среды для организ­ма в виде света, цвета, звука, запахов, вкусов, температуры, при­косновений. Внутренние органы чувств сигнализируют о состоянии сердца и печени, почек и желудка, мышц и кровеносных сосудов. Все эти многочисленные сенсорные («сенсус»— ощущение) каналы сливаются в могучую реку, которая омывает и питает наш мозг не белками и углеводами, не витаминами и водой, а информацией.

И нехватка каждого из сортов информации вызывает свой ва­риант жажды, голода, желания... Желание, по мнению И. М. Сече­нова, как с психологической, так и физиологической точки зрения можно вообще поставить рядом с ощущением голода. Зрительное желание отличается от голода, жажды, сладострастия лишь тем, что с томительным ощущением, общим всем желаниям, связывается образное представление; в слуховом, рядом с томлением, является представление звука и пр.

Гениальный ученый задолго до испытаний в сурдокамерах и достижений космической психологии понял, что для нормальной психической деятельности, для того чтобы человек чувствовал себя здоровым и бодрым, необходим полноводный поток ощущений. А если его нет? Тогда возникают грозные явления, которым эта пробле­ма — сенсорная депривация, сенсорный голод — обязана тем, что вошла во все пособия по космической медицине, биологии и пси­хологин.

Необходимый поток ощущений в нормальных жизненных ус-

75

ловиях достигается как бы автоматически. Под нормальными усло­виями здесь можно понимать два жизненных ряда, о которых мы уже говорили. Во-первых, должны быть в исправности те физиоло­гические приборы, которые отвечают за сбор информации,— глаза должны видеть, уши — слышать, нос — обонять и т. д. Во-вторых, необходимы внешние предметы и явления, внешние раздражители, которые можно было бы разглядывать, прослушивать, нюхать; пробовать, щупать и т. д.

Академик И. П. Павлов рассказывал о больном, у которого была настолько повреждена нервная система, что из всех воспринимаю­щих поверхностей остались только два глаза и ухо. И как только эти последние уцелевшие окна из внешнего мира закрывались, больной тотчас же впадал в сон. Таким образом, получилось полное подтверж­дение того, что для бодрственного, деятельного состояния больших полушарий необходим известный минимальный поток раздражений. Другой больной, когда у него открыты здоровое ухо и глаз, вполне понимает окружающих, может читать и писать. Но как только ему закроют либо ухо, либо глаз, он непременно впадает в забытье и ничего из того, что происходило с ним в этот промежуток, не помнит.

В космонавты отбирают абсолютно здоровых людей, и здесь гро­зит сенсорный голод второго рода — черное безмолвие космоса. В кабине все привычно, ничто не радует глаз, возникает состояние, ко­торое народ именует универсальным и точным словом «скука». На научном языке это явление обозначается термином сенсорная депри-вация. Впервые ее описали исследователи глубоких пещер и полярные исследователи — черное и белое безмолвие.

В наши дни скуку, вернее, сенсорную депривацию, сенсорный голод создают искусственно и изучают в специальных условиях. Например, испытуемого в специальном снаряжении погружают в воду, так что полностью прекращается поток зрительных, слу­ховых, обонятельных и вообще всех внешних ощущений. А что происходит при этом с внутренним миром человека? Очень многое: обманы чувств, потеря ощущения собственного «я», нарушения в эмоциональной сфере и прочие неприятности. Недаром это одно из самых тяжелых испытаний для будущих космонавтов. Есть смысл вместе с одним из них — героем цикла рассказов С. Лема Пирксом погрузиться в специальную камеру, которую курсанты остроумно назвали «баней», и испытать все «прелести» строгой сенсорной депривации. Тем более в этом есть резон, во-первых, потому, что все психические явления описаны Лемом с бесспор­ной научной достоверностью (специально проверено), во-вторых, даже у инженеров этот путь — поставить себя на место работающей детали и почувствовать то, что должна «переживать» она, входит в моду. Тем более важно научиться переживать за другого начинаю­щим психологам.

Итак, надо постараться почувствовать то, что чувствует погру­женный в,ванну Пирке, и по возможности не отвлекаться:

76

«Пустота становится тревожной. Прежде всего он перестал ощущать положение собственного тела, рук, ног. Он еще помнил, в какой позе лежит, но именно помнил, а не ощущал. Он обнаружил, что у него уже нет ни туловища, ни головы — вообще ни­чего. Пирке будто растворился в воде, которую тоже совершенно перестал ощущать. Нечем было шевельнуть: руки исчезли. Потом стало еще хуже. Темнота, в которой он находился, или, точнее, темнота — он сам, заполнилась слабо мерцающими кругами — круги эти даже и не светились, а смутно белели...»

Но зрительные и слуховые явления, эти мерцания, мелькания, шумы и гулы, были лишь безобидным прологом, игрушкой по сравнению с тем, что началось потом: «Он распадался... Он немного здесь, немного там, и все расползалось. Верх, низ, стороны — ничего не осталось... Он вселился в кого-то. И этот кто-то раздувался. Распухал. Становился безграничным. Он кружился. Вращался. Глазные орбиты без лица, округлые, вытаращенные, расплывающиеся, если пробовать им сопротив­ляться, наступали на него, лезли на него, расширяли его изнутри, словно он резер­вуар из тонкой пленки, готовый вот-вот лопнуть.

И он взорвался».

Но, кажется, хватит. Теперь понятно, что означает сенсорная депривация. Стоит только еще раз напомнить: Лем ничего не при­думал. В протоколах научных опытов есть и более впечатляющие картины психических изменений, причиной которых является не­достаток чувственных сигналов. Интересный материал об этом содер­жится в книге космонавта А. А. Леонова и психолога В. И. Лебедева «Психологические проблемы межпланетного полета», отдельные главки которой так и называются «Сенсорный голод», «Психические состояния, возникающие, в условиях сенсорной депривации».

Долой сенсорную депривацию? Но почему же тогда все чаще раздаются совсем противоположные требования? Дело в том, что в обычных, не экспериментальных условиях, нас утомляет не столько недостаток внешних воздействий, сколько их изобилие... Поэтому так важно соблюдать самые простые правила психогигиены (укро­тите мощь своих магнитофонов, проигрывателей, телевизоров), которые на поверку оказываются правилами уважения к знакомым и незнакомым людям.

Компенсация в области ощущений и восприятий. Поэты склон­ны к парадоксам. В стихотворении «Новые чувства» Б. Слуцкий пишет:

Постепенно ослаблены пять основных,

Пять известных, классических,

Пять знаменитых,

Надоевших, уставших, привычных, избитых.

Что там зрение, осязание, слух?

Даже если с ними и сяду я в лужу,

Будь я полностью слеп,

Окончательно глух —

Ощущаю и чувствую все же не хуже.

На самом же деле люди переживают потерю любого из каналов связи с окружающей средой как величайшую трагедию. С потерей органа чувств не просто выпадает какая-то часть из спектра пере­живаний, но перестраивается вся личность, все ее жизненные отно­шения к окружающим людям.

77

Невозможно без глубокого волнения читать признания оглох­шего- Бетховена. Вот отрывок из его «Гейлигенштадского заве­щания»:

«О люди, вы, которые меня-ославили и сами считаете меня озлобленным, су­масшедшим или человеконенавистником, о, как вы несправедливы! Вы не знаете той скрытой причины, по которой я кажусь вам таким. По природе пылкий и де­ятельный, даже не чуждый светских развлечений, я еще юношей вынужден был отказаться от людского общества и вести одинокую, жизнь. Если иной раз я и пы­тался преодолеть это, каким жестоким испытанием было для меня всякий раз новое подтверждение моего увечья. И мне невозможно было сказать людям: «Говорите со мной громче, кричите, потому что я глухой!..» Простите же меня за то, что я вынуж­ден сторониться всех, меж тем как мне хотелось бы быть среди вас. Мое несчастье для меня тем мучительнее, что я из-за него остаюсь непризнанным. Мне не дано находить вдохновение в обществе людей, в тонкой беседе, во взаимной откровен­ности. Один, совершенно один!.. Я должен жить, как отверженный. Едва только я попадаю в какое-нибудь общество, как меня охватывает чувство мучительного стра­ха, я боюсь себя выдать, боюсь, что люди заметят мое несчастье».

Впрочем, даже столь трагические явления, как потеря слуха, переживаются людьми по-разному, в зависимости от общего рисунка личности. Может быть, М. Шагинян иронизирует, может быть, не­вольно преуменьшает значимость несчастья, которое с ней произо­шло, но она оценивает потерю слуха совсем иначе. «Глухота моя,— читаем мы в удивительной книге «Человек и время»,— стала замет­ной, я уже стала вытягивать голову в сторону говоривших со мной. Тетки и особенно тетя-крестная, считавшая себя ответственной за судьбу мою и Линину (сестры.— #. /С.), обратила на это внимание.

Может помешать замуж выйти — кому приятно жениться на глухой? А не выйдет замуж — как она сможет зарабатывать?

Самой мне, честно говоря, глухота никогда не мешала, она даже утепляла, укутывала меня — и с годами все больше, все удобней...»

Психика, как мы уже говорили, целостная система. Это единство при потере отдельных органов чувств проявляется в явлениях ком­пенсации: сохранившиеся органы ощущений частично как бы берут на себя функции утраченных. У слепых, например, обостряется слух, осязание, обоняние. А если потеряны и зрение, и слух, и, как следствие потери слуха, к тому же еще и речь? Трудно даже пред­ставить себе внутренний мир слепоглухонемого. Да и существует ли у такого человека внутренний мир?

В нашей стране жила замечательная женщина, жизненный подвиг которой равен подвигу Н. Островского. Это слепоглухонемая О. И. Скороходова. В детстве она заболела и полностью потеряла зрение, а потом слух. Девочке повезло. В десятилетнем возрасте она попала;в школу-клинику, которую организовал советский ученый И. А. Соколянский. С помощью специальных методов, используя специальный алфавит и рельефноточечный пальцевый шрифт (брайлевский), самоотверженные педагоги вырвали Олю из черного безмолвия. Она стала грамотным человеком, писала стихи, создала уникальную книгу «Как я воспринимаю, представляю и понимаю окружающий мир», которая переведена на многие иностранные

78

языки. На каждой странице этой книги находим мы интересней­шие данные о том, как сохранившиеся органы чувств в какой-то мере заменяют слух и зрение. Но главный урок книги все же не в установлении тех или иных отдельных психофизиологических за­кономерностей. Компенсация здесь прежде всего личностная. Именно об этом писал М. Горький в одном из писем О. И. Скороходовой: «...вспоминаю вас как символ энергии, которая не может не про­явить себя активно даже и тогда, когда она физически ограничена. На фоне грандиозных событий наших дней ваша личность для меня, литератора — и тем самым немножко фантазера,— приобрета­ет значение именно символа победоносной энергии человеческого разума, ценнейшей энергии, созданной природой-материей — как бы для самопознания».

Эмоциональный тон и взаимодействие ощущений. Когда утверж­дают, что ум с сердцем не в ладу, забывают одно важное обстоятель­ство: само познание начинается с ...эмоции, с чувства, сердца. Не­даром сохранилось на первый взгляд не очень точное название «орга­ны чувств», правильнее было бы назвать «органы ощущений», со­хранилось и не собирается уступать свое место. Уже, так сказать, с порога оценивает организм поступившую через органы чувств инфор­мацию по простой, но надежной «да-нет-ной», двоичной системе: «приятно — неприятно». Цвета и звуки, запах и вкусы, прикосно­вение и температура еще до анализа, до рассуждения оказывают на человека непосредственное эмоциональное воздействие. Потом пойдет оценка, суд разума, потом выяснятся исключения и про­тиворечия: «приятно, но вредно», «красиво, но опасно», «привле­кательно, но порочно» и т. д.

Все ощущения приятны или неприятны, все имеют эмоциональ­ный тон, эмоциональный аккомпанемент. Нежный звук флейты воздействует совсем иначе, чем скрежет тормозов на пустынном шоссе.

Особено сильна эмоциональная власть запахов. Как будто на этом плацдарме они отвоевывают то, что отнято у них могучими соперниками — цветом и звуками.

Не существует общепринятой классификации запахов. В са­мом деле, цвета: красный, оранжевый, желтый и т. д.— до фиоле­тового; вкусовые ощущения: кислое, соленое, сладкое, горькое... А запахи? Чаще всего их называют по пахнущему предмету — цве­точные, фруктовые и т. д.

Теории воздействия запаха на организм тоже фактически нет. И описывать запах очень трудно. Даже поэтам. У И. Сельвинского:

Запах. . . Вдыхаю невольно Это холодное пламя... Оно омывает память, Как музыкальные волны.

Чтобы описать эмоциональное воздействие запаха (стихотворение называется «Шиповник»), поэту пришлось привести в действие

79

могучий арсенал почти всех наших чувственных восприятий. В этом, наверное, отразилась одна важная общая закономерность: в наших ощущениях и восприятиях все связано со всем. И вот мы говорим о теплых звуках и холодных тонах, о сладких трелях и ...горьких воспоминаниях. Недаром в коре большого мозга все ре-цепторные зоны плавно переходят друг в друга, и нет резких между ними границ. Прекрасную вкусовую палитру наших чувств описал В. Солоухин:

Какого вкуса чувства наши— И скорбь, и лютая тоска? И впрямь горька страданий чаша? Любовь и впрямь, как мед, сладка?

Горчинка легкая в стакане

У грусти явственно слышна.

Живая соль на свежей ране,

Когда обида солона. Среди страстей, среди боренья Я различить тотчас берусь И резко-кислый вкус презренья, И кисловатый скуки вкус.

Под вечер сладкая услада,

И на просвет почти черно

Вино дождя и листопада,

Печали терпкое вино. Но все оттенки — бред и бренность, И ничего не слышит рот, Когда стоградусная ревность Стаканом спирта оплеснет.

Все так. И пусть. И горечь тоже.

Приемлю мед, приемлю соль.

От одного меня, о боже,

По милосердию уволь: Когда ни вьюги и ни лета, Когда ни ночи и ни дня, Когда ни вкуса и ни цвета, Когда ни льда и ни огня!

Адаптация. Легко заметить, что в последней строфе автор просит уберечь его от ...сенсорной депривации. Кстати сказать, она может возникнуть по вине замечательного и полезнейшего свойства наших органов чувств и в совершенно обычных жизненных условиях без всякой сурдокамеры,— в результате приспособления органа чувств к действующему раздражителю, иначе адаптации. Чтобы основа­тельно познакомиться с этим явлением, не нужны приборы и ла­боратории.

Что происходит, когда из ярко освещенной комнаты человек выходит в темную прихожую?.. Совершенно верно. В первые мгно­вения он ничего не видит, а потом начинает различать окружающие предметы. Точно такое же явление, но с обратным знаком наблю­дается и при переходе от сумеречного освещения к яркому свету — сначала свет слепит глаза, а потом наш глаз перестраивает свою деятельность, чувствительность понижается, и человек нормально воспринимает окружающее. В первом случае — от света к сумер-

80

кам — говорят об адаптации к темноте, во втором — об адаптации к свету.

Мы не ощущаем привычной одежды — рецепторы кожи адапти­ровались. По этой же причине вода, которая поначалу казалась слишком горячей или слишком холодной, через несколько минут уже вообще почти перестает ощущаться. Адаптация повинна в том, что бабушка ищет очки, которые преспокойно сидят у нее на лбу... Из-за адаптации даже самые изысканные духи очень быстро пере­стают ощущаться. Но ведь и неприятные запахи тоже.

Адаптация — это строго психофизиологическое явление. По­добные явления существуют и в других сферах психической жизни человека.

Грозна эмоциональная адаптация. То, что вчера волновало, будоражило, радовало, приводило в восторг, сегодня уже оставляет равнодушным, спокойным, безразличным. И чтобы вновь всколых­нуться, нужны новые и более сильные раздражители. Когда-то, предостерегая родителей, прогрессивный русский педагог П. Ф. Лес-гафт говорил: «Сначала конфета, потом конфета с ромом, потом ром с конфетами; потом просто — ром...»

Как часто молодые люди теряют интерес друг к другу из-за того, что в первый же период знакомства в ход были пущены, образно говоря, орудия главного калибра и не осталось резервов... Совсем иначе описывается процесс постепенного сближения людей у клас­сиков нашей поэзии, тонких знатоков диалектики душевной жизни. Помните, у Лермонтова:

Я был готов на смерть и муку И целый мир на битву звать, Чтобы твою младую руку — Безумец!— лишний раз пожать!

В последние годы заговорили и о социально-психологической адаптации. Человек в новом коллективе тоже должен как-то пере­строиться, приспособиться, прижиться. Но глаз перестраивается автоматически, а здесь все сложнее. И главное различие вот в чем: когда орган чувств перестраивает свою работу под влиянием дей­ствующих раздражителей, он не меняет ничего в окружающей среде. От того, что человек вошел в темную комнату, там светлее не ста­новится, вода в озере не нагрелась от нашего присутствия в ней, и молекулы душистого вещества не исчезли из-за того, что ими уже «надышались». Изменилось только ощущение. Совсем иначе про­текает социально-психологическая адаптация к новым людям. Здесь ты сам активно воздействуешь на других. От твоего поведения, слов, мимики, жестов зависит вся ситуация общения, ее «температура» и «освещенность». И часто мы сами — кузнецы собственных неудач в новых для нас группах и коллективах.

Виды восприятий. Достаточно ли у человека природных при­боров сбора информации — органов чувств — для познания всего многообразия окружающего мира? Почти 90 процентов всей инфор-

81

мации доставляет нам «солнечный орган» — глаз. Поистине, как сказал Э. Межелайтис:

Глаза — широкие ворота. Весь мир проходит через них. Идет без спросу и отчета Добро и зло мастей любых... Все, что вне нас

и вокруг нас, Вбирает, поглощает глаз.

Но все ли? В книге известного английского иссле­дователя психологии зрительного восприятия Р. Гре-Нгори «Глаз и мозг» помещена очень впечатляющая схема: на вертикальную шкалу нанесены в соответст­вии с определенным масштабом обозначения электро­магнитного спектра от длинных радиоволн до гамма-лучей. Оказывается, мы в состоянии воспринять как свет и цвет лишь ничтожную, удручающе узкую поло­ску излучений.

Взгляните на этот рисунок,— восклицает Грегори,— ведь мы почти слепы!

Пусть так, но откуда мы знаем о существовании всего спектра, о микробах и вирусах, загадочном микромире и обратной сторо­не Луны?

Видит не глаз сам по себе — человек всматривает­ся в мир через мощную линзу своего разума, который преодолевает физиологическое несовершенство нашей телесной организации. Недаром другую свою книгу Р. Грегори назвал «Разумный глаз». Именно разум дал нам крылья для покорения про­странства и времени.

Итак, мы покоряем пространство и время. С пер­вым все более или менее ясно. В том смысле, что есть вполне очевидные средства для его познания. В результате сложных взаимодействий зрительных и двигательных ощущений человек воспринимает величину и форму предметов, их взаимное распо­ложение и удаленность. При этом, как показали специальные ис­следования, происходит как бы снятие мозговых моделей, слеп­ков окружающего в результате специальной перцептивной деятельности. Но как моделируется время, как оно непосредственно воспри­нимается и оценивается?

Исследования физиологических законов деятельности нашего организма показали, что сам организм подчинен законам ритма и времени. Говоря о восприятии времени, И. П. Павлов отмечал, что мы делаем это при помощи разных циклических явлений, за­хода и восхода солнца, движения стрелок по циферблату часов и т. д. Но ведь у нас в теле этих циклических явлений тоже немало. Голов­ной мозг за день получает раздражения, утомляется, затем его ра­ботоспособность восстанавливается. Пищеварительный канал перио-

82

дически то занят пищей, то освобождается от нее и т. д. И так как каждое состояние органа отражается на больших полушариях мозга, то вот и основание, чтобы отличать один момент времени от другого.

На то, что «внутренние часы» тесно связаны с общим состоя­нием психики, указывают многочисленные факты «поломок». И «починкой» здесь чаще всего занимаются психиатры. Больные в депрессивном, подавленном состоянии переоценивают время. Оно тянется для них томительно и долго. А в состоянии повышен­ного возбуждения, в маниакальном состоянии у тех же больных восприятие времени резко меняется.

Психологическая относительность времени связана с деятель­ностью человека, богатством его восприятий, его мыслями и чувст­вами, со всей направленностью личности, ее историей. Кстати ска­зать, в условиях сенсорной депривации, когда поток впечатлений резко сокращается, а привычные временные ориентиры отключены, расстраиваются и «внутренние часы».

В книге «Один в глубинах земли» французский спелеолог М. Сифр, который провел почти шестьдесят три дня в пропасти Скарассон на глубине сто тридцать пять метров в темноте пещеры без часов и других указателей времени, рассказывает об интересных явлениях, связанных с расстройством биологических часов. Через тысячу часов (более сорока суток) ему казалось, что прошло лишь двадцать пять суток. А когда добровольное заточение окончилось и друзья пришли за Сифром, он заявил: «Если бы я знал, что конец так близок, я бы давно съел оставшиеся помидоры и фрукты».

Субъективное убыстрение течения времени отмечали и другие покорители' пещер. Парадоксальность этого явления в том, что оно противоречит основному закону психологической относительности времени — временные отрезки, заполненные интересной, эмоцио­нально насыщенной деятельностью, недооцениваются, а время, связанное со скукой или ожиданием, переоценивается. Этот закон, пожалуй, лучше всех сформулировал С. Маршак:

Мы знаем: время растяжимо, Оно зависит от того, Какого рода содержимым Вы наполняете его.

Бывают у него застои,

А иногда оно течет

Ненагруженное, пустое,

Часов и дней напрасный счет. Пусть равномерны промежутки, Что разделяют наши сутки, Но, положив их на весы, Находим долгие минутки И очень краткие часы.

Мы — современники одной из величайших «психологических революций» в восприятии времени. Мы, кажется, физически ощу­щаем его стремительный бег, его неумолимую последовательность, невозвратимость и ни с чем не сравнимую личностную ценность. Если для буржуа высшая оценка времени — «время — деньги», то

83

для нас время — новые знания, новые впечатления, новые мысли, новые деяния. Из времени строим мы свою личность. Исчезает вре­мя — распадается связь времен,— распадается личность. «Я»— это всегда синтез: «я» вчерашний, «я» сегодняшний, «я» завтрашний.

Психологическую относительность времени можно рассмотреть не только как его различную личностную оценку в зависимости от «содержимого» наших чувств и нашей деятельности. Она про­является и в двойной исторической экспозиции. Первая экспозиция — это различия в восприятии времени в разные исторические эпохи. Вторая — история восприятия времени в ходе развития каждого человека от рождения до кончины.

Советский историк А. Я. Гуревич говорит, что человек не рож­дается с «чувством времени». Его временные и пространственные понятия всегда определены той культурой, к которой он принадлежит.

Первобытный человек знал лишь недавнее прошлое и непосред­ственное будущее. Пространство и время для него выступали в ка­честве могущественных таинственных сил, которые могут быть добрыми и злыми. Долгие века прошли, прежде чем люди пришли к идее необратимости времени,— им казалось, что все всегда суще­ствует, а то, что сегодня отмирает, завтра возрождается в неизменном виде: «Ничто не ново под луной». «Завтра,— говорили американ­ские индейцы,— это только другое имя для сегодня». Выразитель­ный символ древнеиндийского, например, понимания времени — колесо. Колесо космического порядка извечно движется, это постоян­но возобновляющийся круговорот рождения и смерти. Медленно текло время и для жителя средневековой- Европы. Главным ориен­тиром суток был звон церковных колоколов.

Поскольку, по мнению А. Я. Гуревича, темп жизни и основных занятий людей зависел от природного ритма, то постоянной потреб­ности знать точно, который час, не существовало. Не дорожили временем, и привычного деления дня на части было вполне доста­точно, понятия о минуте как отрезке времени и интегральной части часа не было. Даже после изобретения и распространения в Европе механических часов они очень долго не имели минутной стрелки.

Для средневековья наглядный образ времени — это канат, протя­нутый с востока на запад и изнашивающийся от ежедневного свер­тывания и развертывания. И только лирические поэты уже тогда почувствовали и выразили психологическую относительность вре­мени: в горе и в порывах страсти герои забывают о времени, оно меняет для них свое привычное течение. Сгорая от нетерпения по­скорее соединиться со своей невестой, один из героев скандинавского эпоса «Старшей Эдды» восклицает:

Ночь длинна,

две ночи длиннее,

как вытерплю три!

Часто казался мне

месяц короче,

чем ночи предбрачные.

84

Так, пожалуй, мог сказать уже Ромео. А что касается Джульет­ты, то для нее: «В минуте столько дней, что, верно, я на сотни лет состарюсь, пока с моим Ромео свижусь вновь».

Но это для переживания настоящего момента. Что касается оценки прошедшего времени, то здесь действует обратная законо­мерность: незаполненные, пустые отрезки, которые тянулись мучи­тельно долго, при воспоминании кажутся промелькнувшими мгно­вениями, а мгновения, наполненные интересной, ответственной и эмоционально насыщенной деятельностью, оцениваются потом как значительные этапы жизни.

Установлено, что восприятие времени — самая трудная задача для детей. И не мудрено. Начать хотя бы с того, что время не имеет наглядной формы. Его невозможно понюхать, попробовать, пощу­пать, увидеть. Его можно только прожить. А сколько путаницы вносит относительность словесных обозначений: «сегодня» — это вчераш­нее «завтра» и завтрашнее «вчера». А что такое «скоро», когда так хочется в кино и так не хочется идти в поликлинику?

Конечно, с самого рождения младенца взрослые запускают ре­жимные часы, и ребенок регулярно в одно и то же время хочет есть, спать; гулять. Разумеется, если у самих взрослых с этими режим­ными часами все в порядке. Но одно дело жить по часам и совсем другое — осознавать временную протяженность своей жизни. И все начинается сызнова — природные явления, ритм дня и ночи — первые надежные опоры детского «внутреннего календаря».

Сана (два года шесть месяцев), ложась спать, моется и говорит: «Сейчас я сказу: «С добьим утьем?» Мать: «Нет, это ты утром скажешь, а сейчас вечер». Сана: «Какая язница». Мать: «Разница в том, что утром светло бывает и люди начинают работать, а вечером темно и люди ложатся спать. Так вечером надо сказать: «Спо­койной ночи». Сана: «Нет, спокойной ночи надо сказать, когда ноцную юбаску оденесь. А сейчас помыясь тойко. Надо сказать: «С добьим утьем».

Ребенок ищет и находит в своей жизненной практике надеж­ную систему временных координат. Правда, эти координаты еще легко сжимаются от его страстного желания приблизить какое-либо радостное событие.

Мама,— спрашивает четырехлетний Миша,— когда, наконец, наступит мой день рождения?

Послезавтра.

Это сколько раз я должен лечь спать?

Два ра'за.

Миша немедленно ложится в кровать, всхрапнув два раза:

Уже поспал! Уже день рождения!

Да, течение времени у детей не укладывается в арифметиче­ский ряд.

Апперцепция и установка. В классической ленинской формуле: «Ощущение — субъективный образ объективного мира»— спрессо­ваны ответы на многие загадки человеческой психологии.

Здесь что ни слово, то глубочайшая философская проблема.

85

Итак, в результате сложной и согласованной работы органов чувств, познавательной деятельности человека в мозгу возникает образ объективного мира. А это значит, во-первых, что этот мир существует вне нас и независимо от нас, во-вторых, что картина мира в человеческом мозгу — не мозаика условных знаков или иеро­глифов, а система моделей-образов, которые в своих существенных свойствах повторяют вызвавшие их оригиналы.

Но внутренняя картина мира у каждого человека не просто образ окружающего, но субъективный образ. Это значит, во-первых, что индивидуальные картины мира могут существовать только в сознании конкретного живого человека и что, во-вторых, у каждого человека свой вариант этой картины. Кто-то сравнил писателя с человеком, который идет по дороге с большим зеркалом и отражает увиденное в своих произведениях. Этот образ, может быть, хорошо подчерки­вает идею правдивости и реализма искусства, но не очень точно вы­ражает активность и избирательность человеческого мировосприя­тия. И то, что увидит человек, и то, как он это увидит и поймет, во многом зависит от внутреннего содержания его личности, его опыта, знаний, интересов, чувств, потребностей, от всей его индивидуаль­ной истории.

Человек смотрит на мир (еще одно подтверждение силы зритель­ных впечатлений: мы говорим «смотрит» даже там, где точнее было бы перечислить все виды наших ощущений и сказать: слушаем мир, обоняем его, пробуем, осязаем и т. д., вообще — воспринимаем) через призму своей личности, своего опыта, чувств и интересов. Эта зависимость называется апперцепцией.

В нашей стране особенно внимательно изучают зависимость восприятия и вообще всей психической деятельности человека от содержания сознания, от того, что было понято и пережито чело­веком, от его чувств и желаний грузинские психологи — последо­ватели Д. Н. Узнадзе. Классический опыт выработки у человека простейшей установки (этим термином обозначают состояние готовности или предрасположен­ности к действию определенным образом, состояние, которое как бы вклинивается между познающим че­ловеком и познаваемым объектом) легко повторить. Для этого надо иметь три шара и добровольца-ис­пытуемого. Испытуемого усадить в кресло и пред­ложить ему на ощупь определить объем шаров, которые мы будем вкладывать ему в правую и в левую руку. В правую ру­ку дается меньший шар, а в левую — больший. Можно, разу­меется, и наоборот. Через определенное число повторных воз­действий (обычно десять — пятнадцать) субъект получает в руки пару равных по объему шаров с заданием сравнить их между собой. И вот оказывается, что испытуемый не замечает, как пра­вило, равенства этих объектов, наоборот, ему кажется, что один из них явно больше другого, причем в преобладающем количе­стве случаев в направлении контраста, т. е. большим кажется

86

ему шар в той руке, в которую в предварительных опытах он получал меньший по объему шар.

Подобную установку можно выработать почти во всех видах восприятия. Все, наверное, помнят о чеховском школяре, кото­рый так усердно овладевал латынью, что даже написанное рус­скими буквами слово «чепуха» прочитал на латинский манер — «реникса». Оказывается, во всем виновата опять-таки установ­ка. Трудно утверждать, но не исключено, что именно А. П. Чехов подсказал грузинскому психологу 3. И Ход-жава остроумные опыты по выработке эффекта установки методом «нейтрального шрифта». Снача­ла испытуемому, умеющему читать по-немецки или по-французски, предлагают прочитать написанные от руки латинским шрифтом бессмысленные сло­ва, которые с определенной частотой повторяются на специальном экране: ОШе1, НИий, йи1за, йаЫ] и т. д. После того как испытуемый прочитывает двадцать пять таких псевдо­слов, ему в том же темпе предлагают хорошо знакомые русские слова, тоже написанные от руки-. Слова эти состоят из таких букв, которые по конфигурации не отличаются от латинских: «почва», «напор», «потоп», «парча», «ветер», «сироп», «почта» и т. д. И вот оказывается, что несколько первых русских слов испытуемые читают как бы на иностранный манер: «почва» про­износится как «норба», «парча» — как «напра», «почта» как «нор-та» и т. д. (Пишущий эти строки обнаружил, что даже он, знаю­щий «секрет» опыта, после длительного восприятия достаточно большого ряда установочных псевдослов начал испытывать труд­ности и с чтением, и с написанием последующего текста: при­ходится делать над собой специальное усилие, чтобы не путать два вида шрифта.)

Интересна устойчивость и «агрессивность» такой установки: испытуемый пишет латинским шрифтом под диктовку пятнадцать немецких слов, после чего ему предлагают следующее слово на­писать правой ногой (видимо, опыты проводились на песчаной от­мели). Слово предлагалось русское, но под влиянием установки оно теряет свой смысл и воспринимается как какое-то незнакомое немецкое слово и нога выводит — Ьагап (баран), ийаг (удар) и т. д. Так было бы, темпераментно восклицает 3. И. Ходжава, даже тогда, «если возможно было бы писать носом, языком или ухом»!

Когнитивный диссонанс. В жизни каждого человека установки играют огромную роль. Возникают они совершенно незаметно, то в виде обычая, то в виде привычки, то в форме присоединения к мне­нию окружающих. Порой такие установки действуют как предубеж­дение, предрассудок, предвзятость. Легко заметить, что приставка «пред» во всех этих словах означает,что определенная тенденция так или иначе воспринимать явление окружающего мира возникла до встречи с объектом, предшествовала этой встрече. Порой такие установки буквально заслоняют от человека реальные факты.

87

Американский этнограф Б. Малиновский, который изучал жизнь одного первобытного племени, приводит яркий пример зависимости восприятия от обычаев. Ученый обратил внимание на то, как по­хожи на своего отца и, естественно, друг на друга пять сыновей вождя племени. В присутствии многих туземцев Малиновский ска­зал, что сыновья похожи на отца. Это его замечание было встречено с одобрением. Однако, когда он сказал, что они похожи друг на друга, это мнение было отвергнуто с большим негодованием. Более того, туземцы удивились, как вообще можно было высказать столь абсурд­ную мысль. Этнограф, который своими глазами видел сходство братьев, был поражен подобной странной реакцией окружающих. В конце концов ему удалось установить, что существует старинное табу, запрещающее туземцам находить такое сходство, и они не ви­дели то, что видеть не полагалось.

Выработанные в детстве установки могут определить не только то, что и как надо видеть, но они во многом обусловливают все виды восприятий, формируют глубоко своеобразный вариант картины мира. И в этот мир легко входит только то, что соответствует его законам. Те впечатления, которые им противоречат, нередко видо­изменяются или вообще отбрасываются.

Вообще, когда человеку приходится воспринимать какую-то несовместимую с его внутренними убеждениями информацию, у него возникает неприятное переживание психологического дис­комфорта — когнитивный диссонанс. И дальше он сознательно или несознательно старается как-то выйти из этого тревожного состоя­ния: новая информация либо просто отбрасывается по принципу: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда», либо как-то обесценивается, либо от нее просто убегают, занимая страусовую позицию. Сплошь и рядом, конечно, приходится присмат­риваться и прислушиваться даже к тому, что поначалу кажется не­приятным, ненужным и даже абсурдным. Более того, эта новая ин­формация может оказаться верной и полезной и в конце концов принимается. Но для нас здесь важно было подчеркнуть сам факт барьера, который возникает благодаря нашей внутренней позиции. Впрочем, установка, содержание внутреннего мира человека может сыграть роль увеличительной линзы и даже искажающего зеркала. Так возникают мнимые восприятия, обманы чувств, галлюцинации.

Советский историк и психолог Б. Ф. Поршнев считал, что ин­формация между людьми проходит через фильтр доверия и недо­верия. Информация может быть абсолютно истинной и полезной и все-таки остаться непринятой, не пропущенной фильтром. И на­оборот, информация может быть ложной и вредной, но принятой в силу открытости для нее шлюза доверия.

Собственно говоря, на учете этих личностных факторов восприя­тия основаны все так называемые проективные методы изучения внутреннего мира человека: что испытуемый увидит или чего не увидит в причудливых пятнах Роршаха, зависит, говоря языком старинных романов, от того, что у него на душе.

88

В широко используемом психологами тематическом аппер­цептивном тесте испытуемому предъявляются фотографии с заве­домо неопределенным содержанием, размытым изображением и т. п. Испытуемый должен на основе этих фотографий составить рассказ, в котором должно отражаться прошлое, настоящее и будущее персо­нажей. В процессе построения и изложения рассказа испытуемый наделяет персонажей своими собственными мыслями, чувства­ми и т. п.

Короче говоря, скажи мне, что и как ты воспринимаешь, и я скажу, кто ты.

Самопроверка Самопознание Самовоспитание

Заседание пятое

Вопросы и задания

1. В чем сходство и различие двух психических процессов: ощу­щения и восприятия?

2. Почему человек не ощущает пылинок, которые падают на его лицо?

3. В зале включены люстры, которые дают освещенность в две тысячи люксов. Заметят ли присутствующие, если освещенность изменится на двадцать пять люксов? Почему?

4. В цехе работает шестьдесят одинаковых станков. Сколько из них должно остановиться, чтобы мастер на слух мог это установить?

5. Юноша несет связку из десяти книг, каждая из которых весит триста граммов. Заметит ли он, что связка стала тяжелее, если подложить ему еще брошюру весом в восемьдесят граммов? Почему?

6. Почему самолет, «пойманный» лучами прожекторов, нередко теряет управ­ление и сбивается с курса?

7. В романе Э. Л. Войнич «Овод» есть эпизод: Джули, жена брата Артура отчитывает своего родственника. «От ее тонкого пронзительного голоса — за­мечает автор,—у Артура стало кисло во рту». Является ли это замечание пси­хологически верным?

Эксперимент

Роль движений в осязании

С группой одноклассников проделайте простой, но очень вы­разительный опыт, который убеждает, что при восприятии, в про­цессе активного 'взаимодействия органа чувств с объектом, воз­никает перцептивная модель этого объекта.

Приготовьте из картона несколько небольших геометрических фигур — квадрат, треугольник, круг, звездочку, пирамиду.

Испытуемому завязывают глаза. Экспериментатор осторожно кладет фигурки одну за другой сначала на предплечье ближе к кисти руки, затем на ладонь испытуемого и спрашивает: «Что вы ощущаете?»

Обычно (фигурка лежит на предплечье) отвечают: «Чувствую — что-то лежит, но, что именно, не знаю». Когда фигурка лежит на поверхности ладони (кстати, здесь экспериментатор должен быть начеку: испытуемый обязательно невольно по­пытается совершать какие-то движения, и это уже само по себе очень важное наблюдение!), ответы становятся более определенными, хотя тоже остаются непра­вильными: «Что-то вроде круга» (на самом деле — квадрат) — и т. д.

Наконец, экспериментатор разрешает ощупать фигурки. Жадные движения паль­цев. Они как бы обрисовывают контуры фигуры, как бы снимают с них слепок, модель. В результате — безошибочное узнавание. Почти таким же будет резуль­тат, если фигуру двигать по ладони, «кантовать».

Тема для дискуссии

Сравните отрывки из стихотворений Л. Мартынова и Б. Слуцкого, помещенные в этой главе, со стихотворением О. И. Скороходовой «Думают иные»:

Думают иные — те, кто звуки слышат, Те, кто видят солнце, звезды и луну: — Как она без зренья красоту опишет? Как поймет без слуха звуки и весну!?

Я услышу запах и росы прохладу, Легкий шелест листьев пальцами ловлю. Утопая в сумрак, я пройду по саду, И мечтать готова, и сказать: люблю...

Пусть я не увижу глаз его сиянье,

Не услышу голос, ласковый, живой,

Но слова без звука — чувства трепетанье —

Я ловлю и слышу быстрою рукой.

И за ум, за сердце я любить готова, Так, как любят запах нежного цветка. Так, как любят в дружбе дорогое слово, Так, как любит трепет сжатая рука.

Я умом увижу, чувствами услышу, А мечтой привольной мир я облечу... Каждый ли из зрячих красоту опишет, Улыбнется ль ясно яркому лучу?

Не имею слуха, не имею зренья, Но имею больше — чувств живых простор: . Гибким и послушным, жгучим вдохновеньем Я соткала жизни красочный узор.

Если вас чаруют красота и звуки — Не гордитесь этим счастьем предо мной! Лучше протяните с добрым чувством руку, Чтоб была я с вами, а не за стеной.

Глава 6 ПАМЯТЬ

Память это преодоление отсутствия.

П. Жане

Понятие о памяти. Значение памяти в жизни человека.

Память это запоминание, сохранение и последующее вос­произведение человеком его опыта. Это одна из самых популяр­ных психических особенностей человека. Сразу скажем: она того заслуживает. Недаром еще древние греки считали богиню па­мяти Мнемозину матерью девяти муз, которые покровительст­вовали всем известным в то время наукам и искусствам.

Кстати сказать, имя этой богини дало название памя­ти. И в современных научных трудах можно прочитать выра­жения: «мнемическая направленность», «мнемическая задача», «мнемические действия», «мнемическая деятельность». Все это о памяти. Происхождение человеческой памяти древние греки связывали и с именем одного из самых прекрасных героев, соз­данных человеческой фантазией, с именем Прометея. Оказыва­ется, этот самоотверженный юноша не только одарил человече­ство огнем. Вот какие слова вкладывает в его уста великий древнегреческий поэт Эсхил:

Послушайте, что смертным сделал я:

Число им изобрел,

И буквы научил соединять —

Им память дал, мать муз —

всего причину.

Как известно, все три дара неразрывно связаны: раненный в голову пациент А. Р. Лурии Засецкий забыл алфавит:

«И вдруг я опять, когда стал взрослым, забыл все буквы и не могу запом­нить их заново. Я смотрел на новую учительницу и без конца глуповато улы­бался. Я не верил сам себе, что я вдруг стал неграмотным, что я забыл все буквы...

Я разучился владеть карандашом: верчу его туда и сюда и никак не могу начать писать...»

Великое открытие, которое сделал для себя Засецкий и ко­торое вернуло его в строй, опять-таки связано с памятью. С па­мятью и драгоценной догадкой психолога: пусть разрушена зрительная память, но рука должна сохранить навыки письма, усвоенные с детства. Ведь никто из взрослых не вспоминает по букве, а пишет автоматически целое слово. На помощь пришла двигательная память.

«С письмом,— рассказывал Засецкий,— дело вначале пошло точно так же, как с чтением, т. е. я долго не мог вспомнить буквы, когда уже, кажется, знал их, проделывая ту же процедуру в порядке алфавитном. Но тут вдруг ко мне во время занятий подходит профессор, уже знакомый мне своей простотой обращения ко мне и к другим больным, и просит меня, чтобы я написал не по

91

буквам, а сразу, не отрывая руки с карандашом от бумаги. И я несколько раз (переспросил, конечно, раза два) повторяю слово «кровь» и, наконец, беру карандаш и быстро пишу слово, и написал слова «кровь», хотя сам не помнил, что написал, потому что прочесть свое написанное я не мог».

Можно понять радость победы и врача и больного: «И он стал писать! — воскликнул обычно такой сдержанный А. Р. Лу-рия.— Он просто писал, писал сразу, не думая. Он писал!!»

Да, именно память позволяет человеку быть тем, чем он является, действовать в окружающем мире, осознавать свое собственное «я», учиться, любить... Ведь надо хотя бы узнавать того, кого любишь. Недаром часто вместо «разлюбил» гово­рят— позабыл»... Вспоминаются знакомые с военных лет слова песни: «Не захочет написать,— значит, по­забыла, значит, надо понимать, вовсе не любила». О том, что может произойти с любовью в случаях амнезий (так называют потери памяти), рассказа­но в книге французского психолога Т. Рибо «Па­мять в ее нормальном и болезненном состоянии».

Одна молодая женщина, страстно любившая своего мужа, имела во время родов продолжительный обморок, после которого совершенно утратила всякое воспоми­нание о своей супружеской жизни. Всю остальную жизнь до замужества она помнила отлично. Тотчас после обморока она с ужасом отталкивала от себя мужа и ребенка. Впоследствии она никогда не могла вспомнить свою жизнь за­мужем и все, что с ней было в это время. Родители и друзья с трудом убедили ее, что у нее есть муж и сын. Она поверила этому только потому, что ей легче было считать себя утратившей память о целом годе, чем признать всех близких обманщиками. Но в этой вере не принимали никакого участия ни ее убеждение, ни сознание. Она видела перед собой мужа и ребенка, совершенно не понимая, каким волшебством получила она этого мужа и этого ребенка.

Мир без памяти. Едва ли самое пылкое воображение способ­но нарисовать его достоверную картину. Такую попытку пред­принял колумбийский писатель Г. Г. Маркес в знаменитом ро­мане «Сто лет одиночества».

Сначала жители города Макондо, в котором происходит действие, забо­левают бессонницей. Но самое страшное в заболевании — не утрата способности спать — от этой бессонницы тело не испытывает какой-либо усталости,— а неизбежное наступление второй стадии болезни — забывчивости. Когда больной свыкается с состоянием бодрствования, в его памяти начинают стираться сначала воспоминания детства, потом названия и назначения предметов, затем он перестает узнавать людей и даже утрачивает сознание своей собственной личности и, ли­шенный всякой связи с прошлым, погружается в некое подобие идиотизма. '

Интересно отметить, что течение амнезии описано Маркесом очень точно, но... в обратном порядке. Согласно закону, кото­рый Т. Рибо назвал законом регрессии или обратного развития памяти (закон Рибо), сначала забывается то, что усвоено не­давно, потом забвение распространяется на то, что усваивалось прежде. В самом конце утрачиваются воспоминания детства... Что ж, искусство имеет право на подобные инверсии.

92

До последней стадии жители Макопдо не дошли, но названия предметов и их назначение уже начали забывать. Тогда один из героев романа придумал средство, которое, впрочем, скоро, как и следовало ожидать, оказалось неэф­фективным. Когда Аурелиано (так звали этого .героя) заметил, что с трудом припоминает названия почти всех вещей, он приклеил к ним соответствующие ярлыки, и теперь достаточно было прочесть надпись, чтобы определить, с чем имеешь дело. Этот способ другой персонаж романа ввел в употребление сначала у себя в семье, а потом в городе. Обмакнув в чернила кисточку для бритья, он подписал каждый предмет в доме: «стол», «стул», «часы», «дверь», «стена», «кровать», «кастрюля». Потом отправился в загон для скота и в поле и пометил там животных, птиц и растения: «корова», «козел», «свинья», «курица»... Мало-помалу, изучая бесконечное многообразие забывчивости, люди поняли, что может наступить такой день, когда они, узнав предмет по надписи, будут не в силах вспомнить его назначение. Тогда все усложнилось. Наглядным при­мером того, как жители Макондо пытались бороться с забывчивостью, служит объявление, повешенное на шею коровы: «Это корова, ее нужно доить каждое утро, чтобы получить молоко, а молоко надо кипятить, чтобы смешать с кофе и получить кофе с молоком».

Вот так они жили в постоянно ускользающей от них дейст­вительности, с помощью слова им удавалось задержать ее на короткое мгновение, но она должна была неизбежно и оконча­тельно исчезнуть, как только забудется значение букв.

Дальше доказывать значение памяти в жизни человека, по­жалуй, излишне. Порой даже хочется подчеркнуть другое: все-таки нельзя все успехи и неудачи человека, его победы и пора­жения, открытия и заблуждения приписывать одной только па­мяти. А ведь такая тенденция существует. Недаром француз­ский мыслитель Ларошфуко остроумно подметил: «Всяк жалу­ется на свою память, но никто не жалуется на свой здравый смысл». И правда, сплошь и рядом услышишь: «Ах, опять за­был»; «Проклятый склероз»; «Совсем память отшибло!»... И почти никогда не говорят: «Я немного глуповат»; «Не умею рассуждать»; «Мало что понимаю». Наверное, потому, что па­мять невольно связывают с особым даром, который непосредст­венно от личности не зависит, как-то не полностью совпадает с «я», ну, например, как рост, физическая сила, цвет глаз или цвет волос... Огромная психологическая разница в выражениях: «У меня плохая память» и: «Я глуп». Примерно такая же раз­ница, как между признаниями: «Я близорук» и: «У меня нет со­вести».

Качества памяти. Прежде всего надо договориться о том, что такое «хорошая» и «плохая» память. Этот вопрос не так прост, как кажется на первый взгляд. Ведь и сама память со­стоит из нескольких процессов, каждый из которых имеет ряд более или менее самостоятельных качеств.

Нередко память сравнивают с какой-либо технической ее моделью, например с магнитофоном. С чего начинается его ра­бота? Конечно же, с записи. Память начинается с того, что •наши органы чувств принимают информацию, поступающую из окружающего мира, а мозг производит ее запись в виде биохи­мических изменений в составе клеток, в виде электрических

93

импульсов, которые циркулируют по нервным цепям, в виде... Впрочем, все, что сегодня можно об этом написать, результат огромной исследовательской работы ученых многих специаль­ностей — и тем не менее все еще гипотезы. Может быть, психо­лог вправе обойтись пока без них — композитор или певец пре­красно используют магнитофон, не очень-то вникая в техниче­ские принципы его,работы.

Итак, память начинается с запоминания — на пленку нано­сится какая-то информация. Эти образы, слова, вообще впечат­ления должны удерживаться, законсервироваться, остаться: в психологии памяти этот процесс так и называют — сохранение. Мы закладываем кассету, нажимаем на клавиши, и записанная когда-то музыка зазвучала. Происходит воспроизведение. Имен­но так именуют соответствующий процесс памяти.

Сочтем ли мы аппарат исправным, если не будет происхо­дить стирания с ленты записей, которые уже отслужили? В па­мяти тоже есть такой очистительный, а может быть, и разруши­тельный процесс — забывание. Иногда кажется, что это всего лишь антипамять, от которой хорошо бы избавиться. Но скоро станет ясно: противоречие здесь диалектическое.

Итак, на входе — запоминание, запечатление, на выходе — воспроизведение. При этом часто по одному-единственному про­цессу — воспроизведению судят о качестве работы всего аппа­рата памяти. И качества всех других процессов памяти выво­дятся из представления о том, каким должно быть воспроизве­дение. Желательно, чтобы было оно точным и своевременным: аппарат должен выдать нужную информацию тогда, когда в ней появилась нужда. За это ответственно особое качество — готов­ность памяти. Дорога ложка к обеду! Чего стоят сетования того незадачливого ученика, который уверяет, что после экзамена он все вспомнил.

Из представления о результате вытекают и качества, кото­рые приписываются другим процессам памяти. Запоминать можно быстро и медленно, много и мало. Разумеется, лучшей считается память у того, кто запоминает быстро и много. К со­хранению, как легко понять, предъявляют требования, которые верны по отношению к любому складу или архиву — хранить надежно, долго и без потерь. Свои качества имеет и забывание, но о них чуть позже.

Так что же такое «хорошая» память? Быстро и много запоми­нать, долго хранить, точно и вовремя воспроизводить. А если чело­век быстро запоминает, но так же быстро забывает? Может быть, все же лучше медленно запоминать, зато долго хранить? Но что толку долго хранить, если потом неточно воспроизводить?

Виды памяти. Но и этих определений мало. В них речь идет только о том, как запоминается, хранится и воспроизводится. Но есть еще вопрос: что? Когда говорят: «хорошая память», то следовало бы уточнить, что, собственно, имеется в виду: память

94

на слова? А если хорошо помнятся движения, например у гим­настов? Это память двигательная... Юный Моцарт после первого же прослушивания сложнейшего музыкального произведения в Сикстинской капелле записал его почти без ошибок — музы­кальная память. Актриса вызывает у себя слезы, вспоминая печальный случай своей жизни,— «память сердца» — эмоцио­нальная память. Та самая, о которой поэт сказал, что она «сильней рассудка памяти печальной».

Наверное, на все восприятия окружающего есть особая, своя память. Так что такое «хорошая» память? Может быть, такая, которая сочетает в себе все виды и типы? Человек с такой абсо­лютной памятью существовал. Был ли он счастлив? Это происходило в 20-е годы в нашей стране. Ш. работал репортером одной из газет. Редактор обратил внимание на то, что во время утренней планерки, когда каждому сотруднику давался длинный ряд поручений и адресов, Ш. ниче­го не записывал. Невнимательность? Нет, нечто более удиви­тельное: репортер легко и безошибочно повторил всю дневную программу действий. Спасибо редактору. Это он направил странного сотрудника в психологическую лабораторию на обсле­дование. Так еще в 20-е годы нашего века встрети­лись Ш. и молодой тогда психолог А. Р. Лурия, ко­торый уже в нашц дни написал о своем необычном пациенте «Маленькую книжку о большой памяти». Лурия приступил к исследованию Ш. с обычным для психолога любопытством, но без большой надеж­ды, что опыты дадут что-нибудь примечательное. Однако уже первые пробы изменили его отношение и вызвали состояние смущения и озадаченности, на этот раз не у испытуемого, а у экспериментатора.

Психолога можно понять: его испытуемый... ничего не забывал. Увеличивали число элементов для запоминания: тридцать, пятьдесят слов или чисел — Ш. как будто не замечал никаких трудностей и повторял все без заучивания. После многочисленных опытов пришлось признать, что объем его памяти не имеет ясных границ. Практически безграничной оказалась и прочность: он безошибочно воспроизводил длинные ряды слов через пятнадцать-шестнадцать .чет после их прослушивания. В подобных случаях, вспоминал А. Р. Лурия, Ш. садился, закрывал глаза, делал паузу, а затем говорил: «Да-да... это было у вас на той квартире... вы сидели за столом, а я на качалке... вы были в сером костюме и смотрели на меня так... вот... я вижу, что вы мне говорили...» — и дальше следовало безошибочное воспроизведение прочитанного ряда.

«Я вижу» — это очень характерное признание: Ш. действительно «видел» звуки, «видел» таблицы, показанные ему много лет назад, так же ясно, как если бы они находились в данный момент перед его глазами.

На примере Ш. удобно еще раз поговорить об интересном явлении в области восприятия и памяти. Прежде всего — о слиянии нескольких ощущений в единое целое синестезии. Каждый звук у такого человека непосредственно рождает пере­живание света и цвета. Кстати сказать, к таким людям отно-

95

сился и композитор А. Н. Скрябин, который в партитуру своей симфонической поэмы «Прометей» включил партию «люкс», партию света. Отсюда и пошла цветомузыка.

Во время специальных испытаний выяснилось, что у Ш. определенные музыкальные тона вызывают вполне конкретные зрительные ощущения. Один тон вызывает зрительный образ: «Полоса цвета старого серебра, которая затем превращается в какой-то предмет, блестящий как сталь». Тон повышается: «Ко­ричневая полоса на темном фоне с красными языками; на вкус это звук похож на кисло-сладкий борщ...» Новое повышение звука: «Широкая полоса, середина которой красно-оранжевая, а края розовые». При этом к зрительным ощу­щениям добавляются не только вкусовые, но и осязательные ощущения: «Что-то вроде фейерверка, окрашенного в розово-красный цвет... полоска шершавая, неприятная... неприятный вкус, вроде пряного рассола... Можно поранить руку».

А вот как Ш. воспринимал голоса людей: «Какой у вас желтый и рассып­чатый голос»,— сказал он беседовавшему с ним Л. С. Выготскому. Это наблюдение, связанное с замечательным советским психологом, само по себе представляет большой интерес.

А есть люди,— говорил Ш.,— которые разговаривают как-то многоголосо, которые отдают целой композицией, букетом... такой голос был у покойного С. М. Эйзенштейна, как будто какое-то пламя с жилками надвигалось на меня.

Каждый звук речи сразу вызывал у Ш. яркий зрительный образ, имел свой цвет и вкус. Как отмечал А. Р. Лурия, у его испытуемого не было той четкой грани, которая у каждого из нас отделяет зрение от слуха, слух — от осязания или вкуса.

Так, Ш. прекрасно запоминал, безгранично долго сохранял и совершенно точно воспроизводил. Но память, как уже нам известно, не только единство этих «позитивных» процессов. В нее органически включается и забывание. И здесь выясняет­ся удивительная особенность — слабость памяти Ш.: он не умел забывать. Пришлось специально вырабатывать технику забы­вания того, что уже не нужно сохранять в памяти, того, что ме­шает. Особенно важно это было потому, что Ш. стал профес­сиональным мнемонистом — выступал в цирке, где демонстри­ровал свою память. Ему приходилось запоминать огромное ко­личество бессмысленного материала. При этом слова, буквы, цифры на разных сеансах как бы «писались» на одной и той же доске и легко было «увидеть» на ней задания предыдущего се­анса. Научиться забывать...

Для того чтобы запомнить, люди записывают,— удивлялся Ш.— Мне это было смешно, и я решил все это по-своему: раз он записал, то ему нет необходимости помнить, а если бы у него не было карандаша в руках и он не мог записать, он бы запомнил! Значит, если я запишу, я буду знать, что нет необходимости помнить... И я начал применять это в маленьких вещах: в телефонах, в фамилиях, в каких-нибудь поручениях. Но у меня ничего не получалось, я мысленно видел свою запись...

Он начал выбрасывать бумажки с записями, сжигать их — следы выступали на обуглившейся пленке. Помогло самовнушение: я не хочу видеть доску с надписями...

Память и личность. Такова была удивительная память этого человека. Но в психике (надеюсь, вы не забыли об этом), во внутреннем мире все взаимосвязано, все психические свойства и особенности составляют стройную структуру, особый узор.

96

Как же изменилась вся личность Ш. под воздействием его необыкновенной памяти? А. Р. Лурия, как любознательный и внима­тельный проводник, осторожно, шаг за шагом вводит нас в удиви­тельный внутренний мир мнемониста, который оказался во многом не таким, как у других людей. Не стоит лишать читателей удоволь­ствия познакомиться с «Маленькой книжкой о большой памяти». Здесь важно ответить лишь на главный вопрос: как распорядился Ш. своей большой памятью, сделала ли она счастливым его самого и принесла ли пользу окружающим?

Он,— рассказывал А. Р. Лурия,— всегда ждал чего-то И больше мечтал и «видел», чем действовал. У него все время остава­лось переживание, что должно случиться что-то хорошее, что-то должно разрешить все вопросы, что жизнь его вдруг станет такой простой и ясной... И он «видел» это и ждал... И все, что он делал, было «временным», что делается, пока ожидаемое само произойдет... Так он и оставался неустроенным человеком, менявшим десятки профессий, из которых все были «временными».

Итак, все дело в том, в какое «я», в какую личность включе­на память, как ею распорядился тот, кому она «досталась». А рас­порядиться можно по-разному.

И. Андроников вспоминает в одном из своих устных рассказов о замечатель­ном человеке И. И. Соллертинском, который обладал совершенно непостижимой памятью. Если перед ним открывали книгу, которой он никогда не читал и даже видеть не мог, он, мельком взглянув на страницы, бегло перелистав их, возвращал говоря: «Проверь». И какую бы страницу ему ни называли, произносил наизусть!

Напомни, пожалуйста... напомни, если тебе не трудно, что напечатано внизу двести двенадцатой страницы второго тома Собрания сочинений Николая Васильевича Гоголя в последнем издании ОГИЗа?

Ты что, смеешься, Иван Иванович? — отвечали ему.— Кто может с тобой тягаться? Впрочем, сомнительно, чтобы ты сам знал наизусть страницы во всех томах Гоголя. Двести двенадцатую во втором томе ты, может быть, помнишь. Но уж в третьем тоже двести двенадцатую, наверно, не назовешь!

Пройти меня,— выпаливал Иван Иванович,— одну минуту... Как раз!.. Да-да! Вот точный текст: «Хвала вам, художник, виват Андрей Петрович — рецензент, как видно, любил фами...»

Прости, Иван Иванович. А что такое «фами»?

«Фами»,— отвечал он небрежно, как будто это было в порядке вещей,— «фами» — это первая половина слова «фамильярность». Только «яьярность» идет уже на двести тринадцатой!

Он мог... Стоп. Опасно сбиться на перечисление мнемонических подвигов, которые нередко только расхолаживают: «Где уж нам»,— скажет иной нерадивый ученик. А ведь мы только что видели — не памятью единой. Важно, что делает человек со своей памятью, как ею распоряжается.

«Эти обширные познания,— продолжает Андроников,— непре­станно умножаемые его феноменальной памятью и поразительной трудоспособностью, не обременяли его, не подавляли его собственной творческой инициативы... Наоборот! От этого только обострялась его мысль — быстрая, оригинальная, смелая».

И вот перед нами «талантливейший музыковед, театровед, литера-

4 Заказ 199

97

туровед, историк и теоретик балетного искусства, лингвист, свободно владеющий двумя десятками языков, человек широко эрудированный в сфере искусств изобразительных, в области общественных наук, истории, философии, эстетики, великолепный оратор и публицист, блистательный полемист и собеседник».

Впрочем, вполне достижимы любые высоты науки, культуры и искусства и при обычной памяти, памяти, «как у всех». В конце концов не человек служит памяти, а память человеку. Задача — заставить ее служить как можно лучше.

Непроизвольное запоминание. Нередко приходится слышать та­кой диалог:

Удивительная у меня память: иной раз не хочу, а запомню. А бывает, что учишь, учишь — и никакого результата...

Это потому, что и не хотел выучить.

Странно: учил и не хотел!

Психологи только в целях подробного рассмотрения вынуждены отдельно рассказывать сначала о восприятии окружающего мира, потом о памяти, потом о мышлении и т. д. На самом деле в живом познании все познавательные процессы выступают в едином строю. Нельзя по-настоящему воспринимать, если не помнишь того, что воспринималось прежде, и не осмысливаешь увиденное и услышан­ное. Но этого мало. Воспринимает не восприятие, запоминает не память, думает не мышление, фантазирует не воображение,— вся многообразная и сложная психическая деятельность — это внутрен­няя жизнь живого конкретного человека, внутренняя жизнь личности. Что и как познается, зависит во многом от наших чувств, желаний, намерений, от наших жизненных целей и задач.

Недаром все процессы познания делятся на две большие под­группы произвольные (преднамеренные) и непроизвольные (не­преднамеренные) .

В самом деле, человек может ставить перед собой цель что-то увидеть, услышать, запомнить, представить, обдумать... А иногда мы говорим: случайно обратил внимание, запомнилось, предста­вилось, подумалось... Конечно, более детальный анализ покажет, что и эти случайности далеко не случайны: после фильма девушка «почему-то» запомнила фасоны платьев, а юноша — марки автомо­билей. Но все же ни тот ни другой специально не ставили перед собой цель запомнить то-то и то-то. Так, без специального намерения, человек запоминает огромное число сведений, узнает, как говорится, обо всем на свете.

Размышляя об этом драгоценном фундаменте, который заклады­вается в первые годы жизни, Л. Н. Толстой писал: «Разве я не жил тогда, когда учился смотреть, слушать, понимать, говорить, когда спал, сосал грудь и целовал грудь и смеялся и радовал свою мать? Я жил и блаженно жил. Разве не тогда я приобретал всё то, чем я теперь живу, и приобретал так много, так быстро, что во всю свою остальную жизнь не приобрел и одной сотой доли этого (подчеркнуто мною.— Я. /С.)? От пятилетнего ребенка до

98

меня — только шаг. От новорожденного до пятилетнего — страшное расстояние. От зародыша до новорожденного — пучина. А от несу­ществования до зародыша отделяет уже не пучина, а непостижи­мость».

Этот неиссякаемый источник — непроизвольное запоминание — стал предметом пристального внимания психологов уже в конце прошлого века. Прежде всего выяснилось, что человек непроизвольно запоминает не все подряд, а то, что тесно связано с его личностью и деятельностью. Особенно четко это было показано в опытах советских психологов А. А. Смирнова и П. И. Зинченко.

Что же рассказали испытуемые профессора Смирнова в ответ на его просьбу вспомнить все, что с ними было по пути на работу? Они, конечно, не знали, с каким предложением обратится к ним их коллега, и все, что вспомнилось,— результат непроизвольного запоминания.

Приведем хотя бы один монолог.

Испытуемый Т. расс-казал, что, выходя из дому, он знал, что надо ехать на метро, так как поздно. Сразу завернул за угол и пошел по переулку к метро. О чем думал? Не помнит. Никакого воспоминания об этом не осталось. Но есть зрительный образ сегодняшнего утра. Шел медленно. Людей не помнит. Подумал: ничего ли, что иду медленно? При переходе через улицу пришлось подождать, шла машина. Встал в середину группы людей, чтобы переходить, не глядя в сторону, так как был поднят воротник. На середине улицы снова пережидал машины. Перед станцией метро длинная очередь за газетами, через которую пришлось пройти. На лестнице в метро страшный сквозняк, у всех чудно поднимавший полы пальто. Подумал: наверное, и он сейчас так чудно выглядит. Билетов не брал, был последний талончик. Пошел по необходимости лестницей направо. Там было много народу. Спуск медленный. Обнаружил, что поезд стоит. Досада, так как закрывались двери. Хорошо видел кусочек вагона с закрытой дверью. Прошел по пустой платформе. Двое было таких же, как и он. Прошел до конца, как обычно. Дошел до места, откуда видны часы. Было без четверти десять. Хорошо видит и сейчас положение стрелок. Попался какой-то высокий человек с газетой в руках. Подумал: наверное, вчерашняя. Нет, сегодняшняя. Вспомнил об очереди в метро. Увидел, что сводка штаба длинная (опыты проводились в годы Великой Отечественной войны.— Я. К.). Здесь встретил Г. Он тоже проявил интерес к сводке и подошел к читавшему газету. Тот читал последнюю страницу. Показал Г. первую, но сейчас же стал читать последнюю. Г. пытался подглядеть снизу. Пришел поезд. Вошли в вагон. Как пошел Г., не помнил, так как пропустил несколько женщин с сумками. Встал у дверей. Вплотную еще две женщины по углам. Одна с сумкой продовольственной без перчаток... Подумал: почему без перчаток? В руках у нее газета. Сейчас вновь появляется воспоминание о Г. Разговоры по поводу сводки. Что было до этого с ним, не помнит. В вагоне помнит Г. как собеседника, т. е. разговор с ним, самого его не помнит. (Дальше сообщается содержание разговора с Г. относительно событий на фронте.— Я. К-).

Проход через станцию не помнит совсем. Помнит переход через улицу. Долго пережидал проезда автомобилей. В середине улицы вновь была задержка. Помнит, что взглянул на часы, но что они показывали, не помнит. Тогда это как-то пережива­лось как время, не требующее спешки. О чем говорили до университета — не запомнил. У университетских ворот увидел Б. Помнит вид снежных сугробов на универси­тетском дворе и разговор с Г. о снеге в этом году.

Этот предельно прозаический протокольный разговор рождает яркую картину военной заснеженной Москвы. Очереди за газетами, жадные глотки сообщений Информбюро, женщина без перчаток, но с газетой... Кто она, чью судьбу надеется прочесть в скупых

4*

99

строках — мужа, сына, брата?.. Но мы отвлеклись — речь сейчас о психологическом эксперименте, который, кстати сказать, часто воспроизводится на семинарах по психологии. Его легко повторить и со своими зна­комыми. Повторить и сделать научные выводы о том, что же запоминается само по себе. Ничего, что А. А. Смир­нов эти выводы уже сделал. Ведь повторяем же мы без конца опыты по химии и физике. А здесь не надо ни пробирок, ни горелок. Только добрая воля и любознатель­ность.

Итак, на основе многих таких рассказов выяснилось, что воспо­минания прежде всего касаются не того, о чем думали испытуемые (здесь чаще всего они отделывались формулой: «Думал, но о чем думал, не помню»), а того, что они делали. Это, как отмечает А. А. Смирнов, связано с направленностью человека на основную деятельность, а она заключалась в том, чтобы скорее дойти до места работы. Испытуемые в этом случае не думали и шли, а шли и думали. Между прочим, могло бы быть и наоборот. Запоминается то, что так или иначе связано с целью деятельности, что помогает или, наоборот, мешает ее достичь. Именно поэтому, кстати сказать, заставляют нас в школьные годы на уроках языка «списать и вста­вить пропущенные буквы», «подчеркнуть», «придумать предложение с союзом», а на уроках математики — решать задачи. В ходе конкретной деятельности правила и теоремы запоминаются как бы сами по себе. Специально не учишь, а запоминаешь так, как нередко запоминают свои длинные монологи и многочисленные реплики актеры.

А. А. Смирнов специально беседовал со многими артистами о том, как они заучивают роли. Заслуженная артистка Ю. убеж­дена, что заучивать роль нельзя. Зубрежка вырабатывает штампы. Запоминать надо творчески, внутренне жить этим надо, идти отсюда к тексту, к его запоминанию со всей внутренней жизнью. Если линия психологических поворотов ясна, то все запоминается само собой. Каждый раз она ставит себе вопрос: «Что я делаю здесь?» Это действие и служит основой запоминания.

Может быть, и впрямь, не повторение, а действия, деятель­ность — мать учения? Очень любопытную связь деятельности с непроизвольным запоминанием обнаружила в 1927 г. Б. В. Зейгарник. Теперь она известный психолог, профессор МГУ, но открытие, которое вошло в науку под названием «эффект Зейгарник», было сделано в те далекие годы, когда молодая исследовательница рабо­тала под руководством одного из крупнейших психологов XX столе­тия немецкого ученого К- Левина. Какие действия лучше запоми­наются: те, которые успешно начаты и завершены, или те, которые оборвались на высокой ноте? В опыте Зейгарник испытуемые должны были «как можно быстрее и как можно точнее» выполнить около двадцати заданий разного характера. Здесь были и небольшие математические задачи, загадки, лепка фигурок из глины, изготов-

100

ление картонных ящиков и т. п. Когда исполнители, как говорится, входили во вкус, работа прерывалась. Потом экспериментатор про­сил перечислить все выполнявшиеся задания.

<", количество запомнившихся прерванных задач

Отношение:'---------------------------!------------■*—*--------------------

количество запомнившихся завершенных задач

в разных группах было равно в среднем 1,9; 2,1; 2... Легко понять, что прерванные задачи запомнились лучше завершенных примерно в два раза. Почему? Психологи считают, что здесь все дело в том психическом напряжении, которое возникает под влиянием принятого решения. Если задача выполняется, напряжение спадает, и все, что с ним было связано, забывается. Когда исполнение решения прерывается, напряжение не исчезает и само дело закрепляется в памяти.

Интересно было бы исследовать, распространяется ли «эффект Зейгарник» на более сложные виды деятельности. Например, на общение между людьми. Подумайте, кого мы вспоминаем: тех, с кем отношения прошли все стадии от знакомства через кульмина­цию к охлаждению, или тех, с кем отношения не достигли этой финальной черты? По-видимому, каждый может здесь прибегнуть к самонаблюдению...

Произвольное запоминание. Иной из вас, может быть, скажет:

Блеск получается: зубрить не надо: что запомнилось, то и ладно!

А еще б лучше: принял таблетку — все знаешь: история — голубенькая, математика —■ желтенькая.

' «Мне запомнилось», «мне вспомнилось» — безличные предложе­ния. В непроизвольных познавательных процессах человек все же пассивен. А сознательная человеческая деятельность характеризует­ся именно активностью, целенаправленностью, волевым началом. Непроизвольная память есть уже у животных. Произвольная — великое достижение эволюции, историческое приобретение человека. Животному, по словам К. Д. Ушинского, вспоминается, но животное не вспоминает. В человеке же мы различаем ясно оба эти явления памяти.

Жизнь ставит перед нами определенные задачи, и во имя их осуществления мы ставим задачи перед собой: запомнить не только то, что «само» запечатлевается в памяти, но и то, что надо. А это уже сложная целенаправленная мнемическая деятельность со своими мотивами, средствами, объектами и результатами.

Прежде всего надо поставить перед собой цель, мнемическую задачу.

В историю психологии вошел такой случай. Сербский психолог Радославлевич однажды экспериментировал над иностранцем, кото­рый плохо понимал язык. Опыты велись по методу Г. Эббингауза — испытуемому был предложен ряд в восемь слогов.

101

Испытуемый прочитал слоговой ряд двадцать, тридцать, сорок, сорок шесть раз, не заявляя, однако, что он его выучил наизусть, как должен был сделать согласно инструкции (не понятой им).

Исследователь уже почти усомнился в возможности благоприят­ного результата, остановил после сорока шести повторений механизм (по-видимому, использовался специальный мнемометр, который поз­воляет равномерно предъявлять испытуемому материал, для за­поминания) и спросил, может ли он повторить этот ряд слогов наи­зусть.

Как? Так я должен заучивать эти слоги наизусть? — уди­вился испытуемый. Тогда он еще шесть раз повторил ряд и легко достиг цели.

Не мог запомнить, потому что не знал, что это необходимо, а вследствие этого и не хотел... С подобными фактами можно встретиться на каждом шагу. Преподавателю психологии приходится из года в год проводить со студентами опыты на запоминание. Читаешь, например, такой ряд, состоящий из десяти пар слов:

книга — окно гора — краска

рука — туча якорь — кино

вилка — дело сосна — ложка

чашка — трава бритва — солнце

кошка — свеча " танец — река

При этом студентам дается инструкция: «Послушайте и по­старайтесь запомнить. Потом я буду читать первое слово каж­дой пары, а вы должны вспомнить и записать второе слово».

И вот студенты — кто больше, кто меньше —* вспоминают и записывают, а преподаватель-экспериментатор ни одного слова за долгие годы так и не выучил. Ему не надо. У него эти слова на бумажке записаны.

А что, если- нас поменять местами? Собственно говоря, по такой схеме был построен интересный опыт американского психолога Д. Дженкинса. Испытуемыми были двадцать четыре пары студентов. (Слава вам, наши неизменные и терпеливые помощники! Пора перед институтами психологии и исследовательскими лабораториями поставить памятник — Неизвестному студенту... и студентке.) В каждой паре один из студентов играл роль экспериментатора, а другой — испытуемого. Экспериментатору с помощью аппарата по­следовательно в постоянном темпе предъявляли ряд из двадцати бессмысленных слогов, а он только должен был прочитывать эти слоги испытуемому. Испытуемому предлагали запомнить эти слоги. После первого безошибочного воспроизведения испытуемого, так же как и экспериментатора, просили прийти на следующий день для за­вершения эксперимента. Тем и другим предлагали воспроизвести слоги, которые они запомнили. Экспериментаторы правильно вспом­нили в среднем 10,8 слогов (результат непроизвольного запоми­нания), а группа испытуемых— 15,9 слогов. Преимущества произ­вольного запоминания, как говорится, налицо!

102

Когда заходит речь о влиянии установки на запоминание, о значении внутреннего отношения к самой задаче запомнить, на ум приходит эпизод из романа В. Кожевникова «Щит и меч», прекрасно воссозданный в одноименном кинофильме. Советский разведчик Белов (Вайс) только один раз прочитывает секретный документ с многочисленными цифрами и потом точно воспроиз­водит его. Белов знал: от того, запомнит он или не запомнит, за­висит жизнь тысяч узников гитлеровских лагерей. Он не имел права не запомнить...

Осмысленное и механическое запоминание. Словесные пары, которые здесь приведены, нередко используют для доказатель­ства еще одной закономерности запоминания — преимущества осмысленного запоминания по сравнению с механическим. Этот эксперимент легко повторить. Сначала надо произвести опыт с напечатанными выше словесными парами и записать результат. Испытуемые запоминают в среднем три-четыре слова.

Потом можно предложить такой ряд:

почта — письмо буква — слово касса — деньги стакан — кофе небо — звезда театр — драма сани — зима гнездо — птица рыба — вода трактор — поле

Показатели достигнут почти ста процентов — испытуемые воспроизведут все десять слов! Почему?... Совершенно верно: первые пары бессмысленны, слова соединены случайно, а во вто­ром варианте слова соединены по смыслу. Впрочем, можно ос­мыслить и пары первого варианта. Например, читают «книга — окно», а испытуемый соображает: «Книга лежит на окне». «Кош­ка — свеча»? Пожалуйста: «Кошка обожглась о свечу!» Ре­зультат подскочит до ста процентов.

Все, что осмысленно, над чем человек думал, запоминается во много раз лучше, чем непонятное, неосмысленное. Еще Г. Эб-бингауз, один из первых исследователей памяти, эксперименти­руя на самом себе, установил, что для заучивания тридцати ше­сти лишенных смысла слогов ему в среднем требовалось пятьде­сят пять повторений, в то время как тридцать шесть — сорок слов, взятых из перевода «Энеиды», сделанного Шиллером, он запоминал уже после шести-семи повторений. Это почти в девять раз быстрее!

Опыт с парами слов может продемонстрировать еще одну закономерность запоминания — «эффект края». Почти наверня­ка все испытуемые лучше запоминают первые и последние сло­ва. Не потому ли спорщики хотят, чтобы зд ними осталось пос-

103

леднее слово? Кстати сказать, этим эффектом удачно восполь­зовался наш разведчик Штирлиц из «Семнадцати мгновений весны»: сначала завел с гестаповцем разговор на интересующую тему, а потом попросил таблетку от головной боли. Зачем приходил Штирлиц? Просил таблетку. Запоминается последнее.

Заучивать, не понимая, невыгодно. Точно так же как невы­годно учить «на завтра», «До экзамена», «до контрольной»... Тот, кто, запоминая, ставит стрелку на «вечно», выигрывает. Если, конечно, запоминаемое этого заслуживает.

То, что человек хочет запомнить, необходимо подвергнуть специальной мыслительной обработке, которая, как и всякая сложная деятельность, имеет ряд операций. Начать можно с опе­рации, которую профессор А. А. Смирнов назвал смысловой группировкой. То, что надо запомнить, разбивается на короткие порции, на микротемы. Иногда это происходит как бы само со­бой, но часто необходимо применить этот прием сознательно.

Со смысловой группировкой тесно связана другая очень по­лезная при запоминании умственная операция — выделение смы­словых опор, на которых потом как бы держится весь материал. Внешне такие опоры напоминают тезисы или развернутый план. Вот как описывают поиски таких опор испытуемые Л. А. Смир­нова.

Не сразу понимала текст. Чтобы лучше уяснить его, старалась форму­лировать основные мысли в виде кратких положений. Это очень помогало запоминанию. Собственно, эти положения только и приходилось запоминать. Все прочее в них уже имелось, подразумевалось мною. Припомнить текст легко, если вспомнить такую фразу.

Понимаешь, о чем читаешь, но, что именно сказано, приходится размышлять, докапываться до этого. Прочтешь некоторую часть, чувствуешь, что о чем-то другом говорится, вернешься к прочитанному, стараешься вдумать­ся в него. Поймешь, закрепишь в виде маленькой фразы, словно тезис краткий составишь, идешь дальше. Продумывать иногда долго приходится. За­то, когда поймешь и сформулируешь суть, чувствуешь, что нашел хорошую опору для запоминания. Так тезисами и запоминал. Они служили хорошими путеводными огнями.

Путеводные огни для запоминания загораются и при смысло­вой группировке, когда человек по-своему разбивает текст на кусочки и потом составляет из них осмысленную мозаику. Часто школьники, да и люди постарше, страдают от того, что не при­выкли, не умеют объединять знания, полученные из разных ис­точников, воедино. Ученик на уроке истории отрывочно и сухо «доложил» некоторые факты о восстании Степана Разина.

Ты ведь только вчера ребятам о книжке про него так здо­рово рассказывал,— удивился отец.

Так то в книжке, а это — история!

Плохо, когда знания об одном и том же лежат как бы на разных полках сознания и не помогают, не усиливают, не углуб­ляют друг друга.

Кто-то сказал, что мышление начинается там, где кончается

104

память. Это не совсем верно: мышление нередко неотделимо от памяти. Тот, кто хорошо мыслит, хорошо запоминает.

Кратковременное и долговременное запоминание. Память обслуживает деятельность' человека. Это проявляется и в осо­бенностях запоминания. Если та или иная информация необ­ходима лишь на короткое время, включается аппарат кратко­временной (или оперативной) памяти. Так, когда мы решаем арифметический пример, промежуточные результаты запомина­ются лишь на несколько секунд («Два пишем, три в уме» и т. п.). Это, так сказать, запоминание, подчиненное тактическим задачам. В долговременную память поступает информация, име­ющая стратегическое значение. Она обслуживает жизненно важ­ные виды деятельности.

Воспроизведение. Запоминание, все его подвиги и ухищрения предпринимаются ради конечного результата — воспроизведения, вспоминания. Не очень большим утешением служит предпо­ложение некоторых ученых о том, что человек вообще ничего не забывает: он только не в состоянии вспомнить. Сокровищница, ключ от которой потерян? Не шарить же, в самом деле, по коре больших полушарий мозга электродом, выискивая нужное вос­поминание, как в знаменитых опытах Пенфилда, о которых мы уже рассказывал».

Нередко то, что запомнилось, воспроизводится как бы само по■себе, непроизвольно. Особенно гладко обычно происходит уз­навание. «Так ведь это Иванов Сидор Минаевич!» — такого ро­да восклицания, относящиеся к самым разнообразным явлениям, которые воспринимаются повторно, мы произносим буквально на каждом шагу. Собственно говоря, без узнавания невозможно уже осмысленное восприятие: узнать значит включить воспри­нятое в систему наших знаний, нашего опыта, отнести к опреде­ленной категории и т. д. Интересно, что узнавание сопровож­дается особым эмоциональным переживанием — чувством зна-комости: «видел», «уже слышал», «пробовал»... Нередко это чув­ство подводит школьников и студентов. Перелистывая дома книжку, ученик узнает то, о чем говорилось на уроке, а ему ка­жется, что он знает. Нередко все кончается драматической сце­ной типа «опять двойка». «Чувство знакомости» повинно и в дру­гих заблуждениях. Вызвали человека к доске, после нескольких тщетных усилий вспомнить заданное он бесславно усаживается за парту... А на «лобном» месте новая жертва? Нет, кажется, не жертва. Отвечает бойко и гладко. Но вот что обидно — ведь и я все это знал: этот пример и этот вывод... Знал? Вернее было бы сказать, «узнал». Не по этой ли самой причине «счастливые» билеты обычно достаются не тебе, а товарищу? И не потому ли, наконец, «каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны»?

Узнать легче, чем воспроизвести в отсутствии оригинала. Но и здесь бывают ошибки. Наверное, каждому хотя бы изредка приходилось испытывать странное переживание: ты приезжаешь в

105

заведомо новый для тебя го.род или оказываешься в новой си­туации, а тебе кажется, что все это уже было. Мнимое узнава­ние. Оно обозначается специальным термином «йёз-а уи». В пе­реводе с французского — «уже видел». Здесь нас подводят ас­социации — похоже только кое-что, а кажется, все повторилось. Ассоциации. Ассоциации, связи между отдельными звеньями воспринятого, играют очень большую роль в припоминании, а значит, и в запоминании. То, что вместе воспринимается, вместе и запоминается — связи в памяти отраоюают связи, которые су­ществуют в жизни.

В «Основах психологии» классик изучения памяти Г. Эббингауз отмечал, что элементы запоминания ас­социативно связываются не только самым разнообраз­ным образом между собой, но и с элементами слу­чайными и в известном отношении совершенно для них безразличными, второстепенными. Отдельные члены ряда ассоциативно связываются с местом, которое случайно занимают на клочке бумаги, со сто­лом, на котором они случайно были продемонстрированы, с по­ложением тела, которое у воспринимающего тогда -было.

В основном здесь речь идет об ассоциациях по смежности. Очень часты ассоциации по сходству. Собственно, на них-то и основаны почти все поэтические метафоры и сравнения. Относи­тельно простые и прозрачные, как в этом отрывке из Н. Матве­евой:

Река текла как дождь,

Лежащий на боку,

А дождик шел как речка в вертикали, И мост подныривал подобно поплавку, Когда струи по нем перетекали.

Или символические и усложненные ассоциации по противо­положности. Так, в жаркий полдень может возникнуть в сознании образ снежного поля...

Наша память перенаселена ассоциациями. Они услужливо выдают «на-гора» клише-воспоминания, клише-сравнения и, увы, клише-мысли. Недаром И. Ильф и Е. Петров отбрасывали то, что приходило в голову им обоим.

Люди помечены друг другом и своими творениями. «Мы с Тама­рой ходим парой...», «Слон и Моська», Тарапунька и Штеп­сель, Принц и Нищий, Чук и Гек... Б. Слуцкий, автор замеча­тельного стихотворения о лошадях в океане (и многих других хороших стихов), сетует:

Про меня вспоминают и сразу же — И покуда плывут — вместе с ними

про лошадей, и я на плаву:

рыжих, тонущих в океане. для забвения нету причины,

Ничего не осталось — ни строк, ни идей, но мгновения лишнего не проживу,

только лошади, тонущие в океане. когда канут в пучину.

Может быть, ассоциации — мрамор для нерукотворных памят­ников? Попросите знакомых:

106

Назовите, только быстро, часть лица, плод, птицу, время года.

Нос, яблоко... У всех почти одинаково. Но это, скорее, исключение,

которое касается того, что лежит на поверхности, чем правило. Правило в том, что одни и те же слова-стимулы вызывают то, что связано с опытом человека, его главным делом, его мыслями и чувствами. «Корень» вы­зовет у ботаника представление о части растения, у филолога — о части слова, у стоматолога — зуба, у философа — «корень зла», у математика — V и т. д. Когда лингвист А. Е. Иванова методом ассоциативного эксперимента выявляла, какие слова всплывают в сознании юристов и неюристов в ответ на одинаковые слова-раздражители, обнаружилась довольно существенная разница. На­пример, у юристов наиболее распространенная реакция на слово «состав» — «преступления», у неюристов — «вагоны».

А нельзя ли таким путем узнать у человека то, что он ска­зать не хочет или не может? Именно на этой идее построен так называемый ассоциативный эксперимент. Испытуемому читают сло­ва-стимулы и просят быстро отвечать первым попавшимся словом. Расчет ясен: у кого что болит, тот о том и говорит. А если не говорит? Значит, пауза... Значит, об этом говорить не хочет, выходит, что-то скрывает... Психологи и психиатры используют ассоциативный эксперимент как метод исследования личности. В криминалистике с ним связывались другие надежды. Лучше всех, пожалуй, эти попытки пародировал чешский писатель К. Чапек в рассказе «Эксперимент профессора Роусса».

Профессор заявляет подозреваемому в убийстве Суханеку:

Я не буду вас допрашивать. Я только буду произносить слова, а вы должны в ответ говорить первое слово, которое вам придет в голову. Понятно? Итак, внимание! Стакан...

Стакан,— повторил профессор Роусс.

Пиво,— проворчал Суханек.

Вот это другое дело,— сказала знаменитость.— Теперь отлично.

Суханек подозрительно покосился на него. Не ловушка ли вся эта затея?

Улица,— продолжал профессор.

Телеги,— нехотя отозвался Суханек.

Надо побыстрей. Домик.

Поле.

Токарный станок.

Латунь.

Очень хорошо.

Суханек, видимо, уже ничего не имел против такой игры.

Перекличка становилась все быстрее. Суханека это забавляло. Похоже на игру в карты, и о чем только не вспомнишь!

Дорога,— бросил ему Ч. Д. Роусс в стремительном темпе.

Шоссе.

Прага.

Бероун.

Спрятать.

Зарыть.

Чистка.

107

(

Пятна.

Тряпка.

Мешок.

Лопата.

Сад.

Яма.

Забор.

Труп! Молчание.

Труп! — настойчиво повторил профессор.— Вы зарыли его под забором. Так?

Ничего подобного я не говорил! — воскликнул Суханек.

Вы зарыли его под забором у себя в саду,— решительно повторил Роусс— Вы убили Чепелку по дороге в Бероун и вытерли кровь в машине мешком. Куда вы дели этот мешок?

Преступник был разоблачен.

А что получится, если «смонтировать» ассоциативный экспе­римент с какой-либо методикой объективной регистрации эмоци­онального состояния человека?.. Совершенно верно: получится то, что иногда называют «детектором лжи». Впервые, пожалуй, -нечто подобное создал еще в 20-е годы А. Р. Лурия. В его исследо­вании сначала устанавливалось, с какой непроизвольной реакцией сочетается восприятие того или иного слова. Бралась, например, разница электропотенциалов наружной и внутренней стороны, ладони, кожногальваническая реакция (КГР), которая, как известно, чутко отзывается на изменение эмоционального состояния человека. Оказалось, что близкие по смыслу слова дают сходную объектив­ную картину. Если, например, вырабатывалась реакция на слово «скрипка», то наиболее похожую реакцию вызывали слова «смычок», «скрипач», «струна», несколько менее похожую — «флейта», «рояль», «соната».

Ассоциации обеспечивают автоматическое, непроизвольное вос­произведение. Благодаря им материал вспоминается. Это хорошо знал уже А. С. Пушкин: «... морозы. Читатель ждет уж рифму: розы...»

Однако такого автоматизированного вспоминания для человека совершенно недостаточно. «Вспоминается» — опять-таки безлич­ный глагол. Сплошь и рядом приходится вспоминать, активно искать в лабиринтах памяти необходимую для данного момента информацию. Этот поиск нередко развертывается в специаль­ную умственную работу — припоминание. Вспоминается легко. Припоминать гораздо труднее. «Упорное припоминание,— писал К. Д- Ушинский,— есть труд, и труд иногда нелегкий, к которому должно приучать дитя понемногу, так как причиной забывчивости часто бывает леность вспомнить забытое, а от этого укореня­ется дурная привычка небрежного обращения со следами наших воспоминаний».

Интересно, что привычка забывать характеризует людей не­которых профессий, которые связаны с необходимостью «пропу­скать» через себя много разнородной информации. Э. Хемингуэй писал, что ему трудно заниматься газетной работой, которая учит

108

забывать каждый день о том, что случилось накануне и таким образом начинает усиленно разрушать память. На ослабление памяти, связанное с привычкой забывать, жалуются. и опытные радиодикторы.

Забывание. Прошлое зарастает травой забвения. Дорога жизни устлана тем, что выпадает из памяти'. И все-таки почему-то одно помнится долгие годы, а другое улетучивается из памяти уже на следующий день.

Издавна подмечена связь забывания с чувствами и пережи­ваниями человека. На связь памяти с эмоциями, с отношением человека к тому, что предстоит сохранить в сознании, указывал и К- Д. Ушинский. Он говорил, что если то,- что заучивается детьми, не пробуждает в них никакого чувства, желания и стрем­ления, то тогда заученное не может иметь никакого непосредствен­ного влияния на их нравственность, но если чтение или учение как говорится, затрагивает сердце, то и в памяти останутся следы комбинаций представлений с чувствами, желаниями и стремлениями, пробужденными чтением или учением, и такой сложный образ, след, возбуждаясь в сознании, пробудит в нем не только пред­ставление, но и желание, стремление, чувство.

Различные события, факты, сведения могут «затрагивать сердце», так сказать, с разных сторон. Они могут радовать и огорчать, вызывать удовольствие или приносить страдание. Ав­стрийский психиатр 3. Фрейд многие факты забывания объяс­нял воздействием вытеснения. Вытесняется из сознания то, что нам неприятно, уязвляет наше самолюбие, связано с тяжелыми переживаниями. Пациент Фрейда никак не мог отправить написан­ное письмо: один раз, идя на почту, забыл письмо дома, в другой раз взял письмо, но забыл написать адрес на конверте, в третий раз запамятовал наклеить марку. В конце концов он выяснил сам для себя, что ему не хотелось посылать это письмо.

Один обладатель весьма хорошей памяти постоянно забывает номер телефона поликлиники... Есть смысл произвести инвен­таризацию того, что постоянно забывается,— сроков сдачи работы, выполнения обещаний, адресов, имен... Недаром еще Монтень сетовал на то, что «о силе моей привязанности судят по моей памяти; природный недостаток перерастает, таким образом, в нравственный». «Он забыл,— говорят в этих случаях,— исполнить такую-то мою просьбу и такое-то свое обещание. Он забывает своих друзей. Он не вспомнил, что из любви ко мне ему следовало сказать или сделать то-то и то-то и, напротив, умолчать о том-то и том-то».

Забываем, потому что хотим забыть? Хотим забыть, но не признаемся себе в этом? Бывает и так. Но всегда ли неприятное забывается? Советский психолог П. П. Блонский провел специ­альное исследование на тему «память и чувства». Он предла­гал студентам в аудиторной обстановке написать первые пришедшие им в голову воспоминания текущего года и, когда они

109

уже написали, предлагал еще раз сделать то же, но уже из жизни до института. Так было собрано двести двадцать четыре воспо­минания. Что же сохранилось в памяти? Прежде всего то, что связано с эмоционально затронувшими событиями. Такие воспо­минания заняли 81%. При этом наибольший процент приходится на «воспоминания о неприятном».

В другом исследовании П. П. Блонский собрал первые воспо­минания детства. И опять тот же вывод: дольше всего помнится сильно эмоционально возбудившее событие, поражает ничтожный процент воспоминаний о приятных событиях: всего шесть. Но к воспоминаниям обычно присоединяется меланхолическое чувство, и их можно назвать грустными воспоминаниями о потерян­ном счастье детства. Дольше всего помнится неприятное.

Забыть — это не только не уметь вспомнить. Это еще и вспомнить, но не то, вспомнить, но не точно, искаженно. Вообще нельзя представлять себе дело так, будто информация в нашей памяти хранится в неизменном виде, как документы4 в архиве. Сходство, пожалуй, только в том, что от долгого хранения и там, и тут следы становятся все бледнее, яркие краски выцве­тают. Но это количественные изменения. В памяти материал изменяется и качественно, реконструируется. Эту реконструкцию легко проверить: достаточно попросить товарищей припомнить и рассказать содержание определенного текста. Какие отличия репро­дукции от подлинника прежде всего будут обнаружены? Их может оказаться немало: обобщение или «сгущение» того, что в подлиннике дано в развернутой и детализированной форме. Может быть и обрат­ное явление: то, о чем в подлиннике изложено кратко, испыту­емые развернут и расширят. Немало обнаружится замен не толь­ко отдельных слов, но и целых ситуаций на равнозначимые; выяснится, что части подлинника в репродукции по-новому распо­ложены, что вспоминающий кое-что привнес в его содержание, а кое-что невольно исказил.

Этот же опыт способен продемонстрировать еще одну интересную особенность памяти. Мы привыкли к тому, что, чем боль ше времени прошло между восприятием и воспроизведением тем больше потерь. Так бывает часто, »но далеко не всегда. Слу чается, что более позднее воспроизведение оказывается боле полным и точным, чем раннее. Это явление получило названи реминисценции. Особенно характерна она для детей.

Советский психолог А. А. Люблинская, которая провела немал интересных исследований с детьми осажденного Ленинграда, расска зывает о таком случае.

Дети интерната, жившие в условиях блокады в крайне однообразных условиях, получили возможность летом 1943 г. выехать на дачу. Богатство впечатлена" от переезда в автобусе на вокзал, от поезда, от всей железной дороги, множество новых, никогда не виденных объектов, таких, как настоящая курица, коза, которых дети увидели из окна вагона, мелькающие леса, станции, поля, речки, про извели на детей огромнейшее впечатление. Однако ни на следующий после переезда

ПО

день, ли через день никто из ста детей ничего не рассказывал о путешествии. Оно не фигурировало в их играх, не отражалось в рисунках. Прошел месяц. Дети вернулись в город... И только через две недели после возвращения бурно вспыхнула в их жизни тема «Переезд». Дети нагружали и перевозили кукол, мебель, посуду, строительный материал. Младшие охотно выполняли роль пассажиров, старшие — вели паровоз, дежурили на станции, впускали и выпускали... «Переезд» ворвался в рисунки, рассказы, споры. Всплывали все новые и новые детали и подробности, как будто бы с течением времени из массы неразобран­ных впечатлений, из целого слитного клубка образов, чувств и мыслей в памяти детей постепенно выступали, вычленялись то одни, то другие элементы сложного целого.

Пример не только яркий, но и поучительный. Выученное должно отлежаться, отстояться в памяти. «Эх, спросили бы меня теперь — все знаю»,— сокрушаются ученики спустя несколько дней после экзамена. Между тем существует простой выход закончить подго­товку к экзаменам не на пороге экзаменационной комнаты, за минуту до рокового шага, а на два-три дня раньше.

Профессор А. А. Люблинская приводит впечатляющие факты о других особенностях детской памяти, которые, впрочем, в какой-то мере характерны и для взрослых. Ведь и они иногда невольно вспоминают не то, что было на самом деле, а то, что им представлялось, а порой и приснилось. Детей за такие рассказы нередко даже наказывают и обвиняют в обмане. И совершенно напрасно.

Папки и фолианты на полках архива не общаются друг с другом, не вторгаются в чужие информационные фонды, не ста­раются стереть или переписать друг с друга страницы. В памяти все наоборот. Выученное постоянно взаимодействует с тем, что изу­чалось раньше, и с тем, что поступило в кладовые сознания потом. И нередко взаимодействие это отнюдь не мирное.

Вообще, как заметил один психолог, есть так много причин для забывания, что удивительно, как мы все-таки кое-что помним. Не так, не теми словами, в иной последовательности, но помним. И может быть, правы те, кто утверждает: культура — это то, что остается в памяти, когда уже все забыто.

Самопроверка

Самовоспитание

Самопознание

Заседание шестое

Вопросы и задания

1. Понаблюдайте за собой и напишите небольшое сочинение: «Особенности моей памяти».

2. Запишите свое первое воспоминание. Почему запомнилось именно это?

111

3. Попросите товарища, который еще не читал этой книги, припомнить все, что с ним случилось по дороге из дома в школу. Сравните полученные результаты с описанными на с. 101 опы­тами А. А. Смирнова.

4. Проведите с товарищами опыты по запоминанию, описанные на с. 103-104.

5. Обсудите результаты опытов 3. М. Истоминой и М. Н. Шар-дакова, описанные на с. 25-26.

Почему в игре дети запомнили больше слов, чем вне этой дея­тельности?

Почему школьники, которые учили «на месяц», вышли победи­телями?

Конкурс

Кто за пять или десять минут припомнит больше стихотворных строк, содержа­щих ассоциации, и точно определит их виды (по смежности, сходству, контрасту, смысловые) ?

Используй сам и расскажи товарищу

Правила обращения с памятью

1. Заучивай с желанием знать и помнить.

2. Ставь цель запомнить надолго.

3. Пользуйся смысловыми опорами, смысловым соотнесением и смысловой груп­пировкой — кто хорошо осмысливает, хорошо запоминает и долго помнит.

4. Начинай повторять до того, как материал стал забываться. Помни слова К. Д. Ушинского: «... понимающий природу памяти будет беспрестанно прибегать к повторениям, и не для того чтобы починить развалившееся, но для того чтобы укрепить здание и вывести на нем новый этаж».

5. Заучивай и повторяй небольшими дозами.

6. Лучше учить по одному часу семь дней, чем семь часов подряд в один день.

7. После математики учи историю, после физики — литературу: память любит разнообразие.

8. Когда учишь, записывай, рисуй схемы, диаграммы, черти графики, изображай карикатуры, сравнивай с тем, что знал раньше,— действуй!

9. Не учи стихи по столбикам. Короткие заучивай целиком, длинные — разби­вай на порции.

10. Как можно быстрее, не дожидаясь полного заучивания, старайся воспро-лзвести, закрыв книгу. Помни слова Л. Н. Толстого: «Никогда не справляйся в книге, ежели чтобы-нибудь забыл, а старайся сам припомнить».

11. Если получил задание во вторник, а отвечать надо в пятницу, не жди до четверга: выучи сразу, а накануне только повтори.

12. Изредка используй мнемотехнику — искусственные приемы, облегчающие запоминание. Цвета спектра, например, поможет не забыть такая фраза: «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан», а число «я» (отношение длины окружности к диаметру) — такое двустишие:

Кто и шутя и скоро пожелаетъ «Пи» узнать число, ужъ знаетъ.

По старой орфографии после твердых согласных в конце слов пи­сали «ъ». Количество букв в. слове означает очередную цифру: 3,1415 и т. д. Некоторые придумывают подобные опоры сами.

Тема для дискуссии

' «В какой мере качества памяти предопределяют успехи в деятель­ности, или Почему все-таки люди так охотно жалуются на свою память?»

112

Глава 7 ВООБРАЖЕНИЕ И МЫШЛЕНИЕ

У ночи мрак, У листьев шум, У ветра свист, У капли дробность, А у людей пытливый ум И жить упорная способность. Л. Мартынов

Понятие о воображении и мышлении. Познание мира, как указал В. И. Ленин, идет от «живого созерцания к абстрактно­му мышлению...»11. С психологической стороны «живое созерца­ние» обеспечивают ощущения и восприятия, которые «достав­ляют» в мозг конкретные образы действительности. Эти образы удерживаются в памяти. Но для того чтобы глубоко проник­нуть в тайны природы, преобразовать окружающий мир, необходимо обработать, переделать, видоизменить добытую органами чувств информацию.

Если главная задача ощущений и восприятий — сбор конкрет­ных впечатлений об окружающем, а памяти — точное сохра­нение -накопленного, то у воображения и мышления на первый взгляд задача другая — преобразовать полученное. Наличие этого творческого начала позволяет считать фантазию (так можно назы­вать воображение) и мышление как бы единой мыслительной деятельностью.

В то же время между ними есть и различия: воображение — это создание новых образов на основе ранее воспринятых, а мыш­ление процесс обобщенного и опосредованного отражения окружающего мира. Результатом воображения является образ, а результатом мышления — выраженные в словах мысли — суждения и понятия. Но различие это очень относительно: ведь любой, даже самый фантастический образ, как мы увидим дальше, отражает реальную действительность, а в продуктах мышления всегда есть кусочек фантазии, есть отлет от видимой, непосредственной реаль­ности.

В своих высших проявлениях образ и мысль неразрывно слиты. Так, образы Анны Карениной или Григория Мелехова созда­ны художниками-мыслителями. Точно так же в результате еди­ной творческой мыслительной деятельности были совершены великие открытия и изобретения. Подчеркивая роль фантазии в сферах, которые считались областью одной лишь мыслительной деятельности, В. И. Ленин писал: «Напрасно думают, что она нужна только поэту. Это глупый предрассудок! Даже в матема­тике она нужна, даже открытие дифференциального и инте­грального исчислений невозможно было бы без фантазии»12.

И мышление, и фантазия возникли в трудовой деятельности

113

человека. Без преобразующей творческой работы мысли невоз­можно было бы спланировать трудовые процессы, создать ору­дия труда, поставить новые цели. Это очень хорошо выразил К- Маркс, сравнивая поведение животных с трудовой деятельностью человека. Напомним эти замечательные слова еще раз: «Паук совершает операции, напоминающие операции ткача, и пчела постройкой своих восковых ячеек посрамляет некоторых людей-архитекторов. Но и самый плохой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что, прежде чем построить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове. В конце процесса труда получается результат, который уже в начале этого процесса имелся в представлении человека, т. е. идеально».

Благодаря творческой мыслительной деятельности человек способен отражать, познавать такие свойства окружающего мира, которые недоступны непосредственному восприятию. Так, о наличии в организме больного воспалительного процесса врач узнает, измерив температуру тела с помощью термометра. Учитель не видел, как вы дома готовили урок, но на основании ответа почти безошибочно определяет степень вашего прилежания. В при­веденных примерах уровень ртутного столбика в термометре и ка­чество знаний, обнаруженных при ответе, позволяют сделать опреде­ленные выводы. С такого рода примерами опосредованного познания мы встречаемся на каждом шагу и в повседневной жизни, и в учебных кабинетах, и в лабораториях ученых.

Непосредственно воспринимать можно только конкретные приз­наки предметов и явлений, единичные, данные объекты: вот эту книгу, этот стол, это окно, это дерево. Мыслить можно о книгах, столах, деревьях и т. д. вообще. Наша мысль вырывает нас из плена непосредственной конкретной видимости и позволя­ет улавливать сходство в различном и различное в сходном, позволяет открывать закономерные связи между явлениями и собы­тиями. Что будет, если бросить лист бумаги в огонь? Сгорит. Но ведь мы раньше никогда не видели, как этот конкретный предмет сгорал. Не видели, но знаем: бумага в огне всегда горит. Благодаря мышлению связь между огнем и бумагой установлена. Такое обобщенное отражение и позволяет предсказы­вать будущее, представлять его в виде образов, которых в действи­тельности еще не существует.

Образ и мысль всегда выступают в неразрывном сплаве. Интересны с этой точки зрения свидетельства, с одной стороны, писателей и художников, а с другой — ученых, так сказать, «физиков» и «лириков».

Великий испанский художник Ф. Гойя говорил, что фанта­зия, лишенная разума, производит чудовищ; соединенная с ним, она — мать искусства и источник его чудес.

Теоретик верит в логику,— иронически замечает французский писатель Антуан де Сент-Экзюпери,— он убежден, что пренебре­гает мечтой, интуицией, поэзией. Он не замечает того, что эти три

114

феи нарядились в маскарадные костюмы, чтобы соблазнить его, как пятнадцатилетнего влюбленного. Он не ведает, что им он обязан своими лучшими открытиями. Они явились к нему в облике «рабочей гипотезы», «произвольных условий», «аналогии». Как мог он, теоретик, подозревать, что, прислушиваясь к ним, он обма­нывал суровую логику и наслаждался пением муз!

А вот слова выдающегося физика Э. Резерфорда: «Экспери­мент без фантазии или фантазия, не опирающаяся на экспери­мент, достигнут лишь немногого. Действительный прогресс имеет своим предположением амальгамацию (соединение) обеих сил». В самом деле, разве мог бы великий ученый создать планетар­ную модель строения атома без могучей фантазии!

Впрочем, для того чтобы понять неразрывность мышления и воображения, достаточно понаблюдать за работой собственной мыс­ли хотя бы при решении задач. Вот как решал простую ариф­метическую задачу всем известный герой повести Н. Носова «Витя Малеев в школе и дома».

Сестричка-третьеклассница попросила четвероклассника Витю решить такую задачу: девочка и мальчик рвали в лесу орехи. Они сорвали всего 120 штук. Девочка сорвала в два раза меньше, чем мальчик. Сколько орехов было у мальчика и девочки?

С присущим ему оптимизмом . Витя ринулся в бой. Но орешек оказался трудным. Авторитет старшего заколебался. «С отчаянья,— рассказывает Витя Мале­ев,— я нарисовал в тетрадке ореховое дерево, а под деревом мальчика и девоч­ку, а на дереве сто двадцать орехов. И вот я рисовал эти орехи, рисовал, и сам все думал и думал... Сначала я думал, почему мальчик нарвал вдвое больше орехов, а потом догадался, что мальчик, наверное, на дерево влез, а девочка снизу рвала, вот у нее и получилось меньше.

...Потом я стал думать, что они складывали орехи в карманы. Мальчик был в курточке, я нарисовал ему по бокам два кармана, а девочка была в передничке. Я на этом передничке нарисовал один карман... Все сто двадцать орехов теперь лежали у них в трех карманах... И вдруг у меня в голове, будто молния, блеснула мысль (подчеркнутые мною слова нам еще пригодятся.— Я. К.): «Все сто двадцать орехов надо делить на три части! Девочка возьмет себе одну часть, и две части останутся мальчику, вот и будет у него вдвое больше!»

Попробуйте разделить здесь воображение и мышление!

Представления и их виды. Исходным материалом мыслитель­ной деятельности служат сохраненные памятью образы, явлений и предметов, которые называют представлениями. Своей нагляд­ностью и конкретностью образы представлений похожи на образы восприятия. Каждый из нас легко представит лицо друга, которого нет рядом, величественную панораму Кремля, любимую мелодию. У некоторых людей представления по яркости и устойчивости приближаются к восприятиям. Французский писатель Э. Золя подчер­кивал именно эту свою особенность: «Мое зрительное воспри­ятие окружающего мира отличается яркостью, исключительной остротой. Когда я вызываю в памяти предметы, которые я видел, то они предстают моему взору такими же, какие они есть на самом деле, с их линиями, формами, цветом, запахом, звуками. Это беспощадная материализация; солнце, которое их освещало, почти ослепляет меня; я задыхаюсь от запаха...»

115

Наибольшей яркости представления достигают тогда, когда они связаны с особенностями таланта человека, с делом его жизни: у композиторов это слуховые представления, у художников — зри­тельные и т. д.

Так, Моцарт, по его собственному признанию, даже самое'сложное музыкальное произведение мог мысленно обозревать одним взглядом, как прекрасную картину или красивого человека. Благодаря ярким слуховым представлениям, внутреннему слуху, Бетховен, будучи уже совершенно глухим, создал великую девятую сим­фонию. Французский художник К. Лоррен не делал этюдов с натуры. Ему достаточно было длительно понаблюдать тот или иной ландшафт, чтобы, вер­нувшись в мастерскую, по памяти писать замечательные пейзажи.

Подобных примеров много, но все же это не правило, а исклю­чение. Обычно представления значительно уступают восприятиям по яркости, устойчивости, полноте.

Трудно представить то или иное явление или предмет сразу целиком. В сознании всплывают отдельные кусочки, фрагменты оригинала. Вы хотите увидеть внутренним взором лицо другого человека: вот возникли его глаза, улыбка, прическа... А целое ускользает.

«Когда я стараюсь вспомнить матушку...— читаем мы в «Дет­стве» Л. Толстого,— мне представляются только ее карие глаза, выражающие всегда одинаковую доброту и любовь, родинка на шее, немного ниже того места, где вьются, маленькие волосики, шитый белый воротничок, нежная сухая рука, которая так часто меня ласкала и которую я так часто целовал; но общее выражение ус­кользает от меня». Эта особенность представлений называется фрагментарностью.

В нашем сознании живут не только образы предметов и яв­лений, которые мы воспринимали или воспринимаем в действи­тельности. Мы читаем в светловской «Гренаде»:

Лишь по небу тихо Сползла погодя На бархат заката Слезинка дождя...

И в нашем сознании возникает трагическая и прекрасная кар­тина, нарисованная поэтом. «Тиха, печальна, молчалива...»; «Чуден Днепр при тихой погоде...»; «... кто штык точил, ворча сердито, кусая длинный ус», «...лик его ужасен, движенья бы­стры, он прекрасен...» Каким пустым, бесцветным и унылым был бы наш внутренний мир без этих образов, воссозданных воображением по описанию! Это плоды воссоздающего вообра­жения. А писателям и поэтам, которые впервые создали эти об­разы, помогло воображение творческое. Впрочем, строго гово­ря, нетворческого воображения не бывает. У каждого из нас своя Татьяна Ларина, Анна Каренина, Чапаев, Гамлет. Неда­ром после очередной экранизации мы нередко заявляем: «Не­похоже!» На что? Да на тот образ, который мы создали вместе с автором — первооткрывателем.

116

ПРОЦЕССЫ АНАЛИТИКО-СИНТЕТИЧЕСКОЙ МЫСЛИТЕЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Анализ и синтез. Новые мысли и образы возникают на осно­ве того, что уже было в сознании, благодаря умственным опе­рациям — анализу и синтезу. В конечном счете все процессы во­ображения и мышления состоят в мысленном разложении ис­ходных мыслей и представлений на составные части (анализ) и последующем их соединении в новых сочетаниях (синтез). Эти противоположные по содержанию мыслительные операции находятся в неразрывном единстве.

«... Мышление,— писал Ф. Энгельс в работе «Анти-Дюринг»,— состоит столько же в разложении предметов сознания на их эле­менты, сколько в объединении связанных друг с другом эле­ментов в некоторое единство. Без анализа нет синтеза» .

Разберем с этой точки зрения, как созданы всем известные сказочные образы — русалка, кентавр, сфинкс, избушка на курьих ножках и т. д. Они как бы склеены, слеплены из частей ре­ально существующих объектов. Этот прием носит название агглю­тинации. Чтобы произвести эту синтетическую операцию, необходимо было сначала мысленно расчленить представления о реальных существах и предметах. Великий художник Возрождения Леонардо да Винчи прямо советовал художнику: «Если ты хочешь заставить казаться естественным вымышленное животное,— пусть это будет, скажем, змея,— то возьми для ее головы голову овчарки или легавой собаки, присоединив к ней кошачьи глаза, уши филина, нос борзой, брови льва, виски старого петуха и шею водяной черепахи» (см. второй форзац).

Именно этот мыслительный процесс привел конструкторов к созданию троллейбуса, аэросаней, гидросамолета и т. д.

Аналитическим процессом можно считать и другой прием создания сказочных образов — акцентирование. Здесь выделяет­ся какая-то часть предмета или часть тела животного или чело­века и изменяется по величине. Так создаются дружеские шаржи и карикатуры. Они помогают подчеркнуть самое существенное, самое важное в данном конкретном образе. Болтуна изобража­ют с длинным языком, обжору наделяют объемистым животом и т. д.

Анализ и. синтез как мыслительные операции возникли из практических действий — из реального разложения предметов на части и их соединения. Этот длительный исторический путь пре­вращения внешней операции во внутреннюю в сокращенном виде можно наблюдать, изучая развитие мышления у детей. Когда малень­кий ребенок сначала снимает с пирамидки кольцо за кольцом, а по­том надевает кольца обратно, он, сам того не подозревая, уже осуществляет на деле анализ и синтез. Недаром первая стадия развития мыслительной деятельности получила название наглядно-действенное мышление. Позже на смену ему приходит конкретно-образное мышление — ребенок оперирует не только предметами, но

117

и их образами, и, наконец, возникает «взрослое» — словесно-логи­ческое мышление. Но наглядно-действенное и конкретно-образное мышление присутствует и во «взрослой», развитой словесно-логи­ческой умственной деятельности, вплетается в ее ткань.

Различают два основных вида аналитико-синтетических опе­раций: во-первых, можно мысленно разлагать (и соединять) сам предмет, явление на составные части, во-вторых, можно мыс­ленно выделять в них те или иные признаки, свойства, ка­чества. Так, мы по частям изучаем литературное произведение, выделяем в растении корень, ствол, листья. Точно так же мы анализируем химические вещества, сплавы — все это примеры анализа первого рода. Когда же мы исследуем стиль произве­дения, его композицию, осуществляется иной анализ.

Анализ и синтез как основные мыслительные процессы при­сущи любому человеку, но у разных людей склонность к дроб­лению или соединению явлений окружающей действительности мо­жет быть различной. Так, уже на уровне восприятия некоторые склонны подмечать отдельные детали, частности, порой не умея схватить целое. О таких людях говорят, что они за деревьями не видят леса. Другие, наоборот, быстро схватывают целое, у них возникает общее впечатление о предмете, которое иногда бывает поверхностным,— они за лесом не видят деревьев. Среди ваших знакомых наверняка найдутся представители обоих типов: и анали­тического, и синтетического, хотя большинство, конечно, относятся к смешанному, аналитико-синтетическому типу. Чтобы определить, к какому типу относится человек, иногда достаточно послушать его рассказ о каком-либо событии. Иной приступает к рассказу, напри­мер, о новом кинофильме, издалека: сообщает, как у него заро­дилась идея пойти в кино, какая в этот день была погода, каким видом транспорта добирался до кинотеатра; видное место в рассказе займет описание соседей по очереди — кто во что был одет, кто что сказал, как реагировала публика на попытку «одного с усиками» пройти без очереди и т. д. Едва ли вы сможете заставить себя дослушать до конца. Другой сразу переходит к сути, но выражает ее слишком обобщенно:

«Гамлет»? Смотрел. Они там все друг друга поубивали. Замечательный советский психолог Б. М. Теплое в ра­боте «Ум полководца» рассмотрел особенности мышления великих полководцев и отметил, что подлинный военный гений — это всегда и «гений целого», и «гений деталей». Именно таким был гений Наполеона. Историки подчерки­вали способность Наполеона, затевая самые грандиозные и труднейшие операции, зорко следить за всеми мелоча­ми и при этом нисколько в них не путаться и не терять­ся — одновременно видеть и деревья, и лес, и чуть ли не каждый сук на каждом дереве. Такой же особенностью отличалось и воен­ное дарование великих русских полководцев — Петра Первого и А. В. Суворова.

118

Равновесие между анализом и синтезом очень важно в лю­бой сложной человеческой деятельности, и его важно воспитывать у себя каждому человеку.

Сравнение. Анализ и синтез лежат в основе и такой важ­ной мыслительной операции, как сравнение. Недаром говорят: «Все познается в сравнении», а о чем-то удивительном, из ряда вон выходящем: «Несравненно!» «Сравнение,— писал К. Д. Ушин-ский,— есть основа всякого понимания и всякого мышления.

Все в мире мы узнаем не иначе, как через сравнение, и если бы нам представился какой-нибудь новый предмет, которого мы не могли ни к чему приравнять и ни от чего отличить... то мы не могли бы составить об этом предмете ни одной мысли и не могли бы сказать о нем ни одного слова». И. М. Сеченов считал способность сравнения самым драгоценным умственным сок­ровищем человека.

Сравнивая предметы и явления, приходится осуществлять на первом этапе анализ, а затем синтез. Например, вы получили задание сравнить психологический облик Татьяны и Ольги Лариных. Для этого вы прежде всего выделяете отдельные их свойства, качест­ва, особенности: внешность, характер (он сам расчленяется на от­дельные черты, о которых у нас речь впереди), взаимоотношения с другими героями романа и т. д.

Иными словами, производится расчленение, анализ. На следу­ющем этапе вы как бы мысленно прикладываете (эта операция в других случаях может быть и действенной, практической!) одно­родные черты друг к другу, соединяете, синтезируете их. При этом необходимо соблюдать важное правило — сравнивать следует по одному основанию. Нельзя, например, сопоставляя пушкинских героинь, сказать: «Татьяна любила русскую зиму, а у Ольги было круглое, румяное лицо»... (В связи с этим правилом обратите внимание на то, как люди ведут дискуссии: сплошь и рядом срав­нения здесь производятся по разным основаниям, так что постепен­но утрачивается сам предмет спора.)

Сравнивая предметы и явления, мы находим в них сходное и различное.

Тонкость мышления и богатство воображения проявляются в умении находить различия в сходных на первый взгляд явле­ниях и сходство в самых, казалось бы, отдаленных. Эти качества особенно ярко проявляются в мышлении и фантазии великих мастеров слова. Как вы знаете, сравнение применяется в литерату­ре как особое средство художественной выразительности.

В то же время сравнение помогает нам не только ярко пред­ставить, но и глубоко понять ту сторону действительности, кото­рую описывает автор. Как всегда, мысль и образ неразрывны. Вспомним сравнение Владимира Ленского с Евгением Онегиным:

Они сошлись. Волна и камень, Стихи и проза, лед и пламень Не столь различны меж собой.

119

Здесь сравнение направлено на выявление различий. А вот в строках большого советского поэта Н. Заболоцкого очарование прекрасного женского лица (описывается портрет Струйской русско­го художника Ф. С. Рокотова) передается через неожиданное сбли­жение противоположностей:

Ее глаза — как два тумана, Соединенье двух загадок,

Полуулыбка, полуплач, Полувосторг, полуиспуг,

Ее глаза — как два обмана, Безумной нежности припадок,

Покрытых мглою неудач. Предвосхищенье смертных мук.

Вы, наверное, вспомнили, что о стихах мы уже говорили. Совершенно верно. В главе о памяти по поводу ассоциаций. И вы, конечно, уже поняли, что сравнения с ними неразрывно связаны. (Кстати, не забыли ли вы, что. в психике все между собой наразрывно связано?)

Сравнение близких по значению понятий — очень хороший прием для развития мышления. В клубе «Три С» мы дадим соот­ветствующие задания, вроде такого: «Сравните любопытство и любознательность».

Теперь закройте книгу и порассуждайте. Пред­ложите эту умственную задачу знакомым. Наверное, ^многие укажут общую черту: и любопытство, и лю­бознательность — это интеллектуальные свойства лич­ности, которые проявляются в стремлении узнать что-то новое. Различия здесь и в мотивах познания, и в его глубине. Любознательность — это бескорыстная жажда знания, желание проникнуть в сущность предметов и явлений. Ее характер хорошо передал поэт Б. Пас­тернак:

Во всем мне хочется дойти До сущности протекших дней,

До самой сути: До их причины,

В работе, в поисках пути, До оснований, до корней,

В сердечной смуте. До сердцевины.

Любопытство же проявляется в бесцельном стремлении на­капливать разрозненные факты, «коснуться до всего слегка», в скольжении «по верхам» явлений. Если любознательность — признак глубокого ума, то любопытство ведет к формированию личности с умом поверхностным, легкомысленным. Как указывал К. Д. Ушинский, «любопытство может выработаться в любозна­тельность и может остаться только любопытством... Сначала человек только любопытен; но когда в душе его завяжется самостоятель­ная работа, а вследствие того и самостоятельные интересы, то он перестает уже быть любопытным ко всему безразлично, но только к тому, что может быть в какой-либо связи с его душевными интересами». Иными словами, любопытство перерастает в любозна­тельность.

120

Конечно сразу трудно произвести сравнение с достаточной полнотой и точностью. Но трудности эти постепенно преодолеваются. Особенно если вы — человек... любознательный.

Абстрагирование, обобщение, понятие. К аналитико-синтети-ческим процессам относятся и такие сложные мыслительные операции, как абстрагирование (абстракция) и обобщение. Они играют в мышлении особую роль. Недаром этот познаватель­ный процесс называют обобщенным отражением действительности и подчеркивают его абстрактный характер. Чтобы лучше понять сущность этих процессов, заглянем в ... музыкальный магазин. Чего здесь только нет: сверкает медь огромной трубы, раздулся от важности большой барабан, скромно притаились на полках крошечные флейты, а вот батарея струнных — скрипки, виолон­чели, контрабасы. Гитары, мандолины, балалайка... Ни на что не похожие, торжественные арфы. Стоп! Ни на что не похожие? А почему же они в этом магазине? Значит, есть между всеми этими предметами какое-то сходство, и, наверное, весьма существенное. Общая их особенность — способность производить музыкальные звуки — позволяет отнести все эти — большие и маленькие, медные, пластмассовые и деревянные, черные, коричневые, красные и жел­тые, круглые, продолговатые и многоугольные, старинные и новые, электронные и т. д. и т. п.— предметы к одному понятию: «музыкальные инструменты».

Как образуются понятия? Здесь опять-таки все начинается с ана­лиза. Конкретные объекты, предметы мысленно расчленяются на признаки и свойства. Далее выделяется какой-то определенный су­щественный признак (в нашем случае — способность производить музыкальные звуки) и происходит абстрагирование: мы отвлека­емся от всех остальных признаков, как бы на время забываем о них и рассматриваем предметы и явления только с интересу­ющей нас точки зрения.

Если теперь сравнить между собой те непохожие'на первый взгляд предметы, обнаружится, что на самом деле они недаром называются одним словом: их можно объединить в одну общую группу. Таким образом, после аналитической операции — абстраги­рования происходит синтетическая — мысленное обобщение пред­метов и явлений, которое закрепляется в понятии. В понятии (оно всегда выражается словом) Отражаются общие и существенные признаки предметов и явлений. Каждая наука представляет собой определенную систему понятий. Благодаря им человек глубже познает окружающий мир в его существенных связях и отношениях.

Абстрагирование и обобщение важны не только в научном мышлении, но и в художественном творчестве. Уже «в самом простом обобщении,— указывал В. И. Ленин,— в элементарнейшей общей идее («стол» вообще) есть известный кусочек фантазии»14.

Благодаря выделению важных, существенных признаков и обоб­щению в мышлении писателя, поэта, художника возникают образы, в которых воплощаются черты целого поколения -или целого

12!

класса людей. Именно об этом говорил А. М. Горький в одной из бесед с читателями: «Как строятся типы в литературе? Они строятся, конечно, не портретно, не берут определенно какого-нибудь человека, а берут тридцать — пятьдесят человек одной линии, одного ряда, одного настроения и из них создают Обломова, Онегина, Фауста, Гамлета, Отелло и т. д. Все это — обобщенные типы». И еще: «...если вы описываете лавочника, так надо сделать так, чтобы в одном лавочнике было описано тридцать лавочников, в одном попе — тридцать попов, чтобы, если эту вещь читают в Херсоне, видели херсонского попа, а читают в Арзамасе — арзамас­ского попа...

Все большие произведения всегда суть обобщения. «Дон Кихот», «Фауст», «Гамлет» — все это обобщения».

Художественные обобщения, о которых говорил Горький, в отличие от абстрактных понятий не теряют индивидуального своеобразия и неповторимости. В русской литературе XIX в., как вы знаете, создан особый художественный тип — образ «лишнего человека» (о некоторых психологических особенностях людей этого типа мы будем говорить в связи с проблемами воли и характера). Все «лишние люди» чем-то похожи друг на друга, но в то же время каждый из них живой человек со своим собственным «лица не общим выраженьем».

Понятия, особенно абстрактные понятия, уже как бы потеря­ли эту связь с наглядными образами, хотя и здесь возможна какая-то опора на конкретные представления. Спросите у кого-ни­будь, что они представляют, когда слышат слова-понятия: «прогресс», «истина», «свобода» и т. д. Один скажет: «Ничего не представляю, прогресс — это движение вперед, прогрессивное раз­витие»; другой: «Ракета, которая мчится к дальним мирам»; третий: «Вижу первомайскую демонстрацию на Красной площади, людей, которые шагают со знаменами...»

Благодаря отвлечению, абстрактности человеческая мысль ох­ватывает явления, которые наглядно представить невозможно: ско--рость света, бесконечно малые и большие величины, относительность пространства и времени и т. д. Такие понятия вырабатываются наукой на протяжении всей истории человечества. В них кристал­лизуется и практический опыт, и его теоретическое осмысление. Каждое новое поколение уже застает системы этих понятий, усваи­вает их и добавляет к их содержанию что-то свое. Собственно говоря, в школе, изучая тот или иной учебный предмет, вы овладе­ваете научными понятиями в этой области. Вот теперь, когда вы читаете эту главу, происходит усвоение понятий «мышление», «фантазия», «анализ», «синтез» и... понятия о понятиях.

Процесс усвоения понятий — активная творческая мыслитель­ная деятельность. Вот как, например, формируется у учеников начальных классов понятие «плод».

На учительском столе хорошо знакомые ребятам предметы: помидор, огурец, головка мака и т. д. Учитель обращает внимание учеников на их внешний вид.

122

Помидор красный и круглый!

Огурец — зеленый и продолговатый!

Мак — светло-коричневый и похож на чашечку!

И на вкус они разные!

Выходит,— говорит учитель,— эти предметы совсем не похожи друг на друга?

Похожи,— не соглашаются ребята.

Чем же?

Их можно есть! Они вкусные!

Но конфеты тоже вкусные...

Нет, все это выросло. Это части растений.

Правильно,— подхватывает учитель,— помидор, и огурец, и чашечка мака — части растений. Но ведь вот и листья — тоже часть растения... Что еще общего между нашими предметами?

Ребята затрудняются. Но вопрос поставлен, мысль работает. Надо дать ей новый толчок. Учитель берет нож и на глазах у ребят разрезает огурец, помидор и мак.

Я догадался,— восклицает самый сообразительный. (Впрочем, может быть, самый решительный и быстрый?) — У них у всех есть косточки!

Семена!

Правильно. Как же можно это назвать?

Это часть растения, которая содержит семена.

Запомните, ребята, часть растения, которая содержит семена, называется плод. Дальше учитель показывает ребятам различные плоды и другие части растений,

которые легко спутать с плодом, например морковку. Идет практическое закрепление только что усвоенного понятия.

Не напоминает ли этот процесс общий путь познания чело­веком объективной реальности, обозначенный в известной формуле В. И. Ленина? В самом деле, в нашем примере присутствуют все основные этапы: «живое созерцание» — ребята внимательно изучали внешний вид разных плодов; «абстрактное мышление» — происходили все основные мыслительные операции: анализ, синтез, сравнение, абстрагирование; был выделен главный общий признак — «содержит семена»; обобщение в виде понятия «плод» и, наконец, практика — ученики упражнялись с новыми предметами — находили плоды у других растений.

Здесь мы видели традиционный путь усвоения новых знаний, новых понятий — от частного к общему. Советские психологи Д. Б. Эльконин и В. В. Давыдов доказали, что уже первоклассники способны овладеть новыми понятиями, идя от общего к частному. Необычно выглядят уроки в I классе по экспериментальным програм­мам. Согласно разработанному курсу, рассказывает В. В. Давыдов, дети в первом полугодии I класса вообще не «встречают» чисел. Все это время они довольно подробно осваивают сведения о величине: выделяют ее в физических объектах, знакомятся с основными ее свойствами. Работая с реальными предметами, дети выделяют в них объем, площадь, длину и т. д., устанавливают равенство или не­равенство этих признаков и отношения записывают знаками, а затем буквенной формулой, например: а—Ь, а>Ь, а<Ь. Выяснилось, что уже на третьем месяце обучения первоклассники научаются составлять и записывать уравнения типа: «Если а<Ь, то а-{-х=Ь или а=Ьх», а затем определять х как функцию от других элементов формулы. На таких же принципах основаны и программы по языку.

123

Исследования Д. Б. Эльконина и В. В. Давыдова показали, что младшие школьники обладают гораздо большими возможностями для развития мышления, чем это казалось при традиционных спо­собах обучения. И еще один вывод можно сделать: даже в столь устоявшихся областях человеческой деятельности, как обучение маленьких детей, возможны такие открытия и изобретения, послед­ствия которых могут оказать огромное влияние на развитие всех областей науки, культуры и производства.

Постарайтесь проследить сами, как происходит усвоение по­нятий уже на уровне старших классов. Обратите внимание на роль вашей собственной творческой активности в процессе познания. Недаром мы все чаще и чаще вспоминаем древнее изречение: «Ученик — не сосуд, который надо наполнить, а факел, который надо зажечь». Творческий огонь загорается от совместных усилий учителя и ученика.

Моральные понятия. Понятия, которые составляют основу науч­ных знаний, вырабатываются, как мы уже сказали, в процессе кропот­ливой исследовательской работы, а усваиваются при специальном обучении. Совсем иначе протекает выработка и усвоение особого класса понятий, которые получили название моральных (или эти­ческих) . В таких понятиях, как «гордость», «честь», «доброта», «настойчивость», «долг» и многих-многих других, обобщен опыт отношений между людьми, в понятиях сконцентрированы пред­ставления об основных принципах нравственного поведения, об обязанностях человека по отношению к самому себе, обществу, труду. Моральные понятия чаще всего усваиваются в повседневной жизни, в практике общения с другими людьми, в ходе анализа собственного поведения и поступков других людей, чтения худо­жественных произведений и т. д.

Советский психолог В. А. Крутецкий, который специально изучал проблему усвоения моральных понятий школьниками, приводит ин­тересное рассуждение одного девятиклассника о путях формирования у него этих понятий.

Некоторые из них, рассказывает юноша, «у меня создались совершенно неза­метно, постепенно, вероятно, в течение всей моей сознательной жизни. Никаких «вех» на этом пути я не заметил... Вот вы говорите, что я хорошо и правильно понимаю, что такое настойчивость и решительность, но откуда и как я это узнал — не могу объяснить... Я думаю, что это так же незаметно, как незаметно для себя ребенок научается говорить... И так большинство понятий... Ну, а вот понятие о чувстве долга у меня появилось помню когда. Вернее, оно у меня было и раньше, но совсем неправильным. Я его долго понимал, примерно, так: это — умение человека подчиниться неприятному приказу, делать что-то очень неприятное, потому что старший приказывает,— не хочешь, а делаешь, иначе попадет, а сам и не зна­ешь, для чего это надо... -Помню, учительница немецкого языка всегда очень много задавала на дом и всегда под нудный аккомпанемент разговоров о чувстве долга. Даже само слово у меня вызывало какое-то неприятное чувство... Но вот я про4 читал книгу «Молодая гвардия» и как-то сразу понял, что такое чувство долга: мальчики и девочки из Краснодона не могли не начать борьбу с фашистами. их никто не заставлял, ими двигало чувство долга, и это чувство давало им великую радость и удовлетворение».

124

Наверное, каждый из вас, ребята, может сказать о себе при­мерно то же: у каждого есть моральные понятия, но правильны ли они? Нередко именно неправильное, искаженное понимание своего долга, норм и принципов поведения ведет и к неблаговидным поступкам.

Еще великий русский мыслитель Н. А. Добролюбов писал, что старания многих воспитателей действовать на сердце дитяти, не внушая ему здравых понятий, совершенно напрасны... Можно ре­шительно утверждать, что только та доброта и благородство чув­ствований совершенно надежны и могут быть истинно полезны, которые основаны на твердом убеждении, на хорошо выработанной мысли.

Здесь подчеркнута связь мышления с нравственным обликом личности (кстати, не кажется ли вам, ребята, что мы давно не вспоминали о целостности психики?). Именно моральные понятия лежат в основе сознательности поведения, в основе убеждений лич­ности. Конечно, одно только знание моральных норм и точных определений еще не обеспечивает подлинной воспитанности. Необ­ходимы еще желание, стремление поступать в соответствии с этими понятиями, умение и привычка вести себя соответствующим образом. В связи с этим вспоминается такой случай. В троллейбусе возле удобно расположившегося на сиденье пионера остановилась ста­рушка.

Ты что же, братец, место старшему не уступаешь? — укориз­ненно заметил кто-то из пассажиров.— Неужели вас этому в школе не учат?

А у нас теперь каникулы! — спокойно ответил школьник. Он, безусловно, знал, как следует себя вести, но привычки

и желания поступать соответствующим образом у него не вырабо­талось. Сплошь и рядом случается, что человек ведет себя именно в соответствии со своими моральными понятиями, но понятия эти усвоены плохо, а то и вовсе неправильны. Если какой-нибудь школь­ник, считает В. А. Крутецкий, искренне убежден в том, что упрям­ство — это «принципиальная настойчивость», что чуткость — «это свойство слабых и безвольных людей», а скромность — «свойство робких и забитых», что действовать решительно — значит «делать не думая, не размышляя», то нам станет совершенно очевидна возмож­ная направленность его поведения.

Моральные понятия отличаются от других понятий и тем, что они меняются от одного исторического периода к другому, что они носят классовый характер. Если, например, закон Архимеда, открытый еще в рабовладельческую эпоху, не изменил своего со--держания до наших дней и едва ли когда-нибудь изменит, то понятия о добре и зле, счастье и справедливости и т. д. за этот промежуток времени наполнились совершенно новым смыслом. В наши дни представители буржуазии и советские люди или сознательные борцы за свободу народа в капиталистических странах тоже имеют раз­ные моральные понятия.

125

РЕШЕНИЕ МЫСЛИТЕЛЬНЫХ ЗАДАЧ И ТВОРЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ЛИЧНОСТИ

Проблемная ситуация и задача. Мыслительная деятельность возникла у человека в процессе эволюции как способ преодоления тех трудностей, с которыми он сталкивался в борьбе с природой. Да и в наши дни каждый постоянно оказывается в том или ином затруднительном положении, когда привычные способы деятельности уже не могут обеспечить успех. Такие ситуации, которые вынуоюдают искать новые решения для достижения практических или теорети­ческих целей, называются проблемными. Проблемная ситуация вос­принимается и осознается человеком как задача, требующая ответа на определенный вопрос. Для мышления осознание вопроса — это как бы сигнал к началу активной мыслительной деятельности. Недаром, когда у ребенка начинается процесс активного разви­тия мышления, он становится «почемучкой». Здесь вы, наверное, вспомните и некоторые рассказы Б. Житкова, и книгу К- И. Чуковского «От двух до пяти». Один из разделов этой замечательной книги, без которой не может обойтись ни один психолог, педагог, языковед, писатель, да и любой любознательный человек, так и называется «Сто тысяч почему».

Чуковский приводит, например/запись вопросов, заданных с пулеметной скоростью одним четырехлетним мальчишкой отцу в течение двух с половиной минут:

А куда летит дым?

А медведи носят брошки?

А кто качает деревья?

А можно достать такую большую газету, чтобы завернуть живого верблюда?

А осьминог из икры вылупляется или он молокососный?

А куры хожут без калош?

Вопросы возникли — мышление заработало. Кстати, впол­не прав был другой четырехлетний мальчик, когда следующим образом доказал матери необходимость внимательно относить­ся к его вопросам:

Не будешь мне отвечать, я буду глупый; а если ты не будешь отказываться мне объяснять, тогда, мама, я буду все умнее и умнее...

Английский психолог Д. Селли писал, что если бы ему предложили изобразить ребенка в его типическом душевном состоянии, то он, вероятно, нарисовал бы выпрямленную фигуру маленького мальчика, который широко раскрытыми глазами глядит на какое-нибудь новое чудо или слушает, как мать рас­сказывает ему что-нибудь новое об окружающем мире.

Наверное, учеными, изобретателями, рационализаторами, да и вообще творческими людьми во всех областях жизни стано­вятся взрослые, сохранившие в себе эту пытливость, любозна­тельность, стремление к новому. Печальное зрелище представ­ляет собой человек, у которого... нет вопросов. Мне пришлось

126

наблюдать взрослого мужчину, у которого вследствие тяжелой болезни мозга интеллектуальные возможности были резко по­нижены: он не мог в свое время учиться в массовой школе и едва усвоил грамоту и четыре арифметических действия. Ха­рактерно, что его любимым выражением было: «Ясненько, по-нятненько!»

Итак, осознание вопроса — это первый этап решения зада­чи. Недаром говорят: «Хорошо поставленный вопрос — поло­вина ответа».

На втором этапе происходит выяснение условий задачи, учет того, что известно для ее решения. Наш замечательный авиаконструктор А. Н. Туполев в беседе с советским психоло­гом П. М. Якобсоном так описывал начальные этапы своего творчества:

Когда начинаешь продумывать вопрос, занимаешься по­исками, то критически просматриваешь то, что было сделано тобой. Сознаешь, имеешь ощущение, что оно не годится, оно кажется неприятным, иногда даже физиологически против­ным. Есть стремление отойти от тех решений, которые были, хочется подойти с какой-то новой, непривычной стороны, взгля­нуть с новой точки зрения.

Мы дальше увидим, что подчеркнутые в высказывании Ту­полева слова очень важны для понимания сущности творчест­ва. В самом деле, всякую ли умственную деятельность мож­но назвать творческой? Творческой считается такая деятель­ность, которая дает новые общественно ценные результаты. Эта новизна может быть объективной: например, конструктор создал новую машину, ученый сформулировал неизвестный ранее закон природы, композитор сочинил новую симфонию и т. д. Но человек может в результате мыслительной деятель­ности открывать и то, что уже было открыто до него, но не было ему известно. Это открытие, так сказать, субъективно нового, нового для меня — тоже творческий процесс. С этой точки зрения учение, как мы уже говорили, может быть твор­ческой мыслительной деятельностью, а основные законы ее общи у пятиклассника, который с увлечением решает новую для себя задачу, и у ученого, который впервые эту задачу придумал.

Вот вопрос сформулирован, условия выяснены, и здесь на­чинается часто мучительный этап обдумывания, вынашивания, или, как иногда говорят, «инкубации» идеи. Сначала возмож­ное решение еще расплывчато, туманно. На этом этапе очень важную роль играет гипотеза, предположение.

Для того чтобы изучить внутренние закономерности твор­ческого мышления, психологи задают испытуемым ту или иную задачу, вводят их в проблемную ситуацию и просят «думать . вслух». Одна из таких задач вам уже хорошо известна по зна-, менитой книге М. Твена «Приключения Гекльберри Финна». Помните, Гекльберри Финн собирается в разведку и переоде-

127

вается в женское платье: «Я надел соломенный капор, завя­зал ленты под подбородком, и тогда заглянуть мне в лицо стало не так-то просто — вроде как в печную трубу. Джим сказал, что теперь меня вряд ли кто узнает даже днем».

Но все получилось совсем не так. Женщина, к которой по­пал Гекльберри, оказалась весьма наблюдательной и сообра­зительной и ... Впрочем, лучше нам теперь поступить иначе. Давайте попробуем повторить эксперимент извест­ного исследователя мышления К. Дункера. Найдите ко­го-нибудь, кто не читал книгу М. Твена (эта задача сама по себе не из легких!), и поставьте перед ним эту пробле­му: однажды Гекльберри Финн покинул свой остров, чтобы узнать, как идут дела в его родной деревне. Для этого он переоделся в платье девочки. Он зашел в первую встре­тившуюся хижину, хозяйка которой заподозрила в нем переодетого мальчика. Представьте себя на месте этой женщины. Она, конечно, хочет узнать, кто перед ней: мальчик или девочка. Что ей для этого надо сделать?

Вот как рассуждали некоторые испытуемые К. Дункера.

Подпустить мышь, чтобы вызвать у «девочки» прон­зительный крик.

Заставьте его действовать быстро и не задумываясь.

Нужно сделать что-то такое, что заставило бы мальчика покраснеть.

Заставить мыть посуду!

Как видите, все это гипотезы, варианты путей, которые мог гут привести к решению. Женщина, вы помните, поступила так, будто ей подсказали испытуемые Дункера. Она обратила внимание на то, как Гекльберри вдевает нитку в иголку, по­том заставила швырнуть кусок свинца в крысу, но самое точ­ное и остроумное испытание было следующее: «И она тут же бросила мне свинец, я сдвинул колени и поймал его». «...За! помни,— сказала ему потом эта женщина-детектив,— когда девочке бросают что-нибудь на колени, она их расставляет, а не сдвигает вместе, как ты сдвинул, когда ловил свинец».

Я не случайно назвал эту женщину детективом: теперь, когда будете читать рассказы о следователях, разведчиках и т. д., обратите внимание на ход мыслительной деятельности главных героев.

В ходе мыслительной деятельности проверяются различные версии — гипотезы, пока, наконец, одна из них не оказывается верной. Вы знаете по собственному опыту, что такой период размышлений может быть долгим и трудным. Нередко пра­вильно решить задачу не дают привычные пути, предвзятые мысли, которые, как барьер, мешают подойти к правильному решению. Чтобы преодолеть такие барьеры, надо, по словам А. Н. Туполева, взглянуть чужими глазами, подойти к ним по-новому, вырвавшись из обычного, привычного круга.

128

Предложите своим товарищам головоломку: из шести спичек составить четыре равносторонних тре­угольника, стороны которых равны длине спички. Разумеется, сначала попробуйте, закрыв книгу, ре­шить задачу самостоятельно. Трудно? Многие ска­жут, что это вообще невыполнимо; не хватает спи­чек. В чем же дело? Виноват барьер, это он застав­ляет вашу мысль метаться по кругу и мешает ей двигаться впе­ред. В чем заключается барьер? Об этом чуть попозже.

А теперь еще одна задача — даны четыре точки. Решите сами и предложите товарищам через данные точки (как бы вершины квадрата) провести три прямые линии, не отрывая карандаша от бумаги, так чтобы карандаш возвратился в ис­ходную точку. Бумага, карандаш есть? Начали. Не выходит? Вы не одиноки: однажды в эксперименте из шестисот участ­ников ни один не мог решить задачу самостоятельно. И во всем виноват опять-таки барьер. В этой задаче он заключает­ся в том, что решающий сам /\ себе навязывает дополнительное

/ \ условие: линии должны нахо-

/ \ диться внутри обозначенного точ-

*у. ками квадрата. А ведь стоит 86*-

/ \ рваться из замкнутой плоскости —

/ \ и задача решена! Заключите во-

& 1—Л_____® \ круг квадрата эти точки в тре-

угольник. Вот так (см. рис.). Может быть, кто-нибудь уже сообразил, как решить задачу со спичками? На этот раз надо вырваться из плоскости в трехмерное пространство: составьте из спичек трехгранную пирамиду, и вы получите четыре равносторонних треугольника. Барьеры подстерегают нас на каждом шагу и воз­никают мгновенно. Попросите кого-либо решить за­дачу:

Немой вошел в хозяйственный магазин. Как он должен объяснить продавцу, что хочет приобре­сти молоток?

Ваш испытуемый выразительно постукивает ку­лаком «по прилавку».

Правильно.

А как слепой должен попросить ножницы?

Следует мгновенный и безмолвный ответ: характерное стри­гущее движение средним и указательным пальцем.

Но ведь он может просто сказать!

Подумать только! Одна задача и уже барьер: все объясня­ются жестами.

А вот совсем простая «ловушка»: как звали отца Веры Пав­ловны из романа Чернышевского «Что делать?» Далеко не всегда каждый ответит: «Разумеется, Павел!» Откуда же здесь

5 Заказ 199 \ 90

барьер? Наверное, из убеждения: таких легких вопросов не задают; раз спрашивают, значит, надо подумать.

Эвристическая мыслительная деятельность. В процессе ре­шения задач в любой сфере человеческой деятельности осуще­ствляется кропотливый поиск единственно правильного пути. Как утверждал Д. И. Менделеев, искать чего-либо, хотя бы грибов или какую-либо зависимость, нельзя иначе, как смотря и пробуя. Но мыслительная деятельность — это не просто пе­ребор всех возможных вариантов в поисках удачного. Когда накапливается достаточный запас знаний, нередко происходит волнующее событие: как будто молния внезапно озаряет внут­ренний мир исследователя: «Нашел! Эврика!» Рассказывают, что впервые с победным криком «Эврика!» великий Архимед выскочил из ванны и помчался по улицам родных Сиракуз, оповещая сограждан об открытии закона, который теперь но­сит его имя. С тех пор мыслительную деятельность, связанную с внезапным решением проблемы, называют эвристической. Известный советский философ Б. М. Кедров объясняет психо­логическое состояние ученого перед этим решающим, вернее, завершающим моментом следующим образом.

Ученый, образно говоря, стоит перед глухой стеной, кото­рую, возможно, пытались преодолеть другие ученые, но не смогли этого сделать. Ученый смутно, как бы инстинктивно чувствует, что напролом тут пройти нельзя, что эту стену или барьер надо обойти, но как — он тоже еще не знает. Вдруг (это «вдруг» обычно и остается в истории науки) у него воз­никает новая мысль, которая до тех пор никогда не приходила ему в голову. Словно ему подсказал решение (или принцип решения) какой-то внутренний голос, словно пришло внезап­ное прозрение, и он увидел то, чего не видят другие и чего он сам не замечал до сих пор. Если учесть, что при этом ученый находился в чрезвычайно приподнятом и даже возбужденном состоянии, переживал минуты вдохновения, испытывал высшее напряжение духовных сил, то легко понять, что этот момент прозрения ему кажется иногда «голосом свыше», «божествен­ным откровением» и т. д.

Например, французский математик XVII в. Э. Паскаль му­чительно долго работал над теорией плоской кривой. Наконец исследование завершилось успехом — была открыта «улитка Паскаля». Но прежде чем опубликовать открытие, он долго мучился сомнениями, затем обратился за помощью к священ­нику. В письме ученый сообщил, что в ту ночь, когда ему уда­лось совершить открытие, его мучили бесы, совращал дьявол, и вот он открыл расчет знаменитой «улитки». И далее спра­шивал, можно ли признать открытие истинным, коль скоро это результат «бесовских наваждений».

Ученые наших дней не верят в «бесовские наваждения», но интуиция и вдохновение по-прежнему вызывают удивление и

130

пристальный интерес всех, Кто знакомится с психологией твор­чества.

Анализ многими творческого процесса свидетельствует о том, что интуитивному решению, т. е. состоянию, которое можно оп­ределить словами: «знаю, но непонятно, откуда мне это из­вестно», всегда предшествует длительная предварительная ра­бота. Поэтому можно сказать, что интуиция это неосознан­ное решение задачи, основанное на длительном творческом опыте и большой культуре художника, ученого, изобретателя.

Иногда решение приходит даже... во сне. Вот как, напри­мер, по словам немецкого химика Ф. А. Кекуле, им была от­крыта структурная формула бензола, хорошо известная вам из курса химии. В то время (1865 г.) он жил в Генте и писал учебник химии. Работа не подвигалась; повернувшись к ками­ну, Кекуле задремал. Образы атомов, атомов Дальтона, за­плясали перед его глазами. Его умственное зрение, изощренное повторявшимися видениями подобного рода, различало теперь более крупные образования изменчивых форм. Длинные цепоч­ки, все в движении, часто сближаются друг с другом, изви­ваясь и вертясь, как змеи! Но смотри-ка! Что это?' Одна из змей ухватила свой собственный хвост, и фигура эта насмеш­ливо закружилась перед глазами ученого. Пробужденный как бы вспышкой молнии*, он провел на этот раз остаток ночи, детально разрабатывая следствия"новой гипотезы.

Итак, «счастливый» сон и блеск «молнии» — награда за длительное и неустанное думание, порой мучительный умст­венный труд, а вслед за минутами озарения опять годы про­верки и перепроверки, опять работа бодрствующего ума.

Наградой за каторжный труд назвал И. Е. Репин и другое своеобразное и во многом таинственное состояние, возникаю­щее в процессе творческой деятельности,— вдохновение. Вдох­новение, говорил П. И. Чайковский, рождается только из тру­да и во время труда. Это состояние особого напряжения и подъема творческих сил и способностей, человека, которое ве­дет к возникновению или окончательному оформлению замыс­ла и идеи произведения науки, искусства или техники.

Яркое описание вдохновенного творческого труда великого французского скульптора О. Родена оставил писатель С. Цвейг.

Дело происходит в Медоне, в мастерской Родена, куда был приглашен Цвейг. Старый скульптор показывает гостю свои работы.

«Наконец,— рассказывал Цвейг,— мастер подвел меня к постаменту, на котором стояло укрытое мокрым полотенцем его последнее произведение — женский портрет. Грубыми, в морщинах, крестьянскими руками он сдернул

* Обратите внимание: опять молния! А разве у каждого из нас не было такого? Вот только со сновидениями, которые содержат открытия, почему-то везет далеко не всем!

5* 131

ткань и отступил. «Поразительно!» — невольно вырвалось у меня, и тут же я устыдился своей банальности. Но он, разглядывая свое создание с бесстраст­ным спокойствием, в котором нельзя было найти ни грамма тщеславия, только пробурчал довольно: «Вы так считаете?» Постоял в нерешительности. «Вот только здесь, у плеча... Минутку!» Он сбросил куртку, натянул белый халат, взял шпатель и уверенным движением пригладил у плеча мягкую, дышащую, словно живую, кожу женщины. Снова отступил. «И тут еще»,— бормотал он. Опять неуловимое улучшение.

Больше он не разговаривал. Он подходил вплотную и отступал, разглядывал фигуру в зеркале, бурчал что-то невнятное, переделывал, исправлял. Его глаза, такие приветливые, рассеянные, когда он сидел за столом, теперь были сощурены, он казался выше и моложе. Он работал, работал и работал со всей страстью и силой своего могучего, грузного тела; пол скрипел всякий раз, когда он стреми­тельно приближался или отступал. Но он не слышал этого. Он не замечал, что за его спиной молча, затаив дыхание, стоял юноша, вне себя от счастья, что ему дано увидеть, как работает столь несравненный мастер. Он совершенно забыл обо мне. Я для него не существовал. Реальностью здесь для него была только скульптура, только его создание да еще далекий, бесплотный образ абсолютного совершенства.

В этот час я увидел обнаженной вечную тайну всякого великого искусства и, пожалуй, всякого земного свершения: концентрацию, сосредоточенность всех сил, всех чувств, самоотрешенность художника, его отрешенность от мира. Я узнал нечто на всю мою жизнь».

Подчеркнутые нами слова, пожалуй, наиболее точно харак­теризуют психологические особенности вдохновения.

Коллективное творчество. Когда люди обмениваются впечат­лениями о том, в каких условиях им лучше всего думается, работается, можно услышать самые различные суждения.

Не умею работать, когда рядом кто-то есть,— заявляет

один.

Да, творчество нуждается в одиночестве,— вторит ему

другой.

А мне безразлично: лишь бы компания была подходя­щая,— возражает третий.

Надо сказать, что эта проблема давно заинтересовала и ученых. В самом общем виде ответ на этот вопрос можно най­ти уже в «Капитале» К. Маркса. «...При большинстве произ­водительных работ,— писал К. Маркс,— уже самый общест­венный контакт вызывает соревнование и своеобразное воз­буждение жизненной энергии... увеличивающее индивидуальную производительность отдельных лиц...»15.

В 20-х годах нашего столетия на эту тему были проведены первые психологические опыты. В. М. Бехтерев в России, В. Мёде в Германии, Ф. Олпорт в США специально давали людям различного рода задания, которые надо было выпол­нять то в одиночку, то в группе, и измеряли таким образом групповой эффект. Оказалось, что в общем виде ответить на вопрос, как лучше работать — в одиночку или в группе,— трудно. Здесь выявились и индивидуальные черты людей, и их способности, и их отношения друг к другу, и т. д. Мёде, на­пример, нашел, что при коллективной работе выигрывают сла­бые члены группы, а самые сильные проигрывают. Ф. Олпорт

тоже пришел к довольно мрачным выводам о том, что думать и рассуждать в присутствии других — это значит бессознатель­но подчинить себя их влиянию.

В те годы только, пожалуй, В. М. Бехтерев показал, что все обстоит не так просто. Перед аудиторией студентов он демон­стрировал в течение двадцати секунд гобелен с изображением ландшафта. Каждый из присутствовавших должен был запи­сать свое впечатление на специально подготовленных листах. На это давалось десять минут. Потом одну из работ, которая признавалась лучшей, прочитывали вслух, и начиналась ди­скуссия. Каждый мог внести любые поправки, дополнения, высказать свое мнение и т. д. После этого вновь раздавались листы, и все участники опыта могли дополнить и исправить первоначальные записи. Оказалось, что большинство выиграло от участия в коллективной работе. Только двенадцать процен­тов проиграли: после обмена мнениями они внесли ряд ошибок.

Предвосхищая новейшие исследования, В. М. Бехтерев говорил, что коллектив (в зависимости от его состава) не тор­мозит, а, наоборот, возбуждает те или иные проявления лич­ности, в особенности если ее стремления совпадают с общим настроением. Возможно ли стимулирование личности в тех случаях, когда она проявляет себя вразрез с коллективом, остается еще большим вопросом.

Идеи о групповой деятельности как ускорителе творчества в наши дни воплотились в специальном методе коллективного думания, который получил название брейнсторминг — мозговая атака. Коллектив, которому предстоит решить какую-то проб­лему, разбивается на две неравные части: большую — «груп­пу генерации идей» и меньшую — «группу оценки». «Мозговая атака (штурм)» осуществляется в группе «генерации идей». Руководитель, который выступает в роли дирижера этого «коллективного мозга», очень кратко излагает суть проблемы и правила брейнсторминга. Они очень просты: прежде всего, строжайше запрещается какая-либо критика любых мнений и предложений. Ведь именно опасение оказаться смешным, ска­зать что-нибудь невпопад больше всего сковывает творческую мысль человека. Желательно, чтобы все члены «группы гене­рации» были равны по положению: присутствие старших тоже порой мешает свободному полету фантазии... Не бояться вы­сказывать самые неожиданные и фантастические предложения — одно из основных правил брейнсторминга. Как можно боль­ше предложений! Они должны катиться лавиной, безоста­новочно. Если наступает заминка, дирижер сам подает лю-. бое, пусть самое невероятное и даже нелепое предложение.' Весь поток идей стенографируют или записывают на магни­тофоне. Потом «группа оценки», которая состоит из опытных экспертов и специалистов, выловит жемчужные зерна новых и полезных идей. А их бывает немало, и самых неожиданных.

133

Так, на одном из предприятий долго не могли решить задачу: быстро, просто, но прочно соединять два провода. Один из создателей брейнсторминга американский психолог А. Осборн, которого пригласили помочь, созвал по этому поводу специаль­ное совещание. Посыпались предложения. «Надо зажать две проволочки зубами — и дело с концом!» — воскликнул кто-то в шутку. Именно это шутливое предложение и легло в основу изобретения: новое приспособление представляло собой кле­щевидный зажим, способный производить холодную сварку про­водов...

Очень близок к брейнстормингу и другой способ активиза­ции коллективного творчества, так называемая синектика. Осо­бенность ее заключается в том, что для обсуждения проблемы собираются специалисты разных областей и с разным жизнен­ным опытом. Столкновение самых неожиданных мнений, не­вероятных аналогий приводит к рождению новых идей, кото­рые поначалу кажутся «сумасшедшими», а потом... реализуются. Идея брейнсторминга может помочь не только при коллек­тивном творчестве, но и в индивидуальной работе. Надо на вре­мя выключить внутреннего критика, который сидит в каждом из нас, и стараться думать «свободно и раскованно».

Мыслительная деятельность и речь. Мы говорили о том, что мышление — это обобщенное и опосредованное отражение ок­ружающей действительности. И обобщенность, и опосредован-ность познания достигаются благодаря языку, речи. Мышление и язык, мышление и речь неразрывны. Каждый из собственного опыта хорошо знает, что мысль формируется в словесной обо­лочке: пытаясь что-либо сформулировать словесно, мы одно­временно проясняем само содержание, додумываем то, что сначала вырисовывалось приблизительно. Недаром немало

открытий совершено учеными тогда, когда они пытались изло­жить свои мысли для других, для учеников или читателей. Рас­сказывают, что один незадачливый учитель церковноприход­ской школы жаловался на своих непонятливых учеников: «Раз рассказал — не поняли! Второй раз объяснил — опять ничего. В третий раз — сам понял, а им все еще не ясно». Попробуйте применить этот метод — сам не понимаешь — постарайся объяс­нить другому.

В. то же время мышление и речь — это различные психо­логические явления; между ними существует единство, но не тождество. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить, что одну и ту же мысль можно выразить разными словами и на различных языках. Известно, что законы мышления едины для всех людей земли, хотя говорят и мыслят они на сотнях

языков.

Как мы уже говорили, в мыслительной деятельности че­ловек использует не только слова, но и образы, вернее, «об­разы-мысли». Анализируя процессы собственного мыслитель-

134

ного творчества, величайший ученый XX в. А. Эйнштейн писал, что слова, как они пишутся или произносятся, не играют никакой роли в его механизме мышления. Психические реальности, служащие элементами мышления,— это некоторые знаки или более или менее ясные образы, которые могут быть «по желанию» воспроизведены и комбинированы. Конеч­но, имеется некоторая связь между этими элементами и соот­ветствующими логическими понятиями. Обычные и общепри­нятые слова с трудом подбираются лишь на следующей стадии. И тем не менее остается в силе древнее правило: кто пра­вильно мыслит, тот ясно излагает.

Мыслительная деятельность и личность. Мыслительная дея­тельность — это творческое проявление нашей личности. Здесь даже трудно говорить о единстве. Ведь самосознание, осмыс­ливание своего места в мире и обществе, которое выражается в личном местоимении «я»,— это ядро личности, ее сердцевина. Л. С. Выготский утверждал, что мысль — не последняя инстан­ция. Сама мысль рождается не из другой мысли, а из мотиви­рующей сферы нашего сознания, которая охватывает наши влечения и потребности, наши интересы и побуждения, наши аффекты и эмоции. За мыслью стоит аффективная и волевая тенденция. Только она может дать ответ на последние «поче-му» з анализе мышления.

Эту неразрывность мышления с характером, волей, чувст­вами хорошо показал Б. М. Теплое в уже знакомой вам работе «Ум полководца». Он излагал точку зрения Наполеона, соглас­но которой дарование настоящего полководца можно сравнить с квадратом, где основание — воля, а высота — ум. Квадрат будет квадратом только при том условии, если основание рав­но высоте. Большим полководцем может быть только тот чело­век, у которого ум и воля равны. Если воля значительно пре­вышает ум, полководец будет действовать решительно и муже­ственно, но недостаточно разумно; в обратном случае у него будут хорошие идеи и планы, но не хватит мужества и реши­тельности осуществить их. Подлинный «ум полководца», заме­чал Б. М. Теплое, не может быть у человека безвольного, робкого и слабохарактерного.

Смелость, решительность и настойчивость ума нужны, ко­нечно, не только полководцу, но и любому творческому че­ловеку. Ведь для того чтобы сказать новое слово в искусстве, посягнуть на устоявшиеся взгляды в науке (вспомним научные подвиги Коперника, Галилея, Джордано Бруно, Эйнштейна и др.), предложить конструкцию нового самолета или косми­ческого корабля, совершить трудовой подвиг, нужны не только ум и талант, но и большая страсть, убежденность, смелость, настойчивость. Одним словом, творец в любой области — это личность.

Особенно ярко проявляются особенности личности в меч-

135

тах человека, в которых выражаются стремления, направлен­ные на будущее. Мечты это образы желаемого будущего, мысли о желаемом будущем.

То, что сегодня для нас реальность, еще вчера было меч­той. Мечты отражают потребности человека и воплощают цели его деятельности, вызывают его творческую активность. В этом их большая ценность. В. И. Ленин, которого английский пи­сатель-фантаст Г. Уэллс называл «кремлевским мечтателем», с одобрением цитировал в своей работе «Что делать?» слова Д. И. Писарева о мечте: «Если бы человек был совершенно ли­шен способности мечтать... если бы он не мог изредка забегать вперед и созерцать воображением своим в цельной и закончен­ной картине то самое творение, которое только что начинает складываться под его руками,— тогда я решительно не могу представить, какая побудительная причина заставляла бы че­ловека предпринимать и доводить до конца обширные и утоми­тельные работы в области искусства, науки и практической жизни...»16.

В мечтах, как в зеркале, отражается не только личность че­ловека, но и время, в которое он живет, дела и чаяния его на­рода.

У В. Катаева есть чудесная всем знакомая с детства сказ­ка «Цветик-семицветик». Достаточно оторвать один из семи лепестков волшебного цветка и произнести магические слова, как любое твое желание (мечта!) исполнится. Однажды психо­лог обратился по радио к старшеклассникам с вопросом: «Как бы вы распорядились семью всемогущими лепестками?» При­ведем только одно из множества писем. «Был бы у меня вол­шебный цветок,— пишет девятиклассница из Бреста,— я бы не задумываясь загадала следующие желания: во-первых, пус­кай прекратятся все войны на планете Земля! Сорвав второй лепесток, я подружила бы людей всего мира. Третье мое же­лание — пусть станут друзьями все девчонки и мальчишки. Четвертое — пусть все люди полюбят природу и научатся ее беречь. С помощью пятого лепестка я сделала бы так, чтобы никто никогда не запятнал слов «любовь» и «дружба».

И осталось у меня два лепестка. «Пусть всегда будет ма­ма!» — поем мы в любимой нашей песне... И еще я хочу (это последний лепесток), чтобы не было на земле эгоистов, людей, которые живут только для себя. Вот и все. Сорваны все ле­пестки. Я соберу семена этого цветка и посажу, чтобы они взо­шли будущей весной. Я мечтаю, чтобы те, кто еще сорвет семи­цветик, исполнили свои желания. Надеюсь: они будут похожи на мои». Мечты и желания человека — не случайное скопление надежд и стремлений. Это целостная система, где все взаимо­связано: нельзя загадать шесть благородных желаний и одно низменное.

Высокие и реалистические мечты возвышают личность, ук-

136

репляют ее активную жизненную позицию. Совсем другое де­ло— грезынесбыточные мечтания, которыми слабые люди как бы защищаются от реальной жизни, уходя в них, как в скорлупу. Недаром в поговорку вошли маниловские мечта­ния...

Итак, скажи, о чем ты мечтаешь, и я скажу, кто ты...

Мечты советских людей основаны на историческом опти­мизме, вере в завтрашний день, в могучую силу творческого

Самопроверка Самопознание Самовоспитание

Заседание седьмое

Вопросы и задания

1. Из приведенных определений выберите те, которые харак-' теризуют мышление человека, воображение человека. Какие еще процессы отражения характеризуются здесь?

А. Отражение отдельных свойств предметов и явлений мате­риального мира.

Б. Отражение прошлого опыта в виде чувств, мыслей и образов прежде воспринятых предметов и явлений.

В. Отражение предметов и явлений в совокупности их свойств и частей. Г. Преобразованное отражение того, что прежде воспринималось. Д. Отражение общих и существенных признаков, связей и отношений предметов и явлений.

Е. Отражение предметов и явлений при непосредственном воздействии на органы чувств.

Ж. Отражение действительности опосредованным путем при обязательном участии речи.

2. Как вы понимаете слова С. Л. Рубинштейна: «Воображать — это преображать»? Приведите примеры в их подтверждение.

3. Как связаны мышление и фантазия с трудовой деятельностью человека? Приведите примеры.

4. Какие отличительные особенности мышления как одного из познава­тельных процессов проявляются в следующих ситуациях?

А. Мама страшно удивилась:

Что с тобой, скажи на милость, Может, ты у нас больной — Ты не дрался в выходной?

(А. Б а р т о)

Б. Герои повести А. Конан Дойла «Собака Баскервилей», Шерлок Холмс и доктор Уотсон после обследования палки, случайно оставленной посетителем, спорят о ее хозяине: «Таким образом, дорогой мой Уотсон, ваш солидный пожилой домашний врач испарился, а вместо него перед нами вырос весьма

137

труда.

симпатичный человек около тридцати лет, нечестолюбивый, рассеянный и нежно любящий свою собаку,- которая, как я приблизительно прикидываю, больше терьера, но меньше мастифа».

Когда основные выводы Шерлока Холмса подтвердились, прославленный сыщик говорит своему другу: «Мои умозаключения правильны. Что, же касается прилагательных, то, если не ошибаюсь, я употребил следующие: симпатичный, нечестолюбивый и рассеянный. Уж это я знаю по опыту — только симпатичные люди получают прощальные подарки, только самые, нечестолюби­вые меняют лондонскую практику на сельскую и только рассеянные способны оставить свою Палку вместо визитной карточки, прождав больше часа в вашей гостиной.

А собака?

Была приучена носить поноску за хозяином. Эта палка не из легких, собака брала ее посередине и крепко сжимала зубами, следы которых видны совершенно отчетливо. Судя по расстоянию между отметками1, дм» терьера такие челюсти слишком широки, а для мастифа узки.

5. Определите живость, яркость своих (и тех товарищей, которые ни это согласятся) представлений: прочитайте велух каждое слово-разд^дакшелй' и постарайтесь возможно более ясно представить себе соответствующий образ. Затем оцените степень живости представления по следующей шкале:

0 — нет представления; »

1 — очень слабое представление;

2 — слабое представление;

3 — довольно живое представление; 4— живое представление;

5 — очень живое представление.

Найдите среднее арифметическое для каждого вида представлений и сделайте выводы. Начали.

Зрительные представления. Лицо матери. Алая гвоздика. Паровоз. Автомобиль «Волга». Букет из васильков. Портрет А. С. Пушкина. Черная кошка. Стиральная машина. Апельсин. Цветущая яблоня.

Слуховые представления. Голос отца. Гудок тепловоза. Стук падающей на пол книжки. Удар грома. Ружейный выстрел. Стук пищущей машин­ки. Звук флейты. Колокольный звон. Собачий лай. Писк комара.

Осязательные (кожные) представления. Укол иглы. Прикосновение к бархату. Прикосновение к снегу. Ползущая по лицу муха. Пожатие влажной руки. Прикосновение к теплой печке. Выдергивание волоса. Порез пальца бритвой. Щелчок. Удар электрическим током.

Обонятельные представления. Запах: лука, фиалки, сирени-, бензина, кар­болки, розы, душистого мыла, свежескошенной травы, жженой резины, сухого сена.

Вкусовые представления. Вкус: соли, лимона, уксуса, кофе, молока, меда, груши, газированной воды, изюма, земляники.

Двигательные- представления. Качание на качелях. Кружение на месте. Твист. Плавание. Прыжок вверх. Падение вперед. Сжимание кулака. Произнесение слова «пятнадцать». Поворачивание ключа в замке. Прощальный взмах руки.

Конкурсы-испытания' За четыре минуты

Напечатанные ниже слова разбейте на тринадцать групп по три слова в каждой, причем каждую группу (триаду) должно объединять что-то общее, например: слова «пруд», «озеро», «море» можно включить в одну триаду, так же как и, скажем, слова «веселье», «отдых», «воскресенье».

Слова выписывать не надо,, так как на всю работу вам отпущено всего четыре минуты, выписывайте только порядковые номера слов в триадах, например: 1 — 7 — 22.

138

1) красный

2) песня

3) платина

4) радио

5) луна

6) молодость

7) белый

8) спица

9) нож

10) грузило

11) вода

12) слива

13) крючок

14) утка

15) ноты

16) лимон

17) газеты

18) леска

19) колесо

20) спутник

21) яблоко

22) зеленый

23) лед

24) апельсин

25) вилка

26) .солнце

27)

красота

28)

гусь'

29)

телевидение

30)

серебро

31)

мандарин

32)

гитара

33)

ложка

34)

здоровье

35)

пар

36)

золото

37)

велосипед

38)

курица

39)

груша

Поиск закономерностей

Какая из восьми пронумеро­ванных фигур должна занять сво­бодное место в третьем ряду верх­него рисунка?

Кто слесарь?

Работающие на заводе Токарев, Слесарев, Кузнецов и Столяров по профессии токарь, слесарь, кузнец и столяр. Однако ни у одного из них профессия не соответствует фамилии.

Когда я захотел узнать про­фессию каждого, то на заводе мне сообщили следующее: Токарев ра­ботает столяром, Слесарев — то­карь, Кузнецов не столяр, Столяров не кузнец.

Эта информация показалась мне не совсем точной, так как Кузнецов по специальности не кузнец. Поговорив с самими рабочими, я установил, что три из четырех сообщений не соответствовали действительности. Определите фамилию слесаря.

Девять точек

Через девять точек проведите четыре прямых отрезка, не отрывая руки и не проводя дважды по одной линии,

В случае затруднения — подсказка: перечитайте с. 130. Вторая подсказка: попробуйте выйти за пределы плоскости, очерченной точками.

, _ Прочтитеправильно

Перед вами фразы, в которых перепутан поря­док слов. Как быстро сумеете вы прочесть все предложения? • 1. Весит, трех, «Электроника», не, телевизор, бо-

лее, килограммов.

2. Обратно, периоду, процесса, пропорциональ­на, частота, периодического.

3. Пожалуй, не, формой, человека, восхищался, • • 9 бы, снежинок, который, нет, изумительной, найдется.

139

4. Две, цифры, да, единица, счисления, всего, нуль, в двоичной системе.

5. Загрязнение, растений, и, рек, и, морей, делает, рыб, непригодными, для,

их, жизни.

Прочтите отрывок из стихотворения А. С. Пушкина «Осень» (1833). Выделите этапы и особенности творческого процесса, описанные поэтом.

Как решать задачу

(Прочти рецепты в пословицах)

1. Чтобы решить задачу, необходимо в первую очередь... понять ее. Кто плохо понимает, плохо отвечает.

Обдумай цель, прежде чем начать.

С началом считается глупец, о конце думает мудрец.

2. Чтобы решить задачу, надо... сильно захотеть этого. Где есть желание, найдется путь.

3. Главное в решении задачи составить план, наметить правильный ход

решения.

Усердие — мать удачи.

Перепробуй все ключи в связке.

У знатока, возможно, не больше мыслей, чем у неопытного человека, но он лучше взвешивает достоинства своих мыслей и умеет лучше использовать их.

Мудрый превратит случай в удачу.

4. К осуществлению плана следует приступать своевременно: только тогда, когда он созреет, но не раньше.

Проверь, прежде чем прыгать.

Испытай, потом доверяй.

Учти, что желаемое мы охотно принимаем за действительное.

5. Возвращайся к уже решенной задаче. Вторые мысли самые лучшие.

6. Итак: настойчивость, надежда, успех! Подберите сами пословицы и поговорки на эту тему.

Задание-диспут. Сравните следующие моральные понятия Настойчивость и упрямство; скромность и застенчивость; гордость и тще­славие; самолюбие и себялюбие.

Определите элементы анализа и синтеза в рассуждениях, которыми вы будете пользоваться при обсуждении.

Глава 8 ВНИМАНИЕ

...Внимание есть именно та дверь, через которую проходит всё, что только входит в душу человека из внешнего мира.

К- Д. У ш и некий

Понятие о внимании. Психическую жизнь личности нередко сравнивают с потоком из образов воспринимаемых предметов и явлений, мыслей и чувств, впечатлений от них, воспоминаний о том, что было, и образов представляемого будущего. В этот поток беспрерывно вливаются все новые и новые ручейки, порожденные нашей деятельностью в окружающем мире, общением с другими людьми, изменениями в собственном психическом и физическом состояниях и т. д. Почему же наша психическая деятельность все же не превращается в половодье, а течет по определенному руслу, удерживается в том или ином направ­лении? Эта упорядоченность достигается благодаря особому свойству психики, которое называется вниманием.

Вниманиеэто направленность психической деятель­ности человека, ее сосредоточенность на объектах, имею­щих для личности определенную значимость.

Внимание обычно не считают особым психическим процессом, как восприятие, память или мышление. Зато оно как бы «жертвует собой» ради них и обеспечивает успешную и четкую работу нашего сознания. Нельзя быть внимательным вообще. Внимание всегда проявляется в определенных конкретных психических процес­сах: мы всматриваемся, вслушиваемся, принюхиваемся, мы обдумы­ваем задачу или, забыв обо всем на свете, пишем сочинение. Внимание может быть направлено на объекты внешнего мира или на собственную внутреннюю жизнь.

Внимание не только создает наилучшие условия для психической деятельности, но и несет сторожевую службу, помогая человеку своевременно реагировать на различные изменения в окружающей среде и в собственном организме.

Физиологические основы внимания. Из курса анатомии и фи­зиологии вы знаете, что, как указывал И. П. Павлов, раздра­жители, сигналы, поступающие в мозг, вызывают ориенти­ровочно-исследовательскую реакцию, рефлекс «что такое?». Орга­низм готов к неожиданностям, готов ответить на новые обстоя­тельства той или иной формой поведения. Говоря психологи­ческим языком, животное или человек становится вниматель­ным к тому, от чего можно ждать каких-то «сюрпризов». Потом придет оценка важности наступившего события, станет ясно, стоило ли прерывать текущую деятельность, но пока необ­ходимо на мгновение оставить все дела, присмотреться, насто-

141

рожиться, прислушаться. Тревожный сигнал в нашем мозгу загорелся... Дальше, в зависимости от оценки, сигнальная лампочка либо погаснет, либо включатся более мощные систе­мы, одни шлюзы закроются, другие откроются, и поток психической жизни ринется по новому руслу.

Концентрация психической деятельности в определенном направлении и одновременное отвлечение от всего остального достигается благодаря закону взаимной индукции нервных процессов возбуждения и торможения в коре больших полушарий головного мозга, с которыми вы знакомились в курсе анатомии и физиологии. Возникший под воздействием внешнего сигнала очаг возбуждения в коре больших полушарий вызывает торможение в других участках коры. Так обеспечиваются оптимальные, т. е. наилучшие, условия для восприятия или обдумывания того, на что направлено внимание. И. П. Павлов в работе «Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (пове­дения) животных» очень образно описывал этот процесс: «Если бы можно было видеть сквозь черепную крышку и если бы место больших полушарий с оптимальной возбудимостью светилось, то мы увидали бы на думающем сознательном человеке, как по его большим полушариям передвигается постоянно изменяющееся в форме и величине причудливо неправиль­ных очертаний светлое пятно, окруженное на всем осталь­ном пространстве полушарий более или менее значительной тенью.

С этими павловскими представлениями о физиологических механизмах внимания хорошо сочетается принцип доминанты, вы­двинутый замечательным русским физиологом А. А, Ухтомским. В нервной системе под влиянием внешних или внутренних причин возникает очаг возбуждения, который на определенное время под­чиняет себе остальные участки, доминирует, господствует над ними, управляет поведением. «Пока доминанта в душе ярка и жива,—■ писал А. А. Ухтомский,— она держит в своей власти поле душев­ной жизни».

Вы, наверное, уже заметили, что в этих словах Ухтомского дано прекрасное описание диалектики всей психической жизни личности, здесь разгадка увлеченности, «одной, но пламенной страсти», вдохновения, интуиции, неожиданных для самого человека открытий. И все это богатство так или иначе связано с вниманием. (Кстати, не забыли ли вы>, уважаемые читатели, что психика целост­на и в ней все со всем сцеплено и все от всего зависит?) Для того чтобы направить психическую жизнь человека по определенному руслу и удерживать ее в заданном направ­лении, необходимы не только внутренние психофизиологические условия, но и внешние. Опытный учитель, да и любой более или менее наблюдательный человек (наблюдательность зависит имен­но от особенностей внимания; об этом мы поговорим чуть дальше), всегда по внешнему виду определит, внимателен ли

142

субъект к тому, что ему говорят или показывают, или к тому, чем он в данный момент занят. Когда человек во что-то внимательно всматривается, он весь как бы подается к объ­екту восприятия, глаза широко раскрываются, остальные движения затормаживаются. Когда человека что-то изумляет, это опять-таки четко выражается в мимике внимания. Здесь внимание, как говорил Ч. Дарвин, обнаруживается «легким приподнятием бровей. Когда внимание переходит в чувство неожиданности, то поднятие бровей становится энергич­нее, глаза и рот сильно раскрываются... Степень раскрытия этих двух органов соответствует интенсивности чувства не­ожиданности».

Вы, наверное, уже вспомнили в связи с этим известное выражение: «Слушает открыв рот от удивления».

Совсем иначе выражается внимание, направленное на собствен­ные мысли и переживания: брови чуть сдвинуты, веки опущены — человек как бы всматривается внутрь себя, как говорят, «погру­жен в себя».

Напряженно размышляющий, внимательно слушающий или разглядывающий человек не делает лишних движений, все должно быть подчинено главному. Недаром время от времени учителю приходится напоминать: «Иванов, не вертись!» Все ясно: лишние, хаотические движения означают, что внимание переключилось с главного дела на что-то побочное. В то же время только деятельный человек по-настоящему внимателен.

Пока человек занят серьезным делом, ему ке надо напоминать о внимании. Великий режиссер ,/С. С. Станиславский, который в книге «Работа 'актера над собой» целую главу посвятил внима­нию, говорил, что внимание к объекту вызывает естественную потребность что-то сделать с ним. Дейст-1 вие же еще более сосредоточивает внимание на объекте. Таким образом, внимание, сливаясь с действием и взаимно переплетаясь, создает крепкую связь с объектом.

Виды внимания. В самом деле, трудно заставить себя быть внимательным к чему-то, с чем ничего нельзя сделать, что не вызывает нашей внешней или внутренней активности. Впрочем, есть предметы и явления, которые как бы приковывают к себе внимание, иногда даже вопреки нашему желанию. Итак, в одном случае надо заставить себя быть внимательным, а в другом — предмет «сам» обеспечивает внимание, заставляет на себя смотреть, слушать и т. д. Фактически здесь речь идет о двух различающихся видах внимания — произвольном и непроиз­вольном.

С таким делением психики человека мы уже сталкивались, когда речь шла о процессах памяти: одно «само запоминается», другое «надо запомнить и выучить», одно «само вспомни­лось», другое требует активного припоминания. Тогда же

143

мы указывали и на связь памяти с вниманием. А теперь уточним: «само» запоминается то, на что направлено непроизволь­ное внимание; то, что надо запомнить, нуждается в произ­вольном внимании.

При непроизвольном внимании поток психической жизни, психическая деятельность человека устремляются в том или ином направлении как бы сами по себе, без сознательных волевых усилий личности, без предварительного намерения. Недаром этот вид внимания иногда называют непреднамеренным и пассивным. Непроизвольное внимание возникает под влиянием двух рядов факторов: внешних — особенностей предметов и явлений — и внутренних — отношения личности к тем или иным фактам, явлениям, предметам, событиям, благодаря которому они и становятся привлекательными.

Среди внешних причин непроизвольного внимания большую роль играет сила, интенсивность раздражителя. Сильный звук, яркий цвет, острый запах — все это невольно заставляет обратить внимание на предмет, обладающий соответствующим качеством. При этом следует учитывать не только абсолютную, но и относительную силу раздражителей и особенно контраст между ними. Звук шагов следующего вслед за вами человека едва ли привлечет к себе внимание днем на людном перекрестке, зато окажется весьма сильным раздражителем ночью.

Привлекает внимание все необычное, пульсирующее, движущееся. На этих закономерностях непроизвольного внимания построена реклама и средства наглядной пропаганды.

Но почему тихий голос дорогого человека привлекает внимание значительно сильнее, чем могучий бас известного певца, почему Любопытный из басни Крылова разглядел в кунсткамере крошечных букашек, мошек, таракашек, зато «не приметил» слона?.. Почему?.. Впрочем, вы уже, конечно, поняли, что мы пере­шли к другой группе факторов, обусловливающих непроизвольное внимание, к причинам, зависящим от самого субъекта, от его интересов, чувств, потребностей, профессии и т. д. Привлекает к себе внимание то, что имеет для личности постоянную или временную значимость. Французский психолог Т. Рибо писал, что характер непроизвольного внимания коренится в глубоких тайниках нашего существа. Направление непроиз­вольного внимания данного лица обличает его характер или, по меньшей мере, его стремления. Основываясь на этом признаке, мы можем вывести заключение относительно дан­ного лица, что это человек легкомысленный, банальный, ограничен­ный, или чистосердечный и глубокий. Красивый солнечный закат привлекает внимание художника, действуя на его эстетическую жилку, тогда как поселянин в том же закате видит лишь приб­лижение ночи; простые камни вызывают любознательность геолога, между тем как для профана это только булыжники, и ничего более.

144

Иными словами, скажи мне, что обращает на себя твое вни­мание, и я скажу, кто ты...

Пожалуй, с еще большим основанием можно утверждать другое: скажи, на что ты обращаешь свое внимание, и я скажу, кто ты. Здесь речь идет уже о другом виде внимания — про­извольном, преднамеренном, активном. Если внимание не­произвольное есть и у животных, то произвольное внима­ние возможно только у человека, и возникло оно благодаря сознательной трудовой деятельности. Для достижения определенной цели человеку приходится заниматься не только тем, что само по себе интересно, приятно, занимательно, делать не только то, что хочется, но и то, что необходимо. «Кроме напряжения тех - органов, которыми выполняется труд,— писал К. Маркс,— в течение всего времени 'труда необходима целесообраз­ная воля, выражающаяся во внимании, и притом необходима тем более, чем меньше труд увлекает рабочего своим со­держанием и способом исполнения, следовательно чем меньше рабочий наслаждается трудом как игрой физических и интеллекту­альных сил»17.

Произвольное внимание это внимание, связанное с созна­тельно поставленной целью, с волевым усилием. Уровень развития такого внимания характеризует не только направлен­ность интересов человека, но и его личностные, волевые качества: ведь если непроизвольным вниманием, так сказать, командуют, распоряжаются внешние объекты, то хозяином произвольного внимания является сама личность. Формула здесь простая: «Мне надо быть внимательным, и я заставлю себя быть внимательным, несмотря ни на что».

Внешние условия влияют и на организацию произвольного внимания. Труднее заставить себя быть внимательным в не­привычной обстановке, когда появляется много дополнитель­ных конкурирующих раздражителей. Поэтому лучше всего ра­ботается тогда, когда есть четкий режим, хороший ритм работы, когда рабочее место (пусть это даже рабочий стол или парта) специально подготовлено (ничего лишнего), когда сильные по­сторонние раздражители устранены.

Едва ли удастся сосредоточиться, если . на всю мощность включен магнитофон или рядом товарищи обсуждают какую-то животрепещущую, но совершенно постороннюю по отношению к вашей работе проблему. В то же время не стоит требовать полной, «стерильной» тишины или терроризировать окружающих истерическими возгласами: «Тише! Мешаете!» А ведь люди с таким ианеженным вниманием встречаются. Иногда стремление избавиться от отвлекающих раздражителей становится болезненным. Французский писатель М. Пруст приказал обить стены своего кабинета пробкой, но даже в такой тщательной изоляции он не мог работать днем, опасаясь шумов.

С другой стороны, известно немало примеров, свиде-

145

тельствующих о том, что даже сложная творческая деятель­ность может протекать в совсем, казалось бы, ' неподхо­дящих условиях. Исследователь психологии творчества польский писатель Я- Парандовский в очень ин­тересной книге «Алхимия слова» рассказывает о писателях и поэтах, которые обладали спо­собностью абстрагироваться от любого окружения. Такие умудряются писать среди шума, гама, суе­ты — в казармах, в канцеляриях, на вокзале, в редакции. К ним принадлежал Сенкевич, который за столиком кондитерской в Закопане набрасывал на бумагу приключения Кмицица*.

Здесь многое зависит и от состояния здоровья, и от -при­вычного стиля деятельности. Очень важно найти свой, т. е. наиболее благоприятный именно для тебя, режим, ритм и внешние условия работы. Чаще всего соответствующий стиль вырабатывается как бы сам по себе. Но иногда его при­ходится искать методом проб и ошибок. Один -мой знако­мый — молодой талантливый научный работник — удивляет окру­жающих, например, такими резкими переходами: был пери­од, когда он плотно заклеил окна в комнате и, добившись полного затемнения, писал только при искусственном освещении в абсолютной тишине. На следующем этапе он работал за столиком в людном кафе на одной из центральных москов­ских улиц. Думается, что в конце концов победит тради­ционный письменный стол в собственной квартире...

Дополнительные раздражители могут порой не только не мешать работе, но даже способствовать концентрации внимания. Дело в том, что, когда в центральной нервной системе существует доминирующее возбуждение, посторон­ние (не слишком сильные, конечно!) раздражители "создают дополнительные субдоминантные очаги, которые как бы притягиваются к главному, отдают ему свою энергию, усили­вают, укрепляют доминанту. Именно поэтому тихая музыка, рабочий шумок, нормальные уличные шумы часто помогают сосредоточиться. Этот закон, кстати сказать, исполь­зуют инженерные психологи, разрабатывая программы функ­циональной музыки, которую транслируют в цехах промышлен­ных предприятий. В зависимости от характера труда музыка, конечно, должна быть разной по жанру и силе звучания. Основные виды внимания — непроизвольное и произволь­ное — тесно связаны между собой и порой переходят друг в друга. Наверное, каждый испытывал эти взаимные пере­ходы на себе. По телевидению идет любимая передача — «Клуб путешественников». Но к завтрашнему дню необходи-

* Речь идет о замечательном польском писателе Генрике Сенкевиче (1846—1916), авторе романов «Огнем и мечом», «Крестоносцы», «Пан Володыевский» и др.

146

мо дописать домашнее сочинение. Вы заставляете себя выключить телевизор, нехотя раскрываете тетрадь, с напря­жением вчитываетесь в написанные накануне строки... «Нет, не то... А- что если попробовать так... А ведь на самом деле — эти «лишние люди» напоминают некоторых наших совре­менников — говорят красиво, а толку от них никакого...» И уже исчезло все вокруг, вы увлечены работой, и в усилиях для поддержания внимания уже нет надобности. Как назвать это новое состояние? По происхождению и по сохранившейся сознательной цели она напоминает произ­вольное, а по характеру деятельности, по яркости и по тому, что оно не утомляет человека^— непроизвольное внимание. Со­ветский психолог Я. Ф. Добрынин назвал этот вид внимания послепроизвольным.

В любой сознательной деятельности постоянно перепле­таются все виды внимания. И каждый из них имеет свои цен­ные качества. Обращаясь к учителям, К- Д- Ушинский советовал использовать и непроизвольное, и произвольное внима­ние. Его советы, как мы дальше увидим, полезны для каждо­го: «Конечно, сделав занимательным свой урок, вы можете не бояться наскучить детям, но помните, что не все может быть занимательным в ученье, а непременно есть и скучные вещи, и должны быть. Приучите же ребенка делать не только то, что его занимает, но и то, что не занимает,— делать ради удовольствия исполнить свою обязанность» (подчеркнуто нами. — Я- /0).

Замените слова «приучите же ребенка» (они понадо­бятся вам позже, на следующем этапе вашей жизни) словами «самого себя» и получите прекрасную программу само­воспитания внимания.

Основные свойства внимания. Внимание отвечает не только за направление потока психической жизни человека, но и за другие его важные особенности. Действительно, поток может двигаться по широкому или узкому руслу. От этого, как мы знаем, будет зависеть его энергия; определенное направление может удерживаться длитель­ное или короткое время, при этом в разных условиях переключение потока из одного русла в другое может осуществляться с различной скоростью и требовать неодина­ковых усилий; поток психической жизни- ояособен иногда как бы раздваиваться и устремляться по параллельным или не очень па­раллельным дополнительным каналам; наконец, струи этого пото­ка не текут плавно и безмятежно, а как бы пульсируют в своих берегах. Сложная динамика психической жизни человека выражает­ся в основных свойствах внимания.

Особое значение для достижения успеха & любой деятельности имеет сосредоточенность и устойчивость внимания, которые ха­рактеризуют глубину, длительность и интенсивность психической

147

деятельности человека. Именно сосредоточенность и устойчивость отличают людей, страстно увлеченных делом, умеющих ради ос­новного отключиться от многочисленных побочных раздражи­телей.

Перечитайте описания процесса вдохновенной творческой дея­тельности, помещенные в предыдущей главе, и вы убедитесь в правильности слов австрийского писателя С. Цвейга, ко­торый говорил о великой тайне «безраздельной сосредото­ченности, создающей художника и ученого, истинного мудреца и подлинного безумца...»

Даже при очень устойчивом и сосредоточенном внимании всег­да есть кратковременные непроизвольные изменения сте­пени его интенсивности, напряженности. Это колебания внимания.

Поднесите к уху часы и вы заметите, что тиканье их то усиливается, то ослабляется и вдруг на мгновение вообще исчезает. Колебания внимания легко наблюдать и при зри­тельных восприятиях с помощью двойственных изображе­ний. Что вы видите на рисунке: вазу на черном фоне или два профиля на белом? Как только человек увидит оба изображения, в силу всту­пают колебания внимания: изображение как бы пульсирует — вы видите то вазу, то про­фили.

Двойственным является и изображение усеченной пирамиды. Она кажется то вы­пуклой, обращенной вершиной к зрителю, то углубленной с уходящей вдаль задней стенкой. И опять-таки здесь налицо колебания внима­ния: стенка как бы то приближается, то уда­ляется от зрителя. Впрочем, колебания можно снять, если не просто рассматривать фигуру, а поставить перед собой новую, более сложную задачу. Представим себе, что перед нами изоб­ражение комнаты, которую необходимо обста­вить: справа поставим стол и стулья, слева на стену хорошо бы повесить картину, на пол постелить ковер, на потолок — хорошо бы люстру и т. д. Пока вы «обставляете» комнату, колебаний внима­ния не будет... Из этого опыта можно сделать выводы, каса­ющиеся сохранения устойчивости внимания: необходима внешняя и внутренняя активность личности, надо ставить перед собой все новые и новые задачи.

Как заставить себя, например, для полного усвоения несколько раз внимательно прочитать один и тот же текст — статью или параграф учебника? Этого можно до­биться, если перед каждым повторным чтением ставить' новые задачи. Сказать себе: «Первый раз читаю для общего ознакомления, теперь прочту, чтобы усвоить логику доказательств,

148

которые приводит автор, дальше важно понять, как этот материал связан с предыдущим», и т. д. Иными словами, надо учиться смотреть даже на знакомые явления с новой точки зрения.

В этом случае устойчивость внимания сочетается с другим его важным качеством — переключав мост ыо. Способность к пере­ключению внимания проявляется в быстром переходе от одной деятельности к другой, в переносе внимания с объекта на объект. Хак, водителю автобуса или троллейбуса постоянно приходится переключать внимание с показаний приборов на светофоры, встреч­ный транспорт, дорожные знаки.

Некоторые операции водитель выполняет одновременно. Здесь проявляется такое свойство внимания, как распределение спо­собность одновременно выполнять несколько видов деятельности. Ученик, который пишет диктант, одновременно слушает учителя, записывает текст, вспоминает правила и, что греха таить, порой советуется с товарищем, а то и просто заглядывает в чужую тетрадь.

Распределение внимания — очень важное качество человека. Недаром историки специально зафиксировали эту способность у Наполеона и других государственных деятелей. Один французский психолог прошлого века удивлял окружающих тем, что читал вслух одно стихотворение и в то же время писал другое. Он умел, декламируя стихи, письменно выполнять сложные арифмети­ческие действия. Попробуйте, может быть, и у вас получится.

Анализ видов деятельности, которые человек выпол­няет одновременно, обнаруживает, что фактически полно­го внимания требует только одна из них. Остальные осу­ществляют как бы автоматически. Мы способны сразу и писать, и слушать только потому, что процесс письма у нас автоматизирован и может управляться частично затормо­женными нервными центрами, а слушанием и пониманием управляет то «светлое пятно» в коре больших полушарий головного мозга, о котором говорил И. П. Павлов. Заставьте написать диктант первоклассника, который едва научился гра­моте. Ему это не под силу: процесс письма поглощает все его вни­мание.

Важное свойство внимания — его объем. Он измеряется ко­личеством объектов, которые человек способен воспринять, схва­тить при одномоментном предъявлении. В психологических лабо­раториях объем внимания у испытуемых определяется с помощью специального прибора — тахистоскопа (название произошло от древнегреческих слов: «тахис» — быстро, «скопео» — смотрю). На экране очень короткое время экспонируют буквы, цифры, рисун­ки, а затем подсчитывают число воспринятых элементов. Обыч­но человек схватывает от трех до шести разрозненных объек-

| ТОВ.

В жизни трудно определить, за счет какого именно качества внимания достигается успех в деятельности: большого объема

149

1

внимания или быстрой переключаемости. Точно так же то, что кажется результатом успешного переключения, на са­мом деле может зависеть от хорошего распределения внима­ния и т. д. Поэтому, когда о ком-то говорят как о внимательном человеке, имеют в виду целостную характеристику, а не отдельное свойство.

Внимательность и наблюдательность как черты личности. По­пробуйте спросить у знакомых, какого человека они назвали бы внимательным. Здесь многие обязательно переспросят: к чему именно?

Как мы уже говорили, внимание тесно связано со всей лично­стью человека, его интересами, склонностями, призванием. Что же такое призвание, говорил Т. Рибо, как не внимание, известным образом направленное в течение всей жизни? Некоторые скажут, что внимательным называют человека, который всегда заметит товарища, попавшего в беду, и поспешит ему на помощь. Здесь под внимательностью понимается нравственная черта личности, тесно связанная с чуткостью и отзывчивостью. От особенностей внимания зависит и такое ценное качество личности, как наблюда­тельность; способность подмечать в предметах и явлениях мало­заметные, но существенные особенности. Обычно, когда рассужда­ют о наблюдательности, вспоминают профессии врача, учителя, геолога, следователя.

«Шерлок Холмс говорил своему другу доктору.Уотсону:

Вы смотрите, но вы не наблюдаете, а это большая разница. Например, вы часто видели ступеньки, ведущие из прихожей в эту комнату?

Часто.

Как часто?

Ну, несколько сот раз.

Отлично, сколько же там ступенек?

Сколько? Не обратил внимания.

Вот-вот, не обратил внимания. А между тем вы видели! В этом вся суть. Ну, а я знаю, что семнадцать, потому что я и видел, и наблюдал».

Кстати, каждый из нас может проверить свою наблюда­тельность и развитие этого качества у товарищей так, как это делал старейший советский криминалист профессор И. Н. Якимов. Один из его учеников, юрист и писатель Д. Ваксберг, вспоминает:

«Он предложил нам описать по памяти университет­ский коридор, аудиторию, вестибюль — помещения, кото­рые каждый из нас видел сотни, тысячи раз.

Наконец, он попросил подробно, с максимально возможной детализацией, дать «словесный портрет» той самой комнаты, в которой мы сидели, т. е. описать то, что находилось перед нашими глазами. И когда мы положили не густо исписанные листочки на профессорский стол, оказалось, что мы отчаянно, преступно ненаблюдательны... Потом я часто ловил себя на мысли, что многие люди поразительно слепы и, не тренируя свою наблюдательность, лишают себя возможности увидеть множество интерес-

но

нейших вещей — в путешествиях, в общении с людьми, да и просто в повсед­невной жизни... Для того, кто умеет... подмечать, сопоставлять, делать выводы, мир становится объемнее, полнее, красочнее, люди перестают быть случайными про­хожими или попутчиками — они открывают свои души»;

Описанный опыт может сослужить и более полезную службу: стать упражнениями для развития наблюдательности. Стоит по­пробовать!

Свойством, противоположным внимательности, считается рас­сеянность. Но кого можно считать рассеянным человеком? С дет­ства помнится классический «рассеянный с улицы Басеейной»: «Вместо шапки на ходу он надел сковороду, вместо валенок пер­чатки натянул себе на пятки». Но за этими внешними признаками рассеянности могут скрываться противоположные внутренние при­чины. Подлинная рассеянность проявляется в большой отвлекае­мое™, слабой интенсивности и слабой сосредоточенности. Вни­мание у такого человека как бы порхает с объекта на объект и ни на одном не задерживается. Подобное внимание характерно для маленьких детей, а у нас с вами оно- может быть результа­том плохого состояния здоровья, чрезмерного утомления или воз­буждения, или... плохого воспитания, привычки быть невниматель­ным. Привычная невнимательность нередко связана с отсутствием серьезных интересов, легкомыслием и поверхностным отношением к жизни. Помните Хлестакова, у которого «легкость в мыслях необыкновенная!»?

Мнимую рассеянность нередко называют «профессорской». Ее внутренними причинами являются чрезмерная сосредоточен­ность, слабая переключаемость и распределение внимания. Клас­сический пример здесь — знаменитый герой романа Ж. Верна «Дети капитана Гранта» Жак Паганель, который вместо испан­ского языка выучил португальский, вместо... Впрочем, есть смысл перечитать с этой точки зрения сам роман.

Наличие двух противоположных, по существу, видов рассеян­ности вообще очень поучительно: оно доказывает, что за внеш­не похожими проявлениями в поведении человека могут скры­ваться совершенно различные психологические факторы.

Кроме, того, психологами замечено, что хорошее распределение внимания редко «дружит» с хорошим его сосредоточением. Эти свойства внимания в известной мере противоположны.

Одним людям дано одно, другим — другое.

Самопроверка Самопознание Самовоспитание

Заседание восьмое

Вопросы и задания

1. Л. Н. Толстой в романе «Война и мир» описал состоя­ние Пьера Бёзухова, который следовал за генералом и напря­женно размышлял: «Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, пролетавших через него, не видел неприятеля, бывшего" на той стороне реки, и долго не видел уби­тых и раненых, хотя многие падали недалеко от него».

Как можно объяснить, что Пьер Безухов не воспринимал столь сильные раздражители? Можно ли назвать Пьера рассеянным человеком?

2. Укажите, какие условия нужны для возникновения и поддержания произвольного, а какие — для непроизвольного внимания.

А. Постановка вопросов и решение небольших задач на протяже­нии определенного отрезка времени.

Б. Особенности воздействующих раздражителей: их новизна, абсолютная и относительная сила, контраст между ними, изменение в раздражителях.

В. Осознание текущих результатов деятельности в форме внутреннего словесного отчета.

Г. Наилучший распорядок деятельности, создание привычных условий деятельности.

Д. Использование потребностей и интересов, с удовлетворением которых свя­зан воспринимаемый материал.

Е. Постановка существенно значимых целей и задач деятельности.

3. По описаниям на с. 145, 146 укажите, как связаны свойства внима­ния с творческой деятельностью.

4. На основании результатов опытов А. А. Смирнова (см. с. 109) определите факторы, вызывающие непроизвольное внимание у испытуемых.

5. Прочитайте приведенный ниже рассказ учителя О. Рутковского «Украденное внимание». Сделайте выводы о динамике внимания у пятиклассников.

«Как-то я объяснял в V классе новый материал. Стояла такая тишина, что закрой глаза — и покажется, в классе никого нет.

Довольный вниманием ребят, я продолжа.л объяснение, прохаживаясь от учительского стола к классной доске. И вот, возвращаясь от доски к столу, я услышал на первой парте шепот: «Раз, два, три, четыре, пять. Запиши».— «Что это они считают?» — подумал я. Но когда я отошел от стола к карте, то снова услышал счет: «Раз, два, три, четыре, пять, шесть...»

Приглядевшись внимательно к своим ученикам, я заметил, что многие заняты какими-то подсчетами.

Это что вы считаете? — обратился я к одному мальчугану.

А мы на спор считаем, сколько за урок вы сделаете шагов от стола до карты и обратно.

Я смутился, но попытался пошутить:

На'прасно время тратите, все равно собьетесь до конца урока.

Не собьемся. Ваши шаги легко считать. У вас. ботинки-то вон как скрипят: как скрипнут раз, так и шаг...

Выходит, мои же ботинки украли у меня внимание ребят...»

Психологическая задача

Как-то произошел спор о том, кого можно назвать более внимательным. Один из споривших сказал: «Иван Иванович очень внимательный. Когда он читает кни-

152

гу или слушает, что ему говорят, то ничто его не может отвлечь: ни появление кого-нибудь в комнате, ни разговор соседей, ни звук радио. Все его внимание погло­щено тем, что он в данный момент делает».— «А по-моему,— ответил другой,— Павел Петрович более внимательный. С каким бы увлечением он ни рас­сказывал (кажется, что он весь поглощен рассказом), все нее ни одна деталь поведения учащихся в классе не ускользает от его внимания. Он видит и слышит все, что делается вокруг».— «Нет, уже Борис Васильевич вни­мательнее всех,— сказал третий.— Однажды мы шли в полной тьме по дороге, и вдруг неожиданно вспыхнул и сразу же погас свет от электриче­ского фонарика. Мы успели лишь едва заметить фигуру мужчины, а Борис Васильевич за этот краткий миг разглядел и мужчину, и автомат в его руках, и стоящую рядом собаку, и даже увидел красную звездочку на фуражке. Оказа­лось, что он все заметил правильно. Нам повстречался пограничник».

Конкурс Проверь и воспитай свое внимание

1. В шести квадратах размещены белые и черные кружочки. Вам дается минута времени, чтобы запомнить расположение кружочков в каждом из квадратов. Теперь закройте книгу и постарайтесь по памяти нарисовать квадраты и восстановить расположение кружочков в них.

За каждый правильно помещенный кружочек вы получаете одно очко. Если вы наберете 35 очков, вы очень внимательны.

О

О

о


ф


о


о




о о


О О ©

о о о


о

о ® о


о

о о о

о о

Набрав менее 25 очков, не огорчайтесь, но подумайте о том, как потренировать свою память и внимание, — качества, столь необходимые в жизни.

2. В каком порядке нужно расположить эти картинки, чтобы воспроизвести последовательность запечатленных на них событий?

153

3. Из какого количества маленьких рыбок состоит эта большая рыба? Скажите сразу, не подсчитывая, а потом проверьте себя.

4. При помощи • таблицы, помещенной ниже, можно заниматься трениров­кой внимания систематически.

Мысленно, не помогая себе карандашом или спичкой, как можно быстрее сосчитайте, сколько здесь бабочек, ведер, чайников, мух, птиц, зонтиков, рыб, грабель, сапог, леек, самоваров (скорость выполнения упражнений можно контроли­ровать, засекая время).

Можно отсчитывать по две-три группы однородных предметов. К примеру сегод­ня — отсчет бабочек и птиц; завтра — ведер, самоваров, чайников и т. д.

Сложность упражнений наращивается постепенно. Так, если вначале вы счита­ете все предметы подряд — все ведра, все сапоги и т. д., то в дальнейшем вы отсчитываете только одноцветные рисунки — черные зонтики, белые самовары. Затем вы отсчитываете группы предметов, объединенных хотя бы самыми отда­ленными родовыми признаками: грабли и лейки (садовый инвентарь), самовары, ведра и чайники (сосуды). Наконец, вы отсчитываете группы предметов наиболее разнородных: рыбы, и грабли, бабочки и чайники. Когда рисунки начинают отыскивать­ся «сами собой», т. е. почти без затруднений, это значит, что вы запомнили расположение рисунков и таблицу надо менять. -

5. Эта простая таблица позволяет тренировать распределение внимания.

Сосчитайте, сколько в таблице знаков. Считать надо в таком порядке: «Один крестик, один круг, два крестика, один квадрат, три крестика, два круга...» и т. д. На каждом следующем занятии таблицу надо поворачивать на 90°. После четы­рех занятий можно опять начинать сначала, так как запомнить последователь­ность расположения знаков очень трудно.

154

О -!- □ -!- □ О

-+-

-4-

О О

о

-'+'■

.4-

-4-

О

-4-

О

о

О О -!-

□ □

6. На рисунке художник изобразил контуры двадцати различных животных. Найдите их, потратив на это возможно меньше времени.

7. Марина долго выбирала, какой кувшинчик купить. Наконец выбрала. Продавщица уложила покупку в коробку.

Что купила Марина?

Сколько кувшинов продавщица поставила на те же полки, на каких они стояли и раньше?

6ШШШ

8. Сколько треугольников можно насчитать в этой фигуре?

9. Можете ли вы менее чем за минуту найти квадратик, который содержит все ле­пестки этой прекрасной розы (см. след. стр.)?

10. Ветер сорвал головные уборы с нарисованных на форзаце и, вероятно, знакомых вам персонажей. Кто там нарисован и кому какой головной убор следует вернуть (см. первый форзац)?

156

11. Какое топливо предлагает заправ­щик шоферу? (Проследите без помощи руч­ки или карандаша.)

Для будущих психологов

1. Напишите сочинение «Особенности мо­его внимания» и обсудите его с товари­щами.

2. На основе помещенного в этой главе материала составьте памятку «Как научиться быть внимательным».

Раздел III

ЛИЧНОСТЬ И ЕЕ ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ ОСОБЕННОСТИ

Глава 9

ЛИЧНОСТЬ И ЕЕ ПРОЯВЛЕНИЯ

Личность... то, что человек делает из себя, утверждая свою человеческую жизнь. Он утверждает ее и в повседневных делах и общениях, и в людях, которым он переда­ет частицу себя, и на баррикадах классо­вых боев, и на полях сражений за Родину, порою сознательно утверждая ее даже ценой своей физической жизни.

А. Н. Леонтьев

Понятия о личности и ее структуре. Вы, наверное, замети­ли, что фактически мы говорили о личности на каждой страни­це этой книги. О личности шла речь, когда, рискуя наскучить читателю, мы на разные лады повторяли мысль о целостности и фактической неразложимости психики человека, мы говори­ли о том, как личность ощущает и воспринимает окружающий мир, как она запоминает, мыслит, фантазирует... Все познава­тельные процессы, с которыми мы успели познакомиться,— это конкретные проявления психической жизни личности, а история развития психики ребенка — путь возникновения и становления личности.

Теперь пришла пора перейти от характеристики отдельных проявлений к целостному анализу личности.

Само слово «личность», как и многие другие психологичес­кие понятия, широко используется в повседневном общении. Когда хотят охарактеризовать какого-то человека, то часто говорят о нем то как о личности, то как об индивиде, индивидуаль­ности. В психологии эти понятия различаются. Индивид, индиви­дуальность это конкретный человек, во всем своеобразии своих физических и физиологических, психологических и социальных ка­честв и свойств. Но индивидуальностью, вообще говоря, обладают не только люди. Каждый знает, как непохожи друг на друга домашние животные — собаки, кошки, коровы: у каждого не только своя внешность, но и свой «нрав». Однако никто никогда не гово­рит о личности лошади или даже очень сообразительной овчарки.

Нет никакого сомнения в том, что все новорожденные мла­денцы похожи друг на друга только на первый взгляд. Факти­чески каждый из них — уже индивидуальность... Но не личность! Человек становится личностью, а не рождается ею. Обязательно ли все становятся? Или только некоторые? Недаром же, навер­ное, можно слышать об одном: «Настоящая личность!», а о другом: «Нет, это не личность. Так, ни то ни се».

158

Интересно, что слово «личность» испытало в истории удивитель­ные приключения, которые, кажется, еще продолжаются. Перво­начально латинское слово «регзопа» (персона) означало маску, личи­ну. В античном театре актер надевал ту маску, которая характери­зовала основное содержание изображаемого персонажа. Потом маска как бы «приросла» и стала обозначать внутреннюю суть самого действующего лица. «Персона» сошла с театральных подмостков и шагнула в жизнь. В Древнем Риме «персона» уже обозначала «лицо перед законом». При этом раб, тело и труд которого принадлежали господину, персоны иметь не мог, т. е. лич­ностью не признавался.

В русском языке слово «личность» долго имело оскорби­тельный оттенок. В академическом словаре 1847 г. говорилось, что личность, во-первых, «отношение одного лица к другому. Ника­кая личность не должна быть .терпима в службе»; и, во-вторых, «колкий отзыв на чей-либо счет, оскорбление. Не должно употреблять личности».

Теперь понятно и следующее определение, принадлежащее А. С. Пушкину:

Иная брань, конечно, неприличность. Нельзя писать: такой-то де старик, Козел в очках, плюгавый клеветник, И зол, и подл: все это будет личность.

Даже у Л. Толстого в «Войне и мире» вы можете прочитать такое описание хода бурных прений: «Чем дальше они продол­жались, тем больше разгорались споры, доходившие до криков и личностей».

Удивительно, что параллельно развивалось и совсем дру­гое значение этого слова: «Ведаешь ли, от чего зависит твоя особенность, твоя личность, что ты есть ты?» — вопрошал А. Н- Ра­дищев.

Так- мог бы написать сегодняшний философ или психолог.

Личность чаще всего стала обозначать индивидуальность в ее социальных связях и отношениях. Но и в наши дни тер­мин «личность» употребляется по-разному. Все еще в пылу жаркого спора раздается предостерегающее: «Товарищи, не переходите на личности!»

В психологии понятие «личность» используется в двух основ­ных значениях. Во-первых, личность — это любой человек, обла­дающий сознанием; по словам К. К- Платонова, «это конкретный человек или субъект преобразования мира на основе его позна­ния, переживания и отношения к нему». Другие советские психологи подчеркивают, что личностью следует называть человека, достигшего определенного уровня психического развития. Этот уровень, как указывает известный советский психолог Л. И. Божович, характеризуется тем, что в процессе самопознания человек начинает воспринимать и переживать самого себя как единое целое, отлич-

159

ное от других людей и выражающееся в понятии «я». Такой уровень психического развития характеризуется также наличием у человека собственных взглядов и отношений, собственных моральных требований и оценок, делающих его относительно устойчивым и независимым от чуждых его собственным убеждениям воздействий среды. Необходимая характеристика личности — ее активность. Человек на этом уровне^ развития способен сознательно воздей­ствовать на окружающую действительность, изменять ее в своих целях, а также изменять в своих целях самого себя. Иначе говоря, человек, являющийся личностью, обладает, с точки зрения Л. И. Бо-жович, и с нашей точки зрения, таким уровнем психического раз­вития, который делает его способным управлять своим поведением и деятельностью, а в известной мере и своим психическим раз­витием.

Да, здесь в пору каждому задуматься: личность я или все еще нет. И критерии ясные предлагаются: имей собственные убеждения, не ссылайся на то, что на тебя кто-то как-то не так повлиял и не туда повел. Сам влияй и веди за собой, сам изменяй себя, подравнивай под идеал. Если он, конечно, у тебя есть, если ты... личность.

А как же тогда дети, подростки? Ведь говорят же: «уваже­ние к личности ребенка». Противоречие? Только на первый взгляд. А. Н. Леонтьев -считал, что личность действительно рож­дается дважды. В первый раз, наверное, зто происходит в пе­риод «возрастной революции», когда трехлетний демонстрант выстав­ляет знаменитый лозунг: «Я сам!» Второй раз, когда, по выражению А. Н. Леонтьева, возникает его сознательная личность. Хочется думать, что возникает она у всех. Во всяком случае к этому надо стремиться.

Устойчивость и изменчивость личности. Человек без личности? Пожалуй, наиболее остро он воплощен в образе существа с планеты Марс из известных «Марсианских хроник» американ­ского фантаста Р. Бредбери. В этих хрониках есть удивитель­ная новелла «Марсианин» — рассказ о существе, которое лишено собственной личности, личностной определенности и самостоятель­ности. Марсианин постоянно меняется в зависимости от желаний того человека, в сферу влияния которого попадает.

Впрочем, чтобы продемонстрировать поведение «человека без личности», совсем не обязательно переноситься на Марс. Их, к сожалению, не так уж мало и на нашей собственной пла­нете, в нашем городе, а может быть, и в нашем классе.

У писателя В. Гусева есть рассказ «Экскурсия», который вполне можно было бы назвать «Превращения Саши, экскурсовода и марсианина».

Итак, превращение первое. Саше предстоит разговор «с бухгалтершей Зиной — «профсоюзным боссом», которая, как он знает, считает его «размазней и хлюпиком», «не настоящим мужчиной», «интеллигентиком несчастным», хотя и не лишенным при этом осторожности, осмотрительности и житейско-практической смекалки: «Этот не зарвется, лишнее не сболтнет»...

160

«...Взявшись за медную ручку и открыв дверь, переступив порог, Саша появля­ется в бухгалтерии именно тем человеком, каким он предстает в воображении Зины...»

Превращение второе — Саша в кабинете директора. Саша почти физически ощущает, как, переступив порог, он тотчас стал тем задиристым и ершистым («мо­лодежь, молодежь...»), на словах вечно готовым нервничать, горячиться, но на деле работоспособным, «головастым» и даже безобидным человеком, каким вос­принимает его Ростислав Ипполитович... Он непроизвольно ощущал, что дирек­тору нравятся и его независимость, и его скрытое уважение, тактичная дистанция по отношению к начальству, и почти невольно для самого себя все больше входил в ритм того и другого, все больше выпячивал это в своей позе, повадке, хотя и стоял, казалось бы, неподвижно...»

В зал, где собираются для начала осмотра, Саша, держа длинную указку, входит с тем видом неуловимого превосходства над всеми праздно толпя­щимися вокруг, который присущ почти всем экскурсоводам: он делает дело, он знает, они же... должны слушать. Это его третье перевоплощение, в ходе которого Саше удается скрыть, что он ничего не понимает в живописи, даже на миг искренне поверить в произносимые' слова и т. д.

Разумеется, поведение такого рода характеризует малосимпатич­ную личность.

Это приспособленец, лишенный нравственной устойчивости и твердых убеждений. Но было бы большой ошибкой считать что личность — это некое твердокаменное изваяние, над которым не властны ни годы, ни обстоятельства. Все дело в том, что именно изменяется в человеке, а что остается неизменным. Н. Заболоцкий писал:

Как мир меняется! И как я сам меняюсь! Лишь именем одним я называюсь,— На самом деле то, что именуют мной, Не я один. Нас много. Я — живой.

Одного имени для сохранения того, что называют личностной определенностью, конечно, маловато, хотя и оно имеет значение.

Если человек — личность, то даже серьезные жизненные бури не способны изменить в нем чего-то главного, каких-то глубоких жизненных установок и убеждений. Ю. Трифонов в глубоко пси­хологической повести «Другая жизнь» угадал именно это качество главного героя.

«Неудачи из года в год добивали его, вышибали из него силу, он гнулся, слабел, но какой-то стержень внутри него оставался нетронутым — наподо­бие тоненького стального прута,— пружинил, но не ломался. И это было бедой. Он не хотел меняться в своей сердцевине, и это значило, что, хотя он му­чился и много терпел от неудач, терял, веру в себя, увлекался нелепей­шими безумствами, заставлявшими думать, что у него помутился разум, приходил в отчаянье и терзал всем этим свое бедное сердце, он все же не хотел ломать то, что было внутри него, такое стальное, не видимое никому».

То, что в одних обстоятельствах оборачивается бедой и жизненной драмой, в других становится примером вдохновляю­щей стойкости и героизма. И основное здесь — социальная значи­мость той генеральной цели, во имя которой человек строит свою

6 Заказ 199 161

личность и прокладывает свой жизненный путь. Пламенный ре­волюционер Ф. Э. Дзержинский писал сестре: «Ты знала меня ребен­ком, подростком, но теперь, как мне кажется, я уже могу назвать себя взрослым, с установившимся взглядом человеком, и жизнь может меня лишь уничтожить, подобно тому как буря валит столетние дубы, но никогда не изменит меня».

В книге А. Н. Леонтьева «Деятельность. Сознание. Личность» есть прекрасные строки о личности — «этого высшего единства человека, изменчивого, как сама жизнь, и вместе с тем сохраняющего свое постоянство... Ведь независимо от накапливаемого человеком опыта, от событий, которые меняют его жизненное положение, наконец, независимо от происходящих физических его изменений, он как личность остается и в глазах других людей, и для самого себя тем же самым».

Личность и общество. Социальные роли. Личность всегда выступает как член общества, как исполнитель определенных об­щественных функций или, как еще говорят, социальных ролей.

Вы уже, наверное, заметили, что психологам нравятся аналогии из мира театра. Это не удивительно: театр — модель жизни, где психологические ситуации заострены и освобождены от второсте­пенных деталей. Каждый спектакль— это своеобразный психоло­гический эксперимент. Люди театра не остаются в долгу. Для них сама действительность — порой своеобразный спектакль, а для Шекспира, например:

Весь мир — театр.

В нем женщины, мужчины — все актеры. У них свои есть выходы, уходы, И каждый не одну играет роль... Личность, персона, как мы видели, давно уже сошла с теат­ральных подмостков. Не дошла ли очередь до роли? Во вся­ком случае, в психологии личности и социальной психологии это понятие заняло весьма почетное место. В социальной психологии понятие «роль» оказалось удобным для описания поведения личности в ее различных социальных функциях. Социальная роль это выработанная обществом программа действий человека в опреде­ленных обстоятельствах.

В этом смысле социальная роль в какой-то мере действи­тельно напоминает театральную. Прежде всего тем, что, приняв на себя определенную функцию, человек начинает действовать по заданной программе, придерживаясь принципа: взялся за гуж, не говори, что не дюж. Эта «заданность» в зависимости от характера деятельности может быть более или менее жестокой, зафиксированной в официальных документах или закрепленной толь­ко обычаем, традицией, осознаваемой человеком или неосознанной, но она всегда существует. И окружающие четко контролируют точность выполнения программы.'

Собственно говоря, роль может быть полноценной только тогда,

' 1«2

когда есть с кем, перед кем и для кого ее исполнять. Невозможно быть мужем без жены, сыном без матери, племянником без дяди. Это дуэты семейных сцен. Точно -так же нельзя быть начальником без подчиненных, учителем без учеников, вождем без ведомых, актером без зрителей.

Когда Робинзон Крузо после многолетнего одиночества встре­тил наконец человека, он немедленно воспроизвел привычное для предприимчивого англичанина распределение социальных функций. «Прежде всего я объявил ему, что его имя будет Пятницей, так как в этот день недели я спас ему жизнь. Затем я научил его произносить слово «господин» и дал понять, что это мое имя...» Социальная роль — это всегда «я» и все-таки не совсем «я». Вернее, далеко не все «я». Человек не исчерпывается своими социальными ролями. Более того, он способен и противостоять им, если они противоречат его представлению о самом себе. Социальная роль может как помочь человеку найти себя в жизни, так и быть преградой на пути к самореализации.

Известный драматический артист В. К- Папазян жаловался, что актеру приходится играть и переживать так много чужих жизней, что не остается физических и духовных сил, чтобы «найти себя в жизни». Создать себя? Создать свой собственный образ по собственному сценарию — не это ли одна из главных задач самовоспитания? А может быть, единственная. Люди действи­тельно строят собственный образ. В случаях, когда удается, говорят: «нашел себя»; когда нет: «строит из себя».

Важно, чтобы в этом «самостроительстве» образ, к которому стремится человек, нес в себе определенное нравственное содержа­ние. Самосовершенствование является не самоцелью, а средством, с помощью которого человек, став лучше, будет более нужен и необ­ходим другим людям и обществу.

При отсутствии такого нравственного содержания человек будет, в лучшем случае, «самовоспитываться» для себя самого (своего рода самолюбование), либо даже в ущерб другим людям и обществу (если в качестве ориентира выбран антисоциальный образ). Подлин­ная перестройка личности, ее перевоспитание под воздействием нового общественного положения — длительный и сложный процесс. Собственно говоря, именно этот метод использовали в воспитатель­ной работе А. С. Макаренко и его последователи; например, нарушитель дисциплины ставится в положение ответственного за ее соблюдение.

Процесс перестройки личности под влиянием новой соци­альной роли с большой художественной убедительностью просле­живается в известном итальянском фильме «Генерал Делла Ровера». Генуя, 1944 год.

Темное время фашистского режима. В руки гестапо попадает игрок и жулик Бертоне (его роль исполняет Витторио де Сика), который наживался на несчастьях соотечественников: вымогал деньги у родственников для арестованных, обещая им добиться смягчения наказания, освобождения, передачи посылок и писем, якобы с 6* 163

помощью своих друзей и сообщников из числа гитлеровских солдат и офицеров. До войны он восемь раз осуждался за мошенничество, обман, торговлю наркотиками и даже за двоеженство.

Эсесовский полковник Мюллер обещает Бертоне жизнь и миллион золотом за то, чтобы тот сыграл в тюрьме роль крупного деятеля Сопротивления генерала Делла Роверы, убитого в момент высадки на итальянскую территорию. В даль­нейшем полковник надеется использовать мнимого генерала как «подсадную утку» и установить с его помощью личность попавшего в тюрьму руководителя. Сопротивления, которого никто не знает в лицо.

Бертоне быстро усваивает внешний рисунок роли. По тюремным камерам разносится слух о появлении генерала. И политические заключенные, и надзиратели относятся к Бертоне как к генералу, мужественному борцу за свободу. На его гла­зах героически погибает один из узников. Бертоне все глубже вживается в роль патриота; постепенно происходит подлинное перерождение личности. Бывший мошенник и любитель легкой наживы уже не только ведет себя так, как, по мнению окружающих, должен вести себя итальянский генерал, ненавидев­ший фашистов, но и умирает как герой, так и не выдав руководителя Сопротив­ления, который уже стал ему известен... То, что было маской, стало внутрен­ним содержанием личности.

Преобразующую силу социальных ожиданий человек ощущает не только при непосредственном межличностном общении, когда ожида­ния исходят от конкретных людей, так сказать, персонифицируются. Эти ожидания могут переживаться как знание того, чего вообще ожидают от нас окружающие, не только близкие, но и «дальние», как переживание надежд, которые связываются с нашей деятель­ностью. Нередко именно стремление «оправдать надежды», «не об­мануть ожидания» становится сильным внутренним мотивом, помогающим преодолеть трудности и достигнуть цели.

Преобразующее и активизирующее влияние принятой социаль­ной роли своеобразно используется в опытах гипнолога В. Л. Райкова по стимулированию творческой деятельности в состоянии гипноза.

Начинающему художнику внушается, например, что он Репин или Рафаэль, музыкант «вписывается» в образ В. С. Рахманинова или Ф. Крейслера, артистке предписывается стать В. Ф. Комиссаржевской и т. д. Юноша или девушка при этом, конечно, не достигает тех высот, которые были присущи оригиналу — великому художнику, музыканту, актрисе, но молодые люди внутренне раскрепощаются и действуют на максимальном для каждого из них уровне: значительно лучше, чем обычно, рисуют, играют, читают стихи и т. д.

А вот опыты по активизации шахматного творчества. В лабораторию пригласили экс-чемпиона мира гроссмейстера М. Таля, который сыграл с одним из испыту­емых шесть партий. Три партии испытуемый играл в состоянии гипноза, когда ему был внушен образ выдающегося шахматиста прошлого П. Морфи, и три партии играл в обычном состоянии. Таль выиграл. После сеанса он дал следу­ющую оценку игры испытуемого: «До гипноза я играл с человеком, едва передвигавшим фигуры. В состоянии гипноза передо мной сидел совсем другой человек, экспансивный, энергичный, смелый, который играл на два разряда лучше».

Но это, конечно, экзотика. Экзотика, которая еще раз демонстри­рует огромные скрытые возможности человека. И еще один вывод напрашивается: строить свою личность, свой образ следует по «лучшим мировым образцам».

Личность и общение. В конце прошлого века вышла в переводе на русский язык книга французского автора Э. Льебо под много­обещающим названием «Как узнать характер человека».

164

Среди советов был в этой книге один, который требует серьезного обсуждения. Ссылаясь на авторитет немецкого философа Шопенгауэра, автор рекомендует наблю­дать человека, так сказать, через замочную скважину, и при этом тогда, когда он находится в комнате один. Только наедине со своими мыслями у человека появляется именно то выражение, которое ему свойственно и которое, следовательно, выдает его действительное душевное состояние; только когда человек бывает самим собой, складки на его лице не подтянуты и видны во всей своей резкости. Как только человек заговорит с кем-нибудь или знает, что па него смотрят,— свойствен­ное ему выражение улетучивается; складки на лице подтягиваются, глаза становятся любезнее, добрее, и, вообще, вся его физиономия принимает условно, соответствующее данному моменту выражение. Если нам удается наблюдать человека, когда он бывает наедине с самим собою, то составленное о нем суждение подчас бывает довольно близко к истине.

Автора нельзя винить за то, что он незнаком с основными положениями социальной психологии, которая получила бурное развитие только в последующем веке. Социальная психология как раз и изучает, во-первых, те изменения, которые происходят с психи­кой человека под . влиянием общения с другими людьми, и, во-вторых, те общности, внутри которых осуществляется это прямое и косвенное общение: большие и малые группы, коллективы, и т. д. В ситуации общения у человека, действительно, меняется очень мно­гое: от выражения лица до взглядов на окружающее. Собственно говоря, само человеческое «я», внутреннее содерохание личности возникает и формируется только в процессе общения с окружающи­ми людьми. Уже на самых ранних стадиях жизни это формирова­ние тесно связано с положением, в котором оказывается ребенок среди окружающих, от его места в той группе, которая является микросредой его развития.

На каждом новом этапе жизни личность оказывается в новой социальной ситуации, в новой микросреде, новой группе. Сначала, как мы видим, это семья, дальше идет группа детского сада, потом школьный класс, группа ПТУ, студенческая группа, производственная бригада, наконец... кружок пенсионеров. Это, так сказать, продольный срез жизненного пути личности. А теперь рассмотрим поперечный срез, проследим, в каких объединениях находится личность, ну хотя бы каждый из вас, на определенном отрезке жизни.

Начнем опять-таки с семьи, членом которой вы являетесь, далее, вы ученик такого-то класса, такой-то школы, член комсо­мольской организации, участник кружка, а то и нескольких, многие входят в спортивные команды и секции, и наверняка почти все активные члены дружной компании «ребят с нашего двора». Не­даром говорят, что жизнь человека — сплошные хождения по... группам. Группы эти, несмотря на очень существенные раз­личия, о которых мы 'еще скажем, имеют много общего. Прежде всего, во всех таких небольших объединениях (от двух до тридцати — сорока человек) возможно непосредственное общение между членами, контакт лицом к лицу. По этому признаку группы име­нуют малыми или контактными.

165

Контактная группа — это не арифметическая сумма отдельных личностей, где каждый сам по себе. Такая группа — сложное целостное образование, которое имеет свою внутреннюю структуру. Зависит она прежде всего от деятельности, для осуществления ко­торой объединились люди, от ее целей, задач, способов организации и т. д. Сравним, например, какую-либо дружескую компанию, с одной стороны, и экипаж космического корабля, производственную брига­ду или школьный класс — с другой. Эти группы различны уже по происхождению. Дружеские компании (подобные группы именуются неофициальными, неорганизованными) возникают как бы сами собой. Во всяком случае, никто специально их не создает, никто не фиксирует их состав, здесь нет кем-то утвержденных правил внутреннего распорядка. В такую группу люди объединяются добро­вольно на основе общих интересов, склонностей, дружеских симпа­тий. Здесь нет назначенного руководителя, командира или начальника. Еще более сложные взаимоотношения связывают людей в офи­циальных, организованных группах, которые специально создаются обществом для выполнения определенной деятельности: учебной, производственной, исследовательской и т. д. Основными в таких груп­пах являются деловые отношения, и положение человека здесь свя­зано прежде всего с тем вкладом, который он вносит в общее дело. В процессе общей деятельности люди вступают между собой и в личные отношения. Нельзя забывать о том, что обе системы отношений (деловых и личных) сосуществуют в одной и той же группе, что это отношения одних и тех же людей, поэтому такие отношения неразрывно связаны между собой, взаимодействуют друг с другом. Все мы с волнением следим за работой наших космонавтов в кабине космического корабля или в открытом космосе. И всегда восхищает не только четкий ритм, слаженность и мастерство их деятельности, но и теплые, дружеские отношения между «космическими братьями». Здесь гармонически сочетаются деловые и личные отношения.

Группы, которые достигли высокого уровня развития отноше­ний, называются коллективами. Можно сказать, что всякий коллектив — это группа, но не всякая группа --- коллектив. Чтобы стать коллективом, группа должна иметь ряд качеств, которые приобретаются постепенно. Проследим этот процесс на при­мере жизни отряда в пионерском лагере. Начальный этап — ре­бят собрали в одной комнате, познакомили друг с другом, рас­сказали о распорядке дня, предстоящих делах и т. п. Можно ска­зать, что группа возникла, но она, по выражению советского психолога А. Н. Лутошкина, напоминает «песчаную рос­сыпь». Вот как образно описано это состояние в его книге «Как вести за собой».

«Нередко встречаются на нашем пути песчаные россыпи. Дунет ветер посильнее — разнесет песчинки в стороны. Есть группы ребят, очень похожие на такие россыпи. Вроде все вместе, а присмотришься каждый сам по себе.

166

Следующая ступень — «мягкая глина». В группе, которая находится на этом уровне развития, уже возникают внутренние связи между ребятами. Но самим ребятам без подсказки действовать трудно.

Но вот в группе выделяется актив, цели деятельности становятся общими, в ряде случаев она уже действует как настоящий коллектив. Это состояние — «мерцающий маяк», который не горит постоянно, а периодически выбрасывает пучки света, как бы говоря: «Я здесь, я готов прийти на помощь». Фор­мирующийся коллектив озабочен тем, как ему держать правильный курс. Здесь преобладает желание трудиться сообща, помогать друг другу, бывать вместе. Но желание — еще не все. Для настоящих общих дел нужно постоянное горение, а не одиночные, пусть даже очень яркие, вспышки. Уже есть на кого опереться, авторитетны «смотрители» маяка, те, кто поддерживает его горение,— организаторы, актив. Однако ребятам не всегда хватает сил собрать свою волю, проявить настойчи­вость в достижении общей цели, подчиниться коллективным требованиям. Активность проявляется всплесками.

Новый этап формирования коллектива — «алый парус». Это символ устремленно­сти вперед, дружеской верности, неуспокоенности. В таком коллективе (группу на этом уровне развития уже можно считать коллективом) живут и действуют по принципу: «Один за всех, все за одного». Товарищеские взаимоотношения и искренняя заинтересованность делами друг друга и всего коллектива сочетаются с принципиальностью и взаимной требовательностью. Коллектив интересуется не только собственными делами, но и теми событиями, которые происходят в других коллективах. Правда, еще не скажешь, что здесь готовы в любую ми­нуту прийти на помощь другим коллективам, которые в этом нуждаются. Случается, что бури и ненастья нарушают на некоторое время ритм работы коллектива, но в борьбе выковывается характер.

И наконец — «горящий факел». Настоящий коллектив — тот, который не удовлет­ворен собственным благополучием и, не дожидаясь просьб и призывов, спешит на помощь, кто бескорыстно стремится принести пользу людям, всему обществу, высоко подняв над собой факел, освещающий дорогу другим.

Развитие коллектива — очень сложный процесс, который никогда не протекает стихийно, без сознательной целенаправленной ра­боты и руководителей, и членов коллектива. Кстати сказать, при­веденные здесь краткие характеристики этапов этого развития мо­гут принести вам практическую пользу.

Мы говорили уже, что для самовоспитания личности необхо­димо самопознание. Точно так же коллектив движется вперед, осоз­навая свои сильные и слабые стороны, обсуждая перспективы и пла­ны своей деятельности, взаимоотношения членов коллектива и т. д. В результате такого коллективного самоанализа ребята, как показал опыт, способны объективно установить стадию развития своего отряда, своего класса или бригады как коллектива и наметить ориен­тиры на пути от «песчаной россыпи» к «горящему факелу».

Следует помнить, что в организованных, официальных груп­пах и коллективах существует как бы двойное распределение функ­ций: по штатному расписанию — вертикальное (начальник, замес­титель) и горизонтальное, которое возникает стихийно («душа об­щества», «остряк-самоучка», «ворчун», «козел отпущения», «инди­видуалист— моя хата с краю» и т. д.). Эти никем не установлен­ные роли почти всегда воспроизводятся в любой более или менее постоянной группе, и те, кому они достаются, пребывают в них до тех пор, пока существует данная группа. Окружающие уже ждут и как бы требуют от них определенного поведения.

А если место, отведенное в данной группе, не устраивает чело­века, если оно уже не соответствует его изменившимся взглядам и стремлениям? Тогда возникают перед ним классические три дороги. По первой пойдешь — привычную группу потеряешь, зато новое место найдешь. По второй, пойдешь — в своей группе новое положе­ние завоюешь. По третьей пойдешь — и группу, и положение по­теряешь. Впрочем, жизнь дает гораздо больше возможностей, чем сказка. Человек одновременно входит в несколько временных и постоянных групп и коллективов, и в каждой ячейке он может иметь не совсем совпадающие положения, а иногда и совсем разные. Уста­новлено, например, что часто, чем выше положение подростка в классе, тем оно ниже в дворовой компании, и наоборот... «Козел отпущения» среди сослуживцев наслаждается трепетом и страхом своих домашних... Нередко человек меняет компании, а иногда и работу именно потому, что его не устраивает занимаемое им здесь место: «Я там человеком себя не чувствовал!»

Часто «хождение по группам» связано с поиском своей группы, в которой личность чувствует себя «человеком на своем месте». В социальной психологии такие группы называются референтными. Лучше всего, когда та группа, к которой человек реально принадлежит, в которой осуществляется его основная деятель­ность, является для него референтной. Но случается, что лич­ность живет и действует в группе, которую своей не считает, тянется к другой, возможно, недоступной. Эта ситуация может быть источником серьезных внутренних конфликтов. Причина? Не­редко ею может быть несовпадение жизненных ценностей, направ­ленность данной личности и других членов группы. Что же такое направленность? Об этом в следующей главе.

168

Глйва 10

НАПРАВЛЕННОСТЬ И СПОСОБНОСТИ ЛИЧНОСТИ

Мы узнали, что такое личность, каковы ее взаимоотношения с обществом, как общаются люди в группах и коллективах. Перейдем далее к анализу внутренней психологической структуры личности. «Изучение психического облика личности,— писал С. Л. Ру­бинштейн,— включает три основных вопроса. Первый вопрос, на который мы стремимся получить ответ, когда хотим узнать, что представляет собой тот или иной человек, гласит: чего хочет человек, что для него привлекательно, к чему он стремится? Это вопрос об его направленности, об его установках и тенденциях, потребностях, интересах и идеалах. Но вслед за вопросом о том, чего хочет человек, естественно встает второй: а что он может? Это вопрос о способнос­тях, о дарованиях человека, о его одаренности. Однако способности это сперва только возможности; для того чтобы знать, как реализует и использует их человек, нам нужно еще знать, что он есть, что... закрепилось в качестве стержневых особенностей его личности. Это вопрос о характере человека».

Эти три вопроса — не только программа научного изучения личности, но и ориентир для само- и взаимопознания. Задумываясь над особенностями своего внутреннего мира, мы вольно или неволь­но стремимся осознать свои потребности и желания, свои способ­ности и характер. Вглядываясь в другого человека, стараясь понять его, мы также как бы спрашиваем: «Чего ты хочешь?», «Что ты можешь?» и «Что ты есть?»

Вопрос о направленности личности, ее потребностях, мотивах и интересах недаром ставится на первое место. Не случайно и мы уже не раз упоминали о направленности почти во всех главах книги. Мы не могли обойтись без анализа потребности в новых впечатле­ниях и общении, когда рассматривали историю развития психики ребенка; с потребностями и интересами личности мы связывали избирательность восприятия человеком окружающего мира; далее, мы выясняли зависимость нашей памяти от направленности лич­ности: что именно запоминается, как и на какой срок опять-таки связано с потребностями, интересами, с отношением субъекта запоминания к целям и задачам деятельности. Без направленности мы не смогли обойтись при анализе мыслительной деятельности и внимания.

Потребности. В основе направленности личности лежат потреб­ности — этот главный источник активности человека. Для того чтобы жить и действовать в окружающем мире, человек нуждается в пище, воде, воздухе, движениях, он нуждается в предметах ма­териальной и духовной культуры, в других людях. Потребности это осознание и переживание человеком нужды в том, что необхо­димо для поддержания жизни его организма и развития его лич­ности.

169

В психологии различают нужду и потребность. Нужда — это объективная необходимость, которую сам человек может не пере­живать и не осознавать. Например, только что родившийся ребенок объективно нуждается во взрослом человеке (без него погибнет!), но сам он, субъективно, этого не только не осознает, но и не чувст­вует, не переживает. И только на третьем месяце жизни объектив­ная нужда во взрослом преобразуется в субъективное психичес­кое состояние — потребность в общении: ребенок при виде матери бурно радуется, тянется к ней ручками и ножками, улыбается, про­износит различные звуки, возникает комплекс оживления, о кото­ром мы уже говорили. Эта потребность в дальнейшем распростра­няется и на других людей, развивается в любовь к близким, дружбу и т. д. Подрастающий человек начинает осознавать свое отношение к другим людям — потребность в общении отражается уже не толь­ко в переживаниях, но и в мыслях.

Для того чтобы понять различие нужды и потребности, доста­точно проанализировать некоторые простые факты повседневной жизни. Организм человека постоянно нуждается в кислороде, ко­торый поступает в кровь благодаря дыханию. Но потребностью эта нужда становится только тогда, когда возникает какой-либо дефицит: заболевают органы дыхания, снижается содержание кис­лорода в атмосфере. В этом случае человек страдает от нехватки кислорода, предпринимает какие-то действия, чтобы ее устранить, радуется, когда может вздохнуть полной грудью. Объективное состояние — нужда — преобразовалось в психологическое состоя­ние потребность.

Возникшие потребности побуждают личность к активному поис­ку путей ее удовлетворения, становятся внутренними побудителя­ми его деятельности мотивами.

Потребности, которые отражают нужды нашего организма, на­зывают органическими; потребности, связанные с нуждами раз­вития личности,— духовными или социогенными (порожденными обществом). Органические потребности (в пище, кислороде, воде, продолжении рода, самосохранении) есть и у человека, и у живот­ных. Но даже эти потребности человека на протяжении истории значительно изменились, преобразовались, так сказать, очеловечи­лись. Историческое развитие потребностей в данном случае выра­жается в том, что меняются предметы и способы удовлетворения потребности. В отличие от животных человек сам производит про­дукты, удовлетворяющие его потребности. Об этих отличиях очень точно и образно писал К- Маркс: «Голод есть голод, однако голод, который утоляется вареным мясом, поедаемым с помощью ножа и вилки, это иной голод, чем тот, при котором проглатывают сырое мясо с помощью рук, ногтей и зубов»18.

Характерная особенность человеческих потребностей — их фак­тическая ненасыщаемость. Нельзя удовлетворить какую-либо пот­ребность раз и навсегда. Будучи удовлетворенной, она возникает вновь, развивается и при этом побуждает человека создавать все

170

новые и новые предметы материальной и духовной культуры. В развитии личности особую роль играют духовные потреб­ности: стремление к знаниям, творчеству, восприятию произве­дений искусства. Жизнь человека в обществе, коллективе породи­ла такие могучие потребности, как потребность в общении, потреб­ность в признании со стороны других людей, потребность занять достойное место в коллективе. Эти и многие другие потребности присущи в той или иной мере всем людям, но уровень их развития, соотношение их друг с другом неодинаково. Каждого человека ха­рактеризует неповторимое сочетание потребностей. Общественная ценность личности во многом определяется тем, какие потребности у нее преобладают. По-разному ценится человек, который стремит­ся только к личному обогащению, человек, для которого самое важ­ное в жизни — удовлетворение потребности в модной одежде или изысканных блюдах, и человек, для которого главная потребность — творческий труд на благо своего народа. «Нравственно оправдан­ная потребность,— писал А. С. Макаренко,— это есть потребность коллективиста, т. е. человека, связанного со своим коллективом единой целью движения, единством борьбы, живым и несомнен­ным ощущением своего долга перед обществом. Потребность у нас есть родная сестра долга, обязанностей, способностей, это прояв­ление интересов не потребителя общественных благ, а деятеля со­циалистического общества, создателя этих благ».

Интересы. Потребности лежат в основе интересов. Мы интере­суемся теми предметами и явлениями, которые способны удовлет­ворить ту или иную потребность. Эти предметы и явления привле­кают к себе наше внимание, мы думаем о них, стремимся к ним. Интерес нередко заставляет нас действовать в определенном направлении, выступает в качестве мотива деятельности. При этом одна и та же деятельность у разных людей может быть мотивиро­вана разными интересами и может удовлетворять различные пот­ребности. Так, один ученик стремится хорошо учиться потому, что у него высоко развиты познавательные интересы, жажда зна­ний, для другого хорошая учеба — средство завоевать уважение окружающих, третий не хочет огорчать родителей, четвертый на­мерен поступить в вуз и готовит себе аттестат с высоким баллом, пятому нравится та интеллектуальная деятельность, которая необ­ходима для достижения высоких результатов, и т. д. и т. п. Впрочем, учение, как и все остальные сложные виды деятельности, мотивиро­вано многими потребностями и интересами.

Различают непосредственные и опосредованные интересы. Пер­вые прямо связаны с какой-либо потребностью. Например, юноша, который любит математику, с удовольствием решает задачи, чи­тает биографии великих ученых-математиков, посещает соответст­вующий факультатив. Его занятия математикой вызваны непосред­ственным интересом к этой области знания. Может случиться, что литература как учебный предмет, особенно такой вид работы, как классные и домашние сочинения, ему не нравится, сама по себе

171

не интересна. В то же время юноша знает, что и выпускные экза­мены в школе, и вступительные экзамены в вуз, куда он стремится, включают сочинение. Осознание жизненной значимости заставляет старшеклассника тщательно готовиться к сочинениям, работать над собой и в этой области. В этом случае интерес к литературе

опосредованный.

Очень важно научиться вызывать такой интерес у себя . и у других. Ж-Ж- Руссо в романе «Эмиль, или О воспита­нии» рассказал, как воспитатель пробуждает у мальчика интерес к чтению, не прибегая ни к советам, ни к прось­бам, ни к принуждению. Он стремился сделать для маль­чика чтение жизненно важным делом, превратить это скучное, как ребенку казалось, занятие в средство удов­летворения его потребностей. Эмиль часто получал письма от отца, матери, друзей, пригласительные билеты на обед, экскурсию, лодочную прогулку, посещение праздников. Эти письма и би­леты написаны коротко, четко и ясно. Но Эмиль еще не умел читать, и должен был найтись кто-то, способный ему их прочесть. Этот некто всегда или опаздывал, или не проявлял желания читать. Таким образом, момент упущен. Мальчик с опозда­нием узнавал об ожидавших его радостях. Как. было бы хорошо, если бы он умел читать! Возникает желание учиться...

Учение, объективная значимость которого Эмилю еще не была ясна, приобрело для него субъективный, личностный смысл.

Эту зависимость психологического' строения деятельности от ее отношения к потребностям человека, к его интересам прекрас­но показал М. Твен в знаменитой книге «Приключения Тома Сойера». Напомним, видимо, хорошо известную вам ситуацию. Том прови­нился, и тетушка Полли в наказание заставляет его в выходной день белить огромный забор. (Заметим: эта «педагогическая» мера доказывает, что тетя Полли была очень плохим педагогом: пре­вращать труд в наказание — верный способ вызвать к нему отвра­щение. А. С. Макаренко поступал прямо противоположным обра­зом: в его воспитательных учреждениях наказывали как раз тем, что провинившегося отстраняли от участия в труде... Впрочем, Том благодаря педагогической ошибке тетушки совершил психологи­ческое открытие... Но обо всем по порядку.)

Том принялся за дело без всякого энтузиазма. «Жизнь показалась ему бес­смыслицей, существование — тяжелою ношею. Со вздохом обмакнул он кисть в известку, провел ею по верхней доске, потом проделал то же самое снова и оста­новился: как ничтожна белая полоска по сравнению с огромным пространством некра­шеного забора! В отчаянии он опустился на землю под деревом». Перед Томом возникла проблемная ситуация, на первый взгляд совершенно неразрешимая,— выполнить задание и при этом не прикасаться к пугающему забору. Решение воз­никшей задачи протекало точно по уже известным вам из главы о мыслительной • деятельности законам: сначала несколько бесплодных попыток, и потом уже знако­мое: «И вдруг в эту черную минуту отчаяния на Тома снизошло вдохновение! Именно а вдохновение, не меньше — блестящая, гениальная мысль».

Первой жертвой гениального открытия Тома был Бен Роджерс, «тот самый мальчишка, насмешек которого он боялся больше всего». Том разыграл перед ним сцену работы с увлечением. Всем своим видом он демонстрировал, что белить за­бор — удовольствие, что это приятное занятие и очень к тому же необычное: «Разве мальчикам каждый день достается белить заборы?»

172

И вот уже Бен умоляет Тома разрешить и ему побелить немножко и отдает за эту честь свое почти целое яблоко! С этого момента все мальчишки, которые про­ходили мимо, покупали у Тома право на работу; которую они в другой психологи­ческой ситуации ни за что бы не стали выполнять. В чем же дело? «Сам того не ведая,— замечал М. Твен,— он открыл великий закон, управляющий поступками людей, а именно: для того, чтобы человек или мальчик страстно захотел обладать какой-нибудь вещью, пусть эта вещь достанется ему возможно труднее. Если бы он был таким же великим мудрецом, как и автор этой книги, он понял бы, что работа есть то, что мы обязаны делать, а игра есть то, что мы не обязаны делать!»

Автор «Приключений Тома Сойера» был, конечно, великим мудрецом, замечательным писателем и..., сыном своего буржуаз­ного времени, как, впрочем, и его герои, которые не представляли себе, что можно с удовольствием выполнять свои обязанности, что радость человеку приносит не только игра, но и труд.

Для советских людей именно потребность в труде — одна из основных духовных потребностей.

Психологические ситуации, которые показывают ход возник­новения опосредованных интересов (сам по себе объект не инте­ресен, но он является средством удовлетворения какой-либо потреб­ности личности и поэтому привлекает к себе внимание), поучитель­ны не только с точки зрения стратегии и тактики воспитания. Эти закономерности с успехом можно применить и для самовоспита­ния. То, что на первый взгляд представляется неинтересным и даже не очень нужным, при более внимательном анализе может оказать­ся совершенно необходимым для достижения желанной цели.

Интерес возникает и в том случае, когда личность связывает свои дела и поступки с интересами коллектива, интересами общества. Коллективист интересуется не только тем, что удовлетворяет его личные потребности, но тем, что жизненно важно для других, ближ­них и дальних людей.

Подчеркивая значение жизненной перспективы в воспитании и самовоспитании личности, А. С. Макаренко писал: «Человек, определяющий свое поведение самой близкой перспективой, есть человек самый слабый. Если он удовлетворяется только перспек­тивой своей собственной, хотя бы и далекой, он может представ­ляться сильным, но он не вызывает у нас ощущения красаты лич­ности и ее настоящей ценности. Чем шире коллектив, перспективы которого являются для человека перспективами личными, тем че­ловек красивее и выше».

Склонности. Если интересы выражают потребность в опреде­ленных знаниях, «жажду знаний», то другая сторона направлен­ности — склонность. Это стремление заниматься определенной дея­тельностью, жажда деятельности. Между интересом и склонностью, конечно, много общего, но есть и различия. Я могу, например, про­являть интерес к кинематографу: буду с удовольствием посещать кинотеатр, читать книги по киноискусству и биографии выдающих­ся режиссеров и артистов, коллекционировать их фотографии и т. д. И в то же время я совершенно не стремлюсь к деятельности в области кино: не собираюсь стать режиссером или оператором, сценарис-

173

том или киноартистом. Мы знаем много любителей спорта, которые ходят на стадионы, активно «болеют» за любимые команды или любимых спортсменов, читают спортивные газеты и журналы, но сами... не делают даже утренней физзарядки. Есть интерес, но нет

склонности.

Настоящая склонность обычно сочетает в себе устойчивый ин­терес к тем или иным явлениям действительности и устойчивое стремление самому действовать в этом направлении. Нередко склон­ность, особенно если она проявляется еще в детстве, может свиде­тельствовать о таком свойстве личности, как способности, к анали­зу которых мы переходим.

Способности. Если интересы и склонности характеризуют лич­ность со стороны ее устремленности в том или ином направлении, со стороны той деятельности, которой она охотнее всего занимается, «отвечают» за то, что делает человек, то от способностей зависит качество выполнения деятельности, ее успешность и уровень дос­тижений, зависит то, как эта деятельность выполняется. Б. М. Теп­лое выделял следующие три основных признака понятия «способ­ность»:

«Во-первых, под способностями понимаются индивидуально-психологические особенности, отличающие одного человека от дру­гого; никто не станет говорить о способностях там, где дело идет о свойствах, в отношении которых все люди равны.

Во-вторых, способностями называют не всякие вообще индиви­дуальные особенности, а лишь такие, которые имеют отношение к успешности выполнения какой-либо деятельности или многих деятельностей.

В третьих, понятие «способность» не сводится к тем знаниям, навыкам или умениям, которые уже выработаны у данного человека» Таким образом, можно сказать, что способности это инди­видуально-психологические особенности личности, которые являют­ся условиями успешного осуществления данной деятельности и динамики овладения знаниями, умениями и навыками.

Между способностями, с одной стороны, и знаниями, умения­ми и навыками — с другой, существуют сложные отношения взаим­ной зависимости. Так,* учитель может быть недоволен ответом уче­ника А. по литературе, а ученика Б. за такой же ответ похвалить. Интересно, что одноклассников чаще всего не удивляет подобная «несправедливость»: они понимают, что способный к литературе А. ответил ниже своих возможностей, тогда как Б. достиг высокого результата в области, где он особых способностей не проявляет. Школьная отметка обычно измеряет не столько способности, сколько уровень знаний, умений, навыков.

Благодаря способностям в той или иной сфере ученик может быстро и сравнительно легко овладеть необходимыми знаниями. Разумеется, если способный к математике ученик невниматель­но слушал объяснение учителя на уроке и не заглянул в учебник дома, он совершенно заслуженно получит двойку с соответствую-

174

щим комментарием: «Вы, видимо, понадеялись на свои способности». Советский психолог А. В. Петровский образно сравнивает спо­собности с зерном, которому еще только предстоит развиться: по­добно тому как брошенное в почву зерно является лишь возмож­ностью по отношению к колосу, который может вырасти из этого зерна, но лишь при условии, что структура и влажность почвы, погода и т. д. и т. п. окажутся благоприятными, способности чело­века являются лишь возможностью для приобретения знаний и умений.

Эти возможности превращаются в действительность в результате упорного труда. Впрочем, точнее было бы сказать, что трудолюбие, склонность к труду, связанному с той областью, в которой у чело­века имеются способности, входит в само содержание, структуру способностей. Советский психолог Н. С. Лейтес, специально изу­чавший детей с большими умственными способностями, отмечает, что все они прежде всего великие труженики. Тот факт, полагает ученый, что способному ученику многое дается легко и быстро, не снижает значения склонности к труду. Недостаточная тяга к деятельности является недостатком самой одаренности — при тех же умственных данных, но при более устойчивой и могуществен­ной потребности в занятиях, очевидно, его способности развились бы гораздо полнее и ему были бы доступны достижения более вы­сокого порядка.

Теперь становится понятной психологическая неточность таких довольно распространенных высказываний взрослых о детях, а по­рой тех и других о самих себе: «Способный, но лентяй!»; «Если бы я только захотел, я бы всех за пояс заткнул!»; «Ему только усид­чивости не хватает..» и т. д.

Нет, уважаемые,— молено ответить таким «неудачникам»,— раз вам не хотелось заниматься, если вы не увлеклись, не зажглись, значит, и способностей полноценных не было.

Здесь опять-таки сказывается целостность и единство личности, о которых мы уже не раз упоминали: никакое изолированное ка­чество психики не обеспечивает настоящих общественно ценных успехов в деятельности. Вспомним в этой связи, как по-разному вписались в структуру личности феноменальная память у двух описанных нами людей — Ш. и Соллертинского. Не бывает способ­ностей, оторванных от человеческого труда, от деятельности лич­ности. Способности, как и другие свойства личности, не только про­являются в деятельности, но и формируются в ней.

Почему же люди, даже затрачивая одинаковые усилия в той или иной области, все-таки достигают различных результатов? Иначе говоря, в чем причина неравенства способностей? В главе «Раз­витие психики ребенка» мы специально рассматривали роль нас­ледственности, среды и воспитания в развитии личности человека. Вспомним, что различия в способностях нельзя объяснить тем, что те или иные качества передаются от поколения к поколению, от отца к сыну, от сына к внуку, как эстафетная палочка. Правда,

175

некоторые факты как будто свидетельствуют в пользу наследствен­ной передачи способностей. Особенно впечатляет история семьи немецких музыкантов Бахов. Впервые большие музыкальные спо­собности здесь проявились в 1550 г. Родоначальником семьи был булочник В. Бах, который, как отмечал Т. Рибо в I книге «Наследственность душевных свойств», отводил душу после своей работы музыкой и пением. У него было два сына, с них-то и начинается непрерывный ряд музыкантов Бахов, которые были известны в Германии на протяжении более двух веков. В семье Бахов было около шестидесяти музы­кантов, из них более двадцати — выдающиеся. Но всемир­ную славу этой фамилии принес гениальный композитор Иоганн

Себастьян Бах.

В семье Моцарта насчитывалось пять видных музыкантов, Гайд­на — два, у Иоганна Штрауса, автора замечательных венских валь­сов, отец был тоже известным композитором.

Известны династии артистов, художников, моряков, врачей, педагогов... Неужели во всех подобных случаях способности пе­редаются по наследству, так же как цвет глаз или форма носа? Ко­нечно, нет. На каждый такой случай можно привести сотни дру­гих, когда способности отцов и детей не совпадают. Скорее всего, здесь действует не биологическая, а, так сказать, социальная нас­ледственность. Сын врача становится врачом, дочь учительницы поступает в педагогический институт не из-за врожденной предо­пределенности, а потому, что с детства они узнали и полюбили про­фессии своих родителей.

Ребенок рождается не с готовыми способностями, а с задатками, т. е. такими особенностями строения мозга, органов чувств и движения, которые выступают в качестве природных предпосылок развития способностей. Задатки многозначны. Это означает, что на базе одних и тех же задатков могут возникнуть различные способности в за­висимости от требований соответствующей деятельности. Так, острая наблюдательность и хорошая зрительная память может войти в струк­туру способностей художника, следователя, геолога. Не повредят эти качества и специалистам в десятках других областей.

Разовьются ли задатки в способности, зависит не только от инди­видуальных особенностей личности, но и от исторических условий, от потребностей общества. Те или иные способности развиваются тогда, когда в них появляется общественная необходимость. По этому поводу в работе «Немецкая идеология» К- Маркс и Ф. Энгельс писали, имея в виду величайшего итальянского художника эпохи Возрождения Рафаэля: «Удастся ли индивиду вроде Рафаэля раз­вить свой талант,— это целиком зависит от спроса, который, в свою очередь, зависит от разделения труда и от порожденных им усло­вий просвещения людей»19.

Рассмотрим с этой точки зрения такую воображаемую ситуацию. Где-то на далеком острове в Тихом океане родился мальчик с вы­дающимися музыкальными задатками. Кем может он стать, если учесть,

176

Что люди его племени не знают никакой иной музыки, кроме одно­голосного пения, и никакого другого .музыкального инструмента, кроме барабана? В лучшем случае этот, мальчик войдет в историю острова как самый замечательный барабанщик. Иными словами, он достигнет такого уровня развития своего музыкального таланта, который возможен в определенных социальных условиях. Совсем иначе сложилась бы его судьба, если бы он оказался в стране с вы­сокоразвитой музыкальной культурой и попал там к хорошим пе­дагогам.

Способности и выбор профессии. А если нет? Тогда мир лишил­ся бы, может быть, нового Моцарта, а несостоявшийся Моцарт, мо­жет быть, стал бы посредственным врачом или инженером. Впро­чем, для того чтобы понять всю важность проблемы своевремен­ного выявления задатков и развития способностей, проблемы вы­бора жизненного пути в соответствии с возможностями личности, не обязательно конструировать столь экзотические ситуации. Проб­лема профессионального самоопределения стоит сегодня перед каждым старшеклассником. И не только современным. В 1835 г. семнадцатилетний выпускник гимназии Карл Маркс написал со­чинение на тему: «Размышления юноши при выборе профессии». «Возможность такого выбора,— писал Маркс,— является огромным преимуществом человека перед другими существами мира, но вместе с тем выбор этот является таким действием, которое может унич­тожить всю жизнь человека, расстроить все его планы и сделать его несчастным. Серьезно взвесить этот выбор — такова, следова­тельно, первая обязанность юноши, начинающего свой жизненный путь и не желающего предоставить случаю самые важные свои дела»20.

И дальше необычайно точно определяются основные условия правильного выбора профессии: «...главным руководителем, который должен нас направить при выборе профессии, является благо че­ловечества, наше собственное совершенствование,..

Если мы избрали профессию, в рамках которой мы больше всего можем трудиться для человечества, то мы не согнемся под ее бре­менем, потому что это —- жертва во имя всех, тогда мы испытаем не жалкую, ограниченную, эгоистическую радость, а наше счастье будет принадлежать миллионам...»

Следовательно, чтобы найти себя и правильно определить свое место в жизни, необходимо ответить на главные вопросы: в чем больше всего нуждается сегодня моя страна, что она ждет от меня, на что я способен, в какой области деятельности я могу полнее всего раскрыть себя. Эти вопросы неразрывно связаны: ты принесешь Родине наибольшую пользу, если сможешь точно «вписать» свои мечты, склонности и способности в то дело, которому собираешься посвятить свою жизнь, если дело, которому ты собираешься слу­жить, и особенности твоей личности гармонически сочетаются. Недаром в статье 40 нашей Конституции записано, что «граждане СССР имеют право на труд... включая право на выбор профессии,

177

рода занятий и работы в соответствии с призванием, способностями, профессиональной подготовкой, образованием и с учетом обществен­ных потребностей».

Но как оказаться «человеком на своем месте», как правильно выбрать профессию, если их тысячи, а ты один?

Хороший компас в мире профессий предлагает со­ветский психолог Я. А. Климов. В книге «Путь в про­фессию» он выделяет пять основных типов профессий по принципу отношения человека к различным объек­там окружающего мира.

Профессии первого типа — «человек — природа» объединяют полеводов, животноводов, пчеловодов, лесо­водов, агрономов, ветеринаров и т. д. Профессии второго типа — «человек — техника» — это слесари, швеи, шоферы, инженеры...

Те, кто имеют дело с разного рода условными знаками, шиф­рами, кодами, формулами, языками и пр., относятся к третьему типу профессий — «человек — знаковая система».

Маляры, копировщики рисунков, художники-оформители, жи­вописцы и т. д.— представители четвертого типа — «человек — художественный образ».

Наконец пятый тип профессий — «человек — человек» — вклю­чает продавцов, медсестер, воспитателей, преподавателей.

Е. А. Климов разработал специальную тестовую таблицу, ко­торая поможет сориентироваться в собственных интересах и склон­ностях, сделает разговор с самим собой на тему «кем быть?» более содержательным и конкретным. Приводим эту таблицу.

Пользоваться таблицей надо так. Читайте по порядку пункты таблицы и либо соглашайтесь с ними («да»), либо не соглашай­тесь («нет»).

Если вы отвечаете «да», то ставьте карандашом знак «+» перед соответствующей цифрой, стоящей в данном пункте в одном из вер­тикальных столбцов. Ответ «нет» можно иметь двоякое значение: либо просто отсутствие утверждения, либо активное отрицание. Во втором случае перед соответствующей цифрой ставьте «—», в первом — никакого знака. Пройдя таким образом все тридцать пунк­тов, подсчитайте алгебраические суммы отмеченных чисел в каж­дом из столбцов (цифры без знаков учитывать не нужно).

Наибольшие положительные суммы будут в столбцах, соответ­ствующих наиболее подходящим для вас типам профессий, малые суммы, а тем более отрицательные — неподходящим.

Разумеется, человек по склонностям и способностям может иметь предпосылки не к одной, а к нескольким профессиям. Что же, тогда надо выбирать между ними. Значительно труднее принять решение, когда выясняется, что к профессии, которая вам очень нравится, у вас данных маловато. В этом случае одно из двух: либо переклю­читься на что-то другое, более или' менее близкое, либо... Здесь, ребята, надо вспомнить об одном замечательном свойстве нашей

178

Таблица для ориентировочного определения предпочтительного типа будущей специальности на основе самооценки

п/п

Тип специальности

(по признаку предмета труда).

Программа самооценки

п

(природа)

т

(техника)

3

(знаковая^ система)

X (художест. образы)

ч

(человек — человек)

1

2

3

4

5

6

7

1

Легко (без ' скованности) знакомлюсь с новыми людь-







ми

0

0

0

0

1



2

Охотно и подолгу могу что-






нибудь мастерить (или







шить, чинить, вязать)

0

1

0

0

0

3

С охотой хожу в музеи, театры, на концерты и







художественные выставки

0

0

0

1

0



4

Охотно и постоянно слежу






и ухаживаю за растениями







(или животными)

1

0

0

0

0



5

Охотно и подолгу могу что-






нибудь подсчитывать, вы-







числять или чертить

0

0

I

0

0

6

Охотно провожу время со сверстниками или младши­ми, когда их нужно чем-то занять, увлечь делом или







помочь им в чем-то

0

0

0

0

1

7

Охотно и часто помогаю старшим по уходу за живот-







ными (или растениями)

1

0

0

0

0

8

Обычно я делаю мало оши-







бок в письменных работах

0

0

1

0

0



9

Мои изделия (то, что я де-






лаю своими руками в сво­бодное от учебы время) обычно вызывает интерес у







товарищей, старших

0

2

0

0

0

10

Старшие считают, что у ме­ня есть способности к оп­ределенной области искусст-







ва

0

0

0

2

о

11

Охотно читаю о раститель-







ном (или животном) мире

1

0

0

0

о

12

Активно участвую в худо­жественной самодеятель-







ности

0

0

0

1

0



13

Охотно читаю об устрой-






стве механизмов, машин,







приборов

0

1

0

0

0



14

Охотно и подолгу могу раз-






гадывать головоломки или сидеть над трудными зада­чами, кроссвордами, ребу-







сами

0

0

2

0

о

15

Легко улаживаю разногла­сия между сверстниками







или младшими

0

0

0

0

2

>

179

16

18

19

20 21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

Старшие считают, что у меня есть способности к ра-ббте с техникой Результаты моего худо­жественного творчества одобряют и совершенно незнакомые люди Старшие считают, что у меня есть способности к работе с растениями или животными

Обычно, как считают, мне удается подробно и ясно для других излагать мысли в письменной форме Я почти никогда не ссорюсь Вещи, сделанные мною, одобряют незнакомые люди Без особого труда усваиваю ранее незнакомые или ино­странные слова Мне часто случается помо­гать незнакомым людям Подолгу, не уставая, могу заниматься любимой ху­дожественной работой (му­зыкой, рисованием и т. п.) С большим интересом читаю об охране окружающей сре­ды, леса, животных Люблю разбираться в устройстве механизмов, ма­шин, приборов Мне обычно удается убе­дить, сверстников или млад­ших в том, что нужно делать так, а не иначе Охотно наблюдаю за живот­ными или рассматриваю растения

Охотно читаю научно-по­пулярную, литературно-кри­тическую литературу, пуб­лицистику

Пробую свои силы в живо писи, музыке, поэзии и т. д. Без особых усилий и охотно разбираюсь в географиче­ских картах, схемах, графи­ках, чертежах, таблицах

0 О

О 1 0

0 1

0 0

0 0

о о

О ' 0

0

о

1

О

о о о

0 О

1 0

0 0

о о

о

1

180

психики — компенсации. О ней шла речь в главе об ощущениях и восприятиях.

Заметиь, что при очень большом желании и сильной воле че­ловек может преодолеть даже недостаточное развитие некоторых способностей... Выводы, как говорится, напрашиваются сами собой.

Итак, мы ответили на два главных вопроса о личности: «чего хочет личность» и «что она может». Вы, наверное, заметили глу­бокую внутреннюю связь между ними: очень часто мы можем тогда, когда хотим, и хотим —• когда можем. Это единство раскрывается при ответе на третий вопрос о личности: «что она есть»— о харак­тере, воле, темпераменте, к которому мы перейдем после того, как расскажем о мире человеческих эмоций и чувств.

Глава 11 ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ МИР ЛИЧНОСТИ

Ничто ни слова, ни мысли, ни даже по­ступки наши, не выражают так ясно и верно нас самих, как наши чувствования; в них слышен характер не отдельной мысли, не от­дельного решения, а всего содерокания души нашей...

К- Д. У шин с кий

О, если бы я только мог

Хотя отчасти,

Я написал бы восемь строк

О свойствах страсти.

Я вывел бы ее закон.

Ее начало,

И повторял ее имен

Инициалы.

Б. Пастернак

Понятие об эмоциях и чувствах. Разговор об эмоциях и чувствах мы начнем с вопроса, который кажется странным и не­ожиданным на первый взгляд: зачем нужны чувства, зачем нужны эмоции? На самом деле, мы уже знаем, что благодаря познаватель­ным процессам осуществляется отражение окружающей действи­тельности. При этом каждый из изученных процессов вносит свой вклад: ощущения доставляют информацию об отдельных свойствах и признаках предметов и явлений, восприятия дают их целостные образы, память хранит воспринятое, мышление и фантазия перерабатывают этот материал в мысли и новые образы. Благодаря воле и активной деятельности, человек осуществляет свои планы и т. д. Может, легко было бы обойтись без радости и страда­ния, удовольствия и досады, наконец, без любви и ненави­сти?

В то же время из собственного опыта мы знаем, что вся наша познавательная и предметная деятельность, вообще, вся наша жизнь немыслима без эмоций, без чувств. Для того чтобы убедиться в этом, достаточно представить себе человека, лишенного эмоциональ­ной жизни... В. Солоухин предложил на основе этого фантастическо­го предположения оригинальный тест для решения задачи А. Тьюрин­га на различение кибернетического устройства и человека.

Представим себе,- что двое ведут беседу, не видя друг друга. Если человек не может распознать в своем собеседнике робота, значит, у человека перед компьютером нет, в сущности, никаких преимуществ.

Может быть,— замечал В. Солоухин,— и правда нельзя распознать живого собеседника от кибернетического, если обсуждать математические закономерности или литературные произведения, несущие в себе только информационную функцию)

Для того, чтобы, так сказать, вывести замаскированного робота на чистую воду, надо задать таинственному собеседнику следующие вопросы: «Когда он последний раз плакал или смеялся? По какому случаю? Жалко ли ему Грушницкого, Каренину? Симпатизирует ли он Раскольникову? За какой идеал он способен

182

пожертвовать собой? На что он готов ради любви? Ради матери? Болит ли за что-нибудь у него душа?»

Мне кажется,— справедливо замечает автор,— при таком разговоре изобли­чить механического собеседника не так уж трудно.

Недаром издавна возникло представление о трехчленной струк­туре психической жизни: ум, воля и чувство; о противополож­ности ума и сердца — «ум с сердцем не в ладу» и т. д. При этом, как отмечали историки психологии, наибольшее внимание всегда уделялось изучению познавательных и волевых процессов, тогда как исследование эмоциональной жизни оставалось уделом поэзии и музыки. Однако в наши дни проблемой эмоций и чувств занимаются многие ученые и целые научные коллективы. И одним из главных вопросов остается тот, с которого мы на­чали наш разговор: зачем нужны чувства? Иными словами, каковы их функции, какую роль играют они в психической жизни чело­века?

Оказалось, что ответить на этот вопрос односложно нельзя. Дело в том, что эмоции и чувства имеют не одну определенную функцию, а несколько. Прежде всего, эмоции и чувства, как и все остальные психические процессы, представляют собой отражение реальной действительности, но только в форме переживания. При этом понятия «эмоции» и «чувства», которые мы до сих пор использовали как равноценные, на самом деле обозначают различные психи­ческие явления, которые, конечно, самым тесным образом связаны между собой. И в эмоциях и в чувствах отражаются потреб­ности человека, вернее, то, как эти потребности удовлетворя­ются.

В эмоциональных переживаниях отражается жизнен­ная значимость действующих на человека явлений и си­туаций. Иначе говоря, эмоции — это отражение в форме пристрастного переживания жизненного смысла явлений и ситуаций. В общем, можно сказать, что все способствую­щее или облегчающее удовлетворение потребностей вы­зывает положительные эмоциональные переживания, и, наоборот, все, что этому препятствует,— отрицательные. «Особен­ность эмоций,-— отмечал в своей книге «Деятельность. Сознание. Личность» замечательный советский психолог А. Н. Леонтьев,— состоит в том, что они отражают отношения между мотивами (пот­ребностями) и успехом или возможностью успешной реализации от­вечающей им деятельности субъекта». Здесь нам полезно вспомнить три основных вопроса, на которые, по словам С. Л. Рубинштейна, мы стремимся получить ответ, когда хотим узнать, что представляет со­бой тот или иной человек: чего хочет человек? что он может? и что он есть? На первые два из них мы уже ответили, когда речь шла о направленности и способностях. Наверное, в эмоциях и чувствах как раз и отражается соотношение между тем, «чего хочет» человек, и тем, «что он может». А в результате во многом возникает то, «что он есть»...

183

Важное отличие чувств от эмоций заключается в том, что чувства обладают относительной устойчивостью и постоянством, а эмоции возникают в ответ на конкретную ситуацию. Глубокая связь чувства с эмоциями проявляется прежде всего в том, что чувство переживается и обнаруживается именно в конкретных эмоциях. Так, чувство любви к близкому человеку может переживаться в за­висимости от ситуации как эмоция радости за него, удовольствия от общения, тревоги в случае, если ему что-либо угрожает, досады, если он не оправдал наших надежд, гордости за его успехи, стыда в случае, если он совершил что-либо недостойное, и т. д. В структуру чувства входит не только эмоция, непосредственное переживание, но и более обобщенное отношение, связанное со знани­ем, пониманием, понятием. Так, наша любовь к Родине включает не только непосредственное удовольствие, связанное с восприятием родной природы, общением с соотечественниками и т. д., но и гордость за нее, основанную на знании истории, на глубоком понимании всемирно-исторического значения коммунистического строительства в нашей стране и т. д.

Одна из главных функций эмоций состоит в том, что они помогают ориентироваться в окружающей действительности, оценить предметы и явления с точки зрения их желательности или нежелательности, полезности или вредности. Об этой информационной, можно было бы даже сказать, прединформационной, роли эмоций у нас фак­тически уже шла речь, когда мы анализировали эмоциональный

тон ощущений.

По мнению советского психофизиолога П. В. Симонова, эмо­ция возникает тогда, когда появляется рассогласование между тем, что необходимо знать и для того, чтобы удовлетворить потребность (необходимая информация), и тем, что на самом деле известно. На этой основе создана своеобразная формула эмоций: Э=П (Н—С), где Э — эмоция, П — потребность (в формуле она берется с отрицательным знаком « — »), Н — информация, необходимая для удовлетворения потребности, С — информация, которую можно ис­пользовать, то, что известно.

Из этой формулы вытекают четыре следствия: 1) Если П = О, т. е. если нет потребности, Э также равно 0. 2) Э = 0, т. е. эмоция не возникает и тогда, когда Н=С. Это тот случай, когда человек, испытывающий потребность, обладает полной возможностью для ее реализации. 3) Э максимальна, если С = 0. Это значит, что наибольшей силы эмоция достигает тогда, когда потребность су­ществует, но совершенно нет информации о том, как ее удовлетво­рить. Здесь эмоция как бы компенсирует информационный дефицит. Недаром говорят, что пугает не само событие, а неизвестность. 4) Наконец, согласно формуле, в случае, когда С>Н, должна возникнуть положительная эмоция.

П. В. Симонов в книге «Что такое эмоция?» приводит такую си­туацию: «Томимый жаждой путник движется по раскаленным пескам. Он знает, что только через три дня пути может встретиться с источником. Удастся ли пройти

184

этот путь? Не занесло ли ручей песками? И вдруг, завернув За выступ скалы, человек видит колодец, не отмеченный на картах. Бурная радость охватывает усталого путника. В тот момент, когда перед ним блеснуло зеркало колодца, путник стал обладателем исчерпы­вающих сведений о возможности утолить жажду. И это в ситуации, когда прогноз в лучшем случае предсказывал три дня тяжелейших скитаний».

Полезно было бы поработать с «формулой эмоций» самостоятель­но. Подставляя различные житейские ситуации, вы сможете объяснить и радостную реакцию на сюрприз (не в этом ли психо­логическая разгадка всяких приятных неожиданностей?), и тревож­ность и опасение перед уроком (спросят — не спросят?) или экзаменом (какой билет попадется?) и многое другое. В то же время обнаружится, что многие явления эмоциональной жизни никак в формулу не укладываются. И это не удивительно: жизнь всегда богаче формул. Тем более эмоциональная!

Велико значение эмоций и для регуляции поведения в тех случаях, когда требуется мгновенная мобилизация всех сил и возможностей организма. Не здесь ли следует искать разгадку удиви­тельных на первый взгляд явлений, когда под влиянием сильной эмоции человек совершает невозможное? При этом иногда говорят: действовал в состоянии стресса. Но что это такое?

Стресс и фрустрация. Вы, наверное, слышали это корот­кое и даже по своему звучанию какое-то волнующее слово: стресс. Как многие другие научные понятия из психологии и фи­зиологии, оно давно перешло со страниц специальных изда­ний и дискуссий специалистов в живую речь. Правда, ис­пользуются такие, в прошлом только научные, понятия не слишком строго. В психологии, как мы уже говорили, таких понятий особенно много. Теперь я могу открыть одну тайную мысль, которая была у меня, когда я писал эту книгу: вернуть психоло­гическим понятиям, уже живущим в сознании читателей, их на­учный смысл.

Сегодня многим кажется, что знать слово — это зна­чит владеть содержанием понятия, которое этим сло­вом обозначается. Именно об этом писал знаменитый ка­надский ученый Ганс Сельб, основатель теории стресса в своей книге «Стресс без дистресса», вышедшей в 1979 го­ду на русском языке: «Каждый человек испытывал его, все говорят о нем, но почти никто не берет на себя труд выяс­нить, что же такое стресс. Многие слова становятся модны­ми, когда научное исследование приводит к возникновению но­вого понятия, влияющего на повседневное поведение или на образ наших мыслей по коренным жизненным вопросам».

В переводе с английского стресс — это давление, нажим, напря­жение, а дистресс — горе, несчастье, недомогание, нужда. По сло­вам Г. Селье, стресс есть неспецифический (т. е. один и тот же на

185

различные воздействия) ответ организма на любое предъявленное ему требование, который помогает ему приспособиться к возник­шей трудности, справиться с ней. Всякая неожиданность, которая нарушает привычное течение жизни, может быть причиной стресса. При этом, как отмечает Г. Селье, не имеет значения, приятна или неприятна ситуация, с которой мы столкнулись. Имеет значение лишь интенсивность потребности в перестройке или в адаптации. В качестве примера ученый приводит волнующую ситуацию: мать, которой сообщили о гибели в бою ее единственного сына, испы­тывает страшное душевное потрясение. Если много лет спустя ока­жется, что сообщение было ложным и сын неожиданно войдет в комнату целым и невредимым, она почувствует сильнейшую радость. Специфические результаты двух событий — горе и радость — совершенно различны, даже противоположны, но их стрессовое действие — неспецифическое требование приспособления к новой ситуации — может быть одинаковым... Так, «разные домаш­ние предметы — обогреватель, холодильник, звонок и лампа, даю­щие соответственно тепло, холод, звук и свет, — зависят от общего фактора — электроэнергии. Первобытному человеку, никогда не слышавшему об электричестве, трудно было бы поверить, что эти столь непохожие явления нуждаются в одном источнике энергии» —

пишет Селье.

Деятельность, связанная со стрессом, может быть приятной или неприятной. Любое событие, факт или сообщение может вызвать стресс, т. е. стать стрессором. При этом, говоря житейским языком, взволнует человека та или иная ситуация или оставит равнодушным, иными словами, выступит причиной стресса или нет, зависит не только от самой ситуации, но и от личности, ее опыта, ожиданий, уверенности в себе и т. д. Особенно большое значение имеет, ко­нечно, оценка угрозы, ожидание опасных последствий, которую содержит в себе ситуация.

Это влияние проверялось в специальных экспериментах. Испытуемым демон­стрировался один и тот же кинофильм, показывающий несчастные случаи на ле­сопильне. В первом варианте опытов будущим кинозрителям говорили только то, что в фильме будут показаны несчастные случаи на лесопильне, во втором — что события не являются реальными. Наконец, в третьем случае экспериментаторы стремились отвлечь внимание испытуемых от тяжелых эпизодов: зрителей про­сили беспристрастно проследить, например, насколько ясно и убедительно, мастер излагает правила техники безопасности рабочим.

На основе полученных данных были сделаны выводы о том, что в первом случае у большинства зрителей наблюдались ясно выраженные стрессовые реакции. Запомним: стресс может воз­никнуть не только тогда, когда опасность угрожает тебе лично, но и тогда, когда ты видишь, что плохо другому. Во втором слу-ъ чае, когда события в фильме воспринимались зрителями как неопас­ные, стресс у них не возникал. Что касается третьего варианта, то здесь стрессовое состояние возникало в тех случаях, когда зри­тели-испытуемые все же воспринимали ситуацию как опасную.

186

Одни и те же ситуации могут по-разному воздействовать на человека и в силу его психологических особенностей. Это можно проиллюстрировать результатами одного жестокого эксперимен­та, который проводился американскими психологами.

Исследование проводилось с солдатами-новобранцами. Имитировались ситуа­ции «крушения» и вынужденной посадки самолета. Перед подъемом на борт каждому участнику эксперимента была вручена для десятиминутного изучения бро­шюра с инструкцией о необходимых действиях при возможной катастрофе. Каж­дый участник полета под контролем командира самолета надел спасательный пояс и парашют. Неожиданности начались где-то на высоте пяти тысяч футов: самолет, набирая высоту, стал крениться. Все испытуемые увидели, что один из пропеллеров перестал вращаться, а через наушники узнали и о других неполадках в самолете. Затем им прямо сообщили, что сложилась критическая ситуация. При этом до­стоверность всего происходящего для испытуемых увеличивалась тем, что они как бы случайно слышали через наушники тревожный разговор пилота с назем­ным наблюдательным пунктом. Поскольку самолет летел вблизи аэродрома, то испытуемые могли видеть, как на взлетную полосу съезжаются грузовики и сани­тарные машины, т. е. что на земле явно предполагают крушение самолета и гото­вятся к оказанию помощи. Сомнений в реальности грозящей опасности как будто не оставалось. Через несколько минут последовал приказ приготовиться к приводнению в открытом океане, поскольку посадочное устройство отказало... Спустя некоторое время самолет благополучно приземлился на аэродроме. Как же реагировали испы­туемые на катастрофическую ситуацию? У многих возникли сильные эмоциональ­ные переживания, связанные со страхом смерти или увечий, некоторые «онемели от ужаса». Но этого, как говорится, и следовало ожидать. Удивительно другое: у части испытуемых этих явлений не отмечалось — одни из них имели большой лет­ный опыт и смогли разгадать инсценировку, другие были уверены в своей спо­собности выжить.

Значит, само возникновение и переживание стресса зависит не столько от объективных, сколько от субъективных факторов, от особенностей самого человека: оценки им ситуации, сопоставления своих сил и способностей с тем, что от него требуется, и т. д.

К понятию и состоянию стресса близко и понятие фрустрация. Сам термин в переводе с латинского означает — обман, тщетное ожидание. Фрустрация переживается как напряжение, тревога, отчаяние, гнев, которые охватывают человека, когда на пути к достижению цели он встречается с неожиданными помехами, ко­торые мешают удовлетворению потребности. О том, как по-разному реагируют люди на помехи, можно судить по такому, казалось бы, несложному опыту. Мы можем осуществить его прямо здесь и

Представьте себе следующую ситуацию: мимо вас по проезжей части улицы проезжает машина, брызги из-под ее колес забрызгали ваш костюм. Водитель выходит из машины и говорит: «Мне очень жаль, что мы забрызгали ваш костюм, хотя так старались объехать лужу...» Что бы вы ему ответили? А что сказали бы в такой ситуации неко­торые ваши знакомые?

Оказывается, все многообразие реакций можно будет условно раз­делить на несколько типов. Наверное, найдутся такие, которые встре­тят водителя в штыки и скажут примерно следующее: «А к чему мне теперь ваши извинения. Не умеете ездить, не садитесь за руль. Оплатите химчист­ку!» Другие отреагируют примерно так: «Что ж теперь делать... Дорога скользкая, полно луж. Случается». Третьи скажут: «Да ведь я сам виноват — слишком близко

187

сейчас.

к проезжей части подошел». А возможно, найдутся и такие: «А знаете, даже хо­рошо, что костюм мой окончательно испачкан. Я давно собираюсь сдать его в хим­чистку, да все не соберусь. Теперь уж придется обязательно».

Если по своему характеру человек всегда или почти всегда реа­гирует на препятствие одинаково, то можно говорить о том, что он относится к определенному типу. Первые — активно обвиняют других людей, требуют, возмущаются и т. д. Не встречались ли среди ваших знакомых люди, склонные в своих промахах и неуда­чах обвинять окружающих? Не кажется ли вам, что у них обнару­живаются черты этого типа? Вторые склонны видеть причину своих неприятностей в неудачном стечении обстоятельств: «Никто не ви­новат. Так уж получилось». Третьи принимают вину на себя, счи­тают, что сами виноваты во всех своих неудачах и промахах. А чет­вертые даже пытаются усмотреть нечто положительное в явно неприятной ситуации: делают «хорошую мину при плохой игре». Эмоция как ценность. Когда заходит речь о типологических различиях людей, неизбежно возникает вопрос: а что лучше? Если попытаться как-то оценить поведение четырех наших знакомых во фрустрирующей ситуации, то придется учесть очень много об­стоятельств. Прежде всего, надо будет выяснить — а для кого, собственно говоря, лучше? Для окружающих или самого чело­века? Далее, придется проанализировать, какая потребность ока­залась неудовлетворенной вследствие того или иного препят­ствия — нравственно оправданная или эгоистическая. И т. д. Итак, отвечая на вопрос: «Зачем нужны эмоции?», мы отметили целый ряд их важных функций в психической жизни: информационную, регулятивную и т. д. Но если бы мы этим и ограничились, могло бы возникнуть мнение о том, что эмоции только сопровождают другие психические явления, представляют собой как бы фон или аккомпане­мент. На самом деле эмоции и чувства обладают са­мостоятельной ценностью для личности, они важны для человека сами по себе. Недаром советский психолог Б. И. До-донов назвал свою Книгу «Эмоция как ценность». Оказывается, у нас есть самостоятельная потребность в эмоциональных пережи­ваниях, в эмоциональном насыщении. Мы уже частично затронули этот вопрос, когда говорили о сенсорной депривации, которая всегда в то же время и эмоциональная депривация.

При этом следует подчеркнуть одно важное обстоятельство: для эмоционального насыщения нужны не только положительные эмоции, но и эмоции, связанные со страданием, неудовлетворением. Немало подтверждений этого на первый взгляд странного положения можно найти в художественной литературе.

-О господи, дай жгучего страданья Пошли мне бури и ненастья,

И мертвенность души моей рассей... Даруй мучительные дни,—

ф д Тютчев Но от преступного бесстрастья,

Но от покоя сохрани!

И. А. Аксаков

188

При этом в нас действует как бы «эмоциональ­ный маятник»: не испытав горечи, не ощутишь и сладости. Случается, что в одном переживании сливаются воедино приятные и неприятные эмоции, положительные и отрицательные (такие пережива­ния называются амбивалентными). Для примера вспомните хотя бы ваши отношения с товарищами, родителями, учителями. Ведь бывает, что ваш любимый друг или подруга вызывает у вас гнев, досаду, стыд, но это не просто гнев и т. д., а переживание, которое сочетается с любовью. Более того, именно любовью, которая диктует стремление гордиться любимым человеком, объясняет­ся та душевная боль, которая возникает в случае, когда любимый человек оказался не «на высоте». Точно такое же поведение человека, к которому вы этого чувства не испытываете, вызывает совсем другие переживания или вообще оставляет равнодушным. •

Физиологические основы эмоций. Нигде, пожалуй, так ярко не обнаруживается взаимосвязь физиологических и психических яв­лений, тела и души, как в психологии эмоций. Эмоциональ­ные переживания всегда сопровождаются более или менее глубокими изменениями деятельности нервной системы, сердца, дыхания, желез внутренней секреции, мышечной системы и т. д. Под влиянием эмоций меняется голос, выражение глаз, окраска кожи. Эмоции способны охватывать своим влиянием весь орга­низм человека, дезорганизовать или, напротив, улучшать его дея­тельность.

Как же связаны между собой психологические эмоциональные состояния и соответствующие физиологические изменения? Что от чего зависит? На первый взгляд здесь все ясно: у человека под влиянием какого-либо внешнего воздействия возникает определенная эмоция, которая и вызывает те или иные физиологи­ческие изменения. Однако здесь все обстоит не так просто. В конце XIX века американский психолог У. Джемс и независимо от него голландский физиолог К- Ланге выдвинули теорию эмоций, которая получила название теории Джемса Ланге. «...Принято думать,— писал У. Джемс,— что восприятие неко­торого факта вызывает душевное волнение, называемое эмоцией, и что это психическое состояние приводит к изменениям в организме. Мой тезис, напротив, состоит в том, что телесные изменения следуют непосредственно за восприятием волнующего факта и что наше переживание этих изменений, по мере того как они происходят, и является эмоцией». Следовательно, по мнению Джемса, причиной эмоционального переживания является не то или иное волнующее событие, а определенная система физиологи­ческих, телесных изменений, которые и воспринимаются, пережива­ются и осознаются как эмоция. По словам Джемса, «мы огорчены, потому что плачем, разгневаны, потому что наносим удар, испуганы, потому что дрожим». Традиционное описание типа: «Я увидел медведя, испугался и побежал», с точки зрения Джемса, неправильно отражает последовательность событий. Попробуйте

. 189

перестроить эту формулу «по Джемсу»... Получится: «Я увидел медведя, побежал, испугался».

Экспериментальной проверке теории Джемса — Ланге были посвящены опыты многих ученых. Часто в основе этих опытов лежит следующее предположение. Известно, что при эмоциональ­ном возбуждении в кровь выделяется адреналин, под влиянием ко­торого происходят различные телесные изменения: появляется дрожь, меняется ритм работы сердца и т. д. А что, если вызвать искусственно эту внешнюю картину эмоций и выяснить, будет ли человек переживать соответствующее психологическое состояние? Если да, то Джемс был прав и именно эти состояния и переживаются как эмоция. Если нет, то ... впрочем, воздер­жимся от окончательных выводов. Давайте вместе с экспери­ментатором понаблюдаем за поведением испытуемых в одном из та­ких исследований.

Испытуемым сообщалось, что опыт заключается в изучении влияния раствора одного из витаминов на зрение. После инъекции испытуемые должны были пятнад­цать — двадцать минут подождать, пока витамин усвоится. Вместе с настоящими испытуемыми в комнате «ожидал» специально подготовленный помощник экспери­ментатора. При этом для одной половины испытуемых помощник демонстрировал все нарастающее состояние гнева, для другой — все нарастающее состояние эйфо­рии — неудержимой веселости и беспричинной радости. Экспериментатор незаметно ( наблюдал за поведением испытуемых, которые затем заполняли опросник для оценки \ своего эмоционального состояния. Зрение, конечно, так и не проверялось.

На самом деле вместо витамина испытуемые получали два совершенно раз- < личных типа инъекций: две из трех групп получали дозу адреналина, возбу- ' ждающего симпатический отдел вегетативной нервной системы, третья — дозу абсолютно нейтрального раствора. Через некоторое время после инъекции адре­налина испытуемые начинали ощущать специфические изменения состояния: у них учащалось сердцебиение, начали дрожать руки и т. д. Естественно, что испы­туемые, которым вводился нейтральный раствор, никаких симптомов не ощущали. Половине «адреналиновых» испытуемых сообщалось, что после инъекции у них возникнет соответствующее состояние. Другой половине ничего не сообщалось. Таким образом, возникло шесть групп испытуемых, которые отличались, во-первых, по характеру инъекций (адреналин или нейтральный раствор); во-вторых, по характеру информированности (одни знали о том, как должен на них воздейст­вовать адреналин, другие — нет); в-третьих, по характеру эмоционального воздействия («гневного» или «веселого» соседа).

Что же выяснилось? Оказалось, что и в группах испытуемых, которым вводился нейтральный раствор, и у испытуемых, которые знали о том, как должен подействовать андреналин, эмоциональное возбуждение, которого добивался «гневный» и «веселый» сосед, так и не возникло. И это, несмотря на то что все физиоло­гические признаки у тех, кому ввели андреналин, было налицо. Эмоциональные состояния возникли только у тех «адреналиновых» испытуемых, которые не знали, чем вызваны изменения в их организ­ме. При этом у тех, кто находился в обществе «гневного» соседа, развивалось состояние гнева, а у тех, чьим соседом был «весель­чак»,— состояние эйфории. Таким образом, положения теории Джемса — Ланге не оправдались. Автор этих опытов С. Шехтер пришел к выводу, что эмоциональное состояние обусловлено взаимо-

190

действием познавательных и физиологических факторов: эмоция-по знаниеХ. возбуждение организма. При этом ведущую роль играет интеллектуальная интерпретация внешней и внутренней (оценка своего физиологического состояния) информации. Вспомним, что о роли оценки ситуации в возникновении эмоций мы уже говорили, когда обсуждали условия возникновения стрессовые реакций.

Большое значение для понимания физиологических явлений име ло открытие нервных центров эмоций в глубинах мозга. Вживляя в подкорковые области мозга животных микроэлектроды, ученые смогли установить, что раздражение одних участков вызывает переживание удовольствия, других — страдания («центры радости» и «центры страдания»). В одном эксперименте крыса могла сама посылать электросигнал в определенные точки мозга, нажимая на педаль. Зафиксировано, что, когда электростимуляции подвер­гался «центр радости», крыса способна нажимать на педаль восемь тысяч раз в час, отказывалась от пищи, воды' и т. д. Открыты центры, раздражение которых вызывает гнев, страх, дружелюбие и т. д. Есть данные, что и в мозгу человека есть центры, ведающие определенными эмоциями.

Внешние выражения эмоций. Эмоциональные реакции связаны не только с деятельностью внутренних органов. Они проявляются во внешних движениях, выразительных или экспрессивных. На универсальность движения как выразителя и индикатора эмоций указывал великий рус­ский физиолог Иван Михайлович Сеченов в своей за­мечательной книге «Рефлексы головного мозга». Он писал: «Смеется ли ребенок при виде игрушки, улыбается ли Га­рибальди, когда его гонят за излишнюю любовь к Родине, дрожит ли девушка при первой мысли о любви, создает ли Ньютон мировые законы и пишет их на бумаге,— везде окончательным фактором явля­ется мышечное движение».

Зачем же нужны выразительные эмоциональные движения? По мнению Чарлза Дарвина, это пережитки прежде целесообразных действий. Напряжение мускулов, сжимание кулаков, скрежетание зубами при гневе («гнев — это заторможенная драка») — все это наследие наших далеких предков, которые спорные вопросы решали с помощью кулаков и челюстей. «Для примера,— пишет Дарвин,— достаточно вспомнить о таком движении, как наклонное поло­жение бровей у человека, который страдает от горя или тревоги... Или же такие движения, как едва заметное опускание углов рта, должны рассматриваться как последние следы или остатки более резко выраженных в прошлом движений, имевших понятный смысл». Выразительные движения в наши дни служат в качестве непро­извольного аккомпанемента эмоций; они играют огромную ком­муникативную роль, помогают общению между людьми, обеспечи­вают эмоциональный контакт между ними. Именно благодаря мимике (выразительные движения лица), пантомимике (вырази-

191

тельные движения всего тела), эмоциональным компонентам речи и т. д. мы узнаем о переживаниях другого человека, сами проникаемся этими переживаниями, строим в соответствии с ними свои взаимоотношения с окружающими. Понимание языка эмоций помогает нам найти верный тон в общении с окружающими. Наиболее полно и ярко эмоции выражаются изменениями че­ловеческого лица. Недаром немецкий писатель Г. Лихтенберг заметил, что «самая занимательная для нас поверхность на земле,— это человеческое лицо». Именно на лице другого человека «прочитываем» мы радость и печаль, задумчивость и гнев, любовь и ненависть. Точно так же «прочитываются» разнообраз­ные оттенки, чувств и эмоций на нашем лице.

Из каких же элементов складывается «язык эмоций», как ус­ваивается он человеком? Этим вопросам были посвящены много­численные исследования. Выяснилось, что наибольшее значение для выражения эмоций имеют глаза и рот. Недаром в произведениях Л. Н. Толстого описано восемьдесят пять оттенков выражения глаз и девяносто семь оттенков улыбки.

В одном исследовании выяснилось, какая часть лица — глаза или рот — играют решающую роль в выражении лица. Экспериментатор разрезал пополам по горизонтали две фотографии одного и того же испытуемого, полученные в лабораторных ситуациях, вызывающих смех, удивление, страдание и т. д., и склеивал верхнюю и нижнюю половины, соответствующие разным ситуациям. Далее фотографии предъявлялись для опознания эмоции. Оказалось, что выра­жение эмоции определяет главным образом рот. Если рот выражает удивление, страдание, отвращение или радость, то кажется, что и все лицо принимает соответствующее выражение.

Но обычно мы при прочтении эмоции по лицу учитываем всю ситуацию, которая подсказывает характер эмоционального пережи­вания. Так, когда в одном опыте испытуемых просили назвать чувство, которое переживает человек на фотографии, они обычно начинали рассказ с описания какой-то истории, какого-то со­бытия, которое и вызвало соответствующую эмоцию. Радость чаще всего связывали с успехами, со сбывшимися надеждами. Иногда с сопереживанием: «Так человек разделяет удачу близких людей. Так мать радуется успехам своего ребенка». При взгляде на страдающее лицо вспоминали о физической или душевной боли. Гневное лицо описывали так: «Это лицо человека, который пере­живает из-за несправедливости... Он обижен, может быть, обманут». Интересно, что в этом эксперименте лучше узнавали выражения приятных эмоций: радость и веселье угадывались быстрее, чем страх и страдание.

Выяснилось также, что на точность определения эмоции по внешним проявлениям влияет состояние того, кто оценивает. Обна­ружилось, что люди имеют тенденцию приписывать другому те переживания, которыми они сами охвачены.

Важно отметить, что люди различаются по тонкости опознания эмоций. Те, кто умели особенно тонко «читать» лица, рассмат­ривая фотографию, уподобляли свою собственную мимику выра-

192

жению лица изображенного. Они старались как бы стать на место другого, почувствовать то же, что и он. Я думаю, что этот прием можно взять на вооружение для развития физионо­мической наблюдательности. Принцип «физических действий», т. е. воссоздания эмоции по внешнему точному ее выражению, предло­жил К. С. Станиславский для правдивого отображения на сцене эмоциональной жизни персонажей. Здесь имеется в виду, конечно, не только мимика, но и другие способы внешнего выражения эмоций: жесты, движения, позы и т. д. Одним из самых сильных путей выражения эмоций и чувств является речь. Интонация, сила звука, ритм — все это всегда, с одной стороны, зависит от нашего эмоционального состояния и, с другой стороны, служит средством его выражения.

Язык эмоций — это универсальные, сходные для всех людей наборы экспрессивных знаков, выражающих те или иные эмоциональные состояния. Мы в принципе можем правильно по­нять эмоции людей других культур и национальностей. Но эта универсальность не абсолютна. Есть определенные национальные различия, которые определяются традициями и обычаями. Например, в некоторых частях Африки смех — показатель изумления и даже замешательства и вовсе не обязательно признак веселья. В некоторых странах Азии от гостя ждут отрыжки после еды в знак того, что он вполне удовлетворен. Тот^. же жест, замечает а-мериканский психолог Шибутани, в американском обществе вряд ли повлечет за собой повторное приглашение в гости. Формы выражения эмоций зависят от принятых правил приличия. У нас, например, не принято в общественных местах громко хохотать, вообще привлекать к себе всеобщее внимание проявле­нием своих эмоций. Есть и индивидуальные особенности в прояв­лении эмоций, которые зависят от темперамента человека, его воспитания, привычек. Иногда привычные для человека эмоции накладывают своеобразный отпечаток на выражение его лица. Не­даром говорят о лицах озабоченных, веселых, удивленных и т. д. Впрочем, такая «психологизация» внешности может быть результатом не совсем правильного «прочтения» природных особенностей лица. Интересное наблюдение приводит писатель В. Тендряков. Герой его повести «Затмение» замечает: «Я скоро понял, что трагическая складка губ и непроходящая тревога в ее распахнутых глазах — вовсе не отражение ее духовных переживаний. Просто так устроено ее лицо. Как крепкая от природы нижняя челюсть вызывает часто впечатление волевого характера, как ямочки на щеках — мягкости и беспечности, так и лицо Майи (героини повести.— Я. К-) без ее участия, помимо ее желания молило меня о помощи, и я не имел сил устоять».

Основные классификации эмоций. Среди вопросов об эмоциях, которые легче задать, чем ответить на них, есть, казалось бы, самый естественный и как будто простой: какие бывают эмоции, какие бывают чувства? Трудности здесь возникают, прежде всего,

7 Заказ 199

193

из-за огромного многообразия эмоциональных явлений. Ведь их можно классифицировать по-разному: по «знаку» (плюс — минус) переживания — приятные — неприятные; по характеру потребности, которая лежит в основе переживания,— биологическая или духов­ная; по предмету, по явлению окружающего мира, вызвавшему эмоцию или чувство; по их влиянию на деятельность человека — активизируют или тормозят; по степени выраженности — от легкого «нравится» до страстной любви и т. д. Но есть и еще одна трудность, связанная с необходимостью определить то или иное эмоциональное переживание словесно. Мы об этом уже говорили, когда речь шла о самонаблюдении. Недаром Ф. И. Тютчев, за­мечательный лирический поэт, писал:

Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя? Поймет ли он, чем ты живешь? Мысль изреченная есть ложь.

Разве легко точно обозначить словом то, что ты переживаешь, чувствуешь, прикрепить словесную этикетку к эмоции?

Недаром создано так много различных схем для обо­значения эмоциональных явлений. Например, основопо­ложник научной психологии («отец психологии», как его иногда называют) Вильгельм Вундт предложил характе­ризовать эмоции по трем направлениям: 1) удовольст­вие — неудовольствие, 2) напряжение — разряжение, 3) возбуждение — торможение. Современный американ­ский исследователь эмоций К. Изард (его книга «Эмоции человека» опубликована на русском языке) считает ряд эмоций фундаментальными, а все остальные — производными. К фундаментальным относятся: 1) интерес — волнение; 2) радость; 3) удивление; 4) горе — страдание; 5) гнев; 6) отвращение; 7) пре­зрение; 8) страх; 9) стыд; 10) вина. Из соединения фундаменталь­ных эмоций возникают, например, такие комплексные эмоциональ­ные состояния, как тревожность, которая может сочетать в себе и страх, и гнев, и вину, и интерес-возбуждение. К комплексным \ (сложным) эмоциональным переживаниям относят также любовь и

враждебность.

Какой бы список эмоций мы ни рассматривали, всегда обна­руживается одна интересная особенность: к любой положительной эмоции — эмоции, которая переживается нами как приятная, можно подобрать соответствующую или, может быть, лучше сказать, противоположную эмоцию, что и составляет так называемую ■ полярность чувств и эмоций. В этом легко убедиться самому. Перед вами два списка эмоций. Подберите к каждой из первого списка противоположную из второго списка.

Положительные эмоциональные переживания: удовольствие, радость, блаженст­во, восторг, ликование, восхищение, гордость, самодовольство, удовлетворенность собой, уверенность, доверие, уважение, симпатия, нежность, любовь, умиление,

194

благодарность, спокойная совесть, облегчение, состояние безопасно­сти, предвкушение, злорадство, удовлетворенная месть Отрицатель ные переживания: неудовольствие, горе (скорбь), тоска, печаль (грусть), уныние, скука, отчаяние, огорчение, тревога, боязнь, испуг, страх, ужас, жалость, сострадание, разочарование, досада, обида, гнев, ярость, презрение, возмущение (негодование), неприязнь, за­висть, злоба, ненависть, злость, ревность, неуверенность (сомнение), недоверие, смущение, стыд, раскаяние, угрызения совести, нетерпение, горечь, отвращение, омерзение.

При наличии желания, времени и места оба списка можно было бы, по-видимому, удвоить, а то и утроить. Кстати сказать, неплохое психолингвистическое занятие: вооружиться словарем и сначала выписать слова, обозначающие эмоции и чувства, а потом разбить их на полярные группы. Должен предупредить, задача разделить эмоциональные переживания даже на приятные неприятные, положительные — отрицательные только на первый взгляд кажется простой. Очень скоро вы убедитесь в обратном. Главная сложность здесь в том, что субъективное переживание и объективная оценка этого переживания могут не совпадать. Вот мы, например, поместили «злорадство» в раздел положительных переживаний. Но разве мы можем считать, что это переживание хорошее, доброе, одобряемое? Будем ли мы считать человека, который находит удовольствие в страданиях другого, добрым, хорошим. И т. д. Или, например, «самодовольство». Может быть, оно непосредственно и переживается как приятное состояние, но «самодовольный человек», человек, для которого это состояние стало характерным, устойчивым, едва ли способен вызвать к себе симпатию. Точно так же и состояния, помещенные во второй список, обозначающие отрицательные чувства, опять-таки могут оцениваться с точки зрения их ценности для общества и для развития личности. Возьмем для примера два эмоциональных состоя­ния с приставкой со: сострадание и сожаление. Конечно, приятными эти переживания не назовешь. Но что бы вы сказали о человеке, который не способен их испытывать? Здесь я не могу удержаться от одного психолингвистического отступления, которое не совсем и отступление. Присмотритесь к словам, которые начинаются приставкой со. Огромное большинство означает какое-либо общее состояние, общую (совместную!) деятельность. Настоящая социаль­но-психологическая, коммуникативная приставка: со-трудничество, со-общение, со-гласие, со-дружество... Ряд этот можно очень существенно увеличить. В сфере эмоциональной жизни здесь, пожалуй, самое общее слово: сопереживание. Кстати, есть инте­ресная пара к «состраданию»: «сорадование»! Переживание редкое и благородное. Помните, у Н. Заболоцкого в замечательном стихотворении «Некрасивая девочка» есть такие строки:

...Чужая радость так же, как своя,

Томит ее и вон из сердца рвется,

И девочка ликует и смеется,

Охваченная счастьем бытия.

Ни тени зависти, ни умысла худого

Еще не знает это существо...

7*

195

Кстати, это то самое стихотворение, которое заканчивается зна­менитым вопросом:

...что есть красота,

И почему ее обожествляют люди,

Сосуд она, в котором пустота, и

Или огонь, мерцающий в сосуде?

Я думаю, что сострадание и сорадование различны по своему происхождению и, может быть, по «возрасту» в психике человека. Наверное, нечто напоминающее сострадание должны испытывать и животные, и это имеет биологическое, приспособительное значе­ние. Тревожные крики и другие признаки страдания одного живот­ного рефлекторно вызывают у других животных состояние трево­ги, страха и включают механизмы защиты или бегства... А вот ра­доваться за другого может только человек.

У замечательного русского художника и мыслителя Н. К. Рериха есть такая притча. Старый викинг Гримр, сидя на пиру в кругу друзей, сказал вдруг, что за всю его долгую жизнь не было у него ни одного верного друга. Со всех сторон раз­дались возражения. Один сказал: «Вспомни, кто первый протянул тебе руку в из­гнании! Это был я». Другой сказал: «Когда враги сожгли твой дом, кто строил но­вый дом вместе с тобой? Это был я». Третий сказал: «Кто в битве заслонил тебя собою? Вспомни о друге!» Гримр ответил им: «Я помню все, что вы сделали для меня, я люблю вас, но вы друзья в несчастьях моих, и я благодарю вас за это. Но скажу правду: в счастье не было у меня друзей. А я был очень редко счастлив. Это было, когда на охоте я спас короля, и он при всех обнял меня и назвал лучшим му­жем. Все говорили мне приятное, но сердца друзей молчали. Это было, когда моя дружина одержала победу над датчанами. Меня считали спасителем народа, но и тут молчали сердца друзей. Когда лучшую деву я ввел в дом и назвал женой, нас венчали, но слова друзей шли не от сердца. В счастье человек как будто на вершине горы, а сердца людей открыты вниз. В счастье никогда не бывает друзей».

Наверное, старый викинг преувеличивает, но доля психологи­ческой правды в этом есть. Важно отметить, что люди могут весь­ма существенно отличаться друг от друга не только по характеру переживаемых эмоций, по их силе, но и по способности сочувст­вовать, сопереживать. Эта способность получила название эмпа-пш. По словам американского психолога Карла Роджерса, «быть в состоянии эмпатии означает воспринимать внутренний мир дру­гого точно, с сохранением эмоциональных и смысловых оттенков. Как будто становишься этим другим, ко без потери ощущения «как будто». Так, ощущаешь радость или боль другого, как он их ощущает, и воспринимаешь их причины, как он их воспринимает... Быть эм-патичным трудно. Это означает быть ответственным, активным, сильным и в то же время — тонким и чутким».

Индивидуальные различия эмоциональной жизни. Характеризуя человека, мы обязательно упоминаем о его эмоциональности как особой черте личности. Прежде всего люди отличаются по эмоцио­нальной впечатлительности: одни и те же события одного оставля­ют равнодушным, другого слегка взволнуют, а у третьего вызовут сильнейшее переживание. Это может быть связано с темперамен­том человека. О нем у нас разговор особый, но скажем сразу, что

196

флегматики и меланхолики, холерики и сангвиники во многом про­тивоположны по своей эмоциональности. Отличаются люди по своей эмоциональной устойчивости, по степени влияния на них различ­ных эмоциональных ситуаций. Здесь очень широкий диапазон раз­личий, от весьма чутких и податливых людей, поведение которых под влиянием эмоций совершенно меняется, до сдержанных, кото­рых порой называют людьми с «каменным сердцем». Впрочем, сдержанность необходимо отличать от эмоциональной неразвитости, эмоциональной тупости, от своеобразной эмоциональной глухоты. Не о таких ли с болью и состраданием писал Ф. И. Тютчев:

Они не видят и не слышат, Живут в сем мире, как впотьмах, Для них и солнцы, знать, не дышат, И жизни нет в морских волнах. Лучи к ним в душу не сходили, Весна в груди их не цвела, При них леса не говорили, И ночь в звездах нема была! Не их вина: пойми, коль может, Органа жизнь глухонемой! Увы, души в нем не встревожит И голос матери самой!

Для диагностики эмоциональной устойчивости применяются и объективные аппаратурные методы: измеряют физиологические реак­ции, связанные с эмоциональными переживаниями; и субъектив­ные, опросные методы. Испытуемому задают, например, такие вопро­сы: «Часто ли вы испытываете тревогу и напряженность по незначи­тельному поводу?» (Ответ «Нет» соответствует устойчивости.) «Стремитесь ли вы в разговоре придерживаться какой-либо одной темы и трудно ли вам следить за мыслью людей, которые переска­кивают с одной темы на другую?» (Ответ «Да» соответствует устой­чивости.) «Сильно ли волнуют вас ситуации, связанные с эмоцио­нальными переживаниями и стараетесь ли вы избегать их?» (Ответ «Нет» соответствует устойчивости.)

На неизбежный вопрос «что лучше?» мы уже научились отве­чать: все зависит от обстоятельств, от характера эмоций, от их обще­ственной оценки. Немаловажно и то, что человек может, а порой и должен (!) проявить эмоциональную устойчивость, несмотря на природные свои черты. Вспомним героические примеры выдержки и непоколебимой стойкости, которые проявляли советские люди в годы Великой Отечественной войны. Да и в процессе мирного тру­да нередко нам просто необходимо проявлять выдержку, терпение и другие качества, основанные на сплаве эмоциональности и чувства долга. Недаром говорят об эмоциональной зрелости личности. Пси­хологи выделяют также и эмотивность — силу эмоциональных реакций, присущую человеку.

Интересную классификацию эмоций и способы их опознания предложил советский психолог Б. И. Додонов, о книге которого «Эмоция как ценность» мы уже упоминали. Б. И. Додонов выде-

197

щ

ляет: 1) альтруистические эмоции, которые возникают на основе потребности в содействии, помощи, покровительстве другим людям. По словам юношей и девушек, которые участвовали в исследова­нии, эти эмоции проявляются, когда есть «желание приносить дру­гим радость и счастье», «чувство беспокойства за судьбу кого-либо, забота», «сопереживание удачи и радости другого» (помните: со-радование!), «чувство нежности или умиления», «чувство предан­ности», «чувство участия, жалости»; 2) коммуникативные эмоции возникают на основе потребности в общении. Описываются эти эмоции как «желание общаться, делиться мыслями и переживания­ми», «чувство симпатии», «чувство уважения», «чувство призна­тельности, благодарности»; 3) глорические эмоции (от латинского §1опа — слава) связаны с потребностью в самоутверждении, в славе. Люди, для которых характерны эти эмоции, наиболее приятные переживания испытывают тогда, когда являются предметом всеоб­щего внимания и восхищения. Глорические эмоции проявляются в.стремлении завоевать признание, почет, в «чувстве уязвленного самолюбия и желания взять реванш», «в приятном щекотании са­молюбия», «чувстве превосходства»; 4) праксические эмоции вы­зываются той деятельностью, которой занят человек, ее успешностью или неуспешностью. Для этих эмоций характерны такие пережи­вания, как «желание добиться успеха в работе», «чувство напря­жения», «увлеченность, захваченность работой», «любование резуль­татом своего труда, его продуктами», «приятная усталость», «прият­ное удовлетворение, что дело сделано, что день прошел не зря»; 5) пугнические эмоции (от латинского ри§па — борьба), в основе которых лежит потребность в преодолении опасности, интерес к борьбе. Вот как описывает переживание перед прыжком с пара­шютом космонавт Алексей Леонов: «Перед шестым прыжком в душе все равно рождается какое-то томительно-ликующее ожида­ние и вместе с тем захватывающее чувство высоты, власти над при­родой, опасности». Эти эмоции проявляются как «жажда острых ощущений», «упоение опасностью, риском», «решительность», «спортивная злость» и т. д.; 6) романтические эмоции, в основе ко­торых лежит стремление ко всему необычайному, необыкновенному. Оно почти всегда включает в себя ожидание: вот сейчас что-то про­изойдет. Как писал М. Ю. Лермонтов, «моя душа, я помню с детских лет, чудесного искала». Эти эмоции переживаются как «стремле­ние к необычайному, неизведанному», «ожидание чего-то необык­новенного и очень хорошего, светлого чуда», «манящее чувство дали»; 7) гностические эмоции (от греческого §по513 — знание) связаны с познавательной деятельностью личности. Это своеобразные интеллектуальные эмоции: «стремление нечто понять, проникнуть в сущность явления», «чувство удивления или недоумения», «чувство догадки, близости решения»; 8) эстетические эмоции, которые возни­кают под влиянием произведений искусства, созерцания природы. Они включают «жажду красоты», «наслаждение красотой чего-ли­бо или кого-либо», «чувство светлой грусти и задумчивости», «поэ-

198

тическо-созерцательное состояние» и др.; 9) гедонистические эмоции, связанные с удовлетворением потребности в телесном и душевном комфорте. Это «наслаждение приятными физическими ощущения­ми от вкусной пищи, тепла, солнца и т. д.», «сладкая лень», «чувст­во веселья»; 10) акизитивные эмоции (от франц. асдшзШоп — приоб­ретение), которые связаны с интересом к накоплению, «коллек­ционированию» вещей, выходящему за пределы практической нуж­ды в них. Признаками наличия таких эмоций может быть «стрем­ление нечто многократно приобретать, накапливать, коллекциони­ровать», «радость по случаю увеличения своих накоплений». Здесь уместно вспомнить Плюшкина или Скупого рыцаря. Но это отрица­тельный полюс. А на положительном полюсе — бескорыстные кол­лекционеры и собиратели.

Вообще любая из перечисленных эмоций может иметь множество оттенков, проявлений, в любой можно выделить «полярные пары». Каждый человек в той или иной мере способен к переживанию всех эмоций. В то же время здесь есть очень существенные индивидуаль­ные особенности. У каждого человека, отмечает Б. И. Додонов, есть своя душевная, эмоциональная мелодия — общая эмоциональ­ная направленность, которая характеризуется тем, какие из эмоций наиболее близки ему, наиболее желательны и постоянны. По словам К. И. Чуковского, великий русский писатель Лев Николаевич Тол­стой «первый понял, что, кроме всяких свойств, у человеческой личности есть как бы своя душевная мелодия, которую каждый из нас носит повсюду с собою, и что если мы захотим изобразить че­ловека и изобразим его свойства, а этой душевной мелодии не изо­бразим,-— это изображение наше будет ложь и клевета».

Наверное, именно эта эмоциональная мелодия, которая звучит в каждом из нас, и есть то, что так трудно объяснить научно, но так просто почувствовать, пережить, с помощью чего можно объяснить гайну пристрастности, избирательности нашего отношения к явле­ниям природы и искусства, жизненным ситуациям и, главное, дру­гим людям. Именно степень совпадения душевных мелодий или, скорее всего, их созвучия лежит в основе отношения к другому человеку от легкого «нравится» до страстной любви, от симпатии до глубокой дружбы на всю жизнь. Совпадение душевных мелодий порождает чувство родственности, открытия другого человека, чув­ство, которое не может быть исчерпано словами, но которое вновь вновь их вызывает: «Вы та самая, которую я искал всю свою со­знательную жизнь. Та единственная, неповторимая... Второй такой нет и быть не может! Встретить единственную можно лишь разй жизни, другого случая не представится. Не смейте его пропустить! Остановитесь, не проходите мимо того счастливого чуда, которое подарено мне и Вам» (В. Тендряков. Затмение.— В кн.: Граждане города Солнца. М., 1977, с. 235). А как определить, услышать эту душевную мелодию? Там, где художники, писатели и поэты обхо­дятся художественными образами, учёные вынуждены ставить опыты, подсчитывать, «поверять алгеброй гармонию», в том числе

199

гармонию человеческих чувств и отношений. При этом они как бы нарушают запрет, сформулированный великим лирическим поэтом Сергеем Есениным, согласно которому:

О любви в словах не говорят, О любви мечтают лишь украдкой, Да глаза, как яхонты, горят.

Мы как будто прямо о любви здесь говорили не очень много, но если подумать, то все, о чем здесь говорится, о любви.

После этого лирического, в прямом смысле слова, отступления несколько слов об изучении общей эмоциональной направленности у других и самого себя. Начнем с задания, которое дал своим испы­туемым Б. И. Додонов. Попробуйте объединить в группы по два следующих слова: поцелуй, таракан, соловей, кашель. Оказывает­ся, это простое задание было выполнено по-разному. У одного по­лучилось: 1) поцелуй, кашель; 2) соловей, таракан. Другие сгруп­пировали совсем иначе: 1) соловей, поцелуй; 2) таракан, кашель. При этом, оказывается, можно легко доказать, что можно и так и этак. В первом случае были объединены названия живых существ и на­звания действий. Во втором — по эмоциональному впечатлению: приятные явления и то, что вызывает неприятные эмоции. Но что-то ведь заставило испытуемых подойти к явлениям с двух совер­шенно различных позиций. «Физики» и «лирики»? Так началось изучение типов эмоциональной направленности, о результатах ко­торого мы здесь рассказали. Я думаю, что тест-анкету, которую разработал ученый, можно применять и для самооценки и для ориен­тировочного определения преобладающего типа эмоциональной на­правленности, «эмоциональной мелодии» других.

Что я предпочитаю переживать Назначение анкеты. Данная анкета преследует цель уста­новить такие различия, которые нельзя оценить в терминах «лучше — ху­же». Поэтому любой ответ будет характеризовать Вас одинаково хорошо, если Вы ответите серьезно и искренне. Ваш долг — постараться точно выполнить инструкцию.

Инструкция. Выполните, пожалуйста, в указанном порядке

следующие задания:

1) внимательно прочитайте перечень приятных переживаний и запишите но­мер того из них, которое Вы больше всего любите испытывать. Если Вы совершенно уверены в правильности своего ответа, заключите выписанный номер в кружок;

2) остальные номера расположите вправо по строчке в порядке предпочтения, которое Вы отдаете одной эмоции перед другой;

3) отделите вертикальной чертой номера тех эмоций, которые Вы явно предпо­читаете остальным.

Пример: ©, 8, 4, 6/5, 7, 2, 1, 10. Перечень переживаний

1. Чувство необычайного, таинственного, неизвестного, появляющееся в не­знакомой местности, обстановке.

2. Радостное волнение, нетерпение при приобретении новых вещей, предме­тов коллекционирования, удовольствие от мысли, что скоро их станет еще больше.

3. Радостное возбуждение, подъем, увлеченность, когда работа идет хорошо, когда видишь, что добиваешься успешных результатов.

200

4. Удовлетворение, гордость, подъем духа, когда можешь доказать свою цен­ность как личности или превосходство над соперниками, когда тобой искренне восхищаются.

5. Веселье, беззаботность, хорошее физическое самочувствие, наслаждение • вкусной едой, отдыхом, непринужденной обстановкой, безопасностью и безмятеж­ностью жизни.

6. Чувство радости и удовлетворения, когда удается сделать что-либо хоро­шее для дорогих тебе людей.

7. Горячий интерес, наслаждение при познании нового, при знакомстве с пора­зительными научными фактами. Радость и глубокое удовлетворение при достижении сути явлений, подтверждении Ваших догадок и предположений.

8. Боевое возбуждение, чувство риска, упоение им, азарт, острые ощущения в минуту борьбы, опасности.

9. Радость, хорошее настроение, симпатия, признательность, когда общаешь­ся с людьми, которых уважаешь и любишь. Когда видишь дружбу и взаимопони­мание. Когда сам получаешь помощь и одобрение со стороны других людей.

10. Своеобразное сладкое и красивое чувство, возникающее при восприятии природы или музыки, стихов и других произведений искусства.

После работы с анкетой вам станет более понятным собствен­ный эмоциональный мир, а если к тому же сравните свои ответы с ответами друзей, может быть, лучше поймете и то, что притяги­вает вас друг к другу, и то, что порой разделяет вас. Хочу только сделать одно предупреждение: искренняя, глубокая дружба может объединить и людей с похожими «эмоциональными профилями», и тех, у кого они различны, по принципу взаимодополнения. Было бы интересно и поучительно сравнить результаты по этой анкете с тем, что получилось после работы с «таблицей определения пред­почтительного типа будущей специальности» (с. 179—180). Так мы сможем узнать, какие профессии предпочитают люди с определенным типом эмоциональной направленности.

Виды эмоциональных состояний. Эмоциональные переживания личности различаются не только по предмету, которым они вызва­ны, но по своей силе, устойчивости. И здесь мы имеем широкий спектр, начиная от едва заметного легкого переживания до бурных эмоциональных вспышек. «Желаю вам хорошего настроения», «Какое у вас настроение?», «Испортилось настроение», «Поднялось настроение» — подобные выражения мы слышим и произносим на каждом шагу. И это не случайно. Настроение — это эмоциональное состояние, которое в течение определенного времени окрашивает всю психическую жизнь человека. Это как бы э м о ц и о н а л ь н ы й фон, эмоциональный лейтмотив его жизни и деятельности. Активный человек всегда находится под каким-то эмоциональным знаком: это может быть легкая грусть или тихая радость, жажда деятельности или переживания покоя, состояние ожидания чего-то приятного или беспокойство и т. д.

От чего зависит настроение? Порой самому человеку его настрое­ние кажется необъяснимым. «Сам не пойму, почему вдруг настрое­ние испортилось», «Сегодня прямо петь хочется — с чего бы это?» Но на самом деле настроение всегда чем-то вызвано, имеет внут­ренние или внешние причины.

201

Начнем хотя бы с физического состояния человека. Именно оно порождает то общее настроение, которое называют самочувст­вием. Иногда плохое самочувствие, или, как еще говорят, понижен­ный жизненный тонус, может сигнализировать о каких-то наруше­ниях в организме, о начинающейся болезни. Так что к своему са­мочувствию следует относиться внимательно. Порой, правда, это внимание может быть слишком кристальным и переходить в мни­тельность, когда человек постоянно ищет в себе признаки каких-то

болезней.

Источником настроения являются и различные крупные и мел­кие жизненные факты. При этом порой даже мелкие факты, на кото­рые, казалось бы, и внимания-то обращать не стоит, все-таки могут испортить настроение: забыл дома нужную книгу, не успел на бли­жайший автобус, споткнулся и чуть не упал. «Одно к одному,.— с досадой думает человек, — нет, мне сегодня решительно не ве­зет!»

Но самим частым и существенным источником настроения, да и более сильных эмоциональных состояний, является наша деятель­ность. Успех, положительная оценка повышают настроение. Неуда­ча, недооценка либо отрицательная оценка — понижают. Есть здесь и обратное влияние: в добром, веселом настроении любая работа спорится. Это, кстати сказать, давно заметили психологи, которые работают в промышленности. И жизненные наблюдения и специаль­ные исследования показали, что хорошее настроение — могучий фактор повышения производительности труда. Выяснилось также, что на настроение может влиять и окраска помещения, и четкий ритм трудового процесса, но, наверное, самое главное — взаимоот­ношения между людьми в трудовом коллективе.

Другие люди — вообще могучий источник нашего настроения. Не случалось ли вам весь день пребывать в прекрасном настроении от того, что встретили симпатичного человека, услышали доброе слово, вызвали добрую улыбку у товарища. Бывает и наоборот. Прав был английский мыслитель Джон Локк, когда еще сотни лет назад писал: «Никто ... не может жить в обществе под гнетом по­стоянного нерасположения и дурного мнения своих близких и тех, с кем общаешься. Это бремя слишком тяжело для человеческого терпения, и из непримиримых противоречий должен состоять тот, кто может находить удовольствие в обществе и все же быть не чув­ствительным к презрению и нерасположению своих това­рищей».

Итак, другие люди, их отношение к нам, их внимание и забота, слова и поступки, даже взгляд и улыбка формируют наше настрое­ние. Другие люди... Но ведь каждый из нас —«другой» по отноше­нию к своим близким, знакомым и незнакомым. Может быть, прежде чем ставить им в вину свое испорченное настроение, стоит при­глядеться к своему собственному поведению: не портим ли мы (не­вольно!) настроения другому? И в ответ получаем... тоже испор­ченное настроение. Но уже свое.

202

Вообще, как заметил герой одной книги, «хорошее настроение никто не поднесет на блюдечке, о нем следует самому позаботиться». Конечно, настроение зависит от всего стиля жизни человека и ре­цептов на все случаи найти трудно. Но все же кое-что можно посо­ветовать. Попробуй, например, для улучшения своего настроения поступить так. Постарайся представить себе, что ты в прекрасном настроении, бодром, жизнерадостном. Здесь помогут средства внеш­ней выразительности: придай своему лицу и всей фигуре такой вид, какой они принимают при хорошем настроении: расправь пле­чи, глубоко вздохни, улыбнись... Ну, как? Добавь сюда еще и неко­торые приемы аутогенной тренировки. Вот, например, какие фор­мулы помогут вызвать состояние уверенности в своих силах перед экзаменами: «Я спокоен... Я' совершенно спокоен... Я готов к этому дню... Я готов к экзамену... Все основные темы хорошо усвоены... Я способен сосредоточиться на любом вопросе:.. Я верю в свои си­лы... Верю в свои возможности... Все хорошо... Я спокоен». Утром добавь и следующие формулы: «Свежесть и бодрость наполняют мой организм. Я чувствую прилив бодрости и сил. Энергия собрана, как пружина. Я улыбаюсь всем».

Аффекты и страсти. Противоположными настроению психиче­скими состояниями являются аффекты бурные, кратковременные эмоциональные вспышки, которые захватывают всю личность че­ловека. Порой в состоянии аффекта, гнева, страха, радости и т. д. человек как бы теряет самоконтроль, теряет власть над собой, весь отдается переживанию. В художественной литературе можно найти немало ярких описаний таких аффективных состояний. Вспомните для примера хотя бы состояние Мцыри из одноименной поэмы М. Ю. Лермонтова, который бежал из монастыря на Родину и за­блудился в лесу:

Тогда на землю я упал; И в исступлении рыдал; И грыз сырую грудь земли, И слезы, слезы потекли В нее горючею рекой...

Можно ли как-то регулировать состояние аффекта, преодолеть его? Прежде всего необходимо воспитывать у себя выдержку и самообладание. Порой люди попадают во власть аффекта из-за свое­образной безответственности и ощущения безнаказанности. Можно сказать, что они отдают себя во власть аффекта и пользуются этим сознательно как средством давления на других. Регуляции этого состояния может помочь переключение на какую-либо физическую работу, на какое-то привычное дело. Иным помогает счет в уме: досчитают до десяти, и все проходит.

Пожалуй, самым сильным и ярким эмоциональным состоянием человека является страсть. В отличие от аффекта, это стойкое, все­охватывающее чувство, которое для своего удовлетворения вызы­вает стремление к активной деятельности. Недаром говорят: ве­ликая страсть рождает великую энергию. В своем письме к моло-

203

дежи И. П. Павлов писал: «Большого напряжения и великой страс­ти требует наука от человека. Будьте страстны в своих исканиях». Великой страсти требуют от человека и все другие виды деятель­ности: труд, спорт, искусство. В то же время человек не должен становиться рабом своих отрицательных эгоистических страстей: скупости, зависти^ приобретательства и т. д.

Эмоциональный мир личности. Это не просто красивый образ. Стоит еще и еще раз напомнить: психика наша едина и целостна. Вся она пронизана эмоциональными переживаниями. Может быть, они-то как раз и обеспечивают гармонию и единство личности в одних случаях и ее дисгармоничность, противоречивость, внутрен­нюю конфликтность — в других.

Глава 12

ХАРАКТЕР И ТЕМПЕРАМЕНТ ЛИЧНОСТИ

У каждого человека три ^характера: тот, который ему приписывают; тот, который он сам себе приписывает; и, наконец, тот, который есть в действительности.

В. Гюго

Понятие о характере. У каждого человека уже изученные нами черты и качества соединены по-разному. Неповторимое, индиви­дуальное сочетание психологических черт личности представляет собой характер. Поговорим о- нем более подробно.

«Характер»— слово древнегреческого происхождения и в пере­воде на русский язык означает «чеканка», «печать». И действи­тельно, характер, с одной стороны, представляет собой отпечаток воспитания и деятельности, которые формируют человеческую лич­ность. Жизнь чеканит, отливает характер человека. А с определен­ного момента человек сам начинает чеканить, ковать свой характер. В этом, собственно говоря, и заключается сущность самовоспитания.

Но слова «чеканка», «печать» по отношению к характеру име­ют, с другой стороны, еще одно очень существенное значение. Ха­рактер накладывает печать на все поступки, мысли и чувства чело­века. По этим проявлениям мы и судим о характере той или иной лич­ности. Характерными следует считать не все особенности человека, а только существенные и устойчивые. Если подросток, к примеру, слу­чайно кому-то грубо ответил или вспылил, это еще не означает, что грубость и вспыльчивость — черты его характера. Порой даже очень смелые люди могут испытать чувство страха, но их не назовешь трусами. Зная характер человека, т. е. его важные и устойчивые черты, мы можем предвидеть, предсказать, как он поведет себя в той или иной ситуации, что сделает, что и как скажет.

Вы ведь и сами можете предвидеть, как отнесется ваш друг или подруга к той или иной проблеме,, да и они смогут предсказать ваше поведение. Вы прекрасно знаете, как отреагирует тот или иной учи­тель на определенный эпизод школьной жизни, что скажет мама или папа в том или ином случае. Такое прогнозирование возможно именно потому, что, во-первых, каждый человек ведет себя в со­ответствии со своим характером и, во-вторых, потому, что вы успели изучить его характер. С незнакомым человеком трудно общаться прежде всего потому, что не знаешь, чего от него можно ожидать и чего он ждет от тебя. Только после того как произойдет взаимное познание характеров, общение между людьми протекает более или менее гладко. Я сказал «более или менее» потому, что человеческая личность, характер — явления не только очень сложные, но и исклю­чительно подвижные, динамичные. Характеру присущи свои законы, но это не абсолютные законы, которые легко выразить в простых математических формулах, а законы относительные. Их тоже, на-

205

верное, психологи воплотят когда-нибудь в формулы, но формулы эти будут из области высшей математики, теории вероятностей и математической статистики. А на практике взаимное общение это бесконечное взаимное узнавание, взаимное предсказание и взаим­ные ошибки. И особенно много таких ошибок бывает у людей мало­наблюдательных, нечутких и неграмотных в психологическом от­ношении.

Черт характера (или качеств личности) очень много. В срав­нительно небольшом толковом «Словаре русского языка» С. И. Оже гова свыше полутора тысяч слов для их обозначения. Все эти черты, или, как их еще называют, качества личности, подразделяются на несколько крупных блоков, групп, которые тесно связаны между собой, влияют друг на друга и отражают отношения человека к разным сторонам действительности, к разным сторонам жизни Прежде всего отметим качества, в которых выражаются наиболее важные психологические черты личности, ее убеждения и идеалы, направленность. Они окрашивают, придают общественный смысл всем другим чертам характера.

Сюда входят черты, в которых проявляется отношение чело­века к окружающим его людям и к обществу в целом. Это патриотизм, коллективизм, общительность, чуткость, преданность, доброта, честность, правдивость, искренность и другие. Мы назвали поло­жительные черты этой группы. Но встречаются и отрицательные качества — эгоизм, черствость, лживость, лицемерие и т. д.

В следующую группу качеств личности включаются черты харак­тера, в которых выражается отношение человека к самому себе. На самом деле, ведь человек не просто общается с другими людьми, учится и работает, иными словами, действует в окружающем мире. Мы еще и задумываемся над тем, как мы это делаем, сравниваем себя с другими людьми, как бы измеряем собственные дела и успехи с делами и успехами других людей. Такое же сравнение, самооценку мы производим и по отношению ко всем своим качествам: внешности, способностям... Иными словами, мы с детства учимся оценивать сами себя. Так возникает то, что обозначается личным местоимением «я». Получается уже знакомая нам интересная ситуация: человек как бы раздваивается — один действует, разговаривает, решает задачи, делает авиамодели, играет в футбол.читает книги, а другой все время оценивает, сравнивает, контролирует. Отсюда личность может быть довольна собой или осуждать себя, соглашаться с собой или находиться в состоянии внутренней борьбы.

Оценка личностью самой себя может быть правильной, но иногда человек может давать себе завышенную оценку, ошибаться, так ска­зать, в сторону преувеличения своих заслуг, успехов, знаний. Воз­никает завышенная самооценка. Когда такой юноша или девушка обнаруживает со стороны окружающих людей — родителей, то­варищей, учителей — иную, более реалистичную, правильную, но в то же время и более скромную оценку, она нередко встречается в штыки: люди обижаются, считают, что к ним несправедливы, что

206

их недооценивают, не понимают. Особенно тяжело живется тем, у кого, как говорят, раздутое самомнение. Такие люди, как правило, вспыльчивы, обидчивы, либо, ■ наоборот, замкнуты, угрюмы, подо­зрительны. Вот здесь-то и проявляется значение скромности как качества характера. Скромный человек правильно оценивает себя, не выпячивает свои действительные или мнимые достоинства. Слу­чается и другое — человек излишне строг к самому себе, недооце­нивает себя. Это порождает неуверенность в своих силах, самоуни­жение, застенчивость.

Мы говорили о чертах характера, в которых выражается отно­шение человека к самому себе. Перейдем теперь к другой группе черт — это важные качества, в которых проявляется отношение человека к труду, к делу, результатам труда. Положительными здесь будут такие черты, как трудолюбие, инициативность, настой­чивость, аккуратность; отрицательные черты: безответственность, лень, которую недаром называют матерью всех пороков, безыни­циативность, формализм в работе, боязнь трудностей и т. д.

Волевые черты характера. Особое место в характере человека за­нимают волевые черты, воля. Волю называют основой характера, его становым хребтом. Все, наверное, слышали, да и сами не раз упот­ребляли такие выражения: «человек с характером»; «у него твер­дый характер» или, наоборот: «бесхарактерный»; «мямля»; «ни то ни се». Здесь как раз и подчеркивается прежде всего выра­женность волевых черт характера человека. Недаром ученые и пи­сатели, которые изучали характер человека, всегда подчеркивали значение воли. Великий древнегреческий философ Аристотель, кото­рый обобщил в своих трудах все научные достижения современного ему мира, так сопоставлял характер и волю: «...характер — это то, в чем обнаруживается направление воли; поэтому не изобра­жают характера те из речей, в которых не ясно, что кто-либо пред­почитает или чего избегает...»

Человек без воли напоминает автомобиль без мотора: все вроде есть и выглядит внушительно, а пользы никакой. Что же такое воля? Прежде всего это способность человека совершать сознательные действия, которые требуют преодоления внешних или внутренних трудностей. Любое волевое действие имеет сложную внутреннюю структуру. Начинается волевое действие с того, что у человека возни­кает какая-то потребность, которая толкает его на проявление актив­ности, возникает мотив деятельности. Уже на этом первом этапе возможна внутренняя борьба, борьба мотивов. Она возникает тогда, когда перед личностью есть несколько возможных целей, отвечаю­щих разным его потребностям. Уже на этом этапе человеку прихо­дится проявлять свою зрелость, понимание общественных интересов, умение сочетать личное и общественное, разбираться, что в данный момент нужнее всего. Примеров здесь можно найти сколько угодно. Достаточно проанализировать свои поступки хотя бы за один день, чтобы обнаружить много случаев, когда пришлось выбирать: «Что делать?» Эти решения могут касаться самых простых случаев, на-

207

пример, куда пойти вечером: в кино или на концерт — и очень слож­ных жизненных проблем — куда пойти после окончания школы. Но вот цель выбрана, решение принято. Дальше необходимо выбрать средства для ее осуществления. И здесь, на этом этапе, тоже не всегда все гладко. Ведь к цели можно прийти разными пу­тями. Есть пути легкие, но не очень честные, а есть трудные, но достойные, возвышающие человека. Значит, человека характеризуют не только цели, к которым он стремится, но и средства, которые он выбирает для их достижения. Разберем очень простой пример: ученик хочет получить отличную отметку по домашнему сочине­нию. Хорошая цель? Конечно. Но достичь ее можно разными путями: можно прочесть много дополнительной литературы, испробовать много вариантов, несколько раз переработать написанное, в трудных случаях обратиться к словарю, проконсультироваться с учителем и т. д. Но иной идет к цели более легким путем: всякими правдами и неправдами достает готовую работу и списывает ее.

Буржуазная мораль оправдывает любые средства, лишь бы они помогали достижению цели. Даже девиз такой был выдвинут иезуи­тами, о реакционной деятельности которых вы знаете из истории средних веков: «Цель оправдывает средства».

Наша коммунистическая мораль отвергает этот бесчеловечный принцип. Мы считаем, что средства, ведущие к достижению цели, должны быть честными, гуманными, возвышающими человека. По тому, как человек принимает решение, можно судить о такой особенности воли, как решительность. Решительные люди прини­мают решение быстро, без дополнительных колебаний. Решитель­ность особенно важна в тех случаях, когда от своевременности при­нятия решения зависит успех дела. Ведь в жизни бывают ситуа­ции, когда просто невозможно медлить. О таких случаях мы постоян­но читаем в книгах о Великой Отечественной войне, да и в мирное время решительность — одно из ценных качеств человека. Но не надо путать решительность с торопливостью. Недаром говорят: «Семь раз отмерь — один раз отрежь». Впрочем, есть люди, которые «отмеривают» не семь раз, а значительно больше, а то и вовсе только и делают, что отмеривают, а «отрезать», совершить действие, не

решаются.

Но вот цели ясны, средства выбраны. И здесь начинается самый главный этап волевого действия исполнение принятых решений. Без этого вообще нет волевого действия и все предыдущие усилия и размышления оказываются напрасными. Порой случается, что юноша или девушка принимает прекрасные решения, выбирает хорошие, верные пути для их достижения, но так и не доводит дело до конца. Им не хватает настойчивости, силы воли. В русской лите­ратуре XIX в. создан особый тип героя — «лишний человек»— человек, принимающий хорошие решения, но неспособный довести свои начинания до конца.

Воля обнаруживается не только в активных действиях и поступ­ках. Воля проявляется и в умении сдержать себя, затормозить неже-

208

лательные действия. Здесь говорят о выдержке, терпении, само обладании.

Характер и темперамент. Среди индивидуальных особенностей личности, которые я]эко характеризуют поведение человека, его деятельность и общение с другими людьми, особое место при­надлежит темпераменту.

Темперамент относится к числу таких психологических понятий, о которых «все знают». Давая характеристику своим знакомым, мы то и дело употребляем названия различных темпераментов — об одном утверждаем: «типичный холерик», другого именуем «сангвини­ком», третьего — «флегматиком», четвертого — «меланхоликом». Когда речь заходит о темпераменте, я провожу иногда один несложный опыт. Еще до изложения научного опре­деления темперамента прошу поднять руку тех, кто считает себя холериком, потом — сангвиником и т. д. Оказывается, чаще всего люди считают себя холериками или сангвини­ками. Флегматики попадаются реже, а уж в меланхолич­ности, как бы стыдясь, редко кто соглашается признаться. Уже потом в ходе беседы слушатели узнают, что «хоро­ших» или «плохих» темпераментов не бывает, что на базе любого темперамента можно воспитать у себя любые черты личности и что среди великих людей встречаются представители всех четырех типов: И. А. Крылов и М. И. Кутузов были флегматиками, А. С. Пушкин и А. В. Суворов — холериками, М. Ю. Лермонтов и Наполеон — сан­гвиниками, а Н. В. Гоголь и П. И. Чайковский — меланхоликами. Люди легко относят к одному из классических темпераментов старых знакомцев — мушкетеров из романов А. Дюма-отца и убеждаются, как трудно правильно определить свой собственный темперамент: ведь в «чистом» виде каждый тип встречается редко, и большинство людей соединяют в себе черты разных темпераментов...

Впервые более или менее подробно описал темпераменты заме­чательный древнегреческий врач Гиппократ. Он считал, что раз­личия между людьми объясняются соотношением различных жид­костей в их теле. Таких жидкостей, как считал Гиппократ, у чело­века четыре, а именно: кровь, два сорта желчи — желчь желтая и черная желчь, затем слизь (-или лимфа). Гиппократ думал, что у сангвиников преобладает кровь (по-латыни «сангвис»), у холери­ков преобладает желтая желчь («холе»), у флегматиков преобладает слизь или лимфа («флегма»). И наконец, меланхолики — это люди, у которых преобладает черная желчь («меланахоле»).

Интересную психологическую характеристику темпераментов дал известный немецкий философ XVIII в. Кант. Он говорил, что у сан­гвиника основное стремление есть стремление к наслаждению, соединенное с легкой возбуждаемостью чувствований и с их малой продолжительностью. Он увлекается всем, что ему приятно. Склон­ности его непостоянны, и нельзя слишком много на них рассчитывать. Доверчивый и легковерный, он любит строить проекты, но скоро их бросает.

209

У меланхолика господствующая наклонность есть наклонность к печали. Безделица его оскорбляет, ему все кажется, что им прене­брегают. Его желания носят грустный оттенок, его страдания ка­жутся ему невыносимыми и выше всяких утешений.

Холерический темперамент обнаруживает замечательную силу в деятельности, энергию и настойчивость, когда находится под влия­нием какой-нибудь страсти. Его страсти быстро воспламеняются от малейшего препятствия, и его гордость, мстительность, често­любие, сила его чувств не знают пределов, когда его душа нахо­дится под влиянием страсти. Он размышляет мало и действует быстро, потому что такова его воля.

И наконец, по мнению Канта, чувствования не овладевают фле­гматиком быстро. Ему не нужно делать над собой больших усилий, чтобы сохранить свое хладнокровие. Для него легче, чем для других, удержаться от быстрого решения, чтобы обдумать его прежде. Он трудно раздражается, редко жалуется, переносит свои страдания терпеливо и мало возмущается страданиями других.

От чего же зависят различия людей по темпераменту? Наиболее успешную попытку связать темперамент с особен­ностями организма человека предпринял И. П. Павлов. В лаборато­риях Павлова, где на собаках изучались условные рефлексы, обна­ружилось, что у разных животных условные рефлексы образуются по-разному, у одних они образуются быстро и долго сохраняются, у других образуются медленно и быстро угасают; одни животные могут переносить большие нагрузки при сильных раздражителях, другие при сильных раздражителях впадают в тормозное состояние; у одних животных динамический стереотип изменяется быстро, у дру­гих проявляет большую инертность. И. П. Павлов предположил, что все это зависит от особенностей высшей нервной деятельности жи­вотных. Он открыл и описал эти особенности.

Во-первых, сила нервной системы, под которой понимают и работоспособность нервной клетки, и способность нервной системы выдерживать большие нагрузки. Например, в условиях лаборатории силу нервной системы определяли с помощью сверхсильных раз­дражителей, давали, например, нестерпимо громкую сирену или громкую трещотку и смотрели, способен ли организм в этих усло­виях вырабатывать условные связи.

Другая основная особенность — уравновешенность процессов возбуждения и торможения. С этой точки зрения нервные процес­сы могут быть или уравновешенными, т. е. примерно одинаковой силы, либо какой-то из них преобладает, доминирует.

И наконец, третье свойство нервной системы — подвижность. Под подвижностью понимают способность нервных процессов быстро

сменять друг друга.

И. П. Павлов пришел к выводу, что в основе каждого из четырех типов темперамента лежит то или иное соотношение основных свойств, которое было названо типом высшей нервной деятельности.

Темперамент тесно связан с другими особенностями личности.

210

Он является как бы той природной канвой, на которую жизнь на­носит узоры характера.

Свойства темперамента определяют прежде всего динамику пси хической жизни человека. Характеризуя роль темперамента, совет ский психолог В. С. Мерлин приводит очень образное сравнение «Представьте себе,— пишет он,— две реки одну спокойную, равнинную, другую — стремительную, горную. Течение первой едва заметно, она плавно несет свои воды, у нее нет ярких всплесков, бурных водопадов, ослепительных брызг. Течение второй — полная противоположность. Река быстро несется, вода в ней грохочет, бур лит, клокочет и, ударяясь о камни, превращается в клочья пены..

Нечто подобное можно наблюдать в динамике (особенностях течения) психической деятельности разных людей».

О темпераменте человека можно судить по нескольким основ ным его свойствам. Поскольку каждому важно научиться определять свой собственный темперамент и темперамент своих близких, охарак­теризуем эти признаки.

Сензитивность, или чувствительность. О ней судят по тому, какая наименьшая сила внешнего воздействия необходима для того, чтобы у человека возникла та или иная психическая реакция, с какой скоростью эта реакция возникает. Иными словами, какой должна быть сила воздействия, чтобы до человека, как говорится, «дошло»

Реактивность. Это свойство проявляется в том, с какой силой и энергией человек реагирует на то или иное воздействие. Недаром о некоторых говорят: «вспыльчивый»; «заводится с полоборота», а о других: «Не поймешь, обрадовался или огорчился...»

Активность. Об этом свойстве судят по тому, с какой энергией человек сам воздействует на окружающий мир, по его настойчи­вости, сосредоточенности внимания и т. д.

Особое свойство — соотношение реактивности и активности. Одни люди действуют в основном под влиянием случайных внеш­них или внутренних (захотелось!) причин; другие сами сознатель­но определяют линию своего поведения.

Эмоциональная возбудимость. О ней судят по тому, какой силы необходимо воздействие для возникновения эмоциональной реакции.

Темп психических реакций.

Пластичность и противоположное качество ригидность. Они проявляются в том, насколько легко и быстро приспосабливается человек к внешним воздействиям. Пластичный моментально пере­страивает поведение, когда обстоятельства меняются. Ригидный с большим трудом меняет привычки и суждения.

Темперамент тесно связан с особенностями общения человека с окружающими. Настолько тесно, что многие психологи предла­гают по этим особенностям определять сам темперамент.

На XVIII Международном конгрессе психологов, происходив­шем в Москве в 1966 г., турецкий профессор А. Векслеар предложил положить в основу деления людей по темпераменту их способность активно или пассивно относиться к окружающему («автопластию» и

211

«аллопластию»). С этой точки зрения холерик—человек активной «аллопластии». Он не приспосабливается к среде, а пытается среду приспособить к себе. Для него характерно стремление выделиться из окружающих людей, «подминать» их под себя. Сангвиник тоже отличается активной «аллопластией». Он легко приспосабливается почти ко всякой среде, к любым переменам. Оптимист. Легко вступает в контакты с людьми. В нем всегда теплится надежда на лучшее

будущее.

Меланхолики и флегматики — люди пассивной «аллопластии». Они успешно приспосабливаются лишь к узкой среде (семья, кру­жок друзей) и почти не нуждаются в широком общении.

Хотя Векслеар склонен смешивать черты, которые действительно зависят от темперамента, и качества, относящиеся к характеру, в его рассуждениях есть рациональное зерно. Наши психологи давно уже установили, что, например, сангвиники и флегматики по-разному общаются с окружающими людьми. Сангвиник быстро устанавливает социальный контакт. Он почти всегда инициатор в общении, не­медленно откликается на подобные проявления со стороны другого человека, но его отношения к людям могут быть изменчивыми и непостоянными. Он, как рыба в воде, чувствует себя в большой ком­пании незнакомых людей, а новая необычная обстановка его только

возбуждает.

Флегматик не таков. Социальные контакты он устанавливает медленно, свои чувства проявляет мало и долго не замечает, что кто-то ищет повода познакомиться с ним. Зато он устойчив и по­стоянен в своем отношении к человеку. Флегматик любит находить­ся в узком кругу старых знакомых, в привычной обстановке.

Швейцарский психолог конца XIX— начала XX в. К- Юнг за­метил, что если для одних людей наибольшее значение имеют внеш­ние предметы и события, если одни обращены, так сказать, вовне, то другие углублены в свою внутреннюю жизнь, их не столько ин­тересуют внешние события, сколько собственные переживания и собственная личность. Рассматривая течение человеческой жизни, говорил Юнг, мы видим, что судьбы одного обусловливаются пре­имущественно объектами его интересов, в то время как судьбы дру­гого — прежде всего его собственной внутренней жизнью, его

субъектом.

Первых он назвал экстравертироваыными, а вторых—интро-вертированными. Экстраверты и интроверты. Исследования других психологов показали, что интро- и экстраверсия очень ярко прояв­ляются прежде всего в процессе общения. В этом отношении экстраверты напоминают сангвиников, а интроверты — флегма­тиков.

Конечно, общительность сама по себе еще не обеспечивает чело­веку благоприятное положение в коллективе. Скорее всего она поло­жительно действует на первых порах, когда человек только входит в новую группу. А потом, наверное, начинают «работать» другие, более важные качества человека. И нередко чрезмерно общительный

212

человек может даже вызывать досаду и раздражение. Дело в том. что потребность в общении, которая присуща человеку, совсем не предполагает непрерывного пребывания з непосредственном контакте с другими людьми. Напротив, человек нуждается и в относительном одиночестве. Даже очень общительному человеку иногда необходимо побыть одному. Просто так, без видимых причин. А при серьез­ной творческой работе без добровольного затворничества не обой­тись.

В. С. Мерлин создал таблицу, в которой обобщается все, что нам известно о психологических проявлениях темперамента. По ней удобно производить диагностику и самодиагностику этого важ­ного свойства человека.

Психологическая характеристика типов темпераментов

Психологическая характеристика

Сангвиник

Повышенная реактивность. По незначительному поводу громко хохочет. Несущественный факт может сильно рассердить. Живо и с большим возбуждением откликается на все, привлекшее его внимание. Живая мимика и выразительные движения. По его лицу легко угадать, каково его настроение, каково его отношение к предмету или человеку. Быстро сосредоточивает внимание.

Пониженная сензитивность. Высокий порог чувствительности. |Очень слабые звуки и световые раздражители не замечает. | Повышенная активность. Очень энергичный и работоспособный, часто тянет руку на уроке, может долго работать, не утомляясь, энергично принимается за новое дело.'

Активность и реактивность уравновешены. Его легко дисципли­нировать. Он хорошо сдерживает проявления своих чувств и непроизвольные реакции. Быстрые движения, быстрый темп речи, быстро включается в новую работу. Быстрота ума, находчи­вость.

Высокая пластичность. Чувства, настроения, интересы и стрем­ления очень изменчивы. Он легко сходится с новыми людьми. Легко привыкает к новым требованиям и обстановке. Быстро переключается с одной работы на другую. Быстрое усвоение и пере­стройка навыков. Гибкость ума.

Экстравертирован. В большей степени откликается на внешние впечатления, чем на образы и представления о прошлом и будущем

Холерик

Как и сангвиник, отличается малой сензитивностью, высокой реактивностью и активностью. Но реактивность преобладает над активностью. Поэтому он необуздан, несдержан, нетерпелив, вспыльчив. Менее пластичен и более ригиден, чем сангвиник. Отсюда большая устойчивость стремлений и интересов, большая настойчивость, затруднения в переключении внимания. Быстрый психический темп

Общий тип нервной системы

Сильный, уравновешен­ный, подвиж­ный

Сильный, неуравнове­шенный, инер­тный

213

Продолжение

Психологическая характеристика

Общий тип нервной

СИСТСИ'Ы

Флегматик

Малая сензитивность. Мало эмоционален. Трудно рассмешить, разгневать или опечалить. Когда все в классе громко смеются по какому-либо поводу, остается невозмутимым. При больших неприятностях остается -спокойным. Мимика бедная. Движения не­выразительны. Энергичен, отличается работоспособностью. Высо­кая активность значительно преобладает над малой реактивностью. Отличается терпеливостью, выдержкой, самообладанием. Медлен­ный темп движений и речи, ненаходчив. Медленно сосредоточивает ; внимание. Ригиден. С трудом переключает внимание, с трудом приспосабливается к новой обстановке и перестраивает навы­ки и привычки. Интровертирован. С трудом сходится с новыми людьми, с трудом откликается на внешние впечатления

Меланхолик

Высокая сензитивность. Повышенная чувствительность (невы­сокие пороги ощущений). Незначительный повод может вызвать слезы на глазах. Чрезмерно обидчив. Болезненно чувствителен. Малая реактивность. Мимика и движения невыразительны. Голос тихий. Движения бедны. Плачет тихо. Редко смеется во весь голос. Пониженная активность. Очень редко поднимает, руку на уроке, неуверен в себе, робок, малейшая трудность заставляет опускать руки, неэнергичен, ненастойчив, легко утомляется и мало­работоспособен. Легко отвлекаемое и неустойчивое внимание. Медленный психический темп. Ригиден. Интровертирован

Сильный, уравновешен­ный инертный

Слабый

Размышляя о своем темпераменте и темпераментах других лю­дей, следует иметь в виду два важных обстоятельства. Во-пер­вых, как мы уже говорили, «чистые» темпераменты встречаются довольно редко. Чаще всего у человека сочетаются черты разных типов, хотя преобладают свойства какого-то одного. Во-вторых, нельзя путать, смешивать свойства темперамента и черты харак­тера. Честным, добрым, вежливым, дисциплинированным, смелым или, наоборот, лживым, злым, грубым, трусливым можно быть при любом темпераменте. Правда, проявляться эти черты у людей с разными темпераментами будут по-разному. Кроме того, на базе определенных темпераментов одни черты вырабатываются легче, а другие труднее. Зная свой темперамент, человек стремится опе­реться на его положительные особенности и преодолеть отрица­тельные.

Самопроверка Самопознание Самовоспитание

Заседание девятое

Вопросы и задания

1. Сравните понятия «индивидуальность» и «личность».

2. На вопрос «кто я?» постарайтесь ответить 20 словами. Это могут #ыть существительные и прилагательные, которые, как вам кажется, вас характеризуют,

Попросите близких товарищей или взрослых ответить на этот вопрос «за вас». Сравните полученные ряды определений и сделайте вывод о совпадении самооценки с оценкой окружающих.

Из числа определений выделите те, которые характеризуют социальные роли и черты характера.

3. Из приведенных ниже определений выберите те, которые наиболее правильно раскрывают понятие «характер», дайте обоснование своего решения.

А. Черты характера проявляются в любых обстоятельствах и условиях.

Б. Черты характера проявляются лишь в соответствующих или типичных об­стоятельствах.

В. Свойства характера есть не что иное, как отношение личности к определен­ным сторонам деятельности.

Г. Свойства характера есть не что иное, как определенные способы действий.

Д. В характере проявляются и отношения личности, и способы действия, при помощи которых эти отношения осуществляются.

Е. Характер индивидуально своеобразен.

Ж, Черты характера социально типичны и индивидуально своеобразны.

3. Характер — отражение общественных отношений.

Эксперимент

Моя самооценка

Внимательно прочтите слова, характеризующие отдельные качества личности (черты характера): аккуратность, беспечность, вдумчивость, восприимчивость, гордость, грубость, жизнерадостность, заботливость, завистливость, застенчивость, злопамятность, искренность, изыскан­ность, капризность, легковерие, медлительность, мечтательность, мнительность, мстительность, настойчивость, нежность, непринужденность, нер­возность, нерешительность, несдержанность,, обаяние, обидчивость, осторож­ность, отзывчивость, педантичность, подвижность, подозрительность, принци­пиальность, поэтичность, презрительность, радушие, развязность, рассудочность, решительность, самозабвение, сдержанность, сострадательность, стыдливость, терпе­ливость,, трусость, увлекаемость, упорство, уступчивость, холодность, энтузиазм.

Составьте два ряда слов по 10—20 в каждом. В первый столбец — назовем его. «Мой идеал»— поместите сл©в-а, которые характеризуют ваш идеал. Во вто-рой — назовем его «Антиидеал» — слова, обозначающие черты, которыми идеал обладать не должен.

Из первого («положительного») и второго («отрицательного») рядов выберите те черты, которыми вы, как вам кажется, обладаете. При этом выбор надо произ­водить по системе «да — нет»: есть эта черта у вас или нет независимо от степени ее выраженности.

Обработка результатов и выводы

Число положительных черт, которые вы себе приписываете, поделите на число слов, помещенных в столбце «Мой идеал». Если результат близок к единице, вы скорее всего себя переоцениваете; результат, близкий к нулю, свидетельствует о

215

недооценке и повышенной самокритичности; при результате, близком к 0,5,— нор­мальная средняя самооценка, и вы достаточно критически себя воспринимаете. Таким же способом делаются выводы и на основании подобного сравнения выделенных отрицательных качеств со столбцом «Антиидеал». Здесь результат, близкий к нулю, свидетельствует о завышенной самооценке, к единице — о зани­женной, к 0,5— нормальной.

Из перечисленных ниже качеств выпишите те, которые характеризуют санг­виника, флегматика, холерика и меланхолика.

Повышенная активность, длительная работоспособность, энергичность, сдер­жанность, вспыльчивость, непоседливость, терпеливость, медленность движений и речи, медленная смена чувств и настроений, слабая эмоциональная возбудимость, быстрое . усвоение и перестройка навыков, эффективность, бедность движений, малая активность, вялость, выразительность мимики и пантомимики, молчаливость, гиперсензитивность (повышенная сензитивность).

Бодрое, повышенное настроение, быстрая приспособляемость к новой обста­новке, медленное усвоение и перестройка навыков, неуверенность в себе, повы­шенная эмоциональная возбудимость, выдержанность, однообразие мимики, энер­гичность, подвижность, подавленность и растерянность при неудачах, быстрое возникновение и смена чувств и эмоциональных состояний, малая активность, тер­пеливость, невыразительность речи, ровное, спокойное настроение, возбужденное сос­тояние, сосредоточенность внимания.

На основании характеристик определите тип темпераментов. А. Виктор Г., III класс. Медлителен. Походка неторопливая, вразвалку. Говорит медленно, но обстоятельно, последовательно. На уроках сидит с довольно равно­душным лицом, сам руки не поднимет, но на вопрос учителя обычно отвечает пра­вильно. Когда учитель спрашивает, почему он не поднял руку, отвечает односложно: «Да так...» Его трудно рассмешить или рассердить. Сам обычно не обижает то­варищей, к ссорам других относится равнодушно. Незлобив, но для товарища ленится что-либо сделать. В разговор вступает редко, больше молчит. Понимает материал не быстро. Требуется несколько раз повторить ему новый материал, но задание выполняет правильно и аккуратно. Любит порядок. Придя в класс из другой школы, с трудом сдружился с ребятами. По словам матери, часто вспоминает старую учи­тельницу. Видимо, привязчив.

Б. Борис Р., III класс. Безгранично увлекающийся. Часто берет работу, не по силам. До крайности подвижный. В любую минуту готов сорваться с места и «лететь» в любом направлении. Руки не находят покоя. Быстро и часто поворачивает голову во все стороны. Крайне вспыльчив. Усваивает материал быстро и правильно, но часто от торопливости дает сбивчивые ответы. Приходится все время говорить ему: «Не отвечай сразу, подумай сначала, не торопись». Резко переходит от смеха к гневу и наоборот. Обожает военные игры. Очень инициативен. Учителя буквально засыпает вопросами. Отзывчив и на хорошее, и на дурное (на последнее теперь реже, так как с ним ведется большая педагогическая работа). Когда рассердится, еще не умеет себя сдержать, хотя и старается. Очень любит получать хорошие отметки. Говорит: «Изумрудная пятерочка». Хоть сто раз может сбегать куда угодно, но по дороге часто забывает поручение, так как от желания скорее его выполнить не дослу­шивает до конца.

В. Саша Д., II класс. Очень впечатлительный. Малейшая неприятность выво­дит его из равновесия, плачет по каждому пустяку. Однажды Саша заплакал только из-за того, что сразу не нашел в портфеле учебник. Очень обидчив. Долго помнит обиды и болезненно их переживает. Мечтательный. Нередко задумчиво смотрит в окно, вместо того чтобы играть с товарищами. Покорно подчиняется всем правилам. Пассивен в детском коллективе. Часто обнаруживает неверие в свои силы. Если в работе встречаются трудности, он легко опускает руки, теряется и не доводит дела до конца. Но если настоять на выполнении задания, в большинстве случаев выполнит его не хуже других.

Для начинающих психологов Напишите сочинение «Особенности моей личности: характер, воля, темперамент». Обсудите на занятиях кружка, факультатива.

216

Темы для дискуссий

1. На каком уровне развития — «песчаная россыпь», «мягкая гли­на», «мерцающий маяк», «алый парус», «горящий факел» — находится коллектив вашего класса?

2. В научно-фантастическом рассказе Д. Биленкина «Марсианский прибой» описывается исследование способностей юноши, который мечтает стать поэтом, с помощью специальной электронно-вычислительной ма­шины.

«Ассистент в белом халате — вежливое и вполне земное подобие судьбы — бы­стро и аккуратно укрепил контакты на запястьях, шее и затылке Югова (юношу звали Сергей Югов.— Я. К-). Тот вздрогнул — может быть, от холода металла, может быть, от волнения. Где-то в недрах стены послышалось гудение. Электронные недра машины переваривали информацию, текущую по контактам из самых глубин чело­веческого «я»... Зажглась контрольная лампочка, циклоп за стеной подмигнул красным глазом: послышался мелодичный звон. Решетов (доктор, проводивший обследование.— Я. К.), не оборачиваясь, протянул руку, и ему на ладонь лег про­хладный глянцевитый листок...

Вот ваша карточка, возьмите. Ваши способности выделены там красным,— он положил Сергею на колени поблескивающий листок из пластмассы. На юношу глянул узор значков — черных значков и красных значков. Трассирующие пунктиры кода. Пулеметная очередь из будущего...

Поэта, к сожалению, из вас не получится.

Нет, нет!— закричал Сергей, вскакивая с кресла.— Вы ошиблись! Скажите, что вы ошиблись...

Успокойся, мой мальчик... Никто не может быть талантлив во всем, увы, это исключено природой. Но у каждого человека — повторяю, у каждого! — обяза­тельно есть две-три творческие способности к чему-либо выше средних. Каждый талантлив по-своему, понимаешь?"

К чему все это?— тихонько сказал юноша.

А к тому, что все это было известно давно. Но каким именно талантом обла­дает тот или иной человек, наверняка сказать никто не мог. И юность вслепую искала свое призвание. Ей помогали учителя, но тоже вслепую! Иногда человек находил свое, а иногда нет даже при самых благоприятных условиях. И становился неудач­ником...

| Да, ты можешь стать поэтом. Ценой неимоверного труда, самовоспитания ты

можешь стать... средним поэтом. Хорошим — никогда! По крайней мере до тех пор, пока мы не научимся перестраивать аппарат наследственности в соответствии с меч­тами и пожеланиями каждого. Но это будет не скоро.

Юноша взял со стола свою карточку. Покрутил ее в руках, потом смял и швыр­нул в окно...

А все-таки я буду хорошим поэтом!— крикнул юноша, исчезая за дверью». Как вы относитесь к идее подобных испытаний? Как бы вы поступили, если бы

оказались на месте Сергея Югова?

ОТВЕТЫ И РЕШЕНИЯ

Заседание первое

Среди приведенных утверждений утверждение «А» является идеалистическим;

остальные материалистические. Заседание второе 1. В примерах «А», «Б», «Г» описаны проявления бессознательной деятель

ности, в остальных сознательной.

2. Суждение первое правильно, а второе ложно. Психолог-идеалист игнорировал объективный метод познания психических явлений.

3. В суждениях «А», «В», «Е» описаны признаки метода наблюдения, в осталь

ных эксперимента.

Заседание пятое

1. Сравни и проанализируй соответствующие определения в тексте главы

2. Раздражение не достигает пороговой величины.

3. Заметят: освещенность изменится на величину, превышающую порог раз­личения.

4. Для того чтобы различие в силе звука достигало пороговой величины, должно

остановиться не менее шести станков.

5. Заметит: различие в весе превысит порог различения.

6. Летчика «ослепляет» чрезмерно сильный свет.

7. Да. Здесь описано явление синестезии. Заседание седьмое

1. Определения «А», «Б», «Е» характеризуют ощущения и восприятия; «Б»

память; «Г»— воображение; «Д», «Ж»— мышление. то слесарь?

Допустим, что первое сообщение правильное. Тогда окажется, что мы имеем двух столяров — Токарева и Кузнецова, что не соответствует условию задачи.

Пусть верно второе сообщение. Тогда Слесарев — токарь, Кузнецов — столяр, Столяров — кузнец, а Токарев — слесарь.

Допустим, что верно третье сообщение. Тогда Столяров — кузнец, а Токарев не токарь, не кузнец и не столяр. Следовательно, он должен быть слесарем.

Если верно четвертое сообщение, тогда Кузнецов — столяр, а Слесарев не столяр, не токарь, не слесарь. Тогда он — кузнец, а Токарев — слесарь.

Мы не можем с уверенностью назвать профессии всех четырех рабочих, но мы теперь знаем, что Токарев — слесарь.

1. Телевизор «Электроника» весит не более трех килограммов.

2. Частота периодического процесса обратно пропорциональна периоду.

218

3. Не найдется, пожалуй, человека, который не восхищался бы изумительной формой снежинок.

4. В двоичной системе всего две цифры — нуль да единица.

5. Загрязнение рек и морей делает их непригодными для жизни рыб и растений. Заседание восьмое

2. Условия «Б», «Д» необходимы для поддержания непроизвольного внимания; остальные — для произвольного.

5. Наблюдательность, связанная с хорошей распределяемостью внимания.

В задаче 2 речь шла о разных свойствах внимания: у первого — концентрирован­ное внимание; у второго — распределенное; у третьего — значительный объем внимания.

Заседание девятое

3. Наиболее правильно раскрывают понятие «характер» определения «Д», «Ж», «3».

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Ленин В. И. Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?— Поли. собр. соч., т. 1, с. 141 —142.

2 Там же, с. 14.

3 Энгельс Ф*. Диалектика природы.— Маркс К, Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 512.

4 Энгельс Ф. Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 487.

5 Там же, с. 488—489.

6 Маркс Введение (из экономических рукописей 1857—1858 годов)

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 12, с. 731.

7 Маркс К. Капитал, т. I.— Маркс К, Энгельс Ф. Соч., т. ,3, с. 189.

8 Ленин В. И. Конспект книги Гегеля «Наука логики».— Поли. собр. соч., т. 29,

с. 152—153.

9 См.: Ленин В. И. Материализм и эмпириокритицизм.— Поли. собр. соч.,

т. 18, с. 29.

10 Там же, с. 320.

11 Ленин В. И. Конспект книги Гегеля «Наука логики».— Поли. собр. соч.,

т. ,9, с. 152.

12 Ленин В. И. XI съезд РКП (б).—Поли. собр. соч., т. 45, с. 125.

13 Энгельс Ф. Анти-Дюринг.— Маркс К., Энгель Ф. Соч., т. 20, с. 41.

14 Ленин В. И. Конспект книги Аристотеля «Метафизика».— Поли. собр. соч.,

т. 29, с. 330.

15 Маркс К. Капитал, т. I.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 337.

16 Цит. по кн.: Ленин В. И. Что делать?— Поли. собр. соч., т.' 6, с. 172.

17 Маркс К. Капитал, т. I.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. ,3, с. 189.

18 Маркс К. Введение (из экономических рукописей 1857—1858 годов).— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 12, с. 718.

19 Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч.,

т. 3, с. 392.

20 Маркс К. Размышления юноши при выборе профессии.— Маркс К., Энгельс Ф.

Из ранних произведений. М., 1956, с. 1.

49

ОГЛАВЛЕНИЕ

От автора...............■..... 3

Раздел I Введение в психологию

Глава 1. Знакомая незнакомка..............

Что изучает психология. Мозг и психика. Клуб «Три С». 5

Глава 2. Методы психологии..............

Самонаблюдение. Объективное наблюдение. Экспериментальный метод. Ее- 15 тественный эксперимент. Метод тестов. Клуб «Три С».

Глава 3. Эволюционное развитие психики........... 31

Рефлекторный характер психики. Элементарная сенсорная психика. Перцеп­тивная психика. Инстинкты. Навыки. Рассудочное поведение животных. Ис­пользование орудий животными. «Любознательность» животных. Общест­венное поведение животных. Возникновение сознания. Клуб «Три С».

Глава 4. Развитие психики ребенка .............

Наука о психологии детства. Возрастные периоды развития психики ребенка. Исторический характер возрастной периодизации. Сензитивные периоды развития. Роль наследственности, среды и воспитания в развитии психики ребенка. Воспитание и самовоспитание. Клуб «Три С».

Р а з д е л II Познавательная деятельность личности

Целостность и единство психической жизни человека 69 Глава 5. Ощущения и восприятие............ 72

Понятие об ощущении и восприятии. Чувствительность и пороги. Познава­тельная роль ощущений и восприятий. Сенсорная депривация. Компенсация в области ощущений и восприятий. Эмоциональный тон и взаимодействие ощущений. Адаптация. Виды восприятий. Апперцепция и установка. Когни­тивный диссонанс. Клуб «Три С».

Глава 6. Память.....•............ 91

Понятие о памяти. Значение памяти в жизни человека. Качества памяти. Ви­ды памяти. Память и личность. Непроизвольное запоминание. Произволь­ное запоминание. Осмысленное и механическое запоминание. Кратковре­менное и долговременное запоминание. Воспроизведение. Ассоциации. За­бывание. Клуб «Три С».

Глава 7. Воображение и мышление.......... ИЗ

Понятие о воображении и мышлении. Представления и их виды. Процессы аналитнко-синтетической мыслительной деятельности. Анализ и синтез. Сравнение. Абстрагирование, обобще­ние, понятие. Моральные понятия.

Решение мыслительных задач и творческая деятель­ность личности. Проблемная ситуация и задача. Эвристическая мы­слительная деятельность. Коллективное творчество. Мыслительная деятель­ность и речь. Мыслительная деятельность и личность. Клуб «Три С».

Глава 8. Внимание..... ......... . 141

Понятие о внимании. Физиологические основы внимания Виды внимания. Основные свойств внимания. Внимательность и наблюдательность как черты личности. Клуб «Три С».

Раздел III Личность и ее индивидуальные особенности

лава 9. Личность и ее проявления............ 158

Понятия о личности и ее структуре. Устойчивость и изменчивость личности. Личность и общество. Социальные роли. Личность и общение.

Глава 10. Направленность и способности личности ........ 169

Потребности. Интересы. Склонности. Способности. Способности и выбор профессии.

Глава 11. Эмоциональный мир личности........... 182

Понятие об эмоциях и чувствах. Стресс и фрустрация. Эмоция как ценность. Физиологические основы эмоций. Внешние выражения эмоций. Основ­ные классификации эмоций. Индивидуальные различия в эмоциональной жиз­ни. Виды эмоциональных состояний. Аффекты и страсти.

Глава 12. Характер и темперамент личности..........205

Понятие о характере. Волевые черты характера. Характер и темперамент

Клуб «Три С».

Ответы и решения............. • 218

Примечания .................220

Яков Львович Коломинский

ЧЕЛОВЕК: ПСИХОЛОГИЯ

Зав. редакцией Н. П. Семыкин

Редактор А. И. Луньков

Художник Е. С. Шабельник

Художественный редактор Е. Л. Ссорина

Технический редактор И. С. Поташникова

Корректор И. С. Грибкова

И Б № 9007

Сдано в набор 06.09.85. Подписано к печати 24.03.86. Формат 60 X 90'Лб- Бум. типограф. № 2.

Гарнит. литературная. Печать высокая. Усл. печ. л. 14 + 0,25 форз. Усл. кр.-отт. 14,69. Уч.-изд. л.

15,20 + 0,46 форз. Тираж 280 000 экз. Заказ 199. Цена 65 коп.

Ордена Трудового Красного Знамени издательство «Просвещение» Государственного комитета РСФСР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. 129846, Москва, 3-й проезд Марьиной рощи, 41. Саратовский ордена Трудового Красного Знамени полиграфический комбинат Росглавполиграфпрома Государственного комитета РСФСР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. Саратов,

ул. Чернышевского, 59.


1. Реферат на тему Machiavelli Essay Research Paper Justin VatterPoli Sci
2. Реферат Особенности рекламы в различных СМИ
3. Лекция на тему Области применения маркетинга
4. Курсовая Правовий статус депутата України
5. Диплом Совершенствование деловых коммуникаций
6. Реферат История газетной рекламы
7. Реферат Влияние неблагоприятных природных и социальных факторов среды обитания на здоровье населения
8. Реферат на тему Economic Sanctions Essay Research Paper Economic sanctions
9. Реферат на тему Accent
10. Реферат на тему Doubt Of Future Foes By Elizabeth Essay