1. Искусство как высшая степень мастерства
Искусство – высокая, может быть, даже высшая степень умения, мастерства в любой сфере человеческой деятельности: в литературе, музыке, живописи, танце, архитектуре, но искусство человеческого общения – это особо сложная и весьма ответственная сфера бытия. Слово имеет безграничную власть над человеком, над обществом. Лишь позже, в зрелые годы, мы начинаем понимать, что за словом должен стоять и поступок, дело… Но «в начале было Слово…», и слово, речь могут вдохновить, позвать на подвиг, а могут и убить. Вдумайтесь в проникновенные слова Иисуса Христа о добре, любви, терпимости, служении… Но вспомните и о речах вождей мирового пролетариата или борцов за чистоту арийской расы – сколько миллионов жизней уничтожено и искалечено ими!
Многочисленные тесты, опросы, эксперименты доказали, что человека больше всего волнуют два вопроса: его здоровье и вопрос о том, как разбираться в людях, как воздействовать на них, как руководить ими, их поступками? Интерес к своему здоровью понятен, и именно эту слабинку души человеческой так успешно эксплуатируют колдуны, шаманы, «народные целители» и экстрасенсы всех мастей. А вот с умением разбираться в людях дело обстоит сложнее, хотя на обладание этим искусством претендуют все! Что тут сложного? Мудро замечено, что любой человек немного недоволен своей внешностью, но вполне удовлетворен своим умом. А раз человек умен, то оценить другого, посплетничать о нем – любимое и увлекательное занятие для развития аналитических талантов, и этого достаточно для самоутверждения (cogito, ergo.sum – я мыслю, следовательно, я существую). Но проблема, увы, очень сложна, и понять человека, убедить его, повлиять на его поступки совсем непросто.
У руководителя любого ранга, который ежедневно, ежечасно общается с людьми, нет ничего, кроме Слова и знания принципов и методов искусства управления. Но это большая сила, если ты Мастер. Америка, да и весь мир были ошеломлены выводами Технологического института Карнеги: если специалист в области промышленного производства достиг крупных успехов, то своими достижениями он обязан на 15% своим специальным знаниям, а на остальные 85% – своей способности руководить людьми, таланту руководителя, знанию человеческой природы. Итак, задача руководителя – создать такие условия, чтобы коллектив трудился с максимальной отдачей. Кажется, что самый простой и понятный способ – разумная система материального вознаграждения. Но оказывается, что действительные побуждения к труду, мотивация деятельности весьма сложны, а временами их трудно определить. Важно понять основные модели мотивации, т.е. способы побуждения себя и других к деятельности для достижения личных целей (собственная мотивация) и для достижения целей организации (корпоративная мотивация).
Не хотелось бы сужать рамки искусства управления только его утилитарными функциями – методы этого искусства одинаково применимы для любых жизненных ситуаций: взаимоотношений в семье, выступлений на совещании или шутливых поздравлений на дне рождения друга, умения вести спор (а может быть, умения избежать его?), умения убедить сотрудника, и даже весь коллектив, отдавать работе максимум усилий или сказать девушке такие слова, что ее сердце дрогнет.
2. Ораторское искусство
«Поэтом рождаются, а оратором становятся» – эти слова Цицерона должны вдохновлять молодых менеджеров, слушающих с понятной завистью гладкую, логичную, хорошо аргументированную речь своего старшего коллеги. Владение правилами устной речи, законами логики, умение говорить коротко и четко совершенно необходимы руководителю. Даже самый опытный оратор всегда готовится к публичному выступлению, продумывает его начало («эффект первых фраз»), целевое содержание речи и ее окончание. Самые остроумные экспромты, оригинальные речевые находки, как правило, обдумываются в тиши кабинета. В основе ораторского искусства лежат принципы риторики: подбор аргументов, их распределение в ходе логических доказательств, стиль и структура построения речи. Искусство красноречия, как и труд менеджера, обязано иметь в своей основе объективную и систематизированную информацию, одним из критериев красноречия является информационный аспект речи. Однако только информативность публичного выступления не дает желаемого эффекта, необходима еще и ее эмоциональная содержательность, что сближает позиции оратора и актера.
Руководитель, владеющий ораторским искусством, умеет пользоваться не только активной (моторной) речью, что составляет основу труда оратора в узкопрофессиональном понимании этого вида деятельности, но и пассивной (сенсорной) речью, т.е. обладает способностью воспринимать и оценивать аргументы своего оппонента. Докладчик, оратор также ощущают реакцию аудитории, но их речь, как правило, монолог, единое целое, редко прерываемое репликами. Руководитель же обычно ведет диалог, т.е. работает в интерактивном режиме, в постоянном общении с аудиторией. Речевой процесс в диалоге в психологическом отношении – единое целое: когда человек говорит, он одновременно слышит, понимает и реагирует на реплики и мимику собеседника.
Не устарели рекомендации оратору великого мастера слова древности Марка Туллия Цицерона. На основе его советов можно выстроить такой алгоритм выступления: определить цель и перечень аргументов, ведущих к цели; продумать метод подачи своих доводов (самые веские – в начало и в конец выступления, более слабые – в середину); с самого начала своей речи расположить к себе слушателей; кратко сформулировать спорную проблему; подкрепить свою позицию четкими доводами и опровергнуть мнение противника; эффектно завершить выступление, доказав абсурдность или слабость позиции противника.
Особое место в речевом общении занимает терапия слова, т.е. способность снять психологические барьеры, преодолеть скованность, уменьшить агрессивность, расслабить оппонента. В сущности этого метода лежат принципы гипноза, научные исследования которого были выполнены английским хирургом Дж. Бредом и португальским аббатом Фариа (его трагическая судьба положена в основу одного из персонажей романа А. Дюма «Граф Монте-Кристо»). Метод эффективно применялся американским врачом-психиатром Милтоном Эриксоном и носит его имя. Тот, кто владеет терапией слова, получает важное преимущество в установлении необходимого взаимопонимания и воздействии на собеседника. Важным показателем ораторского искусства является словарный запас, хранящийся в памяти человека, – тезаурус личности. Тезаурус с древнегреческого переводится как «сокровищница», и этот надежный сейф памяти организован удивительно целесообразно: информационные файлы памяти мобилизуются посредством ассоциаций, что облегчает и ускоряет поиск нужного слова.
3. Античная и средневековая риторика, современные тенденции ее развития
Древняя Греция по справедливости считается родиной ораторского искусства. «Царицей искусств» называли античные греки риторику, настолько сильным было ее влияние на решение государственных дел, на формирование общественного мнения. Еще в III в. до н.э. в Греции, а немного позже и в Риме стали формироваться риторские школы, в которых молодежь, готовясь к государственной службе и общественной деятельности, изучала риторику, логику, правоведение, философию, историю и литературу. Античные риторы владели не только искусством убеждения, но и умели своей речью доставлять слушателям удовольствие смелой и оригинальной мыслью, призывали их к добру, справедливости, выполнению гражданского, патриотического долга.
Античная риторика была не только школой красноречия, высокого ораторского искусства, но и сложной системой, состоящей из основ философии, лингвистики, логики и поэтики. Высокое совершенство красноречия было достигнуто благодаря усилиям софистов, профессиональных ораторов и учителей философии и риторики. Софисты блестяще владели мастерством логических доказательств, искусством спора, исследовали философские проблемы познания и старались сблизить философию с риторикой. Однако вскоре софистика в ущерб поиску искомой истины стала злоупотреблять словесной виртуозностью, преднамеренно нарушая законы логики. Софисты искусно использовали гибкость основных понятий, подменяли одно другим и стали культивировать «искусство» вводить в заблуждение, выдавая черное за белое.
Античная культура – одна из самых ярких, феноменальных и удивительных страниц мировой цивилизации. Люди уже сотни лет восхищаются шедеврами античной архитектуры; в залах Лувра, Британского музея, Эрмитажа мы часами в немом восхищении любуемся божественными произведениями скульптуры и живописи, до сих пор театр Эсхила, Софокла, Еврипида трогает наши сердца. Античное ораторское искусство украшают бессмертные имена Демосфена, Сократа, Платона, Демокрита, Аристотеля, Цицерона, Тацита – какое уникальное созвездие блистательных умов!
Вступив в новую эру, человечество стало постепенно забывать традиции античной риторики, но в V–VI вв. появилась новая духовная и общественная сила – христианство, а еще через столетие распространилась еще одна мировая религия – ислам. Христианские и исламские проповедники дали новый импульс возрождению искусства красноречия и наполнили его новым содержанием. Монастыри, духовные семинарии и медресе (мусульманские высшие и средние школы) в Европе и Азии длительное время были практически единственными культурными центрами, хранителями древних рукописей, просветительскими и учебными организациями. Религиозно-нравственная риторика способствовала укреплению и соблюдению моральных норм, проповедовала с амвонов необходимость соблюдения основных догматов Церкви. Церковное проповедничество выдвинуло немало крупных богословских ораторов, среди которых особое место занимают Иоанн Златоуст (умер в 407 г.) – лучший византийский церковный оратор, и монах-доминиканец Фома Аквинский (1225–1274), причисленный к лику святых и вошедший в историю западноевропейской философской мысли как оригинальный интерпретатор учения Аристотеля, проповедовавший гармонию веры и разума. В 1879 г. философско-теологическая система Фомы Аквинского была официально провозглашена единственно истинной философией католицизма.
Большим уважением пользовались мастера риторики в странах мусульманского Востока. Восточное красноречие, призванное «смягчать сердца советами», за свою тысячелетнюю историю стало глубоко профессиональным, хорошо ориентировалось в сфере правовых, религиозных и государственных отношений. Настоящий оратор должен уметь соревноваться в словесных спорах по любому поводу – так гласил один из законов восточного красноречия. Таким оратором был, например, судья Кози Ушани из Ферганы (XV–XVI вв.), автор трактата «Ключи слова», большой знаток человеческой психологии, умевший убеждать своих слушателей в любой ситуации и в споре по любому вопросу [11]. Прекрасными ораторами были и такие крупнейшие мыслители, как Ибн Сина, Шерозий, великий поэт и ученый XV в. Алишер Навои, в меджлисе которого изучались и развивались не только теологические, но и философские, нравственные проблемы.
Эпоха Возрождения дала миру бессмертную драматургию Шекспира и Лопе де Вега, романы Рабле и Сервантеса, сатиру Эразма Роттердамского, лирику Петрарки и Данте. Эти шедевры прозы и поэзии способствовали повышению культуры речи, развитию эстетического вкуса и стимулировали развитие ораторского стиля.
Французская революция выдвинула крупных политических деятелей и выдающихся ораторов, глашатаев свободы, равенства и братства. Жан-Поль Марат – «друг народа» и адвокат Максимильен Робеспьер были прекрасными ораторами, признанными трибунами и весьма успешно призывали народ к безжалостному террору против врагов революции.
Ораторское искусство в России гордится яркими представителями судебного красноречия: С.А. Адреевским, Н.П. Карабчевским, А.Ф. Кони, Ф.Н. Плевако, А.И. Урусовым. Речь судебного оратора особенно ответственна, так как его слова часто решают судьбу человека; его задача – убедительно и достоверно доказать виновность или невиновность подозреваемого.
Чему учили древние мыслители? Какие полезные рекомендации дали нам мастера ораторского искусства нового и новейшего времени? Какими качествами должно обладать слово оратора, воспитателя, наставника, руководителя? В первую очередь, как мы уже говорили, речь должна быть содержательной, информативно насыщенной, а проще говоря – умной. Что может быть более оскорбительным для слуха, терпения и разума, чем плавная, гладкая, сладкоголосая речь самовлюбленного дурака? О дураках и их неудержимой страсти произносить длинные речи с большой иронией говорил еще великий Эразм Роттердамский в книге «Похвальное слово глупости». Далее, любая информация может быть полезной только в том случае, если она объективна и правдива. Нам, воспитанным в советское время, особо понятно это требование к устному или печатному слову: ведь нам годами, постоянно лгали, пичкали искаженными фактами и лживой, необъективной их интерпретацией.
Важнейшую роль играют ясность и точность речи. Совсем непросто найти слова адекватно, точно отражающие мысль. У писателя, поэта есть время на эти «муки слова», у говорящего – нет. Аморфность, вялость мысли, убогий лексикон, низкая общая культура засоряют речь лишними, двусмысленными словами и выражениями. Послушайте внимательно, как отвечают на какой-либо вопрос телевизионного корреспондента наши политические лидеры и деятели культуры: «Э-э-э, видите ли…» Без этого обязательного «видите ли» или «знаете ли» не могут начинать говорить большинство деятелей культуры или артисты, претендующие на интеллигентность. Хороший совет современным «мастерам слова» давал античный римский учитель красноречия Квинтилиан: «Говори так, чтобы тебя нельзя было не понять».
Выступление должно быть кратким, ведь важно не только завоевать внимание слушателей, но и удержать его. Если выступление будет интересным, то оно не покажется длинным, и поэтому краткость – это умение убрать все лишнее, второстепенное. Как тут не вспомнить многочасовые речи по поводу «исторического залпа «Авроры» или «праздники большого говорения» в Гаване! Говорить и писать кратко – большое мастерство, французский ученый и философ Блез Паскаль отметил этот парадокс в своем «Письме провинциалу»: «Я написал длинное письмо, потому что у меня не было времени, чтобы написать короткое».
Эмоциональность речи способна волновать души и внушать желаемое настроение. Опытный оратор широко применяет эмоциональные голосовые модуляции – от вкрадчивости и мягкости до страстной пламенности. В «Правилах высшего красноречия» (1844 г.) крупный государственный деятель и прекрасный оратор М.М. Сперанский говорил: «Под страстным в слове я разумею сии места, где сердце оратора говорит сердцу слушателей, где воображение воспламеняется воображением, где восторг рождается восторгом… Оратор должен быть сам пронзен страстью, когда хочет ее родить в слушателе». Важно не только думать о смысле каждой произносимой фразы, но и чувствовать, иногда и переживать ее. В устной речи мысли и слова рождаются и звучат практически одновременно. Но излишний пафос, срывающийся на крик, характерный, судя по отзывам и кинокадрам, для «бесноватого фюрера», свидетельствует о дурном вкусе и амбициозности. Такой оратор, по словам Цицерона, покажется слушателям «бесноватым среди здоровых и чуть ли не вакхантом, хмельным среди трезвых».
Да, красноречие – высокий вид искусства, требующий таланта и большой работы. Но не правы те, кто безвольно отказывается от попыток овладеть искусством слова, не стремится работать над своим словом: «У меня, мол, нет способностей, и внешность не та, и дикция плохая…» Но вот знаменитый эпизод из истории судебного красноречия России, одна из блистательных ее страниц. Обвиняемый в краже священник пойман с поличным и признал свою вину. Защищает его в суде сын скромного таможенного чиновника и неграмотной казачки киргизского происхождения. Современники вспоминали, что «его скуластое, угловатое лицо калмыцкого типа с широко расставленными глазами, с непослушными прядями длинных темных волос можно было бы назвать безобразным, если бы его не освещала внутренняя красота… Его движения были подчас неловки, неладно сидел на нем адвокатский фрак, а пришептывание могло портить впечатление от его речи». Адвокат медленно поднялся, бледный, взволнованный и произнес всего только несколько фраз, закончив свою речь так: «Перед вами сидит человек, который тридцать лет отпускал вам на исповеди грехи ваши. Теперь он ждет от вас: отпустите ли вы ему его грехи». Суд присяжных оправдал подсудимого, а защищал его великий адвокат Ф.Н. Плевако, о котором в 1908 г. журнал «Право» сказал, что если Пушкин – гений в поэзии, то Плевако – гений в ораторском искусстве. Каждый должен верить в себя, работать над собой и обязан знать, что сказать и как это сказать.

Теория и практика управления за последние годы особое внимание уделяют проблемам социологии массовых коммуникаций (mass media) и основательно изучает процесс формирования общественных связей и отношений (public relations). Методы воздействия на общество, на коллектив интересуют сейчас не только политологов, но и руководителей предприятий, коммерсантов различного уровня, специалистов в области менеджмента и маркетинга. Особый интерес проявляется к организации и методам проведения массовых мероприятий от собрания коллектива до митинга. Даже проведение обычного общего собрания коллектива требует от руководителя особых дополнительных знаний и опыта, а выступление на митинге – одно из самых сложных испытаний для оратора.
Собрание подчиняется определенному порядку; здесь заметно влияние авторитета начальника, собравшиеся шумят, смеются, рассаживаясь по местам, некоторые переговариваются друг с другом, шутят. Самые мудрые садятся в задних рядах, считая, что собрание что-то вроде сиесты в конце напряженного рабочего дня и можно будет подремать или сбежать при возможности – словом, царит спокойная и благодушная атмосфера. Если не обсуждается какой-либо острый, задевающий интересы коллектива вопрос, то выступление на таком рядовом собрании для опытного оратора не составляет особого труда, хотя также требует специальной подготовки. Иное дело, если оратору предстоит выступать перед враждебно настроенной аудиторией, которая заранее готова отрицать любые аргументы и доводы, если они противоречат ее мнению. Выступающий должен быть готов к любой реакции такой аудитории: от ироничного скепсиса и враждебных выкриков до насилия, что уже, увы, не раз бывало в нашей истории.
Чем может помочь наука и искусство управления в такой сложной, экстремальной ситуации? Какой дать совет? Уклониться от выступления перед негативно настроенной аудиторией? Что ж, мудро. А если нельзя? Если честь, достоинство, благородные цели безоговорочно требуют проявить высокое мужество, иначе человек будет обречен на муки совести за свой трусливый поступок? А если уклониться от спора, согласиться на компромисс, найти альтернативный вариант и свое выступление построить на этой основе? Тогда кроме угрызений совести не миновать остракизма своих единомышленников, которые расценят такое поведение как предательство. Что ж, если нет, других, менее рискованных вариантов, остается только принять вызов, выступить и сделать все, чтобы убедить слушателей в своей правоте. В этом случае полезно прислушаться к рекомендациям искусства управления, тем более что уже многие мыслители анализировали эту проблему. Суть этих рекомендаций сводится к следующему:
– человек, рискнувший вступить в единоборство с враждебно настроенным коллективом, а тем более с толпой, должен четко понимать сложность своего положения, не надеяться на счастливую случайность, должен быть собранным, хладнокровным, жестко обуздать свои эмоции и, помня, что на карту поставлены его репутация и дело, которое отстаивает, обязан особенно тщательно продумать свое поведение на трибуне. Помнить об «эффекте первых фраз» и подготовить их, определить свое место на подиуме, позу, выражение лица, жестикуляцию и т.п.;
– заранее четко и лаконично сформулировать цель, т.е. ту идею, ради которой он выступает;
– по мере возможности заранее изучить аудиторию, определить, кто является формальным или неформальным лидером оппозиции и в какой точке зала он находится. Знать и своих, пусть пока немногочисленных, потенциальных союзников и, если это возможно, еще до своего выступления установить с ними неформальные контакты;
– подготовить ответы на возможные деловые и провокационные вопросы. Эти ответы должны быть профессионально четкими, убедительными, поскольку люди крайне негативно реагируют на расплывчатые, обтекаемые ответы;
– несколько упростить свою речь, сделать ее афористичной, чаще прибегать к знакомым основной массе людей речевым стандартам и стереотипам;
– помнить, что разрядить обстановку наиболее успешно может даже не логика рассуждений, а эмоции, и особенно юмор;
– рекомендуется выступать не с трибуны и не за столом президиума, а выйти вперед, ближе к аудитории, выражая этим свое доверие к Собравшимся, и говорить с чувством собственного достоинства и уверенности, «глаза в глаза»;
– стараться создать дискуссию среди собравшихся, т.е. расколоть их монолитное единство. И все-таки эти рекомендации применимы в первую очередь в том случае, когда оратор выступает на собрании, перед однородным по своему составу коллективом – собрание все-таки подчиняется определенным правилам и воле администратора, а вот толпа…
Толпа, даже охваченная в лучших традициях нашего времени плотным кольцом милиции с дубинками и щитами, войсками и танками, не всегда ведет себя послушно и верноподданно. Толпа, эта тысячеглазая гидра, не подчиняется законам привычной логики и морали, это не арифметическая сумма личностей, а новое образование, новый организм, живущий по своим законам. У толпы много голов, но мало мозгов.
«…Впереди себя Пилат площади уже не увидел – ее съела толпа. Лишь только белый плащ с багряной подбивкой возник на высоте на каменном утесе над краем человеческого моря, незрячему Пилату в уши ударила звуковая волна: «Га-а-а…» Она начала негромко, зародившись где-то вдали у гипподрома, потом стала громоподобной и, продержавшись несколько секунд, начала спадать. «Увидели меня», – подумал прокуратор. Волна не дошла до низшей точки и неожиданно стала опять вырастать и, качаясь, поднялась выше первой, и на второй волне, как на морском валу вскипает пена, вскипел свист и отдельные, сквозь гром различимые женские стоны. «Это их ввели на помост, – подумал Пилат, – а стоны оттого, что задавили несколько женщин, когда толпа подалась вперед». Он выждал некоторое время, зная, что никакою силой нельзя заставить умолкнуть толпу, пока она не выдохнет все, что накопилось у нее внутри, и не смолкнет сама. Пилат выкрикивал слова и в то же время слушал, как на смену гулу идет великая тишина. Он сделал еще одну паузу, задерживая имя, проверяя, все ли сказал, потому что знал, что мертвый город воскреснет после произнесения имени счастливца и никакие дальнейшие слова слышны быть не могут. И, раскатав букву «р» над молчавшим городом, он прокричал:
– Вар-Равван!
Тут ему показалось, что солнце, зазвенев, лопнуло над ним и залило огнем уши. В этом огне бушевал рев, визги, стоны, хохот и свист».
Да, Булгаков прекрасно знал характер, повадки толпы, этого страшного монстра, и боялся ее. А вспомните толпу разъяренных женщин в «Жерминале» Э. Золя, несущих на шесте оторванные половые органы их ненавистного врага. Вспомните бесконечные митинги после октябрьского переворота 1917 г., сколько людей погибло тогда под сапогами разъяренных толп, трагедию Ходынского поля, Трубную площадь во время похорон Сталина, нюрнбергские вакханалии нацистов. А массовую истерию фанатов эстрадных звезд, толпы футбольных болельщиков, панику при пожаре, процессии залитых кровью мусульманских фанатиков, экстаз массовых самосожжений русских раскольников…
Вот немного статистики, взятой только из омерзительной летописи «подвигов» футбольных болельщиков. В 1946 г. во время побоища на стадионе английского города Бостон погибло 33 человека, а более 500 получили ранения; 1961 г. – матч сборных Чили и Бразилии, убито 5 человек; 1964 г., Лима, матч Перу – Аргентина – убито 300 (!) человек и 500 ранено. Достаточно? Список можно было и продолжить, любопытно то, что социологические опросы показали крайне низкий процент действительно компетентных знатоков футбола среди этих неистовствующих фанатов.
Толпа может сделать все, способна на массовый героизм («на миру и смерть красна!») и на изуверскую жестокость, если заставить работать скрытый механизм ее эмоций. Умело воздействуя на чувства толпы, внушая и многократно повторяя простые, ясные, хлестко сформулированные высокие или низменные идеи, страсти можно превратить в негодование, личную находчивость – в массовую трусость, трения – в недоверие, предрассудки – в ярость. Толпа иррациональна, она живет больше инстинктами, подражанием, верой, чем логикой. В толпе личность утрачивает чувство ответственности, и если толпа достигла психологической общности, монолитности, то ее поведение будет обусловливаться стадным инстинктом и такими примитивными инстинктами социального поведения, как агрессивность, трусливое паническое бегство, приобретение любой ценой.
В работах Ф. Ницше, 3. Фрейда, Г. Лебона подчеркивается приверженность общества к незамысловатой триаде: вождь – элита – массы (массы всегда ищут вождя, жизнь – воля к власти, все дурное – от слабости). Их многочисленные последователи хорошо овладели этой несложной формулой и боязливо-пренебрежительным отношением к массам. Ведь если толпа, как океан, становится грозной лишь во время бури, то в штиль она не имеет каких-либо прав и лишена воли к действию.
Степень воздействия на толпу зависит от мастерства оратора и от уровня культуры участников митинга, от тех идеалов, фетишей, символов, которыми восхищается большинство и которые вызывают наиболее яркие эмоции. Люди с невысокой культурой более внушаемы, охотно и безоговорочно следуют за понравившимся оратором, особенно если он говорит на языке их общения, пользуется их привычными стереотипами, штампами, их жаргоном, а не языком образованных, интеллигентных людей. Толпа чувствует себя особо сплоченной, монолитной, если людей объединяет что-то безусловно понятное всем, какой-то только ей присущий четкий признак, ясно разделяющий людей на своих и чужих, врагов. Этим примитивным штампом тысячелетиями пользуются националисты, религиозные фанатики всех мастей и партийные функционеры. Такой метод политической борьбы, как «популизм», известен еще со времен Древнего Рима, когда римская знать искусно возбуждала толпу и, не жалея черной краски и несбыточных обещаний, натравливала ее на власть имущих. При угрозе военных действий, политических катаклизмах или при стихийных бедствиях совершенно необходимо сплотить неорганизованную и, как правило, деморализованную массу людей и направить их энергию на выполнение целесообразных акций, применить жесткий принцип централизации управления, единоначалия. И самый верный способ добиться желаемого – не только взывать к коллективному разуму, а скорее и в первую очередь ориентироваться на эмоции, чувства людей.
Крайняя форма власти, господства толпы – охлократия (от греч. ohlos – толпа), когда толпа не признает и не подчиняется нормам права и морали. Охлократия известна с древнейших времен, этой тяжелой болезнью переболели все народы, ее рецидивы продолжают угрожать и современному обществу. Как только наступает кризис социально-политического строя общества, возникает угроза охлократии, отрицающей законы государства, институты власти и общественную мораль. Толпа, возглавляемая вождем, атаманом, «батькой», охотно руководствуется примитивными лозунгами типа «Хватит пить кровушку народную!», «Грабь награбленное!» и легко идет на погромы и массовое кровопролитие. Как бы историки ни пытались украсить образ Робина Гуда или Стеньки Разина, охлократия не меняет своей кровожадной сути. Хочется надеяться, что вечевой колокол России, веками будоражащий покой людей и призывающий на новые битвы, на нескончаемую борьбу, вскоре замолчит навсегда и воцарятся на нашей многострадальной земле мир и согласие.
6. Культура речи
Печально, когда филологи, грамотные, образованные специалисты начинают авторитетно, профессионально закреплять и обосновывать весьма сомнительные языковые находки, – это уже грозный симптом. В 1995 г. вышла интересная и полезная книга Н.Н. Ивакиной «Культура судебной речи», в которой, естественно, говорится о культуре речи и как образец этой культуры приводится такой пример: «Мудрый ответ дал академик И.П. Бардин на вопрос, как правильно говорить: километр или километр. «Когда как. На заседании президиума Академии – километр, иначе академик Виноградов морщиться будет. Ну, а на Новотульском заводе, конечно, километр, а то подумают, что зазнался Бардин». Понравилось? Дело не в Бардине, он академик, у него заслуг, наград и работ целый километр, но автор – борец за культуру речи?
Отвечая на вопрос, следует начать с обязательного «э-э-э», а потом: «Видите ли…», эти речевые странности – обязательны для культурной, интеллигентной речи той социальной прослойки, к которой причислял себя Васисуалий Лоханкин. Образованный человек не может обходиться простым русскими словами, нужно как можно чаще заменять их иностранными. Совершенно неприлично говорить: цех не работает, нужно – не функционирует, перевозка кирпича – нет, транспортировка, двойственность переживаний – нет, амбивалентность!
Вестернизация коснулась не только всех видов искусства и сфер быта, но и языка, особенно официального и научного. Проверьте себя, какие из этих слов вам понятны: партисипативность, релевантность, аутплейсмент, коачинг, абсентеизм. Весьма обогатили русский язык представители таких особо интеллектуальных профессий, как спорт и эстрада: римейк, овертайм, хитпарад и т.п.
И чем больше в тексте неведомых терминов, чем сложнее, тяжелее конструкция фразы, тем более серьезной, классически строгой считается научная статья или доклад на солидном симпозиуме. «Видите ли, модель поведения не является прямым синонимом Поведенческой схемы, так же как Схематическое поведение нельзя назвать – в строгом смысле – антонимом Поведенческого схематизма», – глубокомысленно изрекает герой С.Н. Паркинсона.
Но настоящим шедевром и недостижимой вершиной профессионального красноречия, вызывающим бессильную зависть и тщетный скрежет зубовный у всего ученого мира, является, несомненно, эпически-торжественный стиль научных медицинских трудов. «Показаниями к превентивной реваскуляризации головного мозга является гемодинамически значимый стеноз или патологическая извитость внутренней сонной артерии, наличие эмбологенной бляшки бифуркации сонной артерии со стенозом не менее 50%, критический стеноз или окклюзия подключичной артерии с постоянным синдромом позвоночно-подключичного обкрадывания, гиподинамически значимый стеноз или окклюзия брахиоцефального ствола, гиподинамически значимое поражение позвоночной артерии при наличии клинической картины вертебробазилярной недостаточности» (журнал «Грудная и сердечнососудистая хирургия». №4. 1998. С. 34). Согласитесь, есть чему поучиться у этого масштабного, «гиподинамически значимого» пассажа многим математикам и социологам!
Казалось бы, что хорошо поставленная речь культурного человека не нуждается в языке жестов. Но многое зависит от национальной, интеллектуальной и культурной традиции того социума, в котором сформировалась личность человека. Жесты японского бизнесмена, буддийского монаха или арабского кочевника предельно лаконичны – и вспомните яростную, страстную жестикуляцию героев фильмов великого Федерико Феллини! Часто и в повседневной жизни можно наблюдать, как речь говорящего (даже по телефону!) постоянно дополняется гримасами, пожатием плеч, размахиванием рук, уж очень хочется человеку дать выход своим эмоциям, даже если они адресованы только телефонной трубке.
Бывают случаи, когда жест чрезвычайно выразителен и весомо дополняет слово. Вспоминается рассказ заслуженного, много повидавшего фронтовика, которые был вызван вместе с группой военачальников к И.В. Сталину после сокрушительного поражения наших войск под Харьковом. Сталин пристально посмотрел в глаза неподвижно замершим военным, неторопливым жестом указал на них и тихо сказал: «Расстрелять…», и не спеша дойдя до своего стола, добавил:»… нужно было бы вас. Возвращайтесь на фронт и через неделю доложите о коренном переломе ситуации». Эта пауза и жест руки Сталина с зажатой между пальцами трубкой запомнились на всю жизнь…
Каждый может вспомнить хотя и не такие страшные, но весьма досадные случаи, когда, спросив у встречного дорогу и доверяя его разъяснениям и энергичной жестикуляции, он двигался в совершенно неверном направлении. Помогли ли нам эти жесты? Бить себя кулаком в грудь или по начальственному столу, жест «позвольте вам выйти вон», лес раскачивающихся рук во время поп-концерта, суетливая жестикуляция во время теледиспутов – все это производит удручающее впечатление и свидетельствует о скудном словарном запасе, умственной лени и плохом воспитании.
Есть еще одна весьма деликатная тема для размышлений о культуре речи – «крепкие слова», а проще – русский мат, пресловутая ненормативная лексика. Можно, конечно, не обсуждать эту проблему, сделать вид, что матерных слов в русском языке не существует, во всяком случае в советских энциклопедических словарях слово «мат» отсутствует, так как советский человек «не применял» нецензурных слов, но все-таки иногда, в отдельных нетипичных случаях приходится слышать матерную брань. А уж если откровенно, то ругались и ругаются практически все: и старые и малые, мужчины и женщины, от забулдыги-пьяницы до рафинированного интеллигента. Может быть, это явление благословил еще В.И. Ленин, дав свое знаменитое определение интеллигенции, хотя лингвисты легко докажут древнее происхождение мата как наследия Рюриковичей.
Особо страшное впечатление производит мат среди подростков, на молодежных вечеринках и в неясных устах милых девушек, хотя «неплохо» звучит он как в солдатских казармах, так и в беседах артистов и художников. Правда, «воспитанные», культурные девушки, «из аристократок», вместо известных слов часто употребляют выражения типа «бляха-муха», «блин горелый» или еще короче – «во блин!». Теперь не принято говорить: «Я тебя люблю», нужно выражаться современным языком – «Я тащусь от тебя». Не следует ханжески причитать – ну и молодежь пошла! – всегда существовал этот молодежно-подростковый сленг. В 60-е годы школьники и студенты обращались друг к другу не иначе как «старик», девушек называли «чувихи», а потом и совсем непочтительно – «телки» и т.п. Но странно, когда взрослые дяди и тети на телеэкране, заигрывая с молодежью, употребляют словечки из подросткового лексикона.
Какой же должна быть речь руководителя? Существуют разные, как ни странно, точки зрения. Приходилось слышать восторженно-одобрительное: «А наш генеральный, во мужик, так послал меня!» А вот мнение весьма компетентного специалиста по практическому менеджменту [70]: «Некоторые руководители считают, что крепкое словцо никогда не лишне, оно якобы помогает в любых случаях. В этом, конечно, есть известная доля правды. Однако по отношению к кому крепкое словцо выступает как стимулирующий фактор? Известно – только угодникам и безынициативным исполнителям. Людей самостоятельных, охваченных творческим порывом, крепкое словцо дезорганизует». Вот так-то…
Есть, правда, еще одно мнение – никогда, ни при каких обстоятельствах, даже в мужских компаниях, за рюмкой водки, рассказывая анекдоты, нельзя применять матерные слова. Тем более на совещаниях, во время «разноса» нерадивого исполнителя, никогда! Размышляя об этом, вдумайтесь в буквальный смысл матерных слов… и пощадите наших матерей!
Высокая роль культуры речи, ораторского искусства в управлении обществом была ясна людям еще с древнейших времен. Замечательно говорил о могуществе оратора, владеющего «божественным даром» великий Цицерон (106–43 гг. до н.э.): «Он может безбоязненно пребывать даже среди вооруженных врагов, огражденный не только своим жезлом, сколько своим званием оратора; он может своим словом вызвать негодование сограждан и низвергнуть кару на виновного в преступлении и обмане, а невинного силой своего дарования спасти от суда и наказания; он способен побудить робкий и нерешительный народ к подвигу, способен вывести его из заблуждения, способен воспламенить против негодяев и унять ропот против достойных мужей; он умеет, наконец, одним своим словом и взволновать и успокоить любые людские страсти, когда этого требуют обстоятельства дела».
Жаль, что современные общественные деятели своим словом чаще всего могут лишь «вызывать негодование сограждан».