Нефтяные месторождения были также открыты в районе Майкопа, находящемся в северо-западной части Кавказа примерно в ста километрах от берега Черного моря. После того как на одной из скважин получили открытый фонтан нефти с глубины 75 м с дебитом 700 т в сутки, в 1909–1910 гг. в этот район хлынули нефтеразведчики. Но трудности технического характера и небезопасные условия жизни и работы заставили их уйти оттуда. По сделанным позднее оценкам это месторождение (в Майкопе) содержало 80 млрд. м газа и 10 млн. т жидких углеводородов.
Однако вскоре в нефтегазодобывающей промышленности наступил период спада, вызванный главным образом техническими причинами. Бесконтрольная эксплуатация неглубокозалегающих продуктивных горизонтов, проводимая без знания геологического строения месторождений, изжила сама себя.
Расточительная эксплуатация верхних продуктивных пластов привела к их истощению, а уровень технологии бурения того времени не позволял проникать в более глубокие горизонты. Действовавшая система предоставления концессий оказалась слабым побудительным фактором для развития поисково-разведочных работ. Наконец, причины политического характера, в частности столкновения между азербайджанцами и армянами, привели к спаду разведочной деятельности. Объем добычи нефти в России снизился до 9 млн. т в 1913 г. и 3,5 млн. т в 1920 г. К этому времени накопленная добыча нефти в России оценивалась примерно в 280 млн. т, причем большая часть ее приходилась на месторождения Апшеронского полуострова. К этому моменту инвестиции в нефтегазодобывающую отрасль России составляли почти 214 млн. долл. золотом, из которых 130 млн. долл. были вложены иностранными обществами и компаниями[6].
Тем не менее достижения в технологии бурения скважин и применение геофизических методов разведки позволили усилить здесь поисково-разведочные работы. Так, в 1928 г. было открыто гигантское нефтяное месторождение Карачухурских на продолжении тектонической оси Сураханы, запасы нефти которого, оцененные позднее, составили 100 млн. т. Россия была по существу первой страной, где начали использовать сейсморазведку для поисков нефти. В основе первых открытий, сделанных к концу 30-х годов, помимо данных полевых геологических съемок и колонкового бурения часто лежали разрезы, построенные по результатам сейсморазведки методом преломленных волн (МПВ), позволявшие составлять схемы строения надсолевых отложений (залегающих выше пермской соляной толщи). К тому времени в России уже применяли оригинальные методы корреляции. С 1936 г. начали проводить сейсморазведку методом отраженных волн (MOB). Однако оборудование, используемое для этой цели, оставляло желать лучшего. В 1940 г. в России насчитывалось 20 сейсморазведочных партий. Именно к этому времени, точнее в начале 30-х годов, широкое применение на территории СССР получили геофизические методы французской компании «Шлюмберже». Русские геофизики и геологи еще в 1929 г. оценили достоинства электрического каротажа для нужд нефтяной промышленности, тогда как американские специалисты убедились в этом лишь пять лет спустя.
В 1930 г. в СССР работали 11 геофизиков французской фирмы «Шлюмберже», а в 1931 г. их насчитывалось уже 15 из 24-х, работавших на постоянной основе в этой компании. В 1935 г. с их помощью были проведены 7 тысяч электрических каротажей, а электроразведкой была покрыта площадь в 50000 кв. км. Однако политическая ситуация резко ухудшилась, и в 1937 г. последний специалист компании «Шлюмберже» покинул СССР. Тем временем американцы пересмотрели свое отношение к электрическому каротажу, и методы геофизических исследований фирмы «Шлюмберже» получили широкое распространение в Америке.
Открытие месторождений на выступающем в Каспийское море Апшеронском полуострове естественно побудили к разведке морских структур. В 1925 г. на намывной дамбе в Каспийском море была пробурена скважина, с тем чтобы разведать продолжение месторождения Биби-Эйбат. Постепенно поисково-разведочные работы стали вести все дальше от берега Каспия. Скважины бурили с намывных дамб и эстакад или на естественных либо искусственных островах и островках. Крупное нефтяное месторождение Нефтяные Камни, находящееся в открытом море в 100 км от берега, было открыто в плиоценовых песках в 1949 г. За весь период его эксплуатации на нем было добыто более 150 млн. т нефти.[7]
Добыча нефти в районе Баку, достигшая 22 млн. т в 1940 г., удерживалась на уровне 15 млн. т/год на протяжении 50-х годов, что составляло на тот период времени чуть меньше четверти всей добычи СССР. В 1966 г. для бурения скважин в Каспийском море начали использовать самоподъемную буровую платформу «Апшерон», после того как за четыре года до этой даты произошло крушение первой платформы. В 1970 г. были открыты 10 морских месторождений; в настоящее время на них приходится основное количество нефти, добываемой в районе Баку.

 

2. «Субъекты» Каспийского региона

2.1 Советские республики – самостоятельные государства

До 1991 года советские республики каспийского бассейна – Азербайджан, Казахстан, Туркменистан и Россия – входили в состав СССР и не имели права вести самостоятельную внешнеполитическую и внешнеэкономическую деятельность. Все международные связи осуществлялись исключительно центральным правительством СССР в Москве. Поэтому прикаспийские (как и все остальные) республики никакой самостоятельной роли в международных делах не играли.
Каспийское море (озеро), согласно договорам между РСФСР/СССР и Персией / Ираном 1921 и 1940 годов, считалось объектом их совместного пользования и деятельность третьих стран в нем была запрещена. Официально никакой границы на Каспийском море не существовало, СССР и Иран имели равные права судоходства и рыболовства на всей его акватории. Однако на практике она была поделена между СССР и Ираном. С 1934 года СССР в одностороннем порядке установил неофициальную границу на Каспийском море по линии Астара – Гасан-Кули. Разграничение по этой линии молчаливо соблюдалось обеими сторонами, хотя официально Ираном не признавалось. Каждое государство осуществляло хозяйственную деятельность только в своем секторе.[8]
Тем самым СССР, пользуясь положением великой державы, ущемлял законные права Ирана. Во-первых, иранский сектор Каспийского моря составлял около 44 тысяч квадратных километров (12 процентов всей акватории), тогда как советский – около 334 тысяч квадратных километров (88 процентов). Во-вторых, так как СССР контролировал большую часть акватории, иранский грузовой, пассажирский и рыболовный флоты на Каспийском море остались неразвитыми. В-третьих, поскольку в указанных договорах содержалось положение о том, что Каспийское море является исключительно советско-иранским, СССР протестовал против того, чтобы Иран привлекал третьи страны для оказания помощи в разведке и добыче нефти с его дна. В результате Иран был практически лишен возможности разрабатывать месторождения нефти на своем участке, в то время как СССР вел активную ее добычу в своем секторе. Естественно, Иран был недоволен таким неравноправным положением, но не мог его изменить, пока существовал Советский Союз.

2.2 Реальный потенциал возникших образований

Страны каспийского бассейна обладают огромными запасами нефти и газа. Так, только в ложе Каспийского моря разведанные запасы нефти составляют около 10 миллиардов тонн (73 миллиарда баррелей). Кроме того, большие запасы нефти и газа обнаружены на суше прикаспийских стран. Например, в Туркменистане в бассейне реки Аму-Дарьи залегает более 15 триллионов кубических метров газа и свыше 6 миллиардов тонн нефти. По добыче газа (95,6 миллиарда кубометров в 1991 году) эта республика занимала четвертое место в мире после США, России и Канады. Запасы Ирана составляют 89,3 миллиарда баррелей нефти (12,23 миллиарда тонн) и 24 триллиона кубометров газа (19 процентов его мировых запасов). Первое место в мире по запасам газа (48,1 триллиона кубометров, 38 процентов мировых запасов) занимает Россия. Что касается ее запасов нефти, то, по оценке отечественных специалистов, разведанные запасы составляют 12 миллиардов тонн, по данным ОПЕК – 6,6 миллиарда тонн, по данным аналитических центров США – 21 миллиард тонн. Большинство специалистов считают, что в России сосредоточен 21 процент мировых прогнозируемых запасов нефти.[9]
В Казахстане запасы только двух месторождений на суше – Тенгизского и Карачаганакского – оцениваются примерно в 3,4 миллиарда тонн нефти. По оценкам западных экспертов, его доказанные запасы нефти составляют 5,2 миллиарда тонн; местные же специалисты оценивают их в 15,6 миллиарда тонн, а запасы газа оценивают в 2,5 триллиона кубометров. По расчетам Казахстанского геологического института, вероятные запасы только прикаспийского бассейна могут составить около 50 миллиардов тонн нефти, 15 миллиардов тонн газового конденсата и 10 триллионов кубометров газа.
Лишь в Азербайджане запасы нефти на суше почти исчерпаны, что делает его чрезвычайно зависимым от добычи в Каспийском море. Запасы в «азербайджанском секторе» оцениваются примерно в 2 миллиарда тонн.[10]
В совокупности нефте- и газодобыча пяти прикаспийских государств составляет заметную долю от их мировой добычи (по нефти в прошлом году – более 17 процентов).
Если же рассматривать эти страны по отдельности, то по их экономическому и геополитическому положению они различаются весьма существенно. Главенствующую роль здесь играет Россия – самая крупная и промышленно развитая страна. Она имеет выходы в Атлантический океан через Черное и Балтийское моря, а также в Тихий океан. Располагая огромными запасами нефти и газа в Сибири и системой экспортных нефте- и газопроводов, она мало зависит от каспийской нефти.
Иран ныне имеет относительно развитую промышленность, включающую металлургию, машиностроение, нефтехимию, отрасли легкой промышленности. Основные запасы нефти и газа располагаются на суше и в Персидском заливе, что позволяет ему не зависеть от каспийской нефти. Транспортная сеть имеет выходы к Персидскому заливу и Индийскому океану. В последние годы Иран активно развивает торговые отношения с европейскими странами. В то же время его отношения с США остаются крайне напряженными, что негативно сказывается на положении Ирана как на мировой арене, так и в регионе Ближнего Востока, где сильно американское влияние и военно-политическое присутствие.
Что касается трех новых прикаспийских государств – Азербайджана, Казахстана и Туркменистана, то их экономика находится в весьма тяжелом положении. В Азербайджане фактически развита лишь нефтяная промышленность. Экспорт нефтепродуктов дает ему 75 процентов всех валютных поступлений. Вместе с тем, добыча нефти в 1995 году сократилась более чем вдвое по сравнению с серединой 60-х годов, когда был достигнут пик ее добычи – 22 миллиона тонн в год (442 тысячи баррелей в день). Экономика республики истощена в результате вооруженного карабахского конфликта. За годы независимости страна пережила несколько государственных переворотов. Все это делает Азербайджан чрезвычайно зависимым от каспийской нефти, ибо только доходы от нее могут оздоровить экономику и стабилизировать политическую ситуацию.[11]
Среди всех стран СНГ наименее развит в промышленном отношении Туркменистан. Доля промышленности в его чистом материальном продукте составляет всего 20 процентов, экономика практически базируется на производстве двух видов сырья: хлопка и газа. Причем, добыча газа в последние годы резко сократилась. Если в 1991 году она составила 95,6 миллиарда кубометров, то в 1995 году снизилась до 32,3 миллиарда кубометров. Главная причина этого в том, что из-за недостатка средств страны СНГ, которые были основными потребителями туркменского газа, резко сократили его закупки. (Снизилась и добыча нефти с 6 миллионов тонн в 1990 году до 4,7 миллиона тонн в 1997 году.) Поэтому улучшение финансового положения Туркменистана зависит от того, сможет ли он переориентировать экспорт газа на южное направление – в Иран, Индию, Пакистан, Турцию, а также в Европу.
Казахстан располагает богатыми запасами угля, железной руды, меди, свинца, цинка, хрома, серебра. В республике получили развитие черная и цветная металлургия, тяжелое машиностроение. Доля промышленности в чистом материальном продукте составляет 42 процента. Там производятся также значительные количества зерна и другой сельскохозяйственной продукции. В северной части страны 35 миллионов гектаров занято посевами пшеницы. В последние урожайные годы сбор зерна достигал 25 миллионов тонн.[12]
В республике развиты нефтяная и газовая промышленность. Вместе с тем, внутренние нефтепроводы в стране отсутствуют и нефть подается на российские нефтеперерабатывающие заводы, а расположенный на юго-востоке страны Чимкентский НПЗ работает на узбекской нефти, поскольку основные нефтяные месторождения Казахстана расположены в его северо-западной части. Это обусловливает высокую степень привязанности экономики Казахстана к России, которая остается основным поставщиком ему промышленного оборудования и электроэнергии и потребителем его сырьевой продукции.
В отличие от России и Ирана новые прикаспийские республики не имеют выхода к открытым морям. Поэтому их внешнеэкономическая деятельность и связь с мировым рынком полностью зависят от возможностей и условий транзита грузов через территории соседних стран. При этом вплоть до 1997 года центральноазиатские государства не имели железнодорожного сообщения со своими южными соседями. Единственная железная дорога, которая связывала СССР с Ираном через Кавказ, оказалась заблокированной после того, как Чечня провозгласила себя независимой в 1991 году.
Как известно, СССР, несмотря на формальное разделение на республики, фактически был унитарным государством, а его экономика представляла единый народнохозяйственный комплекс, управлявшийся из Москвы. При этом экономика всех советских республик, за исключением России, Украины, Белоруссии и Азербайджана, была убыточной, то есть они производили меньше, чем потребляли. И этот дефицит компенсировался за счет перераспределения через центральный бюджет доходов указанных четырех республик. По подсчетам Института народнохозяйственного прогнозирования Российской академии наук, только у России изымалось 6,6 процента ее национального дохода и передавалось убыточным республикам. Например, дотация Казахстану составляла 28 процентов от его национального дохода, Узбекистану – 25 процентов.
После того, как цены на нефть на мировом рынке упали с 40 долларов за баррель в 1981 году до 10 долларов в 1986 году, резко сократились доходы России как основного экспортера нефти в СССР. В результате она уже не могла часть своих доходов отдавать убыточным республикам. Это послужило для них дополнительным аргументом в пользу провозглашения независимости, поскольку с России уже нечего было взять. Конечно, были и другие, более серьезные причины распада СССР, но и эта сыграла свою роль.[13]
Экономический кризис 80-х годов, трудности, вызванные процессом перехода от централизованной к рыночной модели экономики, разрыв многих хозяйственных связей после провозглашения независимости бывшими советскими республиками резко ухудшили экономическое положение на всем постсоветском пространстве. Объем валового национального продукта в 1995 году составил в России 62 процента от уровня 1990 года, в Казахстане – 45, в Азербайджане – 38.
Однако отношения России с другими прикаспийскими государствами развивались достаточно сложно. Напряженные отношения сложились у нее с Азербайджаном ввиду того, что она заняла (якобы) проармянские позиции в карабахском конфликте. Это было продиктовано тем, что после свержения президента А. Муталибова, стоявшего на «пророссийской» платформе, президентом стал А. Эльчибей, который занял антироссийские, прозападные позиции и начал переговоры с западными державами о заключении контракта на разведку и добычу нефти в Каспийском море.

2.3 Россия и государства Каспийского региона после распада СССР

У центральноазиатских республик была возможность обрести «полную независимость», как это сделали прибалтийские страны. Тем не менее, после того, как 8 декабря 1991 года Россия, Украина и Белоруссия подписали Беловежские соглашения о создании Содружества Независимых Государств, уже через четыре дня руководители азиатских республик собрались на совещание в Ашхабаде (12–13 декабря), где высказались за присоединение к СНГ; несколько позже к нему присоединились и республики Закавказья. Их добровольное присоединение было продиктовано пониманием того, что в одиночку они не в состоянии выжить и преодолеть экономические трудности.
Возникли трения между Россией и Казахстаном. Одной из причин была проблема космодрома Байконур, который казахи объявили своей собственностью. Утрата Байконура могла нанести непоправимый урон российской космонавтике. Разногласия возникли и по вопросам вхождения Казахстана в единую рублевую зону. Условия, выдвинутые Россией, оказались неприемлемыми для него, и он ввел собственную валюту, что осложнило их торговые отношения. Возникли разногласия и по вопросу цены на нефть, поставляемую Казахстаном на переработку в Россию.
Взаимоотношения осложнялись и проявлениями национализма в центральноазиатских, в том числе и прикаспийских, республиках, что привело к значительной эмиграции из них русского населения. На 1 октября 1995 года число официально зарегистрированных беженцев из центральноазиатских республик составило 915,3 тысячи человек. Только из Казахстана в 1993 году выехали 221 тысяча человек, а в 1994 году – еще 400 тысяч человек.[14]
К тому же в первые годы после провозглашения суверенитета Россия была больше озабочена налаживанием отношений с Западом и не уделяла должного внимания решению проблем, возникающих в отношениях с центральноазиатскими государствами, что не могло не вызывать у них чувства разочарования ее политикой.
В результате сложилась благоприятная ситуация для Ирана, стремившегося установить с новыми независимыми государствами тесные отношения в сфере экономики и культуры. В условиях, когда мир из биполярного превратился в однополярный, Иран выдвинул идею объединения в первую очередь мусульманских государств для создания нового полюса силы, призванного противостоять американскому господству. Вполне естественно, что молодые государства, еще не вполне определившие свои политические ориентации, стали объектом повышенного внимания со стороны Ирана. Уже в феврале 1992 года президент Ирана Али Акбар Ха-шеми-Рафсанджани предложил создать Организацию регионального сотрудничества прикаспийских государств.
На состоявшемся в октябре 1992 года их очередном региональном совещании в Тегеране Азербайджан и Туркменистан настаивали, чтобы уже в ходе этого совещания обсудить и одобрить проект договора о создании такой организации. Россия же предложила вначале тщательно обсудить все вопросы на уровне экспертов, затем на совещаниях заместителей министров, министров иностранных дел и лишь после того, как будут согласованы все вопросы, подготовить окончательный текст договора и передать его на подписание главам государств на специальной конференции. Иран и Казахстан в целом солидаризировались с мнением России.
Иран рассчитывал, что создание организации, основанной на принципе равенства прав всех членов, позволит ему изменить то неравноправное положение, в котором он находился в период существования СССР. Азербайджан (ввиду разгоравшегося конфликта с Арменией) остро нуждался в союзниках и потому был заинтересован в том, чтобы получить поддержку Ирана, в том числе и в качестве противовеса России.
Однако после того, как Азербайджан начал обсуждать с западными странами возможность совместной разработки нефтяных месторождений на Каспийском море, позиции сторон изменились. Для того, чтобы иметь основу для переговоров, Азербайджан заявил о своем праве собственности на «азербайджанский сектор Каспийского моря». Позицию Азербайджана можно понять. Катастрофическое финансовое положение вынуждало его искать источники инвестиций в разработку новых месторождений с целью увеличения добычи и экспорта нефти. Поскольку Россия и Иран сами испытывали финансовые трудности, Азербайджан был вынужден обратиться к западным странам. Никто не оспаривал его право привлекать к сотрудничеству иностранные компании. Но метод, который Азербайджан избрал для их привлечения, подрывал всю систему правовых отношений на Каспийском море и вызвал цепную реакцию односторонних действий и других прикаспийских государств.[15]
В 1993 году Туркменистан принял закон о границе, в котором объявил 12-мильную зону своими территориальными водами, а также установил границы исключительной экономической зоны. Казахстан, который также начал переговоры с западными нефтяными компаниями, заявил о своих претензиях на «сектор» и предложил разделить Каспийское море в соответствии с положениями Конвенции ООН по морскому праву 1982 года. Эти односторонние действия противоречили международно-правовым нормам, определяющим порядок изменения правового режима пограничного водоема в случае увеличения числа его пользователей, и создавали опасность возникновения правового хаоса в каспийском бассейне.

 

2.4 Необходимость нового правового статуса Каспийского моря

Россия выступила с резкими протестами против таких односторонних действий. Свою точку зрения она официально изложила в документе «Позиция Российской Федерации по вопросу правового статуса Каспийского моря», распространенному в ООН 6 октября 1994 года. В документе говорилось, что в соответствии с нормами международного права правовой режим Каспийского моря определяется Договорами 1921 и 1940 годов между СССР и Ираном до тех пор, пока все прикаспийские страны не достигнут соглашения об изменении этого статуса. А пока любые односторонние действия, направленные на захват тех или иных участков Каспийского моря, являются незаконными.[16]
По мнению МИД России, Конвенция ООН по морскому праву 1982 года, предусматривающая автоматический раздел пограничного моря на территориальные воды, континентальный шельф и исключительные экономические зоны, не может быть применена к Каспийскому морю. В соответствии со статьей 122 Конвенции, замкнутым или полузамкнутым морем считается залив, водный бассейн или море, соединенные с другим морем или океаном посредством узкого пролива. Каспийское море не соединяется с мировым океаном ни через узкий пролив, ни через другие моря. Поэтому с международно-правовой точки зрения оно не является морем и должно рассматриваться как пограничное озеро. В соответствии с мировой практикой, подавляющее большинство пограничных озер поделено между прибрежными государствами, хотя какой-либо международно-правовой нормы, обязывающей прибрежные государства осуществить такой раздел, не существует. В частности, Перу и Боливия приняли решение не делить озеро Титикака, а сохранить его в совместном пользовании. Таким образом, сами прибрежные государства вправе определять, каким должен быть правовой режим пограничного озера. Пользуясь этим правом, Россия предложила рассматривать Каспийское море как объект совместного использования всеми пятью прикаспийскими государствами и выступила против его раздела на национальные сектора. Такая позиция была обусловлена тем, что Каспийское море – это уникальный водоем с очень уязвимой экосистемой. Поэтому хозяйственная деятельность должна осуществляться согласованно и под строгим контролем, чтобы никакое государство не наносило ущерба другим государствам и не нарушало экологического равновесия в Каспийском море.
Россия предложила заключить ряд соглашений, касающихся тех вопросов правового режима Каспийского моря, которые не нашли своего отражения в Договорах 1921 и 1940 годов, в частности соглашение о сохранении и использовании биоресурсов, соглашение о защите экосистемы Каспийского моря. Таким образом, Россия заняла конструктивную позицию, предлагая путь переговоров, поиска взаимоприемлемых решений и компромиссов, поэтапного решения проблемы нового правового режима Каспийского моря.[17]
Алма-Ата и Баку, к сожалению, встали на путь нарушения норм международного права, стремясь любыми средствами поделить и закрепить за собой участки моря без учета негативных последствий.

 

2.5 Правовой статус Каспийского региона

Подписанное в июле этого года президентами России и Казахстана Соглашение о разграничении дна северной части Каспийского моря в целях осуществления суверенных прав на пользование его недрами резко повысило интерес к проблемам Каспия. В печати появилось много публикаций, освещающих различные аспекты этих проблем, в том числе политико-правовой, нефтяной, трубопроводный и экологический. Авторы некоторых из них рисовали довольно мрачную картину, из которой следовало, что, согласившись на раздел дна моря, Россия якобы полностью утратила свои позиции на Каспии, лишилась его углеводородных ресурсов и, как следствие, не сможет стать основной транзитной страной для большой каспийской нефти. А если добавить к этому редкие упоминания о действительно критическом состоянии запасов каспийских осетровых, то у читателя вообще могло возникнуть впечатление, что ситуация для России складывается здесь катастрофическая. Представляется, что объективный анализ вышеупомянутых аспектов позволит прийти к не столь пессимистическим выводам.
Большинство проблем Каспия непосредственно связано с неурегулированностью вопроса о его правовом статусе. Напомним вкратце его историю. Установленный советско-иранскими договорами 1921 и 1940 годов правовой режим Каспийского моря предусматривал общее владение и совместное использование. Но эти договоры регулируют только вопросы мореплавания и рыболовства. Они устанавливают на всем протяжении моря свободу судоходства для прибрежных государств (суда под флагами третьих стран плавать на Каспии не могут) и свободу рыболовства за исключением 10-мильной прибрежной зоны, которая резервировалась за рыболовными судами соответствующего прибрежного государства. В 1962 году между СССР и Ираном была достигнута договоренность о запрете промышленного лова осетровых в море и их вылове только по квотам в реках при миграции на нерест.
Можно с достаточной долей уверенности предположить, что появившиеся после распада СССР новые члены каспийского клуба – Азербайджан, Казахстан и Туркменистан – не ставили бы вопрос о выработке нового правового статуса Каспийского моря, если бы под его дном не находились значительные углеводородные ресурсы. По последним российским оценкам, прогнозные ресурсы этого сырья под дном Каспийского моря составляют 15 – 17 млрд. тонн условного топлива. Природа распорядилась так, что их основные запасы, разведанные в 70–80-х годах, сосредоточены, главным образом, у берегов этих трех стран. В этом отношении глубоководное дно Южного Каспия вблизи Ирана считается малоперспективным. А дно Каспия южнее дельты Волги) у российского побережья, вообще наименее изучено, поскольку в соответствии с постановлением правительства РСФСР от 1975 года о создании в Северном Каспии заповедной зоны для воспроизводства осетровых любые геологоразведочные работы с применением бурения и сейсмического оборудования были здесь запрещены.[18]
Кстати, на несколько месяцев раньше такая же зона была образована на всем морском пространстве у побережья Казахстана к северу от полуострова Мангышлак, когда стало ясно, что из-за наличия соляных куполов с наполнениями сероводорода разведка и разработка нефти связана здесь с повышенным экологическим риском. В середине 90-х годов Казахстан пересмотрел режим своей заповедной зоны и со ссылкой на совершенство современной технологии морской нефтедобычи разрешил в ней разведку и разработку нефти.
Естественно, что новые прикаспийские государства не желали сдавать «свои» углеводородные ресурсы в «общекаспийский котел» для добычи через совместную компанию пяти прибрежных государств. Следует признать, что хозяйственная практика, сложившаяся за 70 лет, когда Каспийское море было советско-иранским, давала им определенные основания считать эти ресурсы своими. Во-первых, в 1935 году секретным приказом наркома НКВД Г. Ягоды Каспийское море было поделено на две части по линии Астара – Гасан-Кули, которая на всех советских картах обозначалась как государственная граница СССР, хотя никогда не являлась таковой в международно-правовом отношении. Во-вторых, в 1949 году СССР приступил к морской нефтедобыче на Нефтяных Камнях без каких-либо консультаций с Ираном. То же самое в 50-х годах стал делать Иран у своего побережья без согласования с СССР. Более того, в официальных изданиях обеих стран утверждалось, что ресурсы дна Каспийского моря в пределах, в которых оно примыкает к их побережью, принадлежат каждой из них.
Наконец, в 1970 году Министерство нефтедобывающей промышленности СССР, руководствуясь своими ведомственными интересами (главным образом, для подсчета республиканских углеводородных прогнозных ресурсов), поделило дно «советской» части Каспийского моря на сектора между союзными республиками. При этом за основу была взята средняя линия, хотя это было сделано без привязки к координатам.
Попытки России и Ирана в ходе ведущихся с 1992 года переговоров о выработке нового правового статуса Каспийского моря распространить на минеральные ресурсы его дна режим общего владения и совместного использования успеха не имели. Азербайджан выступил за раздел Каспия (дна, воды и воздушного пространства со всеми их природными ресурсами) на национальные сектора, находящиеся под полным суверенитетом соответствующего прибрежного государства, и включил в свою конституцию статью, объявляющую азербайджанский сектор Каспийского моря частью территории Азербайджана. Казахстан предложил применять к Каспийскому морю нормы Конвенции ООН по морскому праву, поделив море на территориальные воды и исключительные экономические зоны. Туркменистан заявил, что до выработки нового правового статуса будет придерживаться как советско-иранских договоров, так и секторального деления, установленного вышеупомянутым решением Министерства нефтедобывающей промышленности СССР, приняв вместе с тем закон о 12-мильных территориальных водах и исходя из наличия «туркменского шельфа» Каспийского моря.
Переговоры о правовом статусе Каспия носили скорее теоретический характер, до тех пор пока Азербайджан не приступил к освоению морских месторождений, заключив соглашения о разделе продукции с иностранными нефтяными компаниями. Ведущие позиции в образованных консорциумах заняли американские корпорации. Впрочем, российские «Лукойл» и «Роснефть» и иранская государственная нефтяная компания также получили определенную долю в разработке ряда морских месторождений, хотя обе страны, а также Туркменистан отказались признать, что эти месторождения находятся в «азербайджанском секторе» Каспийского моря.
Итак, позиция России и Ирана в отношении правового статуса Каспия не воспрепятствовала появлению здесь американских нефтяных компаний, выступавших партнерами Государственной нефтяной компании Азербайджана. Несколько позднее по пути объявления международных тендеров на участки дна у своих берегов в целях разведки и разработки углеводородных ресурсов пошли Казахстан и Туркменистан. Эти государства также связывают свои планы подъема экономики и жизненного уровня населения со скорейшей добычей каспийской нефти, а быстро сделать это без западных капиталов и технологий они не могут.[19]
Нарушался ли при этом правовой статус Каспия, установленный советско-иранскими договорами? Иранская сторона отвечает на эхтот вопрос утвердительно. По ее трактовке, не имея возможности самостоятельно осваивать морские месторождения, любое прикаспийское государство обязано сначала пригласить на равнодолевой основе (по 20 процентов) к участию в этом процессе остальные прибрежные государства и только после их отказа принимать в долю компании третьих стран. При отсутствии такого преференциального режима для прикаспийских государств любое из них имеет право начать разведку и разработку углеводородных ресурсов в любой точке Каспия.
По мнению российской стороны, которая поначалу была склонна поддержать иранский подход, но вскоре осознала его бесперспективность в условиях уже начатого другими прикаспийскими государствами процесса освоения углеводородных ресурсов Каспия, – в чем-то нарушался. Разумеется, разработка морских месторождений через совместную акционерную компанию пяти прикаспийских государств была бы наилучшим решением, но практика показывает, что это нереально. В соответствии с действующим правовым статусом Каспий открыт для хозяйственного использования любым прикаспийским государством на всем своем протяжении. Но что означало бы буквальное претворение в жизнь этого правового принципа в условиях неравномерного распределения углеводородных ресурсов под его дном? Появление иранской нефтяной платформы напротив бакинской набережной или российской буровой южнее устья реки Урал со всеми вытекающими отсюда последствиями для межгосударственных отношений и военно-политической ситуации в регионе. Поэтому надо искать какой-то компромиссный вариант с выходом на достижение общего согласия по правовому статусу Каспия.[20]
Такой компромисный вариант был предложен Россией в ноябре 1996 года в ходе встречи в Ашхабаде министров иностранных дел пяти прикаспийских государств. Суть его сводилась к тому, что в 45-мильной прибрежной зоне каждое государство обладало бы исключительными или суверенными правами на минеральные ресурсы морского дна, то есть ресурсной юрисдикцией. Там, где морская добыча уже велась каким-либо прибрежным государством аа пределами 45-мильной зоны или должна была вскоре начаться, такое государство обладало бы «точечной» ресурсной юрисдикцией на соответствующие месторождения. В то же время центральная часть моря оставалась бы в общем владении, а ее углеводородные ресурсы разрабатывались бы совместной акционерной компанией пяти прикаспийских государств.
Однако, несмотря на то что «точечная» юрисдикция в полной мере отвечала интересам Азербайджана, готовившегося начать разработку месторождения Чираг за пределами 45-мильной зоны, данное предложение было им отвергнуто. Не поддержал его и Казахстан. Попытка России, Туркменистана и Ирана создать трехстороннюю акционерную компанию для разведки и разработки углеводородных ресурсов морского дна окончилась безрезультатно, поскольку Туркменистан, вблизи побережья которого такая компания должна была начать работу, решил вместо этого выставить соответствующие участки дна на международный тендер.
За год, прошедший после Ашхабадской встречи, ни одно из прикаспийских государств не выдвинуло нового предложения по правовому статусу Каспия. Все оставались на своих исходных позициях, и России вновь пришлось взять на себя роль «локомотива» в достижении компромисса.
В январе 1998 года по итогам неформальной встречи в Подмосковье президентов Б.Н. Ельцина и Н.А Назарбаева было опубликовано совместное заявление, в котором высказывалось мнение, что в отношении правового статуса «достижение консенсуса предстоит найти на условиях справедливого раздела дна Каспия при сохранении в общем пользовании водной поверхности, включая обеспечение свободы судоходства, согласованных норм рыболовства и защиты окружающей среды». После этого в течение полугода российская правительственная делегация во главе с первым заместителем министра иностранных дел Б.Н. Пастуховым провела несколько раундов переговоров с казахстанской стороной и консультации с другими прикаспийскими государствами. В целом их результаты сводятся к следующему.
Благодаря общему с Казахстаном подходу к выработке правового статуса удалось в сжатые сроки подготовить и подписать Соглашение о разграничении дна Северного Каспия. Оно, как представляется, не только обеспечивает интересы России и ее нефтяных компаний, но и может послужить хорошей основой для подготовки Конвенции о правовом статусе Каспийского моря, если все согласятся искать консенсус на условиях справедливого раздела дна с его минеральными ресурсами при сохранении водного пространства с его биологическими ресурсами в общем пользовании.
Как в этом случае может выглядеть Каспий? От береговой кромки каждого государства будет идти 12-мильная или иной согласованной ширины зона пограничного, таможенного, санитарного и иного контроля, которая явится своего рода аналогом территориальных вод. Назовем ее условно контрольной зоной. Опять же от береговой линии будет установлена прибрежная рыболовная зона шириной до 20 миль по согласованию, в которой будут ловить рыбу только суда. под флагом соответствующего прибрежного государства. И все. Далее – никаких зон, никаких границ по воде. Свобода судоходства, биологические ресурсы ~ общие, согласованные нормы рыболовства, единообразные экологические стандарты и согласованный контроль за ними в соответствии с отдельными пятисторонними соглашениями.
Дно и его недра разграничиваются по договоренности между сопредельными и противолежащими государствами. Этот процесс может быть двусторонним или трехсторонним в случае Южного Каспия. Не исключается и пятисторонний процесс разграничения, хотя сама делимитация будет все равно проводиться непосредственными соседями. Разграничение производится на основе международно признанных принципов справедливости и договоренности сторон, что в 80 процентах известных мировой практике случаев означает использование срединной линии.
Россия и Казахстан договорились, что между ними разграничение будет проводиться по модифицированной срединной линии, которая будет выстроена с учетом островов, геологических структур, других особых обстоятельств и уже понесенных геологических затрат.
В пределах образованных таким разграничением участков дна, или «донных секторов», прибрежные государства осуществляют суверенные права в целях разведки, разработки и управления минеральными ресурсами дна и недр.
В случае прохождения разграничительной линии через перспективные углеводородные структуры и месторождения соответствующие прибрежные государства будут иметь исключительное право на их совместную разведку и разработку. Их долевое участие будет определяться на основе сложившейся мировой практики и с учетом добрососедских отношений.
И наконец, прибрежное государство, чьи физические или юридические лица открыли месторождения углеводородов или выявили перспективные для накопления углеводородов структуры в районе прохождения разграничительной линии до ее согласования с сопредельным или противолежащим государством, обладает приоритетным правом на получение лицензии на их разведку и разработку с обязательным привлечением представителей этого сопредельного или противолежащего государства.
Кстати, это положение, закрепленное в российско-казахстанском соглашении, позволяет нефтяной компании «Лукойл» продолжать в условиях правовой определенности работы по разведке углеводородных ресурсов Северного Каспия, в которые компания уже вложила более 70 млн. долларов, и обеспечивает правовую защиту этих инвестиций.
Следует особо упомянуть о статье 5 российско-казахстанского соглашения, которая предусматривает, что различные виды хозяйственного использования Каспийского моря, в том числе прокладка подводных трубопроводов, будут урегулированы отдельными соглашениями после заключения Конвенции о правовом статусе Каспия и на ее основе. Таким образом, вопрос о строительстве транскаспийского подводного трубопровода из Казахстана на Баку с повестки дня снят и приоритетным маршрутом для экспорта казахстанской нефти остается нефтепровод Каспийского трубопроводного консорциума, начало строительства которого по российской территории намечается на начало 1999 года. А без вливания казахстанской нефти планируемый нефтепровод Баку – Джейхан, являющийся главным конкурентом действующего нефтепровода Баку – Новороссийск в качестве основного экспортного трубопровода, экономически нерентабелен.
По предварительным оценкам, в результате разграничения дна с каспийскими соседями Россия получит как минимум 17 процентов его площади и порядка 10 процентов углеводородных ресурсов. Это заведомо меньше, чем придется на долю Казахстана и Азербайджана, однако не следует забывать, что, оставаясь на позиции общего владения, Россия могла бы претендовать максимум на пятую часть эти ресурсов, то есть на 20 процентов. Разницу в 10 процентных пунктов можно «добрать» через участие российских нефтяных компаний в разработке морских месторождений на участках дна соседей, как это уже делает «Лукойл» в Азербайджане. Возможности для этого у создаваемого Российского каспийского консорциума в составе нефтяной компании «Лукойл», нефтяной компании «Юкос» и «Газпрома», очевидно, будут.
Как было встречено предложение о разделе дна Каспия при сохранении водного пространства в общем пользовании другими прикаспийскими государствами? Азербайджан приветствовал согласие России на раздел дна, однако по-прежнему выступает за раздел на национальные сектора и дна, и водного пространства. Туркменистан, отдавая предпочтение предыдущему российскому предложению о 45-мильных прибрежных зонах, заявил о готовности согласиться с разделом только дна, если это устроит остальные прибрежные страны.[21]
Даже в Тегеране впервые прозвучали слова о принципиальном согласии иранской стороны с «равным и справедливым» разделом Каспийского моря между пятью прибрежными государствами. Правда, Иран понимает под этим такое разграничение, которое дало бы каждому из прикаспийских государств национальный сектор одинаковой площади. Это уже более реалистический подход, чем ранее предлагавшийся Ираном равнодолевой раздел ресурсов. Россия предложила Ирану представить приемлемую для всех пяти прикаспийских государств методику такого равного раздела дна, обратив его внимание на то, что убеждать в его справедливости ему придется в первую очередь те государства, на которые в случае разграничения по срединной линии придется более 20 процентов площади дна. Это Казахстан (порядка 29 процентов) и Туркменистан (около 22 процентов).[22]
Таким образом, идея раздела дна Каспия не отвергается больше ни одним прикаспийским государством. Это важный шаг к достижению консенсуса по правовому статусу Каспия. Теперь предстоит определиться с водой.
Почему Россия категорически не приемлет идею раздела и дна, и водного пространства Каспия на национальные сектора под полным суверенитетом прибрежных государств? Главным образом, из-за критической ситуации, складывающейся с каспийскими осетровыми. Из-за массового браконьерства и одностороннего превышения общих допустимых уловов их запасы катастрофически сокращаются и уже через 5 лет могут полностью иссякнуть. Положение еще можно спасти, если немедленно подписать давно согласованное рыбохозяйственными органами большинства прикаспийских государств соглашение о сохранении и использовании биологических ресурсов Каспийского моря. Но политического решения на этот счет все нет. России прямо говорят: «Сначала – статус и нефть, потом – рыба и экология».
Иногда сторонники национальных секторов заявляют: «Мы разделим Каспий на пять национальных секторов, в которых все ресурсы, в том числе рыба, будут принадлежать соответствующим прибрежным государствам, а потом согласуем национальные нормы рыболовства) сделаем изъятия из национальной юрисдикции и подпишем соответствующее соглашение». То же самое предлагается и по экологии. Но согласовывать пять национальных законодательств будет гораздо сложнее, чем принять уже одобренные всеми единые нормы. Кто-то вообще может отказаться подчинить свои национальные нормы общекаспийским. Вот в чем опасность раздела Каспия на национальные сектора с точки зрения сохранения биоресурсов и экологии.
Постоянная нацеленность России на поиск компромисса в вопросе о правовом статусе Каспия во многом объясняется стремлением сделать все возможное в складывающихся условиях для спасения каспийских осетровых.
Реализация российского предложения о разделе дна Каспия при сохранении водного пространства в общем пользовании позволила бы в основном оставить без изменений тот правовой режим его хозяйственного использования, который сложился за 70 лет, когда море было советско-иранским. Напротив, раздел Каспия на национальные сектора означал бы не только полный пересмотр этого правового режима, но и породил бы массу новых проблем, в первую очередь территориальные споры. Ведь в случае национального сектора речь пойдет о разграничении территориальной юрисдикции, а территориальные споры, где счет идет порой на метры, решать гораздо сложнее, чем споры о ресурсной юрисдикции, где многие проблемы решаются через долевое участие. Например, одно дело, когда Азербайджан с позиции национального сектора спорит с Туркменистаном о территориальной принадлежности месторождения Кяпаз-Сердар, и совсем другое дело пытаться договориться о его совместной эксплуатации на основе общих исключительных прав. Возможно, когда запасы нефти на нем будут исчерпаны, исчезнет и предмет спора.[23]
Национальные сектора на Каспии неприемлемы еще и потому, что дают возможность их «владельцам» ограничивать свободу судоходства на Каспии под предлогом обеспечения национальной безопасности. Или беспрепятственно и безоглядно прокладывать транскаспийские трубопроводы, таящие в себе огромную экологическую опасность из-за чрезвычайно активной геодинамики в этом районе.
Любой объективный наблюдатель переговорного процесса согласится, что в вопросе о правовом статусе Россия прошла навстречу пожеланиям своих соседей по Каспию больше чем полпути. Меньше чем за два года российская сторона выдвинула уже второе принципиально новое компромиссное предложение, в третий раз радикально пересмотрев свою начальную позицию нежелательности раздела Каспия в любой форме.

 

3. Каспийская нефть и политика заинтересованных государств

 

3.1 Транзит нефти. Направления и нефтепроводы

Стремление стран региона, входящих в СНГ, освободиться от московской зависимости в транспортных перевозках, в том числе и в сфере трубопроводного транспорта, и создать объемный транспортный коридор восток-запад, минуя территорию России, также совпадает со стремлением правящих кругов США как можно эффективнее изолировать среднеазиатские и закавказские республики СНГ от России. Пропагандистски, как было отмечено выше, все это подается как восстановление традиционного торгового «шелкового пути». Страны центральноазиатского региона вкупе с Азербайджаном и Грузией ныне активно претворяют в жизнь идею альтернативного железнодорожного и автотранспортного сообщения в обход России.
Одним из проектов такого рода является проект ТРАСЕКА (транспортной системы Европа-Кавказ-Азия), реализации которого способствовала встреча заинтересованных стран в Брюсселе в 1993 г. В рамках этого общего проекта зарубежными консультантами в 1993–1997 гг. осуществлено 20 конкретных проектов, нацеленных на развитие портового хозяйства Черного и Каспийского морей, включая организацию новых и модернизацию существующих паромных переправ и обустройство портов.
К четырехстороннему соглашению о железнодорожном сотрудничестве, подписанному Азербайджаном, Узбекистаном, Туркменией и Грузией, присоединились Киргизия и Болгария. Туркменистан уже соединил свою железнодорожную сеть. с иранской. Железная дорога Теджен-Серахс-Мешхед стала, по выражению президента Туркменистана С. Ниязова, «золотым звеном» трансзиатской магистрали Стамбул-Пекин. Она обеспечила государствам региона удобный выход к Персидскому заливу, Аравийскому морю. Туркменистан также провел в Иран газопровод, несмотря на неодобрение Соединенных Штатов.
В начале сентября 1998 г. в Баку состоялась очередная конференция в рамках программы ТРАСЕКА, проходившая под эгидой Евросоюза. В ней приняли участие официальные представители 32 стран, в том числе президенты Болгарии, Грузии, Киргизии, Молдавии, Румынии, Турции, Узбекистана, Украины, премьер-министр Армении и представители 13 международных организаций. Основным итогом конференции стало подписание «Основного многостороннего соглашения о международном транспорте и развитии коридора Европа-Кавказ-Азия». Согласно этому документу каждая из подписавших его стран обязалась предоставить другим участникам право транзита международных транспортных средств, грузов и пассажиров через свою территорию, обеспечивать эффективное содействие транзитным перевозкам, а также устанавливать на льготных условиях тарифы за услуги в обеспечении транзитных перевозок (хотя плату за сами перевозки участники соглашения решили не взимать). Делегация России во главе с заместителем министра транспорта Е. Казанцевым документ не подписала.
Тем самым в практическую плоскость поставлено решение вопроса об уменьшении зависимости стран региона от российской транссибирской магистрали. Им энергично помогает Китай, поощряемый в этом Вашингтоном. Ныне грузовые потоки из Южного Китая на северо-запад к Транссибу следуют по транскитайской железной дороге через Монголию и Казахстан, минуя дальневосточную часть Транссиба. Параллельно в КНР идет строительство железной дороги по линии «Великого шелкового пути». После ее завершения в 2000 г. клиентам будет предоставлен путь из Азии в Европу на несколько тысяч километров короче, чем 10000-километровая Транссибирская магистраль.
Отмечая все эти «новые веяния», ведущий казахстанский политолог Нур-булат Масанов подчеркивает: «Транснациональные компании западных стран и США активно осваивают ресурсы Центральной Азии, и они очень заинтересованы в том, чтобы снизить влияние России в ЦА. Когда эти пути, например, транскавказский коридор, заработают в полную силу, Россию ожидают серьезные последствия.
Дело в том, что экспортный товарный поток, движущийся из Центральной Азии через Россию, сшивает Урал, Поволжье, Западную Сибирь, Дальний Восток в единое целое. Если этот поток пойдет через альтернативные пути, вполне вероятно, обострится проблема территориальной целостности России. А при возрастании роли Китая в восточной части России данный процесс чреват еще большими неприятностями».
Однако главную транспортную проблему центральноазиатско-каспийского региона на данный момент составляет проблема транспортировки предназначенной на экспорт новой нефти, объем добычи которой в указанном регионе в ближайшие 7–10 лет может достигнуть 60–80 млн. т в год. Суть этой проблемы – в выборе маршрутов для главных нефтепроводов.
Одно время в России считали, что основным трубопроводом для перекачки нефти на западные рынки с гигантского месторождения Тенгиз в Казахстане, равно как и с ряда других нефтяных месторождений в республиках Средней Азии, станет нефтепровод, сооружаемый Каспийским трубопроводным консорциумом (КТК) под эгидой правительств России, Казахстана и Омана с участием нескольких международных нефтяных компаний, включая российскую «ЛУКойл» и американские «Шеврон», «Арко», «Мобил», «Амоко», «Орикс». Трубопровод протяженностью 1500 км должен пройти в основном по территории России и закончиться в новом экспортном нефтяном терминале в Новороссийске. Бесконечные рассуждения о КТК в российских СМИ ведутся несколько лет, но его строительство фактически застопорилось: уже не раз менялись состав консорциума и доли в нем отдельных его участников, а каких-либо реальных подвижек в самом его строительстве пока не видно. По заявлению генерального директора КТК, строительство трубопровода должно начаться в 1999 г. Первоначальная пропускная способность трубопровода составит 28 млн. т нефти в год.
В планы российского руководства также входило поставить под свой контроль и транспортировку новой нефти с азербайджанского шельфа Каспия. Первым успешным шагом России в этом деле была организация транспортировки так называемой ранней бакинской нефти по быстро восстановленному нефтепроводу Баку-Гроэный-Тихорецк-Новороссийск, начавшему функционировать в апреле 1998 г.
Однако в последнее время стало ясно, что основной поток новой нефти с обеих сторон Каспия обойдет Россию, лишив ее не только прибылей за перекачку, но, что самое существенное, контроля за новыми важнейшими нефтяными артериями.
Речь идет, во-первых, о том, что Казахстан, Узбекистан и Туркменистан фактически уже склонились к тому, чтобы транспортировать значительную часть своей нефти через Каспийское море до Баку и далее на запад по ныне проектируемому нефтепроводу по дну Каспийского моря. Этот проект усиленно поддерживается правительствами Азербайджана и Турции, а также Соединенными Штатами. Как отмечалось в российской прессе, «надо смотреть правде в глаза: Азербайджан не только не интересуется мнением России, он действует вопреки этому мнению и все больше ориентируется на США и Турцию. Как заявил… Гейдар Алиев в ходе встречи с послом США в Баку Стэнли Эскудеро, Азербайджан дал официальное согласие на прокладку трубопровода. Это согласие, по его словам, последовало в ответ на просьбу администрации США». В марте 1998 г. на встрече региональных министров иностранных дел в Стамбуле Турция, Грузия, Азербайджан, Казахстан и Туркменистан (Россия на встрече представлена не была) в совместном коммюнике одобрили идею коридора восток-запад для экспорта каспийской нефти, включая трубопроводы через Каспий. (Ныне термин «коридор восток-запад» – эвфемизм для выражения «в обход России»!) В частности, в апреле этого года американское Агентство по торговле и развитию (АТР) выделило правительству Туркменистана 750 тыс. долл. для финансирования предварительного технико-экономического обоснования проекта прокладки газопровода по дну Каепия.
Небезынтересно, что туркменское правительство выбрало для подготовки ТЭО американский нефтегазовый концерн «Энрон», что вызвало глубокое удовлетворение госдепартамента.
Таким образом, можно констатировать, что Баку превращается в главный центр складывающего антироссийского геополитического союза США–Турции и «новонезависимых» государств».
Насколько можно судить, США хотят использовать этот газопровод для того, чтобы проложить дорогу туркменскому газу на Украину и в страны Западной и Восточной Европы и постепенно вытеснить с этих рынков российский газ, подрывая тем самым позиции «Газпрома». В условиях формального раздела дна Каспийского моря между прилегающими государствами, начатого соглашением на этот счет Б. Ельцина с Н. Назарбаевым от 6 июля 1998 г. Россия вряд ли сможет воспрепятствовать прокладке этих трубопроводов.
Во-вторых, близится к завершению прокладка нового нефтепровода от Баку до грузинского порта Супса на Черном море, который должен войти в строй действующих к весне 1999 г.
В-третьих, имеется ряд серьезных проектов перекачки нефти и газа из центральноазиатского региона в юго-западном и юго-восточном направлениях. Как отмечалось выше, несмотря на то, что США активно блокируют какие бы то ни было сделки республик СНГ с Ираном, Туркменистан уже проложил газопровод в Иран. Учитывая то обстоятельство, что Ашхабад никак не может договориться с Москвой о взаимоприемлемых условиях транспортировки своего главного продукта – газа – через российскую территорию, правительство Туркмении энергично ищет импортеров для своего газа на других направлениях. Интенсивный диалог с иностранными инвесторами дает ему основание утверждать, что уже в конце 1998 г. начнется строительство газопровода протяженностью 1500 км через территорию Афганистана до пакистанских потребителей. «Боевые действия в Афганистане не помешают строительству газопровода Давлатабад (Туркмения) – Афганистан – Мултан (Пакистан)», – считает постоянный представитель туркменского правительства в этом проекте, бывший министр нефтегазовой промышленности Туркмении Годжмурад Наз-джанов. Он заявил ИТАР-ТАСС, что «руководители движения «Талибан» и Северного альянса выразили готовность содействовать реализации проекта». Газопровод будет строить международная компания «Сентгаз», акционерами которой являются в основном компании дальнего зарубежья, в том числе американская фирма «Юнокал Сентрал Эйша», которой принадлежит 36,5%.
Во время визита в КНР президента Туркмении С. Ниязова в начале сентября 1998 г. он подробно обсуждал с китайским руководством планы реализации крупнейшего газопровода Туркменистан-Китай-Япония, мощностью 30 млрд. куб. м в год и протяженностью 6700 км. ТЭО этого «проекта века» разрабатывается Китайской нефтяной инженерно-строительной корпорацией, работающей в Туркменистане еще с 1992 г. Ныне к этому проекту присоединились японская «Мицубиси корпорейшн» и американская компания «Экссон». Руководители этих компаний считают экспорт газа из Туркмении в Юго-Восточную Азию более выгодным и надежным вариантом, чем аналогичные поставки из России.
Осенью 1997 г. Казахстан подписал с КНР два межправительственных соглашения – «О сотрудничестве в области нефти и газа» и «О прокладке двух нефтепроводов» – из Западного Казахстана в Западный Китай и Иран. Речь идет о транспортировке нефти двух крупнейших месторождений: Актобему-найгаз и Узеньмунайгаз. Контрольные пакеты обоих этих предприятий принадлежат китайцам. При подписании соглашений Ли Пэн, бывший в то время премьером Госсовета Китая, заявил, что срок строительства нефтепровода от Узеньского месторождения в Синьцаян, протяженностью в 3000 км, составит 60 месяцев и его разработка начнется немедленно.
Однако главный вопрос транспортировки новой нефти региона – путь Основного экспортного трубопровода, который обсуждается уже в течение нескольких лет. Судя по всему, к настоящему времени вопрос этот решен окончательно. Предпочтение отдано турецко-грузинскому проекту о строительстве нефтепровода Баку-Джейхан (глубоководный турецкий порт на Средиземном море). Его протяженность составит около 2000 км, а ориентировочная стоимость – 3,5 млрд. долл. Естественно, что ни у одной из стран-экспортеров, которые будут пользоваться этим нефтепроводом, таких денег нет. Его могут дать только западные инвесторы. США и Турция усиленно лоббировали этот проект. Фактически Вашингтон рассматривает его реализацию как свою важнейшую внешнеполитическую и внешнеэкономическую задачу. С этой целью в США уже давно было создано на правительственном уровне под эгидой Совета национальной безопасности несколько рабочих групп, занимавшихся внешнеполитическими, энергетическими и коммерческими аспектами этого проекта. Окончательный его выбор был сделан на состоявшейся в конце мая 1998 г. в Стамбуле конференции представителей заинтересованных государств и нефтегазовых компаний, озаглавленной «Перекрестки мира». Она была организована турецким правительством совместно с американским агентством по торговле и развитию и министерствами торговли, энергетики, транспорта и госдепартаментом США. Основным докладчиком на конференции был президент Грузии Э. Шеварднадзе.
Выступая в Стамбуле, Ф. Пенья, занимавший в то время пост министра энергетики США, официально объявил о новой «инициативе Каспийского моря», суть которой сводится к решению о том, что основным трубопроводом для экспорта нефти с обоих берегов Каспия будет трубопровод Баку-Джейхан, проложенный через территории Азербайджана, Грузии и Турции. Подчеркивая значение этого решения, принятого в Вашингтоне, Пенья отметил, что впервые в истории их существования три американских правительственных агентства, связанные с кредитованием подобных проектов и гарантиями осуществляемых в них частных вложений, а именно Агентство по торговле и развитию, Экспортно-импортный банк (Эксимбанк) и Корпорация по частным инвестициям за рубежом, будут работать вместе над указанным проектом в рамках специально созданной рабочей группы по каспийскому финансированию. Более того, как следовало из выступления американского министра, президент США берет этот проект под свой непосредственный контроль, поскольку указанная рабочая группа будет отчитываться перед межведомственной группой по Каспию, созданной при Белом доме. «Подобное внимание со стороны политиков высокого уровня поможет обеспечить, чтобы в каспийском регионе американские коммерческие интересы работали в единстве с американскими дипломатическими интересами», – подчеркнул Пенья.
Президент Эксимбанка Дж. Хорман заявил на конференции, что более четверти бюджета его банка в 1999 г. будет связано с каспийским регионом. По его оценке, строительство трубопровода Баку-Джейхан обойдется примерно в 3 млрд. долл. Однако, подчеркнул он, отвечая на вопросы журналистов, «нет предела сумме денег, которые мы готовы выделить под указанный проект. Директор Корпорации по частным инвестициям за рубежом Дж. Мунос подчеркнул, что предложения по инвестициям в регион, включая инвестиции в трубопроводы, уже зарегистрированные в корпорации, составляют 10 млрд. долл.
График дальнейшей работы предусматривает скорейшее окончательное определение маршрута, а также тарифов, налогов и т.д. При этом представители США усиленно жмут на правительства соответствующих стран с целью добиться как можно более льготных условий.
Старт «инициативы Каспийского моря» недвусмысленно означает, что Соединенные Штаты вкупе со своими новыми друзьями в СНГ эффективно оттеснили Россию от основного экспортного трубопровода. Хотя Пенья и его американские коллеги успокоительно рассуждали о безусловном «российском присутствии» во всем этом деле, ссылаясь на участие «ЛУКойл» в разработке каспийской нефти, на конференции «Перекрестки мира» всем было ясно, что надежды российских руководителей пустить основной поток новой нефти Каспия через территорию России оказались всего лишь маниловскими прожектами.
Несколько ранее, объясняя в одном из подкомитетов сената невозможность направить основной нефтепоток через Иран, представитель администрации весьма откровенно высказался и по адресу России: «Иран является конкурентом, а не партнером, когда речь идет об экспорте нефти и газа… Туркменистан и Казахстан, испытавшие значительные трудности при экспорте своего энергосырья через одного их конкурента в России, не должны позволить, чтобы их независимость и их экономическое благосостояние стали ныне заложником другого».

3.2 Каспийская нефть и позиция США («Не только нефть»)

Колоссальная заинтересованность США в бывшей советской Средней Азии объясняется не только стремлением Вашингтона не допустить «восстановления империи» или его установкой на контроль над гигантскими запасами углеводородного топлива в регионе. Речь идет также о более широких геополитических интересах США в Евразии. Помимо всего прочего теория весьма популярного в первой половине века Хэлфорда Маккиндера – одного из основателей геополитики – давит на умы американских политиков. И хотя З. Бжезинский в своей нашумевшей статье «Геостратегия для Азии» предлагал правящим кругам США «поделиться» своей сферой влияния в среднеазиатских республиках (а в перспективе, по-видимому, и их южной территорией) с Китаем для умиротворения последнего, это его предложение диктовалось не мышлением геостратега, а психологией убежденного антисоветчика, стремящегося ныне любыми способами «добить» Россию[24].
В нынешних условиях, когда руководство США ставит перед собой почти непосильную задачу доминирования на континенте Евразии (отступив от более скромной традиционной американской цели недопущения господства в Евразии какой-то одной отдельно взятой державы региона), господство в Центральной Азии необходимо Соединенным Штатам не для «дележа» ее с КНР, а для создания геополитического бастиона и против России, и для сдерживания возможных будущих державных экспансионистских амбиций крепнущего Китая. И в этом плане геополитические заветы Маккиндера безусловно играют определенную роль.
При всех собственных пересмотрах своей знаменитой концепции евразийского «хартлэнда» – по его теории, ключевой территории для доминирования над Евразийским материком и всем миром – прикаспийский регион всегда включался им в «хартлзнд», т.е. «сердцевинную» территорию российско-советской империи. Более того, в ряде геополитических раскладок Маккиндера и его последователей этот регион рассматривался как важнейшая составная часть так называемого осевого района хартлэнда. Именно такого рода соображения играют существенную роль в выработке геостратегии Вашингтона в Азии[25].
Первоначально руководство Соединенных Штатов избрало в качестве основных баз своего влияния и деятельности в новых государствах Центральной (в США употребляют это название в отличие от привычного для советского времени названия «Средняя») Азии Казахстан и Киргизию как страны, якобы наиболее продвинувшиеся по пути постсоветской демократизации. Однако довольно скоро не столько американскому руководству, сколько американским специалистам по этому региону, стало абсолютно ясно, что никакой демократизации (помимо «демократического» флера, наброшенного на чуть видоизмененные государственные институты советского периода) в них не происходит, что, несмотря на разную степень демагогии насчет «прогрессирующей демократизации», все пять стран Центральной Азии управляются авторитарными, если не тоталитарными, методами на основе не «классовой», а издавна глубоко укорененной здесь клановой структуры. Именно сохранившаяся клановая структура государственного управления, де-факто существовавшая в этих республиках и при советской власти, дала им возможность более или менее безболезненно осуществить «кое-какие экономические реформы капиталистического типа после формальной ликвидации партийной системы управления и сохранить свою промышленность «на плаву», что оказалось непосильным для России, не имевшей традиционной клановой структуры за исключением отдельных национальных республик в ее составе.
Американский специалист по Центральной Азии Грегори Глисон отмечает: «Недавние политические события продемонстрировали, что риторика центральноазиатского политического руководства насчет приверженности принципам демократии оказывается всего лишь риторикой – и не больше. Все государства Центральной Азии ныне управляются в основном с помощью приказов исполнительной власти. Конституции центральноазиатских государств провозглашают разделение властей, но фактически парламентские и юридические институты в регионе функционируют лишь в качестве ветвей исполнительной власти…»[26]
Когда иностранные обозреватели оценивают перспективы для демократии в Центральной Азии, неизбежно делается ссылка на отсталость культуры, на «феодальные институты» традиционной Центральной Азии, или делается более обобщенное заключение о том, что в целом страны Центральной Азии по-видимому продвигаются в направлении деспотизма» [27].
Тем не менее, вопреки заявлениям насчет своей приверженности демократии и защите прав человека Соединенные Штаты, равно как и другие государства дальнего зарубежья, руководствуются в этом регионе в первую очередь оценками политической и экономической стабильности. Политическая стабильность в Казахстане, Узбекистане, Туркмении и Киргизии дает гарантию доходности вложенных инвестиций – и это главное. Инвестиции в экономику «четверки» в основном имеют сырьевую направленность. В то же время Таджикистан с идущей в нем многолетней гражданской войной остается вне сферы экономических интересов западных государств.
В Казахстане западные, в том числе и американские, компании закрепились весьма основательно, несмотря на довольно неровный стиль отношений казахских властей к иностранным инвесторам. Уже более 80% стратегических предприятий Казахстана переданы в управление фирм дальнего зарубежья. Добыча хромовых руд передана Японии, урановых – Бельгии. Американские компании, такие, как «Шеврон», «Мобил» и ряд других, закрепились на основных месторождениях казахской нефти. На добычу нефти и газа приходится 70% иностранных инвестиций. «Правительство Казахстана практически уже не контролирует стратегические отрасли экономики: добычу и экспорт нефти, урана, цветных металлов, производство зерна. Руководство страны оставило в своей компетенции лишь вопросы, касающиеся сохранения власти и распределения получаемых от продажи ресурсов материальных средств» [28].
В Киргизии иностранные капиталы поступают в основном в добычу золота и цветных металлов. В киргизском золотом бизнесе помимо предприятий государственного концерна «Кыргыэалтын» действуют три крупнейшие золотодобывающие фирмы мира, в частности американская «Интертек». Общие иностранные инвестиции в добычу киргизского золота превышают 1 млрд. долл. В 1997 г. киргизские золотодобытчики произвели 17 т золота на сумму 3 млрд. сомов (176 млн. амер. долл.). По мнению многих экспертов, Киргизия ныне прочно села на «долларовую иглу». Без дотаций экономика Киргизии не сможет дальше держаться «на плаву».
Весьма благоприятный климат для иностранных инвестиций создан в Туркмении. В июле 1996 г. Туркмения и малазийская компания «Петронас» подписали соглашение о разведке и разработке трех нефтяных месторождений на туркменском шельфе Каспийского моря на условиях раздела продукции на срок в 26 лет. Английская нефтяная компания «Моньюмент» получила в 1996 г. право разведки и добычи нефти на территории Небит-Дага на западе Туркмении на 25 лет. Компания сама финансирует этот проект и в течение семи лет будет получать 60% добываемой здесь нефти. Позднее к англичанам присоединилась американская компания «Мобил» – признанный мировой авторитет в нефтегазовом бизнесе. По соглашению «Мобил» получила 40% долевого участия. В ходе визита президента Туркменистана Ниязова в США было подписано соглашение о стратегическом альянсе между компаниями «Мобил», «Моньюмент» и государственным концерном «Туркменнефть» по разведке и разработке углеводородных ресурсов блока «Гарашсыэылк», где уже добывается около 80% общего объема добычи нефти в стране [29].
Однако реалистический анализ ситуации показал американским специалистам, а затем и правительству, что единственной надежной опорой для долгосрочной американской политики в регионе может быть лишь Узбекистан, несмотря на то что политика его президента Ислама Каримова в области прав человека была одной из самых жестких среди республик СНГ, вызывавшая громкие международные протесты со стороны правозащитных организаций.
Подробно разбирая вопрос о том, почему ни одна другая центральноазиатская республика «не тянет» на роль регионального стабилизатора, известный американский «кремленолог» Фредерик Старр отмечал: «Казахстану удалось добиться больших краткосрочных дипломатических преимуществ в результате своего согласия отказаться от ядерного оружия, которое осталось на его территории после развала Союза. Это будет страна, с которой придется считаться в силу ее громадных нефтяных резервов… И все же перспективы Казахстана серьезно ограничены этническим и территориальным размежеванием страны между русскими и казахами, слабостью местных институтов, отсутствием научной интеллигенции и недоразвитой индустрией…
Что касается Киргизстана, то, несмотря на притязания президента Аскара Акаева превратить страну в «Швейцарию Центральной Азии» и его свободный доступ в клинтоновский Белый дом, эта небольшая горная страна не отвечает большинству критериев региональной державы. Она бедна ресурсами; ее общественная жизнь пронизана межклановым соперничеством, региональными раздорами и коррупцией; и поскольку русские составляют 20% ее населения, она сталкивается с этнической напряженностью, которая может в конечном итоге грозить самому ее существованию…
В числе опаздывающих к началу раздела туркменского «нефтегазового пирога» оказались прежде всего российские компании, хотя глава Туркмении неоднократно заявлял, что их здесь ждут и готовы предоставить те же условия, какие получают, к примеру, «Мобил» и «Моньюмент». «Однако мы не можем ждать до бесконечности», – подчеркнул С. Няяэов[30].
Туркменистан уже достиг такого благополучия от продажи своего природного газа, что правительство этой во всех других отношениях бедной страны снабжает всех жителей бесплатной электроэнергией. Однако, имея большую площадь пустынь и население менее четырех миллионов и располагая буквально крошечной интеллектуальной элитой, Туркменистан будет зависеть от других в обеспечении своей безопасности, подобно Объединенным арабским эмиратам или Кувейту».
Таджикистан же с его гражданской войной и этнической борьбой вообще не может думать о роли регионального лидера, точно так же как и воюющий и торгующий наркотиками Афганистан. «Это делает Узбекистан единственным кандидатом на роль регионального якоря» [31].
После ряда экономических неудач американского бизнеса в Казахстане и Киргизии американские деловые крутя, равно как и руководители США, решили, наконец, прислушаться к советам своих экспертов и сделать своей опорой в регионе Узбекистан как экономически наиболее эффективный и наиболее стабильный режим в Центральной Азии. Они объявили Узбекистан своим стратегическим партнером. При этом они учитывали, что политически активные узбекские нацменьшинства существуют во всех других государствах региона.
Достаточно сказать, что Узбекистан – это единственная из республик СНГ, в которой объем ВВП по сравнению с показателями, зафиксированными на рубеже 80–90-х годов, сократился не на половину или на две трети, как во всех остальных, а всего лишь на 13%. Но уже в 1995 г. Узбекистан вышел на уровень производства 1990 г. и с тех пор наращивает его объемы. При этом республика не только торгует нефтью, ураном и хлопком – она развивается как промышленное государство. В отличие от других бывших среднеазиатских республик СССР Узбекистан реализует свою собственную модель экономического развития, в основе которой – планирующая и направляющая роль государства в осуществлении рыночных реформ при приоритете промышленного роста. За шесть лет начиная с 1991 г. Узбекистан достиг энергетической и зерновой независимости и при этом сохранил за собой четвертое место в мире по выращиванию хлопка.
В стране была создана солидная законодательная база, обеспечивающая коммерческие интересы иностранных инвесторов. Риск при инвестировании в Узбекистане по сравнению с другими бывшими республиками Советского Союза является самым низким. Поэтому за последние годы республике в сотрудничестве с зарубежными фирмами удалось создать собственную автомобильную промышленность (там выпускаются легковые автомобили, автобусы и тягачи «Мерседес»), пустить на полную мощность Ташкентский тракторный завод, обеспечить развитие ряда других промышленных производств. Рост нефтедобычи стал возможным за счет инвестиций американских и японских компаний. После введения в строй узбекско-американского золотодобывающего СП «Заравшан-Ньюмонт» добыча золота выросла до 78 т в год.
Если еще в 1992 г. Узбекистан импортировал до 5 млн. т нефтепродуктов из России, то с 1997 г. он сам начал экспортировать в соседние страны 2 млн. т нефтепродуктов в год[32].
Стремясь закрепить и расширить политическое, экономическое и научно-техническое сотрудничество с США и другими западными государствами, президент Каримов с 1996 г. изменил свое отношение к оппозиции и СМИ, создав условия для более или менее свободного выражения мнений. Узбекистан ратифицировал международные договоры по правам человека. За хорошее поведение Ташкент был поощрен в 1998 г. визитом в республику Хиллари Клинтон, которая провела в Узбекистане три дня.
Однако самым главным поощрением для Каримова и подтверждением новых тесных связей Узбекистана с США стало создание в феврале 1998 г. специальной совместной американо-узбекской комиссии, ставшей важным форумом для контактов двух стран на высоком уровне. С узбекской стороны комиссию возглавляет министр иностранных дел А. Камилов, с американской – посол по особым поручениям и специальный советник госсекретаря США по делам СНГ С. Сестанович. В рамках комиссии созданы четыре комитета: политический, военный, по экономической реформе и помощи и комитет по энергетике.
Первая сессия комиссии состоялась 26–27 февраля 1998 г. в Вашингтоне. В опубликованном по ее итогам Заключительном докладе стороны подчеркнули свое удовлетворение развитием американо-узбекских отношений за шесть лет с момента обретения Узбекистаном независимости. Обе стороны вновь подтвердили «крепкий и динамичный характер своих взаимоотношений» и особенно приветствовали «успешные консультации и координацию действий по многим вопросам внешней политики и безопасности, представляющим взаимный интерес… Обе стороны подтвердили желательность укрепления двусторонней и многосторонней поддержки совместных внешнеполитических целей, включая усиление регионального сотрудничества между государствами Центральной Азии».
Узбекистан согласился с США в том, что выборы в Национальную ассамблею (парламент) Узбекистана в 1999 г. и президента в 2000 г. должны быть свободными и честными в соответствии с международными стандартами и с участием международных наблюдателей.
Американцы похвалили Узбекистан за принятый в декабре 1997 г. закон о СМИ, запрещающий цензуру и гарантирующий журналистам свободу выражения, проведение расследований и сохранение конфиденциальности источников их информации.
Узбекистан дал обязательство присоединиться к процедурам, установленным созданным США на Украине Центром по науке и технике и к самому Центру, основная задача которого – использовать ученых и инженеров стран СНГ, ранее трудившихся в оборонной сфере, якобы для мирных исследований, а на деле – завербовать их на работу по американским заданиям (в частности в сфере фундаментальных «мирных» исследований, весьма интересующих военные и разведывательные ведомства США). Естественно, что такая форма работы (при которой американцы даже готовы поставлять нужные приборы) обходится Соединенным Штатам гораздо дешевле, чем приглашение соответствующих специалистов на работу в США по американским ставкам зарплаты. Американцы уже давно практикуют такого рода «научную кооперацию» с рядом западноевропейских стран из тех, что победнее.
Как следует из Заключительного доклада, американские монополии уже довольно глубоко внедрились в экономику республики. В ней действуют такие гиганты американского бизнеса как «Тексако», «Ньюмонт майнинг», «Кейс», «Боинг», «Катерпиллер», «Келлог», банк «Чейэ Манхэттен». Законодательная деятельность в республике фактически направляется и контролируется американским правительственным Агентством по международному развитию, помогающим местным законодателям составлять бюджет, реформировать пенсионную систему, «совершенствовать» законодательство в области иностранных инвестиций в экономику Узбекистана.
Весьма важный аспект двусторонних американо-узбекских отношений – военный. Еще 13 октября 1995 г. был подписан меморандум о взаимопонимании и сотрудничестве между министерствами обороны США и Узбекистана. И с каждым годом такого рода сотрудничество расширяется и углубляется.
На упомянутой сессии двусторонней комиссии стороны «отметили важность, которую их отношения в военной сфере и сфере обороны играют в рамках общих отношений между США и Узбекистаном». Учитывая такого рода связи стороны подписали План 1998 г. по сотрудничеству в сфере обороны, подробно расписывающий все мероприятия в области военного сотрудничества. Американская сторона заявила, что решением президента США Узбекистан определен как страна, имеющая право приобретать оборонные материалы определенной категории и соответствующие услуги за счет американских фондов иностранного военного финансирования. Узбекистан также участвует в американской программе международного военного образования и тренировки и в специальной широкой программе обучения узбекских подразделений спецназа. Таким образом, американо-узбекское сотрудничество в военной сфере продвинулось весьма далеко.
Особо следует сказать о так называемом Центразбате – подразделении, состоящем из военнослужащих Узбекистана, Казахстана и Киргизии. Сформированная два года назад эта воинская часть привлекает все большее внимание как натовских, так и американских военных. В ходе заседаний американо-узбекской комиссии были согласованы планы по дальнейшему строительству и учениям этого, так сказать, миротворческого батальона. В июне 1998 г. Центразбат принял участие в 20-дневных учениях «Кооператив аут-свей-98» в американском штате Северная Каролина, проводившихся по натовской программе «Партнерство во имя мира». По заявлению Пентагона целью этих учений было «усовершенствовать на местности взаимодействие между военными силами стран НАТО и их партнеров» в миротворческих операциях. В учениях приняли участие воинские части США, Канады и Голландии и 13 стран-партнеров. (После учений албанское подразделение почти в полном составе попросило политическое убежище в США.) Однако главные учения Центразбата состоялись в сентябре этого года в три этапа на территориях Узбекистана и Киргизии. Впервые в такого рода учениях приняла участие и рота российских военнослужащих из 201-й дивизии, размещенной в Таджикистане. Однако совершенно очевидно, что с российским участием или без него, натовцы, в первую очередь США, готовят в российском «подбрюшье» своих локальных наемников, призванных защищать американские интересы в этом регионе. При этом между США и Германией идет весьма активное соревнование за контроль над узбекским военным комплексом[33].
Отстраненная от сверхдоходного газонефтяного бизнеса в регионе Германия медленно, но уверенно, усиливает здесь свои военно-политические позиции. При этом немецкие политики и военные придают особое значение укреплению отношений с Ташкентом. «Узбекистан является главным партнером Германии в Центральной Азии», – заявил вице-спикер бундестага Буркард Хирш во время своего визита в Ташкент в апреле 1997 г. В Узбекистане аккредитованы десятки представительств немецких фирм и общественных организаций. Но особое внимание Бонн уделяет строительству узбекской национальной армии. В рамках специальной программы бундесвера узбекские танкисты, артиллеристы, связисты, офицеры ПВО, занимающие должности вплоть до заместителя министра обороны, обучаются ныне в ряде германских городов. Полковник Генштаба ФРГ Буркхард Кюнапфель дал понять, что в скором будущем к Вооруженным силам Узбекистана будут прикомандированы в качестве советников офицеры бундесвера[34].
Все более активное внимание к Узбекистану проявляют в последнее время Турция и Китай.
Таким образом, страны бывшей Средней Азии ныне становятся не только вторым по сути, после НАТО, полем антироссийской деятельности, но и новым узлом соперничества между государствами Запада и Востока за контроль над этим стратегически чрезвычайно важным регионом.
«Если мы посмотрим на более крупную геоэкономическую картину, – пишет упомянутая газета, – то мы осознаем, что на кон поставлено нечто большее, чем какая-то одна отрасль промышленности, какой-то один регион, или один рынок. Крупная панорама включает в себя нечто большее, чем лишь нефть и газ»[35]. Полнейшая бездеятельность Москвы, а порой и ее некорректные негативные акции в отношении стран региона и безразличие российского капитала к ним, облегчают для стран – конкурентов России реализацию поставленных ими задач по превращению региона в полуколониальный придаток и антироссийский форпост Запада.
Как известно, самой модной темой в пропагандистской кампании США и их союзников по антироссийской коалиции является непрерывное муссиро-вание темы о том, что новые независимые государства наконец-то избавились от «российского колониализма». Главный специалист по «русскому вопросу» в администрации Клинтона, заместитель госсекретаря С. Тэлботт сказал как-то, имея в виду новые республики прикаспийского региона: «Сегодня они имеют шанс навсегда оставить позади свой опыт пешек на шахматной доске, в то время как крупные державы борются друг с другом за богатство и влияние за их счет»[36].
Однако все вышеизложенное убедительно свидетельствует о том, что в разыгрываемой сейчас западными державами и их эмиссарами глобальной «шахматной партии» республикам региона уготована незавидная роль.

 

3.3 Каспийский геополитический «узел» и политика США

Экономический кризис в России во многом определил тональность проводимой американцами политики на постсоветском пространстве. Стремление Вашингтона активно использовать возросшие возможности, добиваться реализации своих интересов напористо, без оглядки на реакцию Москвы становится все более очевидным. При этом речь идет не только о «подтягивании» бывших советских республик к западным или ориентирующимся на Запад международным и региональным структурам, но и о наращивании в них собственного присутствия, с тем чтобы непосредственно воздействовать на внутриполитическую ситуацию в этих странах.
Как заявила госсекретарь М. Олбрайт, «задача США состоит в том, чтобы управлять последствиями распада советской империи… Это означает, что нам по-прежнему следует неуклонно отстаивать наши принципы, интересы и цели. Это также означает поддержку России до тех пор, пока она движется в правильном направлении. Предпринимаемые нами усилия принесли ощутимые результаты»[37].
Наиболее приоритетным во внешней политике США на постсоветском пространстве становится кавказское направление, открывающее дорогу к перспективным энергетическим ресурсам Каспия, которые Вашингтон стремится взять под свой контроль.
Каспийский регион в XXI веке обещает стать главным поставщиком энергоресурсов на мировой рынок. Запасы имеющихся здесь углеводородных ресурсов оцениваются по-разному, но все эксперты сходятся во мнении, что этот регион может выйти на 3-е место в мире по добыче энергоресурсов (после Ближнего Востока и Сибири). Крупнейшие прогнозные региональные запасы нефти и газа сосредоточены на территории Туркмении (6,5 млрд. тонн нефти и 5,5 трлн. куб. м газа – 4-е место в мире по разведанным газовым запасам), Казахстана (6 млрд. тонн нефти и 2 трлн. куб. м газа) и Азербайджана (3,5–5 млрд. тонн нефти и 600 млрд. куб. м газа). Российские запасы нефти на Каспии (до открытия в январе 1998 года потенциально нефтеносных структур в северном секторе моря – около 600 млн. тонн на площади 800 кв. км) оценивались в 1 млрд. тонн. Иранские запасы еще меньше. По самому шельфу Каспия разведанные запасы составляют 12 млрд. тонн условного топлива, и в случае разделения моря на национальные сектора Казахстан получит 4,5 млрд. тонн, Азербайджан – 4 млрд. тонн, Россия – 2 млрд. тонн, Туркмения – 1,5 млрд. тонн и Иран – 0,9 млрд. тонн. Кроме того, в Баку утверждают, что в «их» секторе находится более 3 млрд. тонн еще не открытых углеводородов, а Акмола говорит о наличии более 3,5 млрд. тонн у своих берегов. Даже если реальный ресурсный потенциал региона сознательно завышен, американские компании, заключая сегодня грандиозные контракты, обеспечивают себя энергоресурсами на 50–60 лет вперед, ибо устанавливаемая ими монополия в нефте-газоносных регионах Каспия дает возможность регулировать темпы их освоения, контролировать мировые цены на нефть[38].
За период 1997–1998 годов администрация США значительно активизировала контакты с кавказскими государствами на различных уровнях. В Вашингтоне побывали с официальными визитами президенты Г. Алиев и Э. Шеварднадзе, а также практически все другие руководители Азербайджана, Армении и Грузии. В свою очередь в эти страны постоянно направляются американские высокопоставленные чиновники из Госдепартамента, Министерства обороны, экономических ведомств, сенаторы и конгрессмены, а также представители делового мира США. Такой интенсивный диалог, зачастую характерный наличием в нем антироссийских элементов, способствует реализации поставленных администрацией Клинтона задач в регионе, усиливает там американское влияние. Государства Закавказья и Прикаспия активно расширяют договорно-правовую базу отношений с США, конкурируя друг с другом в привлечении американских инвестиций в экономику, участвуют в натовской программе «Партнерство ради мира».
Усилению позиций США на Кавказе способствует сеть действующих в регионе различных американских фондов и неправительственных обществ (Фонд Сороса, Американский национальный демократический институт, Фонд партнерства и др.), а также представительств подконтрольных Вашингтону международных финансовых организаций. Обширные и развитые связи в правительствах, госаппарате, парламентах позволяют американцам собирать необходимую информацию и даже влиять на подготовку и принятие решений руководством кавказских стран. Деятельность указанных американских институтов (проведение лекций и выступлений, конференций, симпозиумов, семинаров) является также эффективным инструментом воздействия на общественное мнение в государствах Закавказья.
В конце октября 1998 года Президент Клинтон подписал так называемый Макетный закон, включающий бюджетный Закон об ассигнованиях на финансовую помощь иностранным государствам, в котором подтверждено намерение американской администрации выделить странам СНГ ассигнования в размере 801 млн. долларов на период до 30 сентября 2000 года. Из них на долю государств Кавказа придется не менее 228 млн. долларов. При этом 17,5 процента от этой суммы будет направлено на мероприятия «по мирному разрешению конфликтов в этом регионе, прежде всего в Абхазии и Нагорном Карабахе». Грузии и Армении предоставляется соответственно 37 и 35 процентов от указанной суммы[39].
В своих официальных заявлениях американцы подчеркивают, что их политика на Кавказе направлена на укрепление существующих здесь политических и экономических механизмов, продвижение вперед рыночной демократии, урегулирование конфликтных ситуаций, развитие энергетики и создание энергетического транспортного коридора между Востоком и Западом, сотрудничество в вопросах обеспечения безопасности.
По словам специального советника госсекретаря по вопросам новых независимых государств Стефена Сестановича, «стратегия в вопросе энергоресурсов Каспийского бассейна является ключевым моментом усилий американской администрации в вопросах поддержки независимости, суверенитета и процветания стран Кавказа».
Стратегическое положение Азербайджана в центре Каспийского региона предопределяет его растущее значение в шкале американских внешнеполитических приоритетов. Ключевая роль Баку в реализации проектов освоения и транспортировки каспийских энергоресурсов, четкая линия на установление союзнических отношений с Турцией и Западом делают Азербайджан привлекательным для США кандидатом на роль регионального лидера, перспективным опорным пунктом для закрепления американского присутствия в регионе.
Отсюда – заметная активизация усилий американской администрации по устранению факторов, сдерживающих политическое сближение США и Азербайджана. Речь идет, в первую очередь, об отмене поправки 907 Закона о поддержке свободы (принята Конгрессом США в 1992 году в результате конфликта между Азербайджаном и Арменией из-за Нагорного Карабаха), запрещающей оказание помощи Азербайджану по государственной линии и являющейся основной «болевой точкой» в двусторонних отношениях[40].
Осенью 1998 года Госдепартаменту и американскому нефтяному лобби не удалось провести через Конгресс решение об ее отмене. Вместе с тем при принятии Закона об ассигнованиях на помощь иностранным государствам на 1999 финансовый год Конгресс США добавил к внесенным в 1997 году четырем исключениям из поправки 907 (помощь на гуманитарные нужды, на развитие демократии, на предотвращение создания оружия массового уничтожения, а также по линии Агентства по торговле и развитию) два новых. Дополнительные «исключения» позволяют реализовывать в Азербайджане программы Эксимбанка и Корпорации по страхованию частных зарубежных инвестиций (ОПИК). Таким образом, ограничения, налагаемые поправкой 907, сохраняют силу лишь в отношении прямой экономической и военной помощи правительству Азербайджана. Сужение сферы действия поправки 907 позитивно воспринято азербайджанской стороной[41].
Предоставление свободы рук в Азербайджане главным финансово-кредитным агентствам США однозначно связывают с их ролью основного механизма финансирования проекта нефтепровода Баку–Джейхан в случае принятия соответствующего решения Азербайджанским международным нефтяным консорциумом.
После заключения 20 января 1994 года «контракта века» на разработку месторождений Азери, Чираг и Гюнешли в азербайджанском секторе Каспийского моря «азербайджанский инвестиционный пакет» значительно вырос. На настоящий момент он включает в себя 12 международных контрактов с крупнейшими нефтяными компаниями на сумму порядка 45 млрд. долларов. Среди инвесторов – американские нефтяные компании «Атосо», «Ramco', «Еххоп», «Unocal», «Chevron», бри. танская «British Petroleum», норвежская «Statoil», французская «Total».
Во многих контрактах американские компании играют роль оператора, а значит, и контролера сделки. Именно от них зависят «скорость» освоения энергоресурсов, сроки появления каспийской нефти на мировых рынках. Надо отметить, что пока реализация проектов, контролируемых американцами, идет медленно. Это вызывает недовольство со стороны азербайджанцев и даже упреки в том, что, мол, компании сознательно сдерживают освоение нефтяных месторождений, стремясь не столько к развитию нефтедобычи, сколько к контролю над ней.
Справедливости ради надо, однако, сказать, что за счет инвестиций в нефтяной сектор ВВП Азербайджана за 8 месяцев 1998 года вырос на 9,2 процента по сравнению с аналогичным периодом прошлого года и составил 2,46 млрд. долларов. Заметно увеличились объемы нефтедобычи (за 9 месяцев 1998 года – 8374,5 тыс. тонн, что на 24,1 процента выше показателя января–сентября 1997 года). Иностранные инвестиции составили 724,2 млн. долларов, увеличившись на 61 процент[42].
Учитывая нарастающую заангажированность американского капитала в Азербайджане, Вашингтон проявляет большую озабоченность в отношении «запаса прочности» существующего в стране режима, продвигая на официальном уровне тезис о том, что политическая стабильность в Азербайджане должна обеспечиваться не только авторитетом его нынешнего президента, но и нормально функционирующей, надежной политической системой, опирающейся на демократические реформы.
Создание Евроазиатского транспортного коридора, включающего в себя магистральные трубопроводы и торговые маршруты от Каспия через Закавказье и далее – к Средиземному морю через турецкую территорию, является одним из ключевых приоритетов в политике Соединенных Штатов на Кавказе. Все активнее втягиваясь в каспийские дела, США вместе с Турцией настойчиво выступают за прохождение основного экспортного нефтепровода по маршруту Баку – средиземноморский порт Джейхан, поскольку это позволяет исключить территорию Ирана при транспортировке энергоносителей, а также снизить зависимость государств Центральной Азии и Закавказья от России.
Разработкой «каспийской стратегии» Вашингтона занимаются более 300 специалистов в администрации. Конгрессе и научно-исследовательских центрах США. В 1998 году с их участием было проведено около 40 крупных конференций, слушаний в обеих палатах Конгресса, ориентированных на то, чтобы определить наиболее эффективные методы реализации «каспийского курса»[43].
Выступая 9 сентября 1998 года в Вашингтонском институте Центральной Азии, спецсоветник президента и госсекретаря США по энергетической политике в Каспийском бассейне Р. Морнинг-стар, формально подтвердив декларированную ранее американцами приверженность многовариантной схеме трубопроводов, заявил, что первыми должны быть реализованы проекты прокладки нефтепровода Баку – Джейхан и транскаспийского газопровода из Туркменистана в Турцию. Повторив традиционные заверения о готовности к сотрудничеству с Россией, он фактически отклонил вариант с использованием транзитных возможностей Украины и Румынии со ссылкой на то, что для решения имеющихся у этих стран проблем с созданием необходимой инфраструктуры, правовой базы, благоприятного инвестиционного климата может потребоваться от 5 до 10 лет.
Выступивший до него с той же трибуны директор Отдела государств Закавказья и Центральной Азии Госдепартамента С. Янг подчеркнул «стратегическую важность» для США присутствия в регионе и необходимость взаимодействия стран этой зоны в целях противостояния доминированию «какого-либо одного крупного государства». Создание транспортного коридора Восток–Запад с введением в действие его «ключевого эвена» – нефтепровода Баку–Джейхан должно способствовать, по его словам, ослаблению зависимости закавказских и центральноазиатских государств от России и «укрепить их способность поддерживать равноправные отношения с северным соседом». Что касается США, то, как подчеркнул Янг, они «не только могут, но и должны» воздействовать на протекающие на Кавказе и в Центральной Азии процессы. При этом, как он признал, главными побудительными мотивами американской активности в каспийской зоне являются не столько экономические, сколько геостратегические интересы США[44].
В случае введения трубопровода Баку–Джейхан в действие ориентировочная стоимость прокачки по нему нефти будет равна 17 долларам за тонну (против 25 долларов, предполагаемых по «новороссийской трубе»). Хотя турецкая сторона ожидает значительных доходов от транзита каспийской нефти (предполагаемый ежегодный объем прокачки около 60 млн. тонн), строительство трубопроводной инфраструктуры в условиях высокогорья – технологически сложный и весьма капиталоемкий процесс, а его быстрая окупаемость сомнительна. Кроме того, высокий процент содержания активного сероводорода в каспийской нефти требует использования дорогостоящих антикоррозийных труб, а различие в структурах казахстанской и азербайджанской нефти (первая содержит много смолоасфальтовых веществ и парафина, что требует ее дополнительной очистки) существенно ограничивает возможности их совместной транспортировки.
Следует констатировать, что экономические соображения не играют приоритетной роли для Вашингтона. Американская позиция диктуется в первую очередь геостратегическими соображениями и прежде всего стремлением укрепить здесь позиции Турции – своего главного союзника в регионе, привязав к ней кавказских и среднеазиатских «младших братьев» из бывшего Советского Союза. В перспективе имеется в виду налаживание региональной интеграции, охватывающей значительно больший спектр интересов, нежели только нефтяные. Одной из главных целей является фактическое ослабление позиций России на ее южных рубежах.
Американская администрация (при поддержке Баку, Тбилиси и Анкары) настолько политизировала проект Баку – Джейхан, что сейчас, даже несмотря на доводы финансирующих его компаний о несвоевременности строительства и «непосильном бремени затрат», уже не в состоянии дать задний ход. В создавшейся ситуации Вашингтон вынужден использовать все свое влияние для того, чтобы склонить нефтяные компании в пользу турецкого маршрута, обещая им, что будет максимально содействовать по государственной линии его экономической рентабельности. С этой целью предпринимаются усилия по формированию благоприятной правовой и коммерческой базы в транзитных странах (то есть в Грузии и Азербайджане), урегулированию азербайджано-туркменского спора о принадлежности спорных месторождений на Каспийском море, обеспечению необходимого финансирования и страхования политических рисков американскими финансовыми институтами, а также получению гарантий со стороны Казахстана в отношении экспорта своей нефти через будущий трубопровод Баку – Джейхан[45].
Экономический кризис в России также используется в качестве еще одного довода в пользу турецкого маршрута. Высказывая сомнение в возможности реализации в нынешней экономической ситуации проекта «Голубой поток» по прокладке газопровода из России в Турцию по дну Черного моря, американцы заявляют, что Россия могла бы поставлять газ в Турцию путем подключения к будущему транскаспийскому газопроводу из Туркменистана.
Американские представители оценивают как «прогресс» сделанное на последнем российско-американском саммите подтверждение приверженности двух стран многовариантной системе трубопроводов и высказываются за проведение на этой основе российско-американских консультаций по каспийским делам. В этом проявляется понимание того, что без России, тем более при ее сопротивлении, реализация крупномасштабных проектов в Прикаспии обречена на провал. Поэтому на всех уровнях раздаются призывы к взаимодействию с Москвой в освоении каспийских энергоресурсов, в том числе в осуществлении планов строительства нефтепровода Баку–Джейхан.
Значительные объемы средств, уже вложенные или запланированные американскими компаниями для инвестиций в нефтяной бизнес на Каспии, определяют тенденцию к наращиванию политического, а вслед за этим и военного присутствия США в Закавказье. По существу, явочным порядком происходит включение каспийского региона в сферу «жизненно важных интересов США».

Заключение
Предпринятое исследование позволяет сделать следующие выводы:
1. Каспийский регион имеет потенциальную возможность в течение 15–20 лет стать вторым Ближним Востоком. Причем речь идет об аналогии, связанной не только с масштабностью запасов энергоресурсов, но и с этноконфессиональным составом населения. Отсюда межцивилизационные, этнические и религиозные коллизии, вплетенные в ткань классической борьбы за нефть. Все это неизбежно превращает регион в еще один бурлящий котел мировой политики. Другими словами, на юге России появляется стратегический очаг международной напряженности, осложняющий безопасность страны в геостратегическом плане. Его воздействие скажется и в том смысле, что значение наших собственных нефтяных месторождений, скажем, в Сибири будет уменьшаться. Россия поневоле попадает в сеть весьма сложных отношений со своими соседями – странами Прикаспия, а также с внерегиональными державами. России, с ее разрушенной экономикой и неясной политикообщественной перспективой, весьма трудно будет отстаивать собственные стратегические интересы, в ущемлении которых заинтересовано большинство стран региона. Парадоксальным является и то, что против России играет та часть отечественных бизнесменов, которая пытается завлечь западных инвесторов именно в разработки прикаспийских энергоресурсов в ущерб государственным интересам. Такой ход событий приведет к тому, что России придется отодвигать линию национальной безопасности к границам Грузии, Азербайджана и Казахстана. Подобная перспектива неизбежна при сохранении нынешней направленности реформ и внешнеполитического курса страны.
2. Независимые среднеазиатские страны СНГ – Узбекистан, Киргизстан, Таджикистан и Туркменистан, а также Казахстан, с общим населением 50 млн. человек, вместе с примыкающим к ним Афганистаном представляют собой важный центральноазиатский геополитический «узел» современного мира. Прежде всего эти пять стран, входившие раньше в СССР, только-только начинают делать свою новую историю в качестве суверенных государств.
3. Это обстоятельство имеет кардинальное значение для их внутренней и внешней политики. В аспекте внешней политики основной момент состоит в том, что, хотя указанные республики и входят в Содружество Независимых Государств, нынешняя полная аморфность Содружества позволяет и даже, можно сказать, способствует другим государствам вести активную борьбу за влияние в этом регионе в целом и в каждой из его стран в отдельности. Эта борьба ведется в известной мере против России, считающей себя патроном-опекуном указанных стран, а весь регион – бесспорной сферой своего влияния.
4. В геополитическом плане регион находится на перекрестке традиционных путей из Европы в Азию. Именно через Центральную Азию проходил знаменитый средневековый «шелковый путь» торговых связей между двумя континентами. Экспансия России в XIX веке, а затем и становление коммунистического Советского Союза перекрыли этот путь. Континентальные торгово-транспортные связи между Европой и Азией стали проходить через южную территорию собственно России, а среднеазиатский регион империи остался как бы в стороне. И сейчас государства этого региона, замкнутые в своем пространстве, активно стремятся вырваться из географической и экономической изоляции и наладить прямые коммуникации со своими юго-восточными, южными и западными соседями, минуя Россию. Отсюда – идея возрождения старого «шелкового пути» на новом транспортно-техническом уровне и активные усилия по быстрому воссозданию такого рода транспортного коридора.