Курсовая

Курсовая Святость и обыденность в понимании древнего русича

Работа добавлена на сайт bukvasha.net: 2015-10-25

Поможем написать учебную работу

Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.

Предоплата всего

от 25%

Подписываем

договор

Выберите тип работы:

Скидка 25% при заказе до 25.11.2024





Федеральное агентство по образованию РФ. Государственное образовательное учреждение высшего профессионально образования «Тверской Государственный университет».

Исторический факультет.

Кафедра истории России.
Зеленкова Юлия Анатольевна.
Святость и обыденность в понимании древнего русича.

Курсовая работа студентки третьего курса.

                                                                                                        
Научный руководитель –

К. и. н., доцент

Богданов С. В.
Тверь 2010
Оглавление.


Введение……………………………………………………………С.3

Глава 1
Рождение ребенка. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . С. 8


§1
Материнство. . . . . . . . . . . . . . . . . .  . . . . . . . .  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . С. 8


§2 Детство. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
С. 12


Глава 2 Вступление в брак и семейный уклад. . . . . . . . . . . .
С. 16



Глава 3 Понимание смерти и погребальные обряды………
С. 25



§1
Перемещение из “своего” в “чужое”. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . С. 27


§2
Поминальная трапеза. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . С. 32


§3
Переход в разряд предков. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . С. 35


Заключение………………………………………………………..
С. 37



Список источников и литературы………………………….. . .
С. 40




Введение.

В качестве постановки проблемы, решение которое предпринимается нами, можно отметить следующее. Вся жизнь древнего жителя Руси состояла из выполнения различных ритуальных действий, которые либо осознавались, либо выполнялись на подсознательном уровне. Можно полагать, что обыденное ритуальное действие имело зачастую ритуальный смысл. Одни действия предписывались традицией, сформированной поколениями предков (мы называем это язычеством), другие нормы формулировались в церковных установлениях и с точки зрения канонической практики были обязательны к исполнению каждым христианином. В связи с тем, что в конце X в. Русь, как и другие славянские государства, принимает крещение, в повседневную жизнь населения были привнесены нормы христианской этики и морали, имевшие статус закона, нарушение которого считалось тяжким грехом, так как нарушался закон Божий. Христианизация древнерусского общества шла довольно долго непросто, в ее ходе сформировался особый склад мировоззрения, который историки XIX в. (Аничков) называли «двоеверием». С этой точки зрения крайне интересно выяснить, как в реальной практике соотносились нормы традиционной для славян (языческой) и новой (христианской) морали. Это даст возможность, во-первых, сопоставить проявления язычества и христианства, которые мы понимаем как «обыденность» (т. е. то, что общепринято, требует дополнительного разъяснения и передается из поколения в поколение в ходе социализации и имеет для членов общества характер «освященной традиции») и «святость» (т. е. то, что не является общепринятым, требует дополнительных разъяснений, передается через научение). Во-вторых, это позволит восстановить социо-культурную характеристику общества, которое живет по определенным обычаям, совершает определенные ритуалы и разделяет свою жизнь на обыденные и необыденные действия.

Общество, которое живет по определенным обычаям, совершает определенные ритуалы, а, следовательно, и разделяет свою жизнь на не обыденные и обыденные действия. Рассмотрев духовную и обыденную жизнь отдельного человека в семье можно представить, каково же было общество.

Хронологические рамки ограниченны концом XXIII в., именно в это время Русь начинает жить по христианским законам, это отражается на всей повседневной жизни.

Объектом работы является общество, в котором формируются реализуются нормы, регулирующие поведение человека и обуславливающие отношения к тем или иным действиям человека, а человек – к этим нормам.

На данном этапе предметом курсовой работы являются проявления бытовой культуры, фиксируемые на уровне семьи. В данной работе рассматриваются только определенные вехи жизни, а точнее – рождение ребенка, заключение брака вместе с семейной жизнью и смерть. Все это основные этапы в жизни, как и древнего русича, так и современного человека.

При изучении данной темы был использован обширный пласт литературы, который помог освятить различные этапы жизни древнего русича: рождение, заключение брака, семейная жизнь и смерть.

При этом, каждый из перечисленных этапов рассматривается в литературе с разных позиций. Перечисленные этапы рассматриваются в работе В. В. Долговым «Детство в контексте древнерусской культуры ХI–ХIII вв.: Отношение к ребенку, способы воспитания и стадии взросления»[1] главной темой является ребенок. Но труд интересен тем, что именно он одержит в себе сведения о крещении ребенка и наречении имени. Важен тот факт, что автором приводятся примеры того, как родители пытались нарушить предписания и крестить детей раньше положенного срока, чтобы ребенок как можно скорее получил права.

Также много полезных сведений можно почерпнуть из статьи сборника «Человек в кругу семьи» «мать и материнство на Руси»[2]. Эта работа посвящена рассмотрению семьи в целом, как важнейшего института общества. Она позволяет оценить роль родителей в жизни ребенка, воспитание, которое должны дать родители ребенка, а так же рассматриваются отношения между взрослыми и детьми, то, как должен вести себя ребенок с родителями.

Семейная жизнь с позиции женщины изучается Н. Л. Пушкаревой.[3] Основное предназначение женщины, по мнению Н. Л. Пушкаревой, состояло в том, чтобы рожать детей, и вся жизнь женщины была сосредоточенна на воспитании детей.

Следует отметить Статьи по духовной культуре  Зеленина[4]. Автор в них большое внимание уделяет обрядам, связанным со свадьбой. Интересен тот факт, что Зеленин приводит в своем труде примеры тех обрядов, которые предшествовали свадебному сговору.

Автореферат Скукиной «Погребальные памятники тверского Поволжья X - XII вв.»3 Который является источником сведений о Древнерусском курганном некрополе у д. Избрижье  -  одном  из  крупнейших  погребальных  памятников Х-ХII вв. в Тверском  Поволжье. Сведения о погребальных обрядах в основном были получены путем изучения археологических данных, которые приведены в указанном автореферате.

Работа Байбурина «Ритуал в традиционной культуре»[5]. Понимание смерти в X-XIII в, причины проведения определенных ритуалов, связанных со смертью и переходом человека из одного состояния в другое, рассматриваются в работе А. К. Байбурина. Он приводит такие понятия как пережитый и недожитый век, что объясняет различные действия, проводимые над умершим перед положением труппа.

Важная часть погребального обряда – переход в разряд предков – описывается И. В. Ислановой «Субстратные традиции в элементах погребального обряда Федовского могильника»[6]. Автор в ней говорит о том, что умершего человека не сразу считали предком, так как для этого должно было пройти определенное время, и нужно было провести определенные ритуалы.

Все труды, приведенные выше, рассматривают отдельные ритуалы, и предписания в тех или иных аспектах жизни человека. Но, ни в одном из них не сопоставляется обыденность и святость (традиционные нормы и христианские предписания). Этим и подтверждается новизна избранной нами темы.

Целью данной курсовой работы является выявление в действиях древнего русича сакрального и обыденного на различных, особенно важных этапах его жизни. В виду того, что многие обряды и ритуалы дошли до современности, но был утерян их смысл с течением времени, необходимо понять, для чего совершались те или иные ритуальные действия. Для этого потребовалось решение следующих исследовательских задач:

·        Рассмотреть основные обрядовые действия, совершаемые при важнейших (переходных) этапах жизни человека.

·        Выделить среди них какие предписывались законом, а какие традициями.

·        Выяснить какие из них соблюдались в большей мере.

Для решения данных задач следовало привлечь следующие источники: Церковный устав князя Ярослава[7], Пространная редакция русской правды по Троицкому списку второй половины XV века[8], ПСРЛ (Лаврентьевская летопись и Ипатьевская летопись)[9], Изборник 1076 года[10], Повести об Акире Премудром[11]. Все они показывают нам общества со стороны христианского мировоззрения, то есть даются предписания как надо с позиции христианства и что будет за нарушения. Тем самым лишь косвенно отражает традиционные нормы.

Среди всех текстов, в первую очередь устав князя Ярослава и Пространную редакцию русской правды по Троицкому списку второй половины XV века. Два этих источника являются основными в данной работе, так как в них приводятся сведения как о рождении детей, так и о свадьбе. Но не следует забывать и о тех источниках, которые понадобились для изучения только отдельных блоков. Это Повести об Акире Премудром, Изборник 1076 года и археологические находки Древнерусского курганного некрополя у д. Избрижье описанные в вышеупомянутом автореферате.

Привлеченные источники помогают нам решить задачи, поставленные в данной курсовой работе. Они не только позволяют нам узнать особенности тех или иных переходных этапов в жизни древнего русича, но и выяснить какие из них являлись ничего не значащими действиями, а какие имели особый смысл для человека.

В методологии был выбран принцип соотношения общего и индивидуального, так как важно учитывать в исследовании, как общепринятые нормы, так и индивидуальные случаи нарушения предписаний.

Работа включает три главы, первая глава состоит из двух параграфов, третья - из трех, введения и приложения.


Глава 1. Рождение ребенка.

В русской народной традиции, воспевавшей многочадие, отсутствие детей считалось горем так же, как и в традиции церковной. Рождение детей рассматривалось в обеих традициях как главное предназначение женщины, как ее основная работа. Рождение детей, тем более частые роды, да еще в бедной семье, были нелегкой женской долей. Рожали часто, иногда почти ежегодно, но нередкими были преждевременные смерти матерей при рождении ребенка, да и дети выживали немногие: 1–2 ребенка.

§1
Материнство.


 На основании древнейшего свода законов – «Русской Правды» (XI в.) можно предположить, что материнство было тесно связано с определенными имущественными отношениями в семье, влиявшими и на частную жизнь всех ее членов. По закону мать могла принять на себя опекунские функции, получая единоличное право распоряжаться общесемейным имуществом, а также право наделять им (или лишать доли) выросших отпрысков. При этом ей давалось право самой выбрать, к кому из детей она питает наибольшую привязанность: «аще вси сынове будут лиси, дочери может дати, хто ю кормит»[12].

Вся церковная литература того времени пронизана идеей святости материнского слова и мудрости материнского воспитания, рассказами о материнской любви и уважении детей к матери. И православная церковь, и народный обычай на протяжении веков упорно формировали идеал женщины – многодетной матери. Это сказалось и на определенном отношении к женщине. В которой материнство и воспитание детей играли одну из ведущих ролей.
Буквально вся повседневная жизнь женщины была сосредоточена на детях. Но лишь представительницы аристократии, родив детей, могли отдать их на руки кормилицам. В отличие от них на матерях других сословий с первого дня рождения ребенка лежали обязанности по вскармливанию, выхаживанию, ограждению от заболеваний.

Рождение ребенка (как и крестины – обряд принятия новорожденного в семью) в древности не было сопряжено с шумными празднествами. Если свадебный обряд имеет общие корни, уходящие в языческие традиции русского народного быта, то при крещении языческие отголоски звучали слабее, господствовал церковный православный обряд. Отсутствие особого праздника с лихвой компенсировалось множеством ритуальных обязанностей и ограничений, налагавшихся на роженицу. Как и в других традиционных культурах, она и дитя первое время считались существами нечистыми. Это вполне понятно: рождение не только является апофеозом женского начала (связанного в традиционной модели мира с нижним, негативным, нечистым), но и представляется как переход из невидимого в видимое: из необщественного (асоциального) – в общественное (социальное).

Новорожденный по множеству признаков гораздо ближе к животному, чем к человеку, и нуждается в социализации – воспитании, обучении, которые и позволяют ему стать членом человеческого общества, «своим». Вполне естественно, что отношение к нему было несколько настороженным. Таким, кстати, оно было и к покойнику: тело умершего представлялось нечистым. Омывали и обряжали его обычно родственники и соседи, а чаще – особые омывальщики. Все, что каким-либо образом соприкасалось с телом умершего, удалялось от жилья. Для омывания использовалась специальная посуда, обычно глиняная, которую выбрасывали или разбивали. Места где ее бросали, считались «страшными». Обряд омовения совершался и с младенцем и с невестой. «Смысл его – смыть прежнее состояние (нерожденности, девичества, жизни), подготовить человека для перехода в новое качество (из «природного» в «культурное» или – для покойника наоборот)»[13].

Родильные и погребальные обряды во многом сходны и «симметричны»: во время похоронных ритуалов над умершим совершаются действия, по назначению аналогичные обрядовым действиям с новорожденным, но с обратным эффектом и в обратном порядке, свадьба же, в равной мере несет представления и о рождении и о смерти.

Как говорилось выше, все, что было связанно с родами, считалось нечистым. Поэтому роженицу, как только начинались схватки, переводили в отдельное помещение, в деревнях – обычно в баню. Мужчина не имел права туда входить в течение трех дне после родов. А сама роженица могла выйти оттуда только на восьмой день, когда следовало крестить младенца. Однако идти в церковь она еще не имела права. В храм младенца несли специально избранные из числа родных или близких крестная мать и крестный отец. Их роль в жизни ребенка была очень велика. Они отвечали за него в случае смерти истинных родителей, следили за его воспитанием и нравственностью.

Обряд крещения считался главным в жизни человека и проводился преимущественно в церкви. Родившегося младенца следовало как можно скорее окрестить. Русское средневековье не отличалось в этом отношении от западного. Иначе, даже будучи совершенно невинным, ребенок лишался возможности посмертного благоденствия. Крещение только что появившихся на свет младенцев не вполне соответствовало церковным установлениям, но оттягивать момент крещения было опасно, особенно в том случае, если у младенца имелись явные болезни. Поэтому некоторые родители старались окрестить младенца раньше, чем на восьмой день. После возвращения из церкви отец ребенка устраивал обед для родственников и близких друзей. Главным героем торжества, конечно, был новорожденный, которому все подносили дары. Крестные отец и мать приносили самое главное подношение – крестик на ленточке, цвет которой зависел от пола ребенка. Мальчику дарили крестик на голубой ленточке, девочке – на розовой. Важным считался 42–й день (шесть недель) после родов. В этот день мать наконец имела право пойти в церковь, затем она навещала кумовьев – крестных родителей и одаривала их.

Имя младенцу давали обычно по названию святого, память которого приходилась на день крещения. В эпоху Киевской Руси в русских княжеских семьях существовал обычай давать ребенку два имени: первое было славянским (славяно-норвежским), второе – христианским, первое было известно преимущественно как «княжеское имя». «Известно, что Владимир получил при крещении христианское имя Василий, его сын Ярослав – имя Юрий (Георгий). Оба эти князя были крещены взрослыми, но обычай давать два имени сохранился и у их потомков, чьи дети были крещены по церковному обычаю спустя несколько дней после рождения»[14]. Любопытно, что некоторые древнерусские князья, например Владимир, были канонизированы как святые под их славянскими именами, и таким образом древние славянские имена вошли в список христианских личных имен. Христианское имя даже не являлось главным. В летописях и официальных документах князья в большинстве случаев фигурируют под славянскими именами. Вряд ли можно говорить о наличии специальных аристократических имен, хотя предпочтения, существовали в роду Рюриковичей, например, наиболее распространенные княжеские имена: Владимир, Святослав, Ярослав, Игорь, Олег, Изяслав. Представители княжеского рода, поддерживавшего обширные династические связи со странами Скандинавии, иногда имели помимо славянского и христианского еще и варяжское имя – у Мстислава Великого – Харальд, у Всеволода Ярославича, возможно, – Хольти. Имя для князя выбиралось по преимуществу из тех, что уже использовались в роду. Для всех сословий было правилом крестить детей в церквах, крещение дома допускалось только в крайнем случае, скажем, из-за болезни новорожденного. День крещения (день ангела, или именины) в последующем ежегодно праздновался, масштаб праздника зависел от достатка семьи. День рождения оставался незаметным, так как по значимости духовное рождение превосходило телесное.
§2
Детство.


Для традиционной культуры важными переходными этапами были отнятие ребенка от груди, начало речи, трудовой деятельности и исповедальной жизни. Последняя, согласно православным канонам, начиналась с 7 лет. В княжеской среде 2-3-летний возраст отмечался обычаем пострига. Иногда обряд пострига мог совпадать с другим, не менее важным обрядом – посажением на коня: «Быша постригы оу великаго князя Всеволода, сына Георгиева, внука Володимеря Мономаха, сыну его Георгеви в граде Суждали; того ж дни и на конь его всади, и бысь радость велика в граде Суждали»[15]

Для девочки важным рубежом был обряд «вскакивания» в поневу. Понева – древняя составная часть одежды, полотнище ткани, заменяющее юбку. Д.К. Зеленин, рассмотрев все варианты названного обычая, пришел к выводу, что он некогда предназначался для малолетних детей, поскольку испытание – запрыгнуть в поневу – слишком легко для взрослой девушки. «Обряд совершеннолетия девицы, будучи пережитком глубокой старины, совершался некогда у русских в раннем, отроческом возрасте девушки, когда последней еще нелегко было спрыгнуть с лавки на пол. Обряд этот сопровождался всегда облачением девушек в одежду взрослых женщин и происходил публично, в присутствии всех родных и соседей»[16].

 Многочисленные «Слова» и «Поучения» содержат советы по воспитанию детей. Согласно требованиям Изборника, ребенка нужно с самого раннего возраста «укротить», сломать его характер и подчинить родительской воле. «Coy ли чада, то наказай ы, и преклони от оуности выя ихъ»[17]. Такой взгляд на воспитание был весьма широко распространен в древнерусской литературе. Он исходит из представления об изначальной греховности человеческой натуры. В «Повести о Акире Премудром», в той ее части, где премудрый Акир наставляет своего племянника Анадана, содержится рекомендация в том же духе: «Сыну, аще от биения сына своего не воздержайся, оже бо рана сынови, то яко вода на виноград възливается... Сынъ бо ти от раны не умреть, аще ли его небрега будеш, иную кую вину приведеть на тя. Чадо, сына своего от детьска укроти, аще ли его не укротиши, то преже дний своихъ состареется»[18]. Другими словами, альтернатива следующая: либо человек бьет ребенка, либо, в противном случае, считается, что он не занимается воспитанием. Пренебрежение воспитанием не одобряется, так как может иметь печальные последствия для самого родителя.

Неотъемлемой частью детства являются и игрушки, которые предназначены не только для развлечения детей, но и для их обучения и социализации. Найденные при археологических раскопках детские игрушки обнаруживают удивительное сходство с современными, во всяком случае, по общему принципу формирования. Дети играют, копируя формы трудовой и военной деятельности взрослых. В игре проходил процесс включения ребенка в систему культуры и обучение навыкам, которые должны были пригодиться в будущей жизни.

Среди археологических материалов часты находки детских деревянных мечей. Например, в Старой Ладоге найден деревянный меч длиной около 60 см и шириной рукояти около 5-6 см, что соответствует ширине ладони ребенка в возрасте 6-10 лет. Обычно форма деревянного меча аналогична форме настоящего оружия данной эпохи.

Для девочек, будущих хозяек, изготавливалась игрушечная посуда – это разных типов глиняные горшочки, кувшинчики, сковородочки, копировавшие формы столовой и кухонной керамики того времени. Довольно широко известны деревянные куклы, форма которых позволяет предполагать, что их пеленали как младенцев (они не имеют ни рук, ни ног).

Кроме игрушек, сделанных как уменьшенные копии «взрослых» предметов, известны игрушки, предназначенные не для обучения, а для развлечения, в ходе которого, развивались ловкость и координация движений. К таким относились волчки, вертушки, разных размеров мячи, санки и пр.

Воспитание являлось в Древней Руси общественной функцией, за которую были ответственны не только родители. В источниках часты упоминания о «дядьках», «кормильцах» и «кормилицах». О двух последних говорится, например, в «Русской Правде»[19]. Там они представлены как рабы, жизнь которых охраняется повышенным штрафом в 12 гривен. Таким же штрафом защищен сельский княжий староста. Следовательно, рабы-воспитатели относились к привилегированному разряду домашней челяди.

Следует отметить, что детство в Древней Руси XI-XIII вв. вполне соответствует средневековой общеевропейской практике. Суровая повседневность не исключала привязанности, теплоты и нежности в отношениях между детьми и родителями. Жестокие подчас способы ухода за потомством проистекали не столько из невнимания к потребностям маленького человека, сколько из особенностей бытовой и культурной среды. Родители уделяли воспитанию детей немало времени и сил, хотя часто родительская забота строилась не на рациональных, а на сакрально-магических мерах. Детство было короче и жестче, и этим средневековая эпоха существенно отличается от современной. В то же время продолжение рода являлось главной и непререкаемой целью жизни подавляющей части населения. Высокая детская смертность снижала интерес к личности ребенка, но это искупалось высокой социальной престижностью материнства и отцовства как такового и стремлением во что бы то ни стало оставить после себя потомство.


Глава 2. Вступление в брак и семейный уклад.

Чтобы представить себе облик человека русского средневековья, мало знать историю политических бурь, дипломатических конфликтов и военных столкновений, поскольку жизнь общества не исчерпывалась ими. Большую часть жизни женщина X—XV вв. проводила в семье. Между тем о многих сторонах семейной жизни, привычных нуждах и заботах, представлениях руссов мы знаем пока недостаточно. Как, например, понимал человек раннего средневековья нравственные нормы? Каков был брачный ритуал, семейный быт? Как складывались отношения между супругами, родителями и детьми?

С 988 г., с крещения Руси, начали складываться новые нормы брачного права, включавшего в себя и определенные свадебные ритуалы. Процесс этот шел двумя путями: менялись старые нормы и обряды подстраивались под новую реальность и со временем видоизменялись, а также, узаконивались новые нормы, которые принимала церковная власть.

Исследования в области института семьи очень важны. Огромный интерес представляют собой как обряды предшествующие заключению брака, так и само совместное проживание людей под одной крышей, то есть построение их взаимоотношений. С одной стороны обряды, сами по себе, представляют большой интерес, сравнимый с праздным любопытством, но если вникнуть в их суть, то можно заметить символическую основу. Именно эта основа и была фундаментом брака на Руси, так как этими узами, в отличии от сегодняшних дней, связывали людей не по их собственному желанию, а по уговору родителей. Так же следует отметить, что связывали людей очень крепко – пример тому обряд венчания. Отменить который может лишь тот же духовник что и проводил. Так же разрешалось жениться лишь два раза – что тоже является ограничением в смене супруга.
         Взаимоотношения в семье – немаловажный аспект семьи вообще, исключением не является и древнерусская семья. Интересно окунуться в ту атмосферу семьи, что была много столетий назад. Понять, кто в доме был главным из супругов, почему и каким образом складывалось их общение.

Свадебные обряды на Руси крайне интересны. Их было большое множество, и все они осуществлялись лишь для того чтобы связать двух людей в единое целое (например обряд венчания).

Женились русские рано, в 12-14 лет. В случае первого брака все связанные со сватовством и свадьбой действия осуществлялись родителями и их представителями - сватами (как правило, из близких людей) и смотрительницами (родственницы жениха, которым поручалось оценить достоинства и недостатки невесты). Нередко смотрительниц обманывали, вместо некрасивых и недалеких умом истинных невест показывали младших сестер или специально приглашенных других девушек. Обман открывался чаще всего уже после оформления брака, что служило поводом к разбирательству дела духовными властями или даже причиной разлада в семейной жизни. За смотром следовал сговор - родители жениха, он сам и близкие родственники ехали в дом невесты, там свахи составляли письменный договор, в котором устанавливались сроки женитьбы и приданное, в то время как от жениха ни чего не требовалось.

 Невесты при сговоре не было. Подписанный сговор имел юридическую силу, его нарушение было оскорблением семьи. В период подготовки свадебных обрядов жених и невеста именовались князем и княгиней. С обеих сторон выбирались старшие и меньшие дружки, две свахи (из замужних женщин). Так же были специальные люди, приглашенные на свадьбу для того, что бы предохранить ее от порчи и колдовства. Этими людьми были свечники, каравайники и фонарщики – на мой взгляд это является пережитком дохристианских традиций, не имеющей связь со святостью в христианском понимании, но указывающая на сакральный характер свадебного действа.

Церковь на Руси присвоила себе право утверждения брака и пропагандировала, что заключение его является одним из божественных таинств, непостижимых для человека. Однако церковное оформление брака — «венчание» очень долго не могло вытеснить прежних обычаев «свадьбы». В XI веке венчались только бояре и князья, а простые люди устраивали по-прежнему свадьбы с плясками и музыкой. Церковь вынуждена была мириться с этим, а церковные суды, сталкиваясь с необходимостью решать дела о разводах и наследстве, практически признавали законными такие невенчанные браки. Свадьбе предшествовала помолвка, сговор; ей сопутствовала трапеза у родителей невесты, причем обязательными блюдами были пирог-каравай и сыр. Отказ жениха от брака после сговора считался позором для невесты и компенсировался денежной суммой, к которой церковная власть добавляла еще и штраф в свою пользу. «Если из-за девушки будет разрезан сыр, а потом сделают не так, за сыр гривну, а за оскорбление ей 3 гривны, а что потеряно, то ей заплатить, а митрополиту 6 гривен»[20]

Условия заключения брака были довольно сложными. Запрещались браки между родственниками. Церковь отказывалась венчать людей, бывших родственниками даже в шестом поколении, то есть не разрешались браки между троюродными братьями и сестрами. Лишь их дети могли жениться между собой. Брачным возрастом для мужчин считались 15 лет, для женщин меньше: 12-14. Однако эти нормы нередко не соблюдались. Служители христианской церкви на Руси, как и адепты других религиозных культов, проповедовали исключительность своей веры и запрещали браки христиан с иноверцами, а также с древнерусскими язычниками. Этот запрет не распространялся на великих княжон, многие из которых были выданы замуж за иностранных королей. Языковых и государственных различий раннефеодальное брачное право на Руси не знало. Что касается заключения браков между лицами, принадлежавшими к разным социальным группам, то корпоративный характер общества делал их редким исключением, хотя формально такие браки не возбранялись. Фактически браки между представителями знати (князьями и боярами) и представительницами социальных низов (крестьянками и рабынями) не признавались законными и не скреплялись церковью. В этом случае крестьянки и рабыни выступали как наложницы. Женитьба свободного на рабыне без предварительного договора с ее хозяином, предусмотренного Пространной правдой (XII в.), вела к потере им свободы и закабалению. Что касается брака свободной с рабом («холопом»), то, согласно более поздним источникам, он вел к тому же.[21] Эта классовая норма отчасти предотвращала заключение браков между свободными и холопами.

Согласно существовавшим на Руси после принятия христианства правовым нормам, можно было заключать не более двух браков. Даже смерть одного из супругов во втором браке не давала права оставшемуся в живых вступить в третий брак. Церковнослужителю, благословившему такой союз даже по неведению, грозило лишение сана. Но были случаи и третьего и четвертого брака в случае смерти второго супруга.

Определенную роль при заключении первого брака играли родители жениха и невесты, которые, имели даже право заставить своих детей вступить в брак. «Устав князя Ярослава» предписывал карать родителей только в тех случаях, когда они, насильно принудив к браку или запретив его, вызывали тем самым покушение на самоубийство или же самоубийство: «Если девушка не захочет замуж, а отец и мать выдадут силой, а она что-либо сделает над собой, отец и мать отвечают перед митрополитом»[22]. Родители по отношению к детям имели не только большие права, но и многие обязанности. «Устав князя Ярослава» предусматривал ответственность за обеспечение детей и устройство их в жизни. Невыдача дочери замуж каралась штрафом в пользу митрополита: «Если девушка из великих бояр не выйдет замуж, родители платят митрополиту 5 гривен золота, а меньших бояр — гривна золота, а нарочитых людей — 12 гривен серебра, а простой чади — гривна серебра».[23] Согласно древнерусскому праву, при наличии в семье наследников-сыновей дочери не получали наследства, но поступали на иждивение своих братьев: «Если будет сестра в доме, то наследство ей не полагается, но братья выдадут ее замуж, дав в приданое, что смогут»[24].

Где бы ни жила древнерусская семья, в южных лесостепных и степных полосах или в северных лесных районах, основным источником ее существования был труд мужчины. Женщина активно помогала вести хозяйство, а также рожала и вскармливала многочисленных детей, немалая часть которых, однако, умирала в детстве. Регулирования деторождения почти не существовало, хотя уже были известны народные «зелья», вызывавшие выкидыш. На вопрос священника, принимавшего исповедь, «будет ли грехом, если женщина во время работы выбросит младенца», новгородский епископ XII в. отвечал: «Если это не результат зелья — нет»[25].

Традиции языческого времени допускали регулируемые добрачные связи. Но рождение ребенка у незамужней женщины расценивалось церковью, как «гражданская смерть» будущей невесты: «Если у девушки, живущей у отца и матери, родится ребенок, или у вдовы, то, обвинив ее, передать ее в дом церковный»[26], учреждение монастырского типа. Так же поступали в отношении незамужней женщины, у которой родится ребенок.

Между супругами существовали обязанности по взаимному содержанию. Ни муж, ни жена не имели права оставить друг друга, если один из них был тяжело болен: «Если будет у жены тяжелый недуг, или слепота, или долгая болезнь, то ее нельзя оставить: также и жена не может оставить мужа»[27]. Здесь, очевидно, речь идет не о формальном разводе, после которого супруг имел право вступать в новый брак, а лишь об оставлении супруга без помощи. Право решать внутрисемейные вопросы, касавшиеся отношений между мужем и женой, а также жены с окружавшим ее миром, как и право наказания за проступки, принадлежало мужу. «Устав князя Ярослава» преследует наказанием со стороны церковной власти только в тех случаях, когда мужчина оскорблял или бил чужую жену. Подобные же действия по отношению к собственной жене расценивались не как преступление, а как выполнение долга. Сельской общине, княжеским тиунам, церкви, органам городской администрации был подвластен только муж, но не жена. Правда, церковь обладала большой моральной властью через духовника-священника. Но митрополичьи и епископские служащие вмешивались в конфликты, где одной из сторон являлась женщина, только при заключении и расторжении брака.
Развод супругов в Древней Руси допускался. Ему предшествовало судебное разбирательство с привлечением свидетелей. В раннее время, по крайней мере в XIXII вв., когда венчание в церкви не стало еще общераспространенным явлением, власти стремились сохранить не только церковный, «законный» брак, но и тот, в заключении которого церковь не принимала участия и который осуждала: «Если муж разойдется с женой по своей воле и будут они венчанные, то митрополиту 12 гривен, если невенчанные, митрополиту 6 гривен»[28]. Признавалось несколько причин для законного развода. Новгородские правила епископа Нифонта (1180-е годы) называют две из них: измену жены или физическую неспособность мужа к браку. Измена мужа не служила таким основанием и лишь наказывалась епитимьей. Появление древнерусского цельного кодекса норм «распуста» (развода) относится ко второй половине XII — началу XIII века. Он вошел в Пространную редакцию «Устава князя Ярослава». В нем нашли место нормы развода только из-за проступка жены. Так, муж имел право оставить жену в случае ее прелюбодеяния, подтвержденного свидетелями (это рассматривалось в качестве морального ущерба мужу); в случае общения жены с чужими людьми вне дома без разрешения мужа, что являлось угрозой для ее (и, следовательно, его) чести; за ее покушение на жизнь мужа или соучастие в таком покушении (несообщение мужу о нем); при участии в ограблении мужа или соучастии в таком ограблении. Это нормы, известные в Византии.

Что касается развода по вине мужа, то, судя по более поздним записям, жена могла уйти от мужа в том случае, если он клеветнически обвинял ее в измене, то есть не мог доказать того свидетельскими показаниями. Покушение мужа на жизнь жены также служило основанием для развода. Как же поступали при самовольном расторжении брака и заключении нового, не утвержденного властью? В этом случае второй брак считался недействительным. А судьба первого брака зависела от того, кто именно являлся активной стороной в его расторжении: муж, взявший вторую жену, был обязан вернуться к первой и уплатить штраф митрополиту; самый факт оставления мужем жены не был законным основанием для развода. Размер штрафа зависел от социального положения семьи. Кроме штрафа, по архаичным нормам XI в. боярин был обязан возместить жене большую сумму «за срам» (за оскорбление). Если уходила к другому жена, то ответственным за это нарушение считалась не она (ибо не была достаточно правомочна), а ее новый муж. Именно он платил митрополиту «продажу» (штраф).[29] Назад, к первому мужу, такая женщина не возвращалась: это был как раз случай законного развода по ее вине. Ее передавали в дом церковный. Статьи «Устава князя Ярослава» не говорят о правах бывших мужей в результате наведения «порядка», но оба по-видимому, могли вступать в новые церковные браки. Что касается детей, то в памятниках того времени нет сведений о том, что при решении вопросов о разводе принимались во внимание их интересы.

Итак, элементы традиционного ритуала закрепления семейных уз трансформировались за несколько столетий в предсвадебные и свадебные обряды, типичные для венчального брака, освященного церковью. Узаконивая венчальный брак, церковь выступала в качестве регулятора в решении следующих дел: церковные законы устанавливали определенные наказания за насильную или несвоевременную выдачу замуж, за моральное оскорбление, наносимое возможным отказом жениха от невесты, или за несоблюдение других условий, необходимых для заключения брака, что, в конечном счете, отвечало интересам женщины. Узаконение каноническими памятниками различных поводов к разводу, правом на который в древнерусском государстве обладали женщины разных сословий, также свидетельствует об относительно высоком для средневековья юридическом статусе древнерусских женщин.

Семья на Руси – один из важнейших институтов общества. Поэтому было необходимо создать в нем прочные связи. Что и достигалось установлением патриархата, то есть один из супругов (в данном случае муж) стоял во главе семейства и мог полностью управлять всеми его членами. Пусть, на мой взгляд, патриархат в семье это слишком грубая мера урегулирования отношений, и семья должна строится на демократических основах.

Так же следует отметить, то, что нынешняя семья как институт общества крайне не устойчива, примером чему является огромное количество разводов. Возможно, это происходит именно из-за того, что нынешние супруги не так как в прошлом относятся к соблюдению свадебных обрядов. Так как сейчас, даже если обряды и соблюдаются, они являются лишь развлечением для гостей и зачастую уже не несут ни какой сакральный смысл.


Глава 3. Понимание смерти и погребальные обряды.

Похоронная обрядность и непосредственно связанный с ней комплекс представлений о жизни и смерти, доле, предках занимают исключительно важное место в ритуально-мифологической сфере жизни восточных славян. Такая выделенность похоронного комплекса объясняется несколькими причинами. Во-первых, местом в системе обрядов жизненного пути человека (последний акт жизненной драмы); во-вторых, именно в этом ритуале жизнь и смерть не просто соприкасаются и пересекаются, но, как ни в какой другой ситуации, проявляются во всей своей реальности и глубине смыслов.

Как и в других обрядах, исходная ситуация похорон может быть охарактеризована как нарушение соответствия между социальным и биологическим состоянием человека, физическая смерть не равносильна социальной. Для того чтобы человек стал мертвым и в социальном плане, необходимо совершить специальное преобразование, что и является целью и смыслом погребального ритуала.

“Изнутри” традиции исходная ситуация ритуала описывается схемами двух типов. Первая из них связана с представлениями о веке как о сроке человеческой жизни, в течение которого расходуется отпущенная каждому человеку жизненная энергия.

В соответствии с этой концепцией смерть человека является следствием истощения жизненной силы. Выражение “избыть свой век” как раз и означало 'полностью израсходовать отпущенную жизненную энергию'. Однако это, если можно так выразиться, идеальный вариант. Схема предусматривала отклонения как в сторону “недожитого века”, так и в сторону “пережитого века”, т. е. как преждевременной, так и запоздалой, затянувшейся смерти.[30]

Представления о “пережитом” веке (чрезмерно затянувшейся жизни), отразившиеся в выражениях типа “зажиться на свете”, “заедать чужой век” и некоторых особенностях обряда похорон глубоких стариков, более ярко выражены у южных славян. В частности, имеется в виду привлекший внимание исследователей обычай справлять при жизни поминки “зажившимся” старикам в некоторых районах Болгарии и Сербии с явной целью искусственно ограничить непомерную продолжительность “века”.

Если умерший “до срока” опасен для живых своей неизрасходованной энергией, то “зажившийся” опасен тем, что “заедает чужой век”. Последнее предполагает наличие представлений не только об “индивидуальном веке”, но и об общем, коллективном запасе жизненной силы, из которого “зажившийся” старик расходует чужую долю. О. А. Седакова справедливо связывает взаимозависимость общей и индивидуальных долей и мотива “дележа” с семантикой самого слова смерть как 'доли', 'части'.[31]

Итак, первая из названных схем связывает смерть с изжитием (израсходованием) века, доли, индивидуальной части общего объема жизненной силы. Сама смерть в этом случае понимается как предел, конец, завершение века или (что близко по смыслу) выделение, окончательное оформление доли индивида.

Вторая схема предполагает иное осмысление смерти. Здесь она выступает как активное начало, как персонаж, прерывающий жизнь человека. Эта схема, в отличие от первой имеет не только сюжетное, но и ритуальное воплощение. Кратко ее можно описать следующим образом: Смерть проникает из мира мертвых в мир живых, прерывает жизнь человека и после его кончины воплощается в нем самом.

Проникновение смерти в мир живых, как правило, “сопровождается” приметами и предзнаменованиями. Ср. некоторые приметы, предвещающие смерть: “если петухи в селении не вовремя распоются”; “дятел мох в избе долбит”; “ласточка в окно влетит”; “ворон каркает на избе”; “коли собака крох не ест после больного, то он скоро умрет”; “мыши изгрызут одежду”; “мухи зимою в избе”; “икона упадет”; “плач или вздохи домового — к смерти хозяина”; “если больной бредит дорогой (о дороге, о конях)”; “если сонный отпыхивает”; “крошки изо рта валятся”; “если к дому, где больной лежит, бабы проторят дорогу, то ему умереть” и др.

Приход смерти может чувствовать и сам человек. На этом ощущении приближения конца основан “полный” вариант ритуала, начинавшегося за некоторое время до кончины. Почувствовавший приближение смерти просит родных помочь ему проститься с “землей и с вольным светом”.

Сама кончина представляется как отделение души от тела. Этот момент фиксируется либо с помощью воды в чашке, находящейся у изголовья умирающего (верили, что в момент “выхода” души вода “всполыхнется”), либо с помощью зеркала, так как душа покидает тело с последним вздохом. . Эти представления нашли свое выражение в таких обозначениях акта смерти, как пар (душа) вон, испустить дух, из-дох-нуть, с-дох-нуть.

Одновременно с выходом души в тело входит смерть. С этого момента покойник и смерть представляют единое целое. Их линии сливаются, и для описания дальнейшего сюжета ритуала на уровне объекта мы для удобства будем говорить о сюжете или тексте покойника.

Приход смерти и кончина человека (свершившаяся на биологическом уровне) отнюдь не означали еще перехода умершего в разряд мертвецов, а тем более в разряд дедов-предков. Окончательный переход (в соответствии с большинством поздних свидетельств) совершается через год после кончины, хотя имеются некоторые материалы, позволяющие говорить о продолжении ритуала после годового траура.

§1
Перемещение из “своего” в “чужое”

На уровне ритуально выраженных действий преобразование живой -> мертвый начинается с того, что покойнику закрывают глаза (как правило, медяками), мотивируя это опасностью его взгляда для живых людей. Однако это действие, несомненно, связано также с представлениями о слепоте мертвых, что в свою очередь соотносится с мотивами темноты загробного мира, невидимости как отличительного признака смерти. Кроме того, закрытие глаз означает прекращение контакта с миром людей, т. е., чтобы удалить умершего из мира живых, нужно, чтобы он перестал видеть, слышать, говорить, двигаться и т. д.

С темой слепоты, скрытости, невидимости связано и покрывание умершего венчальной или пасхальной скатертью (иногда — просто полотном). На этот обряд редко обращают внимание, между тем аналогия со свадебным покрыванием невесты делает его весьма значимым. Как и невеста, покойник утрачивает привычный облик, становится “бесформенным”.

В причитаниях наступление смерти нередко описывается через параллелизм отделения души от тела и прощания очей с белым светом:

«Как у братца у родимого,

У его как расставалася

Душа-то с белым телом, А ясны очи со белым светом?»[32]

Следующая операция — о м о в е н и е тела покойника (“омовение души”, как уже говорилось, происходит сразу же после ее отделения от тела в специальном сосуде, который ставился у изголовья умирающего). Строгая ритуальная предписанность омовения заставляет усомниться в обычной его трактовке как простого очищения. Если это и очищение, то оно, скорее всего, было направлено на уничтожение признаков, качеств, свойственных живым людям. Другими словами, в последнем омовении смывалась жизненная “аура” человека — не случайно вода, мыло и другие атрибуты омовения (например, солома, на которой мыли покойника) считались самым действенным средством для оберегания домашнего скота от лесных зверей, людей и животных — от насекомых-паразитов, т. е. “живых”, “своих”, от представителей чужого мира. Материалы не только похоронного, но и других обрядов дают основание полагать, что физическая чистота (“вымытость”) является устойчивым признаком смерти. Отсюда, вероятно, специфическое отношение к мытью тела, восприятие этой процедуры не столько в гигиеническом, сколько в ритуальном плане.

Итак, в результате омовения человек лишается последних признаков принадлежности живым. Новое состояние закрепляется его переодеванием в одежду мертвых. Покойника облачали в новую, неношеную одежду, не соприкасавшуюся с живым телом. В крайнем случае “смертная одежда” могла быть и не новой, но обязательно выстиранной. Для уже умершего человека одежда шилась с соблюдением особых приемов. Ее шили без узлов, “на живую нитку”, при этом иголку держали “от себя” (к покойнику) и даже левой рукой, иначе “он будет по ночам приходить и уводить с собой людей, у которых так же сшита одежда”. Также следует отметить важную деталь: на умершем застегиваются все пуговицы и завязываются все узлы. После омовения и обряжения умершего переносят на лавку у стены, ногами к выходу. Мужчин клали справа от выхода, а женщин — слева.

В то время как мертвый “спит” (усопший), живые должны бдеть — еще один способ расподобления живых и мертвого. Причем в некоторых местах бдение при покойном выливается в своего рода демонстрацию жизни в присутствии смерти.

Особый интерес представляет обсыпание тела покойника в гробу зерном ржи и овса. Зерном, впрочем, чаще обсыпали место, где стоял гроб. Кроме того, зерно бросали вслед покойнику, пока его не вынесут со двора. Бросание вслед обычно предпринимается для того, чтобы закрыть обратную дорогу покойнику. Вместе с тем есть основания трактовать действия с зерном (как и снаряжение покойника вещами) в связи с выделением его доли — части денег, имущества, съестных припасов. Итак, в первой половине обряда основные действия направлены на то, чтобы облегчить смерть и “превратить” умершего в мертвеца. Здесь как раз и проявляется различие между естественным фактом смерти и тем, как им должен быть мертвый в соответствии с традиционными представлениями. С этой точки зрения все действия с телом покойника) можно понимать как наделение “вторичными” (искусственными) признаками мертвого. К их числу относятся закрывание глаз монетами, снимание “живой” одежды, омовение, надевание “смертной” одежды, связывание рук и ног, укладывание в красный угол.

Перемещение из “своего” в “чужое” является центральным звеном. Особенность пути в похоронах состоит в том, что в отличие от других ритуалов реальная дорога и мифологический путь в иной мир как бы частично совмещаются. Независимо от реального расстояния от дома до кладбища путь изображается дальним, трудным и опасным.[33]

Вынос покойника из дома сопровождается многочисленными действиями, имеющими двоякий смысл. Во-первых, вместе с гробом из дома должно быть удалено все то, что затронуто смертью и не подлежит очищению, например в Минской губ. выливают всю находящуюся в доме воду. Во-вторых, покойник не должен взять с собой более того, что ему уже выделено. Таким образом, при выносе происходит окончательный раздел между живыми и мертвым. Собственно, с этой идеей связан и широкий круг профилактических действий, касающихся прежде всего родных умершего. Их три раза кропят водой; они заглядывают в печь; выкрикивают имя покойника в печную трубу, для того чтобы “не встал”.

На кладбище гроб несут либо без остановок либо, наоборот, с многочисленными остановками. Если судить по сказкам и другим обрядам (например, родинам), путь в иной мир сопровождается запретами останавливаться, оглядываться, но в большинстве описаний похорон фиксируются остановки процессии.

Первая остановка на пути из своего в чужое (из внутреннего во внешнее) была уже при выходе из дома. Обычно остановка в дверях и трехкратный стук о порог мотивируется тем, что умерший прощается с домом. В Смоленской губ. при остановках на пороге, в сенях, в воротах, в поле трясут гроб — “вытрясают душу”. Но дело, видимо, не только в этом. Остановки происходили у всех границ на пути к кладбищу (сени, крыльцо, ворота, развилки дорог и т. п.) точно так же, как и на пути невесты в дом жениха, и не могли не быть связанными с идеей преодоления этих границ, само наличие которых определяет особый статус дороги в комплексе ритуально-мифологических представлений.

Дорога в мир мертвых не должна совпадать с путями живых. Последний “рубеж” своего мира — околица деревни — маркировался особыми действиями и в свадьбе, и в похоронах. В подобном месте оставляли горшок, использовавшийся для обмывания тела умершего.

 Гроб опускают в могилу на холсте, но чаще на веревках которые затем оставляют на кладбище, повесив на деревья.

Дальнейший путь покойника (от могилы до того света) мыслится не столько как окончательная смерть, сколько как переход в иное бытие, в новое состояние, позволяющее ему не просто поддерживать связи с близкими ему живыми людьми, но и покровительствовать им. Таким образом, финальная часть пути, означает его переход в новый статус предка. В этом качестве он и появляется в поминальных обрядах, но такое появление не означает полного возвращения умершего, как это представляется в традициях с круговым, замкнутым жизненным циклом (т. е. когда считается, что умерший возрождается в новорожденном). Регулярное посещение предками живых людей носит подчеркнуто временный характер.

Отсутствие формально выраженного обратного пути для покойников является, пожалуй, основным отличием структуры погребального ритуала от других ритуалов жизненного пути у восточных славян. Путь покойника однонаправлен, и его кратковременные “визиты” в мир живых лишь подтверждают его инобытие. “Достраивание” пути покойника до “полной” схемы переходного ритуала происходит при “подключении” к похоронам календарных поминок, т. е. при совмещении жизненного и календарного циклов. Только в этом случае происходит актуализация представлений, соотносимых с идеей воскрешения.

Захоронение покойника на кладбище (точно так же, как и варианты погребения у других народов — кремация, “пускание по воде”, “подвешивание на деревьях” и др.) означает, кроме всего прочего, восстановление однородности мира живых и, следовательно, восстановление нормальной структуры мира вообще: мертвые находятся среди мертвых, а живые — среди живых. Однако последствия “прорыва” смерти в мир людей ощущаются еще длительное время. Основные усилия участников ритуала на данном заключительном этапе направлены на ликвидацию этих последствий.

§
2

Поминальная трапеза.

Когда приедут с похорон, начинают мыть дом, если этого уже не сделали оставшиеся дома, а также все постельное после покойника и приготовляют баню. Прикосновение к печи, заглядывание в печь до и особенно после похорон распространены практически повсеместно. Мотивируются эти действия следующим образом: “чтобы не бояться умершего”,“чтобы не было страшно”, “чтобы меньше тосковать о покойнике, быстрее его забыть”,“чтобы смерть онемела, как печь, и чтобы околели клопы, прусаки и тараканы”. Глубинный смысл этих действий, и в частности “смотрения в печь”, видимо, объясняется представлениями о печи как о своего рода “канале связи” с иным миром: заглянув в печь (ритуально отмеченные моменты времени), можно увидеть, что делается в нем.[34] Следует отметить, что смотрят в пустую печь. После умывания (смывание следов контакта с миром мертвых) приступают к поминальной трапезе. Во многих описаниях подчеркивается ее открытый характер. Вместе с тем широко распространены запреты на участие в поминках молодежи. Таким образом, в поминальной трапезе принимают участие главным образом те, для которых погребальный обряд будет следующим в их ритуальном сценарии. Выделение нищих как непременных участников поминания объясняется, видимо, их посреднической ролью между живыми и мертвыми.
Другая особенность поминальной трапезы — участие в ней умершего. Собственно, хозяином на этом пиру является именно он, не случайно для него прибор ставится под образами, на хозяйское место. Этим объясняются многие особенности трапезы — от подбора блюд, их количества, характера приготовления до специфических правил поведения участников застолья. С этой точки зрения понятен открытый доступ на поминки для всех пришедших (незнакомых) — видимо, предполагается, что они могли быть приглашены покойным.

Поминальная пища — пища мертвых. Известны широко распространенные представления о том, что запасы еды для живых находятся в ином мире. Такие ее признаки, как избыточность, неполная готовность (например, недопеченный хлеб), наличие специальных поминальных блюд и напитков (прежде всего кутьи и киселя) и другие отчетливо указывают на “происхождение”. Правила обращения с такой пищей отличаются от обычных: хлеб не режут, а ломают; мясо едят руками.

Как живые на всех этапах похоронного обряда делятся с покойным, выделяют его долю, так и покойный на поминальной трапезе делится с живыми. В этом отношении поминальную трапезу можно рассматривать как распределение доли покойного между живыми. Такая доля не имеет значения при жизни, но становится весьма значимой после смерти. Ее смысл выражен в приводившейся ситуации первой встречи, когда от имени покойного первому встречному дается хлеб или холст. Распределение доли между живыми происходит и на годовых поминках.

Общая направленность поминальной обрядности на первый взгляд противоположна погребальной. Если в похоронах основные усилия направлены на удаление покойника и вместе с ним самой смерти из мира живых (восстановление принципа однородности), то в поминальных обрядах мертвые приглашаются к живым: открываются ворота на кладбище, двери дома; их встречают, угощают и т. п. Однако это противоречие снимается более важной целью: упорядочить отношения между своим и чужим и далее — установить над ними контроль. С этой точки зрения похороны — перевод случайного, индивидуального события в разряд закономерного и типичного, т. е. преобразование события “природного” плана в “культурное”.[35] Такой переход если и не обеспечивает контроля, то создает его иллюзию. Зато поминальная обрядность в полной мере выражает идею необходимости регламентации связей между двумя мирами. Опасны не сами по себе связи (они постоянны, интенсивны, и человек в них заинтересован никак не меньше, чем противоположная сторона), опасны неожиданные, нерегламентированные “визиты”, а также сбои в уже налаженных отношениях. Вот почему в народных представлениях страшны так называемые непритомники — нечистые покойники, которые посещают живых в неурочное время. Непритомниками могут быть и чистые покойники. Одна из основных причин их “хождения” — тоска живых (отсюда запрет на тоску и многочисленные способы избавления от тоски — заглядывание в печь, натирание груди, могильной землей и др.).

Как и свадьба, похороны плавно переходят в календарь, но этот процесс слияния с природным круговоротом имеет существенные отличия. Прагматический статус поминальной обрядности гораздо выше статуса свадебных “продолжений” в календаре. Как и в случае со свадьбой, включение похорон в календарный цикл приводит к повышению статуса индивидуального события, обеспечивает его соотнесенность с явлениями космического плана. Но в поминальной обрядности эта связь гораздо глубже мотивирована: природные стихии управляются предками, с которыми живые связаны родственными отношениями, поддерживаемыми с помощью регулярных поминаний. Причем актуальность этой связи не утрачивается и в обыденной жизни.

Для поминальной обрядности важно различение частных и календарных поминок. Их обрядовый статус неодинаков. Частные поминки (на 3-й, 9-й, 40-й день) входят в структуру погребального обряда, расширяют его временные рамки. Календарные поминовения (Дмитровская суббота. Святки, Троица и др.) связаны не с конкретными похоронами, не с индивидуальной смертью, а с категорией предков вообще. С их помощью индивидуальное событие окончательно преобразуется в типичное; умерший переводится в разряд предков.
§
3

Переход в разряд предков.


Переход в разряд предков — процесс с обратным вектором по сравнению с другими переходами в новый статус. Для того чтобы стать предком, умерший должен не приобрести новые качества и признаки, а утратить прежние. В этом отношении предки сближаются с новорожденными: первые теряют индивидуальность, вторым еще только предстоит ее обрести. Календарный и жизненный циклы совмещаются и переходят друг в друга.

Итак, в течение жизни индивида несколько раз возникает необходимость уравновешивания его биологических и социальных характеристик. Вызвано это тем, что социальный статус остается неизменным на протяжении относительно длительного времени, тогда как в физиологическом плане человек постоянно изменяется.

Отделение от предшествующего состояния символизируется ритуальным обмыванием. С новорожденного смывается его “чужесть”, нечеловеческая природа, с невесты — девья красота, с покойника — последний признак принадлежности к категории живых.[36] Оставшаяся от обмывания вода является воплощением того, что остается от человека в его прежнем качестве. Этим объясняются особые правила обращения с такой водой, выливание ее на границе своего и чужого в родинах и похоронах (в свадьбе этого нет, так как баня всегда находится на периферии своего пространства). В результате всех этих действий объект ритуала оказывается в “разобранном” состоянии. В этом неопределенном состоянии главного персонажа ритуала совершается его пространственное перемещение, которое является стержнем, организующим синтагматическую структуру ритуала. Главная идея ритуала — переход в новый статус — получает на языке пространственных перемещений наиболее зримое воплощение. Основное перемещение (из своего в чужое) не просто пребывание между двумя мирами, но изменение сущности главных персонажей по мере отдаления от своего и приближения к чужому.

На втором этапе происходит “переделывание” героя, что может быть представлено как “исцеление”. В похоронном ритуале совершаются противоположные свадебному обряду действия: закрытие глаз, связывание рук, а иногда и ног.[37] Также распространенный обычай класть в гроб собранные в течение жизни волосы, ногти, зубы, отрезанные в результате несчастных случаев пальцы и другие части тела. Таким образом, человек как бы возвращается в свое исходное состояние — аналогичное тому, которое было присуще новорожденному.

Похоронный обряд является заключительном обрядом в жизненном цикле человека. В этом заключается его особенность и важность, но тем не менее похоронный обряд имеет много общего с обрядами свадебными. Например, обряд прощания с покойным очень похож со свадебным прощанием невесты с “белым светом”. Невесту и умирающего выводят в одинаковой позе — под руки. Так же сходным в свадебных и погребальных обрядах является образность пути - реальная дорога и мифологический путь в иной мир как бы частично совмещаются.

Смерть, в понимании человека XXII веков есть неотъемлемый этап в жизни человека, при этом, умирая человек, не уходит безвозвратно, а переходит в состояние предков, которые продолжают свое общение с живыми людьми. Возможно, именно по этой причине покойников боялись, но в то же время относились с уважением – помогая перейти умершему в разряд предков.

Как и в других обрядах, исходная ситуация похорон может быть охарактеризована как нарушение соответствия между социальным и биологическим состоянием человека, физическая смерть не равносильна социальной. Для того чтобы человек стал мертвым и в социальном плане, необходимо совершить специальное преобразование, что и является целью и смыслом погребального ритуала.


Заключение.

На первый взгляд, может показаться, что для современного человека понимание святости и обыденности в XI XIII веке не имеет к современному человеку никакого отношения, но это лишь на первый взгляд. В данной работе были рассмотрены основные этапы в жизни человека, через которые проходим и мы, в современности. Эти переходные этапы по сей день сопровождаются рядом ритуальных действий, которые мы, зачастую не понимаем. Для их понимания, нам и следует обратиться к прошлому.

При рассмотрении данной темы, мы выделили три блока обрядовых действий (каждый из них относится к определенному этапу жизни человека). Это обряды, связанные с рождением ребенка, свадьбой и семейными отношениями и смертью. В большей степени законом регулировались семейные отношения и связанные со свадьбой обряды. Это было продиктовано главным образом тем, что церковь всячески пыталась сохранить такой важный институт общества как семья, поэтому семейные отношения были четко регламентированы законодательно. Но все же, многие обязанности супругов понимались народом не правильно, или, же искажались языческим сознанием.

Обрядовые действия, связанные с рождением детей также всячески регламентировались христианским (церковным) правом. Примером того может послужить такой важный обряд как крещение, но опять же, те права которые приобретал человек после крещения родители стремились дать ребенку как можно раньше. Тем самым пытаясь преступить писаное право и крестить ребенка раньше положенного срока. Следует отметить, что в наречении имени господствовали все же порядки традиций, так как  ребенку зачастую давалось два имени (одно из которых было христианское, а другое славянское).

Погребальные же обряды, в большей степени являлись подчиненными традициям. Разумеется место захоронения зависело от того Крещен ли покойник (только крещеных хоронили на кладбищах), но если учесть что сам путь на кладбище символизировал дорогу в загробный мир, можно сказать о преобладании традиций в похоронных ритуалах.

Мы видим, что христианские предписания в жизни человека XXIII вв. соблюдались, но все же, их часто трактовали не совсем правильно и пытались обойти (например, приблизить время крещения). Что же касается традиционных обрядов, то они выполнялись с особой точностью и объяснялись тем, что так же поступали предки. Их не пытались обойти и боялись нарушить.

Вся жизнь человека состояла из выполнения различных ритуальных действий (тех которые предписывала церковь, и тех, что диктовали обычаи). Именно по этой причине зачастую обыденное действие получало сакральный смысл. Примером могут служить случаи, когда муж бил свою жену. С одной стороны это действие далеко, от каких либо обычаев, но известно, что по христианским законам – муж должен жену учить, отсюда и получается, что ударив свою жену, муж мог пытаться ее научить. С современных позиций это кажется практически диким, но тогда женщины наоборот считали «бьет – значит, любит» (учит).

На примере анализа проявлений «семейной культуры» (рождения, брака, семьи и кончины родственника), можно предварительно говорить о том, что святое и обыденное в жизни древнего русича было на столько переплетено, что разъединить их не представляется возможным. При этом можно думать о том, что святость (сакральность) своих действий человек видел почти во всем. Возможно, в этом играли большую роль и традиционные представления в обществе.


Список источников и литературы.

Источники:

·        «Церковный устав князя Ярослава» - Электронный ресурс. – URL: http://www.krotov.info/acts/11/2/yaroslav.html

·        Пространная редакция Русской правды по Троицкому списку второй половины XV века - Электронный ресурс. – URL:  http://zakon.rin.ru/cgi-bin/view.pl?id=544&idr=543

·        ПСРЛ(Лаврентьевская летопись и Ипатьевская летопись) - Электронный ресурс. – URL: http://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=717564

·        Изборник 1076 года. - Электронный ресурс. – URL:  http://old-rus.narod.ru/02-11.html

·        Повести об Акире Премудром - Электронный ресурс. – URL:  http://www.bibliotekar.ru/rus/49.htm
Литература:

·        Долгов В. В. Детство в контексте древнерусской культуры ХI–ХIII вв.: Отношение к ребенку, способы воспитания и стадии взросления. – 2006. – № 5.

·         Пушкарева Н. Л. Мать и материнство на Руси (X-XVII века) – М., 1996

·         Пушкарева Н.Л.  Женщины Древней Руси. - М.: "Мысль", 1989.

·        Скукина Е. В. Погребальные памятники тверского Поволжья X - XII вв. – Москва 1997.

·        Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. М.,1993.

·        Исланова И.В. Субстратные традиции в элементах погребального обряда Федовского могильника. Вып.198. М. 1989.

·        Зеленин Д.К. Избр. тр.: Статьи по духовной культуре. 1901-1913. М., 1994.





[1] В. В. Долгов. Детство в контексте древнерусской культуры ХI–ХIII вв.:

Отношение к ребенку, способы воспитания и стадии взросления

// Этнографическое обозрение. – 2006. – № 5.

1 Н. Пушкарева. Мать и материнство на Руси (X-XVII века)      

// Человек в кругу семьи. – М., 1996

[3] Н. Л. Пушкарева. Женщины Древней Руси. – М.: «Мысль», 1989.

[4]  Зеленин 1994-Зеленин Д.К. Избр. тр.: Статьи по духовной культуре. 1901-1913. М., 1994.

3 Скукина Елена Викторовна «Погребальные памятники тверского Поволжья X - XII вв.». - Москва

1997.

[5] Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. М.,1993.

[6] Исланова И.В. Субстратные традиции в элементах погребального обряда Федовского могильника.//КСИА. Вып.198. М. 1989.

[7] «Церковный устав князя Ярослава». – Электронный ресурс. – URL: http://www.krotov.info/acts/11/2/yaroslav.html

[8] «Русская правда». - Электронный ресурс. – URL:  http://zakon.rin.ru/cgi-bin/view.pl?id=544&idr=543

[9] ПСРЛ(Лаврентьевская летопись. и. Ипатьевская летопись.) - Электронный ресурс. – URL: http://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=717564

[10] Изборник 1076 г. - Электронный ресурс. – URL:  http://old-rus.narod.ru/02-11.html

[11] «Повести об Акире Премудром» - Электронный ресурс. – URL:  http://www.bibliotekar.ru/rus/49.htm

[12] «Русская правда». - Электронный ресурс. – URL:  http://zakon.rin.ru/cgi-bin/view.pl?id=544&idr=543

[13]  В. В. Долгов. Детство в контексте древнерусской культуры ХI–ХIII вв.: Отношение к ребенку, способы воспитания и стадии взросления// Этнографическое обозрение. – 2006. – № 5.



[14] В. В. Долгов. Детство в контексте древнерусской культуры ХI–ХIII вв.:

Отношение к ребенку, способы воспитания и стадии взросления

// Этнографическое обозрение. – 2006. – № 5.

[15] ПСРЛ - Электронный ресурс. – URL: http://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=717564

[16] Зеленин Д.К. Избр. тр.: Статьи по духовной культуре. 1901-1913. М., 1994. (С. 185)

[17] Изборник 1076 г. - Электронный ресурс. – URL:  http://old-rus.narod.ru/02-11.html

[18] «Повести об Акире Премудром» - Электронный ресурс. – URL:  http://www.bibliotekar.ru/rus/49.htm

[19] «Русская правда». - Электронный ресурс. – URL:  http://zakon.rin.ru/cgi-bin/view.pl?id=544&idr=543

[20] «Церковный устав князя Ярослава». – Электронный ресурс. – URL: http://www.krotov.info/acts/11/2/yaroslav.html

[21] «Русская правда». - Электронный ресурс. – URL:  http://zakon.rin.ru/cgi-bin/view.pl?id=544&idr=543

[22] «Церковный устав князя Ярослава». – Электронный ресурс. – URL: http://www.krotov.info/acts/11/2/yaroslav.html

[23] «Церковный устав князя Ярослава». – Электронный ресурс. – URL: http://www.krotov.info/acts/11/2/yaroslav.html

[24]  Там же.

[25] Н.Л. Пушкарева. Женщины Древней Руси. - М.: "Мысль", 1989.

[26] «Церковный устав князя Ярослава». – Электронный ресурс. – URL: http://www.krotov.info/acts/11/2/yaroslav.html

[27] Там же.

[28] Там же.

[29] «Церковный устав князя Ярослава». – Электронный ресурс. – URL: http://www.krotov.info/acts/11/2/yaroslav.html

[30] Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. М.,1993.

[31] Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. М.,1993.

[32] [32] Исланова И.В. Субстратные традиции в элементах погребального обряда Федовского могильника.//КСИА. Вып.198. М. 1989.

[33] Исланова И.В. Субстратные традиции в элементах погребального обряда Федовского могильника.//КСИА. Вып.198. М. 1989.

[34] Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. М.,1993.

[35] Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. М.,1993.

[36] Исланова И.В. Субстратные традиции в элементах погребального обряда Федовского могильника.//КСИА. Вып.198. М. 1989.

[37] Исланова И.В. Субстратные традиции в элементах погребального обряда Федовского могильника.//КСИА. Вып.198. М. 1989.

1. Контрольная работа на тему Особенности прав граждан и иностранцев порядок наследования в Древн
2. Контрольная работа Транзисторный усилитель
3. Статья на тему Проблема національних меншин України у внутрішній політиці центральної ради
4. Реферат на тему King Of Kings Essay Research Paper Even
5. Реферат Модальные глаголы древнеанглийского языка
6. Реферат Стремление к власти в теории А.Адлера
7. Реферат Влияние коммуникационных процессов на эффективность управленческой деятельности
8. Статья на тему Русская культура наука и образование в первой половине 19 века
9. Реферат Фінансовий аналіз за допомогою інформаційних систем
10. Контрольная работа по Деньгам, бакнкам и кредиту