АРГО (англ. cant), термин, применяемый для обозначения совокупности языковых средств (главным образом, особых слов и идиоматических выражений), вырабатываемых членами определенных общественных групп для целей внутригрупповой, часто – тайной коммуникации. Тот факт, что арго предназначено для понимания только внутри некоторой ограниченной группы людей, отличает его, с одной стороны, от сленга, т.е. множества выражений, по существу предназначенных для широкого употребления, и, с другой стороны, от жаргона, который хотя и является специальным языком определенного сословия или профессии, однако не ограничен намеренно рамками той или иной специфической группы. Принимая во внимание эти терминологические различия, необходимо, однако, иметь в виду и то, что в повседневном словоупотреблении (и даже в научной практике) они проводятся не всегда последовательно, да к тому же несколько по-разному в разных национальных традициях. В частности, в русской традиции слово «жаргон» нередко используется расширительно, для обозначения не только собственно жаргона, но также арго и сленга (в последнем случае иногда говорят об «общем жаргоне» или «общем просторечии»).

Происхождение. Происхождение арго неясно и является предметом дискуссий. У всех европейских арго есть ряд общих черт; в частности, все средиземноморские арго содержат, среди других общих элементов, такие слова, как arto, lenza и bisto со значениями, соответственно, 'хлеб', 'вода' и 'священник'. Вопрос о том, какая гипотеза, моногенетическая или же полигенетическая, представляет более здравое объяснение для данного феномена, некоторое время оживленно дебатировался. Тезис о моногенезе арго отстаивал Джордж Борроу, тезис о полигенезе – Г.И.Асколи, точка зрения которого была принята, с некоторыми оговорками, почти всеми более поздними исследователями. Происхождение конкретных арготических слов часто не поддается выяснению во многом в силу того, что арготическая терминология изменяется с необыкновенной быстротой и может отражать достаточно случайные события – либо малоизвестные, либо ныне уже забытые.

Образование арготических выражений. В образовании арго принимают участие процессы, которые обычно связывают с языковыми изменениями вообще, однако особенно часто бывают задействованы инверсия, метатеза и использование суффиксов. Эти процессы сближают арго с таким важным языковым явлением, как табу. Как в арго, так и в табу имеет место намеренная попытка изменить форму слова с целью скрыть его значение либо от понимания его посторонними людьми (как в случае арго), либо от некоего сверхъестественного разума (как в случае табу). Так, с помощью изменения порядка слогов итальянское слово divsto 'быстрый; быстро' превращается в арготическое stodiv, а английское dark 'темный' в результате добавления суффикса превращается в darkmans.

Другой процесс, играющий важную роль в образовании арготической терминологии, – это использование случайных созвучий или рифм. Так, в английском арго выражение twist and twirl (дословно 'вращение и кручение') может заменять слово girl 'девушка', storm and strife (дословно 'шторм и ссора') может использоваться вместо wife 'жена', а lump o'lead (дословно 'кусок свинца') – вместо head 'голова'. В итальянском арго выражение mandare in Piccardia (дословно 'отправить в Пиккардию') означает то, что в обычном языке звучало бы как fare impiccare, т.е. 'вздернуть, казнить через повешение', а во французском арго aller а Rouen (дословно 'отправиться в Руан') используется вместо se ruiner 'обанкротиться'. Такие выражения, многие из которых имеют отчетливый привкус народной этимологии, существуют в любом разговорном языке; их особенно много в итальянском, где часто используются каламбуры и игра слов. Еще один процесс, участвующий в образовании арготического словаря, это замена личного местоимения каким-либо общеупотребительным существительным. Так, в итальянском арго мы обнаруживаем использование выражений manello и mamma (второе слово означает 'мама') в роли местоимения первого лица единственного числа, а tua madre 'твоя мать' – в качестве местоимения второго лица единственного числа. Другие подчас встречающиеся в языке явления, связанные с языковыми изменениями – такие, как антономазия (замена некоторого обозначения другим словом, указывающим на какое-либо свойство обозначаемого, например нечистый вместо черт и т.д.) и поэтическая метафора, – в арго обнаруживаются чаще, чем в других языковых сферах, что обусловлено эффективностью их использования при необходимости быстрой замены слов. Использование образов и описательных слов в арго зачастую бывает удивительно поэтичным, например, в таких английских образованиях, как ice 'лед' или sparklers 'блестки, блестящие штучки' в значении 'бриллианты', convict 'каторжник' в значении 'зебра', gazers 'наблюдатели, зеваки' в значении 'федеральные агенты', или, в итальянском арго, espina 'шип, колючка' в значении 'подозрение', secreto 'секрет' в значении 'кинжал', bruna 'брюнетка' в значении 'ночь' и perpetua 'вечная' в значении 'душа'.

Важной характеристикой современного американского арго является его краткость. Оно состоит почти исключительно из односложных слов – при том что когда-то в нем бытовали длинные неудобопроизносимые слова типа clapperdogeon, holwendods, jobbernoll, jockungage, nigmenog и т.п. Современное употребление broad 'девка' вместо woman 'женщина', law 'законник' или bull 'бык' вместо policeman 'полицейский', eye 'глаз' или dick 'половой член' вместо detective 'детектив, сыщик', clown 'клоун' вместо village constable 'деревенский констебль', poke 'карман, кошель' вместо poketbook 'записная книжка' отчетливо демонстрирует тенденцию к краткости и выразительности.

Арго в России. В России первые сведения о существовании особого языка «отверница», которым пользовались между собой бунтовавшие казаки под водительством Ивана Болотникова, оставил в своих записках голландец Исаак Масса, бывавший в России в 1601–1635; сообщает об отвернице и его современник англичанин Ричард Джеймс, но ничего, кроме названия этого арго, не известно. Наиболее ранняя фактическая информация о составе арготического словаря появляется в Истории славного вора, разбойника и бывшего московского сыщика Ваньки Каина, со всеми обстоятельствами, разными любимыми песнями и портретом, писанная им самим при Балтийском порте в 1764 году. Среди немногих примеров Ванька Каин приводит поговорку Когда мас на хаз, так и дульяс погас, давая вместо перевода лишь пояснение «никто не шевелись». Ключ к точному пониманию этой фразы можно получить в современных словарях воровского арго: мас 'я', хаза 'квартира, притон', дульяски 'спички'. Таким образом, с уверенностью можно говорить о существовании непрерывной арготической традиции уже с первой половины 18 в. Однако эта традиция не сводилась к уголовному арго. Существенно большее распространение имели условно-профессиональные арго корпоративных групп ремесленников, мелких торговцев и занимавшихся отхожими промыслами крестьян. Наиболее известны среди них офени Владимирской губернии. Офенство зародилось не позднее 15 в. и начало приходить в упадок лишь во второй половине 19 в. Первый основательный источник по офенскому языку (более сотни слов) содержится в изданном в 1787 по повелению Екатерины II словаре П.Палласа (Сравнительные словари всех языков и наречий, собранных десницею высочайшей особы), составители которого по ошибке приняли условный язык офеней за особое «суздальское наречие».

Часть офенских слов по форме совпадала с обычными русскими, но имела совершенно другое значение (тройка 'еда', костёр 'город'), другие создавались из русских морфем и имели довольно прозрачное значение (грызик 'зуб', светлуха 'огонь'), третьи были разнообразными переделками русских слов (здебесь 'здесь', ширман 'карман', куребро 'серебро', возонка 'воз'; по-видимому, и слово мас 'я' – это прочитанное наоборот сам). Заметное число офенских слов восходит к греческому (хирки 'руки', декан 'десять'), тюркским (бирять 'давать', сары 'деньги', яман 'плохо'), финно-угорским (сизим 'семь') языкам. Но большинство словарных единиц не поддаются этимологизации и, вероятно, созданы искусственно (псалуга 'рыба', совасьюха 'мышь', дермоха 'драка', колыга 'брага', клёво 'хорошо', здью 'два').

Искусственный характер офенского языка вскоре выяснился; оказалось, что аналогичные условные арго были в широком употреблении у различных ремесленников – портных, шерстобитов, шорников, богомазов, печников, стекольщиков, штукатуров, бондарей, коновалов и др., особенно у тех, кто занимался отхожими промыслами. Многие такие «языки» были территориально удалены от офенского центра (располагавшегося в Ковровском, Вязниковском и соседних уездах Владимирской губернии), носили иное название (матрайский, понатский, латынский, жгонский, сузьянский и др.), но в словарном отношении были с ним явно сходны. В течение 19 – начала 20 вв. по ним был собран значительный материал; одним из исследователей офенского «языка» был В.И.Даль. Собирались, впрочем, словники, а немногочисленные тексты носят несколько искусственный характер. Ср., например запись 1820: Мас зтил ёный , в костр Москв клёвая . На эзбтой скень юс. «Мне говорил один господин, что в столичном городе Москве строится чудесная церковь. На ее устроение делаются большие пожертвования».

Хотя экономические и социальные перемены последнего столетия должны были полностью подорвать основы существования тайных условно-профессиональных языков, к середине 20 в. они все еще сохранялись во Владимирской, Костромской, Горьковской, Пензенской, Брянской и в отдельных пунктах ряда других областей. В.Д.Бондалетову в 1950–1960-х годов удалось собрать десятки детальных словников этих «языков». Любопытно, что форма и значения лексических единиц мало изменились и понимание цитированной выше поговорки из мемуаров Ваньки Каина не вызвало бы никаких затруднений у некоторых наших современников: еще в 1960-е годы носители офенского арго с тем же значением и в неизменной форме использовали слова мас 'я', хаз 'дом', дульяс 'фонарь'. Потребность в арго утратилась, поскольку отходничество к этому времени не практиковалось в течение нескольких десятилетий, но в его бывших центрах многие слова закреплялись как показатели местной идентичности и средства экспрессивного выражения.

Русское уголовное арго (байковый язык, блатная музыка, феня) в своей первоначальной основе (наиболее ранние словники известны с середины 19 в.), вне всякого сомнения, восходит к офенскому языку; отсюда же скорее всего происходит и само слово феня. Но офенская лексика претерпевает здесь существенные изменения как в семантике, так и в форме. Лох 'мужик, крестьянин' меняет значение на 'доверчивый, недалекий человек; жертва преступления', поханя 'хозяин' становится паханом и означает 'опытный вор, главарь'. Исконное значение мастырить ('делать, изготовлять') сохраняется, но производное мастырка получает специфический смысл 'умышленная («самодельная») рана, увечье', 'поддельный (т.е. сделанный) документ или драгоценность' и т.п. Глагол кимать 'спать' в исконном виде не встречается в уголовных словарях с 1920-х годов, заменившись на кимарить; косать 'бить' и бусать 'пить', все еще существуют, но вытесняются формами кцать и бухть (именно в таком, собственно уголовном, а не офенском обличье эти слова проникают в общее просторечие).

Но основное отличие в словарном составе двух типов арго связано с тем, что предметные области, требующие в них специального обозначения, существенно различаются. Офенское арго обслуживало традиционный крестьянский быт, мелкую торговлю и различные промыслы, уголовное рассчитано на выражение специфики взаимоотношений в преступном мире, реалий мест заключения, тонкостей воровских специальностей: так, на смену единственному офенскому ширман 'карман' у ширмачей (карманников) приходят балка, верха, гужак, потолок, скула, шхера и десятки других названий разновидностей кармана. Новая лексика в основном строится на русском (в том числе диалектном) материале; в силу многонациональности преступного мира многочисленны и заимствования, в первую очередь из идиша и немецкого: фраер 'не имеющий отношения к преступному миру', вассер 'опасность', вара 'контрабанда', файный 'надежный', фарт 'удача', блат 'преступный мир', бан 'вокзал', шлепер 'вокзальный вор; шулер' и мн. др. Через идиш проникает древнееврейская лексика: ксива 'документ', хевра 'шайка', хипес 'специфический вид кражи или грабежа при помощи проститутки'. Продолжают появляться новые (по сравнению с унаследованными из офенского арго) тюркские заимствования: бабай 'ростовщик', майдан 'вокзал, поезд', чирик (первоначально 25 рублей, от татарского слова со значением 'четверть', позднее под влиянием слова червонец переосмыслено как 10 рублей), а также цыганские (лове, лавешки, лавьё 'деньги').

В советский период в уголовном жаргоне утверждается новая лексика из многих языков России и других республик (ср., например, не отмечавшиеся дореволюционными уголовными словарями тюркизмы амбал 'крупный, сильный, как правило, недалекий мужчина', шалман 'притон; низкопробное питейное заведение'); с развитием системы лагерей появляются отдельные заимствования из северных языков (в современных уголовных словарях фиксируются, например, слова вэр 'тайга', бира 'река' из коми вoр и эвенкийского бира с теми же значениями). С 1970-х годов в уголовном арго начинают утверждаться (через фарцовщиков, молодежный жаргон) заимствования из английского (мани 'деньги', шузы 'ботинки' и мн. др.), реже из других западных языков (ср. юксовый 'рубль' от финского yksi 'один'). Естественно, многие слова уходят из арго в силу утраты актуальности (ср. старинное есть миноги 'быть наказанным плетьми' или менее архаичное голубятник 'вор, крадущий просушиваемое белье'), но наиболее частая причина лексических изменений и синонимики в арго – потребность в поддержании экспрессии; ср. давно забытое фараон, оставшееся лишь в детском языке мильтон, устаревающее легавый, конкурирующие с дореволюционных времен мент и мусор (последнее первоначально в форме мосер, из древнееврейского).

Хотя арго часто называется языком, за пределами лексики оно практически не обладает собственными особенностями. О его лексических возможностях можно судить по сопоставлению следующих текстов. Первый – отрывок из бытового описания жизни заключенного.

После живодерни мантулю в дымогарке на угольке. Моего напарника, мужика-кирюху, трюманули за махаловку и оборотку совком по бестолковке одному животному с блудой, он у него из шаронки царапнул антрацит.

«После больницы работаю в кочегарке. Моего напарника, заключенного не принадлежащего к воровскому миру, посадили за драку в карцер. Он двинул совковой лопатой по голове мошеннику (тот был с ножом), который украл из его куртки хлеб».

К описанию такой вполне обычной для преступного мира ситуации арго хорошо приспособлено, и без специальных знаний точный смысл текста понять сложно. Другой текст представляет собой пример использования арго в нехарактерном для него стиле, это отрывок из шуточной Истории отпадения Нидерландов от Испании, написанной профессиональным историком Л.Н.Гумилевым, который в силу биографических особенностей свободно владел уголовным арго.

Работяга Вильгельм Оранский поднял в стране шухер. Его поддержали гезы. Мадридская малина послала своим наместником герцога Альбу. Альба был тот герцуг! Когда он прихлял в Нидерланды, голландцам пришла хана. Альба распатронил Лейден, главный голландский шалман. Остатки гезов кантовались в море, а Вильгельм Оранский припух в своей зоне. Альба был правильный полководец. Солдаты его гужевались от пуза, в обозе шло тридцать тысяч шалашовок. Но Альба вскоре даже своим переел плешь. Все знали, что герцуг в законе и лапу не берет. Но кто-то стукнул в Мадрид, что он скурвился и закосил казенную монету. Альбу замели в кортесы на общие работы, а вместо него нарисовались Александр Фарнезе и Маргарита Пармская, рядовые придурки испанской короны.

Понимание этого текста не вызывает особых затруднений у рядового носителя русского языка, в частности потому, что большинство из попавших в него арготизмов глубоко внедрились в современную разговорную речь.

До революции арго развивалось совершенно независимо от разговорного языка не связанной с преступным миром части общества; в художественной литературе арготическая и другая жаргонная лексика употреблялась почти исключительно для речевой характеристики отдельных персонажей. В 1920-е годы в связи с резким повышением социальной мобильности населения языковая норма дестабилизируется, повседневный язык пронизывается словами уголовного происхождения, часть их прочно закрепляется в разговорном стиле и скоро их происхождение перестает осознаваться: барахло, по блату, липовый (в значении 'ненастоящий') и др. Жаргонизируются многие жанры письменной речи, включая и авторский текст ряда писателей. Язык детей и молодежи находится под сильным воздействием языка беспризорников; подростки до такой степени утрачивают (точнее, не приобретают) способности оценивать социолингвистический статус используемой ими лексики, что в школьных сочинениях появляются фразы типа Жили-были две шмары: Татьяна и Ольга (В.Тонков ссылается на цитату в «Учительской газете» за 1926). С 1930-е годы в связи с усилением официального контроля за письменными текстами они становятся более нормативными, но устная речь, в первую очередь молодежный, армейский и др. профессиональные жаргоны, благодаря постоянным массовым контактам представителей всех слоев общества с пенитенциарной системой, находится под заметным воздействием арго. Арготическая лексика широко используется в неподцензурной художественной литературе (ср. у И.Бродского: Челюсть с фиксой золотою блещет вечной мерзлотою; В этих шкарах ты как янки; Это я верный закон накнокал). С отменой цензуры существенно арготизируется язык всех видов письменных текстов, средств массовой информации и публичных выступлений. Один политик характеризует своего вполне интеллигентного оппонента фразой Пахан никогда не будет бороться со своей малиной (Зюганов о Чубайсе), другой предлагает обществу жить по законам, а не по понятиям. Таким образом, в повседневную языковую практику широких слоев населения арготизмы проникают уже не только «снизу», но и «сверху» – из литературы, из языка политиков и журналистов.

Заимствования из арго могут заметно менять значения, например, опустить (в арго – 'придать максимально низкий социальный статус путем гомосексуального насилия') в речи современных журналистов и политиков означает 'поставить на место, унизить'; гопник (первоначальный, с 19 в., смысл в арго – 'оборванец', затем также 'грабитель') в современном молодежном жаргоне приобретает в качестве основного значение 'малокультурный агрессивный подросток; «качок»; «любер», а также 'любитель «попсы», низкопробной, с точки зрения говорящего, музыки'. При перенесении уголовной фразеологии в разговорный или жаргонизированый вариант общего языка часто утрачивается внутренняя форма, ср. дать в/на лапу 'дать взятку' (из уголовн. дать лапу, где само слово лапа имеет значение 'взятка'); без балды 'всерьез, без обмана' (из без булды, где булда, ранее бульда, имеет значение 'педерастия'); голый Вася 'пусто, безнадежно' (из голый вассер, значение то же).

Имеется устоявшееся мнение, что основной и чуть ли не единственной причиной возникновения и существования уголовного арго является потребность в утаивании содержания разговора. Однако «секретность» уголовного арго весьма относительна; те, кто борется с преступностью, как правило, владеют этим языком вполне хорошо, а идея тайно договариваться на арго в присутствии предполагаемой жертвы преступления выглядит вообще как-то странно. Для этой цели в рамках конкретных преступных сообществ создаются разовые коды с использованием только обычных слова, которым придаются особые тайные значения, причем так, чтобы для постороннего слушателя речь не казалась странной и имела бы свой обычный смысл, складывающийся из нормативных лексических значений.

«Скрытность» же языка уголовников чаще нарочитая, показная, рассчитанная в первую очередь на удовлетворение групповой идентичности, противопоставления «своих» и «не своих». В арго существует множество слов, которые в силу незначительного отличия от нормативных никак не могут претендовать на секретность (ср. больничка 'больница, любое медицинское учреждение', поджениться 'завести сожительницу'); в других случаях внешне не отличимые от нормативных единицы имеют в арго лишь нерелевантные для рядового носителя языка отличия в семантике. Не случайно в арго слово люди обозначает лишь тех, кто соблюдает воровской закон; если, входя в камеру, вор (не любое 'лицо, совершившее кражу', как в нормативном языке, а тот, кто имеет признаваемый в уголовном мире ранг вора в законе) спрашивает: «Люди есть?», он имеет в виду принадлежащих к уголовному миру. Еще одна причина существования арго – потребность в удовлетворении экспрессии; в связи с этим многие словарные единицы заменяются в арго относительно часто, другие, эмоционально менее окрашенные, остаются неизменными на протяжении столетий.

Д.С.Лихачев, имевший возможность детально ознакомиться с реальным функционированием арго в местах заключения, указывает на еще одну важную причину возникновения и существования арго: особенностью воровского мышления является наличие «элементов магического отношения к миру», первобытно-магическое восприятие сказывается и на отношении к языку: «неудачно, не вовремя сказанное слово может навлечь несчастье, провалить начатое дело». В связи с этим в преступном мире обычные слова заменяются арготическими, а также существует ряд табуированных тем, о которых не принято говорить даже на арго. В этом отношении уголовное арго напоминает жаргонную и профессиональную речь охотников, военных и лиц других связанных с риском профессий.

Особый вид тайных языков составляют те, которые функционируют в школьных и уличных детских коллективах в возрасте 10–13 лет. В этом случае задача сокрытия смысла от непосвященных, в первую очередь от взрослых, выходит на первый план, причем средства этих языков оказываются иными, чем у настоящих арго. Чаще всего они основаны на вставке в обычный текст каких-то незначимых элементов. В простейшем случае перед или после каждого слога вставляется стандартный слог (Пи ты пи ду-пи рак) или последовательно один из нескольких слогов, например ва-ха-ра, ва-ха-ра (Вова- даха гора- рява- чаха- яра); вставки могут делаться внутрь слога, быть двусложными, гласные во вставке могут повторять гласные искажаемого слога (Офоро н нефере пофоро -нифири -мафара -еферет) и т.п. Отмечались и другие способы искажений обычного языка, например, перемещение слогов или других частей слова в пределах одного слова или между словами в предложении (Ся-ва, ди-прихо мне-ко; Ре-жиком за-ножу, дешь-бу дры-гами но-гать). Вставки и перемещения частей слова могут совмещаться (Ша -й-да-цы ши -лку-ви-цы и шо -жик-но-цы «Дай вилку и ножик»).

Широкое распространение получил т.н. «тарабарский язык», в котором гласные (и Й) оставались неизменными, а 20 согласных были разделены на две группы – от Б до Н в алфавитном порядке и от Щ до П в порядке, обратном алфавитному, получившиеся пары (б/щ, в/ш, г/ч... н/п) подвергались взаимной замене: летмекпый яфыт вместо секретный язык. Первоначально он, вероятно, возник в бурсацкой среде, но его существование неоднократно отмечалось в детских коллективах, а в одном случае (село Широкоисс Пензенской обл.) по этому принципу строилось около половины единиц местного арго отходников.

История и распространение. Арго имеется у всех европейских народов. В рукописи 13 в. Donat proensal приводится слово gergons с пометой 'vulgare trutannorum'. В Италии арго называется furbesco (от furbo 'тайный, хитрый'), во Франции – argot, в Испании – calу, в Португалии – calo, в Германии – Rotwelsch, в Румынии – limba critilor (т.е. 'язык воров'). Кроме того, существует множество областных и диалектальных арго, как, например, распространенное в Альпийском регионе арго montmorin.

Самый древний текст на европейском арго содержится в двух неопубликованных рукописных сонетах, которыми обменялись не позднее 1460 Джованни Франческо Соарди и гуманист Феличе Феличиано. Сонет Феличиано начинается со строчки на хорошем итальянском языке Non pu quanto bisogna alto volare, однако далее в нем встречается несколько слов на calmone – северноитальянском арго, очень близком по типу к венецианскому, в частности, в значении 'душа' употреблено слово pelosa, а в значении 'говорить' – слово verbare. Это самая старая по времени запись тосканского арго. Что касается венецианского арго, гораздо более распространенного и значимого, чем тосканское, то оно известно благодаря canzoniere ('сборнику песен'), принадлежащему Андреа Микьели по прозванию Страццола (ум. в 1510).

Французское арго получило известность в 15 в. благодаря балладам поэта Франсуа Вийона. Некоторые из них так нашпигованы арготическими словечками, что во многих местах их невозможно понять. Первые письменные свидетельства испанского арго germana зафиксированы в сборнике Romances de germana Хуана Идальго (1609). Первое упоминание о немецком арго, Rotwelsch, или Rotwlsch, относится к 13 в., однако первые словари – плод работы Герольда Эслибаха – датируются 1490, а Liber vagatorum (Книга бродяг) была впервые напечатана на верхненемецком диалекте (а затем и на нижненемецком и нижнерейнском) в 1510. Rotwelsch – это по большей части искаженный немецкий язык со множеством еврейских и итальянских вкраплений; такие образования, как bregan (от divgare 'просить') и barlen (от parlare 'говорить') сравнимы с kapieren (от capire 'понимать') – словечком из немецкого студенческого жаргона середины 20 в.

Первые письменные свидетельства об английском арго содержатся в книге R.Copland The Hye Waye to the Spyttel House (Столбовая дорога к Ругательному Дому, 1517). Другие ранние примеры находим в книгах: John Awdelay Fraternitye of Vacabondes (Братство бродяг, 1-е издание 1561), Thomas Harman Caveat for Commen Cursetours (Предостережение о распространенных ругательных оборотах, 1567), Groundwork of Connycatching (Основы жульничества, 1592) анонимного автора и в ряде других источников.

Арго в США. В США арго вырабатывалось различными общественными группами, испытывавшими потребность или желание иметь свою собственную лексику, которая была бы непонятна для других людей.

До Гражданской войны в США бытовало уголовное арго, корнями уходившее в британское арго. В результате реформирования полицейской системы Лондона, проведенного в 1829 сэром Робертом Пилем, из Лондона было изгнано много преступников, часть из которых нашла прибежище в США. В 1850-х годах многие из них обосновались в Калифорнии, где до сих пор распространено их арго. Однако в период Гражданской войны стало возникать специфически американское уголовное арго, которое с 1870 начало превалировать над не столь многообразным и выразительным английским арго. Сухой закон 1920-х годов принес с собой великое процветание бутлегеров (подпольных торговцев контрабандными спиртными напитками) и гангстеров, которые даже обрели определенный престиж, а массовое производство гангстерских фильмов послужило широкой и, наверное, чрезмерной пропаганде по всему миру уголовного арго этой преступной среды.

Подобно английскому и в отличие от других европейских арго, американское носит в целом сугубо национальный характер, однако есть и исключения: в него проникли, в основном через Нью-Йорк, несколько слов из немецкого языка (например, spiel, fin, gelt) и из языка идиш (например, ganov, kibitzer). Конечно, это арго неоднородно; особенно заметны различия между арго восточных и западных штатов. Так, например, фальшивомонетчик на тихоокеанском побережье может быть назван scratcher, а на атлантическом – paperhanger; ювелирный магазин на востоке страны может быть назван slum-joint, а на западе – icehouse.

Время от времени в ответ на специфические обстоятельства возникают особые разновидности уголовного арго. Нелегальные торговцы наркотиками, начало деятельности которых относится к 1915, называли поставлявших наркотики врачей ice-tong doctors, наркоманов – junkers, а агентов ФБР – whiskers или gazers. Могущественные рэкетиры эпохи «сухого закона» ввели в употребление выражения big shot '«шишка», «большой» человек', triggerman 'наемный убийца', hideout 'убежище', heat 'полиция', to take for a ride 'обмануть или прикончить кого-л.', to put on the spot' «уложить на месте», укокошить кого-л.' и многие другие, которые ныне перешли в сленг или даже в разговорный американский язык.

В тюрьмах бытует особое тюремное арго, в котором punk обозначает 'хлеб', sand – 'сахар', bit – 'судебный приговор', big house – 'тюрьма', college – 'исправительная колония', to burn или to fry – '«поджарить», казнить на электрическом стуле' или 'быть казненным на электрическом стуле'.

Арго американских бродяг и так называемых хобо – сезонных или просто странствующих рабочих, отражая кочевой образ жизни этих людей, близок жаргону железнодорожников. Так, hog обозначает 'локомотив', con – 'кондуктор', snoozer – 'пассажир (пульмановского) спального вагона', cushion – 'пассажирский вагон'. Что до других занятных новообразований, то у бродяги вместо имени имеется moniker 'кличка', а нанимаемый им мальчик на побегушках называется lamb 'ягненок', guntzel 'олух' или purshun.

Свое арго имеется и у циркачей, разъездных эстрадных артистов и комиков, причем когда-то (теперь в меньшей степени, чем прежде) оно было близко бродяжьему арго. В нем white-faces обозначает 'клоуны', trainer – 'укротитель', bulls – 'слоны', convicts – 'зебры', humps – 'верблюды'. Люди театра также говорят на особом языке, и в книге H.L.Mencken The American Language воспроизведен длинный диалог, услышанный автором на Бродвее и практически непонятный любому, кто непричастен к шоу-бизнесу. Впрочем, в шоу-бизнесе в целом граница между арго и жаргоном слишком расплывчата, чтобы ее можно было точно обозначить.

Арго в России. В России первые сведения о существовании особого языка «отверница», которым пользовались между собой бунтовавшие казаки под водительством Ивана Болотникова, оставил в своих записках голландец Исаак Масса, бывавший в России в 1601–1635; сообщает об отвернице и его современник англичанин Ричард Джеймс, но ничего, кроме названия этого арго, не известно. Наиболее ранняя фактическая информация о составе арготического словаря появляется в Истории славного вора, разбойника и бывшего московского сыщика Ваньки Каина, со всеми обстоятельствами, разными любимыми песнями и портретом, писанная им самим при Балтийском порте в 1764 году. Среди немногих примеров Ванька Каин приводит поговорку Когда мас на хаз, так и дульяс погас, давая вместо перевода лишь пояснение «никто не шевелись». Ключ к точному пониманию этой фразы можно получить в современных словарях воровского арго: мас 'я', хаза 'квартира, притон', дульяски 'спички'. Таким образом, с уверенностью можно говорить о существовании непрерывной арготической традиции уже с первой половины 18 в. Однако эта традиция не сводилась к уголовному арго. Существенно большее распространение имели условно-профессиональные арго корпоративных групп ремесленников, мелких торговцев и занимавшихся отхожими промыслами крестьян. Наиболее известны среди них офени Владимирской губернии. Офенство зародилось не позднее 15 в. и начало приходить в упадок лишь во второй половине 19 в. Первый основательный источник по офенскому языку (более сотни слов) содержится в изданном в 1787 по повелению Екатерины II словаре П.Палласа (Сравнительные словари всех языков и наречий, собранных десницею высочайшей особы), составители которого по ошибке приняли условный язык офеней за особое «суздальское наречие».

Часть офенских слов по форме совпадала с обычными русскими, но имела совершенно другое значение (тройка 'еда', костёр 'город'), другие создавались из русских морфем и имели довольно прозрачное значение (грызик 'зуб', светлуха 'огонь'), третьи были разнообразными переделками русских слов (здебесь 'здесь', ширман 'карман', куребро 'серебро', возонка 'воз'; по-видимому, и слово мас 'я' – это прочитанное наоборот сам). Заметное число офенских слов восходит к греческому (хирки 'руки', декан 'десять'), тюркским (бирять 'давать', сары 'деньги', яман 'плохо'), финно-угорским (сизим 'семь') языкам. Но большинство словарных единиц не поддаются этимологизации и, вероятно, созданы искусственно (псалуга 'рыба', совасьюха 'мышь', дермоха 'драка', колыга 'брага', клёво 'хорошо', здью 'два').

Искусственный характер офенского языка вскоре выяснился; оказалось, что аналогичные условные арго были в широком употреблении у различных ремесленников – портных, шерстобитов, шорников, богомазов, печников, стекольщиков, штукатуров, бондарей, коновалов и др., особенно у тех, кто занимался отхожими промыслами. Многие такие «языки» были территориально удалены от офенского центра (располагавшегося в Ковровском, Вязниковском и соседних уездах Владимирской губернии), носили иное название (матрайский, понатский, латынский, жгонский, сузьянский и др.), но в словарном отношении были с ним явно сходны. В течение 19 – начала 20 вв. по ним был собран значительный материал; одним из исследователей офенского «языка» был В.И.Даль. Собирались, впрочем, словники, а немногочисленные тексты носят несколько искусственный характер. Ср., например запись 1820: Мас зтил ёный , в костр Москв клёвая . На эзбтой скень юс. «Мне говорил один господин, что в столичном городе Москве строится чудесная церковь. На ее устроение делаются большие пожертвования».

Хотя экономические и социальные перемены последнего столетия должны были полностью подорвать основы существования тайных условно-профессиональных языков, к середине 20 в. они все еще сохранялись во Владимирской, Костромской, Горьковской, Пензенской, Брянской и в отдельных пунктах ряда других областей. В.Д.Бондалетову в 1950–1960-х годов удалось собрать десятки детальных словников этих «языков». Любопытно, что форма и значения лексических единиц мало изменились и понимание цитированной выше поговорки из мемуаров Ваньки Каина не вызвало бы никаких затруднений у некоторых наших современников: еще в 1960-е годы носители офенского арго с тем же значением и в неизменной форме использовали слова мас 'я', хаз 'дом', дульяс 'фонарь'. Потребность в арго утратилась, поскольку отходничество к этому времени не практиковалось в течение нескольких десятилетий, но в его бывших центрах многие слова закреплялись как показатели местной идентичности и средства экспрессивного выражения.

Русское уголовное арго (байковый язык, блатная музыка, феня) в своей первоначальной основе (наиболее ранние словники известны с середины 19 в.), вне всякого сомнения, восходит к офенскому языку; отсюда же скорее всего происходит и само слово феня. Но офенская лексика претерпевает здесь существенные изменения как в семантике, так и в форме. Лох 'мужик, крестьянин' меняет значение на 'доверчивый, недалекий человек; жертва преступления', поханя 'хозяин' становится паханом и означает 'опытный вор, главарь'. Исконное значение мастырить ('делать, изготовлять') сохраняется, но производное мастырка получает специфический смысл 'умышленная («самодельная») рана, увечье', 'поддельный (т.е. сделанный) документ или драгоценность' и т.п. Глагол кимать 'спать' в исконном виде не встречается в уголовных словарях с 1920-х годов, заменившись на кимарить; косать 'бить' и бусать 'пить', все еще существуют, но вытесняются формами кцать и бухть (именно в таком, собственно уголовном, а не офенском обличье эти слова проникают в общее просторечие).

Но основное отличие в словарном составе двух типов арго связано с тем, что предметные области, требующие в них специального обозначения, существенно различаются. Офенское арго обслуживало традиционный крестьянский быт, мелкую торговлю и различные промыслы, уголовное рассчитано на выражение специфики взаимоотношений в преступном мире, реалий мест заключения, тонкостей воровских специальностей: так, на смену единственному офенскому ширман 'карман' у ширмачей (карманников) приходят балка, верха, гужак, потолок, скула, шхера и десятки других названий разновидностей кармана. Новая лексика в основном строится на русском (в том числе диалектном) материале; в силу многонациональности преступного мира многочисленны и заимствования, в первую очередь из идиша и немецкого: фраер 'не имеющий отношения к преступному миру', вассер 'опасность', вара 'контрабанда', файный 'надежный', фарт 'удача', блат 'преступный мир', бан 'вокзал', шлепер 'вокзальный вор; шулер' и мн. др. Через идиш проникает древнееврейская лексика: ксива 'документ', хевра 'шайка', хипес 'специфический вид кражи или грабежа при помощи проститутки'. Продолжают появляться новые (по сравнению с унаследованными из офенского арго) тюркские заимствования: бабай 'ростовщик', майдан 'вокзал, поезд', чирик (первоначально 25 рублей, от татарского слова со значением 'четверть', позднее под влиянием слова червонец переосмыслено как 10 рублей), а также цыганские (лове, лавешки, лавьё 'деньги').

В советский период в уголовном жаргоне утверждается новая лексика из многих языков России и других республик (ср., например, не отмечавшиеся дореволюционными уголовными словарями тюркизмы амбал 'крупный, сильный, как правило, недалекий мужчина', шалман 'притон; низкопробное питейное заведение'); с развитием системы лагерей появляются отдельные заимствования из северных языков (в современных уголовных словарях фиксируются, например, слова вэр 'тайга', бира 'река' из коми вoр и эвенкийского бира с теми же значениями). С 1970-х годов в уголовном арго начинают утверждаться (через фарцовщиков, молодежный жаргон) заимствования из английского (мани 'деньги', шузы 'ботинки' и мн. др.), реже из других западных языков (ср. юксовый 'рубль' от финского yksi 'один'). Естественно, многие слова уходят из арго в силу утраты актуальности (ср. старинное есть миноги 'быть наказанным плетьми' или менее архаичное голубятник 'вор, крадущий просушиваемое белье'), но наиболее частая причина лексических изменений и синонимики в арго – потребность в поддержании экспрессии; ср. давно забытое фараон, оставшееся лишь в детском языке мильтон, устаревающее легавый, конкурирующие с дореволюционных времен мент и мусор (последнее первоначально в форме мосер, из древнееврейского).

Хотя арго часто называется языком, за пределами лексики оно практически не обладает собственными особенностями. О его лексических возможностях можно судить по сопоставлению следующих текстов. Первый – отрывок из бытового описания жизни заключенного.

После живодерни мантулю в дымогарке на угольке. Моего напарника, мужика-кирюху, трюманули за махаловку и оборотку совком по бестолковке одному животному с блудой, он у него из шаронки царапнул антрацит.

«После больницы работаю в кочегарке. Моего напарника, заключенного не принадлежащего к воровскому миру, посадили за драку в карцер. Он двинул совковой лопатой по голове мошеннику (тот был с ножом), который украл из его куртки хлеб».

К описанию такой вполне обычной для преступного мира ситуации арго хорошо приспособлено, и без специальных знаний точный смысл текста понять сложно. Другой текст представляет собой пример использования арго в нехарактерном для него стиле, это отрывок из шуточной Истории отпадения Нидерландов от Испании, написанной профессиональным историком Л.Н.Гумилевым, который в силу биографических особенностей свободно владел уголовным арго.

Работяга Вильгельм Оранский поднял в стране шухер. Его поддержали гезы. Мадридская малина послала своим наместником герцога Альбу. Альба был тот герцуг! Когда он прихлял в Нидерланды, голландцам пришла хана. Альба распатронил Лейден, главный голландский шалман. Остатки гезов кантовались в море, а Вильгельм Оранский припух в своей зоне. Альба был правильный полководец. Солдаты его гужевались от пуза, в обозе шло тридцать тысяч шалашовок. Но Альба вскоре даже своим переел плешь. Все знали, что герцуг в законе и лапу не берет. Но кто-то стукнул в Мадрид, что он скурвился и закосил казенную монету. Альбу замели в кортесы на общие работы, а вместо него нарисовались Александр Фарнезе и Маргарита Пармская, рядовые придурки испанской короны.

Понимание этого текста не вызывает особых затруднений у рядового носителя русского языка, в частности потому, что большинство из попавших в него арготизмов глубоко внедрились в современную разговорную речь.

До революции арго развивалось совершенно независимо от разговорного языка не связанной с преступным миром части общества; в художественной литературе арготическая и другая жаргонная лексика употреблялась почти исключительно для речевой характеристики отдельных персонажей. В 1920-е годы в связи с резким повышением социальной мобильности населения языковая норма дестабилизируется, повседневный язык пронизывается словами уголовного происхождения, часть их прочно закрепляется в разговорном стиле и скоро их происхождение перестает осознаваться: барахло, по блату, липовый (в значении 'ненастоящий') и др. Жаргонизируются многие жанры письменной речи, включая и авторский текст ряда писателей. Язык детей и молодежи находится под сильным воздействием языка беспризорников; подростки до такой степени утрачивают (точнее, не приобретают) способности оценивать социолингвистический статус используемой ими лексики, что в школьных сочинениях появляются фразы типа Жили-были две шмары: Татьяна и Ольга (В.Тонков ссылается на цитату в «Учительской газете» за 1926). С 1930-е годы в связи с усилением официального контроля за письменными текстами они становятся более нормативными, но устная речь, в первую очередь молодежный, армейский и др. профессиональные жаргоны, благодаря постоянным массовым контактам представителей всех слоев общества с пенитенциарной системой, находится под заметным воздействием арго. Арготическая лексика широко используется в неподцензурной художественной литературе (ср. у И.Бродского: Челюсть с фиксой золотою блещет вечной мерзлотою; В этих шкарах ты как янки; Это я верный закон накнокал). С отменой цензуры существенно арготизируется язык всех видов письменных текстов, средств массовой информации и публичных выступлений. Один политик характеризует своего вполне интеллигентного оппонента фразой Пахан никогда не будет бороться со своей малиной (Зюганов о Чубайсе), другой предлагает обществу жить по законам, а не по понятиям. Таким образом, в повседневную языковую практику широких слоев населения арготизмы проникают уже не только «снизу», но и «сверху» – из литературы, из языка политиков и журналистов.

Заимствования из арго могут заметно менять значения, например, опустить (в арго – 'придать максимально низкий социальный статус путем гомосексуального насилия') в речи современных журналистов и политиков означает 'поставить на место, унизить'; гопник (первоначальный, с 19 в., смысл в арго – 'оборванец', затем также 'грабитель') в современном молодежном жаргоне приобретает в качестве основного значение 'малокультурный агрессивный подросток; «качок»; «любер», а также 'любитель «попсы», низкопробной, с точки зрения говорящего, музыки'. При перенесении уголовной фразеологии в разговорный или жаргонизированый вариант общего языка часто утрачивается внутренняя форма, ср. дать в/на лапу 'дать взятку' (из уголовн. дать лапу, где само слово лапа имеет значение 'взятка'); без балды 'всерьез, без обмана' (из без булды, где булда, ранее бульда, имеет значение 'педерастия'); голый Вася 'пусто, безнадежно' (из голый вассер, значение то же).

Имеется устоявшееся мнение, что основной и чуть ли не единственной причиной возникновения и существования уголовного арго является потребность в утаивании содержания разговора. Однако «секретность» уголовного арго весьма относительна; те, кто борется с преступностью, как правило, владеют этим языком вполне хорошо, а идея тайно договариваться на арго в присутствии предполагаемой жертвы преступления выглядит вообще как-то странно. Для этой цели в рамках конкретных преступных сообществ создаются разовые коды с использованием только обычных слова, которым придаются особые тайные значения, причем так, чтобы для постороннего слушателя речь не казалась странной и имела бы свой обычный смысл, складывающийся из нормативных лексических значений.

«Скрытность» же языка уголовников чаще нарочитая, показная, рассчитанная в первую очередь на удовлетворение групповой идентичности, противопоставления «своих» и «не своих». В арго существует множество слов, которые в силу незначительного отличия от нормативных никак не могут претендовать на секретность (ср. больничка 'больница, любое медицинское учреждение', поджениться 'завести сожительницу'); в других случаях внешне не отличимые от нормативных единицы имеют в арго лишь нерелевантные для рядового носителя языка отличия в семантике. Не случайно в арго слово люди обозначает лишь тех, кто соблюдает воровской закон; если, входя в камеру, вор (не любое 'лицо, совершившее кражу', как в нормативном языке, а тот, кто имеет признаваемый в уголовном мире ранг вора в законе) спрашивает: «Люди есть?», он имеет в виду принадлежащих к уголовному миру. Еще одна причина существования арго – потребность в удовлетворении экспрессии; в связи с этим многие словарные единицы заменяются в арго относительно часто, другие, эмоционально менее окрашенные, остаются неизменными на протяжении столетий.

Д.С.Лихачев, имевший возможность детально ознакомиться с реальным функционированием арго в местах заключения, указывает на еще одну важную причину возникновения и существования арго: особенностью воровского мышления является наличие «элементов магического отношения к миру», первобытно-магическое восприятие сказывается и на отношении к языку: «неудачно, не вовремя сказанное слово может навлечь несчастье, провалить начатое дело». В связи с этим в преступном мире обычные слова заменяются арготическими, а также существует ряд табуированных тем, о которых не принято говорить даже на арго. В этом отношении уголовное арго напоминает жаргонную и профессиональную речь охотников, военных и лиц других связанных с риском профессий.

Особый вид тайных языков составляют те, которые функционируют в школьных и уличных детских коллективах в возрасте 10–13 лет. В этом случае задача сокрытия смысла от непосвященных, в первую очередь от взрослых, выходит на первый план, причем средства этих языков оказываются иными, чем у настоящих арго. Чаще всего они основаны на вставке в обычный текст каких-то незначимых элементов. В простейшем случае перед или после каждого слога вставляется стандартный слог (Пи ты пи ду-пи рак) или последовательно один из нескольких слогов, например ва-ха-ра, ва-ха-ра (Вова- даха гора- рява- чаха- яра); вставки могут делаться внутрь слога, быть двусложными, гласные во вставке могут повторять гласные искажаемого слога (Офоро н нефере пофоро -нифири -мафара -еферет) и т.п. Отмечались и другие способы искажений обычного языка, например, перемещение слогов или других частей слова в пределах одного слова или между словами в предложении (Ся-ва, ди-прихо мне-ко; Ре-жиком за-ножу, дешь-бу дры-гами но-гать). Вставки и перемещения частей слова могут совмещаться (Ша -й-да-цы ши -лку-ви-цы и шо -жик-но-цы «Дай вилку и ножик»).

Широкое распространение получил т.н. «тарабарский язык», в котором гласные (и Й) оставались неизменными, а 20 согласных были разделены на две группы – от Б до Н в алфавитном порядке и от Щ до П в порядке, обратном алфавитному, получившиеся пары (б/щ, в/ш, г/ч... н/п) подвергались взаимной замене: летмекпый яфыт вместо секретный язык. Первоначально он, вероятно, возник в бурсацкой среде, но его существование неоднократно отмечалось в детских коллективах, а в одном случае (село Широкоисс Пензенской обл.) по этому принципу строилось около половины единиц местного арго отходников.