Федеральное агенство по образованию

ГОУ ВПО «Шадринский государственный педагогический институт»

Факультет педагогики и методики начального образования

Кафедра профессионального педагогического образованивание

(теории и методики начального образования)

«Лианозовская школа» в поэзии Л.Е. Кропивницкого, И. Холина, Г. Сапгира

Контрольная работа по истории отечественной литературы

Исполнитель: студентка 4 курса

(3х-летки) ОЗО

Томаля А. Н.

Работу проверил:

Старший преподаватель

Милованова Л.А.

Шадринск 2008

Содержание.

Введение

1. «Лианозовская школа» в поэзии Л.Е. Кропивницкого, И. Холина, Г. Сапгира

2. Жизнь и творчество Г.В. Сапгира

Заключение

Список литературы

Приложение 1.

Приложение 2.

Приложение 3.

Введение

Многие поэты проявили стремление работать со второй культурной реальностью. Наиболее полно это воплотилось в авангардизме второй половины 20 века, или если быть более точными, в поставангардизме уже лишенного претензий своего исторического предшественника на единоличное обладание истиной, на способность отражать истинную картину мира. Одним из первых поставангардиских объединений была «Лианозовская группа» (по названию посёлка в Московской области). Эта группа выдающихся людей, связанные семейными и дружески и отношениями.

Патриархом был Евгений Леонидович Кропивницкий, художник и поэт. Его жена Ольга Анатольевна Потапова, художник. Их дети, Лев – художник и поэт, Валентина, художник. Муж Валентины, художник Оскар Рабин – человек, сыгравший выдающуюся роль в истории неофициального искусства, а так же неформально объединилась талантливая молодежь: И. Холин, Г. Сапгир, Вс. Некрасов и другие. Именно Вс. Некрасов и И. Хомин создали теорию максимального сближения стиха с обыденной речью.

Это действительно была школа. Где все учились у всех и разнообразно влияли друг на друга.

1. «Лианозовская школа» в поэзии Е. Л. Кропивницкого, И.

Холина, Г. Сапгира

«Лианозовская школа – условное название сложившегося к концу пятидесятых годов 20 века дружеского круга поэтов и художников , центром которого был художник и поэт Евгений Леонидович Кропивницкий (1893-1978), и куда входили поэты Генрих Сапгир (1928-1999), Игорь Холин (1913-1982), Всеволод Некрасов (р. 1934), а также художники Оскар Рабин ( р. 1928), Николай Вечтомов (р. 1923). Лидия Мастеркова (р. 1929), Владимир Немухин (р.1925), художник и поэт Лев Кропивницкий (1922-1994), сын Е.Л Кропивницкого. Круг этот складывался постепенно и спонтанно, знакомства перетекали сначала в добрые товарищеские связи, я затем в дружбу, причем в творчестве выступали на первый план не какие-либо единые эстетические каноны или устремления, а общее у всех желание выстроить новую поэтику и выразить себя с наибольшей полнотой: «…была и не группа, не манифест. А дело житейское, конкретное. Хоть и объединяло авторов, в конечном счете, в чем-то сходных…» (Вс. Некрасов). Для поэтов и художников - «лианозовцев» характерно повышенный интерес к исканиям товарищей и взаимная поддержка.

Решающую роль в становлении «школы», по крайней мере, на начальном этапе, сыграл Е. Л. Кропивницкий. Который стал духовным учителем для И. Холина и Г. Сапгира. Человек, щедро одаренный от природы, художник (в 1911 году закончил Строгановское училище), музыкант (его опера «Кирибеевич» была высоко оценена композитором А. К. Глазуновым), поэт ( до революции печатался в периодике), он был и крупной, своеобразной личностью, натурой, ограниченно соединявшей лиризм и скепсис, прирожденным наставником, не учившим чему-либо, а исподволь – в беседе, или посредством данной мимоходом оценки делившийся знаниями с учеником, пробуждавший дремлющий талант, помогающий ученику понять собственную натуру. В конечном счете. Влияние оказывала и сама жизнь учителя, который, по выражению Г. Сапгира, существовал наподобие античного или древнекитайского философа, предельно скромно, даже аскетично, но при этом жил интенсивной духовной жизнью. Е. Л. Кропивницкий был напрямую связан с культурой «серебряного века», среди его друзей и близких знакомых – поэт и переводчик Арсений Альвинг 1885 1942 активно пропагандировавший поэзию И. Ф. Анненского и разбиравший архив после смерти мастера , поэт и переводчик Юрий Верховский (1885-1956), занимавшийся кроме того, как источник литературы, 19 веком, поэт Филарет Чернов (1877-1940). Близкими товарищами либо соратниками по живописи были художники Павел Кузнецов (1878-1968), Роберт Фальк (1886-1958), Александр Тышлер (1898-1980).

Все это, несомненно, отразилось и на живописной эстетике Е. Л. Кропивницкого, и на его поэтике. Оказавшись в 1930-х годах от своей прежней литературной манеры. Он уничтожил большинство написанных до того момента стихов (составленный им сборник, который вышел в 1977 году за границей, Е.Л. Кропивнецкий включил только стихотворения написанные после 1937 года).

Он подчеркнуто называл себя «поэтом окраины и мещанских домиков». Стихи его, предельно конкретизированные, насыщенные точными, как будто избыточными деталями, запечатлели жизнь этой самой окраины, где ничего не укроется от соседских глаз, да никто ничего и не скрывает, где все и все друг про друга знают, достаточно заглянуть за ограду или в любое из окошек:

У забора проститутка.

Девка белобрысая

В доме 9 – ели утку

И капусту кислую.

Засыпала на постели

Пара новобрачная.

В 112-ой артели

Жизнь была невзрачная

На эти «низкие» и даже «низменные» по меркам прежней «высокой» поэзии сцены Е.Л. Кропивницкий смотрит чуть иронически, но с очевидной теплотой и сочувствием. Противопоставление в его стихах Космоса и человеческого житья-бытья оборачивается явно не в пользу первого:

Там светы звездной жути

Краснеет красный Марс

А здесь огни и люди

И на эстраде фарс.

Насмешливо звучат слова о «мировых безднах» и «звездно пустом просторе» и совершенно искренне приятие «земного», как бы мелко оно не было:

Там ужасы вращений

В звездах свод неба весь

Здесь водка, угощение –

И нам уютней здесь.

Метод Е.Л. Крапивницкого – художника, по словам того же Г. Сапгира, можно определить как «минимализм» и «эстетизм» (характерно название одного и живописных циклов – «Оголенность»). Однако, не смотря на то, что сюжеты его картин зачастую предвосхитили сюжеты стихов поэтов – «лианозовцев» - тут и пейзажи окраин, и портреты жителей окраин, в частности, женские – живописная огласовка и тональность этих работ отличаются своеобразной небросающейся в глаза мажорностью, и в определенном смысле бесконфликтностью. У девушек и женщин на картинах Е.Л Крапивницкого длинные плавно повернутые или наклоненные шеи (от чего картины перекликаются с картинами А. Модильяни) и крепко сбитые приземистые фигуры. Тем не менее, сочетание это неотталкивает, оно вполне органично.

История «Лианозовской школы» начинается издалека, человеческие связи «лианозовцев» возникли задолго до того, как они стали поэтами и художниками. До войны Г. Сапгир занимался в литературном кружке, который вел при доме художественного воспитания А. Альвинг (ту же литературную студию посещал и Л. Кропивницкий, но тогда они не встречались). В 1944 году вернувшись самостоятельно из эвакуации в Москву, пятнадцатилетний Г. Сапгир отправился в Дом художественного воспитания, надеясь встретить знакомых, кроме того, кружковцам давали «рабочую» продуктовую карточку. Там он познакомился с Е. Л. Кропивницкому который вел художественный кружок (А. Альтинга уже небыло в живых, здесь же он впервые увидел и занимавшегося в художественном кружке О. Рабина с которым вскоре подружился.

На правах члена семьи Г. Сапгир жил в доме Е.Л. Кропивницкого и его жены О.А. Потаповой (1892-1971) то же своеобычной художницей на станции «Долгопрудное» Совеловской железной дороги. В 1945 году возвращается с фронта Л. Кропивнецкий, но уже в 1946, получив десятилетний срок, попадает в лагерь. В 1949 в доме Е. Л. Кропивницкого появляется И. Холин, случайно разминувшийся с Г. Сапгиром (тот с 1949 по 1952 служил в армии).

В 1956 из заключения возвращается Л. Кропивницкий. В 1959, после знакомства с О. Рабиным, входит в тот же круг Вс. Некрасов, в 1961 появляется Я. Сатуновский, в 1967 году – приехавший из Харьково Э. Лимонов.

Очевидно, что в этом всё расширяющемся круге многие уже не были непосредственными учениками Е.Л.Кропивницкого, хотя испытали на себе его влияние и немало усвоили из его поэтики, претворив усвоенное собственное творчество. Так Вс. Некрасов называет своим прямым учителем поэта Н.И.Глазкова (1919-1979), Я.Сатуновский пришёл вполне сложившимся человеком, давно нашедшим собственную оригинальную поэтику, которая после уже не менялась.

Тогда же, в конце пятидесятых годов, встречи из дома Е.Л.Кропивницкого переместились собственно в Лианозово (так назывался посёлок по той же Савеловской железной дороге, расположенный чуть ближе к Москве, ныне влившийся в город). В Лианозово находился поделенный на квартиры барак, где жили Оскар Рабин и его жена Валентина, дочь Е.Л.кропивницкого (есть работа О. Рабина под названием «Валин барак», сделанная в 60-е годы.

По воскресеньям здесь проходили своеобразные живописные выставки, где можно было, и посмотреть чужие работы, и показать свои собственные. Здесь же читали стихи, говорили об искусстве, обменивались мнениями, спорили. Среди постоянных посетителей были киносценарист С.Л.Лунгин с женой, ярый поклонник новой живописи литературовед Л.Е.Пинский. приезжали в Лианозово поэты Б.А.Слуцкий, Л.Н.Мартынов, Назым Хикмет. Посетил одну из воскресных выставок И.Г.Эренбург, не высказавший, однако, напрямую своего мнения о картинах.

Между тем официальная реакция была резко отрицательной. Появилась серия газетных статей, сами названия которых – «Жрецы помойки №8», «Дорогая цена чечевичной похлёбки», «Бездельники карабкаются на Парнас» - говорят об их направленности. Организация некой «Лианозовской группы», среди прочего, была поставлена в вину Е.Л.Кропивницкому, в 1963 году, вскоре после посещения Н.С.Хрущёвым художественной выставки в Манеже, исключённому из Союза художников за «формализм». Именно тогда и прозвучало это словосочетание. Усвоенное в последствии искусствоведами и литературоведами.

Следует подчеркнуть, что «лианозовцы» (кроме Я.Солновского) никогда не интересовались социальными проблемами. Неверно было бы соотносить поиски художников – «лианозовцев» с «суровым реализмом» советских художников 60-х годов, а поиски поэтов с обновлённым послевоенным реализмом в литературе. Пребывавшие в едином пространстве и времени, они, хотя и не бежали от современности, не испытывали к ней интересов. Начиная с первой публикации в самиздатском журнале А.Гинсбурга «Синтаксис», где увидели свет стихотворения Г.Сапгира, И.Холина и не относившегося ещё к « лианозовскому» кругу Вс. Некрасова, их интересовали исключительно вопросы поэтики. Иное дело, как воспринимали их произведения другие. Уже самое появление в 1959 году не зависимого журнала, каким является «Синтаксис», автор и редактор которого договорились не касаться политики, было возведено в ранг политической акции, ибо действия их были истолкованы, как желания уйти из-под надзора государства.

Тем не менее социальный критицизм вообще не свойственен «лианозовцам». Главное и единственное, что составляло для них интерес – это эстетика, на начальном этапе, возможно, «антиэстетика». Но выбранные ими объекты находились за пределами официальной культуры.

Отчасти заимствовав тематику у Е.Л. Крапивницкого, ученики его отказались от иронии и лиризма, характерных для поэзии их учителя. Сдержанная, безэмоциональная «констатирующая» интонация превращала «лирическую зарисовку» в «гатески» (подзаголовок первой поэтической книги Г. Сапгира, существовавшей в машинописи). Они тоже писали про быт городской окраины и про жизнь её обитателей. Но избранная тематика плюс выразительные, подчеркнуто острые поэтические приемы вызвали чрезвычайно негативное отношение представителей официальной культуры. Уходившие от социальности поэты парадоксально становились в позицию критиков социальной жизни.

В книге И. Холина «Жители барака», написанной в 50-х и не в полном виде изданной в 1989 году, а так же в большом цикле «Барачная лирика» представлен, по точному замечанию литературоведа В. Кулакова, целый «эпос» маргинальной жизни.

Кто-то выбросил рогожу,

Кто-то выплеснул помои,

На заборе чья-то рожа,

Надпись мелом: «Это Зоя».

Двое спорят у сарая,

А один уж лезет в драку…

Выходной. Начало мая.

Скучно жителям барака.

Эта и многие десятки подобных зарисовок выстраиваются в цельную картину замкнутого и безысходного мира.

Предельная конкретизация вплоть до названия улицы, номера дома или учреждения – так, когда И. Холина спросили в позднем интервью, где же находится описанный им барак, он назвал точный адрес: 1 – я Дубровская улица, новосимоновская слобода, - являются не простой констатацией фактов, неким подобием этнографического или физиологического очерка, либо дневниковой записью. Такой, по видимости, «дотошный» подход имеет оборотную сторону, любой конкретный факт, происшествие (не событие - не тот масштаб) возводится поэтом в ранг искусства. Для стихов И. Холина этого периода характерно чужое, «цитатное» слово. Поэт как бы отстранялся от происходящего, а в стихах его звучали голоса персонажей, голоса улицы. Немаловажно, что первая книга Г. Сапгира, составленная из стихов 1958-1962 годов и, разумеется, не увидевшая тогда свет, называется именно «Голоса». Его ранние стихи во многом близки к стихам И.Холина. фрагменты личных разговоров, как бы случайно услышанных (отсутствие знаков препинания указывает на такую «случайность», спонтанность ), также рисуют абсурдность и суетность существования того, кто это говорит, может быть, не подлинных маргиналов, но уж, наверняка, людей, находящихся не в центре жизни, обывателей, «коптящих небо»:

Сделала аборт

В ресторане накачался

Не явился на концерт

У бухгалтера инфаркт

Присудили 10 лет

мотрят а уж он скончался

Я и сам люблю балет.

И.Холин называл себя сатириком, Г.Сапгир, избегая каких-либо определений, тем не менее, отмечал бредовость, «балаганность» своих ранних стихов. Но, как бы там, ни было к их стихам надолго пристало определение «барачная поэзия».

В прочим при всем различии поэтик, нечто похожее можно обнаружить и в стихах Я.Сатуновского. говоря о своих пристрастиях (о стихотворении его , по наблюдению Г.Айги, есть «реплики», зафиксированная на бумаге речь не героев , но самого поэта – диалог его с собой), Я. Сатуновский, опять-таки называет точные адреса:

До чего мне нравятся озорные девки,

Что прилюдно драются в речке возле церкви,

Так что поп с молитвою путает «едриттвою».

До чего мне нравится здешняя природа,

И сыны, и дочери здешнего народа – Монина, Железнодорожная, Перово.

Это все те же барачные поселки и станции, тот же гротескный мир, где живут отнюдь не гротескные, сколь бы ни казались причудливыми их слова и действия.

В точном смысле слова «лианозовский период» закончился в 1965 году, когда О. Рабин и В. Кропивницкая переехали в Москву. Но дружеские связи не распались, встречи продолжались, хотя адрес их, также запечатленный в стихах – дом №8 невдалеке от Преображенской площади – изменился. При этом в своих литературных поисках поэты – «лианозовцы» все дальше уходили друг от друга. Художники с самого начала работали в разных манерах и даже, полемически заостряя проблему, один из них как-то заявил: «Нас объединяет только не свобода, в ином случае мы были бы врагами, настолько у нас разное понимание искусства и мировосприятие».

Неоднократно предпринимались попытки связать поэтов «Лианозовской школы» с той или иной традицией. Попытки эти нельзя признать успешными, потому что прямая связь с каким-либо художественным течением или направлением попросту не существует. Разумеется, опосредованно благодаря влиянию Е.Л. Крапивницкого (а Г.Сапгир благодаря общению с А. Альвингом, который учил его основам поэтического ремесла едва ли не железной линейкой брюсовской школы), «лианозовцы» многое восприняли из опыта «серебряного века» во всех же остальных случаях следует говорить не о связи, пусть и непрямой, а только об аналогиях. Опыт, поставленный над «лианозовцами» истории, если использовать выражение, заимствованные из точных наук, абсолютно «чистый».

Творчество «обэриутов» со стихами, которых принято сравнивать стихи поэтов «Лианозовской школы», в 40-х – 50-х годах было известно. Кроме того, такое сравнение не правомерно. Поэзию и прозу «обэриутов» следует рассматривать как своего рода тракты в стихах и прозе, результат их философских штудий. «Лианозовская школа» не являлась философской школой не выстраивала символической картины мира и не выдвигала развернутой системы сбыло символов, как было это у «бэриутов». С образцами «конкретной поэзии» «лианозовцы» познакомились по двум небольшим публикациям в журнале «Иностранная литература» тогда, когда уже самостоятельно пошли к конкретизму.

Поэзию «лианозовцев» куда продуктивней сопоставлять с поэзией раннего русского футуризма (Д. Бурлюк, А. Крученных), а также с поэзией немецкого экспрессионизма (Г. Бенн, Г. Гейм, Б. Брехт). Согласно позднему признанию Г. Сапгира значение экспрессионизма в 20 веке не возможно переоценить: «Вообще я считаю, что 20 век – век экспрессионизма. Не немецкого, социального, но экспрессионизма как такого самовыражения». При том следует вспомнить, что в художественном опыте «лианозовцев» социальная проступало сквозь эстетизм, о чем точно сказал И. Холин: «…как бы я не выкрутасничал, что бы я не придумывал в форме, все равно в результате выходят реалистические стихи». И добавил – замечание его справедливо и для стихов Г. Сапгира.

Можно отыскать не мало параллелей и в тематике, и в поэтике «лианозовцев» и таких поэтов послевоенного «ленинградского авангарда», как Владимир Уфлянд, Глеб Горбовский. Олег Григорьев (который, еще, будучи весьма юным, приезжал в Лианозово).

Но стоит подчеркнуть весьма показательное для «лианозовцев» стремление к независимости. Увидев, что произведения их не могут появиться в печати, они не делали попыток подладиться к стандартам, либо сочинить некоторое количество «проходных» стихов, дабы пробиться в литературу. Поэты – «лианозовцы» не рассматривали литературный труд, как способ добывания средств. Например, Г. Сапгир восемь лет проработал в скульптурной мастерской МОСХа, И. Холин был и охранником, и официантом, Я. Сатуновский до самого выхода на пенсию был инженером. Но когда в 1959 году появилась возможность работать в детской литературе, «лианозовцы» эту возможность использовали. Г. Сапгир выпустил около 40 стихотворных книг для детей, сочинил больше двух десятков сценариев для мультфильмов, И. Холин, по его собственным подсчетам, написал двести с лишним детских стихотворений, выпустил больше 20 детских книг, стихи для детей писал и Я. Сатуновский.

Однако судьба «лианозовцев» оказалась совсем не простой. О. Рабин, участвовавший в «бульдозерной выставке», был после нескольких лет травли лишен гражданства, что стало причиной эмиграции. Эмигрировала также и Л. Мастеркова. За пропаганду творчества участников литературной группы СМОГ был исключен из Союза писателей Г. Сапгир, а после того, как большая подборка его стихов увидела свет в альманахе «Метрополь», он не мог какое-то время публиковаться и как детский поэт. До наступления «перестройки» всего лишь девять – и не «взрослых», а «детских» - стихотворений сумел опубликовать на родине Вс. Некрасов (они вошли в составленный им сборник «Между небом и землей», 1976).

Хотя «Лианозовская школа» или «группа» как объединение никогда не существовала (равным образом, никогда не существовала группа «Конкрет», выдуманная Э. Лимонавым, который в 1977 году провозгласил это иллюзорное объединение, добавив к «лианозовцам» В. Бахчаняна, В. Лена, Е. Крапивницкого, Щапову и себя), а по тому ошибка – ставить её в один ряд с группой Л. Черткова, распавшейся еще в 1957 году , и существовавшим рядом во времени и пространстве СМОГом, название это осталось в истории литературы, а художественное открытие «лианозовцев» были не только усвоены но и присвоенный за частую без указания первоисточника. Концептуализм и конкретизм, играющий столь важную роль в новейшей литературе, были в России созданы и осмыслены И. Холиным, Я. Сатуновским и Вс. Некрасовым, который ведет яростную и не прекращающуюся борьбу, отстаивая историческую справедливость и доказывая в своих статьях и книгах, кому следует отдать пальму первенства.

2. Жизнь и творчество В.Г. Сапгира

(1928-1999)

Генрих Сапгир родился в Бийске, на Алтае. Этот факт не менее оригинален, чем его творчество. Он не раз шутя говорил: «Есть еврее бухарские, сибирские, а вот алтайский – я, наверное, один». Случилось так, что в 1928 году родители Сапгира, до этого жившие в знаменитом Витебске, оказались в длительной командировке в Бийске. Там, в этом центре Алтая, и родился Генрих. Вскоре, после появления на свет маленького Генриха, мама вместе с ним уехала в Москву, и вся остальная жизнь его прошла – с отъездами, выездами – в этом городе. Но и в Витебске и в Москве родители Генриха разговаривали на идиш, и язык этот всегда оставался в его памяти: еврейские словечки, обороты, поговорки нередко перемежались в его речи с русскими.

Состоит в дальнем родстве с известным художником Марком Шагалом. Сочинять стал, по его словам, примерно в семь лет. В одиннадцать написал продолжение «Тимура и его команды», в 16 – свой первый сонет. Серьезному увлечению поэзией способствовали его занятия поэтической студии московского Дома пионеров под руководством талантливого поэта и переводчика А.А. Альвинга. Там он познакомился не только с техникой стихосложения, но и понял главное: «Стихи – это музыкальные произведения, состоящие из слов. Если человек не чувствует ритм, слова, пожалуй, ему не стоит даже пробовать заниматься рифмоплетством». занимаясь в студии, он много читает, в том числе запрещенных тогда Мандельштама, Ахматову, Есенин. Его любимый поэт на всю жизнь – Пушкин. Сапгир заявляет, что состоялся как поэт в 30 лет. После стихов «Бабья деревня», «Вон там убили человека», все, что было написано до этого, он уничтожил. Его первая книга стихов «Голоса» написана в конце 50-х годов, вторая – «Молчание», затем – «Монологи» и др.

Лучшие стороны поэтического дарования Сапгира воплотились в произведениях для детей, прежде всего в стихах, хотя это далось ему не сразу. Писать для детей он стал случайно, по совету Б. Слутского, сразу после армии, когда работал на скульптурном комбинате Художественного фонда. Для него это было материальной поддержкой и единственной возможностью пробиться в литературу. Игровая особенность его творческой манеры здесь оказалась особенно кстати. Сочиненные им стихи, считалки вошли в детский фольклор. Им создано несколько стихотворных азбук для детей. Начиная с 60-х гг. много работает над созданием новых букварей им написаны развивающие и обучающие книги для детей («Кубарик и Томатик, или Веселая математика», в соавторстве с Л.А. Левиновой, 1995; «Мая самая первая книжка по русскому языку. Новый букварь», 1995; «Твой гороскоп», 1994 и др.).

Его детские стихи – «как музыка, как лунный свет», как «волшебный зернышко фантазии, мечтательности, красоты, влюбленности в жизнь. Мир природы в стихах Сапгира предстанет таким, каким видит его ребенок: таинственным, волшебным, солнечно – радостным, потому что детство продолжает жить в душе поэта.

О поэзии Г. Сапгира для малышей можно сказать в двух словах. И этими словами будут «игра» и «эксперимент». В своих детских стихах Сапгир – веселый экспериментатор. Он, как фокусник, играет настроениями, образами, фразами. Заманивая юных читателей «в глубинные лабиринты слова». Но, к счастью, не бросает их там, а вместе с ними обживает эти лабиринты, превращая их в просторные, светлые залы родной речи. И еще одно словечко вертится на языке, когда говоришь о поэзии Сапгира, - «театр». Часто его стихотворения – это маленькие спектакли с живыми, яркими, подвижными диалогами. Не по тому ли хочется читать сапгировские стихи на два, а то и на три голоса!... попробуйте прочитать так хотя бы эту стихотворную историю «Людоед и принцесса». Приложение 3.

в 1998 году литературная общественность отметила 70 – летие Сапгира. Он в расцвете творческих сил одинаково активно детской и в большой работал и в литературе, печатается во многих журналах.

У настоящей поэзии особое отношение не только с повседневной реальностью и со смертью. Всей жизнью Г. Сапгира управлял настолько мощный творческий импульс, что даже смерть этого замечательного поэта стала одним из его произведений. Он так сильно, подробно и насмешливо любил эту многоликую и многоголосную жизнь, что первое публичное известие о его скоропостижной смерти прозвучало как удар часов. Во истину как «металла голос погребальный», ровно в полночь, посреди самой, пожалуй жизнелюбивой российской телепередачи – грустно-иронического новоженовского «Сегоднечка». Звонок Г. Остера в студию – и легковесной, кисло-сладкий поток «народных новостей» пересекла мучительная пауза. Она повисла над каждым, кто знает стихи Генриха. А их знают многие, почти все, кто умеет читать по-русски. Знают за частую даже не помня имени автора , но усвоив с детства, что если «погода была ужасная», то принцесса уж точно «была прекрасная». А дальше – молчание, пауза. Г. Сапгир взял свою вечную паузу в разгар осенней, пушкински – прекрасной погоды, на взлете, высшей точке творческой активности. Он ушел от нас по пути на вечер поэзии, на презентацию книги «Поэзия пауза», куда его вез переполненный московский троллейбус. Но ушел так, что и сам уход его обернулся продолжением пути, неким за смертным поэтическим жестом. Продлевающим отдельную человеческую жизнь до пределов жизни языка, жизни народа, жизни поэзии как органического целого.