Ты, Россия моя, Россия

Вспоминая о событиях 1917 года, один петербургский адвокат писал о том, что, может быть, только отдельные наши потомки поймут и оценят, для кого и почему нужны были все эти муки и жертвы без смысла и необходимости.

Сейчас пишут и говорят нечто подобное. Прошел почти век, а добавить нечего. Все те же поиски «огромной причины», тот же ужас непонимания, та же надежда на «отдаленных потомков». Очевидно, есть особый вид угнетения — угнетение бессмысленностью.

Кто не суетится, не изнуряет себя в добыче средств к пропитанию, тот обречен или прозябать или вычеркнуть себя из вымирающего племени интеллигентов. В хроническом болезненном цейтноте оказались люди, еще способные задуматься не только о своей личной судьбе, но и о чем-то большем, — те люди, которые могли бы еще что-то сделать для спасения страны.

Сейчас много говорят и хлопочут об «утечке мозгов». Но эта «утечка мозгов» происходит в каждом из нас. Сейчас идет катастрофическое перераспределение приложения умственных сил. Мы живем в потоке соображений выгоды, прибыли, дохода.

Раньше не считалось «шизофренией» думать о государстве и о себе. Вспомни Короленко, Платонова, Ахматову… Сегодня же каждое слово, в котором боль о Родине, воспринимается как нечто неестественное, — как то, что уже не может быть искренним. Страшно, когда в общественном сознании «все слова, до главного самого… ветшают, как платья» и, теряя свой смысл, приобретают убогое содержание, продиктованное сиюминутной корыстью, выгодой, духовной проституцией. Может поэтому многие из изболевшихся о Родине людей молчат, боясь и не желая нечаянно попасть в чужой и чуждый им хор. Ушли Андрей Сахаров, Мираб Мамардашвили, Лев Гумилев — люди больших корневых мыслей, но даже они остались невостребованы, их идеи остались принадлежностью книжной культуры, до которой у многих не доходят руки. «Слышавшие не слышали, видевшие не разумеют…» Это Аввакум, середина XVII века. Сейчас большинство живет, как герои рассказов Чехова «Черный монах», «Палата №6», — в помешательстве и разъедающей душу тоске.

Нам бы остановиться да обдумать свое положение без криков над ухом: «Россия! Россия!..» Да оставьте вы, право, имя это, его не выкликивать надо, а нести про себя, нести, «как грустный камень нежной благодарности» (Даниил Андреев). Сколько лет затаскивают слова «прозрение», «покаяние»… Это слова опоздавших людей. Опоздавший подумать и понять так и не узнает, в чем же ему каяться, — всю жизнь спешившему добыть честный кусок хлеба, спешившему выжить, уцелеть, не загнуться раньше того, как детей на ноги поставит. Сколько таких образов создано в нашей литературе! Вспомним Матрену Солженицына. Что она получила взамен?

Чтобы обдумать, объять умом случившееся с нами, нужна передышка. Думать для себя, самому, но не только лишь о себе, — это было и это еще, слава Богу, есть в России. Зависеть от властей, зависеть от народа —

Не все ли нам равно? Бог с ними. Никому

Отчета не давать, себе лишь самому

Служить и угождать; для власти, для ливреи

Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи…— писал великий Пушкин. И я хочу попробовать давать отчет только себе, а не власти. Ведь для того чтобы «возлюбить ближнего, как самого себя», нужно прежде всего научиться любить себя — так, как должно любить ближнего. Человек самоценен, и его вера в собственную, ценность и исключительность — это то главное, что утеряно за долгие годы безвременья, и то, без чего невозможно подлинное возрождение России.

Возможно, мои суждения покажутся слишком категоричными и резкими, а мысли недостаточно обдуманными. И все же это лучше, чем гладкие, обкатанные, но чужие слова. Кто-то из классиков говорил, что не грех бы поменьше бояться, что автор выразится по-своему. Итак, отдаю сочинение на ваш суд.