Институт государственного управления,права и инновационных технологий
390011, г. Рязань
Куйбышевское шоссе,
д.15/12, кв. 4
КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА
По курсу: «Концепции современного естествознания»
Тема: «Психоанализ З.Фрейда»
Выполнила:
студентка 1 курса
Экономического факультета
по специальности:«Финансы и кредит»
Чернышова В.А.
шифр 06-1ФК(9)
Проверила:
Рязань
2007

Содержание:
Введение
1.                Техника психоанализа
Список литературы

Введение
Очень странно, что мы так мало уделяли внимания внутреннему миру человека и вообще подходили к нему без интереса. Как скудно использованы средства физики для постижения души и возможности души – для познания окружающего мира.
Новалис
Природа балует нас: где-то из-под земли вдруг начинает бить фонтан нефти, в другом месте в речном песке вдруг обнаруживают крупинки золота, а где-то еще на поверхность выходят залежи угля. Но подобные милости даруются человечеству не каждый день и не в таком уж сказочном изобилии. И человечество разрабатывает и изобретает технику, чтобы не надеяться на случай, а своею волей углубиться в землю и фонтанчики нефти превратить в потоки. Человечество прокладывает в земле тысячи ходов, роет шахты с тем, чтобы однажды нарваться на залежи драгоценной руды. Точно так же и активная глубинная психология не может ждать случайных и достаточно редких проявлений бессознательного в виде ошибочных действий и сновидений; для того чтобы добраться до своего основного рабочего пласта, психология должна использовать особую технику, сложнейший инструментарий, которые только в результате долгой, кропотливой и осознанной работы открывают доступ в самые глубокие слои человеческой психики. Этот метод, эта техника, этот способ достижения глубины изобретен Фрейдом и назван им психоанализом.
Психоанализ – это медицинский метод, который направлен на лечение определенных форм нервных расстройств (неврозы) при помощи психологической техники.

1.     Техника психоанализа
Метод Фрейда совершенно своеобразен и нов, он не перекликается ни с какими иным методом, когда-либо применявшимся в медицине или психологии. В ряду других систем это совершенно оригинальная психологическая система, намного глубже проникающая в психику, - именно поэтому Фрейд назвал ее глубинной психологией. Если этим методом пожелает воспользоваться врач, он обнаружит, что в специальных медицинских познаниях, добытых им в высшей школе, практически нет нужды. Естественно, что вскоре этот вопрос встал со всей остротой: нуждается ли психоаналитик в медицинском образовании? После некоторых колебаний Фрейд признал, что анализ может быть проведен и «непрофессионалом», иначе говоря, лечить по его методу вполне способны люди, не обладающие медицинским образованием. Фрейд имел в виду, что врачеватель души оставляет анатомические исследования врачам-медикам, реальная же задача психоаналитика – сделать видимым невидимое. Аппаратура и инструменты для него излишни, так как он не располагает ничем, что можно было бы подвергнуть механическому изучению и обследованию; все врачебное оборудование психоаналитика составляет кресло, в котором он сидит, как в исповедальне. Но церковь, Christian Science, чтобы облегчить страдания пациента, применяла наркотики для души, своеобразные анестезирующие средства: она укрепляла души символическими словами «Бог», «вера». В отличие от этого метода психоанализ отметает всякое вмешательство – и физическое, и психическое. Задача психоанализа не введение в организм, в душу человека чего-то нового (лекарства, к примеру, или веры), а наоборот – извлечение из души чего-то, что там уже есть. Психоанализ видит исцеление в познании и в самопознании; этот метод считает, что человек исцелится тогда, когда вернется к самому себе, когда познает свой внутренний мир, свою личность, - в этом и заключается смысл лечения, а не во внушении веры в свое выздоровление. Иными словами, при психоанализе работа совершается не над личностью пациента, не над его телесной оболочкой, как при других методах лечения, а лишь внутри, в сфере его души и психики.
В душу пациента врач не привносит ничего. Его роль заключается лишь в том, чтобы собственным опытом и умением незаметно влиять на направление работы. В отличии от обычного медика, у врача-психоаналитика нет под рукой лекарств или специальных орудий; в отличие от врачевания в храме, излечение идет не по заранее предписанным готовым правилам, а накапливается постепенно, капля за каплей, по мере изучения душевных порывов больного. И пациент, со своей стороны, не предъявляет ничего, кроме своего внутреннего конфликта. Но, конечно же, подает его не в готовом виде, не открытым, а замаскировано и искаженно, во всем многообразии подавлений и замещений, так что сначала суть заболевания неизвестна ни самому пациенту, ни его врачу. Ведь то, что представляет из себя больной истерией или неврозами, и то, в чем он сразу признается врачу, - это лишь симптомы заболевания. В области же психики симптомы никогда ясно не указывают на болезнь, скорее, наоборот, тщательно ее маскируют. Очень своеобразная и совершенно новая мысль Фрейда как раз и заключается в том, что содержания у симптомов нет, они имеют лишь каждый свою причину. У невротика есть заболевание, но тот или не знает, чем оно вызвано, или не желает этого знать, или не может постичь самостоятельно причину его возникновения. Свой внутренний конфликт он на протяжении многих лет выплескивает в столь многообразных симптоматических действиях, что в результате сам запутывается и не понимает, что с ним происходит. Как раз в такой момент и принимается за работу психоаналитик. Невротик должен разгадать загадку, ключом к которой является он сам, а психоаналитик помогает ему разгадывать. Работа осуществляется только в связке, и в симптомах, как в зеркале, они вместе отыскивают истинные причины заболевания; вместе шаг за шагом идут по дороге психической жизни больного в обратном направлении – туда, вглубь, пока в какой-то момент вдруг не прояснится и не станет абсолютно понятным внутренний конфликт пациента.
Поначалу этот технический прием психоанализа больше похож на допрос, чем на врачебное мероприятие. По мысли Фрейда, в жизни каждого невротика есть момент, когда он испытал покушение на целостность своей личности, и первым делом психоаналитик должен ознакомиться со всеми подробностями этого происшествия; именно поэтому идет работа над тем, чтобы с максимальной точностью восстановить в памяти пациента время, место и мельчайшие подробности происшествия, которое уже давно замещено чем-то иным. Но уже на первом шагу психоанализа данный метод наталкивается на затруднение, с которым никогда не приходится иметь дело следователям и судьям. Ведь психоанализ считает, что в личности пациента есть сразу две стороны: он и пострадавший от преступления, и тот, кто его совершил. Собственными симптомами он проявляет себя как обвинитель и как свидетель обвинения, но, с другой стороны, он и первейший враг обвинения, укрывающий подробности и факты. Наверное, в глубине души он догадывается о причинах, но на самом деле не знает о них ничего; он называет причины, но это не причины; того, что знает, он знать не желает, но одновременно с этим каким-то странным образом знает то, чего будто бы не знает. Самое удивительное, что начало процессу исцеления кладет не врач. За многие годы до вмешательства психоаналитика процесс уже идет в душе будущего пациента без перерывов и без надежды на завершение. Психоанализ – это и есть последняя инстанция, призванная вмешаться и поставить точку, завершить, наконец, этот процесс; пациент бессознательно стремится к этому и толкает к завершению врача.
Психоневротик – человек, заблудившийся в лабиринте своей души, запутавшийся в ее конфликтах, и психоанализ не пытается сразу же вывести его из этого лабиринта при помощи каких-то поспешных формулировок. Задача психоанализа прямо противоположная – с самого начала он пытается вернуть пациента назад, пройти теми же коридорами до той точки, где и случилось роковое отклонение от прямого пути. Иногда у ткача рвется нить, и, для того чтобы исправить брак, ткач вынужден снова и снова устанавливать станок на то самое место, где нить порвалась, и вновь начинать работу именно оттуда. В такой же мере и врач-психоаналитик, чтобы восстановить непрерывность жизненной ткани, должен вернуться на то место, где произошел надрыв или перелом, и в этом возвращении не может быть ни ясновидения, ни случайности, ни каких-либо поспешных проявлений интуиции. В родственной области науки еще Шопенгауэр предполагал, что лечение душевных расстройств стало возможным, если бы врачи получили возможность останавливаться на том месте психики, в котором именно и произошло решающее потрясение; причину увядания цветка мы узнаем, добравшись до его корней, то есть, в нашем случае, добравшись до бессознательного. А ведь это путь непростой – запутанный, обходной, и на этом пути могут повстречаться многие опасности; как хирург, приближаясь к тонким нервным тканям, становится все более осторожным и внимательным, так и психоаналитик, открывая один за другим тончайшие пласты сознания, переходит от одного переживания пациента к другому. Не дни и недели, а месяцы и даже годы продолжается процесс психоанализа в каждом конкретном случае, что предъявляет к врачу требования, неизвестные ранее медицине, - длительной сосредоточенности и стабильного самообладания, тех волевых качеств, которые могла бы разве что дать волевая закалка иезуитов. Во время сеансов психоанализа работа ведется без записей применения каких-либо иных вспомогательных средств, а лишь с помощью напряженного и длительного внимания. Пациент ложится на кушетку так, чтобы не видеть сидящего позади него врача (тем самым ставиться преграда проявления стыдливости или вмешательству сознания), а сам рассказывает. Большинство людей ошибается, полагая, что рассказ пациента должен быть связным, логичным, напоминать исповедь; вообще, если подсмотреть за сеансами со стороны, зрелище может показаться очень комичным, ведь на протяжении многих месяцев происходит одно и то же: один говорит, другой слушает. При этом психоаналитик категорически требует, чтобы пациент ни в коем случае не обдумывал своих высказываний, не изображал из себя ни свидетеля, ни судью, ни обвиняемого, чтобы во время сеанса никакие желания не мешали ему работать, а весь смысл анализа состоит в том, чтобы пациент прямо, без искажений и корректировок, высказывал то, что придет ему в голову, ведь приходит это не откуда-то свыше, а, наоборот, из самой глубины, из бессознательного. Пациент не должен отбирать информацию, которая, на его взгляд, могла бы относиться к делу, ведь в действительности его заболевание как раз и означает, что человек не знает, в чем заключается это самое дело, в чем заключается его болезнь. Если бы эти сведения были доступны пациенту, он перестал бы быть пациентом, стал бы здоровым человеком, который не испытывает симптомов нервического заболевания и не нуждается в помощи врача. Именно поэтому психоаналитики оставляют вне внимания продуманные, заранее подготовленные сообщения пациента и не интересуются сведениями, записанными на бумаге: им важно, чтобы пациент в свободной форме, от души, излагал как можно больше собственных переживаний. По мнению психоаналитиков, больной должен наговориться всласть, излить себя, рассказывать все на свете длинными монологами, пусть путанными и логичными – все, что придет ему в голову, пусть даже самое мелкое и незначительное, потому что для врача наиболее важными оказываются именно эти нечаянные, спонтанные, не связанные друг с другом высказывания. К сути дела врач приближается как раз с помощью таких вот подробностей, которые, на первый взгляд, к делу не имеют ни малейшего отношения. Поэтому у пациента есть только одна обязанность, но непременная, - рассказывать побольше. Врача интересуют правда и неправда, важное и неважное, наигранное и искреннее, ведь главное – добыть из преподносимого материала побольше переживаний, познать биографическую субстанцию, которая определяет душевное состояние пациента.
И вот тогда начинается работа психоаналитика. Перед ним – груда предоставленного пациентом изношенного жизненного материала. И из этих многих тысяч обрывков воспоминаний, высказываний и сновидений ему предстоит, просеивая через мелкое сито психологии, отделить зерна от плевел – отбросить весь шлак и в результате кропотливой работы добыть чистый металл психологических выводов. То есть отобрать из первичной субстанции необходимый психологический материал. Врач-психоаналитик не имеет права признать за такой материал сырую материю, которую он получает в процессе рассказа пациента. Он обязан помнить, что, говоря словами Фрейда, «высказывания больного есть лишь извращенная картина того конфликта, который нужно отыскать, это намеки, которые нужно разгадать, чтобы понять, что за ними прячется». Для изучения болезни в расчет надо брать не то, что пациент пережил, - эти горести уже ушли из его души. Важно выловить то, что еще не изжито, что похоже на непереваренный кусок пищи в желудке. Этот кусок стремится выбраться, протолкнуться наружу, но всякий раз его останавливает некое противодействие, - так же, как и искомый психологом материал. С постоянным вниманием должен врач разыскивать источники этого противодействия, в каждом отдельном проявлении психики пациента, с тем чтобы, накапливая подозрения, постепенно перейти к твердой уверенности. Спокойное, неторопливое наблюдение, которое врач осуществляет как будто со стороны, поведением пациента одновременно и облегчается, и затрудняется. Особенно это характерно для начала лечения, когда чувства пациента концентрируются особым образом, - Фрейд называет этот процесс «перенесением». Ведь прежде чем прийти к врачу, больной долго пестует в себе остатки не пережитых чувств, не в силах избавиться от них. Используя десятки симптомов, он пытается проигрывать эти чувства и так и этак, свой внутренний конфликт пытается проиграть с самим собой; обнаружив, что перед ним не просто врач, а внимательный и чуткий слушатель, невротик воспринимает его как соучастника игры и с радостью бросает мяч психоаналитику; не поддающиеся воплощению аффекты обрушиваются на лечащего врача. Это может быть чувство любви или ненависть – главное, что больной вступает в некие «отношения» со своим врачом, пытается всеми силами наладить с ним взаимодействие чувств. До сих пор конфликт существовал где-то в глубине без всякой надежды вырваться, теперь же он впервые пытается проявить себя так четко, как проявляется фотоизображение на пластинке. И вот именно с этого момента, с «перенесения», включается интуиция психоаналитика; если же больной на «перенесение» не способен, его надо признать не поддающимся психоаналитической работе. Ведь чтобы увидеть конфликт, познать его, врач должен увидеть его проявления в жизненной, эмоциональной сфере, врач и пациент должны вместе его пережить.
Психоаналитическая работа требует участия обоих: пациент должен воспроизвести конфликт, а врач – растолковать его смысл. Поторопившись с выводами, можно предположить, что врач в этой работе может рассчитывать на помощь больного, но этого никогда не происходит. В области психики всегда есть место двойственности чувств, внутреннему разладу. С одной стороны, невротик идет к доктору, чтобы избавиться от своей болезни, хотя о ней он ничего не знает, кроме симптомов; с другой – автоматически он не желает расставаться со своей болезнью, ведь она для него не есть нечто постороннее, это его творение, деятельная часть его собственного «я». Бессознательно он цепко держится за свою болезнь и с гораздо большей легкостью готов согласиться на то, чтобы остались ее тяжелые симптомы, чем на то, чтобы врач объяснил ему истинный смысл его внутреннего конфликта. Пациент и чувствует, и мыслит сразу с двух позиций: с одной стороны, проявляется его сознательное, с другой – бессознательное, поэтому он одновременно и охотник, и дичь, по следу которой идет охотник; только одна половина его пытается помочь врачу, другая – яростно сопротивляется; одной рукой пациент подписывает добровольные признания, другой – запутывает все дело и всячески пытается скрыть истину. Итак, даже глубоко осознавший свою болезнь невротик помочь врачу не в состоянии; он не может выложить «правду», ведь из состояния равновесия его вывело и подтолкнуло к созданию болезни как раз незнание или нежелание знать эту самую «правду». Казалось бы, иногда больной искренне готов к откровениям, но и в такие моменты он лжет или сильно заблуждается относительно своих намерений. За каждой правдой прячется другая, еще более сокровенная, и даже если пациент в чем-то признается, то только с целью маскировки более глубокой, более сокровенной правды. Между намерением быть откровенным и чувствами стыда и скрытности идет очень сложная таинственная игра; иногда пациент выдает себя в своих рассказах, иногда же он за ними прячется; казалось бы, вот наступил порыв полной откровенности – и вдруг воля к изложению правды куда-то пропадает. В каждом из нас что-то вдруг напрягается и блокирует информацию, как только мы чувствуем, что кто-то посторонний пытается добраться до нашего самого сокровенного; в реальности психоанализ – тяжелейшая борьба!
А гений Фрейда как раз в том и заключается, что он умеет обратить в своего ярого союзника самого заклятого врага! Сопротивление выдает пациента, помогая вырвать признание. В беседе человек выдает себя двояким образом: с одной стороны, он признается, умалчивая о чем-то, с другой – о чем-то рассказывая. У Фрейда замечательное чутье на розыск тайного, и он чувствует приближение разгадки страшной тайны в том месте, где сила противодействия пытается, но не может проявить себя; противодействие вдруг становится союзником, указывая направление движения к истинной цели. Если больной начинает вдруг говорить слишком тихо или слишком громко, если он вдруг замедляет речь или резко ее ускоряет, это значит, что само бессознательное пытается пробиться и высказаться его устами. Малейшие попытки противодействия – колебания голоса, паузы, которые наступают всякий раз при приближении критического места, - прямо указывают на фактор сопротивления и объект сопротивления, а иначе говоря – на конфликт, замаскированный и запрятанный в глубинах бессознательного.
Процесс психоанализа – это бесконечная цепь мелких догадок, сбора осколков переживания, из которых, как из мозаики, составляется затем картина внутренней жизни пациента. В салонах и гостиных в ходу совершенно ошибочное и бесконечно наивное мнение о том, что пациент погружает в мозг психоаналитика, как в некий автомат, свои сны и признания, затем при помощи двух-трех вопросов механизм приводится в действие, и – раз! – из автомата выпадает готовый диагноз. В реальности же процесс психоанализа не есть что-то механическое, это весьма сложное и даже высокохудожественное творчество, более всего, наверное, оно похоже на работу реставратора, который восстанавливает древнюю картину, замалеванную поверху чьей-то грубой и неумелой рукой; необходимо потрясающее терпение, чтобы постепенно, слой за слоем, обновлять эту картину и вдыхать в нее новую жизнь, трепетно склонившись над драгоценным полотном, пока после снятия последнего слоя мазни не предстанет перед мастером-реставратором первоначальное изображение во всей его красоте. Занимаясь, казалось бы, исключительно мелкими подробностями, психоаналитик в своей работе преследует неизменно одну цель – создание целостного образа личности пациента во всей ее многогранности; именно поэтому в настоящем психоанализе никогда не выхватывается некий один комплекс; с фундамента, с самого основания психоаналитик восстанавливает всю душевную жизнь пациента. Психоанализ требует от врача в первую очередь терпения, но терпения вместе с не бросающейся в глаза наблюдательностью. Врач, не давая пациенту возможности что-то заподозрить, должен уметь распределять свое непредвзятое внимание между тем, что рассказывает больной и о чем молчит; кроме того, он не должен упускать ни малейшего изменения в оттенках повествования. Данные, полученные в ходе каждого нового сеанса, должны сопоставляться с данными предыдущих бесед, ибо необходимо четко улавливать, какие эпизоды пациент повторяет подозрительно часто из-за внутреннего сопротивления, в какие моменты больной противоречит себе, и при этом врач ни в коем случае не должен внешне проявить свое любопытство. Ведь если только пациент заметит, что какой-то эпизод привлек особенное внимание врача, его рассказ тут же потеряет непосредственность, а именно непосредственность ведет к мгновенным озарениям, которые позволяют психоаналитику увидеть контуры тайного пейзажа бессознательного. Кроме того, врач не должен навязывать больному и своего видения проблемы, ведь смысл психоанализа как раз и состоит в том, чтобы понимание пришло к больному самостоятельно, изнутри, ведь только в этом случае не пережитые еще чувства будут пережиты и изжиты. В идеале излечение наступает тогда, когда пациент разочаровывается в симптомах, а энергию чувств и желаний направит не на ложные образы, а в реальную жизнь. Именно в таком случае конфликт отпустит больного, а анализ можно будет считать завершенным.
Опасный вопрос: часто ли психоанализ приводит к столь отрадному результату? Увы, надо признать, что происходит это редко. Потому что искусство выспрашивать и выслушивать требует высочайшей тонкости слуха, выдающейся наблюдательности, глубочайшей интуиции, одновременного наличия столь непростых и редких духовных качеств, так что только человек, самой судьбой для этого предназначенный, психолог по призванию может успешно вести эту работу. Метод Куэ и Christian Science позволяют готовить не врачей, а разве что простых механиков по этим специальностям. Там достаточно заучить наизусть несколько универсальных формул вроде «Болезней не существует», «С каждым днем я чувствую себя все лучше и лучше» и вдалбливать их пациентам. Столь грубым способом даже самые неумелые руки могут выбить из слабых человеческих душ все пессимистические мысли о болезни. Метод психоанализа возлагает на врача обязанность в каждом новом, в каждом конкретном случае разрабатывать особую систему, особый подход к пациенту, способность к чему не дается одними железным разумом и настойчивостью. Врач-психоаналитик должен быть и прирожденным, и искушенным знатоком душ человеческих, чтобы с потрясающим тактом и ангельским терпением продумывать и пропускать через себя чужую жизнь; но и этого недостаточно: он должен быть одарен еще и некой магической силой, излучать поток доброжелательности и уверенности, чтобы чужая душа доверчиво потянулась к нему. А ведь этому научиться невозможно, и лишь с особого благословения небес в одном человеке может сочетаться все необходимое для психоаналитика. Именно в том, что столь одаренные люди встречаются крайне редко, я и вижу причину ограниченности возможностей психоанализа. Он будет со временем призванием единиц, но вовсе не рядовой профессией, как это сплошь и рядом случается сейчас. Но как раз сам Фрейд на данную проблему смотрит со странной снисходительностью. Он заявляет, что работа с использованием его метода требует, безусловно, такта и опыта, но все же «легко поддается изучению». На этом его высказывания я ставлю жирный и яростный знак вопроса. Даже определение «работа» я считаю крайне неудачным для процесса, который требует применения высших духовных сил врача, а провозглашение всеобщей доступности метода вообще считаю опасным. Даже самое старательное обладание техникой психоанализа столь же мало способно создать настоящего психоаналитика, как знание правил стихосложения – поэт; а ведь доступ к душе, к этой самой хрупкой и тонкой субстанции, может быть открыт лишь настоящему психологу, заведомо одаренному талантом к прочувствованию движений человеческой души. Психоанализ – метод в известном смысле инквизиторский. Он был создан в высшей степени тонким и творческим разумом Фрейда, и нельзя без содрогания подумать о том, какую опасность он может представлять в грубых, неумелых руках. Мне кажется, что репутация этого метода навредило как раз то, что он не стал уделом избранных, а был чуть ли не введен в школьные программы. Многие понятия этого метода при передаче из рук в руки огрубели, исказились и уж во всяком случае не стали чище. Первоначальная практика Зигмунда Фрейда опиралась на гений и терпение; сегодня же то, что называется методом психоанализа в Старом, а особенно в Новом свете – не важно, в дилетантском или профессиональном применении, - более всего смахивает на печальную пародию. Проверить действенность метода и его клиническую состоятельность мы сегодня не в состоянии именно из-за того, что он искажен школьными анализами, захватан дилетантскими руками; приговор в этом деле будет вынесен не нами, а будущим.
Ясно пока главное: психоаналитическая техника, созданная Фрейдом, отнюдь не стала решающим, последним словом в психотерапевтической науке. Но историческая заслуга ее в том, что именно психоанализ открыл первую страницу книги, так долго пребывавшей за семью печатями; именно психоанализ стал первой попыткой создания методологии постижения души и излечения ее на основе материала, предоставляемого самой личностью больного. Один отдельный человек гениальным инстинктом осознал пустоту, в которой топчется современная ему наука; непостижимо, но факт: в то время как установлен тщательнейший контроль над такими органами, как зубы, глаза, кожа, волосы, душа и ее терзания не вызывали интереса науки. Лишь педагоги помогали индивидууму достичь зрелого возраста, но и они потом оставляли его. Те же, которые в школе не сумели справиться с собой, не выполнили, так сказать, домашнего задания, пребывали в полной заброшенности и бессильно тащили в себе груз своих не пережитых конфликтов. Они отстали и ушли в себя, и вот для них – невротиков, психастеников, для пленников своего душевного мира, пристанища не было, участия к ним не проявлялось; по улицам бродили больные души, но поиски помощи были тщетными. Фрейд протянул им руку. Современной науке он указал место, которое в античные времена занимал жрец – психолог, врачеватель душ и наставник. Этой науке еще предстоит освоить позиции и закрепиться, но дверь уже раскрыта и задача поставлена во всем ее величии. А если человеческий дух видит новые миры и познанные еще глубины, остановиться, успокоиться он не может – в мощном порыве расправляет свои крылья, которые не знают усталости и преград.

Список литературы
·                   Интерес к психоанализу: Сборник / З.Фрейд; пер. с нем. – Минск: «Попурри»,2006