Министерство транспорта Российской Федерации

Федеральное государственное образовательное учреждение

высшего профессионального образования

«Морская государственная академия имени Ф. Ф. Ушакова»

Курсовая работа

по предмету теория и методология культуры

на тему

« Аполлоническое и дионисийское в теории культуры Ницше»


Выполнила курсант 721 группы Колесникова Екатерина

Проверил к. ф. н. доцент кафедры культурология Евсеева Л. В.


Новороссийск 2009


План:

1. Предпосылки создания Ф.Ницше культурологической концепции об аполлоническом и дионисийском началах

1.1. Кризис культуры в X
IX
-XX вв.

1.2. Переосмысление буржуазной культуры. Поиск идеальной культурной модели

2. Аполлоническое и дионисийское в теории культуры Ницше

2.1. Обращение Ницше к греческой культуре. Трагическое мироощущение и «греческая веселость»

2.2.  Дионисийское начало

2.3.  Аполлоническое начало

2.4. Противоборство и взаимодействие двух начал как двигатель культуры

3. Кризис культуры как подавление дионисийского начала

3.1. Современная александрийская культура

3.2. «Возвращение трагедии» как преодоление кризиса современной культуры



 



1. Предпосылки создания Ф.Ницше культурологической концепции об аполлоническом и дионисийском началах

1.1. Кризис культуры в XIX-XX вв.

 Духовный кризис в современных демократических обществах все более усиливается. Происходит это повсеместно и не зависит от культурных традиций той или иной страны, хотя они вызывают определенную специфику протекания этого процесса.
Много сделав для удовлетворения материальных потребностей, демократическая культура создает иллюзию достижения человечеством счастья и прогресса. На деле между человеком и естественной средой эта культура воздвигает колоссальную стену из различных технических нагромождений, что приводит к дисгармонизации сознания, не могущего примирить блага цивилизации (материальной культуры) и естественные потребности души и духа в единении с природой.
Отрицательные последствия демократической культуры философы заметили давно. Еще в середине XYIII века, на заре буржуазного общества, Ж.-Ж.Руссо в известной работе "Способствовало ли возрождение наук и искусств улучшению нравов" указывал на теневую сторону прогресса.
Убыстряющиеся темпы научно-технического творчества, связанные с развитием капиталистического производства, вызвали к жизни мировосприятие, лежащее в основе пессимистического направления в современной культурологии. Подчеркивание трагичности, безысходности и абсурдности человеческого существования является характерной чертой этого направления, возникшего в результате неприятия системы буржуазно-демократических ценностей. На смену высоким идеалам Средневековья, когда вся культура и человек в ней стремились к Богу - главенствующему идеалу, пришла чувственная культура с общечеловеческими идеалами, которая, исчерпав заложенные потенции, начала деградировать.

1.2. Переосмысление буржуазной культуры. Поиск идеальной культурной модели

Всеобъемлющая критика буржуазной культуры впервые была дана в рамках иррациональной философии в Германии XIX века и, прежде всего, в трудах Фридриха Ницше, Артура Шопенгауэра, Рихарда Вагнера.

Философия жизни, экзистенциализм, интуитивизм, психоанализ многим обязаны учениям этих философов, у них единое мировидение. Ницше, Шопенгауэр, Вагнер - источник самого мощного в западноевропейской мысли направления - пессимистического. Не все представители иррациональной философии декларировали свою приверженность пессимизму, поскольку вкладывали различный смысл в это понятие, но в созданных ими системах трагическое ощущение мира доминирует.

Переоценка ценностей и новое мироощущение требуют некой идеальной модели, позволяющей высветить то негативное, что несла с собой демократическая культура. Таким образцом для одного из величайших философов своего времени, Фридриха Ницше, стала Древняя Греция. Изучая культуру эллинов, он создал культурологическую концепцию о двух первоначалах: дионисийском и аполлоническом.

Цель данной работы заключается в изучении концепции Ницше о дионисийском и аполлоническом началах на основе анализа его труда «Рождение трагедии из духа музыки» с использованием диалектического и компаративистского методов.

2. Аполлоническое и дионисийское в теории культуры Ф.Ницше

2.1. Обращение Ницше к греческой культуре. Трагическое мироощущение и «греческая веселость»

Ницше поднял важные вопросы о природе человека, о его бытии, о культуре как средстве человеческой самореализации. Он пытался постичь мир из полноты целого, из полноты человеческого существа. Во всей мировой истории Ницше искал элементы такой универсальности, которая помогла бы ему преодолеть внутренне страдание от общения с миром. В своих поисках он обратился к античной культуре; в частности его интересовал истинный дух греческого искусства. Ницше полагал, что греки в полной мере ощущали трагичность чувственного бытия, несмотря на стремление к красоте, празднествам, увеселениям, «греческую веселость». В предисловии к «Рождению трагедии» он задается вопросом:

«А что, если греки, именно в богатстве своей юности, обладали волей к трагическому и были пессимистами? Что, если именно безумие, употребляя слово Платона, принесло Элладе наибольшие благословения? И что, если, с другой стороны и наоборот, греки именно во времена их распада и слабости становились всё оптимистичнее, поверхностнее, всё более заражались актёрством, а также всё пламеннее стремились к логике и логизированию мира, т. е. были в одно и то же время и "радостнее" и "научнее"? ¹

В поисках причин такой парадоксальной связи, Ницше вглядывается в греческую мифологию. В ней нет ни намека на аскез, долг и самоограничение; «все наличное обожествляется, безотносительно к тому - добро оно или зло”², царствует стремление к чувственным радостям, царствует сама жизнь. И насколько противоречащим этому мироощущению кажется мудрость, вложенная греками в уста демона Силена, спутника  Диониса: «Наилучшее для тебя вполне недостижимо: не родиться, не быть

вовсе, быть ничем. А второе по достоинству для тебя - скоро умереть»³. Но в этом противоречии Ницше и видел сущность эллинской культуры. Грек знал и ощущал страхи и ужасы существования, но чтобы иметь возможность жить он должен был заслонить себя от них иллюзией, и блестящим порождением его грез становится мир олимпийцев. Ницше пишет: «Как мог бы иначе такой болезненно чувствительный, такой неистовый в своих желаниях, такой из ряда вон склонный к страданию народ вынести существование, если бы оно не представлено ему было в богах озаренным в столь ослепительном ореоле…Так боги оправдывают человеческую жизнь, сами живя этой жизнью.»⁴

 Стремление к избавлению путем иллюзии становится началом не только религии, но и искусства, которое Ницше называет «иллюзией в иллюзии».

Вечное страдание - единая первооснова мира, а из иллюзии подымается «новый, видению подобный мир – сияющее парение в чистейшем блаженстве и безболезненном созерцании, сверкающем в широко открытых очах”. Философ подчеркивает противоположность и неразрывную связь Первоединого и иллюзорного мира, созданного человеком. Эти две сущности он положил в основу представлений об аполлоническом и дионисийском первоначалах. Разные полюсы человеческого бытия были запечатлены в образах Аполлона и Диониса; эти два начала были прослежены в миросозерцании, культуре и историческом развитии греков. Два символа выразили всю полноту вечной жизни.

2.2.  Дионисийское начало

Для того чтобы полнее характеризовать оба начала, Ницше предлагает нарисовать в своем воображении художественные миры сновидения и опьянения. Аполлоническое начало производит состояние, сравниваемое с состоянием сновидения, дионисийское же - с состоянием опьянения.

«Либо под влиянием наркотического напитка, о котором говорят в своих гимнах все первобытные люди и народы, либо при могучем, радостно проникающем всю природу приближении весны просыпаются те дионисические чувствования, в подъёме коих субъективное исчезает до полного самозабвения, »⁵ - пишет Ницше. Дионисическое начало характеризуется понятиями «безобразное» и «дисгармоническое». Это связано с тем ужасом, которое испытывает человек перед чем-то непознаваемым, иррациональным.

«Под чарами Диониса не только вновь смыкается союз природы с человеком: сама отчужденная, враждебная или порабощенная природа снова празднует праздник примирения со своим блудным сыном – человеком. Добровольно предлагает земля свои дары, и мирно приближаются хищные звери скал и пустыни. Цветами и венками усыпана колесница Диониса; под ярмом его шествуют пантера и тигр».  Ощущение опьянения стремится уничтожить индивидуальность и освободить человека из духовной оболочки, даря мистическое ощущение единства. Под влиянием дионисийских сил миллионы склоняются перед их богом, все люди становятся равны, исчезают границы, установленные обществом, и каждый чувствует себя единым со своим ближним. Человек словно впервые видит мир таким, какой он есть на самом деле. Иллюзорное покрывало сорвано, и все тайны мироздания открываются ему.

Дионисийское  начало есть стихия, порыв, непреодолимое тяготение. Всякая система, порядок, последовательность презираются. Это стихийное стремление, в своем опьянении со­здающее некий ритм, гармонию торжествующего безумия. Оно бежит от внешней красоты и гармонии форм, утоляет жажду прекрасного непосредственно в первородном источнике жизни, и сливается с жизненным потоком, текущим под их покровом.

Дионис объемлет собой всю внутреннюю жизнь, все извивы томящихся сердец, их скорбь и тоску, их грезы и чаяния. И все порывы души,  отмечает  философ В. Шмаков, - «ее чувства несказан­ные, тихий свет и ураган терзаний, все то, что в безмолвии внешнего мира рождается в скорби бытия, без устали ткет при­чудливый, невыразимый, но безгранично влекущий к себе мир Диониса.»⁷ Опьянение не знает преград, оно пробуждает душу от тягостного сна потока форм и влечет ее в чарующую область жизни, не знающей преград и подчинений.

Этот мир влечет к себе человека, исполняет его дух великим томлением, сопричисляет к внутренней красоте, беспрестанно вырывает его из цепей косми­ческого сновидения. Экстаз Диониса есть полное погружение в поток мировой жизни. Дионис влечет человека к  раскрытию глубинных истоков жизни. Все его существо исполняется тяготением безраздельно слиться всеми частями своей души с родником, льющим в мир поток жизни, проникнуть повсюду во все его мельчайшие струйки, безраздельно срастись со всякой душой и замереть в ощущении вселенского трепета жизни. «Художественная мощь целой природы открывается здесь в трепете опьянения, »- отмечает философ

Дионисийским оргиям греков можно, по мнению Ницше, придать значение празднеств искупления мира и дней духовного пpосветления. У них впервые природа достигает своего художе­ственного восторга, впервые разрушение принципа индивидуальности становится художественным феноменом. В этих греческих празднествах прорывается как бы сентиментальная черта приро­ды, словно она вздыхает о своей раздробленности на индивиды. А более всего возбуждала страх и ужас дионисийская музыка.

Она берет начало в диких языческих ритуалах и празднованиях, а затем получило развитие в греческой драме, в частности, в хоре. Это искусство не требовало осмысления, зритель как бы становился соучастником действия; он достигал посредством музыки такого состояния, что чувствовал себя единым с хором. «В пении и пляске являет себя человек сочленом более высокой общины: он разучился ходить и говорить и готов в пляске взлететь в воздушные выси. Его телодвижениями говорит колдовство. Как звери получили теперь дар слова и земля истекает молоком и медом, так и в человеке звучит нечто сверхприродное: он чувствует себя богом, он сам шествует теперь восторженный и возвышенный; такими он видел во сне шествовавших богов»

Пение и язык жестов  дионисических людей – нечто неслыханное для тех, кого не коснулись чары Диониса. Дионисическая музыка возбуждала страх и ужас у гомеровско-греческого мира. Она вызывала высший подъем символических сил человека, стремление уничтожить иллюзорность . Для этого требуется новый мир символов, особая телесная символика, но не только мимика, речь и жесты, но и особый плясовой жест, ритмизирующий все элементы действа. Природа ищет свое выражение в символических силах музыки, танца и жестов. Таким образом, дионисийское начало рождает сущность искусства.

Очевидно, что, несмотря на то, что дионисийский человек для Ницше неразрывно связан с природой («Сатир, как и идиллический пастух новейших времен,-оба суть порождения тоски по первоначальному и естественному»), он вовсе не является «естественным человеком» в идиллическом понимании: «Упомянутый нами идиллический пастух, созданный современными людьми, представляет лишь точное изображение суммы книжных иллюзий, принимаемых ими за природу; дионисический грек ищет истины и природы в ее высшей мощи – он чувствует себя заколдованным в сатира».⁸ Здесь уже намечается противопоставление дионисийского, истинно природного, и культурного.


2.3.  Аполлоническое начало

Аполлоническое начало представляет собой полную противоположность дионисийскому. Оно появляется в попытках человека познать и объяснить окружающий его мир, защититься от его ужасов посредством иллюзии, сновидения. Именно с состоянием сновидения соотносит аполлоническое Ницше. Под "сновидением" философ, по собственному его пояснению, разумеет, по существу, "внутреннее видение", "прекрасную видимость мира сновидений".

Аполлон "царит над иллюзорным блеском красоты во внутреннем мире фантазий", он - "бог всех сил, творящих образами".

Прекрасная иллюзия видений – есть предпосылка всех пластических искусств, а также одна из важных сторон поэзии. На основании своего опыта Ницше пишет, что в непосредственном уразумении воображаемого образа люди находят наслаждение. Все формы в наших грезах говорят нам, что нет ничего безразличного и ненужного, но при всей жизненности этой действительности снов у нас все же остается еще мерцающее ощущение ее иллюзорности, распространенность и даже нормальность которого автор «Рождения трагедии из духа музыки» готов подтвердить рядом свидетельств и показаний поэтов. Художественно восприимчивый человек относится к действительности снов так же, как философ относится к действительности бытия: художник зорко всматривается в свои иллюзии, живет по их законам, по своим образам толкует себе жизнь. Но в грезах человеку приходят не только  ласкающие взоры видения, но и жуткие, неприятные, тревожные, при этом у нормального человека остается осознание того, что это только его собственный сон, и этот человек с радостью соглашается грезить дальше. По утверждению Ницше наша внутренняя сущность испытывает сон с глубоким наслаждением и радостной необходимостью. «Эта радостная необходимость сонных видений также выражена греками в их Аполлоне; Аполлон, как бог всех сил, творящих образами, есть в то же время и бог, вещающий истину, возвещающий грядущее. Он, по корню своему «блещущий», божество света, царит и над иллюзорным блеском красоты во внутреннем мире фантазии».

Но иллюзия хрупка и нежна, сновидение не должно переступать определенной черты, чтобы ее не разрушить. Следить за этим призван бог солнца, искусства и красоты Аполлон. Образ Аполлона – это  полное чувство меры, самоограничение, свобода от диких порывов, мудрый покой бога – творца образов. Даже когда Аполлон недоволен, на всем его существе почиет благость прекрасного видения, его око всегда остается «солнечным». Для собственного сохранения, сновидения не должны выходить за определенные рамки, так как тогда они приняли бы вид грубой действительности. Их нужно созерцать спокойно, свободным от диких порывов, оставаясь в стороне и с чувством меры.

В Аполлоне непоколебимое доверие к принципу индивидуации. Понятие принципа индивидуации Ницше заимствовал у Шопенгауэра. По определению это свойство представленности объекта, явления, феномена и заключается в том, что мир как представление дается (и соответственно подчиняется) в пространстве, времени, множественности, причинности. Человек, опирающийся на принцип индивидуации, живет среди мук и страстей, как моряк, доверяющийся своей ладье, плывет в бушующем море среди разъяренных волн.

  Это обоготворение индивидуации, если вообще представлять его себе императивным и дающим предписания, знает лишь один закон – сохранение границ индивида, меру в эллинском смысле. Аполлон, как этическое божество, требует от людей меры и, чтобы иметь возможность ее соблюдать, самопознания. Его требования: «Познай самого себя» и «Сторонись чрезмерного». Самопревозношение и чрезмерность - враждебные демоны века титанов и мира варваров. За все чрезмерное и титаническое индивид в мире Аполлона подлежал страшному наказанию, о чем свидетельствует целый ряд сюжетов из древнегреческой мифологии.

Ницше отмечает, что аполлоническое помогает выразить в искусстве то, что зарождается в дионисийском: «Аполлоническое начало вырывает нас из всеобщности дионисического и внушает нам восторженные чувства к индивидам; к ним приковывает оно наше чувство сострадания, ими удовлетворяет оно жаждущее великих и возвышенных форм чувство красоты; оно проводит мимо нас картины жизни и возбуждает нас к вдумчивому восприятию скрытого в них жизненного зерна. Необычайной мощностью образа, понятия, эстетического учения, симпатического порыва – аполлоническое начало вырывает человека из его оргиастического самоуничтожения и обманывает его относительно всеобщности дионисического процесса мечтой. » Это означает, что Дионис в какой-то момент начинает говорить языком Аполлона. Высшая же цель искусства по Ницше – это заставить Аполлона говорить языком Диониса, чтобы в аполлонических видениях появилась дионисическая мудрость, чтобы наше сознание смогло достигнуть действия по ту сторону художественного аполлонического воздействия.

Проанализировав причины появления аполлонического начала, Ницше заключил, что оно при всех различиях родственно также «варварскому» и «титаническому», и само лежит на скрытой почве страдания. Поэтому он восклицает: «Аполлон не мог жить без Диониса!» Символическое изображение взаимосвязи двух начал Ницше видит в картине Рафаэля «Преображение». На нижней половине полотна мы видим в бесноватом отроке, отчаявшихся вожатых, беспомощно перепуганных учеников отражение вечного и изначального страдания, основы мира: иллюзия здесь отражение вечного противоречия, отца вещей: «И вот из этой иллюзии подымается, как дыхание амб­розии новый, видению подобный мир, невидимый тем, кто охвачен первой иллюзией, - сияющее парение в чистейшем блаженстве и безболезненном созерчании, сверкающем в широко открытых глазах.» ⁹

Аполлоническое искусство характеризуется понятиями «красоты» и «кажимости». Жизненное содержание последних терминов выступало в качестве предпосылки живописи, прорицания и поэзии. В отличие от искусства дионисийского, аполлоническое воспринимается логически; оно сознательно и рационально. По мнению Ницше, именно рационализация искусства(в частности, греческой трагедии) и отказ от дионисийского стали причинами его упадка. Современное искусство стремится подражать греческой трагедии, утверждает философ, говоря об опере. Однако, построенное на принципах гармонии и разумности, искусство уже не оказывает прежнего влияния на зрителя. Ницше пишет: «Опера есть порождение теоретического человека, критически настроенного любителя, а не художника; это - один из самых поразительных фактов в истории искусства».


2.4. Противоборство и взаимодействие двух начал как двигатель культуры

Таким образом, два начала противостоят друг другу. Сравним:

Дионисийское:

- трагико-героическое

-безмерное буйство

-иррациональное

- беспокойное,неудовлетворенное

-единое

Аполлоническое:

- иллюзорно-оптимистическое

-мера и упорядоченность

-рациональное

-спокойное

-индивидуальное

Но эта антиномия позволяет культуре развиваться -  поступательное движение культуры обуславливается двойственностью начал так же, как рождение зависит от двойственности полов.

Аполлоническое начало противостоит дионисическому подобно тому, как искусственное противостоит естественному, жизни, осуждая все чрезмерное, непропорциональное. Ницше полагает, что после многочисленных этапов противоборства эти два начала слились в древнегреческой трагедии, ибо и то и другое оказались одинаково необходимы греку: этическое начало Аполлона стало как бы своеобразной защитой от ужасов бытия, как его дополнение и ограничение; в то же время силы Диониса олицетворяли преклонение перед неисчерпаемой во всей ее чрезмерностью мощью самой жизни. Именно в "Рождении трагедии" Ницше формулирует ставшую сакраментальной фразу о том, что "только как эстетический феномен бытие и мир оправданы в вечности". ¹⁰  Иначе говоря, будучи стихийной и иррациональной силой, жизнь изливается в инстинкте художника, и только тот мир, который он творит и с помощью которого он отгораживается от действительности, и есть единственно реальный. Так и в аттической (древнегреческой) трагедии само действие никогда не являлось только портретированием действительности, оно и было самой этой действительностью, своего рода утешением эллина. Вызываемое трагическим хором состояние разрушало привычные границы человеческого существования, погружая все личное в летаргический сон и избавляя тем самым людей от мыслей об ужасе и отвратительной нелепости их существования. Именно искусство, и только оно одно, по мысли Ницше, было способно сделать жизнь достойной существования. Основой такого рода философско-эстетических умонастроений философа выступает своеобразно интерпретированная им идея о единстве жизни и искусства, согласно которой сама жизнь рассматривается в качестве бессознательной творческой силы; что же касается искусства, то оно становится стихийным, ничем не детерминированным кроме воли и инстинкта художника, процессом жизнеизлияния как единственным подлинным проявлением жизни. Тем самым искусство способно преобразить жизнь, представив ее в более привлекательном свете. Подлинная жизнь - это и есть искусство, причем главным образом искусство трагическое. Отсюда и ранний эстетизм или романтизм молодого Ницше, как определенный способ его жизнепонимания, отсюда же и его выводы о высочайшей миссии художника, который в борьбе с неисчерпаемой и таинственной жизнью создает свои шедевры как единственно подлинные лики последней. Описывая древнегреческое искусство, и в частности аттическую трагедию, Ницше четко акцентирует наступление того момента, когда эта трагедия вдруг "покончила самоубийством" в лице Еврипида, превратившего ее в комедию и поставившего под сомнение само существование дионисического начала. Дионис был изгнан с греческой сцены демонической силой, говорившей через Еврипида, однако последний был, по словам Ницше, лишь только маской; подлинным божеством, говорившим его устами, был Сократ, с появлением которого возникает новая дилемма: дионисического и сократического начал.

3. Кризис культуры как подавление дионисийского начала

3.1. Современная александрийская культура



 «Мы не знаем другого периода искусства, в котором так называемое образование и действительное искусство были бы столь чужды друг другу и стояли бы в столь же враждебных отношениях, как это наблюдается в настоящее время».¹¹

Эти слова Ницше характеризуют его отношение к современной ему культуре, которую он назвал сократической, или александрийской.

Александрийская культура с ее ориентацией на науку, оказалась глубоко враждебной жизни, так как наука опирается на искусственный по своей природе, все умертвляющий и схематизирущий разум, противоестественный и чуждый инстинктивной по ее сути жизни.

 «  Весь современный нам мир бьётся в сетях александрийской культуры и признаёт за идеал вооружённого высшими силами познания, работающего на службе у науки теоретического человека, первообразом и родоначальником которого является Сократ. Все наши средства воспитания имеют своей основной целью этот идеал; всякий другой род существования принуждён сторонкой пробиваться, как дозволенная, но не имевшаяся в виду форма существования. Есть нечто почти ужасающее в том, что образованный человек долгое время допускался здесь лишь в форме учёного; даже нашим поэтическим искусствам суждено было развиться из учёных подражаний.»¹²

Разумность становится критерием истинности, а сама александрийская культура покоится на принципах оптимизм, «мнящего себя безграничным», на вере в познаваемость и логическую упорядоченность всех явлений. Дионисийское начало полностью подавлено и изгнано из сократической культуры.

Особенно много места в работе Ницше уделяет характеристике сократической тенденции. Главной ее чертой, оказавшей, как считает Ницше, крайне отрицательное влияние на греков, является дерзкая рассудочность. Под влиянием этой тенденции на смену старой несокрушимой марафонской крепости тела и духа пришло сомнительное просвещение "при постоянно растущем захирении телесных и душевных сил". Тот, кто сумел в одиночку сокрушить прекрасный греческий мир в лице Гомера, Эсхилла, Фидия, Перикла и Диониса, был человеком с чрезмерно развитой логической природой. Запущенное им огромное маховое колесо сократизма вращается, как считает Ницше, и по сей день, продолжая разлагать жизненные инстинкты, подчиняя искусство диалектической философии и лишая его прекрасного безумия художественного вдохновения. Сократ "изгнал музыку из трагедии" - таков приговор Ницше, который приводит здесь одно из древнегреческих преданий, согласно которому этот деспотический логик испытывал временами нечто вроде полуукора в отношении музыки (некогда в тюрьме ему явилось видение, повторявшее: "Сократ, займись музыкой!"). Ницше увидел в этом событии своего рода предостережение, первый симптом-сомнение относительно границ логической природы: может быть непонятное мне не есть тем самым непременно и нечто неосмысленное? Быть может существует область музыки, из которой логик изгнан? Быть может искусство - необходимый коррелят и дополнение науки?

Именно Сократ, по Ницше, утвердил неслыханный ранее тип теоретического человека, тайну которого и пытается разгадать автор "Рождения трагедии Он приводит слова Г.Э.Лессинга, который, по его мнению, и выдал эту тайну, сказав, что науку и человека науки "более занимает искание истины, нежели она сама". Так, в лице Сократа впервые появляется несокрушимая вера в то, что мышление способно проникнуть в глубочайшие бездны бытия и не только познать, но даже исправить последнее. Поэтому именно в Сократе Ницше увидел поворотную точку всемирной истории, которая пошла вслед за этим греком по пути теоретического и гносеологического оптимизма, сделав главным, если не единственным, предназначением человека стремление к познанию. Ницше считает, что, реализуя эту свою претензию на систематическую целостность и завершенность, наука, тем не менее, потерпит крушение. Он говорит о необходимости возрождения трагедии, трагического миропонимания и трагического типа человека, для которых главным является ориентация на искусство, а не науку. Этой довольно символической формулой - "возрождение трагедии" - философ обозначит отнюдь не только поэтическую задачу, но и по сути главную цель всей его жизни и философии, которую он затем разовьет в "Так говорил Заратустра" и ряде других работ. Речь шла о следующем: как, каким путем создать такую культуру, как совокупность традиций, правил и верований, чтобы, подчиняясь ей, человек мог облагородить свой внутренний мир, стремясь "воспитывать себя, воскрешать красоту, добродетель, сильные, благородные страсти". Он считает, что когда дух науки "дойдет до своих границ и его притязание на универсальное значение будет опровергнуто указанием на наличность этих границ, можно будет надеяться на возрождение трагедии".

Большое место в тексте работы уделяется характеристике философом ряда обнадеживающих моментов в рамках современной культуры, которые, на его взгляд, свидетельствуют о ростках пробуждающегося нового трагического миропонимания. Речь идет прежде всего о том, что современный человек уже начинает осознавать границы теоретического познания.

 Ницше убежден в том, что недалек тот час, когда наука попытается из "этого широкого пустынного моря знания пробиться к берегу". Более того, он пророчески предрекает те времена, когда европейское человечество в полной мере ощутит и пожнет плоды своего оптимизма.

Ницше предрекает движение европейской культуры к ее гибели, которая станет результатом ее прекрасных речей о достоинстве человека и труда и обещаний земного счастья для всех. Формулируемый им в связи с этим вывод звучит поистине ужасающе; он говорит, что сократическая "культура в своем триумфальном шествии одаряет только ничтожное меньшинство; для развития ее необходимо, чтобы массы оставались рабами". При этом он ссылается на греков, которые не стыдились считать труд унизительным, полагая невозможным, чтобы занятый добыванием хлеба стал когда-нибудь артистом. Отсюда и следующий вывод "Рождения музыки из духа трагедии": рабство необходимо для развития современной культуры. Однако сократическая культура, по мысли Ницше, отрицает в своем оптимистическом взгляде необходимость такого сословия: "нет ничего страшнее варварского сословия рабов, научившегося смотреть на свое будущее существование как на некоторую несправедливость и принимающего меры к тому, чтобы отомстить не только за себя, но и за все предшествовавшие поколения".

3.2. «Возвращение трагедии» как преодоление кризиса современной культуры

Тем не менее Ницше счел возможным выявить и обнадеживающие ростки пробуждающегося уже в условиях современной ему культуры нового трагического миропонимания. Прежде всего он обращается к немецкой философии, показывая, что наиболее "великие, широко одаренные натуры сумели ... уяснить и представить нам границы и условность познавания и тем решительно отвергнуть притязание науки на универсальное значение и универсальные цели..." Ницше говорит о гениальных победах Канта и Шопенгауэра над "скрыто лежащим в существе логики" современной культуры "оптимизмом", верившим в "познаваемость и разрешимость всех мировых загадок". Этим прозрением, как считает Ницше, и было положено начало трагической культуры, не опирающейся более целиком и полностью только на науку. Современная сократическая культура уже потрясена, говорит он; она уже догадывается в страхе о тех последствиях, к которым ведет, она потеряла наивное доверие в свои основы, она надломлена и уже не верит ни во что. Другого рода предзнаменование постепенного пробуждения дионисийского, трагедийного духа, становится, по Ницше, немецкая музыка, "...могучий солнечный бег от Баха к Бетховену и от Бетховена к Вагнеру". "...Среди всей нашей культуры именно она есть тот единственный непорочный, чистый и очистительный дух огня, из которого и в котором, как в учении великого Гераклита Эфесского, движутся все вещи, пробегая двойной круговой путь..." ¹²

Ницше возвещает о возрождении трагедии, полагая, что именно в момент, когда мы подвержены опасности, нужно хорошо знать, откуда она может явиться и куда она стремится. Его призыв уверовать в возрождение трагедии равносилен призыву к возрождению жизни - дионисийской, роскошной и радостной. Время сократического человека миновало, констатирует он: "имейте только мужество стать теперь трагическими людьми!" В трех завершающих главах "Рождения трагедии" Ницше предлагает своеобразный тест для проверки на сократичность, в котором роль основного критерия выполняет способность человека понимать миф. Ницше противопоставляет его в качестве так называемой новой истины традиционным истинам науки, считая, что хотя он и является заблуждением, это очень важное и значимое заблуждение, которое позволяет человеку выработать необходимую ему стратегию жизненного выживания. Современный человек, полагает он, потерял и трагедию и миф, что по сути одно и то же, отсюда необходимость возрождения немецкого мифа, который придаст здоровую, первобытную силу человечеству.

Ницше говорит о необходимости возрождения дионисийского начала и соединения его с аполлоническим для преодоления александрийской культуры, ведущей к гибели.

Заканчивается текст «Рождения трагедии» словами вымышленного грека, вызывающего дух бога Аполлона, и призывающего его преодолеть своей просветляющей силой дионисическое подполье мира, вернув тем самым гармонию двух начал - так, как это было у греков: "Последуй за мной к трагедии и принеси со мной вместе жертву в храме обоих божеств".

Ницше утверждает противоположность по сути и, одновременно с этим, равнозначность по важности аполлонического и дионисийского начал. Кризис современной культуры, названной Ницше александрийской и заключающейся в оптимистической вере в познаваемость и логичность мира, состоит в подавлении дионисийского начала, которое не исчезает бесследно, а копится под гнетом разумного и упорядоченного. Философ также отмечает, что проявление дионисийского в современном человеке гораздо страшнее и болезненнее, чем у грека.

Философ предчувствует «возрождение трагедии»,то есть возвращение дионисийского начало, которое свергнет сократическую культуру и позволит вернуться к культурной модели, которую Ницше считал идеальной –греческой. В ней аполлоническое и дионисийское начало взаимодействуют на равных основаниях, что дает жизнь и искусству (в частности, рассмотренной философом трагедии), и культуре в целом.
Примечания:
1)  Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки в пер. Г. А. Рачинского; "Мысль", Москва 1990

2)  Там же

3)  Там же

4)  Там же

5)  Там же

6)  Там же

7)  Шмаков В. Основы пневматологии. Теоретическая механика становления духа. Киев, 1994

8)  Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки в пер. Г. А. Рачинского; "Мысль", Москва 1990

9)  Гуревич П. С. Культурология. М.: Гардарики,2001

10)  Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки в пер. Г. А. Рачинского; "Мысль", Москва 1990

11) Там же

12) Там же

Список литературы:




1.  Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки в пер. Г. А. Рачинского; "Мысль", Москва 1990.

2. Пархоменко И.Т., Радугин А.А. Культурология в вопросах и ответах.- М.:Центр, 2001

3. Галеви Д. Жизнь Фридриха Ницше. Новосибирск. 1992.

4. Выжлецов П.Г. Предпосылки анализа книги "Рождение трагедии" Ф. Ницше.

http://www.nietzsche.ru

5. Гуревич П. С. Культурология. М.: Гардарики,2001

6. Спиркин А.Г. Философия. М.: Гардарики, 2002

7. Иванов В. Дионис и прадионисийство. СПб,1994

8. Шмаков В. Основы пневматологии. Теоритическая механика становления духа. Киев, 1994

9. Культура: Теории и проблемы. Учебное пособие /Т.Ф. Кузнецова и др. М., 1995.

10. А. Кутлунин, М. Малышев - Эстетизм как способ понимания жизни в философии Ницше, жур. "Философские науки" N 9 -- 1990 г.

11. Белый А. Ф. Ницше  Символизм как миропонимание. М.: Республика, 1994.

12. Ницше Ф. Генеалогия морали //  Ницше Ф.Соч.: В 2 т.,М.,1990

13. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. – М.: Политиздат, 1991

14. Делёз Ж. Ницше. СПб., 1997

15. Вячеслав Иванов «Ницше и Дионис»

www.nietzsche.ru