Прочитав роман «Преступление и наказание» и вникнув в суть событий, можно определённо ответить на этот вопрос. Вероятно, психиатрия России того времени была не на высоте, врачи упустили социально опасного больного и вовремя не изолировали от общества. Что и не удивительно: Петербург того времени показан в романе грязным городом, где царят нищета и разврат, где на каждом углу распивочные. Это мир униженных и оскорбленных. Не удивительно, что в таких условиях рождается преступление. Раскольников так говорил Соне о своей “конуре”: “А знаешь ли, что низкие потолки и тесные комнаты душу и ум теснят!”

Причём болезненность касается не только фактического итога – зверского убийства двух ни в чём не повинных женщин, но и самой сомнительной теории, плода больного сознания, проверка которой и привела к кровавой развязке. В чём же состояла эта теория, и как пришёл к ней Родион? После ознакомления становится ясно, что он был одержим сверхценной идеей относительно собственной исключительности. Далее весь роман воспринимается уже как история больного паранойей, облечённая в литературную форму. Как же возникла и прогрессировала эта теория, суть болезнь? Родион, несмотря на то, что ничего из себя не представлял и не был занят общественно полезным трудом, жаждал самоутверждения. Аудитории для этого у него не было, талантов тоже, поэтому возвыситься он пытался в собственных глазах.

Социальная несправедливость, безысходность, духовный тупик рождают в больном мозгу абсурдную теорию о «высших» и «низших» представителях общества. Куда зачислить себя – вопроса не стояло. Конечно, в «высшие». Он хотел считать себя одним из тех, кому «все дозволено», чтобы от него хоть кто-нибудь зависел, власти «над всей дрожащей тварью, над всем муравейником»… В общем, типичная психология маньяка-убийцы. Что и подтверждается последующими событиями. Болезненная теория всё больше определяет его мысли и действия, он становится все более уверенным в себе и в своей теории. Родиону Раскольникову не нужны ни деньги, ни драгоцен­ности. Все это — ничто по сравнению с возведением себя в разряд «сверхлюдей», и единственным средством для того, чтобы быть таким, для Раскольникова явилось убийство. То есть, если он не «тварь дрожащая», то, по его искажённой логике, «право имеет» разнести топором голову любому человеку, кого он зачислил в «низшие». Начать он решил со старухи…

Вообще, с логикой у Родиона было скверно. Во многих эпизодах нормальному человеку его сложно понять: многие его высказывания опровергаются одно другим.

Болезнь берёт верх, и он не видит преступления в своих действиях. Криминальный аспект игнорируется начисто (“Старушонку эту черт убил, а не я”). Правда, некоторые сомнения, перемежаясь ночными бредом и кошмарами, появляются после убийства, они и приводят Раскольникова к явке с повинной, но в романе не найти раскаяний Раскольникова в двойном убийстве; он только и делает, что, будучи приперт к стене, мастерски выкручивается из безнадежных, кажется, ситуаций. "Ну-с, а насчет его совести-то?" – вопрошает его дотошный Порфирий Петрович, разумея совесть гипотетического, абстрактного убийцы. "Да какое вам до нее дело?" – удивляется Раскольников. Даже попав в острог, он не отрекается от своей теории, а напротив, укрепляется в ней. Окончательная стадия болезни - та книга, которую он прячет под подушкой в финале романа. Впереди ещё семь лет каторги; кем-то выйдет Родион из ворот острога? Остаётся надеяться, что не выйдет вовсе.