Проблема свободы личности в романе Шолохова Тихий Дон

Какая другая книга прошлых лет так непосредственно, как «Тихий Дон», отзывается сегодня на многие наши беды и поиски — связаны ли они с кровавыми межнациональными распрями, с вопросами земли и собственности, конфликтом между гегемонией политической идеи и естественным течением народной жизни, с тем, что называется «правами человека» (и кто знает, что еще сокрыто в его глубинах относительно завтрашнего, пока неведомого нам!). Кажется, что это не только «тяжкий млат» современности испытывает на прочность шолоховский роман, написанный в первой половине ХХ века, но и сам он, на свой лад, поверяет истинность новых времен своим общечеловеческим идеалом добра, мудростью народной, в нем заложенной.

Есть своя глубокая предопределенность в том, что с таким романом Шолохов появился именно в ХХ веке — самом немилосердном к человеческой личности, обрушившем на нее две мировые войны, торжество тоталитарных режимов, атомную угрозу, геноцид над целыми народами, терроризм. Неспроста же проблема свободы личности явилась ключевой для этого века, а также для века ХХІ, в котором мы сейчас живем, а общественное движение «за права человека», звучавшее поначалу как-то частно и экзотично, на наших глазах выросло в глобальную философию, в учение, многих других важней и насущней. С ним теперь всерьез приходится считаться государствам и правительствам, вне его лишаются всякого смысла любые разговоры о гуманизме, демократии, национальном самосознании, экономическом прогрессе. Неприемлемы никакие другие ценности взамен людской свободы, она в самой природе человека, — первооснова его жизни. Может, только теперь нам дано осознать подлинный смысл того, что звучало всего лишь красивым афоризмом: никакой народ не вправе называть себя свободным, пока самый последний в нем не получит прочные гарантии своей свободы. Только этим и определяется все остальное: всестороннее развитие индивидуальности, осознанная ответственность за происходящее вокруг, разумное творческое действие — все, что составляет понятие личности.

От природы данный Шолохову гений, отточенный в условиях суровой действительности, сумел схватить самую суть мировой тревоги, витающей в воздухе, поставить ее на землю, как только и возможно в реалистическом искусстве, осмыслить творческим разумом и облечь в художественную плоть — в такую бесконечно земную историю простого донского казака Григория Мелехова. Этому мужественному и открытому человеку выпало на долю, можно сказать, все, что определило век, — война мировая и война гражданская, революция и контрреволюция, геноцид казачества, крестьянства… Кажется, нет такого испытания для человеческого достоинства и свободы, через которые, как сквозь строй, время не прогнало бы его. А ведь он казак, в самых генах своих несущий память о былой казачьей вольности, о том, что сделали с ней, превратив некогда самых свободных в государственных холопов и опричников. Неудивительно, что страницы «Тихого Дона» буквально пропитаны этим «стенькиразинским» духом, а в характере Григория Мелехова переплелись особенность рода и судьба народа, история давняя и на глазах творящаяся. Ведь то, что мы узнаем о молодом Гришке из первых глав, — уже бунт, вызов насилию и несвободе. Если хуторская мораль запрещает ему любить любимую, если строгий «домострой» семьи хочет определить его судьбу по-своему, то и он им отвечает по-своему: посылает всех куда подальше, хлопает дверью родного куреня и уходит с Аксиньей в Ягодное, вольный и молодой, решивший жить, как душа велит.

Еще более жестокая надличностная власть бросит его в кровавое месиво войны, будет пытаться превратить в серошинельную убойную скотину, но он и здесь, в совершенно бе зысходной ситуации, выкажет все то же неистребимое свободолюбие в поистине невообразимом превращении: станет дерзко играть со смертью, расходовать себя в лихих фронтовых подвигах, — уж собственной-то жизнью он волен распоряжаться, как захочет!

Глубинные силы души Григория отталкивают его и от красных, и от белых. «Все они одинаковы! — говорит он склоняющимся на сторону большевиков друзьям детства. — Все они ярмо на шее казачества! ». И когда герой узнает о бунте казаков в верховьях Дона против Красной Армии, он выступает на стороне бунтовщиков. Теперь он может бороться за то, что ему дорого, за то, что он любил и лелеял всю свою жизнь: «Будто и не было за плечами дней поисков правды, испытаний, переходов и тяжелой внутренней борьбы. О чем было думать? Зачем металась душа, — в поисках выхода, в разрешении противоречий? Жизнь казалась насмешливой, мудро - простой. Теперь ему уже казалось, что извечно не было в ней такой правды, под крылом которой мог бы погреться всякий, и, до края озлобленный, он думал: у каждого своя правда, своя борозда. За кусок хлеба, за делянку земли, за право на жизнь — всегда боролись люди и будут бороться, пока светит им солнце, пока теплая по жилам сочится кровь. Надо биться с тем, кто хочет отнять жизнь, право на нее; надо биться крепко, не качаясь, — как в стенке, — а накал ненависти, твердость дает борьба!».

Революция казалась спасением для таких, как Мелехов, ведь слова свободы были начертаны на самих ее знаменах! И, похоже, не было в жизни Григория большего разочарования, чем реальность красного лагеря, где царило все то же бесправие, а насилие над человеческой личностью оказывалось главным оружием в борьбе за грядущее счастье. Перечеркивая все представления о мужской, рыцарской чести на войне, по приказу Подтелкова защитники свободы, как капусту, секут саблями взятых в плен, безоружных. А впереди будут еще и комиссар Малкин, изощренно издевающийся над казаками в захваченной станице, и бесчинства бойцов Тираспольского отряда грабящих хутора и насилующих казачек. Да и самого Григория Мелехова, едва он вернется домой, чтобы залечить рану и как-то разобраться в сумятице мыслей, вчерашние товарищи станут травить, как дикого зверя, поднятого с лежки. Потому, когда займется казачий мятеж, покажется ему, что вот, наконец, и определилось все.

Между тем впереди оказались только новые крушения и все туже завинчивающиеся тиски этой самой «исторической необходимости», что бы Григорий ни предпринимал, и на какие бы отчаянные поступки ни отваживался, пытаясь вырваться из кольца! Ждет его впереди горькое прозрение в сути мятежа; ожившая было надежда, что можно как-то заново «переиграть жизнь», в коннице Буденного обернется еще одной развеявшейся иллюзией. Но это только передышка. Кошевой с товарищами погоняет его дальше — через фоминскую банду, через новые смерти, гибель самого дорого на земле существа, милой Аксиньи… И все-таки волей человека, рожденного свободным, не сгибавшегося ни перед белыми генералами, ни перед красным террором, свершит он последний свой дерзкий поступок, пусть и совершенно безрассудный: хоть на час вернется к родному куреню, на знакомую донскую кручу, которая в этом случае «и впрямь рождает мысль о крае пропасти. «Вот и все»…

И стоит Григорий Мелехов над своим обрывом, держит на руках тепло прижавшегося мальчишку. Сколько протеста против истребления живой человеческой личности! Вот чем расплачиваются за любые проекты переделки мира там, внизу, в народе, простые люди. Встать на защиту всех Мелеховых на земле! И не в какой-либо безликой их массе или «среднестатистических единицах» — Шолохов взывал о каждом конкретном, неповторимом, как Григорий Мелехов, несущем в себе богатство целого космоса. Над страницами «Тихого Дона» постоянно помнишь, что писалось это как раз в те страшные 30-е годы, когда сталинщина достигла наибольшего своего разгула, бросила тысячи и тысячи Мелеховых в застенки, выселила в Сибирь и на Соловки, ломая последние сопротивления против «поголовной» коллективизации, обрушила на деревню небывалый, искусно спланированный голод. В «Тихом Доне» — предвидение и 1937-го года, и планомерного «раскрестьянивания» села, и геноцида властей против собственного народа. Таким глобальным обобщением характерна звучащая в произведении проблема свободы личности.

Хотелось бы закончить свои мысли о свободе личности в наше время словами из Нобелевской речи М. А. Шолохова: «Я хотел бы, чтобы мои книги помогали стать лучше, стать чище душой, пробуждать любовь к человеку, стремление активно бороться за идеалы гуманизма и прогресса человечества. Если мне это удалось в какой-то мере, я счастлив…».