(роль сленговых и иных заимствований, маркированных как "чужое слово")

В. В. Шаповал

1999

I. Введение

1.Что рассказал о себе автор слогана "Курение опасно для вашего здоровья"?

"Воздействие журналистского слова на формирование мировоззрения читателя" было и остается главной целью всех средств массовой информации, независимо от того, идет ли речь об идеологических, эстетических или потребительских представлениях той или иной социальной группы читателей или, шире, адресатов средств массовой информации.

Сложный процесс формирования и развития системы ценностей, жизненных ориентиров и порой неосознаваемых предпочтений зависит от множества факторов. И не секрет, что далеко не всегда результат в данном коммуникативном процессе прямопропорционален непосредственному воздействию. За примером далеко ходить не надо. Минздрав (вполне авторитетный адресант сообщения) с каждой пачки сигарет и с каждого рекламного плаката предупреждает курильщика о том, что "курение опасно для здоровья", однако есть все основания утверждать, что эффективность данного сообщения оказывается не слишком высокой.

Среди многих факторов, объясняющих столь низкую эффективность надписи, может быть предположительно назван и один языковой. Заметим, что автор предпочел всем прочим эквивалентам слово опасно. Если вдуматься в слово опасно, то сразу вспомнятся многочисленные надписи предупредительного характера: "Под стрелой крана стоять опасно", "Через железнодорожные пути ходить опасно", "Сырую воду пить опасно" и т.д. Весь наш социальный опыт говорит нам о том, что в таких случаях элемент риска оказывается весьма умеренным. С учетом данного опыта и эта надпись прочитывается как очередная информация об относительно небольшом элементе риска, присутствующем в процессе курения. Эта информация, в неявном виде заложенная в подтекст сообщения, воспринимается нами по крайней мере на подсознательном уровне. В иных случаях можно увидеть ту же предупредительную надпись в альтернативной редакции: "Курение вредно для Вашего здоровья". Понятно, что вторая версия более адекватно ориентирует курильщика. Более того, и устная традиция (курить - здоровью вредить, курить - вредно) не знает слова опасно. Его даже нет среди синонимов слова вредный (вредный, нездоровый, вредоносный; и близкий ряд: губительный, гибельный, пагубный, погибельный) [Словарь син.-I: 175-6, 261].

Однако вернемся к автору первой редакции. Ведь в настоящей работе нас интересуют те языковые средства, которые создают имидж автора сообщения, конкретно говоря, имидж публициста как создателя текста, предназначенного для широкой аудитории. Что же можно сказать об авторе рассмотренной выше предупредительной надписи? Прямо ни одна буква текста не говорит ничего об авторе. Но кое-что можно все-таки заключить.

Безымянный автор этой формулировки предстает перед нами как профессионал высокого класса. Быть может, несколько поверхностно решающий для себя проблемы профессиональной этики. Он сумел очень удачно совместить формальный заказ на предупреждающую по своему содержанию надпись и соблюсти (скрытые) интересы табачной промышленности. При этом были учтены тонкие семантические различия между синонимами опасно и вредно и особенности массовых представлений аудитории (дорогу переходить на красный свет тоже опасно, но нарушают это правило практически все). Формально основной переводной эквивалент английского dangerous выбран правильно, это опасный, а не вредный. Ведь надпись эта создавалась вслед за Европой и была переводом некоторого "импортного" образца. Так что выбор слова опасно можно было обосновать. Но, что самое важное, умысел в данном случае доказать абсолютно невозможно. Хотя почва для этических сомнений, безусловно, есть. Вот почему общий вывод напрашивается такой: автор - человек, видимо, достаточно циничный, хотя и высокий профессионал.

2. Задачи работы и подходы к анализу материала

Этот пример понадобился нам для того, чтобы подойти к важному тезису, давно уже ставшему общепринятым в лингвистике и других смежных областях гуманитарного знания: устная и письменная речь каждого из нас настолько индивидуальна, что буквально на всех структурных уровнях тщательный анализ текста позволяет выявить целый комплекс индивидуальных личностных и социальных особенностей автора сообщения.

Задолго до появления социолингвистики и стилистики художественной речи эту взаимосвязь между личностью автора и его произведениями интуитивно почувствовал и образно выразил А.С. Пушкина в стихотворении "Ex ungue leonem" (По когтю [узнают] льва, лат.):

Недавно я стихами как-то свистнул

И выдал их без подписи своей;

Журнальный шут о них статейку тиснул,

Без подписи ж пустив ее, злодей.

Но что ж? Ни мне, ни площадному шуту

Не удалось прикрыть своих проказ:

Он по когтям узнал меня в минуту,

Я по ушам узнал его как раз.

Весьма важно подчеркнуть, что, несмотря на то, что громадное большинство говорящих проявляет свои индивидуальные речевые параметры бессознательно и практически безальтернативно, для профессионала такая роскошь оказывается просто непозволительной. И, следовательно, профессиональная оценка впечатления от своего и любого другого сообщения должна включать сознательный анализ индивидуальных признаков его автора (и, в конечном счете, воссоздание его предполагаемого образа). Вот как пишет об этом профессионал: "...хочется поразмышлять о самих письмах. Ведь многие из наших корреспондентов даже не подозревают, насколько исповедальны обращения в редакцию со стихами. Да не покажется преувеличением следующее мое утверждение: конверт, в который вложена записка и три стихотворения, говорит о человеке, может быть, гораздо больше, чем хотел бы рассказать о себе написавший письмо человек. Практически все. Как подписан конверт, как он запечатан, как оформлена поэтическая подборка и авторская врезочка к ней, почерк человека, его манера писать прямо ли, наискосок, размер вложенных в конверт листков, то, как они сложены или разорваны (на две, допустим, или четыре части), дают потрясающую в своей полноте характеристику автора. Наверное, линии ладони не скажут столько хироманту, сколько несколько листков, отправленных в редакцию. Каждое письмо - запечатленный образ. Поверьте, это не преувеличение" [Сергей Мнацаканян // Московский комсомолец. 1995. 18 июня. C. 4]. В этом рассуждении профессиональный журналист в большей степени обратил внимание на внеязыковые параметры имиджа автора. Речь-то шла о впечатлении от стихов, возникающего до их чтения. Но все же были упомянуты и характеристики текста: почерк, элементы композиции (врезочка, распределение материала по страницам).

Публицист (как и любой другой общественный деятель) должен понимать, какие особенности его устной и письменной речи формируют его профессиональный имидж, и сознательно предугадывать, какое впечатление данные особенности произведут на ту или иную аудиторию. Неумение или нежелание считаться с ожиданиями аудитории приводит к ослаблению эффективности коммуникации и даже к коммуникативным неудачам.

Так, например, лекторская манера речи политиков Гайдара и Явлинского (усвоенная в молодости и реализуемая, надо полагать, бессознательно) не является удачной, так как предполагает известную дистанцию с аудиторией, эмоциональную сдержанность и допускает довольно сложные синтаксические конструкции. Примерно о тех же проблемах говорит (и пишет в "Московских новостях") В.Шендерович, однако выбранная и культивируемая им форма подачи материала отличается диаметрально: условно говоря, не "коллеги", а "ребята"; не "аргументы", а "эмоции" - так можно очертить его (речевой) имидж по контрасту с двумя ранее упомянутыми.

Однако все эти соображения основаны на целостном и в общем поверхностном восприятии личности автора публицистических текстов. И они еще требуют поверки методами стилистического анализа. Мы заранее можем предполагать, что в явном виде (т.е. по пунктам и аргументированно) ни один автор свой творческий образ, журналистский имидж ни в одном тексте, ни во всех своих текстах не раскрывает. То есть отдельные черты имиджа публициста приходится вычитывать из текста или даже угадывать за текстом.

3. Стилистический анализ как средство выявления образа автора

Попытаемся уточнить, в какой именно части стилистики как науки лежит решение нашей задачи. "В той очень обширной, малоизученной и не отграниченной четко от других лингвистических и даже - шире - филологических дисциплин сфере изучения языка вообще и языка художественной литературы в частности, которая ныне называется стилистикой, следовало бы различать по крайней мере три разных круга исследований, тесно соприкасающихся, часто взаимно пересекающихся и всегда соотносительных, однако наделенных своей проблематикой, своими задачами, своими критериями и категориями. Это, во-первых, стилистика языка как "системы систем", или структурная стилистика; во-вторых, стилистика речи, т.е. разных видов и актов общественного употребления языка; в-третьих, стилистика художественной литературы" [Виноградов 1981: 20].

Выявление индивидуальных творческих особенностей публициста и, в частности, тех его речевых особенностей, которые рисуют определенный образ автора перед читателем, относится к стилистике речи.

Речь каждого человека обладает неповторимой образностью: "Само собой разумеется, что словесные образы, изучаемые в контексте литературного произведения или в системе словесно-художественного творчества, могут рассматриваться или в их отношении к индивидуальному стилю писателя, или в их отношении к строю и композиции отдельного художественного произведения, или даже в их отношении к целому направлению в развитии литературы," - писал акад. Виноградов [Виноградов 1981: 103].

Как можно видеть, авторская индивидуальность становится объектом изучения на самом нижнем, наиболее конкретном уровне анализа языковых особенностей произведения. Это первоочередной объект научного осмысления, даже если имеется в виду дальнейшее расширение рамок исследования и обобщение вплоть до литературного направления. "Независимо от того, обнаруживает ли себя автор в намеренно демонстративной форме, его образ раскрывается всем повествованием" [Шмелев 1977: 59].

Мы априорно можем предположить, что в самом общем виде имидж публициста на уровне речевых параметров будет задаваться жанром материала. Традиционно различают жанры информационные (репортаж, интервью) и аналитические (статья, корреспонденция, очерк) [Муравьева 1978: 144]. Материалы информационных жанров на первый взгляд обычно в меньшей степени индивидуализированы (если это интервью, то на первый план выходит личность интервьюируемого); аналитические же материалы не только в большей мере позволяют, но даже и предписывают более значительное проявление авторской индивидуальности, его оценок и позиций. Еще более заметной становится личность автора в фельетоне, этот тип текста, хотя и отличается от художественного обязательной фактической достоверностью, все же, как показала, в частности, Н.В.Муравьева, "тяготеет к художественной речи" [Муравьева 1980: 13-14].

В современной прессе некоторые элементы фельетонного стиля стали проникать с целью "оживляжа" и в другие жанры. Это приводит в конечном счете и к усилению индивидуальности авторского имиджа, даже в традиционно сухих информационных жанрах. Так, "Вечерняя Москва" предлагает прогноз погоды под рубрикой "В небесной канцелярии". Некоторые элементы легкого жанра (гороскопа), действительно, представлены в тексте.

4. Анализ подтекста как средство выявления образа автора

"Образ автора - это не просто субъект речи, чаще всего он даже не назван в структуре художественного произведения. Это концентрированное воплощение сути произведения, объединяющее всю систему речевых структур персонажей в их соотношении с повествователем - рассказчиком или рассказчиками и через них являющееся идейно-стилистическим средоточием, фокусом целого" [Виноградов 1971: 118]. Поскольку автор часто не проявляется прямо в тексте, для того, чтобы "выявить" черты его образа, приходится обращаться к анализу подтекста. Подтекст как теоретическое понятие формируется уже более ста лет [Кайда: 38]. Под термином подтекст обычно понимается "передача информации не путем открытого выражения, а путем использования потенциальных значений синтаксических форм" [Ахманова: 330-331].

В публицистике допустим только такой подтекст, который заранее запрограммирован автором в структурно-семантических сдвигах синтаксических структур, входит в композицию и проявляется при чтении связного текста и его составных частей. Такой тип подтекста, организованный средствами синтаксиса, получил название "сквозного" [Кайда: 44]. Роль верной "дешифровки" читателем образа автора при интерпретации подтекста чрезвычайно важна. Пока мы не представим, читая текст, кто же его написал, мы не можем адекватно оценить сообщение. И это вполне закономерно. Всякое произведение диалогично по своей сути: "реальное целостное понимание активно ответно и является ничем иным, как начальной подготовительной стадией ответа" [Бахтин: 1979: 247]. Читателю интересно читать, если ему есть что сказать в ответ. На активное восприятие текста читателя провоцирует вопросно-ответная композиция текста. "Восприятие вопросно-ответного построения текста напоминает решение задачи" [Муравьева 1978: 148]. В вопросах, скрытых в тексте, в полной мере отражается личность автора.

Анализ подтекста дополняет стилистический анализ материально выраженных компонентов текста. Так, акад. В.В.Виноградов в работе "Из анонимного фельетонного наследия Ф.М.Достоевского" [Виноградов 1972: 185-211] при определении авторства Достоевского продемонстрировал необходимость основывать выводы не только на анализе внешних (словесных) сигналах, но и на внутренней логике развития идей в тексте. Именно этот подход развивается современной наукой [Кайда: 55].

Стилистический имидж публициста

II. Структура речевой составляющей имиджа публициста

1. Понятие "имидж" в СМИ, в обыденной речи и в социологии

Прежде, чем обратиться к обнаружению и анализу тех составляющих речевого поведения авторов публицистических текстов, которые формируют образ публициста в читательском представлении, уточним понятие имидж.

Слово имидж (английское image, от латинского imago) значит "определенный образ известной личности или вещи, создаваемый средствами массовой информации, литературой, зрелищами или самим индивидом," - сообщает "Словарь новых иностранных слов" [Комлев: 48-49]. В таком значении это недавнее заимствование используется средствами массовой информации. В обыденной же речи сплошь и рядом слово имидж (уж коль появился синоним слову образ, надо их развести и поляризовать) используется для обозначения нарочитой внешней стороны, видимости, а не реальности.

Имидж или статусный образ в социологии понимается как составная часть определенной социальной роли: имидж - совокупность представлений, сложившихся в общественном мнении о том, как должен вести себя человек в соответствии со своим статусом... [Кравченко: 172; Социология: 161]. Образ человека складывается из огромного числа семиотических подсистем: одежда и прическа, соматика (мимика и жесты), образ жизни в целом и тот или иной выбор поведения в конкретных ситуациях и, разумеется, язык - всё это разноплановые, но взаимно соотнесенные "тексты", которые образуют имидж индивида [Елистратов 1995: 57].

В наше время важность "сквозного" стилистического единства имиджа публициста возрастает в связи с тем, что печатный текст с газетной полосы или журнальной страницы, подписанный, например, неким "Иксом", теперь, благодаря развитию электронных средств массовой информации, для всё более широкого круга читателей стал соотноситься не только с определенным кругом уже известных текстов того автора, но и с совершенно определенным человеческим образом: по телевизионным выступлениям мы представляем голос и особенности устной речи, манеру одеваться, жестикуляцию и мимику и т.д. и т.п. В отличии, например, от популярного в России начала XIX века Власа Дорошевича, известного лишь малой части читательской аудитории по фотографиям, современный публицист большинству своих читателей именно знакoм.

Это создает несоизмеримо более высокие требования к единству имиджа публициста. В частности, не только его письменная речь должна соответствовать теме и авторской позиции, но и манера устных выступлений и скандальные слухи о нем (нередко редактируемые им же самим) должны работать на завершение профессионального образа, созданного его собственными печатными публикациями или теле- и радиорепортажами.

С одной стороны, современные возможности помогают всесторонне познакомить широкую аудиторию с образом публициста, однако, с другой стороны, не следует упускать из виду тот факт, что слишком большой поток информации воспитывает в аудитории пресыщенность и привычку к поверхностному восприятию сообщений. Новые условия требуют от публициста не только более тщательных прогнозов касательно реакции предполагаемой аудитории, но и известного "спрямления" имиджа. Этому служат и стандартные заставки в программах ТВ, и привычные из номера в номер рубрики в газете.

В таких условиях текст реализуется на фоне предсказуемых композиционных элементов: устный на фоне каких-то привычных элементов визуального рядя, а письменный среди элементов организации полосы. Все это задает жесткие внешние требования по отношению к тексту, он каждый раз как бы облачается в одну и туже униформу. В предлагаемых условиях игры эффект "спрямления" имиджа проявляется в наработке индивидуальных штампов: это, например, слово "сегоднячко" у ведущих программы "Сегоднячко", это "тилизрютюлёчки" у ведущих "ОСП-студии", это "А сейчас..." в начале каждой второй фразы у В. Пельша в "Угадай мелодию". В общем, понятно, что это эрзац-элементы речевого имиджа, но и их нельзя игнорировать при изучение творческого образа.

2.Понятие "имидж" и личностные параметры в социолингвистике

Какие же индивидуальные составляющих речевого поведения авторов публицистических текстов можно считать "ушами" и "когтями" (по терминологии эпиграммы Пушкина, цитированной выше)? Какие приметы в устном и письменном тексте прочитываются нами как существенные черты образа публициста в читательском восприятии?

Обычно принято говорить о следующих особенностях личности автора, выявляемых при анализе текстов:

возрастные параметры личности;

социальные параметры личности;

территориальные параметры личности;

национальные параметры личности [Леонтьев и др.: 11-15].

Всякий устный или письменный текст в той или иной мере несет информацию обо всех указанных выше параметрах личности автора. В профессиональных текстах публициста эти особенности могут сглаживаться или намеренно (сознательно) акцентироваться. Приведем некоторые примеры.

2.1.Возрастные признаки

Каждое поколение имеет свои речевые особенности, по которым и происходит социальная идентификация представителей одного поколения. Однако, во-первых, эти особенности оцениваются в комплексе с социальными особенностями человека. Причем последние преобладают. А во-вторых, более или менее доступные описания существуют только для молодежного сленга [Запесоцкий и др., Лурье и Файн, Макловски и др., Митрофанов и Никитина]. Вот почему, опираясь на существующую литературу, мы можем более или менее определенно говорить о речевых особенностях молодежи, проявляющихся в качестве черт, формирующих имидж публицистов телепрограмм и публикаций, адресованных подростковой и юношеской аудитории.

Такой дисбаланс глубоко закономерен. Именно молодежь во все времена старалась как-то выделиться, в том числе и речью на фоне других групп общества.

Рассмотрим информационный материал о футбольном гении Рональдо. Вольдемар Кыш назвал его "Зубастое счастье "Интера"" [Я - молодой. 1998. № 44-45. С. 3]. Такой комплимент внешности звезды кажется странным. Однако уже выбором названия автор заявляет о своей принадлежности к молодому крылу тусовки, в котором весьма ценятся погремки (псевдонимы) вовсе не комплиментарного свойства: Хряк, Свинья, Крыса и проч. очень популярны на Арбате. В статье также представлено довольно много жаргонизмов. Эти слова анализируются ниже (см. III.3).

Например, яркие черты молодежного сленга сознательно культивируются в речи ведущих и корреспондентов юношеской программы "Башня" (РТР) или в речи "тусовочного персонажа" Артема Троицкого, но невозможно представить себе, чтобы ведущая программы "Герой дня", ориентированной на широкий возрастной охват телеаудитории, Светлана Сорокина вдруг стала бы уснащать свою речь сленговыми словечками. Это было бы неуместно при беседе с гостями, пришедшими сыграть свои "взрослые" социальные роли политиков, бизнесменов, комментаторов и т.п.

2.2.Социальные признаки

"Социальные особенности речи выявить труднее," - констатировали специалисты в 1977 году [Леонтьев и др.: 12]. Сложность определения социальных параметров личности автора текста связана с тем, что в отличие, например, от отклонений в орфографии или грамматике, или диалектных фонетических и лексических особенностей речи, до конца не изживаемых и периодически проявляющихся бессознательно, социальные признаки речи усваиваются и контролируются человеком более или менее сознательно в процессе усвоения определенных социальных ролей. "Таким образом, речевые особенности человека прямо и непосредственно связаны с выполняемыми им социальными ролями. Это - во-первых, но, во-вторых, в речи человека отражается и более постоянная его характеристика - социальный статус (место, которое он занимает в обществе). В понятие социального статуса входит профессия человека, уровень его культуры и т. п.

Все эти компоненты социального "портрета" человека отражаются в его речи: в уровне ее "литературности", в выборе (в широте выбора) слов и выражений, в умении строить фразу и находить более (или менее) удачные слова для выражения разных состояний. Иначе говоря, даже выполняя одну и ту же социальную роль, разные люди могут говорить (и говорят) по-разному.

Третье, что связано с социальными особенностями речи человека, - это так называемые "социальные диалекты" [Леонтьев и др.: 15]. После десятилетия перестройки, когда в общенародный русский язык и в язык средств массовой информации хлынула волна модных слов из различных социальных диалектов, отдельные лексические элементы жаргонного происхождения встречаются в самых разных публицистических жанрах и теряют или во всяком случае ослабляют свою прежнюю жаргонную маркированность: нал (наличные деньги), совок (советский человек, негативное), лимон (миллион, встречающееся в художественных произведениях 1920-х гг.) [Русский язык ХХ: 81-82, 119, 135, 145-6, 200-1].

Таковы, например, заимствования из криминального арго: наезд (проявление враждебности), навар (доход), стукач (доносчик), травка (наркотик для курения), шестерка (человек на побегушках);

из компьютерного сленга: зависнуть (задуматься, стать в тупик перед чем-то), файл (по-английски просто "папка");

из сленга представителей искусства: сюр (от сюрреализм), хит;

из молодежного сленга: тусовка и производные: тусня, тусовщик и др., фанат [Вольдемар К. Зубастое счастье "Интера" // Я - молодой. 1998. № 44-45. С. 3] и др.

В составе социальных особенностей речи выделяются профессиональные особенности, которые порой получают права гражданства в тестах, ориентированных на массовую аудиторию. Так, пищевка в телеинтервью политика Геннадия Селезнева или оборонка в статье Екатерины Титовой (оборонная и пищевая промышленность) - это профессионализмы по происхождению.

Или, например, представители правоохранительных органов с экрана телевизора говорят "возбуждено уголовное дело", "осужденный по статье такой-то", однако тележурналисты, специализирующиеся по теме криминала обычно следуют литературной норме.

При всей относительности социально значимых параметров речевой характеристики личности, всегда существует некоторое количество модных, ходовых словечек, которые по мнению большинства читателей и зрителей характеризуют тот или иной социальный слой. Например, "упал - отжался" - это из речи военных, точнее говоря, этой репликой в массовом сознании включается образный ряд, связанный с поведением и мировоззрением, приписываемым большинству военных. Соответственно, когда по просьбе журналистки генерал Лебедь во время интервью начинает показывает, как надо отжиматься от пола, он работает на разрушение стереотипа и выступает в качестве соавтора, активно влияя на ситуацию общения со зрителем. Равным образом, когда экс-премьер Кириенко, начиная фразу словами "Я его уважаю за то, что он не сдал своих людей...", вдруг прерывает ее вставной конструкцией "слово сдал я здесь беру в цитату", мы понимаем, что он на ходу корректирует свой образ. В принципе никого не удивляет уже, что словцо из карточной терминологии (сдавать карту), перешедшее в семидесятые годы в жаргон фарцовщиков (сдать в значении "продать") и в криминальный жаргон (сдать в значении "предать"), в наше время стало популярным в политических играх. Но сама попытка дистанцироваться от социальной маски, связанной с этим словцом, безусловно была оценена частью аудитории позитивно.

2.3.Влияние территориальных диалектов

Периодически в речи человека могут проскальзывать некоторые черточки, характерные для диалекта, усвоенного в детстве. Например, политический обозреватель Евгений Киселев при всей стандартности его орфоэпических навыков периодически произносит смог (от мочь) как смо[х], а не смо[к]. Это черта южнорусского наречия. Ср. у Есенина рифмы типа порог - вздох [Аванесов: 131].

В отличии от фонетических явлений, грамматические и лексические черты диалектного происхождения, отражающие опыт раннего детства, в речи профессиональных журналистов не встретились. На лексическом уровне диалектные явления могут присутствовать в качестве экзотизмов (см.: III, 3): Выставили водку и шило (спирт) [Голованов Василий. Ненцы идут // Столица. - 1997. - N 6 (12 мая). - C. 62-67: 67].

2.4.Национальные признаки

Национальные признаки в речи - это прежде всего акцент на фонетическом уровне. Он, как правило, полностью не изживается. Национальные признаки в печатном тексте оставляются или по недосмотру (тогда это небрежность), или же специально (тогда это прием создания имиджа автора текста). Так, образ автора-иностранца создается такими ошибками: S неким чувством страха я отправился в Преображенский рынок, на территории которой располагается гостиница [Столица. 1997 (10 янв). № 0. С. 88] Наличие особого кода сигнализируется латинским S в качестве буквицы. Ошибки намеренно сгущены в начале материала (см. выделения), периодически они встречаются и далее: в форме пирамидных кучек, разетка, еще на две недельки смогу протянуться, удостоверяющий меня как иностранный гражданин.

3.Имидж: "речевые маски" и языковая игра

Важно учитывать то, что имидж - это не портрет. Даже в рамках одного материала автор может (в том числе и имеет право) менять речевые маски, прятаться за цитаты и за чужие мнения, намекать и провоцировать читателя на неверные ожидания, чтобы потом более эффективно показать ему другую сторону явления и "перекрестить в свою веру". Всё это порой предполагает и оправдывает и эмоциональную разноголосицу, и стилистический полифонизм, и неоднозначность образа автора. Разумеется, если это идет от понимания своей коммуникативной задачи и путей ее достижения, а не от небрежности в стилистической правки.

Эффективность публицистических текстов в последнее десятилетие часто искусственно создается тонкими или грубыми приемами языковой игры [Баранов 1997; Буй 1995: 298]. Привлечение жаргона не только позволяет автору создавать эффект "превращенной реальности" [Баранов 1994], но и прятаться за (порой несвойственную ему в жизни) речевую маску. Иногда это вызвано требованиями рынка: если "пипл", как говорится, "хавает чернуху", то кому-то приходится с видом знатока писать о наркотиках, оставляя, быть может, истинное лицо для домашнего употребления. Например, во фразе "Именно поэтому кокаин так популярен среди воров, бандитов и проституток" [Каменченко П. Берегите нос // Столица. - 1997 (12 мая). - № 6. - С. 59] ощущается почти анекдотический конфликт между формой и содержанием. Ясно, что автор по своему речевому имиджу невероятно далек от упомянутых им социальных групп. Но это имидж близок его потенциальным читателям, которые не то чтобы больше, чем прежде, стали интересоваться криминалом. Просто о нем стали больше писать. И здесь возникает вопрос о том, "кто заказывает музыку". Где ныне находится источник социального заказа на крутой журналистский имидж? Может быть, он во всеобщем страхе перед будущим?

III. Стилистические средства создания имиджа публициста

1.Общая схема рассмотрения материала

Краски для создания речевого имиджа публициста можно найти на любом структурном уровне языка: всюду, где есть альтернатива, где есть стилистический выбор, где возможно использование одной из минимум двух функционально взаимозаменяемых единиц с разной коннотацией и экспрессией.

При всей важности роли лексических и фразеологических средств, нельзя упускать из виду и единицы других парадигматических уровней: от фонем и ударений, до средств связи между предложениями и более крупными композиционными частями текста, играющих важнейшую роль в создании "единства стиля" [Муравьева 1980: 11]. Учитывая все вышеизложенное, мы избрали следующую схему изложения и первичного анализа материала:

явления фонетического уровня и графика;

явления морфологического уровня и словообразование;

явления лексического уровня и фразеология.

2. Фонетические и графические средства

Следует различать бессознательно реализуемые особенности речи и сознательный выбор в речи. Например, рассмотренная выше спорадически проявляющаяся южнорусская черта в речи Евгения Киселева (смог, от мочь, произносимое как смо[х]) - это бессознательное в его речевом поведении. Как и специфическое ударное (точнее говоря, долгое) [ъъ] в по идее безударном что на месте нормативного безударного что [штъ] в речи Ельцина. А вот то же явление в речи актера Безрукова, пародирующего Ельцина, - это результат сознательного выбора и тренировки.

Довольно популярна в рекламных текстах игра в неграмотность. Например, оттеночный гель для волос "Палетта" рекомендуется текстом, в котором представлена словесная игра на основе омофонов: редкое оттенись на глазах у зрителя исправляется на сленговое оттянись (получи удовольствие). При этом за кадром голос произносит [ат'т'ин'ис']. Как мы понимаем, текст адресован вчерашним и даже сегодняшним школьникам, в биографии которых русская орфография связана с немалыми драмами. Голос за кадром сразу признается своим (молодой, озорной, "сленгующий" - всё ясно, "наша" девчонка).

Более простой прием - подчеркивание неграмотности иностранца (разетка, душ по десятку) [Столица. 1997 (10 янв). № 0. С. 88].

В качестве средства привлечения внимания в современных текстах используются и заглавные буквы: Торты, Пирожные, Дни Рождения!!! Этот прием в известной мере характеризует и автора. Так, Чехов в "Записных книжках" отметил: Мужик пишет про старосту они, и каждое слово начинает с большой буквы. Вряд ли акад. Д.С.Лихачев станет писать: Люди Русские! И это не от отсутствия патриотизма, а от присутствия чувства меры.

Использование иностранной графики также довольно широко представлено в современной прессе. Например, в материалах Игоря Свинаренко под названием "Moscowские новости" из американского городка под названием Moscow [Столица. 1997 (8 дек.). № 22. С. 35 и др.]. Этот графический прием настраивает читателя на то, что автор компетентен в зарубежной тематике.

Использование латинского S в русском тексте в качестве первой заглавной буквы привлекает читательское внимание. Это прочитывается как сигнал "импортности". S неким чувством страха [Столица. 1997 (10 янв). № 0. С. 88] Этот графический прием согласуется с рядом других содержательных элементов текста: врезка с редакторским представлением материала читателю начинается с "Нехорошо делать столичный журнал без участия иностранцев"; в нем прямо сказано, что "отчет изобиловал нарушениями правил русской лексики, орфографии, пунктуации". Последние сгущены в начале материала, и периодически встречаются далее, напоминая читателю, что автор - иностранец. Этим же читатель объяснит себе некоторые странности в отборе ряда второстепенных бытовых деталей, которые акцентируются в репортаже (якобы?) иностранца, пережившего ночь в дешевой гостинице. Собственно говоря, такой образ рассказчика нужен был именно для оправдания обновленного взгляда на привычное явление (остранения, говоря термином В.Б. Шкловского).

3. Морфологические и деривационные средства

Специфические морфологические средства могут осознаваться как устаревшие (водою вместо обычного водой) или как просторечные, диалектные, то есть социально маркированные. Например, Слава Тарощина в аналитическом материале о русском экстремизме пишет: "Нашенькие" тоже начинали с облегчениев [Новая газета. 1999 (1 марта). № 8. С. 10]. Автор предполагает в читателе способность оценить троекратную цитатность морфологического нарушения. Выше цитируется Астафьев, цитирующий мужиков: "Антихрист... с облегчениев начинает".

Там же находим и авторский неологизм в титуле: Сага о вертухайной реальности. Сложный процесс оценки этого неологизма, запрограммированный автором, заставляет предположить в нем интеллигента-гуманитария, сформировавшегося в брежневское время. Слово вертухай (надзиратель) - из криминального арго, оно известно из творчества А.Галича и др., но не зафиксировано в свежем словаре городского сленга [Югановы]. Слово вертухай здесь скрещено с современным выражением виртуальная реальность. Таким образом, автор уже самим названием адресуется в первую очередь к старшему поколению интеллигенции, как кажется.

4. Лексические и фразеологические средства

4.1. Элементы жаргонов и сленгов

Прежде всего отметим, что та часть словарного состава русского языка, которая является стилистически нейтральной, лишь в незначительной степени участвует в формировании речевого имиджа публициста. Наиболее ярко эта функция проявляется у слов, обладающих ярко выраженной коннотацией. Таковы, например, слова из сленга, в общем известные большинству читателей молодого и среднего возраста.

Рассмотрим две публикации, в которых обсуждаются (не осуждаются) попытки заставить классиков "ботать по фене".

Дмитрий Писаренко озаглавил свой материал "Ярославна - клёвая шкирла" (Ярославна - красивая девушка) [Аргументы и факты. Нояб. 1998. № 45(942). - С. 8]. Анна Амелькина опубликовала отчет о своей одной (из тысячи и одной) встрече под названием "Мне жить в ломы, где пащут за ништяк" (Мне жить неприятно, где работают за огрызок) [Комс. правда. 4 дек. 1998. № 228(21963). - С. 22]. Оба заголовка являются цитатами из обсуждаемых текстов на сленге или жаргоне. Явная ориентация на молодежную аудиторию определила и особенности авторской речи, которые мы анализируем ниже (см.: IV.3)

В материале о футболисте Рональдо [В. Кыш. Зубастое счастье "Интера" // Я - молодой. 1998. № 44-45. С. 3] довольно много жаргонизмов, которые не касаются футбола. Эти слова призваны создать образ автора: Рональдик стал косить под Буратино (прогуливал уроки); чемпионство получил на халяву (даром); бабки и башли (деньги); хрена с два и др.

4.2. Цитаты и парафразы

Цитатность текстов средств массовой информации в наши дни находит параллели и в словесном художественном творчестве, где в соответствии с постулатами постмодернизма порой создаются произведения, представляющие собой многослойные нагромождения цитат. "Поэтика постмодернизма исходит из предположения (вполне справедливого), что в литературе все уже сказано, все слова - чужие и поэт может только комбинировать и обыгрывать осколки хорошо знакомой читателю классики" [Гаспаров-II: 83]. И, как указывает далее автор, тексты такого рода представляют собой довольно сложный объект для анализа, благодаря цитатности, размывается и образ автора, его позиция.

Другая параллель - это довольно распространенный стиль шутливого общения, в котором практически нет места личному началу, обмен репликами носит автоматический характер и весь смысл состоит в жонглировании репликами-цитатами из популярных фильмов, песен, рекламы и др. текстов массовой культуры. В известной мере этот материал отражен в словарях [Елистратов 1994; Белянин и Бутенко 1993].

В качестве примера запланированного стилистического понижения посредством "неверного" распознавания цитаты можно привести следующий эпизод из телеинтервью с Б.Березовским примерно годичной давности. На просьбу прокомментировать заявление А.Лукашенко, назвавшего Б.Березовского "козлом отпущения" (библеизм), последний сказал: "Что тут сказать? За козла, как говорят, ответишь". Такой каламбурный перевод библейской цитаты на уровень полууголовной трактовки был принят аудиторией с оживлением.

Рассмотрим некоторые примеры цитат и трансформированных цитат в заголовках с точки зрения того, как их выбор позволяет охарактеризовать автора текста:

Ненцы идут по аналогии с "Русские идут" (название фильма долго было на слуху) [Голованов В. // Cтолица. - 1997. - N 6 (12 мая). - C. 62-67: 67]; Красиво умереть не запретишь с заменой жить на умереть [Метелица Катя // Cтолица. - 1997. - N 6 (12 мая). - C. 80-81]; Нет в жизни счастья [Мостовщиков С. // Cтолица. - 1997. - N 6 (12 мая). - C.44] - фраза фольклорного происхождения (текст татуировки).

От авторов, цитирующих уличные источники, отличаются авторы "новоинтеллигентского" журнала "Компьютерра" (1999. № 3-4): Осетрина первой свежести " (М.А.Булгаков: ...второй свежести); Ну, что вам рассказать про Байконур (В.С.Высоцкий: ...про Магадан), но и здесь встретилось "Особенности национальной игротеки" (названия фильмов: ... охоты, рыбалки). Как видим, здесь источниками цитат выступают как культовые тексты и авторы прежних десятилетий, так и сегодняшние СМИ.

Весьма любопытно, что в журнале академического и традиционно интеллигентского направления "Наше наследие" (1989. V), выбранном и просмотренном наугад, не встретилось ни одного цитатного заголовка. Видимо, эта избирательность цитат и вообще злоупотребление цитатами как черта речевого имиджа является социально значимой, но для окончательных суждений у нас пока мало материала.

Еще один пример игры с заголовками. Заголовок: Восемь томов, которые потрясут мир.

Текст: Московское издательство "Олимп" подготовило сенсационную восьмитомную серию Краткие пересказы литературных жемчужин всех времен и народов.

[Уткин А. // Столица. 1997 (10 янв.). № 0. С. 13] Заголовок вызывает в памяти читателя старшего поколения ассоциации с книгой репортажей Джона Рида "Десять дней, которые потрясли мир" о событиях октября 1917 года в Петрограде. Таким образом, автор предстает перед нами как человек, сформировавшийся в советское время и, следовательно, знакомый с набором ходовых цитат того времени. Вряд ли современному школьнику, очень далекому от набора советских текстов, это название напомнит что-нибудь. Между тем в материале речь о восьмитомнике, адресованном не в последнюю очередь ленивому читателю. Цитата "всех времен и народов" стала оживать в годы перестройки в связи возобновившейся критикой сталинизма (Сталин - вождь всех времен и народов), а затем стала ходовой.

4.3. Экзотизмы и иноязычные вкрапления

Общеизвестные или поясняемые в тексте иноязычные вкрапления не только характеризуют уровень компетентности автора в рассматриваемом вопросе, но и приближают к теме читателя: "Первую девушку Рональдо звали Вероника, и амор с ней произошел, когда Зубастику было всего тринадцать" [В. Кыш. Зубастое счастье "Интера" // Я - молодой. 1998. № 44-45. С. 3].

Амор - здесь нетипичный экзотизм. Герой - латиноамериканец. "Экзотическая лексика и иноязычные вкрапления, в отличии от заимствованных слов, не теряют ничего, или почти ничего... из черт, присущих им как единицам языка, которому они обязаны своим происхождением" [Крысин: 47].

Иноязычные вкрапления как бы заранее дают читателю определенную информацию и задают предлагаемый уровень интеллектуальной сложности материала: Колонтитул:.

INDOCTI DISCUNT ET AMENT MEMINISSE PERITI.

[Уткин А. Восемь томов, которые потрясут мир // Столица. 1997 (10 янв). № 0. С. 13] Редкий латинский афоризм пояснен в тексте: "Пусть узнают незнающие, а опытные с удовольствием припомнят" [Бабкин, Шендецов: Т. 2. С. 652].

Этот элементов, создающий имидж публициста-интеллектуала, может быть трансформирован и использован для привлечения читателя, не настроенного на слишком высокий уровнь интеллектуальности: Заголовок: Дас ист фантастиш.

[Гулин В., Лепин И. // Столица. 1997 (22 февр). № 1. С. 19-21] Любопытно, что авторы выбрали немецкую фразу (которая в тексте не переведена и никак не обыгрывается) в качестве заголовка только потому, что в материале речь идет о насаждении в Москве немецких яблонь. И в целом от материала остается ощущение героического преодоления темы молодыми людьми, который всегда считали, что яблоки растут в универмаге.

Общие выводы таковы: относительно недавние заимствования из европейских языков, за исключением слов, специально разъясняемых автором и имеющих отношение к теме статьи, воспринимаются как некоторый особый социально маркирующий элемент имиджа публициста.

В других случаях заимствованная лексика порой получает особые функции: ее использование в тексте связано с созданием особого иноземного колорита.

Большинство же заимствованных слов, выступающих в качестве названий новых явления и предметов или для детализации уже известных понятий, в ткани публицистического текста особых функциональной нагрузки, связанной с созданием имиджа публициста, не несет.

IV. Функции отдельных речевых параметров при формировании имиджа публициста

1. Обоснование схемы анализа материала

"Строго говоря, перед инициатором коммуникативного акта стоит задача доказать, что он действительно не зря обладает правом инициации речевого взаимодействия, т.е. что он хорошо представляет себе, каким образом соответствующий коммуникативный акт должен развиваться" [Клюев: 39]. Уместность и нетривиальность сообщения доказывается читателю на нескольких уровнях. В отличии от тележурналиста газетчик не может написать "Оставайтесь с нами". Если человек не взял газету в руки, то надпись такого рода бесполезна, а если взял, то не нужна. Но перед публицистом стоит еще одна задача: убедить читателя в том, что он как собеседник стоит читательского внимания. При оценке образа автора в данном отношении читатель составляет свои суждения о своем, условно говоря, собеседнике, оценивая его по трем параметрам:

оценка качеств журналиста как профессионала;

оценка качеств журналиста как носителя узкоспециальных знаний, связанных с той областью общественной жизни, которой непосредственно занимается журналист;

оценка качеств публициста как социального близкого читателю собеседника.

2. Составляющие образа публициста-профессионала

Не вызывает сомнений, что в принципе для завоевания доверия читателя публицист должен продемонстрировать свою компетентность в области профессионально-журналистского знания [Прохоров: 267]. В принципе существуют элементы текста, которые в явном виде дают читателю информацию о профессиональном уровне журналиста: формулировки "наш специальный корреспондент", "наш обозреватель" на ТВ и в прессе вполне определенно ориентируют аудиторию.

К этому можно добавить средства косвенной демонстрации компетентности, упоминание о своей профессиональной деятельности:

Врезка в начале материала: "Однажды Анатолий Аграновский пошутил... Мы, младшие коллеги, дружно посмеялись шутке..."

Туторская С. Инсулин вприглядку // Новая газета. 1999 (1 марта). № 8. С. 18.

Ссылка на предыдущие публикации автора по той же теме:

В тексте: "Впрочем, я писала уже об этом в декабре, в журнале "Коммерсант-Власть"". Альбац Е. Болезнь совести // Новая газета. 1999 (1 марта). № 8. С. 4.

Требование демонстрации компетентности является настолько общим, что его важность в полной мере можно продемонстрировать только на примере сознательного его нарушения. Мы нашли такой пример в журнале, концепция которого и состояла в нарушении читательских ожиданий [Столица. 1997 (10 янв). № 0. С. 1]. Пилотный номер открывает обращение:

Я главный редактор этого издания. Меня зовут Сергей Мостовщиков. Я что, собственно, хотел?

Последняя фраза явно разговорная. Она "садит" темп монолога. Такое замедление одновременно демонстрирует и непонимания коммуникативной задачи. Далее в тексте встречается намеренная стилистическая неуклюжесть: 4 повтора на тему "Я хотел рассказать вам, как мы делали этот номер". Демонстрируется отсутствие логики:

"Это у нас такой оригинальный ход"; "Вы, может быть, подумали, что я собираюсь это рассказывать, потому что хочу быть ближе к читателю. Так это неправда. Я не хочу".

Заявление о своем физическом состоянии:

"А между тем, бойко я уже совсем не могу... Я очень устал и поэтому плохо помню, как мы делали этот номер" ...

и обман ожидания, сформированного у читателя. Завершающая фраза адресована не читателям, а "газетному магнату": "Понял?!" Она носит вызывающий характер и характерна для разговорной речи.

Что же рассказал о себе Сергей Мостовщиков в этом тексте? Практически он продемонстрировал свой высокий уровень профессиональной компетентности. На одной страничке машинописи он весьма искусно представил образцы "ляпов", которых не должно быть в нормальном журнальном тексте.

Истинный профессионализм обязательно связан не только с правом на демонстрацию компетентности, но и с вытекающим из данного автору права сознанием нравственного долга перед читателем. Вот как с позиций христианина рассуждал об этом Василий Васильевич Розанов: "Кажется, что существо литературы есть ложное..: - Дай-ка я напишу, а все прочтут?.. Почему "я" и почему "все прочтут"? В состав входит - "я умнее других", "другие меньше меня" - и уже это есть грех" [Розанов: 81].

3. Составляющие образа компетентного рассказчика

Имидж публициста включает и демонстрацию узкоспециальных знаний, связанных с той областью общественной жизни, которой непосредственно занимается публицист как узкий специалист [Прохоров: 268]. Одним из средств демонстрации своей компетентности в выбранной сфере является использование профессионализмов, т.е. слов или выражений, присущих только данной профессиональной группе [Ахманова: 371]. Например, оправданно используется профессионализм оборонка (оборонная промышленность) в заголовке статьи Е.Титовой [Титова Е. Москва нашла союзника для реформирования оборонки // Вечерняя Москва. 1999 (2 марта). № 41 (утр.). С. 3]. Герой романа И.Ильфа и Е.Петрова "Двенадцать стульев" обогатил русскую речь выражением "Волны падали стремительным домкратом". Это пародийный пример, демонстрация ложной компетентности.

4. Составляющие образа социального близкого читателю собеседника

Выше мы уже обсуждали положение о том, что всякое произведение диалогично по своей сути [Бахтин: 1979: 247]. Составляющие образа социального близкого читателю собеседника в речевом имидже публициста создают условия для того, чтобы читатель принял предлагаемые автором оценки предмета обсуждения.

Узнавание своего происходит по целому комплексу речевых особенностей. Не последнюю роль в системе сигналов типа "я свой" играют ходовые цитаты из авторитетных для данного коллектива текстов и их парафразы и трансформации. Упомянутая выше цитата из популярного произведения И.Ильфа и Е.Петрова "Двенадцать стульев": "Волны падали стремительным домкратом" не только вошла в разговорную речь, но используется в ткани публицистического текста: рубль падал "стремительным домкратом" [Совершенно секретно], цит. по: [Югановы 1997: 211-212].

Слава Тарощина пишет о политической ситуации недавних лет: "Бинарные оппозиции по условному типу "Нумкин-Клямкин супротив Ленина-Сталина" [Новая газета. 1999 (1 марта). № 8. С. 10]. Подчеркнутое терминологические словосочетание шутливо употреблено явно в расчете на "своего" читателя, в принципе знакомого с терминологией структурализма. Представить себе подобный текст в газете "Клюква" или "Завтра" весьма сложно. Автор еще раз выдал себя с головой: это гуманитарий, как мы и предполагали выше.

Рассказывая о попытках заставить классиков говорить на жаргоне, Дмитрий Писаренко выступает в двух ипостасях. Во-первых, это квалифицированный филолог: "СПИК" предваряется вступлением - въездняком; Знаете ли вы, что поэма "Руслан и Людмила" рассматривалась современниками Пушкина как почти неприличная. Одновременно отбором стилистически маркированных средств межфразовой связи (термин используется вслед за Н.В.Муравьевой [Муравьева 1980: 1]) создается образ автора, близкий потенциальному читателю: Поехали дальше..; Короче..; Боян подбивает бабки: "Длинно всей покоцанной ораве: кто живой в рыжье, / Кто жмурик - в славе!" (То есть: "Слава всем, кто не жалея сил, / За христьян полки поганых бил!") [Ярославна - клёвая шкирла // Аргументы и факты. Нояб. 1998. № 45(942). - С. 8].

Анна Амелькина избирает иной имидж - это имидж посредника. Прежде всего, в авторском тексте отсутствуют жаргонные слова. Редкие исключения - это в сущности цитаты: "И на время он решил завязать с этим интересным делом" - это очевидная передача реплики собеседника. Однако позиция корреспондента отличается сквозным доброжелательным интересом к описываемому литературному явлению. Достаточно обратиться к врезке: Попытки заставить классиков "ботать по фене" одни воспринимают как литературное хулиганство (автор не с ними), другие - как лингвистический эксперимент... (автор материала предлагает новую точку зрения:) ..хотя бы так возбудить интерес к литературе у нынешних недорослей [Мне жить в ломы, где пащут за ништяк // Комс. правда. 4 дек. 1998. № 228(21963). - С. 22].

Рассмотренные в сопоставлении два имиджа авторов строятся на разных принципах. В общем, можно заключить, что вовсе не обязательно маскироваться под представителей маргинального социального слоя, чтобы заинтересовать читателя. Но какой-то общий если не позитив, то оптимизм, присутствующий в авторской позиции при изображении тех или иных негативных явлений, безусловно, является важным элементом, образующим имидж автора в глазах читателей.

V. Заключение

Мы далеки от мысли, что те немногочисленные примеры, которые мы смогли отобрать, как и их анализ, весьма субъективный по вполне понятным причинам, исчерпывают проблему. Мы лишь попытались приложить некоторые теоретические сведения к нашим личным ощущениям от публицистических текстов. Ясно, что авторы с другими социально-возрастными параметрами, да и просто другие авторы увидят за теми же примерами несколько иные черты творческой личности и, может быть, дадут им свою, также субъективную интерпретацию.

Поскольку автор часто не проявляется прямо в тексте, для того, чтобы "выявить" черты его образа, приходится обращаться к анализу подтекста. Под термином подтекст обычно понимается "передача информации не путем открытого выражения, а путем использования потенциальных значений синтаксических форм"

Роль верной "дешифровки" читателем образа автора при интерпретации подтекста чрезвычайно важна. Пока мы не представим, читая текст, кто же его написал, мы не можем адекватно оценить сообщение. И это вполне закономерно. Всякое произведение диалогично по своей сути.

На активное восприятие текста читателя провоцирует вопросно-ответная композиция текста. "Восприятие вопросно-ответного построения текста напоминает решение задачи" [Муравьева 1978: 148]. В вопросах, скрытых в тексте, в полной мере отражается личность автора.

При воссоздании речевого имиджа автора текста необходимо основывать выводы не только на анализе внешних (словесных) сигналах, но и на внутренней логике развития идей в тексте. Именно этот подход развивается современной наукой.

Опираясь на существующую литературу, мы можем более или менее определенно говорить о речевых особенностях лишь одного возрастного слоя общества: молодежи. Эти особенности проявляются в имидже публицистов телепрограмм и публикаций, адресованных подростковой и юношеской аудитории. Например, яркие черты молодежного сленга сознательно культивируются в речи ведущих и корреспондентов юношеской программы "Башня" (РТР) или в речи "тусовочного персонажа" Артема Троицкого.

Краски для создания речевого имиджа публициста можно найти на любом структурном уровне языка: всюду, где есть альтернатива, где есть стилистический выбор, где возможно использование одной из минимум двух функционально взаимозаменяемых единиц с разной коннотацией и экспрессией.

При всей важности роли лексических и фразеологических средств, нельзя упускать из виду и единицы других парадигматических уровней: от фонем и ударений, до средств связи между предложениями и более крупными композиционными частями текста, играющих важнейшую роль в создании "единства стиля" [Муравьева 1980: 11]. В результате анализа материала выявлено, что: явления фонетического уровня используются сознательно довольно редко, в последнее время довольно часто обыгрываются графические отступления от нормы; аномалии морфологического уровня обычно выступают в качестве социальных характеристик автора; словообразовательные окказионализмы и авторские неологизмы довольно широко представлены в заголовках; явления лексического и фразеологического уровня играют важнейшую роль в формировании имиджа публициста.

Цитатность текстов средств массовой информации (использование фрагментов из популярных фильмов, песен, рекламы и др. текстов массовой культуры) имеет глубокие социальные корни. Узнавание своего происходит по целому комплексу речевых особенностей. Не последнюю роль в системе сигналов типа "я свой" играют ходовые цитаты и парафразы из авторитетных для данного коллектива текстов.

Общий уровень компетентности публициста и уровень его компетентности в рассматриваемом вопросе в значительной мере доносится до читателя речевыми средствами демонстрации компетентности.

Одним из средств демонстрации своей компетентности в выбранной сфере является использование профессионализмов.

Имидж автора может строиться на разных принципах. В частности, можно заключить, что вовсе не обязательно маскироваться под "своего", чтобы заинтересовать читателя.

Таковы некоторые общие выводы, полученные нами в результате рассмотрения некоторых немногочисленных, но характерных примеров, которые мы смогли отобрать в текущей периодике и телепрограммах. Мы еще раз подчеркиваем, что наш анализ лишь выявляет некоторые проблемные точки роста, но, по вполне понятным причинам, исчерпывают проблемы. Мы лишь попытались приложить некоторые общие теоретические положения к нашим собственным ощущениям от публицистических текстов. Вопрос о составляющих чертах творческой личности и имидже, создаваемом речевыми средствами в текстах конкретного автора, может быть, остается одним из сложнейших в нынешней ситуации сдвига объективных оценок и, как никакой иной, допускает субъективную интерпретацию.

VI. Указатель важнейших примеров

амор

бабки

башли

бинарные оппозиции

ботать по фене

Боян подбивает бабки

вертухайный

водою

возбуждено

вредно

въездняк

Дни Рождения!!!

домкратом

За козла ответишь

завязать

короче

косить

Красиво жить не запретишь

латинское S

лимон

на халяву

навар

наезд

нал

Ненцы идут

Нет в жизни счастья

Ну, что вам рассказать про

облегчениев

обман ожидания

оборонка

образ автора-иностранца

опасно

Осетрина первой свежести

Особенности национальной

осужденный

оттянись

пищёвка

повтор

погремки

Поехали дальше

Понял?!

разетка

Русские

сегоднячко

смо[х]

совок

стукач

сюр

тилизрютюлёчки

травка

тусовка

файл

фанат

хрена с два

шестерка

шило

шта-а

Я что, собственно, хотел?

Список литературы

[Аноним.] С неким чувством страха я отправился в Преображенский рынок // Столица. - 1997 (10 янв). - № 0. - С. 88.

Альбац Е. Болезнь совести // Новая газета. - 1999 (1 марта). - № 8. - С. 4.

Амелькина А. Мне жить в ломы, где пащут за ништяк // Комс. правда. - 1998. - 4 дек. - № 228(21963). - С. 22

Голованов Василий. Ненцы идут // Cтолица. - 1997. - N 6 (12 мая). - C. 62-67: 67.

Гулин В., Лепин И. Дас ист фантастиш // Столица. 1997 (22 февр). № 1. С. 19-21

Каменченко П. Берегите нос // Столица. - 1997 (12 мая). - № 6. - С. 59.

Колонка главного редактора // Столица. - 1997 (10 янв). - № 0. - С. 1.

Кыш Вольдемар. Зубастое счастье "Интера" // Я - молодой. - 1998. - № 44-45. - С. 3.

Метелица Катя. Красиво умереть не запретишь // Cтолица. - 1997. - N 6 (12 мая). - C. 80-81.

Мостовщиков С. Нет в жизни счастья // Cтолица. - 1997. - N 6 (12 мая). - C.44.

Наше наследие. - 1989. - V.

Писаренко Д. Ярославна - клёвая шкирла // Аргументы и факты. - 1998. - Ноябрь. - № 45(942). - С. 8

Свинаренко И. Moscowские новости // Столица. - 1997 (8 дек.). - № 22. - С. 35.

Тарощина Слава. Сага о вертухайной реальности // Новая газета. - 1999 (1 марта). - № 8. - С. 10.

Титова Е. Москва нашла союзника для реформирования оборонки // Вечерняя Москва. - 1999 (2 марта). - № 41 (утр.). - С. 3.

В небесной канцелярии // Вечерняя Москва. - 1999 (2 марта). - № 41 (утр.). - С.1.

Туторская С. Инсулин вприглядку // Новая газета. - 1999 (1 марта). - № 8. - С. 18.

VIII. Использованная литература

Аванесов Р.И. Русское литературное произношение. - М., 1984.

Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. - М., 1969.

Бабкин А.М., Шендецов В.В. Словарь иноязычных выражений и слов, употребляющихся в русском языке без перевода. В 3-х т. - СПб, 1994.

Баранов А.Н. Жаргон в контексте постмодернизма // Юганов И., Юганова Ф. Словарь русского сленга. Сленговые слова и выражения 1960 - 90-х годов. - М., 1997. - С. 283-302

Баранов А.Н. Язык как игра: жаргон и превращенная реальность // Юганов И., Юганова Ф. Русский жаргон 1960 - 90-х годов. Опыт словаря. - М., 1994. - С. 283-302

Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. - М., 1975.

Бахтин М.М. Проблема автора // Вопросы философии. - 1977. - № 7. - С. 148-160.

Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. - М., 1979.

Белянин В.П., Бутенко И.К. Толковый словарь современных разговорных фразеологизмов и присловий. - М., 1993.

Брагина А.А. Лексика языка и культура страны. - М., 1986.

Буй. Василий Русская заветная идиоматика (веселый словарь крылатых выражений). - М., 1995.

Виноградов В.В. Исследования по поэтике и стилистике. - Л., 1972.

Виноградов В.В. О теории художественной речи. - М., 1971.

Виноградов В.В. Проблемы русской стилистики. - М., 1981.

Гаспаров М.Л. Избранные труды. - Т. I-III. - М., 1997.

Елистратов В.С. О таиноречии // Риторика. - 1995. - N 1. - С. 56-61.

Елистратов В.С. Словарь московского арго: материалы 1980-1994 гг. - М., 1994

Запесоцкий А.C., Файн А.П. Эта непонятная молодежь... Проблемы неформальных молодежных объединений. - М, 1990.

Кайда Л.Г. Эффективность публицистического текста. - М., 1989.

Клюев Е.В. Речевая коммуникация. Учебное пособие для университетов и институтов. - М., 1998.

Комлев Н.Г. Словарь новых иностранных слов. - М., 1995.

Костомаров В.Г. Русский язык на газетной полосе. - М., 1968.

Кравченко А.И. Введение в социологию. - М.: Изд-во "На Воробьевых", 1995.

Крысин Л.П. Иноязычные слова в современном русском языке. - М., 1968.

Леонтьев А. А., Шахнарович А. М., Батов В. И. Речь в криминалистике и судебной психологии. - М., 1977.

Лурье В., Файн А. Все в кайф. - СПб., 1991. - C. 90-167: словарь.

Макловски Т, Кляйн М, Щуплов А. Жаргон-энциклопедия московской тусовки. Научное издание. - М., 1997: Т. I (А-М); Т. II (Н-Я).

Марузо Ж. Словарь лингвистических терминов. - М., 1960

Митрофанов Е.В., Никитина Т.Г. Молодежный сленг. Опыт словаря. - М., 1994.

Мнацаканян Сергей. Турнир поэтов // Московский комсомолец. - 1995. 18 июня. № 112-А. - C. 3

Муравьева Н.В. Лингвистическое выражение связности газетной речи. - М., 1980.

Муравьева Н.В. О некоторых средствах, усиливающих воздействие публицистической речи на аудиторию (к вопросу о связности публицистической речи) // Проблемы современной советской печати. - Свердловск, 1978.

Одинцов В.В. Стилистика текста. - М., 1980.

Прохоров Е.П. Введение в теорию журналистики. - М., 1995.

Розанов В.В. Опавшие листья // Наше наследие. - 1989. - I (7). - С. 78-84.

Русский язык конца ХХ столетия (1985-1995). - М., 1996.

Словарь иностранных слов /Изд. 6-е. - М., 1964.

Словарь литературоведческих терминов. - М., 1974.

Словарь синонимов русского языка. В 2-х т. - Л., 1971.

Социология / Под общ. ред. проф. Э.В. Тадевосяна. - М.: Знание, 1995.

Шмелев Д.С. Русский язык в его функциональных разновидностях. - М., 1977.

Юганов И., Юганова Ф. Словарь русского сленга. Сленговые слова и выражения 1960 - 90-х годов. - М., 1997.