Реферат:
 
Русская пейзажная живопись
(на примере творчества А.К.Саврасова и
 И.И. Левитана)

Вступая в 80-е годы, русская реалистическая пейзаж­ная живопись представляла собой уже крупное худо­жественное явление. Она стала одним из ведущих жан­ров реалистического демократического искусства.
В пейзажной живописи наблюдаются тенденции, об­щие с бытовой и исторической живописью. В творчестве целого ряда пейзажистов наблюдается тяготение к эпи­ческому  стилю,  к созданию  монументальных  образов природы,  воспевающих  ее  величие  и красоту. Богаче становится палитра ху­дожников - пейзажистов, все чаще обра­щающихся к пленэру. В 80-е годы, годы жестокой политической реакции, созда­ваемые художниками светлые, поэтиче­ские образы  русской  природы укреп­ляли веру в жизнь, помогали бороться с гнетущей прозой обыденности.
 Подъем реалистической пейзажной живописи во второй половине 70-х и в 80-е годы связан с творчеством крупней­ших художников-передвижников И. И. Шишкина. А. И. Куинджи и В.Д.Поленова. Пейзажи Шишкина, по­являющиеся из года в год на передвиж­ных выставках, ясность его творческой программы, его верность натуре, делало Шишкина, по меткому выражению Крамского, „верстовым столбом” русс­кой пейзажной живописи.
Художественной зрелости достигает в 80-е годы и пейзажное творчество Поленова. Развивая традиции Сав­расова, Поленов приходит в своих произведениях 80-х годов к созданию эпико-лирических образов рус­ской природы. Он становится признанным мастером пейзажа - картины, сочетающей в себе лирическое и эпи­ческое начала.
В начале 80-х годов в ряды передвижников вступает повое поколение пейзажистов, опирающихся и своем творчестве на традиции, заложенные Шишкиным, Сав­расовым, Куинджи, Клодтом и Поленовым.
К началу 80-х гидов совершенно отстранились от участия в творче­ской жизни два виднейших художника, разрабатывающих темы русской природы - Саврасов и Куинджи. Из числа членов Товарищества в 1879  вышел М.К.Клодт, связав окончательно свою судьбу с Академией художеств. В 1885 г. передвижники лишились двух старейших пейзажи­стов московской школы-  умерли Л. Л. Каменев и С. Н. Аммосов.[1]
Алексей Кондратьевич Саврасов.
Саврасов представляет в Товариществе лирическую линию развития пейзажа. Впоследствии Поленов и Левитан, особенно Левитан, сознавали себя его последователями и продолжателями. В начале 70-х годов XIX века Саврасов был не единст­венным, но, бесспорно, самым талантливым и значи­тельным выразителем этого творческого направления  в пределах русского реалистического пейзажа.
Творческая судьба Алексея Кондратьевича Саврасова (1830-1897) необычна. Юношей двадцати четырех лет; он уже академик, но потребовалось еще пятнадцать лет напряженной работы, чтобы картина, показанная на 1-й Пе­редвижной выставке, „Грачи приле­тели”, утвердила его как одного из луч­ших современных мастеров, определила значение его творчества в русском ис­кусстве второй половины XIX века. К этому времени Саврасов завоевал авто­ритет в среде московской художествен­ной общественности и как художник и как педагог. Но ни одна из после­дующих его картин, а Саврасов про­жил еще 25 лет, не могла затмить обаяние этого небольшого, скромного полотна.
Основная трудность становления творческой личности Саврасова, как и Клодта и Шишкина, заключалась в том, что процесс его формирования происходил в период, когда пейзажный жанр в демократической русской живописи находился еще в стадии становления. Поэтому передвижники пер­вых поколений должны были, каждый в своей области, выступать как первооткрыватели. Но стать первооткры­вателями было не легкой задачей. Поэтому-то свойс­твенное Саврасову поэтическое восприятие родной при­роды облекается в ранних пейзажах художника в неорганичные для него формы академического роман­тизма. Это и вносило черты противоречивости в раннее творчество Саврасова.
Но и в этот период Саврасов соз­дает произведения, которые предвещают в нем худож­ника-реалиста, тонкого, лирического поэта русской при­роды. Так, в картине „Вид в окрестностях Ораниен­баума” (1854), за которую Саврасов получил звание академика, проявляются реалистические черты, стре­мление избежать поверхностных эффектов, поиски тон­ких тональных решений.
В лучших произведениях конца 60-х годов определяются уже многие существенные стороны творческого облика художника. Наиболее значительные из них - „Лосиный остров в Сокольниках” (1869) и „Печорский монастырь близ Нижнего Новгорода” (1870-1871).
„Печорский монастырь близ Ниж­него Новгорода” написан Саврасовым после путешествия по Волге. Тема картины значительно шире ее названия (из­ображение монастыря, отодвинутое в глубь картины, не играет в ней решающей роли). Избрав низкий горизонт (точка зрения сверху), художник изоб­ражает сгрудившиеся на переднем плане дома и до­мишки предместья, прижатую к домам рощицу высоких, но чахлых берез. Добротные, крепко слаженные и крепко сбитые, но невзрачные дома тесными рядами спускаются по отлогим холмам к берегу. Саврасова словно тяготит этот прочный, но узкий мирок. И за этим серым, скудным миром - как реальность и как мечта - открывается широкий простор великой русской реки. Ощущение бескрайности создается прежде всего сложно и тонко найденным ритмом домов, очертаний берега, сменой уходящих вдаль воздушных планов. [2]
Пейзаж „Грачи прилетели” (1871) был написан в обстановке творческого подъема всего коллектива мо­сковских мастеров, которые поставили перед собой за­дачу создать реалистические образы родного края, отра­зить его своеобразную красоту. Однако сюжет полотна Саврасова характерен не только для московских пейзажистов, но и для всей пейзажной живописи 70-х годов. Перед нами окраина села, церквушка, стайка бе­рез. Подписью „Молвитино” утверждается конкретность избранного художником мотива. Подобные подписи ча­сто встречались в пейзажах этого периода и у самого Саврасова и у его сотоварищей. Глубоко типичный, этот мотив как бы приближен здесь к зрителю, показан с той конкретностью, которая дается художнику лишь в ре­зультате глубокого изучения и знания природы.
„Грачам” свойственна особая, задушевная повествовательность. Вступая в мир этой картины, зритель как бы идет по талому снегу к убогим хижинам, и там, за изго­родью, перед ним открываются далеко простирающиеся, еще покрытые снегом поля, высокое небо. Обыденность и скромность передних планов сочетается в картине с эпическим простором далевого вида. Это созвучие ин­тимного с величавым, лирического с эпическим глубоко органично для Саврасова, присуще его произведениям. Оно носит не отвлеченный, а глубоко конкретный харак­тер.
При первом взгляде на картину кажется, что перед нами кусок живой природы, - настолько просто и естественно, с такой неповторимой прелестью написана группа тонких деревьев, отягощенных грачиными гнез­дами, легкие весенние тени на снегу. Это ощущение соз­дается, однако, не бросающейся в глаза тонкой ритмиче­ской организацией пространства, которая, последовательно ведя взгляд зрителя от передних планов в глубину, служит в то же время задачам рассказа, пове­ствования. Большую роль в создании поэтического образа ран­ней весны играет в этой картине, как и в других произве­дениях Саврасова, изображение деревьев.[3]
Своеобразно колористическое решение „Грачей”. Картина почти монохромна. Свойственная ей лириче­ская напевность создается художником скорее линей­но-графическими приемами, чем собственно живо­писными. Сероватые и кремовые оттенки, которы­ми она как бы чуть тронута, усиливают ее мягкое очаро­вание.[4]
Простоту и задушевность воплощенного в „Грачах” мотива Саврасов поднимает до степени типического, ха­рактерного для русского пейзажа, выражающего любовь народа к родной природе. В этом и заключается неувя­даемая поэтичность „Грачей”, которая помогла картине стать подлинно народной.
Светлая лирическая тема „Грачей” - тема ранней весны и радостного пробуждения природы - проходит через многие полотна этого периода. Это пейзаж „Отте­пель” (1874), несколько рисунков речного разлива и несколько волжских этюдов. Очень удачен рисунок „Весенний пейзаж” (1876) с группой деревьев, за­топленных половодьем и отражающихся в талой воде. Большинство рисунков выполнено в тонкой линейной манере.
Но Саврасов никогда не замыкался в рамках интим­ной лирики. Его влечет к себе более широкий мир, дыхание которого ощущалось и в „Печорском монас­тыре”, и в „Лосином острове”, и особенно в „Грачах”.                                 
Зимние мотивы встречались в творчестве живописцев уже в 60-е годы. Но именно Саврасов выступает родона­чальником этой темы в русском пейзаже. В полотне „Иней” передана волшебная красота сияющего под сол­нечными лучами снега, мерцающей на почти синем фоне изморози, покрывающей тоненькие веточки моло­дых деревьев. На переднем плане - голубые тени. Гар­моническая прелесть мерцающей сине-голубой гаммы „Инея” придает ему особое очарование. Реальность мо­тива как бы сочетается в этом пейзаже с воображением, мечтой художника. Как и „Перелет птиц”, „Иней” невольно связывается в нашем сознании с народной сказкой, с созданными народной фантазией образ­ами зимы.
По мере приближения к 80-м годам в творчестве Саврасова усиливаются ха­рактерные и для некоторых его ранних произведений тревожные, драматиче­ские ноты. Они особенно ощущаются в графических работах художника; Савра­сов отходит в них от линейной светоте­невой манеры, которой он так мастерски владел. Он предпочитает особую бумагу (так называемую папье-пеле), дающую возможность, работая пятном, тонким, острым штрихом, мягкой полутенью, достигать многооб­разных эффектов. Каждый такой рисунок художник до­водит до законченности, как бы приближая его к тоно­вой монохромной живописи.
В 80-х годах художник возвращается к теме “Лоси­ного острова”. Этот мотив, видимо, сильно поразивший художника, по-новому преломлен в целом цикле по­здних работ. Выше говорилось об этюде, написанном Саврасовым к этой картине. Но этот этюд был не единст­венным. Видимо, их была целая серия. На основе этой серии художник и выполнил впоследствии рисунки „Сосны у болота” и несколько других. В изображениях в этих рисунках гнилых болот, изгибающихся тонких стволов деревьев, в очертаниях болотных птиц звучат глубоко пессимистические, уны­лые ноты. В них есть ощущение душевной подавленно­сти, выраженное поэтически, но с горестным чувством.[5]
Глубоко личный, эмоциональный характер этих работ говорит о том, что выраженные в них чувства переплетены с ощущением трагической безыс­ходности своей личной судьбы.
Недостаточно ясны причины семейной драмы Савра­сова - разрыв с женой, развитие алкоголизма до разме­ров непреодолимого недуга, отход от педагогической деятельности, от друзей.
Перелом, совершающийся в жизни художника, траги­чен. Он остается одиноким, неудержимо опускается на дно, попадает в кабалу к мелким торгашам.
Среди его поздних произведений все чаще попада­ются ремесленные, равнодушные повторения ранее най­денных мотивов. Художественный уровень их стреми­тельно снижается. Уже к середине 80-х годов работы, равные прежним, встречаются очень редко. Однако и в эти годы художник переживает периоды творческого подъема. В этом убеждает несколько рисунков в упомя­нутом альбоме. Выполнены они тоже по способу папье-пеле. Создание этих рисунков было, видимо, для Савра­сова последней творческой вспышкой. Художник попа­дает в среду опустившейся богемы, здоровье его расшатывается, и в 1897 году он погибает - почти забы­тый. Среди немногих, провожавших его в последний путь на кладбище, был Левитан.
Исаак Ильич Левитан.
В русле передвижнического пейзажа формировалось творчество Исаака Ильича Левитана (1861-1900) - ху­дожника, насытившего русскую пейзажную живопись тонкой эмоциональностью, одухотворенностью и высо­кой гражданственностью чувств. Левитан начал выста­вляться на выставках Товарищества с 1884 года в ка­честве экспонента, а с 1891 года - как член объединения. С этого времени Левитин ежегодно пред­ставлял свои произведения на передвижных выставках, вплоть до своей кончины в 1900 году. На XXVIII выставке в 1900 году (в год его смерти) были экспонированы шесть пейзажей худож­ника, среди которых были такие ше­девры, как „Летний вечер”, „Ручей. Весна” и другие.[6]
Жизнь Левитана не была легкой. Происходивший из бедной еврейской семьи, он рано осиротел и не только в детстве, но и в юности испытывал острую нужду. Призвание его определи­лось рано, и в тринадцатилетнем воз­расте он поступает в Московское Учи­лище живописи, ваяния и зодчества. В Училище он учится у Саврасова, оказав­шего большое влияние на творческое формирование художника. Впоследст­вии он отзывается о Саврасове с неиз­менным уважением и теплотой. На­сколько глубоко запали в душу юноши впечатления от совместной работы с учителем, видна из того, что некоторые мотивы, над которыми работал Саврасов в своей ма­стерской, много лет спустя находят свое воплощение в пейзажах Левитана. Художника связывало с учителем тонкое поэтическое восприятие природы, умение выра­зить в пейзажном образе глубокие человеческие чувст­ва. Влияние Саврасова чувствуется в пейзаже „Вечер” (1877) и других ранних работах Левитана.
В представленном на XII Передвижной выставке пей­заже „Вечер на пашне” (1883) впервые ярко прояви­лась направленность творчества худож­ника, его идейная и творческая близость передвижниче­скому пейзажу. В картине изображен чисто русский мотив - погружающееся в вечерние сумерки свежевспаханное поле и на нем - одинокая фигурка крестьянина-землепашца. Картина проникнута глубокой любовью к родной земле и чувством сострадания к тяжелой участи крестьянина. Так, поэтический образ природы получает в картине социальную окраску.
В пейзаже „После дождя. Золотой Плёс” (1889) природа предстает перед нами как бы обновленной, обмытой только что прошедшим живительным дождем. Река и небо словно окутаны влажной прозрачной дымкой, на крышах домов раскинувшегося на берегу приволжского городка, на барже, лодках, кустарнике, изображенном на переднем плане играют дождевые блики, создавая ощущение изменчивости, трепетности воздушной среды.
Пейзаж выдержан в мягкой, богато разработанной серебристо-серой гамме, передающей естественные краски природы в первые  минуты после прошедшего дождя. Художник достигает здесь тонкой живописной гармонии нежных, чистых тонов неба с пробивающимися лучами солнца, трепетной, вибрирующей поверхностью воды, темно - коричневой баржой и тускло - зеленой травой и кустарниками. Все это придает поэтичность, казалось бы, простому, будничному мотиву.
Все названные полотна подводят Левитана к созданию его наиболее значительных произведений, таких как „Владимирка”, „У омута”, „Над вечным покоем”, явление которых знаменовало собой расцвет творчества художника, все более глубоко и совершенно воплощавшего в своих произведениях любовь в родине, сопричастность к горькой судьбе и страданиям своего народа. Особенно характерен в этом отношении его пейзаж „Владимирка” (1892). Именно по ней, бряцая кандалами, дни и ночи шли на сибирскую каторгу ссыльные. Пейзаж открывает нам необъятную ширь русской равнины. Широкая дорога и вливающиеся в нее боковые тропы, протоптанные ногами ссыльных, ведут взгляд зрителя вдаль, к горизонту, создавая ощущение безнадежности и бесконечности их трудного и скорбного пути. Это ощущение подкрепляется и тонко сгармонированными холодными топами сумеречного, тревожного неба и одиноко сто­ящего „голубца”, безмолвно встречающего и провожа­ющего колонны арестантов.       Вся картина проникнута грустными раздумьями художника о жизни, о горькой участи своего народа.[7]
В пейзаже „Над вечным покоем” (1894), который Левитан считал своим лучшим произведением, эти черты приобретают философскую, символическую окра­ску. В основе полотна лежит мысль о нетленной красоте  и величии природы и зыбкости, кратковременности че­ловеческого бытия. Эта мысль прекрасно выражена в масштабном сопоставлении маленькой церквушки, оди­ноко стоящей на высоком берегу реки, приютившегося здесь же кладбища с сиротливо торчащими крестами и раскинувшегося вокруг безбрежных просторов реки и высокого, бездонного неба. Этот контраст ощущается и в решении самой пластической формы, плотной и ком­пактной в изображении берега, церкви, деревьев и лег­кой, прозрачной - водного и воздушного пространства. [8]
Сочетание в пейзаже двух начал - камерного, которое несет в себе мотив церкви и сельского кладбища, и мо­нументального, заложенного в широкой панорамности открывающегося перед зрителем ландшафта, - придает образу природы интимность и в то же время торжествен­ное величие. Написанный в годы реакции, этот пейзаж, воспевающий вечную красоту природы, как бы противо­поставляет ей краткость и тщету человеческой жизни. Так поэтический образ природы насыщается большим обобщающим смыслом.
Поиски синтетического образа природы характерны для Левитана и во второй половине 90-х годов. Создава­емые в годы общественного подъема, его произведения этих лет несут печать светлой радости и жизнеутверждения. В пейзаже „Март” (1895) запечатлен, казалось бы. будничный мотив. Но все в нем как бы излучает ра­дость весеннего пробуждения природы. Колорит кар­тины тонко раскрывает естественные цветовые соотно­шения в природе в пору весеннего обновления. Он построен на мягкой гармонии холодных тонов снега, ле­жащих на нем теней и теплого цвета стволов берез, леса; на   заднем   плане,   озаренной   солнцем   желтой   стены дома.
Левитану было присуще тонкое и более проникновен­ное, чем у его предшественников и современников, ощу­щение красочной, живописной прелести русской при­роды. Она расцветает в его пейзажах свежими, чистыми, незамутненными красками (бирюза голубого неба, синяя вода озер, сияющая зелень лугов, охристо-желтая и оранжевая осенняя листва). Природа Левитана дышит той же правдивой и в то же время поэтической сказоч­ной красотой, что и природа, воспетая народной песней и сказкой.
В то же время, подобно тому как зритель, смотря на сюжетные полотна передвижников, становится как бы участником изображенных в них событий, так и мы, раз­глядывая пейзажи Левитана, словно проникаем вместе с художником в самую душу русской природы, в ее поэти­ческий мир.
Этим объясняется и известная повествовательность пейзажей Левитана, хотя он обычно избегает показа „действия” в природе. Нет в пейзажах Левитана и человека, редко изображает он обработанную землю - пашни, хлеба и т.д. Но мы всегда ощущаем близость че­ловека в его полотнах: кто-то протоптал дорожки, иду­щие вдоль берегов рек, сбегающие с холмов, извива­ющиеся по лугам; кто-то вспахал землю и возвел дома и церквушки. Прав один из современных художнику кри­тиков, говоря о том, что если бы в пейзажах Левитана были фигуры людей, то это были бы фигуры „передвиж­нические” - фигуры крестьян.
Левитан был прочными узами связан с Товарищест­вом и никогда не изменял ему.[9]

---