Повесть “Собачье сердце” (1925) вызвала целый шквал нападок на писателя со стороны официальных властей и критики. В марте 1926 г. МХАТ подписал с Булгаковым договор на инсценировку “Собачьего сердца”, однако в связи с вмешательством партийно-государственной цензуры в дела театра договор был расторгнут в апреле 1972 г. В конце 1927 г. вышел в свет стенографический отчет майского партсовещания по вопросам театра при Агитпропе ЦК ВКП (б) “Пути развития театра”. В архиве Булгакова сохранился экземпляр этой книги с многочисленными пометами автора. П. И. Лебедев-Полянский, тогдашний начальник Главлита, резко критиковал МХАТ за “консервативную” репертуарную линию и доказывал, что “если бы Советская власть в лице партийных представителей и цензурных органов не вмешалась в репертуар 26—27 года, то этот репертуар Художественного и других театров был бы заполнен булгаковщиной, сменовеховщиной, мещанством”.

В этот период произошло еще одно событие в жизни Булгакова — при обыске весной 1926 г. забрали его дневники и рукопись “Собачьего сердца”. В конце 60-х годов В. М. Молотов сказал одному из своих посетителей А. М. Ушакову: “Дневники Булгакова читало все Политбюро. Ваш Булгаков — антисоветчик!”

Таким образом, “Собачье сердце”, попав под пресс цензуры, не могло быть в то время ни опубликовано, ни поставлено в театре.

Невозможность публикации повести при жизни автора еще раз подтвердила правильность догадок Булгакова: в советском государстве уничтожается свобода слова, свобода личности, преследуется всякое инакомыслие, что свидетельствует о формировании в стране системы насилия.

Критическая позиция сблизила Булгакова с Замятиным, он был хорошо знаком с его романом “Мы”. В 20-30-е годы художник поддерживал тесные контакты с писателями, эмигрировавшими из Советского Союза. протестовал против вмешательства правительства в деятельность литературных групп и объединений. Если попытаться определить место Булгакова в литературном процессе советского периода, то он был вместе с теми писателями, которые стояли в оппозиции к революции и тоталитарному государству. Причем, если, скажем, 3. Гиппиус, А. Аверченко, Д. Мережковский. сразу не приняли революционные преобразования общества, то Булгаков, как и Платонов, и Есенин, и Пастернак, и многие другие, проходит путь от увлечения утопической мечтой о социализме, до разочарования в ней; надежды художника на построение справедливого общества оборачиваются их крушением, и писатель мучительно ищет выход из создавшегося тупика.

В отличие от литературы, проникнутой идеями революции, развивающейся в рамках социалистического реализма, добровольно или принудительно служащей тоталитарному государству, или от демократической литературы, которая нейтрально относилась к революции, отдавая приоритет общечеловеческим ценностям, писатели оппозиционного направления активно протестовали против государства насилия. Этот протест выражался в самых различных формах. Одни отстаивали свободу творчества и тем самым не соглашались с политикой партии, подчинявшей литературу своим идеологическим целям (“Серапионовы братья”, “Перевал”). Другие идеализировали Русь, деревню, исконно национальные традиции, сопротивлялись ломке народного уклада жизни (новокрестьянские поэты). Третьи критиковали так называемое социалистическое строительство, брали под сомнение методы построения социалистического общества. К ним относятся прежде всего Замятин, Булгаков и Платонов. Жанр антиутопии в их творчестве становится своеобразной формой борьбы против абсурдного государственного устройства, бесправия человека, тоталитаризма.

Повесть “Собачье сердце”, как и другие произведения писателя, сложная и многозначная по .своему идейно-художественном смыслу. Поскольку в России она опубликована недавно, то критических работ, специально посвященных “Собачьему сердцу”, как, впрочем, и сатире Булгакова вообще, крайне мало. На Западе также нет крупных исследований, однако уже наметились основные подходы к изучению повести. Так, Кристина Райдел в статье “Булгаков и Уялсс” указывает, что это произведение Булгакова во многом базируется на “Острове доктора Моро” английского фантаста, в то же время являясь по отношению к этой вещи Уэллса “экстраординарной литературной имитацией, зачастую напоминающей пародию”. Элен Госцилл в работе “Точка зрения в “Собачьем сердце” Булгакова” рассуждает о нарративной технике повести и обнаруживает в ней четыре “нарративных голоса”; Шарика-собаки, доктора Борменталя, профессора Преображенского и “бесстрастного” комментатора”. Повествовательной технике Булгакова посвящены также работы Сигрид Маклафлин и Менахема Перн.

Довольно распространены на Западе политические трактовки “Собачьего сердца”. Так, Горбов и Глэнни видят в персонажах повести Ленина, Дзержинского, Троцкого, Зиновьева и др. Диана Бургин в работе “Булгаковская ранняя трагедия ученого-творца: интерпретация “Собачьего сердца” пишет следующее: “Страшное имя и отчество Шарикова (Полиграф Полйграфо-вич)... как эмблема сути этого создания, также ироничны, ибо “Детектор Лясиг, сын Детектора Лжи” есть метафизическая ложь”. Предисловие Э. Проффер к 3-му тому собрания сочинений Булгакова в издательстве “Ардкс” подытоживает исследования предшественников. В настоящее время назрела необходимость в целостном осмыслении произведения. При этом важно выйти за пределы социологического толкования, выявить идейно-эстетическое содержание повести “Собачье сердце”, а также определить новые жанровые особенности как антиутопии.

М. Булгаков в “Собачьем сердце” строит повествование в оригинальном плане. Писатель идет не от общего к частному, а наоборот: от частной истории, отдельного эпизода — к масштабному художественному обобщению. В центре произведения поставлен невероятный случай превращения собаки в человека. Фантастический сюжет основан на изображении эксперимента гениального ученого-медика Преображенского. Пересадив собаке семенные железы и гипофиз мозга вора и пьяницы Клима Чугункина, Преображенский ко всеобщему изумлению получает из собаки человека, бездомный Шарив превращается в Полиграфа Полиграфовича Шариком. Однако у него остаются собачьи повадки и дурные привычки Клима Чугуннина, и профессор вместе с доктором Борменталем пытается воспитать его. Он все усилия оказываются .напрасными. Поэтому профессор вновь возвращает собаку в исходное состояние. Фантастический случай завершается идиллически: Преображенский, .весьма занимается своим прямым делом, а присмиревший пес лежит на ковре и предается сладостным размышлениям.

Жизнеописание Шарикова Булгаков расширяет до уровня социального обобщения. Писатель дает картину современной действительности, выявляя ее несовершенное устройство.

У Булгакова фантастика ограничена описанием научного эксперимента с Шариковым. Но и этот вымышленный случай довольно рационально мотивирован с точки зрения науки и здравого смысла, что приближает его к реальности, все повествование в “Собачьем сердце” построено в тесной связи с действительностью 20-х годов и социальной проблематикой. Фантастика в произведении выполняет не основную роль, а вспомогательную. Абсурдный, с точки зрения природы, эксперимент помогает обнажить абсурд в обществе, в котором в результате исторического эксперимента все ненормальное становится нормально: Шариков, получившийся из собаки с помощью органов уголовника, абсолютно подходит новому советскому государству, он принимается и даже поощряется им — назначается на должность, .причем не рядовую, а заведующим подотделом очистки города Москвы от бродячих животных.

В “новом обществе” действуют алогичные законы: восемь комнат в- квартире ученого рассматриваются как покушение на свободу; в домкоме вместо того, чтобы заниматься практическими делами, распевают хоровые песни; нищета и разруха воспринимаются как начало “новой эры”. Характерно, что рукопись, сохранившаяся в архиве Н. С. Ансарстого, озаглавлена “Собачье счастье. Чудовищная история”. Э. Проффер предполагает, что Булгаков “изменил название, когда кто-то сказал ему, что оно уже было использовано Куприным в рассказе о собаках, представляющим собой прозрачную аллегорию”. Вероятно, первоначальное название иронически перефразировало название дешевой колбасы “собачья радость”. В повести неоднократно обыгрывается этот мотив — удовлетворения минимальных потребностей. Бездомный пес рад самой маленькой косточке. За кусок колбасы он готов лизать Филиппу Филипповичу ноги. А попав в теплый дом, где его постоянно кормят, он “размышляет” о том, что вытащил “самый главный, счастливый собачий билет”. Это животное довольствование малым, заурядное “счастье” ассоциируется в повести не только с Шариковым, но и с жизнью людей в начале 20-х годов, которые стали привыкать жить в нетопленных квартирах, питаться гнилой солониной в Советах нормального питания, получать гроши и не удивляться отсутствию электричества. Профессор Преображенский категорически отрицает такую систему: “Если я, вместо того, чтобы оперировать, каждый вечер начну у себя в квартире петь хором, у меня настанет разруха... Двум богам нельзя служить! Невозможно в одно и то же время подметать трамвайные пути и устраивать судьбы каких-то испанских оборванцев!”

Новая система уничтожает в человеке личностное, индивидуальное начало. Принцип равенства сводится к лозунгу: “Все поделить”. Между членами домкома не ощущается даже внешнего различия—все выглядят одинаково до такой степени, что Преображенский вынужден одному из них задать вопрос: “Вы мужчина или женщина?”, на что ему отвечают: “Какая разница, товарищ?”.

Председатель домового комитета Швондер ведет борьбу за революционный порядок и справедливость. Жильцы дома должны Пользоваться одинаковыми благами. Каким бы ни был гениальным ученым профессор Преображенский, нечего ему занимать семь комнат. Обедать он может в спальне, делать операции — в смотровой, где режет кроликов. Швондер хотел бы уравнять его с Шариковым, человеком вполне пролетарского вида.

Новый строй стремится из старого “человеческого материала” создать нового, человека. Пародией на нового человека является образ Шарикова. Важное место а повести занимает мотив телесного преображения: хорошая собака Шарик превращается в плохого человека Шарикова. Показать переход живого существа из одного состояния в другое помогает, прием вербальной трансформации.

В повествовательной структуре повести “Собачье сердце” образ рассказчика непостоянен. Повествование, ведется то от имени Шарика-собаки (до операции), то доктора Борменталя (записи в дневнике, наблюдения за изменением состояния Шарика после операции), то профессора Преображенского, то Швондера, то Шарикова-человека. Автор старается занять позицию “беспристрастного” комментатора событий, его голос иногда сливается с голосом Преображенского, Борменталя и даже с голосом Шарика-собаки, поскольку в начале повести дается не столько повествование собаки, сколько как бы под видом собаки.

Рассмотрим, как раскрываются образы Шарика и Шарикова. До Булгакова животные в качестве рассказчиков фигурировали во многих произведениях мировой литературы — от Аристофана и Апулея до Гофмана и Кафки. Этот прием отстранения использовали Ф. Достоевский, Л. Толстой,

Н. Лесков, А. Куприн и другие русские писатели. Однако Булгаков, пожалуй, впервые как бы стирает грань между жизнью собаки и жизнью человека в советской России 20-х годов. Это “уравнивание” ощущается с первых страниц повести: “Что они там вытворяют в нормальном питании, — размышляет Шарик, — ведь уму собачьему непостижимо! Они же, мерзавцы, из вонючей солонины щи варят, а те, бедняги, ничего и не знают. Бегут, жрут, лакают. Иная машинисточка получает по девятому разряду четыре с половиной червонца... Ей и на кинематограф не хватает... Дрожит, морщится, а лопает... Жаль мне ее, жаль Но самого себя мне еще больше жаль (6). Как видим, голос Шарикова-собаки вполне “разумен”, нормален. Его высказывания “по-человечески” рациональны, в них есть определенная логика:. “Показался гражданин. Именно гражданин, а не товарищ, и даже — вернее всего — господин. - Ближе —яснее — господин. Вы думаете я сужу по пальто? Вздор. Пальто теперь очень многие из пролетариев носят. А вот по глазам —тут уж и вблизи и издали не спутаешь... Все видно —у кого великая сушь в душе, кто ни за что ни про что не может ткнуть носком сапога в ребра, а кто сам всякого боится”.

Когда Шарик становится человеком, его первые фразы представляют собой бессвязные непристойности, обрывки разговоров. Примечательно первое слово Шарикова — “Абыр-валг”, то есть название “Главрыба”, перевернутое наоборот. Сознание Шарикова также представляет собой перевернутое восприятие мира. Не случайно поэтому описание операции Булгаков сопровождает фразой: “Весь мир перевернулся дном кверху”.

Несмотря на то, что Шарик превратился в человека, его речь напоминает скорее лай собаки. Постепенно его голос становится все больше похожим на человеческий. Но поскольку собаке были пересажены органы типичного пролетария Клима Чугункина, речь Шарикова после операции изобилует вульгаризмами и жаргонными словечками. Профессор пытается воспитать Шарикова, причем категорически отрицательно относится ко всякому насилию: “Террором ничего нельзя поделать с животным, на какой бы ступени развития оно ни стояло”. Однако все попытки привить Шарикову элементарные культурные привычки встречают сопротивление с его стороны. В процесс воспитания вмешивается Швондер, который не отягощает Шарикова никакими культурными программами, за исключением революционной — кто был ничем, тот станет всем. Шариков усваивает это очень быстро. В его речи появились советские штампы, политическая лексика, лозунги: “Я не господин, господа все в Париже”; “А то пишут, пишут... конгресс, немцы какие-то... голова пухнет. Взять все да и поделить”; “Энгельса приказал своей социалприслужнице Зинаиде Прокофьевне Буниной спалить в печке, как явный меньшевик”. Кульминацией повести становится получение Шариковым прописки, должности, а затем и его доносительство на профессора Преображенского. Трагический пафос повести сосредоточен в словах Преображенского: “Весь ужас в том, что у него уже не собачье, а именно человеческое сердце. И самое паршивое из всех, которые существуют в природе". Название повести “Собачье сердце” отражает стремление писателя заглянуть в глубины человеческой души, выявить духовные метаморфозы личности в условиях нового времени.

Прием вербальной трансформации помогает раскрыть главную тему произведения — изображение нравственной и социальной трансформации человека и общества. Эта тема не получила бы такого широкого социального звучания, если бы у Шарикова не было многочисленных двойников. Швондер, “товарищи из домнома” являются как бы реальным отражением Шарикова.

“Собачий монолог” сконтаминирован с голосом всеведущего автора, говорящего от третьего лица. И поэтому не случайно повествование Шарика пронизано информацией, могущей быть известной только “третьему лицу”, — имя и отчество Преображенского, то, что он величина мирового значения и т. п. Голос Шарикова, в свою очередь, соединяется с голосом Швондера. В его высказываниях Преображенский и Борменталь без труда узнают “воспитание” председателя домкома. Шариков фактически излагает не свои мысли, в утрированном виде доносит до слушателей швондеровское понимание революции и социализма . Повествовательные позиции Преображенского и Борменталя противопоставлены Шарикову и Швондеру.

Шарик-рассказчик стоит ступенью ниже, чем профессор Преображенский и Борменталь, но он, безусловно, оказывается выше “по уровню развития” Швондера и Шарикова. Такое промежуточное положение Шарика-собаки в повествовательной структуре произведения подчеркивает драматическое положение “массовидного” человека в обществе, который стоял перед выбором — либо следовать законам естественной социальной и духовной эволюции, либо пойти по пути нравственной деградации. У Шарикова, героя произведения, возможно, и не было такого выбора: все-таки он существо, искусственно созданное и имеющее наследственность собаки и пролетария. Но такой выбор был у всего общества и только от человека зависело, какой путь он изберет.

В биографии М. Булгакова, написанной Э. Проффер в 1984 г., “Собачье сердце” рассматривается как “аллегория революционной трансформации советского общества, рассказ-предостережение об опасности вмешательства в дела природы”.

Это история не только превращений Шарикова, но прежде всего — история общества. развивающегося по абсурдным, иррациональным законам. Если фантастический план повести сюжетно завершен, то нравственно-философский остается открытым: шариковы продолжают плодиться, размножаться и утверждаться в жизни, а значит, “чудовищная история” общества продолжается. Трагические прогнозы Булгакова, к сожалению, оправдались, что подтвердилось в 30—50-е годы, в период формирования сталинщины, и позднее.

Проблема “нового человека” и устройства “нового общества” была одной из центральных проблем литературы 20-х годов. М. Горький писал: “Героем наших дней является человек из “массы”, чернорабочий культуры, рядовой партиец, рабселькор, военврач, выдвиженец, сельский учитель, молодой врач и агроном, работающий в деревне крестьянин-опытник и активист, рабочий-изобретатель, вообще — человек массы! На массу, на воспитание таких героев и должно быть обращено главное внимание” .

Главной особенностью литературы 20-х годов было то, что в ней доминировала идея коллектива.

Идеи коллективизма обосновывались в эстетических программах футуристов, Пролеткульта, конструктивизма, РАППа.

Образ Щарикова можно воспринимать как полемику с теоретиками, обосновывающими идею о “новом человеке” советского общества. “Вот какой ваш “новый человек”. — словно говорил Булгаков в своей повести. И писатель в своем произведении, с одной стороны, раскрывает психологию массовидного героя (Шариков) и психологию массы (домком во главе со Швондером). С другой стороны, им противопоставлен герой-личность (профессор Преображенский). Движущей силой конфликта в повести является постоянное столкновение разумных представлений об обществе профессора Преображенского и иррациональности воззрений массы, абсурдности устройства самого общества.

Повесть “Собачье сердце” воспринимается как антиутопия, осуществившаяся в реальной действительности. Здесь присутствует традиционное изображение государственной системы, а также противопоставление ей индивидуального начала. Преображенский представлен как человек высокой культуры, независимого ума, обладающий глобальными знаниями в области науки. К. М. Симонов писал, что Булгаков в повести “Собачье сердце” с наибольшей силой “отстаивал свой взгляд на интеллигенцию, на ее права, на ее обязанности, на то, что интеллигенция — это цвет общества. Для меня профессор Булгакова... фигура положительная, фигура павловского типа. Такой человек может придти к социализму и придет, если увидит, что социализм дает простор для работы в науке. Тогда для него проблема восьми или двух комнат не будет играть роли. Он отстаивает свои восемь комнат потому, что он рассматривает покушение на них не как покушение на свой быт, а как покушение на свои права в обществе."

Филипп Филиппович Преображенский критически относится ко всему, что происходит в стране с 1917 года. Он отвергает революционную теорию и практику. Он имел возможность проверить это в ходе своего медицинского эксперимента. Опыт создания “нового человека” не удался. Переделать натуру Шарикова невозможно, как невозможно изменить и наклонности чугункиных, швондеров и им подобных. .Доктор Борменталь спрашивает профессора о том, что было бы, если бы Шарикову пересадили мозг Спинозы. Но Преображенский уже убедился в бесперспективности вмешательства в эволюцию природы: “Вот, доктор, что получается когда исследователь вместо того, чтобы идти ощупью и параллельно с природой, форсирует вопрос и приподымает завесу! На, получай Шарикова... Объясните мне, пожалуйста, зачем нужно искусственно фабриковать Спиноз, когда любая баба может его родить когда угодно” (10). Этот вывод важен также и для понимания социального подтекста повести: нельзя искусственно вмешиваться не только в природную, но и социальную эволюцию. Нарушение нравственного равновесия в обществе может привести к страшным последствиям.

Нельзя винить и профессора Преображенского в том, что он создал Шарикова, натворившего в повести много безобразий. Кто же виноват в том, что случилось в России? Булгаков подводит читателя к мысли, что все дело в человеке, в том, какой выбор он совершает, в его нравственной сущности, в том, какое у него сердце. Профессор Преображенский заявляет: “Разруха не в клозетах, а в головах. Значит, когда эти баритоны кричат: “Бей разруху!” — я смеюсь... Это означает, что каждый из них должен лупить себя по затылку! И вот, когда он вылупит из себя всякие галлюцинации и займется чисткой сараев — своим прямым делом, разруха исчезнет сама собой”

Таким образом, центральной проблемой повести “Собачье сердце” становится изображение состояния человека и мира в сложную переходную эпоху.

Литература Булгаков М.А. Избранные произвоедние: В 2 т. - К.: Днипро, 1989 - т.1 Бушмин А. Проза 20-х годов // Русская советсткая литература: Сб. статей - М.: Наука, 1979. Фуссо С. "Собачье сердце" 0 неуспех превращения // Литературное обозрение - 1991 №5. Шаргородский С. Собачье сердце, или Чудовищная история //Литературное обозрение. - 1991. №5. Чудакова М. Жизнеописание Михаила Булгакова - М.: Книга, 1988.