Каган Ю.М.

Римские реалии, в том числе и одежду, изучали в течение многих веков. Почти в каждом комментированном издании авторов при словах, обозначающих одежду, сказано, когда, кто, что носил, какой была римская одежда; объяснено это и в словарях, и в книгах, специально посвященных римскому быту. Некоторые общие заключения порой кажутся чрезмерно категоричными и прямолинейными. Так, в учебнике по истории костюма читаем: "Строгая классовая дифференциация в устройстве общества наложила отпечаток и на характер древнеримского костюма: с одной стороны, сложные и пышные одежды свободных граждан, а с другой – простые и грубые одежды бедняков и рабов"1 .

Занимаясь римской одеждой, мы будем пользоваться авторскими словарями и непосредственно самими текстами, посмотрим, что собою представляют латинские слова, обозначающие одежду, в какие тематические поля они входят, с какими другими полями они связаны, какая у этих слов "душа". Следует также помнить, что и самые обычные вещи могут быть знаком и иметь скрытое значение. Одежда хотя и нечто внешнее, но и она несет в себе множество смыслов. Включение лингвистики в ее исследование наряду с исследованием данных изобразительных искусств, археологии может способствовать получению более точной и полной картины смыслового поля одежды, чем тот, который дает каждая из названных областей отдельно.

Необходимо оговориться, что в этой статье мы сознательно не будем касаться вопросов происхождения слов, обозначающих одежду, так как при всей серьезности и увлекательности этимологических изысканий, которые вскрывают забытые, однако иногда подспудно живущие смыслы, нам важно, что значение слов, переходящих из эпохи в эпоху, из одного контекста в другой, часто так сильно меняется, что этимология остается интересной сама по себе и нисколько не способствует или же очень мало способствует пониманию конкретного текста. Так, ничего не проясняет, что русские слова "одежда" и "надежда" этимологически близки и отличаются только приставками.

Среди латинских названий одежды есть много заимствований. Это свойственно большинству языков. Заимствуется вещь или материал, из которого она делается, – и вместе с этим приходит название; вещь, похожая на чужую, также приобретает новое название.

В латинском языке среди обозначений одежды много греческих заимствований: stola, palla, synthesis, paenula, endormis, chlamys и др., но есть и сабинские – trabea; предполагают, что этрусского происхождения слово lacerna.

Признавая важность того, в каком тематическом контексте употребляется то или иное слово, важно знать и то, что в разных языках эти контексты – "понятийные поля" – могут совпадать, но чаще всего они разные и могут иметь разную протяженность, разные связи. Это зависит от темы произведений, от языка, от эпохи, от жанра, от стиля авторов. "Понятийные поля" часто неодинаковы и у авторов, пищущих на одном языке; могут они быть неодинаковы и у одного и того же автора.

Необходимость знания хотя бы минимального контекста признается всеми словарями, в которых дается сочетаемость. В своих лекциях о бытовых римских древностях И. В. Цветаев говорил не о тунике "вообще", а различал tunica manicata (manuelata) – с длинными рукавами, t. talaris – до пят, t. interior (intima) – нижняя, t. laticlavia – с широкой, angusticlavia – с узкой каймой, t. picta – расшитая, t. palmata – с растительным орнаментом. Он говорил не о тоге "вообще", а описывал toga praetexta – с пурпурной каймой, pura – без украшений, virilis – мужскую, pulla – темно-серую, sordida – грязную, fusa – широкую, restricta – узкую.

Несколько более широкий контекст способен помочь выяснить и ассоциативность, метафоричность изучаемых наименований. Ведь русские выражения, включающие слова, связанные с одеждой, манерой ее носить, вроде "душа нараспашку" или "он застегнут на все пуговицы", "по одежке протягивай ножки", непосредственного отношения к одежде уже не имеют, однако их метафоричность еще вполне прозрачна.

Так как слова, связанные по смыслу, обыкновенно находятся недалеко друг от друга, часто даже в одной строке, то для сравнительно простого вычленения тематических полей важно, в каком окружении находится нужное нам слово.

Как несшитая одежда тога была похожа на одежду, употреблявшуюся многими народами. Римская тога – это большое белое шерстяное полотнище, выкроенное в форме эллипса, в два или три раза превышающее рост человека. Вообще, несшитая одежда существовала раньше разнообразной сшитой. Известно, что сначала в Риме тогу носили все – и мужчины, и женщины, и мальчики, и девочки. Потом женщины сменили ее на столу (женщина могла надеть тогу, но это значило, что она – уличная; у Марциала есть эпиграмма (X, 52), обыгрывающая такое значение слова "тога"). Постепенно – по свидетельству Ливия, Светония, Ювенала – тогу стали вытеснять другие виды одежды. Ювенал (III, 171) сетует: nemo togam sumit, nisi mortuus – "лишь покойника кутают в тогу" (пер. Ф. Петровского).

Однако понятийные поля, в которые входит слово "тога", были достаточно стабильны. Это сфера обозначений каких-то исконных римских свойств и того, что приличествует римлянину в отличие от других людей. Fabula togata имела чисто римское содержание в отличие от fabula palliata – ранней римской "комедии плаща". Togatus – это civis Romanus, toga – это vestis forensis, одежда официальная. У Марциала (X, 18, 4): Eheu! quam fatuae sunt tibi, Roma, togae! – "Сколько же, Рим, у тебя в тогу одетых глупцов!" (пер. Ф. Петровского). Буквально: "сколько глупых тог?". И слово "тога" было разнозначно слову "римлянин". Один из антонимов слова toga – это pallium, плащ, название одежды греческой и атрибут обозначений греческой культуры. (Вообще, слова, обозначающие одежду как этнический знак, часто встречаются для противопоставления своего и чужого.) Pallium – одежда врачей, софистов, педагогов... По свидетельству Плиния Мл. (Письма, IV, 11, 3), pallium – одежда изгнанников. Он писал об учителе в Сицилии: "Войдя в греческом плаще (изгнанники не имеют права носить тогу), он привел его в порядок..." (пер. М. Е. Сергеенко и А. И. Доватура). Одежда была явным опознавательным знаком. Gallia togata, о которой писал Марциал: Gallia Romanae nomine dicta togae – "Галлии, имя какой римская тога дала" (III, 1, 2; пер. Ф. Петровского), – это романизированная Галлия, это Gallia Cisalpina, в отличие от Gallia Braccata – Нарбоннская Галлия, "Галлия в штанах".

Если слово toga встречается в сфере ритуальной официальности, то поблизости будут слова того же ряда: toga praetexta и тут же sella curulis – курульное кресло; слово nomen – не только "имя", но и "уважение": propter togae nomen – "из уважения к тоге", toga picta – "расшитая тога", которую полагалось носить триумфаторам, и рядом scipio eburneus – "жезл", посох, отделанный слоновой костью. Наряду с этими двумя высокими темами слово toga есть и еще в одном вполне ритуальном понятийном поле похоронного обряда. Поблизости тогда встречаются слова in funere – "на похоронах", mortuus – "мертвый", и... обозначения... цвета (toga pulla – "темно-серая", sordida – "грязная"). Вообще, те понятийные поля, в которые входит слово toga, в большой степени перекрещиваются с полями обозначения цвета. Обычная тога – toga frequens (у Тацита, например) – это t. pura (иногда переводят как "белая", но это значит "простая, без украшений, чистая").

Цветовые определения или те, которые связаны с цветом, – praetexta, candida, purpurea, pulla, sordida – сразу ставят слово toga в нужный ряд; t. pulla, sordida – "траурная"; purpurea – у триумфаторов; цвет здесь – знак, символ. Подобно тому и в русском белые ризы обозначали святость, черные – это монашеская одежда. Цвет – очень важная примета, в черном были опричники, чернорубашечники. Слово toga может быть даже вообще пропущено, достаточно просто назвать цвет: usque ad talos demissam purpuram recordemini – "вспомните доходящий до пят пурпур..." (Цицерон. Речь в защиту Авла Клуенция Габита, 111). Если в русском языке "белый", "красный" могут еще иметь значение "красивый", а "черный" – "некрасивый", то в латинском языке при слове toga обозначения цвета имеют отношение, по-видимому, не к красоте как к таковой, а к знакам отличия. Это же надо сказать и о качестве тоги, о том, как она "сидит", какого рода ассоциации она вызывает (у Горация в Посланиях (I, 18, 30): Arta decet sanum comitem toga – "Узкая тога прилична клиенту разумному" (пер. Н. Гинцбурга)).

Входит слово toga и в сферу обозначений возраста. Поблизости тогда слова: libera, virilis – "свободная", "мужская" (Петроний), pueritia – "детство", puerilis – "детская" (Гораций), primus iuventae honos – "первая юношеская почесть" (Тацит). И еще одно понятийное поле, в которое входит слово toga, – это сфера обозначений мирного времени. Антонимы тогда: arma – "оружие", sagum – "военный плащ", abolla – "зимний плотный военный плащ". Рядом слова: pax – "мир", otium – "досуг". Сюда относятся и пословицы: Cedant arma togae! – "Да уступит оружие тоге!". Pacis est insigne et otii toga – "тога – знак мира и досуга". Togatus – "одетый в тогу"; здесь антонимы: armatus – "вооруженный", sagulatus – "одетый в сагум". Sagum – знак войны. Поблизости в этом случае встречаются слова: bellum – "война", arma – "оружие", hostis – "враг", periculum – "опасность". Saga parare – "готовить плащи", esse in sagis – "быть в плащах", т.е. "быть вооруженным", ire ad saga – "готовиться к войне". Интересно, что и глагол при sagum чаще другой: не induere, a sumere – этот плащ не "надевают", а "берут".

В "Realencyclopaedie" Pauly-Wissowa приводятся слова Варрона: Toga dicta est a tegendo – "Тога – покров – названа от покрывания", и слова Исидора Севильского: Toga dicta, quod velamento corpus tegat atque operiat – "Тогой – покровом – называется, т.к. покрывалом укрывает тело и окутывает". Конечно, слово toga имело и прямой смысл одежды, прикрывающей тело. Иное дело, каким смыслом здесь наделялось понятие "покрывать", которое равно русскому "кутать", что значило "прятать", "охранять", "защищать". Кроме слов, уже названных, со словом toga сочетаются определения: rasa, pexa – "пушистая", "новая", pinguis – "толстая" (у Светония об одежде Августа), hirta – "грубая", densa – "ворсистая", trita – "потертая", arta – "узкая", bis tria ulnarum toga – "широкая".

При всей официальности и ритуальности были и какие-то индивидуальные пристрастия, какие-то следования моде.

В известном месте второй речи Цицерона против Катилины (X, 22), где говорится о "целых парусах вместо тог" (пер. В. Горенштейна), само слово toga отсутствует. Там читаем: manicatis et talaribus tunicis, velis amictos – "в туниках с рукавами и укрытые до пят". Слово velum одного корня со словом vestis, это не только "парус", но и "покрывало", т.е., возможно, здесь назван какой-то синоним тоги, а может быть, вообще не тога, потому что несшитая одежда, накидка – это не только тога. У Вергилия, там, где в переводе С. Ошерова говорится о тоге, "надетой по-габински", вообще нет слова toga, а есть trabea: "Ipse Quirinali trabea cinctuque Gabino" (Энеида, VII, 612). Trabea – белый плащ с пурпурными полосами. Его надевал консул, а в торжественных случаях всадники, авгуры. Это слово могло обозначать также и сословие всадников, и консулат. При императорах trabea пурпурного цвета.

Из всех просмотренных для этой статьи авторов (речи Цицерона, Горация, Вергилия, Овидия, Петрония, Тацита, Марциала, Ювенала, Апулея) чаще других употребляет слово toga Цицерон. У Вергилия слова toga вообще не находим. Нет у него и слова sagum, обозначающего военную одежду, антонима тоги, символа войны. Sagum – это короткий плащ, полотнище, тоже одежда несшитая. Общеизвестное, прославленное Вергилиево определение римлян как племени, одетого в тогу (Энеида, I, 282): Romanos rerum dominos gentemque togatam, оказывается, – единственное место, в котором встречается прилагательное togatus. Слова sagum у Вергилия тоже нет, но один раз встречается уменьшительное sagulum (Энеида, VIII, 660): Virgatis lucent sagulis – "блещут полоски плащей". Одежда у Вергилия да и у других авторов чаще всего обозначается словом vestis.

Н. М. Благовещенский писал: "Вообще, тога, составляющая в былое время почетную одежду одних только римских граждан, при кесарях вполне утратила свое значение. Для человека недостаточного она стоила недешево, да и к тому же нередко требовала замены. Марциал... жалуется на то, что клиенту в одно лето приходилось изнашивать по четыре тоги и больше. Он же называет ее sudatrix, т.е. потогонною. Действительно, тога обыкновенно шилась из шерстяной материи, и потому клиентам не очень-то удобно было, особенно при итальянском солнцепеке, разгуливать в ней по городу"2 .

У христианских авторов vir togatus – "уважаемый человек". В словаре Du Cange: togare – vestire – "одевать" (но не обязательно в тогу), togati – это Romani, mores. Там приведен интересный пример из Послания Теодориха: vestimini moribus togatis, exuite barbaritatem, abjicite mentium crudelitatem – "снимите с себя варварство, отбросьте духовную грубость". Здесь, помимо всего, что имеет отношение к явно положительному переносному смыслу слова togatus, обращает на себя внимание метафоричность глаголов: "наденьте", "снимите", а речь идет не, об одежде, но о нравах... Кстати, глагол induere – "надевать" в сочетаниях с разными словами и в классической латыни имел очень широкое значение. У Цицерона, например, se induere – "выдавать себя", "обличать" (ср.: Против Гая Верреса, II, 106; V, 73; В защиту Луция Луцины Мурены, 51; и др.) – В словаре Du Cange приводится и новое сложное слово togiforium – "locus, ubi scholastici disputant – "место, где ученые рассуждают". Прежде в подобном смысле употреблялось не слово toga, а pallium. Тога – не одежда ученых или учащихся. Появилось и новое уменьшительное togilla-mappula, т.е. "платочек"; прежнее уменьшительное togula – это "маленькая тога". Из-за того, что слово toga употреблялось в описаниях специфически римских, в романских языках оно не получило никакого развития.

Женская одежда, по утверждению этнографов, обычно консервативнее мужской и меньше подвержена изменениям. В то же время, например, в книге о грузинском быте хорошо показано, что женская одежда в Грузии XIX-XX вв. менялась гораздо быстрее мужской3 – следовательно, дело может обстоять по-разному.

В знаковом смысле мужской тоге в Риме соответствовала женская stola (латинизированное заимствование греческого слова στολή). В греческом языке это слово обозначало одежду вообще и не обязательно только женскую. У Плиния Мл. читаем о зацепившейся длинной, доходящей до пят столе весталки (Письма, IV, 11). Стола – одежда матроны; чужестранки, гетеры, рабыни не смели носить столу. Что касается рассмотренных нами текстов, то слово stola в них почти не встречается. В речах Цицерона всего два раза, у Вергилия – ни разу, у Горация – почти нет, у Петрония – тоже, хотя у него есть слово stolatae в сетованиях об ушедших временах (гл. 44): antea stolatae ibant nudis pedibus... passis capillis... Iovem aquam exorabant – "прежде шли матроны босые с распущенными волосами... вымаливали у Юпитера воду". Что касается "распущенных волос", то слова, обозначающие одежду, часто находятся поблизости от слов, относящихся к прическам, ко всяким лентам, перевязям, повязкам и платкам, покрывающим голову. Много раз это встречается у Овидия, у Тибулла. Например, в Письмах с Понта (III, 3, 51 сл.):

...nec vitta pudicos

Contigit crines, nec stola longa pedes.

(Я сочинял не для тех, у кого касаются ленты,

Скромности знаки, волос, длинные платья – ступней.)

(Пер. З. Морозкиной)

Vitta – священная повязка, которую носили жрицы, весталки и свободные женщины. Все эти нити, ленты, пояса, повязки в свою очередь входят в тематические поля сакральной жизни, ритуала. В Институциях Гая (III, 192) читаем, что в Законах двенадцати таблиц полагалось, чтобы желавший найти вора искал его с чашей весов, голый, опоясанный какой-то полотняной повязкой (linteo cinctus lancem habens), и, может быть, речь идет не о набедренной, допустим, повязке, а о какой-то ленте символического значения, так как существует пословица о том, что судить следует cum lance et licio – "с чашей весов и с перевязью", т.е. с соблюдением всех правил.

Вполне вероятно, что постепенно стола была вытеснена туникой или другим более распространенным видом несшитой одежды – palla. Во всяком случае, в Вульгате stola – это уже либо одежда вообще, либо – в соответствии с греческим значением этого слова – одежда мужская. Когда в кн. Бытия (41, 42) фараон надевает на Иосифа "виссонные одежды", он надевает на него столу. Иосиф дает своим братьям – столы (45, 42). В кн. Левит (16, 32) говорится о льняных священных одеждах – там тоже слово stola (потом, через много веков, это слово стало обозначать особый шарф у епископов).

Слово palla может быть заимствованием из греческого языка. Возможно, это искаженное латинизированное слово φάρος – "парус". Palla – большой четырехугольный платок, который надевали поверх туники, поверх столы. Обозначения цвета при слове palla разнообразнее, чем при слове toga. Может быть, у этой женской одежды было больше оттенков, но, может быть, она производила больше впечатления на пишущих мужчин, потому что palla не только просто "белая" – alba, но и nivea – "белоснежная", не просто золотого цвета, но aureola – "золотенькая", rigens auro – "затвердевшая от золота", fulgens – "сверкающая", nitens – "блестящая"; не только "черная" – nigra, но fusca – "темная", lugubris – "печальная", furva – "совершенно черная". По свидетельству "Realencyclopaedie", начиная со II в. до н.э. palla употреблялась часто, а ко времени Диоклетиана это слово уже перестает встречаться.

Рассмотренные авторы наряду с другими обозначениями одежды часто употребляют общее родовое название vestis. Некоторые (Гораций, Вергилий) определенно предпочитают это слово другим словам. Vestis входит не только в тематическую группу описаний внешнего вида человека (Тацит пишет: Locupletissimi veste distinguuntur – "Наиболее богатые отличаются одеждой" – Германия, 17; пер. А. Бобовича), но и в более широкую группу обозначений домашнего имущества (тогда vestes – это "ткани", "ковры"), а также в группу слов, встречающихся в описаниях ритуальных действий вообще и погребального обряда в частности. Более того, в сферу обозначений печали: dolorem veste significare – "выражать скорбь одеждой" (надев траур). Luctus у Цицерона может быть названием траурной одежды и синонимом слова vestis, а выражение vestes mutare – "сменить одежду" – значит "надеть на себя траур", ad vestitum suum redire – "вернуться к своей одежде", "снять траур". Синоним vestis – vestimentum сохраняет это же метафорическое значение: calceos et vestimenta mutavit (у Цицерона) – "сменил обувь и одежду", значит "снял траур". Правда, позднее эта фразеологичность, возможно, исчезла, потому что у Петрония vestem mutare (98) не связано ни с какой печалью. У Тацита: veste ferali, crinibus dejectis – "в траурной одежде с распущенными волосами" (Анналы, XIV, 30). У Вергилия в Энеиде (XII, 609): scissa veste Latinus, и тут же о волосах: Canitiem immundo perfusam pulvere turpans – "Латин разрывает одежды; Пылью нечистой себе осыпает седины несчастный".

Vestis тоже смыкается с обозначениями цвета, которые иногда символичны, как это было в сочетаниях со словом toga и свойственно другим названиям одежды. Чаще тогда упомянут золотой цвет или пурпурный, или белый (или заменяющее слово "чистый", более того – "незапятнанный"): Arte laboratae vestes ostroque superbo (Энеида, I, 639) – "Тканы искусно они и украшены пурпуром гордым"; Fert picturatas auri subtemine vestes (там же, III, 483) – "Затканные золотой ниткой"; Aurea purpuream subnectit fibula vestem (там же, IV, 139) – "Платья пурпурного край золотою сколот застежкой" (рядом, конечно, о волосах: Crines nodantur in aurum – "В волосах золотая повязка"); puraque in veste sacerdos (там же, XII, 169) – "... облаченный в белое платье жрец..." (Ср. при слове lacerna у Марциала (XIV, 131) определение coccinea – "алая": Si veneto prasinove faves, quid coccinea sumes?-"Что же ты в алом плаще, коль стоишь за "зеленых" иль "синих"?>Г (пер. Ф. Петровского). Здесь речь идет о цвете одежды участников ристаний в цирке.

Поскольку одежда разных народов неодинакова, слово оказывается и в тематической сфере этнических, племенных характеристик. Там, где у Тацита (Германия, 17) "наиболее богатые отличаются одеждой", дальше идут слова: non fluitante, sicut Sarmatae ac Parthi, sed stricta et singulos artos exprimente – "она не развевающаяся, как у сарматов и парфян, а узкая и облегающая тело". Или у Вергилия (Энеида, VIII, 723): quam variae linguis, habitu tam vestis et armis – "столько же разных одежд и оружья, сколько наречий" (ср. у Пушкина в "Братьях-разбойниках": "Какая смесь одежд и лиц, | Племен, наречий, состояний"). А habitus вполне можно понять как "состояние"... Но у Вергилия четче выражено уподобление разной одежды разным языкам.

Обозначение цвета одежды тоже может входить в сферу представлений о национальной и племенной принадлежности. У Марциала (X, 6, 7) tunicae pictae – "вышитые", т.е., вероятно, неодноцветные туники упоминаются при описании всадников с Нила. Поэт даже делает обобщение (XIV, 129): Roma magis fuscis vestitur, Gallia rufis... – "Рим больше темную ткань, а Галлия красную носит..." (пер. Ф. Петровского).

Известно, что при переводе слова vestis возникают трудности, главным образом, именно потому что vestis – первоначально не сшитая одежда, а просто покрывало, ковер, покров. Варрон писал, что когда-то in lecto togas habebant – "на ложе были тоги", т.е. тога тоже использовалась в качестве покрывала. Vestis, по-видимому, обозначает покрывало, ткань, ковер, а не одежду, надеваемую на человека, если поблизости стоят слова argentum – "серебро", vasa – "сосуды", stragula – "ковры", aurum collatum – "чеканное золото", tus – "благовоние" (у Цицерона) или lectus eburneus – "ложе, отделанное слоновой костью", marmor, ebur, Tyrrhena sigilla, tabellas, argentum – "мрамор, слоновая кость, тирренские статуэтки, картины, серебро..." (Гораций. Послания, II, 2, 180), crateres – "кратеры", aera – "бронза", equus – "конь", aurum – "золото", (у Вергилия), thalamus – "спальня" (у Петрония). В "Энеиде" (II, 765), в стихе: Crateresque auro solidi captivaque vestis Congeritur... С. Ошеров перевел "vestis" как "груда одежд", но близко с vestis стоит слово crateres. Может быть, здесь речь идет о коврах, тем более что ковры, покрывала употреблялись при ритуальной трапезе. В переводе С. Ошерова (XI, 72): "Два пурпурных плаща золотою затканных нитью", однако неизвестно, о плащах говорится или же снова о покрывалах. Tum geminas vestes, ostroque auroque rigentes – "негнущиеся (застывшие) от пурпура и золота"; поблизости же слово telas – "ткани". Но, с другой стороны, в "Георгиках" (3, 363) vestes rigescunt С. Шервинский переводит "каленеют одежды". Такая одежда не могла драпироваться, на ней были бы не складки, а изломы. Если рядом со словом vestis стоит определение virilis (Гораций, Сатиры, I, 2, 16), то ясно, что vestis здесь синоним тоги, если servilis – "рабская", то, может быть, речь идет о высоко подобранной темной тунике; если поблизости другие названия одежды, если рядом crines nodantur in auro, если redimicula, comae, capilli – "волосы" или "головные повязки", то скорее всего говорится не о коврах, а об одежде, нелегко только сказать, о какой именно. У Петрония lacerta vestis – (124, 274) – "разорванная одежда", amictus discoloria veste (97) – "покрытый разноцветной одеждой", praeligemus vestibus capita (102) – "замотаем голову одеждой". Какой? Вообще одеждой.

Одежда в самом общем виде – это не только vestis, но и cultus, habitus, ornatum, ornamentum, indumenta, gestamina, lacinia... Тацит писал: Ornamentum ipsius municipia et colonia in superbiam trahebant, quod versicolori sagulo, bracas, barbarum tegumen, indutus togatos adloqueretur. – "Муниципии и колонии считали высокомерием одежду самого [Цецины], потому что в разноцветном солдатском плаще, в штанах он разговаривал с людьми, облаченными в тоги..." (История, II, 20; пер. Г. С. Кнабе). Или: quibus nullus per commercia cultus – "у них нет никакой доставляемой торговлей одежды" (Германия, 17).

Часто употребляются слова, подтверждающие большую распространенность одежды несшитой. Это и древнее общеупотребительное amictus (amicire – "надевать на себя") и pannus – "кусок ткани", centones – "лоскутные одеяла", tegmen, velamen – "покров".

Обобщенное употребление слов vestis или ornatum и др. может объясняться не только тем, что эти слова обозначали покрывала, платки, полотнища, плащи, а тем, что для латинского языка, как и для других романских языков, по сравнению с русским, например, характерна большая широта значения. В. Г. Гак в качестве примеров такого рода широты приводит русские слова, обозначающие сосуды. Слова горшок, кувшин, бидон, крынка, ваза, банка, баночка на французский язык переводятся одним и тем же словом pot4 . Vestis – это и одежда, и часть одежды.

Когда Овидий пишет vestem trahit illa per herbam, то вместо "она тащит одежду по траве" естественно перевести на русский язык: "та подолом траву задевает" (Фасты, I, 409; пер. Ф. Петровского). У Овидия одежду обозначает и слово sinus – "пазуха", "карман". Aurea, purpureo conspicienda sinu – вероятно, действительно, значит: "В золоте вся заблистав пурпуром ярких одежд". Однако отсутствие ясности в представлении, о какой именно одежде идет речь в том или другом месте, может привести к превратному пониманию текста. Так, у Марциала (XIV, 159) упомянут sagum – левконский плащ, левконская ткань, от которой предлагается отрезать, оторвать куски для того, чтобы что-то завязать: Vellera Leuconicis accipe rasa sagis; в переводе Ф. Петровского получилась не очень понятная строка: "Стриженой шерстью набей с сукон левконских тюфяк". Одинаковость названий занимала Апулея. Он писал: "Да вот и тога (toga) – ее увидишь и на жертвоприношениях, и на похоронах; а плащ (pallium) – он окутывает трупы и служит философу..." (Флориды, 4). Понимая знаковость одежды, он там же (гл. 8) замечал: "если говорить только о чести, то нельзя присваивать знаки отличия должностного лица – ни одежду, ни обувь" (vestitu vel calceatu).

Обращает на себя внимание частое употребление слов, обозначающих всякие набедренные повязки, пояса; важны и глаголы со значением подпоясывания. Эти слова очень специфичны, хотя и не всегда могут быть переданы при переводе. Например, у Горация (Наука поэзии, 50): Fingere cinctutis non exaudita Cethegis – "Изобретая слова, каких не слыхали Цетеги" (пер. М. Гаспарова). Но здесь, вероятно, важно, что они не просто Цетеги, а "подпоясанные Цетеги" – cinctuti, римляне старого закала, не изнеженные, не щеголи. У них под тогой не было туники, а был только subligaculum. Ср. у Лукана (VI, 794): nudique Cethegi – "голые Цетеги" – без туники, только в тоге.

Поясов и повязок очень много: subligaculum, cingulum – "пояс", fasciae – "повязки", focalia – "шейные платки", limus, praecinctus – "передник", campestre – "набедренная повязка у борцов". Все это несшитые куски ткани, ленты. Очень часты они у Петрония: incincta quadrato pallio (135) – "опоясала себя четырехугольным фартуком...". Но, может быть, просто "надела паллий"? Или: venit ergo galbino succincta cingillo (67) – "пришла, значит, подпоясанная желтым кушаком...". Глагол accingere – "подпоясываться" и вообще "надевать": у Тацита pellibus accincti – "одетые в шкуры", а не "подпоясанные шкурами". Так как cingulum это не только "пояс", а в солдатском языке еще и "перевязь", "портупея", то cingulo exuere – "уволить со службы", cingulum deponere – "выйти в отставку". Пояса имели и сакральное значение. В этом римляне не отличались от многих других народов, в том числе и от восточнославянских, у которых считалось грехом ходить без пояса, а "распоясаться" значило "потерять честь"5 .

Если одежда была каким-то знаком, то и раздетость, обнаженность тоже нередко осмысливалась не бытовым образом. При свершении некоторых священнодействий надлежало быть не только соответственным образом одетым, но иногда полагалось быть совсем или почти раздетым. И причина была, конечно, не в свободе нравов или в бесстыдстве. Могла идти речь о священной наготе – de nuditate sacra. В обычное время одеты, а при священнодействии – раздеты. Здесь, как и при других попытках объяснить происхождение обряда, ритуала, символа, многое остается неясным и самоценным. Во всяком случае, Ювенал (VI, 525 сл.), рассказывая, как одна матрона голая (nuda) ползет по Марсову полю, говорит о ритуальной обнаженности как о чем-то само собою разумеющемся. У него же (X, 159) вместо названия страны сказано: "Там, где цари обнажением ног соблюдают субботу" (пер. Ф. Петровского). Обозначения обуви и отсутствие их здесь не рассматривалось, однако, у Тибулла в его печальной элегии (I, 3, 92), возможно, слово nudato... curre pede – "беги босиком" – входят в сферу ритуальных понятий. (Эта элегия интересна еще и тем, что на нее отозвался О. Мандельштам в "Tristia": "Уже босая Делия бежит".)

В горе разрывали одежду, обнажали грудь. У Овидия (Метаморфозы, XIII, 687 слл.):

Ante urbem exequiae tumulique ignesque pyraeque

Effusaeque comas et apertae pectora matres

Significant luctum.

(...обряд погребальный...

Волосы жен по плечам, обнаженные груди – все явно

Обозначало печаль...)

(Пер. С. Шервинского)

Ритуальная нагота тоже не чисто римское установление. Это свойственно многим народам6 .

Облачение жрецов, жриц, конечно, предопределялось ритуалом, и здесь тоже большую роль играли всякие несшитые куски материи, ленты, все, на чем не было узлов, швов; узлы понимались как средоточие зла, неудачи. Несшитая одежда: платки, плащи, покрывала, покровы – все, чем можно было укрыться, – защищала. Об этом уже упоминалось. У Петрония не раз читаем: retexit pallio caput (17), operuerat pallio caput (20) – "закрыл голову плащом"; praeligemus vestibus caput (102) – "закроем голову одеждой...". Обычно же и греки, и римляне ходили в городе с непокрытой головой. У Светония Цезарь перед смертью накинул на голову тогу – это был ритуальный жест. До того (гл. 14), когда всадники угрожали ему смертью, несколько сенаторов приняли Цезаря под защиту, прикрыв его тогой.

В сфере ритуальных действий могут встречаться слова, обозначающие вотивную одежду, самый факт существования которой предполагает некое особое значение, которое придавали одежде. У Вергилия в Энеиде (I, 480): Crinibus Iliades passis peplumque ferebant – "Кудри свои распустив, несут покрывало богине". Там же (XII, 769): votas suspendere vestes – "иль по обету сюда одежды свои приносили". У Горация: suspendisse potenti vestimenta maris deo – "Влажные | Посвятил я морскому | Ризы богу могучему" (Оды, I, 15, 16; пер. В. Брюсова). Vestimenta – самое общее обозначение того, что надето на человеке; слово "ризы" в переводе очень возвышает сказанное в оригинале, – богу там посвящается сама промокшая одежда. По Светонию, на похоронах Цезаря у погребального ложа стоял столб с одеждой, в которой Цезарь был убит (84, 1).

Одежду наделяли магической силой. У Ювенала та же матрона, которая ползла по Марсову полю, отдает старую одежду, чтобы "все, что опасностью ей угрожает, в эти одежды ушло, принося искупление за год" (In tunicas eat... – VI, 521). Тацит, рассказывая об иудеях, упоминал, что кровь и окровавленная одежда способны преградить, перерезать поток какой-то смолы (... fugit cruorem vestemque infectam sanguine...) (История, V, 6). Число примеров, подтверждающих отношение к одежде как к чему-то, наделенному магической силой, можно увеличить.

Такое отношение тоже не было специфически римским. Известно, что у Гоголя в "Сорочинской ярмарке" в основе сюжета лежит загадочная, колдовская, магическая функция одежды – красной свитки. Он писал:"... вот прошусь и не допрошусь истории про эту проклятую свитку". М. Фасмер в "Этимологическом словаре русского языка" объяснял, что "свита" – вид верхней одежды, он сопоставлял это слово с болгарским, которое обозначает вид ткани, с церковно-славянским "съвито" со значением "полотно". Вполне вероятно, что "свитка" могла быть одеждой несшитой и у Гоголя; в этом слове присутствовал древний смысл, наделявший ткань, покров особой силой.

Что же касается всех рассмотренных здесь латинских текстов, то понятийные поля, в которые входят латинские слова, обозначающие одежду, таковы: 1) описание внешнего вида человека; 2) обозначение возраста; 3) обозначение домашнего имущества; 4) этническая принадлежность; 5) описание неких специфически римских добродетелей; 6) официальный или же религиозный ритуал, а иногда и то, и другое; 7) погребальный обряд и тема скорби вообще; 8) обозначение войны и мирного времени; 9) описание причесок, головных уборов, лент, нитей, повязок, поясов (в этом случае связи с описаниями ритуала теснее, чем с понятийным полем красоты).

Все эти понятийные сферы связаны с обозначениями цвета, которые наделены своей символикой и углубляют смысл того или иного названия одежды. Таким образом, ясно, что одежда римлян имела не только практическую функцию, но и социальную в широком смысле этого слова. Как изменялись эти понятийные поля во времени, в зависимости от жанра, стиля и пр. – предмет специального исследования.

Список литературы

1. Карева Е. В. История костюма. М., 1976, с. 18.

2. Благовещенский Н. М. Римские клиенты Домицианова века. – Русская мысль, 1890, № 4, с. 36.

3. Волкова Н. Г., Джавахишвили Г. Н. Бытовая культура Грузии XIX-XX вв. М., 1982, с. 68.

4. Гак В. Г. Сопоставительная лексикология. М., 1977, с. 76 и сл.

5. Маслова Г. С. Народная одежда в восточнославянских традиционных обычаях и обрядах XIX – начала XX в. М., 1984, с. 46.

6. См.: Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Зимние праздники. М., 1973; Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Летне-осенние праздники. М., 1978.