Курсовая Представления о мире древних кельтов
Работа добавлена на сайт bukvasha.net: 2015-10-25Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
от 25%
Подписываем
договор
План
Введение
1. Честь и «цена чести» в мировоззрении древних ирландцев
2. Природа и ее роль в представлениях о мире древних ирландцев
3. Ирландия и окружающий мир: их значение и соотношение в представлениях древних ирландцев
4. Короли и герои в древнеирландских сагах
5. Место и роль вещей и магических предметов в мировоззрении древних ирландцев
6. Христианские образы и мотивы в сагах
Заключение
Список источников и использованной литературы
Введение
Осмысление и реконструкция прошлого могут вестись самыми различными путями: через изучение социально-экономических реалий, политической жизни, культуры. Одним из возможных путей является попытка понять и рассмотреть тот или иной временной отрезок через анализ представлений (о мире, о природе, о самих себе) тех людей, чью историческую среду мы пытаемся воссоздать. В центре данной работы будет стоять проблема представлений о мире древних ирландцев, представителей загадочной кельтской цивилизации.
Подобный подход требует выделения особенностей темы, без которых нельзя построить анализ основной проблематики. Прежде всего, необходимо отметить, что, пытаясь понять определенные исторические реалии через воззрения людей прошлого, мы оказываемся будто «в плену» их основных образов и представлений. Данный факт проявляется во многих аспектах. С одной стороны, сам материал тех или иных источников объективно ограничивает наши возможности по исследованию представлений о мире древних ирландцев. В эпосе «Похищение Быка из Куальнге» (далее – «Похищение») и обрамляющих его сагах отражена лишь часть их мировоззренческого комплекса, мы не сможем найти в этом произведении (как и в любом другом) всей совокупности мыслей и идей, волновавших людей прошлого. Более того, анализ материала, который дает источник, затрудняется тем, что во многих случаях нам не понять всей глубины контекста произведения, который был доступен его современникам [1]. С другой стороны, достаточно сложно установить характер взаимосвязи между идеями эпоса и саг и исторической реальностью. Насколько идеализированы герои эпоса, насколько их поступки похожи на действия людей в обычной жизни, среди каких социальных слоев были распространены воззрения, отраженные в эпосе, какова роль традиции в формировании основных идей произведений – вот далеко неполный перечень вопросов, которые напрямую связаны с особенностями темы. Ко всему вышесказанному можно добавить сложности, связанные со спецификой самого источника (о чем см. «Источниковедческий раздел»). Становится понятно, что на пути анализа вопроса о представлениях о мире древних ирландцев по материалам «Похищения» и сагам встает немало трудностей.
Учитывая вышесказанное, стоит наметить задачи работы, через решение которых стало бы возможно «вырваться» из замкнутого круга материала самого источника и попытаться представить картину мировоззрения древних ирландцев во взаимосвязи с историческими реалиями. Вместе с тем важно при этом не нарушить целостности самой системы этих представлений, не превратить их в искусственную схему, которая бы больше соответствовала взглядам исследователя, а не действительной исторической картине. Итак, выделим главные вопросы, на решении которых будет выстроена основная часть работы:
1. Какую роль в системе взаимоотношений внутри древнеирландского общества играло понятие «цена чести», как оно определяло и влияло на поведение представителей различных социальных слоев, как материал саг и «Похищения» по данному вопросу согласуется с нормами юридических источников.
2. Каким было место природы в системе мировоззрения древних ирландцев, как человек оценивал свое положение на ее фоне, какую роль в общественных отношениях играл скот, какова была его социальная функция.
3. Как древним ирландцам виделась сама Ирландия и ее место в мире, как отражен в источниках материал относительно их географического кругозора, насколько замкнутым и обособленным (или же наоборот) предстает в источниках их мировоззрение.
4. Какими являются отношения между важнейшими лицами в сагах: королями и героями, выразителями каких идейных принципов они являются.
5. Какое значение играли для древнего ирландца магические предметы, «заслоняли» они образ героя или же были лишь его составной частью, могли ли они выступать в роли своего рода связующих звеньев во времени (при переходе от одного человека к другому), в миропорядке (при переходе от бога к человеку).
6. Как в источниках отразилась христианская проблематика, выступала ли она в роли доминанты или оставалась на периферии сознания, каким образом христианские образы и мотивы сочетались с языческими и кельтскими.
Как можно заметить, данные задачи охватывают далеко не весь перечень вопросов, характеризующих представления о мире древних ирландцев. Как указывалось выше, это связано как с ограниченностью материала самого источника (например, в нем мало отразились космологические воззрения), так и характером работы. Однако, на наш взгляд, на основе их решения возможно представить относительно целостную картину взглядов на мир, присущих древним ирландцам. Ключевым образом, через который будет осуществлена эта попытка, будет фигура героя, его воззрения поступки, роль и место в общей системе эпоса и саг. Главным же понятием, через призму которого мы попытаемся показать систему мировоззрения древних ирландцев, будет являться «цена чести».
В заключении данного раздела хотелось бы отметить, что тема данной работы трактуется в широком плане [2], т.е. представления о мире являются для нас мировоззренческим комплексом, свойственным древним ирландцам и который отразился в используемых источниках. Поэтому они включают самые разные вопросы: от социальных до мыслей о месте природы и ее особенностях.
Обзор источника. Историография.
1. Источниковедческий раздел.
Основным источником при написании работы являлся эпос древних ирландцев «Похищение Быка из Куальнге». Вместе с тем проблематику данного произведения, его сюжет, особенности характеров действующих лиц невозможно понять без использования комплекса саг, повествующих о событиях, предшествующих непосредственно похищению, и последовавших за ним. Как пишет С.В. Шкунаев, «среди них главенствует «Похищение Быка из Куальнге» - prim-scel цикла, по отношению к которой все остальные считаются rem-scela» [3]. Однако в данном разделе целесообразным представляется остановиться лишь на анализе самого «Похищения», так как источниковедческий разбор каждой отдельной саги должен являться целью отдельной работы.
Представим общую характеристику источника. По своему типу он относится к нарративным (письменным), по виду к эпическим произведениям.
Среди исследователей ирландской литературы [4]распространена следующая классификация, включающая в себя самые различные произведения, подразделяемые на 4 группы:
1. Мифологический цикл
2. Героический (или уладский) цикл
3. Цикл Финна
4. Исторический цикл
В самих ирландских источниках встречается и классификация другого типа. Она делит произведения в зависимости от их сюжета: «разрушения», «похищения скота», «сватовства», битвы», «пиры», «приключения», «похищения и тайные бегства», «резни», «набеги», «видения», «любовные истории», «военные походы», «вторжения». [5]
«Похищение» обладает рядом особенностей, которые важны не только для характеристики самого источника, но и для правильного и адекватного осмысления материала эпоса. Первостепенной задачей является выяснения двух вопросов, связанных со «временем» источника:
1. Когда и при каких обстоятельствах было составлено и когда было записано «Похищение», в рукописях какого времени оно нам известно?
2. Реалии и особенности какого времени отражает непосредственно сам материал источника?
Необходимость ответа на первый вопрос представляется абсолютно понятной. По мнению С.В. Шкунаева [6], «жизнь саг в рукописной традиции началась около VII века. События, о которых в них повествуется, помещались самими ирландцами на рубеже нашей эры, т.е. отстоят от указанной даты на семь столетий. Появление устных сказаний об этих событиях большинство ученых, исходя скорее из здравого смысла, чем из надежных доказательств относят к II – IV вв.» Воспользуемся данными того же исследователя для выявления рукописей, в которых известно «Похищение». Представим их в виде таблицы [7]
| Номер версии саги | Название рукописи | Датировка рукописи |
| 1. | Книга Бурой Коровы (названа так из-за своего переплета) | Ок. |
| 2. | Лейнстерская Книга, манускрипт из Королевской Ирландской Академии СVIЗ | Вторая половина XII в. |
| 3. | Рукописи Egerton 93, H.2.17 | Совсем поздняя |
Точка зрения братьев Рис по данному вопросу немного иная. Они склонны подчеркивать, что «Похищение» базируется на письменной версии IX века, возникновение же сюжета относят к концу VII в. [8]
Ответ на второй вопрос не менее важен: ведь от него, по сути, зависит понимание того, о мировоззренческих представлениях какого периода мы говорим. Однако здесь возникает немало трудностей. Главная из них связана с тем, что, как отмечают исследователи, ни данные археологии, ни смутные свидетельства анналов не могут гарантировать нам правильность однозначного ответа на этот вопрос. Это обстоятельство в свою очередь привязано к специфике ирландской литературы, которую М. Диллон и Н.К. Чедвик характеризуют как архаизм ирландской традиции[9]. С.В. Шкунаев, в свою очередь, добавляет мысль о том, в случае отсутствия резкого разрыва между различными культурными пластами материал прошлого может максимально использоваться в произведениях совершенно другого времени [10]. Все это приводит к тому, что приходиться констатировать следующее. Реалии, о которых свидетельствуют саги, по сути, относятся ко времени расцвета кельтов (латенской эпохе железного века), которые используются при их написании около VII в. Грубо говоря, мы будем вести речь о представлениях о мире древних ирландцев, которые можно отнести к VII в.
Нельзя оставить без внимания в источниковедческом обзоре сагу «Как было найдено «Похищение Быка из Куальнге», которая представляет своего рода взгляд самих древних ирландцев на историю эпоса. Сага говорит о том, что эпос целиком был рассказан одним из главных его героев, Фергусом, сыном Ройга, явившемуся из могильного камня поэту Ирландии VII века (либо Сенхану Торпесту, либо его сыну – Муиргену). С.В. Шкунаев отмечает, что различные версии данной саги сходятся на VII века, что представляется исследователю немаловажным [11]. Необходимо также отметить, что до неожиданного появления Фергуса предполагалось искать полный текст «Похищения» в «стране Лета» (Галлии), что предполагает определенное единство кельтского мира [12]. Таким образом, сага в качестве даты нахождения «Похищения» указывает на VII век, в то время как дата его создания должна располагаться раньше.
Скажем несколько слов о внутренней структуре «Похищения». Можно выделить следующие его составные части:
1. Вводная часть: объясняющая причины и мотивы правителей Коннахта (главным образом королевы Медб), толкнувшие их на поход с целью похитить Быка из области Куальнге в Уладе. Содержится только в версии саги из Лейнстерской книги [13]
2. Основная часть, которая рассказывает о главных событиях, происходивших во время Похищения. В ней присутствуют вставные повести, иногда служащие отступлением от основного повествования, но тесно связанные с ним (например, «Повесть о юношеских деяниях Кухулина» [14]). Однако есть среди них и такие, которые являются самостоятельными произведениями и просто вставлены в сюжет Похищения (например, «Бой с Фер Диадом [15])
3. Заключение: бой быка Донна из Куальнге и быка Финдбеннаха из Коннахта.
В заключении данного раздела отметим, что мы ограничились самым кратким обзором «Похищения», что связано как с тем, что его детальный анализ должен являться темой отдельной работы, так и с тем, что в историографии существуют достаточно разные взгляды на такой сложный источник как указанная сага.
2. Историография.
Кельтология является одной из быстро и активно развивающихся областей истории, в которой многое подвергается переосмыслению и изменению. Поэтому неслучайно, что многие из использованных нами научных работ носят подчас полемический характер, их авторы стремятся найти новый подход к изученным ранее проблемам. Данное обстоятельство заставляет выбирать из предложенных исследователями точек зрения ту, которая представляется наиболее соответствующей тому материалу, который мы извлекаем из источника.
Использованные при написании работы научные исследования освещают как проблемы общего характера, так и конкретно-исторические вопросы. Причем неизбежно авторы строят свои выводы на основе ограниченного круга источников (хотя, безусловно, достаточно широкого). Это позволяет провести сравнение результатов, к которым они приходят на основе собственных источниковой базы с теми, которые мы можем сделать на основе «Похищения» и саг.
Среди наиболее ранних исследований, использованных при написании работы, можно отметить монографию М. Диллона и Н.К. Чедвик «Кельтские королевства». Она представляет собой своего рода свод достижений кельтологии к концу 60-х гг. Сам обобщающий характер работы способствует тому, что ее полемический характер становится меньше, хотя он, безусловно, присутствует. Это в свою очередь помогает использованию монографии в работе, так как авторы преподносят читателю чаще всего устоявшиеся и более или менее широко принятые в научном мире выводы.
Основное содержание данного исследования распадается на два блока вопросов: первый из них связан с политической историей кельтских королевств, тогда как второй состоит в анализе кельтской культуры. По первому из них авторы, на базе исторических хроник отдельных государств (например, анналов Мунстера), а также позднее написанных историй (например, «История бриттов» Ненния (IX в.)), анализируют огромный материал политического развития островных кельтских королевств, начиная с периода римского владычества и заканчивая англосаксонским завоеванием. Данный раздел был полезен для осмысления политических реалий кельтского мира поздней античности и раннего средневековья. Однако больший интерес ля работы представляла все же вторая часть исследования. Говоря об ирландской литературе, авторы подчеркивают ее архаизм, наличие таких произведений, которые с удивительной точностью и щепетильностью повторяет те нормы и обычаи, функционирование которых уже давно прекратилось [16]. Авторы четко высказывают свою позицию относительно того, какие реалии легли в основу сюжетных линий, описаний битв «Похищения», считая, что они находятся в латенской эпохе [17]. Вместе с тем авторы сумели сохранить в своей полностью научной по характере монографии чувство неподдельного интереса и увлеченности загадками кельтского мира. Это выражается в их размышлениях об уникальности Ирландии в сохранении древних мифологических историй [18], в мыслях об удивительных примерах любви, которая описывается в сагах [19], подчеркивании своеобразной удаленности кельтов от общей истории средних веков и странной красоте ирландского мифологического цикла[20].
Другой важнейшей монографий, использованной при написании работы, являлась книга Алвина и Бринли Рис, вышедшая в Лондоне еще в 1976 году. На ее большое значение в развитии кельтологии указывает хотя бы тот факт, что ссылками на нее богаты и современные исторические исследования. Сам характер книги достаточно близок теме данной работы, так как авторы не ставили своей целью углубиться в изучение какого-либо отдельного аспекта истории и культуры древней Ирландии и Уэльса, а стремились представить некую общую и по возможности целостную картину кельтской культуры в ее широком понимании (как совокупности материальных и духовных объектов, оставленных нам представителями данной цивилизации). Среди важнейших тем и идей данного исследования, использованных в работе, стоит отметить размышления авторов о значении песни и той роли, которая отводится ей в сагах [21], подробный разбор образов и символов мифологического цикла, связанного с противостоянием фоморов и Племен Богини Дану [22]. Одной из отличительных черт данной работы (которая хотя и присутствует во многих исследованиях по кельтской проблематике, но здесь выражена очень четко) является постоянное сравнение и поиск параллелей между мифологическим материалом древней Ирландии и Индии. Выделим также удивительные по своей тщательности работы с источниками разделы, посвященные анализу числовой символики в сагах [23] и смыслу пятичленного деления Ирландии [24]. Одним словом, неудивительно, что большая часть ссылок в основной части работы приходится именно на данное исследование.
Во многом обобщающей предыдущие исследования и ставящей перед исследователями новые задачи является монография «Кельтская цивилизация», авторы которой - Гюйонварх К.-Ж. и Леру Ф. Данное исследование носит ярко выраженный проблемный характер: одной из основных целей ученых было выделить и определить сложности, с которыми столкнулась кельтология в своем развитии. В первой главе своей работы «Кельты во времени и пространстве» авторы хотят наметить пути, по которым, по их мнению, должно продвигаться изучение кельтской цивилизации. Они стремятся определить место кельтов в системе различных индоевропейских обществ, активно выступая за междисциплинарный подход (сочетание археологии, лингвистики, исследования письменных источников), причем приоритет отдается непосредственно кельтским источникам (тогда как некоторые работы основываются в основном на античных свидетельствах).
Большее значение для работы имела глава 2 «Организация кельтского мира», в которой излагается конкретно – исторический материал. Особенно любопытны размышления авторов о значении понятия центр («омфал») [25], а также об особенностях характера королевской власти в Ирландии [26]
Обратимся далее к работам отечественных кельтологов. Прежде всего, хотелось бы выделить монографию С.В. Шкунаева «Общество и община западных кельтов». В данной работе автор, базируясь в основном на юридических источниках (таких как «Сенхус Мор», «Завещание Моранна»), дает достаточно полную и развернутую картину древнеирландского общества в контексте социально - политических отношений в нем. Учитывая, что определенную часть собственных размышлений в данной работе мы основываем на сравнение норм, фигурирующих в сагах с теми, которые присутствовали в юридической практике, монография С.В. Шкунаева представляет для нас большой интерес. Особенно любопытны мысли высказываемые автором относительно устройства королевской власти в Ирландии
Статья С.В. Шкунаева «Похищение Быка из Куальнге» и предания об ирландских героях» сыграла основную роль при написании главным образом источниковедческого раздела, так как в ней не просто сопоставлены различные точки зрения на проблему происхождения, датировки «Похищения», но и разобраны такие важные вопросы как сравнение «мира саги» и саг как таковых, значение «Похищения» в контексте раннесредневековой истории Ирландии.
Большое количество трудов в области кельтологии написано профессором Санкт-Петербургского университета Н. С. Широковой. Первый из тех, что был использован при написании нашей работы, носит название «Древние кельты на рубеже старой и новой эры». Непосредственно в докладе она не фигурирует, однако была привлечена по нескольким причинам. Первая из них заключается в том, что она освещает историю кельтов Галлии, причем в основном в период завоевания их Юлием Цезарем и последующей романизации. Причем, оценивая сами процессы романизации, Н.С. Широкова стареется продемонстрировать необоснованность некоторых попыток представить ее как немедленную, в которой произошла быстрая гибель кельтского элемента [30]. Вторая причина состояла в том, что автор, активно привлекая данные археологии, достаточно подробно обрисовывает начальный период кельтской истории. Учитывая же, что при упоминании «Похищения» речь так или иначе заходит о латенской эпохе, ознакомление с подобными материалами представляется весьма полезным [31].
Последней работой, о которой хотелось бы сказать несколько слов в историографическом очерке, является монография все той же Н.С. Широковой «Культура кельтов и нордическая традиция античности». Главная новизна данного исследования состоит в том, что автор пытается каким-то образом связать проблематику происхождения кельтов и их последующей истории с легендарным островом Ultima Thule, о котором в античности существовала целая традиция, связанная в основном с плаванием мореплавателя Пифея [32]. Однако, на наш взгляд, построения автора по данному вопросу носят во многом искусственный характер, и поэтому не получили отражения в нашей работе. Более информативной является вторая часть исследования, посвященная краткому обзору кельтской культуры и религии. Не стремясь каким-либо образом приуменьшить заслуги автора, все же отметим, что свои размышления она основывает в основном на данных историографии, причем новых работ среди ее ссылок мы нашли не так много. Но, с другой стороны, обобщающий характер такого очерка помогает представить палитру различных мнений на схожие вопросы.
1. Честь и «цена чести» в мировоззрении древних ирландцев
Понятие «цена чести» является одним из важных механизмов регулирования отношений в древнеирландском обществе. Его характеристику на основе юридических источников представляет С.В. Шкунаев. Он пишет что «цена чести» выступала как регулятор в юридической практике возмещения ущерба, определяя размер этого самого возмещения. Зависела она в основном от материального достатка субъекта правовых отношений [33].
Обратимся далее к тому, как понятие «цена чести» отражается в материалах «Похищения» и саг.
Необходимо сразу отметить, что как таковое понятие «цена чести» найти в наших источниках достаточно сложно, однако они содержат множество ситуаций и казусов, косвенно или напрямую затрагивающих данную проблематику. Учитывая же, что перед нами находится не какой-либо документальный источник, а художественное произведение, нельзя обойтись хотя бы без краткого описания обстановки, в которой разворачивается интересующий нас эпизод. В противном случае мы упустим контекст ситуации, который подчас говорит не меньше, чем отдельные реплики персонажей.
Одним из первых эпизодов, в котором фигурирует понятие честь является диалог Дейрдре и ее возлюбленного Найси, в котором она уговаривает его бежать из страны уладов. Сколь рискованным было это намерение можно понять хотя бы из того, что Дейрдре предназначалась в жены могущественному короля уладов Конхобару. Поэтому логично, что первоначально Найси отказывается от подобного предложения. Однако далее происходит следующее: «Тогда бросилась она к нему и схватила его за оба уха.
- Да будут на них срам и стыд, - сказала она, - коли не уведешь ты меня с собой.
- Оставь меня, женщина! – сказал он.
- Да будет так! – сказала она» [34]
В итоге Найси, позвав своих братьев, решает бежать (сначала скитаясь по Ирландии, затем переправившись Альбу (современная Шотландия)).
В данном эпизоде опасность повреждения цены чести заставляет ирландца выступить против власти короля. Для лучшего понимания подобной ситуации стоит кратко остановиться на проблеме характера верховной власти в Ирландии данного периода. С.В. Шкунаев стремится показать, что достаточно эфемерна и очень слаба не только верховная власть короля в Таре, но очень узки и полномочия королей на уровне туата [35]
Таким образом, цена чести стоит для ирландца несравнимо выше подчинения верховной власти, ради нее он готов пойти на опасные для жизни преступления против короля. Однако не менее важным в разбираемом эпизоде является тот факт, что Найси, чести которого угрожает опасность, призывает своих братьев. Наряду с признанием важного значения такой социальной ячейки как фине (большая семья в различных формах) это говорит и о другом. Цена чести отдельного представителя фине непосредственно отражается на цене чести его родственников [36]. Поэтому далеко не случайно, что эпизод, касавшийся первоначально чести одного Найси, вырастает в изгнание сыновей Уснеха, что в свою очередь приводит к тому, что два уладских героя - Фергус (чьего сына убивают вместе с Найси) и Дубтах – при похищении Быка из Куальнге воюют на стороне правителей Коннахта – Айлиля и Медб.
Достаточно интересно в данном аспекте отметить, что история Найси и Дейрдре, которую М. Диллон и Н.К. Чедвик характеризуют как прекрасный пример истинного чувства, как один из источников истории о Тристане и Изольде [37], в основе своей заключается весьма в приземленным и практическом (с точки зрения древнего ирландца) понятии «цены чести». Это говорит, на наш взгляд, о том, что любовь в кельтском мире (для сравнения можно взять историю Тристана и Изольды, имеющую кельтские корни) не воспринималась как некое абстрактное, романтическое чувство, она скорее выступала как следствие, вытекающее из каких либо «земных» проблем и вопросов: «цены чести» в истории Найси и Дейрдре, применения любовного зелья в истории Тристана и Изольды.
Понятие «цена чести» проходит красной нитью сквозь все перипетии событий, которые приводят, в конце концов, к самому похищению. Одним из важнейших в их ряду является спор между королем и королевой Коннахта – Айлилем и Медб. Остановимся на нем по подробнее.
В его основе лежит стремление каждого из супругов доказать факт определенного превосходства одного над другим, иными словами речь практически напрямую идет о правовом понятии «цене чести». Сколь не праздным был этот вопрос для древнего ирландца можно понять из вышеприведенных рассуждений. Конкретное выражение этот спор получает в пересчете и сравнении материальных богатств Айлиля и Медб. Таким образом, эпос трактует вопрос о «цене чести» в данном случае весьма близко к его выражению в юридических источниках, исходя, прежде всего из идеи, что критерием определения «цены чести» выступает количество материальных благ (в основном скота) [38]. Однако в эпосе встречаются и некоторые противоречия со свидетельствами юридических памятников. Так, например, Медб, перечисляя вещи, которые она преподнесла «в дар» своему супругу, говорит ему: «… так что теперь за позор и обиду не можешь ты брать возмещения больше чем я, ибо мои получил ты богатства» [39]. В то время как обычно «цена чести» или эрик жены исчислялся из расчета половины эрика мужа [40]. На наш взгляд, подобное несоответствие может вытекать из особого положения Медб, которую сложно назвать просто женой короля Айлиля [41]. В частности, весьма интересно, что те богатства, которыми они обладали до брака остаются, вероятно, в определенной степени в раздельном пользовании. Следы подобного положения можно усмотреть в возможности проведения самой процедуры сравнения богатств супругов, при которой совершенно четко известно, где скот Медб, а где – Айлиля [42]. Поэтому, может быть, Медб и говорит о том, что цена чести Айлиля не увеличилась и он не может брать ее в размере большем, чем супруга, поскольку, по сути, объем материальных благ, которыми он обладает также не увеличился.
Однако в споре правителей Коннахта есть еще один интересный эпизод, в котором Медб перечисляет качества, которыми она руководствовалась при выборе супруга: «… чтоб был он без зависти, скупости, страха. Как бы жила я со скаредным мужем, когда рядом с моей добротой и щедростью ему б доставались хула и упреки. Никто не корил бы лишь равного мне в благородстве» [43]. Таким образом, мы видим, что благородство и связанное с ним понятие «цена чести» тесно связываются не только с объемом наличных материальных благ, но и фактом их щедрой раздачи. На наш взгляд, представляется возможным провести некоторые параллели подобной мысли с институтом клиентелы в древнеирландском обществе. Как отмечает С.В. Шкунаев, факт вступления в клиентские отношения закрепляется тем, что глава туата раздает во владение его рядовому члену скот.
Одним из самых ярких моментов, характеризующих значение «цены чести» является сага о гибели величайшего героя Кухулина («Смерть Кухулина»). Сюжетная линия такова. Сыновья Галатина, убитого Кухулином во время похищения Быка из Куальнге, стремясь отомстить ему за гибель отца, пытаются выманить его из Эмайн Махи, столицы королевства уладов. Женщины Махи всяческими способами отговаривают его идти на бой с мстителями. Отвечая на их слова, Кухулин говорит следующее: « О, женщина, даже если бы я знал, что обречен на смерть, то ради чести своей не стал бы избегать погибели» [44]. Эта фраза подчеркивает приоритет понятия чести над жизнью. Герой согласен скорее умереть, нежели нанести урон собственной чести. Как можно увидеть и из вышеуказанных примеров, подобная позиция достаточно часто проявляется среди различных представителей «благородных», о которых в основном и идет речь в эпосе и сагах. И здесь, на наш взгляд, сложно увидеть, некие идеализированные представления о чести. По сути, данный вопрос касается места в системе социальных статусов [45], которое занимает «благородный» и которое он потеряет, если не будет заботиться о собственной «цене чести». Образ же героя практически невозможно (исходя из материала саг) представить вне круга «благородных». Иными словами, по сути жизнь героя (возможная лишь при условии принадлежности его к «благородным» статусам) оказывается напрямую связана с понятием «цены чести». Однако в данном свидетельстве источника пока ничего не говорится о причинах подобного поступка Кухулина.
Дальнейшее развитие данной проблематики мы встречаем при описании битвы Кухулина с врагами, которые собирательно обозначаются как «ирландцы» (в то время как Кухулин является выходцем из северного королевства Улад). Стремясь выманить у героя его волшебное копье, которое называется Славное из Славных (га болга), ирландские певцы угрожают сложить песнь поношения в том случае, если он этого не сделает. Кухулин на эту угрозу отвечает: «Не случалось мне быть опозоренным за отказ в подношении и скупость» [46]. Далее он поражает певца копьем, которое в свою очередь поднимают его враги и бросают в него самого. В данном случае нас интересуют мотивы, по причине которых Кухулин готов расстаться со своим любимым копьем, не раз выручавшим его в битвах. Можно вспомнить, что скупость в устах Медб была чем-то противоположным истинному благородству, которым должен обладать герой. Однако в указанной ситуации есть и иной аспект. Для его разъяснения необходимо понять, в чем заключалось значение угрозы о сложении песни поношения о Кухулине.
Первоначально скажем несколько слов о значении и роли, которую ирландцы придавали песням. Как указывают братья Рис, песня играла огромную роль: она разрушает царства, управляет стихиями, может снизить «цену чести» великого героя. [47]. В подтверждении этих слов приведем следующий эпизод из саги «Битва при Маг Туиред».
Филид (поэт, певец) Корпре, пришедший ко двору короля Бреса встретил далеко не радушный прием. «Поднявшись по утру, он был недоволен. И проходя по двору, молвил Корпре:
Без пищи, что явится быстро на блюде,
Без молока коровы, в утробе которой теленок,
Без жилья человечьего в темени ночи,
Без платы за песни поэтов прибудет пусть Брес.
- Нет отныне силы у Бреса. И было это правдой, ибо ничего, кроме пагубы не знал он с того часа. Вот первая песнь поношения, которую сложили в Ирландии» [48].
Таким образом, из данного примера видно, каким огромным значением и силой наделяли древние ирландцы пропетую филидом певцом.
Вернемся к сюжету саги. Кухулин в ответ на угрозы певца метает свое копье так, «что пробило оно насквозь голову певца и поразило девятерых, что стояли за ним» [49]. Лугайд, сын Ку Рои поднимает копье и спрашивает сыновей Галатина, кого поразит оно. Их ответ, который будет повторяться на протяжении последующих эпизодов саги будет таким: «Король падет от этого копья» [50]. Первый бросок поражает Лаэга, возницу Кухулина. Далее сюжет развивается таким образом, что певцам необходимо различными угрозами заставлять Кухулина метать свое копье, которое будет поднимать Лугайд и поражать сначала возницу Кухулина, его коней, а, в конце концов, и его самого. Для нас главный интерес представляют именно угрозы певцов и ответы на них Кухулина, которые с каждым разом становятся все более значимыми, что позволяет поставить вопрос о своего рода иерархии ценностей древнеирландского героя.
Как указывалось выше, первая угроза, обращенная к Кухулину, заключалась в поношении за его личную, персональную скупость. На вторичную угрозу певца о том, что он ославит героя, Кухулин отвечает: «Лишь один раз в день должен я исполнять просьбу, и сегодня уж я искупил свою честь» [51]. Далее диалог разворачивается следующим образом:
« - Из-за тебя я ославлю весь Улад, - сказал певец.
- Никогда доныне не бывал опозорен Улад из-за моей скупости или корысти. Немного осталось мне жизни, но и теперь не бывать тому, - ответил Кухулин» [52]
Таким образом, мы видим, что за заботой о собственной чести, которая может быть опозорена в связи с корыстью и скупостью героя, следуют ценности, связанные с честью его родного королевства. Однако последние так или иначе связываются с персональной честью героя, так как позор уладам будет нанесен по причине скупости Кухулина, что ведет нас к первой угрозе певца. Таким образом, сложно назвать Кухулина патриотом [53] – для него первостепенное значение имеет собственная честь.
Наконец, последний диалог между певцом и Кухулином проходит так:
« - Я ославлю твой род, - сказал певец.
- Хоть мало осталось мне жизни, - ответил Кухулин, - но пусть до земель, где я не бывал, не дойдут прежде меня слухи о моем позоре, - ответил Кухулин» [54]
Таким образом, родовые ценности, опозорить которые угрожает певец, опять-таки связываются с личной честью героя. На наш взгляд, можно говорить, что понятие «цена чести» является своего рода зеркалом, в котором для героя отражаются ценности чести своего королевства и своего рода. Поэтому в сагах уладского цикла, где главными действующими лицами являются герои, понятие «цена чести» занимает на наш взгляд центральное положение.
2. Природа и ее роль в представлениях о мире древних ирландцев
Как сюжетная линия древнеирландских саг, так и их идейная основа, достаточно тесно связаны с природой. Прежде всего, речь идет о постоянном упоминании тех или иных объектов природы (брод, камень, холм и т.д.), так или иначе вовлеченных в события, описываемые нашими источниками.
Приведем один из характерных примеров: «По пути на север убил Кухулин Фер Тайдле, отчего и название Тайдле, да сыновей Буахалла, отчего название Карн Мак Буахалл, да погубил Луаске в Лейтре, отчего название Лейтре Луаске» [55]. Подобные описания встречаются практически во всех сагах, особенно же богато ими само «Похищение». Попытаемся найти объяснение подобной особенности.
Прежде всего, необходимо отметить, что, как видно и из приведенного отрывка, в упоминании о названии того или иного места проводится связь между его нынешним названием и определенным событием прошлого (чаще всего это подвиг того или иного героя), послужившим для него основой. Об определенном значении, а не о случайном характере подобной связи заставляет задуматься хотя бы сама частота и постоянство их упоминания.
На наш взгляд, основное назначение подобных мест в ирландских сагах заключается в стремлении запечатлеть подвиги героев прошлого в памяти потомства путем присвоения определенным природным объектам, которые могут долго сохраняться во времени, названий, связанных с их деяниями. Конкретное же выражение подобной цели можно видеть в нескольких аспектах. Во-первых, можно вспомнить традиции, связанные с восприятием образа героя, которые столь ярко проявились еще в древней Греции. В соответствии с ними память о герое является своего рода заменой бессмертия, которое доступно лишь богам или ниспосылается кому-либо по их воле. Эта мысль ярко отражается в словах Ахиллеса:
«Если останусь я здесь, перед градом троянским
сражаться, -
Нет возвращения мне, но слава моя не погибнет.
Если же в дом возвращусь я, в любезную землю родную,
Слава моя погибнет, но будет мой век долголетен…» [56].
В этом смысле параллели с ирландским материалом можно проводить на основе некоторых общих черт, которые можно объединить в рамках такого понятия как Героический век [57].
Во-вторых, закрепление памяти об определенном герое путем наименования природных объектов могло играть свою роль в системе общественного устройства. Дело в том, что, как отмечает С.В. Шкунаев, цена чести рода, в составе которого присутствуют герои, повышается по сравнению с тем родом, где их не было [58].
При таком ответе на вопрос о значении многочисленных упоминаний о названии отдельных природных мест, на наш взгляд, разрешает вопрос, о котором говорит С.В. Шкунаев: «В связи с этим задавался … резонный вопрос, чем могли заинтересовать подобную аудиторию (речь идет о знати – М.И.) рассказы о том, как получил название какой-либо затерянный брод или проход между холмами и тому подобные сведения, в изобилии содержащиеся в тексте саги» [59]. Получается, что как раз знать и должны были интересовать вопросы о подвигах, а также о том, не встречался ли в их роду герой прошлого.
Одновременно эпизоды или целые саги, посвященные раскрытию происхождения названия того или иного места, объясняют некоторые реалии окружающего мира, без которых общая картина «Похищения» была бы неполной. Ярким примером подобного рода являются версии происхождения названия столицы Ульстера Эмайн Махи [60]. Остановимся на той из них, которая представлена в саге «Недуг уладов» [61].
В соответствии с ней название Эмайн Махи произошло от имени Махи, дочери Санрита, сына Имбата. Из-за слов, сказанных ее мужем на празднике уладов о том, что Маха может бежать быстрее белых коней короля Конхобара, ее вызывают на соревнование. Даже тот факт, что она скоро должна родить не останавливает короля [62]. В итоге «бежала женщина быстрее коней, но вдруг с криком упала на землю и родила близнецов, мальчика и девочку» [63]. С тех пор это место назвали Эмайн Маха. Однако все это говорится для объяснения такого загадочного явления как недуг уладов, который является результатом проклятия Махи: «За то зло, которое вы мне причинили, каждый раз, когда на вас будут нападать враги, будете вы испытывать муки, подобные родовым» [64]. Таким образом, история, связанная с объяснением этимологии названия столицы уладов раскрывает важный факт, связанный непосредственно с «Похищением», который состоит в том, что Кухулин (неподверженный недугу) в течение месяцев [65] должен был бороться с врагом в одиночку.
Подобные примеры, на наш взгляд, говорят о весьма важных аспектах мировоззрения древних ирландцев. Они демонстрируют, что в факте наименования чего-либо, присвоения ему собственного названия, лежит некое значимое событие, последствия которого проявляются в дальнейших судьбах героев саг. Таким образом, присвоение того или иного имени не является «праздным» делом, а заключает в себе некий особый смысл. Думается, что мы можем воспользоваться размышлениями братьев Рис по поводу роли присвоения имени тому или иному герою. Они считают, что она заключается, главным образом в том, что имя приобщает героя к миру людей, выводя его (но далеко не до конца) из пространства мифа, к которому он принадлежит. [66]. Следуя той же логике, можно предположить, что в наименовании того или иного места (будь то столица уладов, или какой-либо брод) проявляется процедура своего рода оформления и структурирования пространства [67], «присвоения» его человеком и включения в свой мир и, следовательно (в контексте саги), в события, описанию которых посвящено повествование.
Наряду с реками, бродами, равнинами, где происходят великие битвы, природный ландшафт в сагах включает в себя волшебные холмы – сиды. Они являются местами обитания изгнанных с земли представителей племени богини Дану [68], представляя собой одновременно своего рода вход в Другой мир ирландцев. Однако, как отмечает Н.С. Широкова, «оба мира остаются разделенными и почти непроницаемыми друг для друга; раса, населяющая каждый из них, уважает установленный modus vivendi и воздерживается от вторжения на чужую территорию» [69]. Данная ситуация нарушается только один раз в год[70] – в великий праздник Самайн, справлявшийся 1 ноября, который, «находясь на стыке старого и нового года кельтов, выполнял посредническую функцию между человеческим миром и божественным космосом» [71]. Хотя стоит отметить интересную деталь: проникновение в другой мир возможно не только непосредственно в Самайн, но и за три дня до него [72]. Интересно сопоставить данное свидетельство со словами саги «Болезнь Кухулина»: «Раз в году собирались все улады вместе в праздник Самайн, и длилось это собрание три дня перед Самайном, самый день Самайн и три дня после него» [73]
Ее главный герой Нера, один из воинов Айлиля и Медб, в праздник Самайн попадает в сид Круахан, где селится в доме женщины, которой он помогает с работой по дому и у которой, в конце концов, появляется от него ребенок [74]. Чем же условия жизни в сиде отличаются от обычного мира людей? Прежде всего, хотелось бы отметить то, что ход времени в Другом мире имеет совершенно иной характер. Нера, проведя, по обычным меркам, всего лишь несколько часов в сиде, думает, что уже прошло три дня и три ночи (отметим еще одно употребление числа три, которое носит символический характер)[75]. Таким образом, в данном случае мы встречаемся с примером различия восприятия «неземного» времени отдельным человеком, которое проявляется скорее с количественной стороны. Человеку просто недоступна правильная оценка иного времени, к которому он подходит со своими критериями. Интересно отметить, что подобный сюжет распространен в сказках и легендах самых различных народов [76]. Однако на примере других саг (например, «Плавание Брана, сына Фебала») можно убедиться, что отличие носит подчас и качественный характер, при котором «непреодолимый барьер отделяет мифическое время (которое является вечностью) от человеческого времени, при том, что мифическое время упраздняет человеческое» [77].
Немного другой аспект различия времени сида и времени мира людей подчеркивает следующий эпизод саги. Нера, которому необходимо поговорить со своими людьми, находящимися вне сида, обращается к женщине, у которой он жил:
« - Как поверят они мне, что я был в сиде? – сказал Нера.
- Возьми с собой плоды лета, - сказала женщина. И тогда он взял с собой дикий чеснок, примулу и папоротник» [78]
Данный эпизод может быть истолкован по-разному, однако он говорит о том, что время сида несравненно более «богаче» по своей насыщенности. За несколько земных часов Нера совершил и прожил столько, что ему кажется, что прошло трое суток. В то время как в мире людей в ноябре невозможно найти плодов лета, в сиде это сделать очень легко (это может говорить как о том, что в сиде не существует земных законов роста растений, так и о том, что вместо ноября в сиде – лето, а также демонстрировать то , что там можно найти плоды любых сезонов в любое время). Братья Рис, например, считают, что Иной мир предстает в сагах как страна вечного лета, особенно тогда, когда на земле царит зима [79].
Важной чертой обитателей сида можно считать их способность предсказывать и знать будущее. Женщина, у которой жил Нера, говорит ему: «Предрекаю я: Айлиль и Медб разрушат сид и похитят шлем Бриона» [80] (что, в конце концов, и происходит). Однако здесь сложно видеть некое коренное отличие от мира людей, многие из которых также могут предсказывать будущее [81]. Скорее речь должна идти о способности, присутствующей как у людей, так и у обитателей сида.
Как можно увидеть, из материала данной саги граница между двумя мирами, открывающаяся в Самайн, демонстрирует нам как близость, так и отличия одного мира от другого. Проявления первой можно увидеть в следующих фактах: рождение ребенка у мужчины – человека и женщины из сида, возможность вторжения людей и овладения ими священными предметами из сида. Примером же различия двух миров может являться восприятие времени.
Важнейшим аспектом, который необходимо осветить в данном разделе, является вопрос о роли и месте животных (прежде всего, речь идет о скоте) в мировоззрении древних ирландцев. Пожалуй, наиболее очевидным и ярким свидетельством источников по данной проблематике является отраженная в них забота ирландцев о собственном скоте. Так, например, в упоминавшейся выше саге «Приключение Неры» главный герой, вынужденный спасать свое имущество и сына из сида, который будет разграблен Айлилем и Медб, уводит корову, предназначенную его собственному сыну. Пока же он спал, ее уносит одна из богинь войны и разрушения – Морриган (наряду с ней аналогичными богинями были Бадб и Маха). Услышав об этом, его жена восклицает: «Не заслужила я того, чтобы ты так поступил с этой коровой». Сколько горечи и боли слышится в этих словах! Женщина, знающая, что ей суждено вскоре умереть может столь сильно переживать из–за скота, принадлежащего ее сыну. Однако благодаря вмешательству Кухулина корова возвращается к Нере [82].
Выделим наиболее интересные моменты. Во-первых, отмеченная выше огромная забота матери о скоте, принадлежащем ее сыну. Причина подобного ее поведения, на наш взгляд, кроется в роли скота как важнейшего критерия оценки «цены чести» человека [83]. При подобном подходе достаточно непонятное для современного человека столь пристальное отношение к скоту трансформируется в заботу матери о судьбе сына, о его месте в обществе, которое напрямую зависит от «цены чести». Во-вторых, любопытен сам факт наличия в героической саге столь подробного описания различных перипетий истории коровы Неры. Более того, как отмечалось выше, в основе сюжетной основы «Похищения» лежит спор о скоте. На наш взгляд, все это еще раз демонстрирует огромное значение понятия «цены чести» в мировоззрении древних ирландцев.
Однако в сагах эпизоды, связанные со скотом, не всегда соотносятся исключительно с понятием «цена чести». В целом ряде саг [84], которые можно обозначить как «похищения» мы встречаемся со схожей сюжетной канвой. Она заключается в том, что Айлиль и Медб требуют у подвластных им властителей скот для отправления в поход с целью похищения Быка из Куальнге. Так, например, послы правителей Коннахта приходят к Эоху Беку, сыну Карпре, короля Клиу (область в Мунстере, территория нынешнего графства Лимерик) с целью забрать сорок коров, с помощью которых он кормил сорок сыновей королей Мунстера (можно вспомнить схожую ситуацию воспитания сыновей при дворе чужого правителя, которую мы встречаем в «Песни о Нибелунгах»), а также сто сорок коров, принадлежащих лично ему. Данный правитель, взяв с собой людей Айлиля, отправляется реквизировать «по одной корове от каждого двора» [85]. Сам факт необходимости снаряжения вооруженной экспедиции для получения скота «подданных» Эоху весьма красноречив. Он может говорить о той политической рыхлости и отсутствии централизации, при которой правитель туата обладал весьма символической властью над членами фине и племени. Одновременно сага может говорить о том, что, по сути, верховный правитель одного из королевств Ирландии не обладал правом собственности на скот, формально принадлежащий правителю туата, который сам в свою очередь должен с помощью силы отнимать его у своих «поданных».
Стоит отметить, что скот подчас фигурирует в качестве выкупа, который жених должен уплатить за невесту. Так, например, Айлиль, наряду с прохождением целого ряда испытаний, ставит в качестве условия, при выполнении которого Фроэх женится на Финдабайр (дочери Айлиля и Медб) уплату выкупа: большого количества скота и обязательство придти со «своими людьми да музыкантами[86] в пору Похищения Быка из Куальнге» [87]. Как можно заметить и из вышеприведенных рассуждений, скот очень часто фигурирует при решении вопросов, связанных с отношениями зависимости и подчинения между правителем королевства и властителем более низкого ранга. В некотором роде указанная особенность сопоставима с известным по юридически памятникам обычаям, которые заключались в том, что юноша после 20 лет должен был получить скот из рук вождя туата, становясь своеобразным его клиентом. Таким образом, по вопросам фигурирования скота как объекта юридических и социальных отношений материал саг достаточно похож на материал юридических источников. [88]
Самым яркими примерами описания животных в сагах уладского цикла являются образы быков Донна из Куальнге и Финдбеннаха из Коннахта. Первый из них описывается следующим образом : «Многим был славен Донн Куальнге: пятьдесят телок покрывал он каждый день, и еще до того же часа назавтра приносили они телят… Вот и еще одно диво: пятьдесят юношей могли каждый вечер тешиться играми на его чудесной спине… Славился он и за то, что ни дух, ни призрак, ни оборотень из ущелий не смел показаться вблизи от него. Славился он и мычанием, что издавал вечерами у своего сарая, навеса и хлева – тут уж сполна наслаждался напевом всякий на севере, юге иль в центре Куальнге, когда бык мычал вечерами у своего сарая, навеса и хлева» [89]. В другом месте он предстает «храбрым и грубым», «подобно герою, гордо ступал он», среди его свойств есть такие как «гнев короля», «удар убийцы» [90]. Сделаем некоторые выводы. С одной стороны, Донн наделяется рядом сверхъестественных черт, он предстает как существо, обладающее особыми магическими способностями. С другой, среди его свойств мы видим такие, которые достаточно четко ассоциируются именно с Уладом – страной битв, героев и мужества. Таким образом, можно предположить, что Донн является своего рода символом двух качеств: друидической мудрости и мужества. Первое из них традиционно связывается с Коннахтом, второе с Уладом. В истории жизни Донна мы можем найти соответствующие параллели. Дело в том, что Донн является воплощением свинопаса Рухта, который служил у Охала Охни, короля Сида Коннахта [91]. Затем же мы видим Донна в «королевстве уладов, краю Куальнге, в доме Дайре сына Фиахна» [92]. Таким образом, судьба Донна связана как с Коннахтом, так и с Уладом. В этом же отношении рассмотрим судьбу Финдбеннаха. Он в свою очередь является воплощением свинопаса Фриуха, служившего у Бодба, короля Сида Мунстера [93]. Во время же «Похищения» мы обнаруживаем его у Айлиля, правителя Коннахта [94]. Учитывая его связь с Мунстером, краем плодородия и обилия, а также Коннахтом, местом друидической мудрости, рассмотрим его образ в саге «О ссоре двух свинопасов»:
«Были у Быка Белорогого
Белая голова и белые ноги,
А тело – алое, цвета крови <…>
Любили коровы с Равнины Ай
Его гриву густую, крутые копыта,
Хвост тяжелый,
Конскую поступь,
Взгляда влеченье,
Рыло лосося,
Крепкие бедра,
Когда выходил он,
Ранней весною,
Ревя победно» [95]
С одной стороны, выделяются магические свойств Финдбеннаха, что выражается в акцентировании при описании его красно-белой окраски, так как «сочетание белого и красного цветов в ирландской традиции всегда значимо для магических животных и, в частности, связанных с друидической практикой» [96]. С другой стороны, при его описании в данной саге более четко, чем у Донна подчеркиваются свойства, связанные с плодородием, порождением потомства (хотя стоит отметить, что у Быка из Куальнге данный аспект также выделяется, но при упоминаемом выше описании в «Похищении»).
Таким образом, можно увидеть, что образы двух главных быков в сагах наделяются свойствами и качествами, связанными с глубокими пластами мировоззрения древних ирландцев. Они перестают быть собственно животными, перерастая в некие символические образы, становясь воплощением ценностей, соединяющих воедино мир природы, мир магии и мифа и мир людских представлений.
В заключении данного раздела работы хотелось бы отметить, что природа в ее различных проявлениях (реки, броды, равнины, сиды, животные) не выступает как некий статический и «неодушевленный» фон, на котором разворачиваются действия героев саг. Во всех указанных ее проявлениях она предстает насыщенной определенным смыслом и значением, неразрывно связующим ее с миром людей. В этом отношении представляется уместным вспомнить размышления М.И. Стеблин-Каменского об особенностях изображения природы в исландских сагах. Он отмечал, что в них мы найдем обилие названий различных местностей, но никак не описания природы, пейзажа. Он связывает данный факт с тем, что исландец не отделял себя от природы, он был будто ее частью, и поэтому он не мог рассматривать ее как нечто обособленное, «внешнее» по отношению к нему самому [97].
Между природой и человеком не существует непреодолимых границ. Данный аспект может выражаться как в том, что люди, владеющие особыми способностями, могут перевоплощаться в животных (свинопасы Фриух и Рухт), так и в том, что природа будто вплетена в ткань представлений о мире и ценностей, присущих древним ирландцам.
3. Ирландия и окружающий мир: их значение и соотношение в представлениях древних ирландцев
Рассматриваемые нами в работе источники, как указывалось выше, относятся к так называемому уладскому циклу. Учитывая одновременно политические реалии описываемого периода (предполагается существование нескольких политических образований слабо связанных между собой, а также учитывая рыхлость политического объединения даже в рамках племени (туата)), как о таковом восприятии Ирландии как чего либо целого говорить достаточно сложно. Однако попытаемся все же извлечь из источников информацию, которая бы показала в возможность или невозможность постановки такой проблемы в изучении мировоззрения древних ирландцев.
Начнем анализ данного вопроса с изучения отношений ирландцев с жителями региона, который встречается под названием Альбы (первоначально оно служило обозначением Британии в целом, позже закрепилось за территорией современной Шотландии), а также другими странами Европы, которые упоминаются в сагах. Материал по данному вопросу достаточно скуден. Наиболее ценные сведения содержатся в саге «Похищение стад Фроэха». Ее главный герой, обещавший Айлилю придти со своим скотом при Похищении, обнаруживает, что его скот и семья похищены. Мать Фроэха говорит следующее: «Похитили твою скотину, трех твоих сыновей и жену увели в Альпы. Три коровы теперь на севере Британии у круитни [98]» [99]. На ее предложение дать ему другую скотину он отвечает, что «честью и жизнью[100] поручился перед Айлилем и Медб, что явлюсь со своей скотиной в пору Похищения Быка из Куальнге» [101]. Далее он и его люди отправляются «через море, …страну саксов, переплыли пролив, и проникнув на север страны лангобардов, добрались до Альп» [102]. Часть ученых считает, что в данном случае в саге действительно упоминается страна германского племени лангобардов, находившаяся на севере Италии. Другие исследователи полагают, что данный отрывок «не что иное, как интерполяция, причина которой – смешение Альп с горами Drium Alban в современной Шотландии» [103]. Ответ на данный вопрос действительно весьма сложен. Если принять вторую точку зрения, то не совсем понятно, почему в заключении саги [104](после похода к Альпам, т.е. на территорию современной Шотландии по данной выерсии) говорится об отправлении Фроэха в страну круитни, что можно расценивать как своего рода тавтологию. С другой стороны, сложно противопоставить что-то конкретное людям, говорящим о путешествии в страну лангобардов как типичном для эпоса общем месте [105].
Основной же интерес в данном эпизоде саги представляет для нас особенности употребления слова «ирландцы». Однако сразу стоит оговориться, что в данном вопросе мы напрямую зависим от перевода оригинального текста, что создает немалые трудности. Например, сложно понять, откуда мог взяться сам термин «ирландцы», тогда как название Ирландия (известная античным географам как Иерна) была разделена на несколько королевств (точнее пять), имеющих свои четкие особенности и соотносимых в других сагах с определенными различными между собой функциями: так, например, Ульстер четко соотносился с храбростью, битвой, в то время как Коннахт с мудростью и магией. [106]
Обратимся непосредственно к свидетельствам источника. Когда Фроэх и его товарищ Конал Кернах прибывают в страну лангобардов, они встречают женщину, которая пасла стада.
« - Откуда вы? – спросила та.
- Мы ирландцы, - ответил ей Конал» [107]
В контексте других саг, связанных с «Похищением», подобные слова из уст одного из героев Ульстера звучат как минимум странно. Дело в том, что в них слово «ирландцы» чаще всего относится к воинам коалиционной армии (по свидетельству самих участников, четырех королевств Ирландии [108]) во главе с Айлилем и Медб [109]. Таким образом, стоит задуматься о причинах употребления Коналом слова «ирландцы»
Не менее любопытен и ответ женщины: «Несчастье принесут ирландцам эти земли, - сказала женщина, -моя мать тоже из ваших краев» [110]. В данном случае (как, вероятно, и в устах Конала) слово «ирландцы» выступает, скорее всего, в роли обобщающего наименования жителей всего острова без четкого выделения региональных особенностей. Однако буквально через несколько строк мы встречаем следующий эпизод. Одна из женщин, предупреждает воинов о грозящей им в случае нападения на близлежащую крепость опасности.
« - Воистину нелегко будет вам одолеть ее стражу, - сказала женщина. – Но самое трудное победить змею, что охраняет крепость.
- Пусть она не приближается ко мне. Уж лучше я поверю не этому, а тебе, ибо ты из уладов» [111].
Многое в этих словах остается не понятным, однако, один факт налицо: для Фроэха родом из Коннахта и Конала родом из Ульстера представляется достаточно важным, из какого королевства Ирландии происходит женщина, с которой они ведут разговор. Не менее любопытно, что, женщина, узнав о происхождении Конала, рассказывает ему не просто о грозящей воинам опасности, но говорит о предсказании, по которому крепость должна быть разрушена и, более того, вызывается им помочь в этом. Таким образом, слово «улад», раскрывающее регион происхождения воина, играет в саге большее значение, нежели обобщающий и потому менее насыщенный конкретным содержанием термин «ирландцы».
Термины «улад» и «ирландец», встречающиеся параллельно в саге, повествующей о совместных подвигах героев Коннахта и Ульстера, приобретают несколько иной характер в эпизодах, связанных с Похищением, т.е. в момент военного противостояния четырех королевств и области уладов. Теперь они часто очерчивают четкое разделение воюющих сторон и носят больший оттенок противопоставления. На наш взгляд, подобную мысль подтверждает, например, следующая фраза Фергуса, который вынужден выйти на поединок с Кухулином, воспитателем которого он был: «Все ж, честью твоей и воспитанием, что дал тебе я, Конхобар и улады, я заклинаю тебя отступить предо мной на глазах ирландцев» [112].
Однако в сагах встречаются и иные термины, подчеркивающие этническое и региональное различие населения Ирландии. В войске Айлиля и Медб особое положение занимает отряд галеоин. «Его воины принадлежали к более древнему, чем собственно гойделы, этническому слою и традиционно считались храбрейшими в сражении» [113]. Медб был неприятен факт из лучшей воинской выучки по сравнению с остальным войском, что вызвало у нее стремление уничтожить их. Однако благодаря заступничеству Фергуса, они не были убиты, однако распределены среди других воинов таким образом, что «не будет их даже пяти в одном месте»[114]. Стоит отметить и наличие употребления такого термина как «коннахтец» [115]. Подобное многообразие употребления различных терминов, подчеркивающих этническое и региональное различие, говорит, на наш взгляд, об отсутствии четко сформировавшегося и выделившегося понятия, говорившего бы об ощущении единства населения Ирландии и представления о самой Ирландии как чем-то целостным, через принадлежность к которому возможно самоопределение и самоидентификация. Более того, скудость материалов источников по данному вопросу говорит во многом о том, что данный вопрос стоял скорее на периферии мировоззрения.
Вернемся к вопросу о восприятии ирландцами других стран и той их оценки, которую мы встречаем в саге «Сватовство к Эмер». Форгал, отец Эмер, будучи против сватовства Кухулина к его дочери и желая каким-либо образом убить героя, предлагает ему отправиться в Шотландию для совершенствования своего боевого искусства у женщины Скатах, благодаря чему он «превзошел бы великих бойцов всей Европы» [116]. Какой же предстает Шотландия в этой саге? Прежде всего, стоит отметить, что в описании странствований Кухулина по ней достаточно часто упоминаются разного рода «ужасные» препятствия [117]: «огромный ужасающий зверь» [118]; равнина, половина которой не отпускала ног человека, а другая – поднимала его так, что он мог ходить только по верхушкам травы [119]; горы «ужасающей высоты» и Мост Лезвия [120]. На наш взгляд, частое упоминание подобных объектов связано, главным образом, с характером самого странствования Кухулина, которое является своего рода испытанием, в котором герой должен преодолеть ряд препятствий для достижения цели. Вместе с тем весьма примечательно, что при описании действий, происходящих в Ирландии, такого рода сюжеты развиты меньше. Представляется неслучайным, что само испытание переносится из территории Ирландии, которая представляет своего рода упорядоченный космос [121], в страны, которые менее близки ирландцам (Шотландия, «страна лангобардов»).
Однако с описаниями препятствий, с которыми Кухулин встречается в Шотландии, соседствуют эпизоды, говорящие об удивительной близости судеб людей, живущих в обеих странах [122]. Прежде всего, сам факт того, что великий ирландский герой отправляется обучаться военному искусству в Альбу, может говорить как о схожести боевых приемов и техник (в контексте саги, безусловно) в двух странах, так и о престиже воинов Шотландии. Но более красноречив следующий эпизод. Кухулин на обширной равнине видит дом, из которого выходит прекрасная на вид девушка.
« - Добро пожаловать, о Кухулин! – сказала она. Тогда спросил ее Кухулин, откуда знает она его имя.
- Были мы оба с тобой, - ответила девушка, - любимыми воспитанниками из числа тех, что обучались сладкозвучному пению у Ульбекана Сакса» [123].
Из всего вышесказанного, можно сделать вывод, что главное различие между Ирландией и Шотландией в саге «Сватовство к Эмер» проявляется скорее в описании природы (что в свою очередь можно связать с особенностями сюжета самой саги), тогда как отношения между людьми базируются во многом на схожих ценностях и представлениях.
Говоря о представлениях ирландцев о месте их страны среди других государств и в контексте мировой истории, стоит отметить, что положение Ирландии не предстает обособленным, в сагах встречаются эпизоды, подчеркивающие связь острова с окружающим миром. Прежде всего (за исключением вышеприведенных случаев) необходимо сказать о примерах контактов ирландцев с их континентальными «сородичами», а именно с галлами. Любопытный эпизод приводится все в той же саге «Сватовство к Эмер». Форгал, отец Эмер, добиваясь того, чтобы Кухулин отправился в Шотландию, совершает следующее: «После этого отправился Форгал в Эмайн Маху, переодевшись в чужеземное платье. Прикинулся он посланцем короля галлов, что пришел к Конхобару поговорить о золоте, ценных вещах и самых лучших напитках» [124]. В этих словах бросается в глаза тот факт, что приезд посланца галльского короля (хотя сложно назвать короля, объединившего под своей властью территорию всей Галлии) изображается как обычное и будничное явление, что еще более подчеркивается перечислением тем, о которых он говорит с Конхобаром. Учитывая эпизод из саги «Как было найдено «Похищение Быка из Куальнге», приводившийся выше складывается ощущение того, что отношения между кельтскими народами Ирландии и Галлии воспринимались как явление совершенно нормального и обычного характера.
Одновременно Ирландия предстает в сагах как субъект отношений в событиях, связанных с всемирной историей. Любопытный эпизод в этом отношении встречается при упоминании плаща Лаэга, возницы Кухулина: «Сделал тот плащ Симон Маг для Правителя Рима, Дарий подарил его Конхобару, Конхобар – Кухулину, а уж он отдал его вознице» [125]. Наряду с характерным для эпических произведений смешением дат и времен стоит отметить, что подобная «генеалогия» вещи подчеркивает ее значимость и ценность. Вспомним, что Конхобар беседует с мнимым посланцем галлов также о «ценных вещах». Подобные примеры из источников наводят на мысль о наличии представлений о большой значимости строго определенных вещей, которые придают их владельцу силу и умение (подробнее об этом будет сказано ниже).
Размышляя об образе Ирландии в мировоззрении ее древних обитателей нельзя не сказать несколько слов о характере ее деления на отдельные части, иначе говоря, о структурной организации ее пространства. К сожалению, источник дает достаточно скудный материал по данному вопросу, однако благодаря подробному исследованию этого вопроса братьями Рис мы можем все же найти в «Похищении» примеры, подтверждающие их размышления, основанные на других документах. В самом кратком виде вывод указанных исследователей по вопросу о структурной организации пространства Ирландии может быть представлен следующим образом [126]. В источниках наиболее распространенна версия о пятичастном делении страны [127]: четыре указанных королевства (Коннахт, Ульстер, Мунстер, Лейнстер), а также пятая часть, которая иногда предстает в виде срединной области Миде или же подразумевает двучастное деление Мунстера (Западный и Восточный Мунстер). Не менее важен тот факт, что подобная общая схема может повторяться внутри каждого отдельного королевства и, более того, внутри отдельных сооружений (например, схема организации дворца в Таре [128]– символическом центре верховной власти в Ирландии, именно король Тары считался верховным повелителем над отдельными правителями). Учитывая подобные мысли, к которым пришли исследователи, остановимся на примере описания дворца Айлиля и Медб, которое мы встречаем в саге «Похищение стад Фроэха».
«Было всего в тех покоях по семь. От очага до стены шли семь помещений вокруг всего дома …Три бронзовые полосы обвивали центральный столб каждого покоя, а семь медных полос тянулись от места котла до крыши… Четыре медных столба подпирали изукрашенные бронзой покои Айлиля и Медб в самом центре дворца…» [129]. Особенно интересным для нас является последняя фраза. Она четко подчеркивает центральное положение покоев Айлиля и Медб. Для понимания значения подобной фразы скажем несколько слов об общем значении понятия центра, распространенном у кельтов. Центр («омфал») не был для них просто определенным пунктом, выделяющимся своим местоположением (хотя оно и играло роль), скорее он выступал как сосредоточие некой высшего силы, высшего смысла. Тара (как один из центров Ирландии) в данном случае выступала как своего рода аллегория власти. Стоит отметить, что различные собрания и памятные праздники чаще всего проводились в местах, несущих на себе функцию центра.[130].
Не менее интересно и то, что центральный покой Айлиля и Медб окружает именно четыре столба, что напоминает общую схему территориального деления Ирландии. Только вместо двойственного центра, состоящего из городов Тары и Уснеха, находящихся в области Миде, мы видим Коннахт, символизируемый его правителями. Можно предположить, что подобное устройство дворца каким-то образом соотносится с притязаниями Айлиля и Медб на верховенство в Ирландии, что в частности выражается в том, что именно они возглавляют войско четырех королевств Ирландии во время Похищения. Исследователи также отмечают, что «считается, что на время описываемых в «Похищении Быка из Куальнге» событий падает своеобразное междуцарствие (пяти- или семилетнее), во время которого власть была сосредоточена в руках правителей пяти королевств страны и Койрпре, правитель Тары, не считался верховным королем Ирландии» [131].
В сагах можно встретить интересное описание покоев Конхобара: «Вот каковы были те покои, что звались Красная Ветвь Конхобара и во всем походили на Медовый покой. По девять лож стояло там от очага до стены… Сразу у входа – ложе самого Конхобара, с серебряным основанием и столбами из бронзы… Двенадцать лож для двенадцати колесничных бойцов окружали ложе короля» [132]. Прежде всего, отметим, что главный покой царя уладов повторяет устройство Медового покоя, главного помещения верховного правителя Тары. Данный факт можно рассматривать как пример дублирования общей картины территориального устройства Ирландии в каждом отдельном царстве и более того – во дворцах местных правителей [133]. Не менее интересно упоминание двенадцати лож для двенадцати колесничных бойцов Конхобара. Как отмечают братья Рис, на основе анализа числовой символики дворца Конхобара получается, что Красная Ветвь является своего рода аллегорией солнечного года. В то время как дворец Айлиля и Медб - лунного[134]
4. Короли и герои в древнеирландских сагах
Многое из вышесказанного о представлениях о мире древних ирландцев напрямую относится к королям и героям, так как именно они выступают главными действующими лицами саг героического (или уладского) цикла, на которых мы основываем наши размышления. Данный же раздел хотелось бы посвятить непосредственно проблеме взаимоотношений между королями и героями и обратить внимание на то, что данный материал дает нам в плане анализа темы работы. Вместе с тем стоит попытаться выделить черты, специфичные для образа как короля в сагах, так и героя.
Наиболее ярким материалом для анализа по данному вопросу являются взаимоотношения между королем уладов Конхобаром и величайшим героем Кухулином. Обратимся к эпизоду, встречающемуся в саге «Сватовство к Эмер». Пройдя ряд нелегких испытаний, Кухулин добивается того, что Эмер, на которой он собирается жениться оказывается в Эмайн Махе. Однако встает затруднение иного рода: гейс [135] короля говорит о том, что девушка должна провести первую ночь с правителем, ибо «ему первому по праву принадлежат все девушки Улада» [136]. Это приводит Кухулина в ярость. Однако сообща улады находят компромисс: «Эмер должна провести первую ночь с Конхобаром, но дабы защитить честь Кухулина, будут с ними вместе Фергус и Катбад» [137]. В итоге на следующий день «Конхобар дал Эмер приданое, а Кухулину выкуп за его честь» [138].
Данный эпизод очень содержателен, поэтому приступим к его анализу по частям. Прежде всего, необходимо выяснить особенности функционирования в сагах такого понятия как «гейс».
С примером гейса Конхобара мы уже ознакомились, какие же гейсы были у Кухулина? Наиболее их полный перечень приводится в саге «Приключение Неры» [139]. Выделим из него наиболее важные на наш взгляд: «даже женщина не могла пройти через его землю без его ведома», «ни один воин из чужого племени не мог пройти через его землю без того, чтобы не вызвал он его на поединок – утром, если пришел он ночью, и вечером, если пришел он днем», «каждая девушка и каждая одинокая женщина в Уладе была под его защитой, пока не находила она себе мужа». Среди других упоминаемых гейсов стоит отметить такие как запрет на отказ от пищи с любого очага и запрет есть мясо своего тезки [140]. Следующий ниже эпизод говорит о том, что Кухулин дабы не нарушать первый из указанных гейсов вынужден съесть мясо собаки. «Стал Кухулин есть мясо и класть его под свое левое бедро. Оттого и рука его и то бедро, под которое он клал мясо, занемогли на всю длину и не стало в них прежней крепости» [141]. Таким образом, налицо факт, что нарушение гейса не проходит бесследно, оно ведет к пагубным последствиям. Одновременно это позволяет говорить о том, что установление того или иного гейса не носит абсолютно произвольного характера, так как «наказание» за его несоблюдение свидетельствует о специфичности нарушаемого запрета (Кухулину запрещено есть собачье мясо именно потому, что его зовут «Пес Кулана», т.е. особенности гейса связаны с личностью того, кому он принадлежит). Все это заставляет задуматься о самой природе гейса.
Воспользуемся ценными замечаниями на этот счет, которые высказывают братья Рис. Они говорят о том, что в древнеирландском обществе для каждого класса существовали определенные ограничения, причем чем класс был выше тем больше подчас его представители имели ограничений [142]. На наш взгляд, подобные мысли переплетаются с высказанными выше замечаниями о том, что внимание к своей чести со стороны героя является необходимым условием соблюдения обязательств и правил, связанных с подобной ролью. Схожим значением могут обладать и гейсы. Они подчеркивают особенный характер статуса героя, будучи также напрямую связаны с его личной судьбой, они говорят о его индивидуальности и исключительности. Таким образом, вырисовывается достаточно любопытная картина: герои, являющиеся центральными персонажами «Похищения» и связанных с ним саг, одновременно наиболее скованы в собственных действиях, наиболее зависимы от соблюдения ими определенных правил и норм. Более того, отвлекаясь от анализа образа героев в их связи с историческими реалиями Ирландии, стоит отметить, что с точки зрения фабулы саг они носят трагический характер. Так, например, Кухулин еще до начала самого Похищения знает собственную судьбу, предсказанную ему Скатах, у которой он обучался различным боевым приемам:
«Три года да тридцать лет,
Сражаться тебе с врагами,
На тридцать лет сохранишь ты
Силу и доблесть свою,
Не прибавлю тебе и года,
О жизни твоей ничего не скажу,
Полной побед и любви,
Пусть и короткой,
Приветствую тебя» [143]
Получается, что вся жизнь Кухулина предстает как своего рода исполнение долга, выполнение того, что уготовано ему, того, что ему известно. Однако трагизм, который присутствует при рассмотрении «человеческой» стороны Кухулина исчезает при переходе к его «мифологической», «иной» природе.
Пожалуй, наиболее рельефно и ярко она проявляется в преображениях героя во время боя. Итак необычный (по человеческим меркам) облик Кухулина [144] приобретает в подобные моменты совершенно гипертрофированные черты. Вот так, например, выглядело первое «искажение» героя: «Под оболочкою кожи чудовищно выгнулось тело, так что ступни, колени и голени повернулись назад, а пятки, икры и ляжки очутились впереди… Внутрь втянул он один глаз, да так что и дикому журавлю не изловчиться бы вытащить его из черепа на щеку. Выпал наружу другой глаз Кухулина, а рот дико искривился. От челюсти оттянул он щеку и за ней показалась глотка, в которой до самого рта перекатывались легкие и печень Кухулина… Будто мачта огромного корабля был высокий, прямой, крепкий, могучий и длинный поток темной крови, что вздымался над его макушкой и расходился магическим темным туманом, словно над домом струящийся дым, когда зимним вечером останавливается там король» [145]. Как оценивать подобные эпизоды саг, что они могут сказать нам об образе героя, который отражен в них?
На наш взгляд, подобные «искажения» Кухулина свидетельствуют о его принадлежности не только к миру людей, но и Другому миру, образы и законы которого мало понятны обитателям первого. На подобный факт подчас достаточно ясно указывают сами источники. В качестве примера приведем следующую фразу: «Факелы богинь войны, ядовитые тучи и огненные искры виднелись в воздухе и в облаках над его головой, да кипение грозного гнева, поднимающееся над Кухулином» [146]. Упоминание в данном контексте факелов богинь войны весьма любопытно. Вообще стоит отметить, что тема отношений Кухулина и Морриган и Бадб (двумя из трех богинь войны) проходит красной нитью сквозь сюжеты нескольких саг. Например, отметим довольно частые упоминания о сражениях Кухулина с различными существами Другого мира: предсказание о битве с Бадб, принимающей различные обличия [147], битвах с фоморами [148]. Таким образом, мы видим, что деяния Кухулина оказываются связанными с событиями, происходящими в двух мирах, и оказывают свое влияние на их обитателей. Основой этого во многом является принадлежность природы героя как к миру людей, так и Другому миру.
Бок о бок с «искажениями» Кухулина (а вернее следующим за ними) является его гнев [149]. Вот одно из ярких его описаний: «В самый центр войска врубился Кухулин и окружил его огромным валом трупов. Натиск врага на врагов он обрушил на войско, и обезглавленные тела ирландцев теснились вокруг Кухулина шея к шее, пята к пяте. Так трижды объехал он вокруг войска, оставляя за собой полосу шириной в шесть трупов,так что трое ногами упирались в шеи троих» [150]. Этот никем неудержимый гнев во многом является оборотной стороной его «искажений» и также как они связан с магической стороной природы героя. В этом отношении очень интересны слова «Похищения»: «Назавтра отправился Кухулин оглядеть войско и самому показаться ирландским женщинам, девушкам, девочкам, филидам и прочим искусным людям в облике дивном и кротком, ибо не почитал он достойным и славным тот темный магический образ, который явил он им ночью» [151]. Таким образом, получается, что как «искажения», так и гнев Кухулина во многом не зависят от него, они являются скорее самопроизвольными проявлениями его магической природы. Получается, что и в данном отношении герой оказывается связан ограничениями, которое собственно от него не зависят.
Отдельным вопросом является значение имени для судьбы героя, который его носит. Чаще всего само наречение будущего героя связано с каким-либо знаменательным событием и является своего рода его приобщением к миру людей, которому он принадлежит далеко не до конца, будучи связан с пространством мифа [152]. В качестве примера можно привести Кухулина («Пес Кулана»), имя которого связано с тем, что он убил могучего пса, принадлежавшего кузнецу Кулану, и вынужден был вместо него охранять его землю и скот[153]. Казалось бы, что полученное таким образом имя никоим образом не связывает героя с животным, которого он убил, однако, как будет видно ниже, это не так. Имя, которым нарекают героя, заключает в себе некий магический смысл, который может заключаться в своего рода связи между судьбой человека и обстоятельствами (в данном случае убийство пса и выполнение его функций на хозяина) при которых он получает свое имя.
Момент приобретения героем имени обладает еще одной особенностью. Будучи своего рода приобщением его к миру людей, оно открывает земную судьбу героя. После того как Кухулин соглашается охранять скот и землю кузнеца Кулана, между героем и друидом Катбадом происходит следующий разговор:
« - … отчего бы теперь не носить тебе имя Кухулин?
- Нет, - ответил мальчик, - больше мне по душе мое старое имя, Сетанта, сын Суалтайма.
- Не говори так, о мальчик, - сказал Катбад, - ибо всякий в Ирландии и Шотландии [154] прослышит про это имя и не сойдет оно с уст людей» [155].
Более того, в эту же пору Катбаду явились знаки, судя по которым он решил, что «слава и доблесть будут уделом того юноши, который примет сегодня оружие, но скоротечны и кратки будут его дни на земле». Услышав эти слова, Кухулин сразу же просит короля Конхобара разрешить ему принять оружие в этот день.
Данные эпизоды свидетельствуют, на наш взгляд, о том, что момент приобретения героем имени является одной из важнейших точек в его земной судьбе и во многом определяет многое из того, что произойдет с ним в дальнейшем.
Вернемся к проблеме сопоставления образов короля и героя в сагах.
Любопытным эпизодом взаимоотношений между Кухулином и Конхобаром является приход еще совсем молодого героя на поле, на котором играли юноши Эмайн Махи во главе с Фолломайном, сыном короля уладов [156]. Кухулин демонстрирует чудеса ловкости, что приводит в гнев королевского сына, «ибо запрещает нам гейс принимать в игру юношу, пока не заручился он нашим заступничеством». Свои обещания убить героя он сопровождает следующими весьма интересными словами: «Известно мне, что он сын знатного улада и пришла пора отучить их вступать в игру, не испросив вашей защиты и заступничества». Таким образом, в контексте данного эпизода Кухулин является своего рода обобщенным образом знатных уладов, живущих в собственных домах за пределами столицы. Так же решается возникшая спорная ситуация? Победив юношей Махи в сражении, Кухулин желает убить их, но его останавливает Конхобар. Он повелел принять Кухулина под защиту. Однако герой снова бросается на юношей Махи и повергает их наземь. На вопрос Конхобара о том, зачем он сделал это, Кухулин отвечает: «Клянусь моими богами, что коли в свой черед не испросят они моего покровительства, не успокоюсь я, пока не сокрушу всех до единого!» И как ни странно король отвечает ему: «Будь по-твоему, мальчик, прими их всех под свою защиту».
Как можно заметить из двух вышеприведенных эпизодов, Конхобар чаще всего выступает в роли примирителя, третейского судьи, действия которого представляют собой своего рода компромисс между необходимостью соблюдать свое королевское достоинство и честь, с одной стороны, и необходимостью усмирить ужасный гнев Кухулина, с которым справиться силой, по сути, он не может. Причины подобной ситуации стоит искать, на наш взгляд, как в исторических реалиях древней Ирландии, так и особых представлениях о роли и назначении королевской власти. Говоря о первом из указанных факторов, можно согласиться с С.В. Шкунаевым, который слабость королевской власти (особенно на уровне верховного короля, находящегося в Таре) [157]. Наличие особых представлений о роли королевской власти также отмечено исследователями. Так, например, К.-Ж. Гюйонварх и Ф. Леру отмечают, что оценки короля как дурного или же наоборот как хорошего часто могли связываться с понятиями удачного урожая в стране, своего рода равновесия в космосе и природе. [158]. Источники свидетельствуют во многом о том же.
В саге «Сватовство к Эмер» мы встречаем следующие слова: «Правил некогда в Эмайн Махе великий и славный король по имени Конхобар, сын Фахтна» [159]. Далее следует поснение того, почему собственно Конхобар назван великим и славным: «Ни в чем не знали тогда недостатка улады. Были среди них мир, покой и довольство, хватало плодов, всякого урожая и добычи на море, под доброй властью жили все по праву и справедливости. Порядок, согласие да изобилие царили в королевских покоях Эмайн» [160]. Таким образом, роль короля перерастает из области политической в область, связанную с его мифологическими функциями. Он ответственен за урожай в стране, за состояние скота, за благополучие жителей, которое связывается с соблюдением порядка и справедливости. Более того, можно найти свидетельства, когда право короля на власть связывается с его физической полноценностью. В саге «Битва при Маг Туиред» говрится следующее: «И тогда начался раздор меж Племенами Богини и их женщинами из-за того, кому править Ирландией, ибо не мог быть королем Нуаду с тех пор как лишился руки»[161]. Подобные нормы можно встретить у самых разных народов [162]. В данном случае можно предположить, что тот или иной физический недостаток короля означает, что он не в силах поддерживать и связывать космический порядок с его земным воплощением, другими словами он не может выполнять предназначенную ему роль, что и ведет к отстранению его от власти.
Скажем несколько слов о распорядке жизни Конхобара и его дворе. По первому из данных вопросов в саге «Похищение Быка из Куальнге» можно встретить следующие слова, произнесенные изгнанником из королевства уладов - Фергусом: «Ибо вот как текли дни Конхобара с тех пор, как он стал королем. Лишь только поднявшись, решал он дела королевства и всякие споры, остаток же дня разделял на три части: сперва наблюдал он забавы и игры юнцов, затем принимался играть в брандуб и фидхелл, а уж под вечер, пока всех не охватывал сон, вкушал он напитки и яства под навевающую дремоту музыку. Хоть я и был изгнан оттуда, - молвил Фергус, - но клянусь, что в Ирландии и Шотландии не сыскать подобного Конхобару» [163]. Как мы видим, своими непосредственными с нашей точки зрения обязанностями Конхобар занимался только малую часть дня, причем делается акцент на его судебные функции (вспомним слова о порядке и справедливости, царящих в покоях Эмайн). Одновременно стоит отметить, что подобный распорядок дня предполагает нахождение во дворце. Не связано ли с этим встречающееся в сагах[164] наименование Конхобара правителем Эмайн, а не королевства уладов? В этом отношении вспомним, что основную тяжесть первых битв во время Похищения в одиночку выдержал Кухулин, тогда как Конхобар собирал войско. На наш взгляд, все это говорит о том, что король предстает в сагах в немалой степени как символическая фигура, лишь часть деятельности которого связана непосредственно с тем, что мы подразумеваем под управлением государством.
Любопытное свидетельство о придворной жизни в Эмайн встречается в саге «Смерть Конхобара». Среди уладов в Эмайн возник спор относительно того, кто совершил больше подвигов, Конал, Кухулин или Лоэгайре. В качестве доказательства собственного первенства Конал приказывает принести мозг Мес Гегры. «Был в то время у уладов обычай вынимать мозг из головы каждого мужа, убитого ими в поединке. Мозг этот смешивали потом с известью и делали из него крепкий шар, чтобы держать его в руках, когда заходили споры о превосходстве в воинской силе и доблести.
- Добро же, Конхобар, - сказал Конал, - ни у кого из воинов нет такого трофея, как у меня.
- Воистину, это так, - сказал Конхобар» [165].
На следующий же день мы наблюдаем такую сцену: шуты играли мозгом Мес Гегры, и один из них рассказал другому, что это было. После слов о том, что этот мозг является неповторимым и лучшим трофеем, которыми обладает уладский воин, подобное обращение с ним представляется достаточно странным.
В сагах сложно найти какие-либо упоминания об особом церемониальном поведении при дворе Конхобара, намного чаще упоминаются разного рода пиры, где король является самым уважаемым, но, по сути, равным его участником наряду с героями Улада. Сцена с шутами, играющими мозгом Мес Гегры еще раз подчеркивает, на наш взгляд, то, что реальная власть короля и как один из ее атрибутов, двор, были очень невелики и поэтому мы не встречаем свидетельств о каком-либо жестком церемониале о особо регламентированном поведении в королевском дворце.
Из беглого сопоставления образов короля и героя, проведенного в данном разделе, достаточно четко, на наш взгляд, видно, что в центре уладского цикла стоит образ могущественного и всесильного героя, отношения которого с королем строятся чаще всего на сотрудничестве, которое, однако, больше похоже на односторонние действия героя, борющегося с врагом в одиночку. В случае тех или иных столкновений героя и короля, последний чаще выступает в роли примирителя, который заинтересован как в том, чтобы не упала его честь, так и смягчить гнев героя. Таким образом, наименование уладского цикла героическим представляется нам вполне правомерным и отражающим некоторые его характерные черты [166].
5. Место и роль вещей и магических предметов в мировоззрении древних ирландцев
В начале данного раздела хотелось бы отметить одну его особенность, связанную с источниками, на основе которых решается указанная проблема. Дело в том, что большую часть своих размышлений в данном разделе мы будем основывать на материале саги «Битва при Маг Туиред», которая относится к мифологическому циклу, выбиваясь, таким образом, из общего характера рассматриваемых нами представлений о мире, свойственных сагам героического цикла. Однако правомерность использования данной саги можно обосновать тем, что в ней говорится о вещах и магических предметах, которые, так или иначе, встречаются на протяжении всей последующей истории Ирландии [167]. Так о каких же предметах идет речь?
Племена Богини Дану, пришедшие в Ирландию с «северных островов земли» принесли из четырех городов, где они постигали «премудрость, тайное знание и дьявольское ремесло» четыре предмета [168].
1. Камень Лиа Фаил, вскрикивавший под каждым королем, которому суждено было править Ирландией;
2. Копье, которым владел Луг, («ничто не могло устоять пред ним или перед тем, в чьей руке оно было»);
3. Меч Нуаду, который был «воистину неотразим»; и, наконец,
4. Котел Дагда, от которого «не случалось людям уйти голодными».
Из указанных выше свойств этих предметов можно попытаться сделать определенные выводы. Камень Лиа Фаил достаточно четко ассоциируется с королевской властью. Копье Луга и меч Нуаду, являясь символами воинской силы и мощи, также могут быть отнесены к предметам, связанными с функциями королевской власти. Учтем также, что сначала Нуаду, а после того как он потерял руку, Луг как раз и были правителями Племен Богини Дану. Котел Дагда схожим образом может быть отнесен к предметам королевской власти. Если вспомнить описание процветающего Улада во времена Конхобара то можно отметить такие признаки благополучия, которое связывается с хорошей королевской властью, как «довольство», обилие «плодов, всякого урожая и добычи на море» [169]. Поэтому котел Дагда как символ изобилия может также выступать как принадлежность истинного короля. Таким образом, четыре предмета, принесенные Племенами вполне могут являться атрибутами правителей.
Немаловажно и указание на то, что эти предметы были принесены именно из четырех городов. Возможно, что четыре в данном случае символизирует число, обозначающее весь мир. Тогда получается, что сага как бы переносит нас из пространства реальности в пространство мифа и четыре предмета приобретают некий высший смысл, теряя свое конкретное значение и становясь символами.
Одним из самых любопытных предметов, часто фигурирующим в сагах и подчас сильно влияющего на события, разворачивающиеся в них, является копье Кухулина – Га Болга. «Вот что это было за копье: оно опускалось под воду и металось пальцами ноги; одну рану оставляло оно, впиваясь в тело, но скрывало тридцать зазубрин, и нельзя было его выдернуть, не обрезав мясо кругом» [170]. Именно оно обеспечивает Кухулину победу в самой сложной его битве – поединке с Фер Диадом. Однако как указывалось выше, оно послужило и причиной смерти героя. Причем среди мотивов, которые двигали его врагами было убеждение, что «есть пророчество, что суждено тому копью поразить короля, если не выпросим мы его у Кухулина» [171]. Таким образом, получается, что вещи наряду с людьми являются своего рода действующими лицами в событиях, о которых рассказывают саги. Относительно них существуют пророчества, именно они могут сыграть решающую роль в тех или иных происшествиях. Вещи предстают не просто как орудия в руках человека, они имеют подчас свое собственное предназначение.
Особенно ярко данная особенность проявляется в тех случаях, когда какая-либо вещь очень тесно связана с определенными намерениями человека. Речь идет об упоминавшемся выше мозге Мес Гегры. В руках коннахтского воина Кета он станет орудием, которым Конхобару будет нанесена рана, ставшая в итоге причиной его смерти. Это стало возможным благодаря тому, что Кет знал предсказание Мес Гегры, «что сам он после своей смерти сумеет отомстить за себя» [172]. Вещи предстают способными аккумулировать определенные человеческие мысли и стремления и помогать им воплотиться в той или иной форме.
Подчас вещи могут многое сказать о его владельце. Приведем следующий пример. Айлиль и Медб посылают своего гонца Мак Рота в Слемайн Миде, где собирается для битвы с неприятелями войско Конхобара. Мак Рот, не называя имен приходящих воинов, описывает лишь их внешность, одежду и вооружение, по которым Фергус узнает уладских вождей. Вот так, например, описывается сам Конхобар: «Благородно его румяное лицо, свиреп и пронзителен взгляд серых глаз, внушающих ужас. У его подборолка вьется золотистая раздвоенная борода. Алый плащ с бахромой пятью складками спадает с плеч воина и скреплен золотой заколкой над его грудью. На белом теле воина белоснежная рубаха с капюшоном, изукрашенная златоткаными узорами красного золота. Белый щит у него в руках со звериными ликами красного золота. Держит он изукрашенный меч с золотой рукоятью и могучее серое копье» [173]. Как отмечает С.В. Шкунаев, «цвета одежды и вооружения воина не являются случайными. Они восходят к древним законам, регулировавшим внешний вид парадной одежды воинов различного ранга» [174]
Таким образом, мир вещей, связанных с ними символов и значений играл немаловажную роль в представлении о мире древних ирландцев.
6. Христианские образы и мотивы в сагах
Из вышеприведенных разделов можно было увидеть, что в представлениях о мире древних ирландцев достаточно ярко проявляются специфические черты кельтской цивилизации. При первом приближении к их рассмотрению возникает ощущение того, что они имеют очень мало точек соприкосновения с основами христианского вероучения. Однако в источниках мы встречаем определенные упоминания и свидетельства, непосредственно связанные с влиянием христианства. Поэтому в данном разделе мы попытаемся прежде всего понять каким образом сочетаются эти, казалось бы несовместимые, мировоззренческие комплексы.
Прежде всего, говоря о христианских образах и мотивах в сагах, стоит отметить важный факт, связанный с характером самих источников – а именно то, что записывались указанные саги после установления в Ирландии христианства. Поэтому часто в конце той или иной саги мы можем встретить слова: «Конец. Аминь» [175] или же просто «Аминь» [176]. Однако наиболее заметен этот факт в тексте приписки, сделанной писцом в конце «Похищения». Он пишет следующее: «Благословение каждому, кто достоверно запомнит Похищение, как записано здесь, и ни в чем от него не отступит. Я же, который записал эту повесть, или, вернее, вымысел, не беру на веру рассказанных тут историй. Ибо многое здесь наущение лукавого, иное причуда поэзии. Одно возможно, другое нет. Иное назначено быть развлечением глупцам» [177]. Налицо своего рода две тенденции в мировоззрении писца. С одной стороны, как христианин он порицает многие стороны Похищения напрямую связанные с языческим прошлым и всем тем, что для него характерно (например, указанные выше сцены «искажения» Кухулина). С другой же, он ратует за достоверную и точную передачу записанного текста Похищения. В этом отношении вспоминаются одно из важнейших для поэта - филида древних ирландцев умение запоминать до сотни различных саг. Одним из факторов, определявших его статус внутри самой группы филидов, являлось количество текстов, которые он мог воспроизвести по памяти [178]. О многом говорит и сам факт того, что писец-христианин (скорее всего монах) брался за записывание языческих саг. Одновременно в конце он не разражается градом критики по отношению к «Похищению», но приводит свою нейтральную точку зрения. Таким образом, налицо своеобразное сосуществование некоторых принципов христианского и языческого мировоззрений.
Однако подобное сосуществование в мировоззрении писца, у которого превалировал все же христианский пласт, сложно сравнить с тем запутанным клубком образов и мотивов, где бок о бок находятся языческие и христианские «нити», который мы встречаем непосредственно в сагах. Обратимся к конкретным примерам.
После того как Конхобар получил ранение от руки Кета, о котором говорилось выше, события развивались следующим образом. «Вдруг услышал он о том, что Христос был распят иудеями. В то время все вокруг пришло в волнение, и небо, и земля дрожали в горе от того, что Иисус Христос, Сын Божий, был распят и погиб безвинно.
- Что это? – сказал Конхобар своему друиду, - видно, сегодня случилось в мире большое зло.
- Воистину это так! – сказал друид» [179]
Характерно, что для Конхобара распятие Иисуса воспринимается как чудо вследствие того, что оно отражается на тех или иных природных явлениях. Представление о чуде, таким образом, не включает в себя никакой христианской составляющей, оно остается весьма традиционным для язычества. После указанного разговора (а также упоминания друида о том, что Иисус и Конхобар родились в один день только в разные годы) король уладов уверовал. Подобный акт остается, по сути, в рамках язычества, так как основным побудительным мотивом в обращении к христианству явилась чудесная, магическая сила, связанная с распятием Иисуса, которая отражается в природе. Стоит отметить также и то, что проводником сведений о христианстве для Конхобара стал друид. Подобная ситуация весьма характерна для Ирландии и в период принятия ею христианства в результате миссии святого Патрика.
Завершается сага следующими словами: «И тогда мозг Мес гегры выпал из головы его и он умер. И взят был на небо, хотя и не был окрещен святым крещением, но сильна была его вера» [180]. Представляя себе в общих чертах образ Конхобара и даже учитывая силу его веры, связанную с чудесами, происходившими при распятии Иисуса, сложно представить его среди христианских праведников. Скорее перед нами просто эклектичное соединение языческой основы и некоторых поверхностных наслоений, связанных с христианством.
Во многом схожую ситуацию мы наблюдаем при анализе христианских черт в образе Кухулина. Некоторые исследователи отмечали, что по некоторым формальным сторонам его жизни герой ассоциируется с Иисусом Христом. Речь, прежде всего, касается возраста, в котором погибает Кухулин (33 года), а также самого характера его смерти: он «подошел к высокому камню, что стоял на равнине, и привязал себя к нему, ибо не хотел умирать не сидя, ни лежа, а только стоя» [181]. На наш взгляд, очевидно, что если в образе и отразились хоть какие-то черты, так или иначе связанные с влиянием христианства, они занимают ничтожную долю.
Таким образом, можно сделать вывод, что мировоззрение, отраженное в сагах в основе своей полностью языческое, христианские образы в котором занимают очень незначительное место. Языческое и христианское начала эклектично соседствуют друг с другом, но не взаимопроникают.
Заключение
Попытка отразить мировоззрение людей определенной эпохи всегда обречена на неполноту и носит выборочный характер. В данной работе мы попытались отразить наиболее важные и яркие, на наш взгляд, пласты представлений о мире древних ирландцев по материалам ирландских саг и эпоса «Похищение Быка из Куальнге». Кратко подведем итоги проделанной работы.
Центральным понятием, проходящим красной нитью сквозь сюжеты саг является «цена чести». Подобное значение можно связывать как с его ролью в системе общественных отношений, о чем мы можем судить на основе юридических источников, так и с тем, что герои, для которых «цена чести» - основа их мировоззрения, являются главными действующими лицами саг уладского цикла, которые и анализировались нами.
По сути, «цена чести» является для героя основой его принадлежности к определенной группе, которую условно можно обозначить, как знать (представители высших статусов ирландского общества). Лишь постоянно заботясь о том, чтобы не пострадала его честь, он может быть героем в полном смысле этого слова
Наряду с «ценой чести», связанной с социальными аспектами мировоззрения древних ирландцев, важное место в нем занимает природа. Она не была чем-то мертвым, неодушевленным, напротив она жива и полна своей специфики. Это и непонятные людям миры магических сидов, мест обитания богов, это и названия бродов, рек, холмов, напоминающие о славных подвигах былого, наконец, это животные, символизирующие собой магию и силу, животные, заботе о которых ирландцы отвадили такую важную роль в своей жизни. Между людьми и природой нет непреодолимых граней: перевоплощения из человека в животное встречаются в сагах достаточно часто.
Древние ирландцы уделяли своей собственной стране – прекрасной Ирландии. С одной стороны, это понятие крайне расплывчато, так как политические границы отдельных королевств, наличие различных этнических элементов размывают конкретный смысл данного понятия. С другой, Ирландия соседствует с другими странами и участвует подчас в событиях мировой истории. Наиболее близкая по характеру и духу к ней оказывается Шотландия, где ирландские герои постигают тайны воинского искусства, где необузданная природа готовит им свои испытания, перемежающиеся с теплыми встречами со старыми друзьями. Сама Ирландия, разделенная на пять частей, полна символического смысла, подчеркивающего, что ее образ не есть нечто изначальное и неизменное по своей природе, но складывается из элементов мировоззрения ее обитателей.
На страницах саг мы встречаем множество действующих лиц, но главными среди них являются короли и герои. Жизнь их не так легка, как может показаться. Гейсы ограничивают их поведение, знание о будущем свидетельствует об их мудрости, но накладывает тяжелую ответственность и делают их жизненный путь своего рода исполнением некого высшего долга, возложенного на них. Вместе с тем сама их природа наделена трагической двойственностью: часть их принадлежит миру людей, другая же исходит из мира мифа и магии. Поэтому прекрасный Кухулин через мгновение может превратиться в безгранично яростного воина, «окутанного» потоками крови и огня и не ведающего пощады. И далеко не все из происходящего с ними дано понять людям.
Короли и герои не пребывают в вакууме пространства, вокруг них находится множество разного рода вещей. Они могут говорить об их высоком статусе, они могут спасать их в часы суровых битв. У вещей может быть собственная судьба и предназначение. Одним словом, они предстают в сагах как важные элементы их мира, как участники происходящих событий.
Наконец не стоит забывать, что в сагах отразились и некоторые христианские образы. Но сложно научить христианской любви яростного Кухулина, несущегося среди врагов в своей колеснице и совершающего смертоносный прием ста. Поэтому языческое и христианские начала могут соседствовать на страницах саг, но в мировоззрении героев саг они пересекаются очень редко.
Кельтский мир всегда манил людей своей загадочностью, непохожестью ни на что другое. Он таинственен и мало понятен. Поэтому в данной работе мы хотели лишь прояснить некоторые аспекты представлений о мире древних ирландцев, ни в коей мере не стремясь разъяснять тайны и загадки, взращенные тысячелетиями и доступными, наверное, только самому Времени.
Список источников и использованной литературы
Источники.
1. «Как было найдено «Похищение Быка из Куальнге» (перевод Т.Михайловой) / «Похищение Быка из Куальнге». Стр. 5-
2. «Недуг уладов» (перевод Т.Михайловой) / «Похищение Быка из Куальнге». Стр. 7-
3. «Рождение Конхобара» (перевод Т.Михайловой) / «Похищение Быка из Куальнге». Стр. 9-
4. «Изгнание сыновей Уснеха» (перевод Т.Михайловой) / «Похищение Быка из Куальнге». Стр. 15-
5. «Сватовство к Эмер» (перевод С. Шкунаева) / «Похищение Быка из Куальнге». Стр. 27-
6. «Видение Энгуса» (перевод Т.Михайловой) / «Похищение Быка из Куальнге». Стр. 59-
7. «Похищение коров Дартады» (перевод Т.Михайловой) / «Похищение Быка из Куальнге». Стр. 66-
8. «Похищение коров Флидас» (перевод Т.Михайловой) / «Похищение Быка из Куальнге». Стр. 70-
9. «Похищение коров Регамона» (перевод Т.Михайловой) / «Похищение Быка из Куальнге». Стр. 75-
10. «Похищение коровы Регамны» (перевод Т.Михайловой) / «Похищение Быка из Куальнге». Стр. 79-
11. «Похищение стад Фроэха» (перевод С.Шкунаева) / «Похищение Быка из Куальнге». Стр. 84-
12. «Приключение Неры» (перевод Т.Михайловой) / «Похищение Быка из Куальнге». Стр. 102-
13. «О ссоре двух свинопасов» (перевод Т.Михайловой) / «Похищение Быка из Куальнге». Стр. 110-
14. «Похищение Быка из Куальнге» (перевод С.Шкунаева) / «Похищение Быка из Куальнге». Стр. 117-
15. «Смерть Кухулина» (перевод С.Шкунаева) / «Похищение Быка из Куальнге». Стр. 328-
16. «Смерть Конхобара» (перевод Т.Михайловой) / «Похищение Быка из Куальнге». Стр. 346-
17. «Битва при Маг Туиред» (перевод С.Шкунаева) / «Похищение Быка из Куальнге». Стр. 351-
писок использованной литературы.
1. Гюйонварх К.-Ж., Леру Ф. «Кельтская цивилизация». М., 2001
2. Диллон М., Чэдвик Н.К. «Кельтские королевства». Спб.,2002
3. Рис А., Рис Б. «Наследие кельтов». М.,1999
4. Широкова Н.С. «Древние кельты на рубеже старой и новой эры». Л., 1989
5. Широкова Н.С. «Культура кельтов и нордическая традиция античности». Спб.,2000
6. Шкунаев С.В. «Община и общество западных кельтов». М., 1989
7. Шкунаев С.В. «Похищение Быка из Куальнге» и предания об ирландских героях» / «Похищение Быка из Куальнге». Стр. 382-
