Мотив смерти, один из важнейших в творчестве Платонова, становится символом мертвой жизни, берущей истоки в примитивном усвоении необразованным народом философии социального рационализма. Это ускоряло процесс мифологизации сознания, последний этап которого Платонов отразил в повести "Ювенильное море", написанной в середине 30-х годов.
    Платонов подвергает критике умозрительные прожекты гигантского строительства, не учитывающие интересы отдельного человека. Разрыв между "общим" и "частным" ведет к потере "родства" между людьми, к росту формализма. Человек теряет свою ценность, превращается в механизм. Наиболее характерен эпизод, в котором герой, глядя вслед любимой женщине, размышляет о том, какую практическую пользу может принести ее тело, "сколько гвоздей, свечек, меди и минералов" можно получить из него. Гротескно описание бывшей совхозной кухарки, "печальной бесхозной женщины", у которой даже дешевые сережки отобрали, чтобы расплавить и получить материал для стройки, затеянной активистами на месте уничтоженного совхоза. В "Ювенильном море" писатель часто использует один из характерных своих приемов - художественную конкретизацию абстрактной идеи. Зачастую, как и в других произведениях, это те самые идеи, которыми он "переболел" в молодости.
    В "Ювенильном море" одной из центральных является проблема "человек и технический прогресс". Платонов критически относится к позиции своих героев, сходной с той, которую он имел сам в юные годы, в период увлечения философией пролеткульта. В ранних статьях молодой писатель-публицист, как известно, отстаивал взгляд на человека как на "социально-организованный автомат", считая, что член будущего коммунистического общества должен быть гайкой и болтом в "общей машине - человечестве", не выделяясь из коллектива. Однако уже вскоре писатель отдает предпочтение личности, посвятив свое дальнейшее творчество исследованию ее "сокровенности". Таким образом, и структура повести "Ювенильное море" не лишена следов мировоззренческой эволюции художника. В этой повести идея ценности личности утверждается путем от противного, критикой бездуховности, явившейся следствием рационализации сознания "нормализованного человека". В системе персонажей отсутствует тип сокровенного платоновского героя. Почти все действующие лица гротескны, ирреальны, порой сатиричны. В то же время следует признать, что такой взгляд во многом определен той значительной дистанцией, которая разделяет эпоху 30-х годов и современность. Многие читатели повести, особенно старшего поколения, узнают и атмосферу того времени' и его приметы, воспринимая повесть в сугубо реалистическом плане, не замечая высокой степени художественной условности. Подобное осмысление "Ювенильного моря" закономерно влечет за собой предположение о том, что писатель "заразился" мироощущением большинства современников, сам поверил в миф, развенчанный им в произведениях, написанных незадолго до создания повести.
    Полярные взгляды на "Ювенильное море" свидетельствуют о сложности его повествовательной структуры, в которой авторская позиция оказывается далеко не проясненной. Первым условием прочтения повести является, вероятно, ее анализ в контексте общей писательской концепции действительности. "Ювенильное море" написано почти одновременно с острогротескным, сатиричным "Мусорным ветром", одним из самых значительных произведений Платонова, которое прочитывается сегодня как социальное, что позволяет спроецировать изображенную автором инонациональную действительность на российскую почву. Вряд ли художник мог изменить за столь короткий срок свой взгляд на социальную действительность, тем более что в ходе ее художественного исследования Платонов гротескно трансформировал реалии и приметы времени.
    Критике подверглись бюрократизм, догматизм, бесхозяйственность, недоверие к ближнему, ненависть к "классовому врагу". На критическое отношение писателя к современному ему социуму указывает и одна примечательная деталь - книга об Иоанне Грозном, самом жестоком правителе России, образ которого актуализируется в ЗО-е годы. Эту книгу читает герой, составляющий известную оппозицию остальным персонажам повести. Образ Умрищева сложен, в отличие от других претерпевает эволюцию, оставляет впечатление авторской зашифрованное™. Вполне может возникнуть убеждение в том, что герой в конце концов "заразился" идеологической болезнью. В то же время этот персонаж является носителем многих авторских взглядов, в том числе на крестьянский вопрос. Бюрократизм Умрищева, который может вызвать негативную оценку героя, настолько утрирован, что оставляет двойственное впечатление: либо автор видит героя хитрецом, приспособившимся к эпохе и пародирующим стандартное мышление, либо "маскирует" образ в традициях тайнописи. Остается открытым и вопрос о том, насколько может быть истинной перестройка сознания Умрищева, которую мы наблюдаем в финале повести. Ведь именно ему принадлежит сомнение в целесообразности фантастических проектов. "Не настанет ли на земле тогда сумрак?" - вопрошает герой, и это сомнение выдает в нем человека со здравым смыслом, практика, призванного сохранить преемственность поколений, вечного оппозиционера строителям вавилонских башен (именно так прочитывается в повести образ башни), деятельность которых получает сегодня суровую оценку. Современный исследователь отмечает, что "мессианизм, обожествление будущего или какой-либо великой идеи - это не столько слабость, романтическое увлечение, сколько великий грех перед человеком, перед своим народом".
    Актуальность социальных утопий Платонова и состоит в том, что в них с известной прозорливостью исследован феномен русского мессианизма и его исторические последствия.