Сказка - один из самых ярких фольклорных жанров. В. И. Даль называет ее “волшебным рассказом, небывалой и даже несбыточной повестью, сказаньем”. Сказка затейлива, причудлива, необычна. Она повествует о чудесных происшествиях, героических подвигах, верной любви. В каждой фантастической истории обязательно содержится серьезный нравственный урок, потому что сказка - это воплощение народной мудрости, народных идеалов добра и зла. Наверное, поэтому в отличие от других жанров устного творчества она продолжила свою жизнь в литературе. Сказки нового времени, как и народные, говорят о вечных проблемах, волнующих человека в любую эпоху: о жизни и смерти, любви и ненависти, благородстве и подлости, добре и зле. Правда, в сказках XIX и XX веков печального больше, чем радостного. Слишком много страданий пришлось пережить людям. Пошатнулась их вера в “сбывшиеся сказки”. Однако обращение к любимому всеми жанру свидетельствует о стремлении писателей вылечить “болезни общества”, спасти человеческие души, вернуть им надежду на справедливость и счастье.
Такая позиция, как мне кажется, близка великому русскому сатирику М. Салтыкову-Щедрину. Его трудно назвать сказочником: слишком горькие выводы делал он, размышляя над жизнью России второй половины XIX века. Но чем пристальнее вглядывался писатель в окружавшую его действительность, тем яснее различал опутавшие ее сети “небывальщины”. Неслыханная жестокость политического режима, чудовищное бесправие народа действительно граничили с фантастикой. Все это способствовало обращению Салтыкова-Щедрина к жанру сказки. Возможно, в маленьких шедеврах писателя нет правдоподобия, зато есть правда. Каждая из сказок - законченное и совершенное произведение. Но целостное представление о замысле и идейной позиции автора возникает только после знакомства со многими из них. Цикл фантастических миниатюр Салтыкова-Щедрина - один из ярчайших образцов жанра русской литературной сказки, о котором мне хотелось бы поразмышлять в своей работе, обратившись к важнейшим вопросам философии, политики и нравственности, так просто и доступно представленным писателем пение мужиков не кончилось и они не расправились с “воеводой”.
Писатель настаивал на необходимости наказания “хозяев жизни”, но в большинстве случаев люди, наделенные властью, процветали. Два генерала, всю жизнь прослужившие в какой-то регистратуре, которую затем устранили “за ненадобностью”, внезапно оказались на необитаемом острове и обнаружили свою полную беспомощность, неспособность к какому-либо делу. Они чуть не съели друг друга, хотя кругом было много плодов, дичи, рыбы. Генералы, наверное, умерли бы с голоду, если бы в конце концов не нашли сообразительного и предприимчивого мужика, который обеспечил их всем необходимым. Не забыли спасенные “отблагодарить своего спасителя, выслали рюмку водки да пятак серебра: веселись, мужичина!”
Попытки нравственного воздействия на таких “небокоптителей”, с точки зрения писателя, бесполезны. В сказке “Карась-идеалист” надежды карася на то, что он правдой щуку “до седьмого пота прошибет”, опровергаются печальным концом мечтателя: при слове “добродетель” щука до того изумилась, что проглотила несчастного спорщика. В отличие от карася, “премудрый пескарь” твердо знал, что хищников нужно опасаться. От страха, что может быть съеден щукой, он безвылазно сидел в своей норе. Пескарь “жил - дрожал и умирал - дрожал”. Перед смертью он вдруг задумался: ради чего жил, кого утешил, кто вспомнит о нем? Показывая жалкое существование пескаря, писатель поднимается до философского обобщения и судит тех, кто прячется в “футляр”, кто боится ответственности за зло, которое царит в мире. Салтыков-Щедрин убежден, что “обезумевшие от страха” пескари “живут даром, место занимают”.
Трагедию всего русского народа автор видел в добровольном рабстве и неумении протестовать против неестественно жестоких форм жизни. Вера в благодушество орла-мецената и мощь гнилого богатыря опутывала Россию паутиной лжи, насилия, смирения. Образ Коняги из одноименной сказки становится символом всего порабощенного народа. Плоды его труда присваивают генералы и помещики. Коняга же привык к своей участи и нуждается только в кнуте.
Писателю горько, что мужик своими руками вьет себе веревку. Щедрин стремится пробудить чувство достоинства в людях. Он не хочет, чтобы талантливый народ, сочинивший столько прекрасных, добрых, светлых сказок, сам стал героем безысходных и мрачных, “фантастически” жестоких историй. Свою надежду на счастливое преображение жизни, на неизбежность справедливого возмездия писатель воплощает в сказке “Христова ночь”. Вначале мы видим тоскливый серый пейзаж. На всем лежит печать сиротливости, все сковано молчанием, задавлено какой-то грозной кабалой. Но раздается звон колоколов, и мир оживает. Совершается великое чудо: воскресает поруганный и распятый Христос, воскресает, чтобы совершить суд над грешной землей. Он обращается со словами “Мир вам!” к народу, не утратившему веры в торжество правды, клеймит “мироедов”, но все же открывает им путь к спасению - суд их совести беспощадный, но справедливый. Только предателей не прощает Христос, обрекая их на вечное странствие. На наших глазах свершается Страшный суд, но не в загробном мире, а на земле, где много оступившихся, забывших христианские идеалы. Это, конечно, всего лишь утопия, но писатель верил в нее, потому что без такой веры жить невозможно.
Литературная сказка Салтыкова-Щедрина “густо населена” и комическими и символическими персонажами. Героев-людей автор ставит в необычное положение и тем самым “развязывает им руки и язык”. Животным писатель придает человеческие черты, для того чтобы разоблачить опасные социальные пороки. Автор использует традиционные народные образы-символы (глупый и злой медведь, трусливый заяц, свирепый волк, хищная щука), но создает и новые аллегории (карась-идеалист, орел-меценат, премудрый пескарь). Излюбленные художественные приемы Щедрина - гипербола и гротеск, которые усиливают горестные впечатления от столкновения с “чудесами” русской жизни.
Фольклорный жанр был необходим автору, чтобы достучаться до каждого сердца, заставить каждого человека поверить в свои силы, отказаться от добровольного рабства. Салтыков-Щедрин страдал оттого, что лучшие и достойные люди находились в зависимости от невежественных, жадных, бесполезных “хозяев”, что невостребованными оставались недюжинные способности простого народа, что несправедливые общественные отношения противоречили незыблемым нравственным законам, забвение которых могло обернуться катастрофой. Философские уроки писателя важны не только для прошлого, но и для будущего. Они современны сейчас не столько своей политической заостренностью, сколько тревогой за наши души. Творчество Салтыкова-Щедрина - это доказательство того, что литературной сказке обеспечена долгая жизнь в искусстве. Ведь она учит нас быть верными добру и предупреждает об опасности тех, кто забыл о законах нравственности и покорился злу.