Человек есть тайна. Ее надо разгадать, и ежели будешь ее разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время, я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком.

Ф. М. Достоевский

Федор Михайлович Достоевский считал, что каждому человеку присуще творить. Пока он будет жить, он будет творить, выражать себя. И он жил в борьбе мнений и взглядов, в творении бессмертных произведений русской литературы. Всю свою жизнь он посвятил раскрытию главной темы своих исканий — темы Человека. Он открыл много неизведанного, показал человека во всевозможных столкновениях с жизнью.

Перед Достоевским всегда стояла проблема преодоления гордости как главного источника разобщения людей. Эту тему он пытается решить в каждом романе. Очень ярко она выражена в романах “Бесы”, “Братья Карамазовы” и “Преступление и наказание”.

Согласно христианскому миропониманию, верховное зло есть гордость. В чистом виде гордость обнаруживается на высшем уровне личности, обладающей значительною силой и богатыми дарами духа. Освобождение от этого зла — задача самая трудная, разрешаемая обыкновенно лишь после преодоления других видов зла. Отсюда становится ясным, почему в творчестве Достоевского так много внимания уделено различным проявлениям гордости и всевозможным искажениям жизни, производимым ею. Даже и поверхностный обзор его важнейших произведений убеждает в этом. Ставрогин, Раскольников, Иван Карамазов — все это лица, в характере и судьбе которых главную роль играет гордость. Рассмотрим этих героев, чтобы дать себе отчет в том, какие искажения вносит гордость в состояние личности.

Обдумывая образ Ставрогина, Достоевский писал в своих тетрадях: “Это просто тип из коренника, бессознательно беспокойный собственною типическою своею силою, совершенно непосредственною и не знающею, на чем основаться. Такие типы из коренника бывают часто — или Стеньки Разины, или Данилы Филипповичи, или доходят до всей хлыстовщины или скопчества. Это необычайная, для них самих тяжелая непосредственная сила, требующая и ищущая, на чем устояться и что взять в руководство, требующая до страдания спокою от бурь и немогущая пока не буревать до времени успокоения. Такие люди бросаются в чудовищные уклонения и эксперименты до тех пор, пока не установятся на такой сильной идее, которая вполне пропорциональна их непосредственной животной силе — идее, которая до того сильна, что может наконец организовать эту силу и успокоить ее до елейной истины.

Но Достоевского интересует не просто могучая сила, внимание его сосредоточено на силе личности, оторвавшейся от бога и людей вследствие безмерной гордости. Его герой, “великий грешник” —гордейший из всех гордецов и с величайшею надменностью относится к людям. В ранней молодости “он уверен, что будет величайшим из людей”. “Необычайная гордость мальчика делает то, что он не может ни жалеть, ни презирать людей”, среди которых он живет, будучи свидетелем их порочных и мучительных отношений друг к другу. Пройдя через разврат, через “подвиг и страдания злодейства”, герой Достоевского от гордости и от безмерной надменности к людям становится до всех кроток и милостив — именно потому, что уже безмерно выше всех.

У Достоевского образ гордеца-грешника распался на несколько разновидностей, осуществленных главным образом в личностях Ставрогина, Ивана Карамазова и Раскольникова.

Ставрогин — гордый человек, богато одаренный духовно, задавшийся целью развить в себе беспредельную силу, способную преодолеть всякое препятствие, и внешнее и внутреннее. Горделивое самопревознесение обособляет его от Бога и от всех людей. От Бога он удалился настолько, что отрицает Его бытие и признает себя атеистом.

Дары своего духа Ставрогин не воспитал, ни к чему он не приложил настойчивого труда и даже не научился правильно выражать свои мысли, оставшись “баричем, не совсем доучившимся русской грамоте, несмотря на свою европейскую образованность”. И неудивительно, утратив верховные ценности, Ставрогин не мог надолго увлечься ни одною из частичных ценностей настолько, чтобы серьезно поработать над нею.

Есть, впрочем, одна ценность, над которою потрудился и Ставрогин. Ни одно существо не может окончательно отказаться от стремления к абсолютной полноте жизни. Творить свою жизнь, наполняя ее богатым содержанием, — это значит также осуществлять красивую жизнь. Наиболее простая формальная слагаемая красоты, сила, естественно увлекает людей, не успевших еще вследствие молодости или вообще неспособных выработать возвышенное содержание жизни.

Беспредельную силу Ставрогин приобрел дорогою ценой. Свою жизнь он наполнял рискованными опытами, не склоняясь ни перед каким лицом и ни перед какими ценностями, не слушаясь никаких веяний долга, обычая, приличия. Когда он был гвардейским офицером и “закутил, рассказывали о какой-то дикой разнузданности его, о задавленных рысаками людях, о зверском поступке с одною дамою хорошего общества, с которою он был в связи, а потом оскорбил ее публично. Что-то даже слишком уж откровенно грязное было в этом деле. Прибавляли сверх того, что он какой-то бретер, привязывается и оскорбляет из удовольствия оскорбить”.

Но в конце концов Ставрогин признает, что он в самом деле не ладья, а “старая, дырявая дровяная барка”, годная лишь “на слом”. И он кончает с жизнью, повесившись, т.е. тем отвратительным способом, к которому прибегают люди, находящиеся в безысходном унынии.

Начав с титанизма, Ставрогин закончил свою жизнь беспросветным мраком; освобождения от него он мог достигнуть только путем смерти. Иван Карамазов был тоже человеком гордым, сильным и духовно одаренным, но гордость его глубоко отлична от ставрогинской, и весь ток его жизни иной.

О гордости Ивана Карамазова очень много упоминаний в романе по различным поводам. Она лежит в основе его стремления к независимости, его упорного систематического труда, обеспечивающего его материально и социально, выражается в его “недомолвках свысока”, в презрительном отношении к осуждаемым им людям (“один гад ест другую гадину”), в присвоенном себе праве судить того, кто не заслуживает жизни, в его идее титанически гордого человекобога.

Горделиво обособленному Ивану любовь к человеку дается с трудом и при столкновении с его гордостью быстро улетучивается. Умный старик Федор Павлович говорит, что “Иван никого не любит”. Алеша привлек было его к себе чистотою своего сердца, но как только брат коснулся раны в его душе, сказав “не ты убил отца”, он вспыхнул к нему жестокою ненавистью: “... я пророков эпилептиков не терплю, посланников божьих особенно, вы это слишком знаете. С сей минуты я с вами разрываю и, кажется, навсегда”.

Существенное отличие Ивана Карамазова от Ставрогина состоит в том, что он сердцем и умом стоит близко к Богу. Сознание абсолютных ценностей и долга следовать им в нем настолько обострено, что он не может подменять их ценностями относительными. Совесть мучительно казнит его за каждое, также и мысленное, вступление на путь зла, и постоянные колебания между верою в абсолютное добро Божие и отрицанием добра и Бога невыносимо тягостны для него. Он понял, что если Бога и бессмертия нет, то в строении мира нет основ для добра, тогда “все позволено”, даже антропофагия, и “эгоизм даже до злодейства” становится самым разумным способом поведения.

Ум Ивана не может решить, как совместить бытие Бога с существованием зла в мире, а совесть не может успокоиться на отрицательном решении вопроса. Он и остается на полпути между атеизмом и признанием бытия Бога. Но и тогда, когда он признает бытие Бога, он горделиво критикует строение мира и, как бы укоряя Бога за то, что в мире есть возмутительное зло, “почтительнейше” возвращает “Ему билет”, вступает на путь “бунта” против Бога.

Горделивый титанизм Ивана Карамазова обнаруживается и в его отношении к Церкви. В поэме “Великий инквизитор” он обрисовывает Иисуса Христа и Его учение как подлинно абсолютное добро, а Церковь — как учреждение, принижающее добро и человека.

Недоверие к Богу, к Церкви и к осуществимости абсолютного добра сочетается у Ивана с любовью к добру, к культуре, к природе и с могучею жаждой жизни. “Пусть я не верую в порядок вещей, но дороги мне клейкие, распускающиеся весной листочки, дорого голубое небо, дорог иной человек, которого иной раз, поверишь ли, не знаешь за что и любишь, дорог иной подвиг человеческий, в который давно уже, может быть, перестал и верить, а все-таки по старой памяти чтишь его сердцем”.

Титанический бунт Ивана Карамазова, горделиво возвращающего Богу билет за то, что Бог сотворил мир не так, как, по его мнению, следовало бы устроить его, соответствует тому титанизму, который был в XIX веке широко распространен в Европе и в умах наших связывается прежде всего с именем Байрона. В основе этого течения всегда лежит гордость, ослепляющая человека настолько, что он отвергает понятие греха, и отсюда необходимо вытекают все бедствия нашей жизни. “Страдание есть, виновных нет”, — думал Иван Карамазов и пришел к “бунту”.

К титаническому богоборчеству приводит гордость, но она руководствуется при этом в значительной мере благородными мотивами. В Иване Карамазове Достоевский показал именно то видоизменение гордости, в котором обнаруживаются высокий положительный источник этой страсти, сознание достоинства личности и абсолютной ценности ее. В тварном мире личность есть высшая ценность; жизнь, наполненная защитою и культивированием этой ценности, однако оторванная от такой же ценности других личностей, может содержать в себе проявления высокого благородства, но может иметь следствием и страшнейший вид зла — ненависть к Богу, которая ведет из области земного бытия в сатанинское царство. Искажение высших начал создает наихудшие виды зла. Испытание соблазнами гордости есть последняя ступень очищения сердца на пути к Царству Божию.

Главный герой романа “Преступление и наказание” — Родион Раскольников — бедный студент, разночинец. На первых нее страницах романа, мы знакомимся с условиями его жизни. Живет он в каморке-клетушке, шагов в шесть длиной, которая имеет самый жалкий вид, с пыльными желтенькими обоями, и до того низкая, что вот-вот стукнешься головой о потолок. Достоевский очень страстно рисует портрет героя: “Он был замечательно хорош собою с прекрасными темными глазами, темно-рус, ростом выше среднего, тонок и строен”. Внешний вид его свидетельствует о крайней бедности: “Он был до того худо одет, что иной, даже и привычный человек, посовестился бы днем выходить в таких лохмотьях на улицу”. Но он не обращает внимания на свои лохмотья, он безразличен к своему внешнему виду. Чем же это объясняется? Душевное состояние Раскольникова было таково, что он уже не смущался своим видом. Достоевский пишет: “... столько злобного презренья уже накопилось в душе молодого человека, что, несмотря на свою, иногда очень молодую, щекотливость, он менее всего совестился своих лохмотьев”. Достоевский делает еще одно замечание о Раскольникове: “... трудно было еще больше опуститься и обнеряшиться, но Раскольнико-ву это было даже приятно в его теперешнем состоянии духа. Он решительно ушел от всех, как черепаха в свою скорлупу... Так бывает у иных мономанов, слишком на чем-нибудь сосредоточившихся. Итак, Раскольников сосредоточился на какой-то идее, все же остальное отошло на задний план. Голодный, опустившийся, но полный презрения в душе, он задумал совершить какое-то дело, мысль о котором приводит его самого в состояние душевного разлада. Раскольников видит острые противоречия жизни в капиталистическом мире, он понимает, что жестокая сила, создающая в жизни тупики для бедняков и бездонное море страданий, — это деньги. Но как добыть деньги, чтобы бедняки были счастливы. Мучительное раздумье наталкивает Раскольникова на чудовищную мрачную идею — на убийство старухи процентщицы, с целью воспользоваться ее деньгами для улучшения своего положения и близких. Что же толкнуло его на это преступление? Несомненной причиной являются прежде всего социальные причины. Отчаянное положение Раскольникова, тупик, в котором он находится, будучи бедным студентом и живя на скудную поддержку матери, едва позволяют ему сводить концы с концами. Его мучила бедность близких, болезненно он ощущал безвыходность и унизительность своего положения, недоучившегося студента, мучался сознанием собственного бессилия облегчить свою судьбу и судьбу матери и сестры. Из письма матери он узнает, что сестра решила выйти замуж за Лужина с целью поддержать брата. Размышляя о судьбе матери и сестры, он невольно вспоминает слова Мармеладова: “... надобно, чтобы всякому человеку было куда пойти”. Письмо матери напоминает ему о жестокой необходимости действовать. В эту решающую минуту новое происшествие приводит его на грань катастрофы: Раскольников встречает девушку, преследуемую “жирным франтом”. Ему живо представляется ее неминуемая судьба, и снова он вспоминает сестру. Но есть и другие причины — они кроются в теории Раскольникова. После убийства Родион исповедуется Соне; он заявляет, что хотел узнать, вошь ли он или человек. Неслучайно проницательный Порфирий говорит Раскольникову, что “тут книжные мечты-с, тут теоретически раздраженное сердце”. Теория Раскольникова, который пожелал “Наполеоном сделаться”, могла возникнуть только в том обществе, в котором человек человеку волк и где живут по закону “либо всех грызи, либо сам лежи в грязи”, в обществе, где царят право и мораль угнетателей. В этой теории проявляется сущность морали буржуазного общества: насилие над человеком, произвол власти, решающая роль денег.