Аксенова Г. В.

В 1812 г. в огне Московского пожара погибло уникальное «Собрание российских древностей» А.И. Мусина-Пушкина. В состав этого собрания входил замечательный памятник древнерусской книжности — Спасо-Ярославский хронограф, содержавший величайшее произведение древнерусской литературы – «Слово о полку Игореве».

Три года спустя после гибели книги граф А.И. Мусин-Пушкин приобрел на московском книжном рынке новый, неизвестный науке, список «Слова». В этом же, 1815 г., экземпляр рукописи удалось приобрести и Александру Федоровичу Малиновскому, бывшему в то время начальником Московского архива коллегии иностранных дел, членом-редактором Комиссии по печатанию Государственных грамот и договоров, членом Российской Академии наук.

Малиновский приобрел рукопись в последних числах мая 1815 г. Пергаменный свиток, якобы написанный в 1375 г. Леонтием Зябловым, принес и продал ему за 160 рублей московский мещанин Петр Архипов. На вопрос о происхождении рукописи, продавец сообщил, что она была «выменяна иностранцем Шимельфейном на разные вещицы в Калужской губернии у одной помещицы, которая запретила объявлять свое имя». Надо ли говорить о той радости, которую испытал первый издатель удивительного памятника древнерусской литературы, считавшего, что подлинник утрачен навсегда. Понимая значимость нового обретения «Слова», А.Ф. Малиновский сразу же начал готовить приобретенный список «Слова» к изданию: он описал саму рукопись, сравнил редакции и выбрал «разности». В это время первое печатное сообщение о рукописи подготовил молодой начинающий ученый П.М. Строев, поместив его в журнале «Современный наблюдатель словесности». Он писал о «Слове», не подозревая подлога и недоумевая, «по каким причинам почитает подложным» его Н.М. Карамзин.

Действительно, с недоверием и скептицизмом к приобретению А.Ф. Малиновского отнеслись только два человека: государственный канцлер Николай Петрович Румянцев и историк и писатель Николай Михайлович Карамзин. Доказательства их правоты появились в ближайшее время. В ноябре 1815 г. рукопись «Слова» приобрел А.И. Мусин-Пушкин. Восторженный граф приехал в Общество истории и древностей российских при Московском университете и торжественно сообщил о приобретении «драгоценности». «Драгоценность, Господа, приобрел я; драгоценность!…» – «Что такое?» – «Приезжайте ко мне, я покажу вам». – Так начинает рассказ о событиях, связанных с разоблачением подделок, историк М.П. Погодин. «Поехали после собрания. Граф выносит харатейную тетрадку, пожелтелую, почернелую… список «Слова о полку Игореве». Все удивляются. Радуются. Один Алексей Федорович Малиновский показывает сомнение. «Что же вы?» – «Да ведь и я, граф, купил список подобный!..» – «У кого?» – «У Бардина». При сличении списки оказались одной работы», так напишет в 1841 г. о случайном обнаружении подделок «Слова» историк Михаил Петрович Погодин.

Два известнейших московских коллекционера и знатока древностей приобрели поддельные списки «Слова о полку Игореве», выполненные известным московским торговцем А.И. Бардиным.

Антон Иванович Бардин (?-1841) – житель Москвы, владелец антикварной лавки. Прямых биографических данных о его жизни и деятельности не имеется. Но косвенные данные позволяют говорить о том, что его хорошо знали в ученых и собирательских кругах Москвы, некролог будет написан М.П. Погодиным и помещен в его журнале «Москвитянин». Отзывы его современников дают возможность утверждать, что он был знатоком рукописного и книжного наследия, старинных вещей, икон.

В антикварной лавке А.И. Бардина многие известные исследователи – историки и археографы приобретали ценные рукописи и редкие книги. Среди покупателей были историки и археографы К.Ф. Калайдович и П.М. Строев. Немало ценных материалов приобрел у антиквара М.П. Погодин, оставивший самые полные сведения о знаменитом московском фальсификаторе. В некрологе историк М.П. Погодин отметил, что «покойник А.И. Бардин был мастер подписываться под древние почерки».

О том, когда начал промышлять подделками московский купец, можно только предполагать. Но понятно, что это дело, являясь затратным по времени, должно было приносить доход. А значит, оно связывалось со спросом на древние рукописи, который возрос после войны 1812 г. Первые же подделки А.И. Бардин изготовил в нач. XIX в.

В настоящее время известно около 25 подделок, находящихся в различных архивохранилищах страны. Это рукописи шестнадцати названий. Среди них Устав о мостах, Устав о торговых пошлинах 1571 г., Поучение Владимира Мономаха, Сказание об основании Печерской церкви, Повесть об иконе Николы Зарайского, Послание Александра Македонского славянам, Житие Иосифа, Заповедь 7-го Вселенского собора, Канон на Рождество Христово, Сказание о Данииле пророке, Житие Александра Невского, Дионисий Ареопагит и, конечно же, Слово о полку Игореве и Русская правда. Но только два произведения Бардин написал более, чем в одном экземпляре. Он создал 4 списка «Слова о полку Игореве» и 5 списков «Русской правды».

А.И. Бардин не фальсифицировал содержательную сторону своих подделок, что, по мнению ряда ученых, является явлением достаточно редким в истории фальсификаций. Не фальсифицировались им и тексты оригиналов, их содержание полностью воспроизводилось, передавалось и правописание.

Все созданные московским мещанином рукописи нашли своих покупателей и владельцев. Ими стали известные ученые и коллекционеры А.Ф. Малиновский, А.И. Мусин-Пушкин, И.И. Срезневский, А.С. Уваров, А.Ф. Вельтман, А.И. Хлудов, И.И. Царский, П.М. Строев, М.П. Погодин, В.М. Изергин, Голицыны, П.Ф. Карабанов, Н.Ф. Романченко, А.И. Локтев, Ф. Толстой, В.М. Ундольский.

Интересно, что списки «Слова» купили уже упомянутые А.Ф. Малиновский (Современное местонахождение списка, принадлежавшего А.Ф. Малиновскому, неизвестно. М.Н. Сперанский, исследовавший судьбу работ А.И. Бардина в качестве последнего владельца рукописи назвал антиквара П.П. Шибанова), А.И. Мусин-Пушкин, третий вошел в собрание А.С. Уварова, владелец четвертого неизвестен. Среди владельцев подделок, созданных А.И. Бардиным, были ученые, государственные деятели, купцы, коллекционеры, представители разных социальных групп и слоев. Многие из них, такие как М.П. Погодин, П.М. Строев, знали, что приобретают подделку, но покупали ее как материал, как курьезные и любопытные вещи, отражающие общественное настроение, отношение и интерес к Отечественной старине. Ведь отсутствие или наличие подделок, их внешняя и содержательная стороны ярко характеризуют эпоху и ее тенденции с точки зрения направления развития научного познания, состояния научного знания как такового, роста собирательских тенденций и степень увлеченности стариной.

Вполне закономерно возникает вопрос о причинах раскупаемости фальсификатов, изготовленных А.И. Бардиным. Почему многие специалисты не смогли сразу увидеть и понять, что перед ними подделка. Ответить на него можно, обратившись к характеристике особенностей производимых А.И. Бардиным подделок.

Прежде всего, необходимо обратить внимание на внешние признаки рукописей, к которым относятся материалы письма, графика письма и оформление текста.

Почти все подделки («Устав о торговых пошлинах 1571 года» написан на чистой бумаге XVII в.) написаны на пергамене. Мастер использовал как новый пергамен, предварительно обработанный и состаренный, так и старинный, со смытым текстом (так называемый палимпсест). Для старения пергамена использовалось несколько способов: на пергамене делались дыры, подклеенные промасленной бумагой; счищались белила; пергамен сильно промасливался, отчего приобретал темный цвет; поле письма покрывалось какой-то темноватой (грязноватой) краской или часть листа имела загрязненный вид; имитировались следы плесени. Все это делалось для того, чтобы уже внешне придать рукописи древней вид. Для большего удревнения вида рукописи придавалась и особая форма: часто свои подделки А.И. Бардин изготавливал в форме свитка или столбца, предпочитая его кодексу (хотя многие подделки оформлены в виде кодексов, имеющих кожаные переплеты). Из 24 созданных А.И. Бардиным рукописей 18 имеют форму кодекса, одна – форму столбца и 5 – форму свитка. При создании формы книги пергаменные листы складывались, номера тетрадей (как и положено в древней книжной традиции) ставились внизу страниц. Рукописи книжной формы имели переплет из досок, обтянутых кожей. Такой переплет был типичен для церковных переплетов начала XIX в.

21 из 24 имеющихся рукописей написаны на пергамене, две – на бумаге и одна – на пергамене и бумаге. Из 24 рукописей одна рукопись подлинная с дополнительными записями, сделанными рукой А.И. Бардина, и одна рукопись имеет 6 листов, 3 из которых – подлинные. При выборе материала для письма А.И. Бардин исходил из времени создания произведения, которое фальсифицировал. Поскольку «Слово о полку Игореве», «Русская правда», «Поучение Владимира Мономаха», «Сказание о Борисе и Глебе» и др. – это древнерусские сочинения, относящиеся к XI-XII вв., поэтому их тексты должны были быть написаны на пергамене. «Торговый устав» создавался в XVI в., когда в качестве материала письма господствовала бумага, поэтому и для подделки А.И. Бардин использовал бумагу. Бумага «Торгового устава» старая, относящаяся к XVII в., взятая, по всей видимости, из какой-то подлинной рукописи, где остались чистые, неиспользованные листы.

Уже вышеназванные данные позволяли А.И. Бардину производить необходимое впечатление на малознающих и малооопытных любителей старины.

Не менее важной стороной подделок были и другие внешние особенности рукописей, к числу которых относятся письмо и украшения.

А.И. Бардин использовал все типы древнерусских почерков: устав, полуустав и скоропись. Применение этих графических типов письма было достаточно логичным и по-своему правильным. Поскольку, основу его подделок составляли произведения «пергаменного» периода письменности, то он и старался подражать уставу, но уставу XIII-XIV вв. Но А.И. Бардин не избежал ошибок, связанных с поверхностным знанием истории развития графики и особенностей письма: он не видел разницы между уставом XII и XIV вв., часто вводил в уставное письмо начертания скорописного периода XVI или XVII вв. и в скорописное добавлял уставную графику. Зная о факте отсутствия словоделения в древнерусском письме, он давал сплошную строку, располагая буквы на равном расстоянии друг от друга, делая механические переносы со строки на строку (т.е. механически относясь к слову) и ставя иногда знак переноса (чего никогда не делали древнерусские книжники).

А.И. Бардин был достаточно наблюдательным фальсификатором. Он заметил важную особенность письма, связанную с написанием сокращенных и титлованных слов: чем старше рукопись, тем меньше сокращений. Поэтому при создании пергаменных подделок он старался избегать сокращений вообще, даже не допуская их в тех терминах и понятиях, которые писались сокращенно практически всегда. Это такие важные и почитаемые понятия, как «Бог», «Господь», «Сын», «Отец», «человек», «Богородица» и др. Но более несуразными кажутся неожиданно введенные сокращения в таких словах как «великий», «храбрый», «девки» и др. или сокращения не по правилам.

Плохо обстояло дело у А.И. Бардина и с древнерусской грамматикой: он переносил в древность навыки современного ему письма. Он не признавал «юс малый» и вместо него чаще всего использовал «а йотированное», увидев, что в русских рукописях мало использовались «юсы». Но при этом он злоупотреблял начертаниями «йотированного большого юса». Следуя правилам современной ему орфографии, он довольно последовательно ставил i перед гласными в словах, расположенных в строке, а не в ее конце; и всегда ставил над i одну точку, а не две.

А.И. Бардин не понимал или не до конца уяснил роль паерка и не всегда правильно передавал его графическое изображение.

Отсутствие необходимого образования и хорошего уровня знаний в области лингвистики стали причиной целого ряда ошибок и описок, допущенных при создании поддельных списков, в том числе и «Слова о полку Игореве». Так, например, он написал «Славою» вместо «славию», «жита» вместо «живота», «Клим» вместо «кликом» и т.п.

Отталкиваясь от традиций оформления начальных разделов текстов произведений, А.И. Бардин использовал вязь. Именно так, по его мнению, обязательно выделялись в рукописной книжной традиции заголовки. Для письма вязью он использовал как киноварь (окись ртути), так и золото. Но с вязью, по словам М.Н. Сперанского, он обращался достаточно «бесцеремонно». Бардинская вязь не была никоим образом связана с графикой письма, которой он пользовался для создания текста. За образец для подражания он всегда выбирал вязь или ее элементы из рукописей не старше XVI или XVII вв.

Еще «более бесцеремонным», по мнению М.Н. Сперанского, было использование и размещение инициалов – украшенных заглавных букв. Им придавались фантастические, не встречающиеся в подлинниках, начертания.

Зная, как лицевые и орнаментированные рукописи редки и как высоко они ценятся на книжном рынке, антиквар-книгопродавец часть своих книг украсил заставками и миниатюрами. В трех рукописях из известных 24 в начале текста А.И. Бардин разместил заставки геометрического и тератологического орнаментов. В четырех присутствуют миниатюры, выполненные в манере XVI-XVII вв. Фальсификатор оставался верен себе в постоянстве подражания и воспроизведения манеры и стиля рукописей XVI-XVII вв. В трех рукописях А.И. Бардин поместил по одной миниатюре: миниатюра с изображением князя Игоря в «Слове о полку Игореве», миниатюра с изображением Иосифа в «Житии Иосифа», миниатюра с изображением митрополита Иоанна в «Правиле Иоанна». Цикл миниатюр украшает «Повесть об иконе Николы Зарайского».

В конце некоторых рукописей А.И. Бардин поместил послесловия с датой и именами писцов, зная о том, что очень высоко в ученом мире и в среде коллекционеров ценились рукописи, имевшие выходные записи (или летописи). Так в одном из списков «Слова о полку Игореве» содержится следующая летопись: «Написася при благоверном и великом князе Дмитрии Константиновиче. Слово о походе полку Игорева Игоря Святославля внука Ольгова калугером убогим Леонтием Зябловым в богоспасаемом граде Суздали в лето от сотворения мира шесть тысящь осмь сот осемьдесят третиаго». В другом – «Найдена бысть книга сиа. Преписав с тыия Слово о полку Игореве Игоря Святославлиа внука Олгова в лето 7326 (1818 г. – Г.А.) генваря дня 22». В «Русской правде» выходная запись гласила: «Начата бысть писатися книга сия глаголемая устав великаго князя Ярослава Владимировича О судех правда руская в богоспасаемом граде Москве. В лето … месяца февруария … день с книги глаголемои Иоанна Зонара слово в слово, моквитяном Антоном Ивановым Бардиным... Дописана же бысть книга сия того ж лета месяца апрелиа в … день. Слава тебе в Троице славимый Боже. Всегда и ныне во веки веком. Аминь». В «Сказании о Борисе и Глебе» – «Написана бысть святая книга сия страдание святых святых страстотерпец Бориса и Глеба в святом крещении Романа и Давыда при дрьжаве благородного и царьсскоименитом и великым князе Василии и Димитриевиче всея Русии при Боголюбивом митополите Фотии в лето шесть тысящь осмьсот девять десять осмаго месяца ноябрия рукою многогрешна в калугерах Ионы по реклу Истооми нижегородца». В книге «Дионисий Ареопагит» - Свершителю Богу нашему съвершающему всякое благое на земли на чало и конец а дописана бысть книга сия Дионисие Реопагит при державе Богохранимом царю и великом князе –Иване Васильевиче московском и всея Руссии и при архиепископе Афонасии всея Русии и при архиепископе Филофии резанском и муромском в лето 7013 месяца октобрия 3 день». «В «Заповеди 7-го Вселенского собора (Синодик в неделю православия)» и «Правило Иоанна, митрополита Русского» А.И. Бардин честно признавался: «Списал Антон Бардин в лето …» и «…писал московитин Антон Бардин в лето…». В «Житии Александра Невского» он был столь же откровенен: «Начата бысть писанием книга сия Житие великого князя благоверного Александра Невского в лето 7318 (1809 г. – Г.А.) месяца декабря 18 дня, совершена же того же лета марта 10 дня в царствующем граде Москве москвитянином Антоном Ивановым Бардиным».

В своих послесловиях многие даты и имена он сопроводил различными историческими указаниями, причем сведения для этих указаний он взял из других, ныне хорошо известных книг. Так, один из списков «Слова о полку Игореве» имел летопись, содержащую дату – 1375 г., летопись «Поучения Владимира Мономаха» скопирована из выходной записи Лаврентьевской летописи и т.п. В целом ряду послесловий А.И. Бардин обязательно указал на время создания рукописи и его авторство. Такие послесловия позволяют утверждать, что подобным образом, сомневаясь в своих возможностях, фальсификатор заранее предупреждал о подделке. Если коллекционер не увидел запись об авторстве и времени создания, то это, скорее всего, был его недогляд, а А.И. Бардин мог ощущать себя честным книгопродавцем, который даже не пытался обмануть покупателя.

В начале XX в. М.Н. Сперанский уже поставил вопрос о том, как «смотреть на то, что на своих изделиях А.И. Бардин иногда выставлял свое имя или тайнописью, или прямо?» Отвечая на него, выдающийся русский ученый ответил, что в этом нельзя видеть «развязанность фальсификатора, уверенного, что его подделка не будет раскрыта покупателем». М.Н. Сперанский считал, и с этим нельзя не согласиться, что А.И. Бардин, «делал копии в старинном стиле с рукописей и потому не стеснялся выставлять на них свое имя. Тут, стало быть, никакого желания обмануть не было, а был только антикварный курьез, который так или иначе окупал его труд и давал ему прибыль» и при этом позволял ему оставаться честным человеком.

Все вышесказанное позволяет нам утверждать, что А.И. Бардин при фальсификации подражал признакам древности, но не знал и не понимал многих особенностей древнерусского письма и древнерусского языка. Его наблюдательность (через его руки прошло много подлинного древнего рукописного материала), его несомненные художественные способности и умение стилизовать древнее письмо и несомненные художественные способности, прочные связи со знатоками древностей позволяли ему создавать достаточно привлекательные и пользующиеся спросом памятники письменности. Но все это вместе взятое приводило и к другому результату: ученые и любители древностей смогли впоследствии достаточно легко квалифицировать работы купца-антиквара как подделки, созданные с целью извлечь обычную прибыль.

А.И. Бардин был своеобразным ремесленником-промышленником. Его творчество было своего рода реакцией на поток открытий целого ряда памятников письменности, выпавших на кон. XVIII – первую пол. XIX вв. Согласно мнению некоторых ученых, это был «деловой ответ энергичного и знающего торговца-антиквария на сложившуюся на книжном рынке конъюнктуру».