Широкому кругу читателей Бабель стал известен в 1924 году, когда Маяковский напечатал в “Лефе” несколько новелл молодого автора. Вскоре после этого вышла в свет “Конармия”. Ее перевели на двадцать языков, и Бабель стал известен далеко за пределами страны. Для советских и зарубежных читателей он был одним из самых примечательных писателей своего времени. Бабель ни на кого не был похож, и никто не мог походить на него. Он всегда писал о своем и по-своему; от других авторов его отличала не только своеобразная писательская манера, но и особое восприятие мира. Все его произведения были рождены жизнью, он был реалистом в самом точном смысле этого слова. Он замечал то, мимо чего другие проходили, и говорил так, что его хотелось слушать. Бабель рассказывал необычайно о необычном. Длинную жизнь человека, в которой исключительное разбавлено буднями, как эссенция водой, а трагичность смягчена привычкой, Бабель показывал коротко и патетично. Из всех литературных жанров он облюбовал новеллу. Он как бы освещал прожектором один час, иногда одну минуту человеческой жизни. Он выбирал те положения, когда человек наиболее обнажается, может быть, поэтому темы любовной страсти и смерти с такой настойчивостью повторяются в его книгах.
За малым исключением его книги показывают два мира, его поразившие: дореволюционную Одессу и поход Первой конной армии, участником которого он был.
В 1920 году Бабель - в Первой конной армии. В тетрадку молодой автор заносил свои военные впечатления. Есть в “Конармии” новелла “Гедами”, в которой показан старьевщик-философ. Иному читателю эта новелла может показаться романтическим вымыслом, но дневник объясняет происхождение “Гедами”. В 1920 году Бабель встретил героя своей новеллы и записал: “Маленький еврей-философ. Невообразимая лавка - Диккенс, метлы и золотые туфли. Его философия: все говорят, что они воюют за правду, и все грабят”.
Горький говорил о “Конармии”: “Такого красочного и живого изображения единичных бойцов, которое давало бы мне представление о психике коллектива, всей массы конармии и не могло увидеть и понять силу, которая позволила совершить ей исторический ее поход,- я не знаю в русской литературе”.
В центре “Конармии” - одна из основополагающих проблем бабелевского реализма: проблема человека в революции, человека, вступившего в борьбу за новое начало. Стремлением понять человеческое в революции, ее гуманистическое содержание проникнуты многие страницы “Конармии”. Человек и борьба, свобода и революционная необходимость, насилие и так называемая социалистическая законность, пролетарская диктатура и пролетарский гуманизм, возвышенное и низменное в человеке - вот, пожалуй, те основные вопросы, которые присутствуют в каждой новелле цикла “Конармия”.
Написав “Конармию”, И. Бабель одновременно подписал себе приговор, лишь оттянутый во времени.
Там есть такое предложение: “Мы представляли мир как цветущий сад, по которому гуляют красивые женщины и лошади”. Емкость этого предложения колоссальна: так и видишь молодых, почти пацанов, бойцов конармии, отдыхающих после боя и мечтающих совсем о немногом - о мире.
Но мир - это не только отсутствие войны. Это еще и весь земной шар, так как они борются за победу большевизма во всем мире. И в этом мире везде цветут сады, много красивых женщин и обязательно - лошади. Они же красные конники!
А вокруг кровь, сифилис, беспредел, голод, море самогона, мародерство под видом репатриации, самоуверенный командарм “в красных штанах с лампасами” - будущий палач писателя.
Каков же исторический фон событий, описанных в “Конармии”? Такой, каким он и был в реальности. Совет народных комиссаров направляет конную армию на столицу Польши для восстановления довоенных границ России. Поход проваливается, Западную Украину и Бессарабию делят Польша и Румыния. Hq Бабель - поэт мелочей, он через незначительные детали несколькими фразами способен нарисовать трагедию или комедию. А “мелочи” в конармии печальные. Это бесконечное насилие, беспредел командиров, постоянное хамство, оголтелое зверство, воинствующее невежество.
“Бойцы дремали в высоких седлах. Песня журчала, как пересыхающий ручей. Чудовищные трупы валялись на тысячелетних курганах. Мужики в белых рубахах ломали шапки перед нами”. Один абзац, а столько сказано! Есть настроение, есть география местности, есть усталость бойцов после тяжелого перехода, их пересохшие от жары глотки, есть ужас мужиков, на всякий случай надевших белые (смертные) рубахи. “Как быстро уничтожили человека, принизили, сделали некрасивым”. Значит, видит все это он не только глазами писателя, но и осмысливает происходящее. Может, он, как и миллионы одураченных, поверивших в ирреальное, считает, что братоубийство оправданно? Может, он именно в такой форме представляет себе дорогу к светлому будущему?
Прелесть бабелевского языка не столько в том, что он абсолютно точен и предельно лаконичен. И не столько в том, что это отчасти местечковый диалект Одессы. Речевыми характеристиками писатель владеет в совершенстве, и то, что Буденный, например, говорит с еврейским акцентом, не удивляет. “Ребята,- сказал Буденный,- у нас плохая положения, веселей надо, ребята...”
В этом есть какое-то писательское чудо. Читая прозу Пушкина, прикасаешься к такому же чуду: простые крестьяне, Емельян Пугачев - все владеют правильным литературным языком, но каждый говорит индивидуально, типично, а начиная вспоминать, представляешь почему-то, что их речь была нескладной, упрощенной.
Так же и у Бабеля. Проза до отказа насыщена метафорами, фактами, событиями. Этого набора на первый взгляд излишне много, но именно он создает неповторимое очарование этого писателя. Ну и, конечно, юмор. Великолепный одесский юмор, которым приправлена каждая фраза, каждое самое печальное событие. “Над прудом .взошла луна, зеленая, как ящерица”. “На стене - фотография Криков. Крики на ней широкие, как шкафы, с натужными выпученными глазами”.
Бабель, несомненно, часто сталкивался с антисемитизмом. Это не ожесточило его, ирония на тему плохого отношения к евреям добрая, мягкая, он не меняет стиля изложения.
“Портной. Скажите, Лева, что делают в красной армии с конником, когда он что-нибудь нарушит?
Лева. Мойша! Красноармейца вызывает старшина и пускает ему юшку из носа. Потом его судят два красных генерала и тоже пускают ему из носа юшку!
Портной. Лева! И так делают только с евреями?!
Лева. Что вы говорите, Мойша! Еврей, записавшийся в красную армию, перестал быть евреем. Он стал русским!”
Одна из составляющих прозы Бабеля - краткость. Он ухитряется в небольшое предложение вложить столько информации, что у другого писателя на это ушло бы страниц десять.
Обычно только стихи обладают невероятной емкостью при абсолютном лаконизме. Бабель признавался, что пишет медленно, трудно. Что, кстати, не мешало ему быть активным журналистом. Зато качество этих трудных строк давно переплавило “словесную руду” в золото чистой пробы.
У братьев Стругацких в книге “Град обреченный” есть такая фраза: “Что такое личность? Общественная единица! Ноль без палочки. Не о единицах речь, а об общественном благе. Во имя общественного блага мы должны принять на свою ветхозаветную совесть любые тяжести, нарушить любые писаные и неписаные законы. У нас один закон: общественное благо”.
Думается, что такими же принципами руководствовался коммунист Бабель. Он служил высоким партийным идеалам. И партия “отблагодарила” его!
В “Конармии” нет адвокатской защиты революции. Ее герои подчас жестоки, порой смешны; в них много бурного, военного разлива. Однако правотой дела, за которое они умирают и сражаются, проникнута вся книга, хотя ни автор, ни герои об этом не говорят. Для Бабеля бойцы “Конармии” не были схематическими героями, которых мы встречаем в нашей литературе, а являлись живыми людьми с достоинствами и пороками. “Конармия” - поток, лавина, буря, и в ней у каждого человека свой облик, свои чувства, свой язык.