Структурные исследования, в какой бы области они ни проводились, имеют своей конечной целью обобщение отдельных результатов синхронного анализа и тем самым выявление объективных и реальных типологических закономерностей изучаемых явлений. Структуральное направление в языкознании преследует аналогичные цели, пытаясь на основе обобщения существенных данных, имеющихся в различных областях, найти универсальные критерии, которые позволили бы создать всеобъемлющую классификацию языковых типов. Большинство авторов, осмеливавшихся ставить перед собой подобные задачи, например В. Вундт [2], Ф. Н. Финк [3] или В. Шмидт [4], пытались вывести из предлагавшейся ими классификации положения внеязыкового порядка; можно, пожалуй, сказать, что фактически они не занимались классификацией языковых типов, а лишь использовали языковой материал для обоснования своих этнологических и психологических схем. Методологический недостаток всех этих работ заключался в нечеткости разграничения принципов описательного анализа и анализа фактов истории языка: изложение было описательным в тех случаях, когда вопросы языковой истории попросту не затрагивались; имеются в виду так называемые "языки без истории". Как только речь заходила о языках древнего мира, описательное исследование сразу же наводнялось элементами, относящимися к истории языка. Любая попытка классификации языков, которая, не являясь генетической, основывается тем не менее на данных истории языка, неизбежно ведет к произвольным обобщениям. Возникает вопрос о сущности и о количестве соответствий, необходимых для констатации тесного языкового родства. Довольно ли установления соответствий между словами или же необходимы поиски общих звуковых законов? И сколько таких критериев необходимо перечислить, чтобы придать убедительность исследованию? Достаточно вспомнить здесь о длительной полемике относительно подразделения славянских языков на западно-, южно- и восточнославянские, о проблеме "центральнославянских особенностей", недавно вновь поставленной на повестку дня [5], о полемике вокруг проблемы хеттов и индоевропейцев [6], или, наконец, о попытках сближения эскимосского и праиндоевропейского языков [7].

Исследователь, кладущий в основу своей классификации произвольно выбранные изоглоссы, наталкивается на значительные трудности даже в том случае, если имеет дело с диалектами. В одной из своих работ я перечислил такие методологические трудности, попытавшись при этом доказать, что трактовка ряда местных диалектов как входящих в одну диалектную группу в большинстве случаев не выдерживает критики [8]. Очень редко оказывается возможным объединение изоглосс в пучки, общие всем данным и только данным диалектам. Предложенный мной в этой связи метод негативной характеристики групп диалектов (т. е. выявление всех тех особенностей, которые отсутствуют в данной группе диалектов, чем они и отличаются от всех других диалектов того же языка) применим лишь при наличии соизмеримых величин (т. е. при возможности сопоставления диалектов одного и того же языка). Этот метод, разумеется, оказался бы непригодным при попытке создать универсальную классификацию всех языков мира. Разумеется, структурная лингвистика не может ограничиваться сравнением генетически родственных языков. Как подчеркнул Н. Трубецкой ("Sbornik Matice Slovenskej", XV, 1937, стр. 39), "структуралистская методика по самой своей сути не может ограничиваться рассмотрением генетически родственных языковых групп".

Поиски действенных критериев типологической классификации языков, предпринятые представителями структуралистской школы, привели к интересным результатам: в центре внимания вместо генетического родства оказалось географическое сродство, старому понятию "семья языков" предпочли новое - "языковой союз". Фонологические работы Р. Якобсона [9], Н. Трубецкого [10], Л. Новака [11] и Б. Гавранка [12], в которых были затронуты эти вопросы, значительно приблизили возможность типологического обобщения. Сюда же следует отнести ценные работы американского лингвиста Л. Блумфилда [13] и датчанина К. Сандфельда [14], поставивших перед собой цель выявить объективные критерии типологического анализа языков на уровнях, отличных от звукового. Особенно важное значение имеет в этом отношении глубокое исследование Л. Новака "Zakladna jednotka gramatickeho systemu a jazykova typologia" (SMS, XIV, 1936, стр. 3-14), в котором автор рассматривает морфему в качестве основной единицы грамматической системы, полагая, что при классификации языков следует исходить из морфемной структуры. Методологические установки исследований по структурной типологии могут уберечь нас от целого ряда ошибок и преждевременных обобщений. Нередко случается, что вследствие далеко зашедшего лексического и синтаксического взаимодействия двух соседних языков делается вывод о тесном структурном их уподоблении. На необходимость строгой проверки подобных обобщающих высказываний и внесение в них соответствующих поправок представители структурного направления указывали неоднократно [15].

Типологическая классификация языков мира раздвинула бы наши знания о языке в весьма значительной степени. Но нам все еще не хватает необходимой предпосылки такой классификации - знания всех языков мира. Поэтому мы выбрали для нашего рассмотрения группу близкородственных языков, с тем чтобы показать, пользуясь методами структурной типологии, что между славянскими языками, несмотря на тесные генетические связи, существуют принципиальные типологические различия.

Уже Р. Якобсон со всей отчетливостью показал, что корреляция согласных по твердости - мягкости и политония гласных исключают друг друга, т. е. что в древности не существовало языков, в которых бы эти две фонологические особенности были представлены одновременно [16]. Этот вывод имеет особенно большое значение для типологии славянских языков. Как известно, среди славянских языков имеются такие, в которых происходит последовательное смягчение согласных, например польский или русский; с другой стороны, имеются языки с музыкальным ударением, например штокавское наречие. То обстоятельство, что в одних языках в максимальной степени используется разная окраска согласных, что проявляется в трактовке твердости и мягкости как различительных признаков, тогда как в других, не знающих мягких согласных, широко представлены вокалические различия (музыкальное ударение, количество), позволяет констатировать существование внутри славянских языков двух крайних языковых типов - "консонантического" и "вокалического". Все остальные языки располагаются между этими двумя полярными типами.

С учетом фонологической нагрузки гласных фонем (resp. их просодической "надстройки") в славянских языках можно выделить следующие группы:

I. Политонические языки: а) с различением музыкальных ударений на кратких и долгих слогах (языки типа штокавского наречия сербохорватского языка или кашубского); б) с различением музыкальных ударений только на долгих слогах (чакавское наречие, словенский литературный язык и большинство словенских диалектов).

II. Монотонические языки с так называемым "свободным количеством": а) в любом слоге (языки типа чешского); б) только в корневых слогах resp. в префиксах в соответствии с законом диссимилятивного количества (rytmicky zakon "ритмический закон", vokalna balancia "гармония гласных") в литературном словацком и в среднесловацких диалектах; в) с ограничением, состоящим в том, что в слове можно зафиксировать лишь один долгий слог (в словенских диалектах, которые утратили музыкальное ударение также и в долгих слогах, сохранив лишь этимологические долготы (например, Приморье и Штирия)).

III. Монотонические языки с так называемым динамическим ударением (например, восточнославянский и болгарский). Система гласных в этих языках включает как ударные, так и безударные гласные.

IV. Монотонические языки без какой бы то ни было просодической нагрузки на гласные фонемы. Ударение закреплено за определенным слогом слова, как, например, в польском, в обоих лужицких языках, а также в некоторых словацких диалектах (восточнословацкий, некоторые наречия [17] и ряд диалектов Липтова) [18].

Тип 1а, представленный штокавским и кашубским, особенно богат гласными. В штокавском имеется пять количественно различных гласных: i, е, а, о, u. В политонических языках бывает по нескольку гласных фонем типа "а". В данном случае мы имеем дело с четырьмя фонемами этого типа - долгой с восходящей интонацией, краткой с восходящей интонацией, долгой с нисходящей интонацией и краткой с нисходящей интонацией. Если учесть, что четырьмя различными интонациями представлен также и слоговой сонант r, то мы придем к выводу, что в штокавском имеются 24 слоговые фонемы. Кашубский с его 26 гласными фонемами отличается еще более богатым вокализмом. В литературном словенском языке (тип 1b) насчитывается 7 долгих фонем с восходящей интонацией (u, о, о, а, е, е, i), 5 долгих - с нисходящей (и, о, а, е, i) и 6 кратких (и, о, а, э, е, i), не участвующих в политонии [18]. Вместе с тремя слоговыми фонемами типа r (долгое r с восходящей интонацией, долгое r с нисходящей интонацией и краткое r) в словенском языке насчитывается 21 слоговой звук. Интересно, что здесь в отличие от штокавского имеет место не только исчезновение политонии, но и утрата других просодических особенностей; в отличие от словенского в штокавском возможны безударные долгие.

Гласные чешского языка (тип IIа) характеризуются свободным количеством, так что во всех позициях различаются долгие и краткие гласные а-á, е-é, о-ó, u-ú, i - í и дифтонг оu; кроме того, здесь употребительны слоговые звуки r и l. В целом это дает 13 слоговых звуков. В литературном словацком насчитывается 6 кратких гласных (и, о, а, а, е, i), 4 долгих (é, á, í, ú), а также позиционно обусловленные дифтонги ie, uo, ia и iu, подчиненные законам равновесия гласных. Кроме того, в словацком существует 4 слоговых сонанта, а именно долгие и краткие r и l. Таким образом, в словацком число звуков, обладающих слоговой функцией, составляет 18. Периферийные словенские диалекты, относящиеся к типу II в (Приморье, Штирия), отличаются от литературного словацкого прежде всего тем, что в них возможен лишь один долгий гласный в пределах слова, в то время как в словацком в соответствии с ритмическим законом одно и то же слово может содержать два долгих звука.

Языки, относящиеся к типу III и IV, не знают слоговых сонантов. Некоторое исключение составляют вышеупомянутые восточнословацкие наречия и некоторые чешско-польские переходные говоры. К III типу относятся языки, обладающие силовым ударением. Система ударных гласных в языках этого типа обычно богаче, чем система безударных. В большинстве великорусских наречий, как и в русском литературном языке, различаются под ударением пять гласных фонем, в некоторых великорусских наречиях - как северных, так и южных - насчитывается семь таких фонем, в северных великорусских наречиях имеется четыре безударные гласные фонемы, в южных наречиях, как и в русском литературном языке,- три. В ряде украинских наречий не проводится различий между ударными и безударными гласными фонемами (Якобсон, TCLP, 4, стр. 182).

Наконец, в языках, относящихся к IV типу, гласные фонемы лишены какой бы то ни было просодической нагрузки. Здесь отсутствуют и политония, и свободное количество, и свободное динамическое ударение. В польском литературном языке, например, насчитывается всего 5 гласных фонем (i [с вариантом у после твердых согласных], е, а, о, и) [20]. В словацких диалектах с ударением, фиксированным на предпоследнем слоге, нет ни долгих гласных, ни дифтонгов с однофонемной значимостью. Они трактуются здесь как сочетания "i, u + гласный" [21].

Сопоставим с классификацией славянских языков, основанной на особенностях вокализма, классификацию по консонантизму. При этом мы увидим, что консонантные различия между отдельными славянскими языками в количественном отношении менее значительны, чем различия по вокализму. Основываясь на структуре консонантных систем, мы можем распределить языки по трем группам.

А. Языки, в которых проводится систематическое противопоставление между твердыми и мягкими согласными по всем (или почти по всем) артикуляторным классам (русский с его 37 согласными фонемами, в числе которых 15 пар фонем, характеризующихся корреляцией по твердости - мягкости; польский, насчитывающий 35 согласных, в том числе 13 пар, в которых фонемы противопоставлены друг другу аналогичным образом; верхнелужицкий, имеющий 33 согласных, нижнелужицкий с его 32 согласными, украинский, насчитывающий 33 согласных, болгарский - 34 согласных). В эту группу можно отнести также и восточнословацкие диалекты, в которых, кроме пар t-t', d-d', n-n', l-l', имеются еще пары s-s', z-z', а в ряде случаев также - с-с'. Б. Языки, в которых проводится различие между твердыми и мягкими согласными лишь в пределах группы дентальных (словацкий литературный язык, насчитывающий 27 согласных, чешский - 26, штокавский - 24 согласных).

В. Языки, в которых отсутствуют мягкие согласные, что имеет место в люблянском произношении словенского языка, rде r' перешло в r, а l' - в l. Литературный словенский язык обладает чрезвычайно бедной системой согласных, состоящей из 21 фонемы. Мы видим, что рассмотренное здесь распределение согласных в фонологических системах славянских языков диаметрально противоположно распределению гласных. Языки с бедным консонантизмом, например штокавский или словенский, обладают богатым вокализмом, и, наоборот, языки с хорошо развитым консонантизмом, например польский, характеризуются чрезвычайно бедной системой согласных. Таким образом, предлагаемое нами деление славянских языков на "вокалические" и "консонантические" не является фикцией.

Теперь попытаемся представить все эти рассуждения в форме статистической таблицы; количество согласных укажем в процентах от всего фонемного инвентаря. Тем самым мы получим ключ к разрабатываемой нами классификации [22].

Основываясь на данных таблицы, можно выделить для славянских языков следующие основные типы: радикальный вокалический тип, представленный сербохорватским, словенским и кашубским языками, и радикальный консонантический, представленный восточнославянскими языками, а также лужицкими и болгарским; третий тип, к которому относится литературный словацкий, расположен, как это следует из таблицы, между указанными двумя крайними языковыми типами. Это подтверждает Л. Новак в своем высказывании о звуковой системе словацкого языка (см. его "Fonologia a studium slovenciny", SJOMS, 2, стр. 24); "В таком случае литературный словацкий язык может быть охарактеризован с точки зрения фонологии гласных как промежуточный тип". Принятая в настоящей работе аналогичная трактовка словацкого языка, занимающего промежуточное положение в кругу других славянских языков, соответствует также и выводам Н. Трубецкого относительно промежуточного положения словацкой системы склонения [23].

Одного взгляда на таблицу достаточно, чтобы прийти к выводу об отсутствии каких-либо географических связей между теми или иными языками, относящимися к одному и тому же типу. Южнославянский болгарский язык относится к тому же типу, что и восточнославянские языки и западнославянский лужицкий, тогда как, например, кашубский принадлежит к типу, представленному сербохорватским и словенским. Во всяком случае, не следует искать причин указанных взаимосвязей в истории самих славянских языков. Скорее всего здесь надо говорить, как это неоднократно отмечалось, об участии славянских языков в более крупных группировках, а именно в языковых союзах. Попытаемся рассмотреть некоторые вопросы исторической фонетики славянских языков в свете их принадлежности к одному из типов.

Вокалические языки обнаруживают тенденцию к вокализации согласных. Наиболее отчетливо эта тенденция проявляется в сербохорватском, где -l, замыкающее слог, переходит в -о (spao, gostiona, groce < grlce) и где старое слоговое l перешло в u (рuk < ръlkъ, suza, dugi, puno). Точно так же и в словенском языке (например, в его люблянском произношении) окончания "гласный+l" и -ev превращаются в чистый гласный u: hodil > hodu, vedel > vedu, zetev > zetu. Вокализация проявляется также в использовании согласных фонем в слоговой функции (что, правда, представляет собой общую особенность радикальных языков и более "умеренных" языков, к которым относится также и словацкий). Особое значение имеет тенденция вокалических языков к образованию новых слогов, т. е. к введению в звуковую цепь новых гласных. Это происходит либо в результате расщепления дифтонгов, либо благодаря разъединению "труднопроизносимой" группы согласных посредством вставного гласного (сербохорв. nerav < nerv, franak < frank, akcenat

Если мы обратимся теперь к радикальным консонантическим языкам, то получим диаметрально противоположный результат: консонантические языки не только не способствуют развитию сонантов, более того, они подчас сводят на нет естественную слоговость согласных; ср., например, польск. jabiko (произносится japko), piosnka (произносится pioska); сюда же относятся такие односложные формы, как krwi, phvac, trwac, а также русские односложные слова ржи, ржу, ртуть, льда, льщу. Слоговость сведена на нет также и в таких заимствованиях, как тигр, театр, министр.

Что же касается "труднопроизносимых" согласных, то в польском и русском языках можно обнаружить огромное количество скоплений согласных в пределах морфемы, нисколько не препятствующих беглости произношения: ср. польск. pstrzy, zdbto, brzniec, grzbiet, pchta или русск. мгновение, вшивый, затхлый, мху, ткешь, ткать [24].

Возникает вопрос, особенно важный в методическом отношении: развивается ли данный язык, например сербохорватский, в данном направлении потому, что он является вокалическим языком, или же этот язык - в данном случае сербохорватский - стал языком вокалического типа в результате того, что он прошел в своем развитии через все вышеперечисленные фазы? Другими словами: в какую эпоху сербохорватский язык стал языком вокалического типа?

Сопоставление родственных языков, делающее возможным констатацию далеко идущих типологических различий в пределах данной языковой семьи, дает поразительные результаты: язык-основа, из которого произошли отдельные группы языков, должен был представлять в соответствии с теми знаниями, которыми мы сегодня обладаем, такое единство, которое исключает одновременное наличие в нем многих языковых или диалектных типов. После географического разделения отдельных языков имело место влияние среды, но одним лишь влиянием соседних языков, заселявших Балканы, районы Средиземноморья, побережье Балтийского моря, Альпы, Евразию, невозможно объяснить становление типологических различий. Таким образом, нам не остается ничего иного, как принять положение, в соответствии с которым в определенную эпоху развития славянских языков имел место скачок, знаменовавший резкий переход от одного типа к другому. В противоположность натуралистической теории эволюции структурализм отвергает тезис о постепенных переходах в истории той или иной сферы явлений, и поэтому латинское высказывание "Natura non facit saltus" следовало бы изменить в "Structura semper facit saltus". Общеславянский с его политонией и богатым вокализмом (в котором наряду с гласными u, о, а, а, е, i существовали еще ъ и ь и, возможно, ó, причем вопрос о носовых здесь не ставится) был радикальным вокалическим языком. Поскольку в современном сербохорватском сохранилась политония, он часто трактуется в литературе как славянский язык архаического типа. Это утверждение представляет не более чем метафору. Известно, что отдельные славянские диалекты, близкие общеславянскому, стояли перед альтернативой: сохранить политонию и устранить мягкие согласные, не вошедшие в фонологические корреляции, или, наоборот, фонологизировать мягкие согласные и отказаться от политонии. Как показал Якобсон, любое из возможных решений исключает другое. Одни языки сохраняют политонию (вокалический тип), другие - мягкость согласных (консонантический тип). Поэтому лишь на том основании, что в сербохорватском сохранилась политония, данный язык не может трактоваться как архаический, непосредственно продолжающий общеславянский. Ведь известно, что для праславянского была характерна не только политония, но и слоговой сингармонизм, а также закон открытых слогов. Как только отдельные славянские языки утратили слоговой сингармонизм и в результате утраты редуцированных образовали новые закрытые слоги, сербохорватская политония оказалась в новых структурных условиях. Другие славянские языки, как мы уже сказали, сохранили иные особенности общеславянского; так, в польском и русском сохранились палатальные согласные. Это могло случиться - и действительно случилось - лишь в условиях, когда перестал действовать закон открытых слогов, представляющий характерную черту праславянского, т. е. в эпоху падения редуцированных, ибо лишь вследствие их падения могла возникнуть фонологическая оппозиция типа быт : быть. Следовательно, в момент, когда сербохорватский язык, подобно русскому и всем другим славянским языкам, утратил общеславянскую особенность (открытые слоги), он превратился в язык, принципиально и типологически отличный от общеславянского. Каждому славянскому языку свойственны некоторые унаследованные черты (условно мы можем назвать их "архаизмами"), однако мы не должны забывать, что такие утверждения имеют под собой весьма шаткие реальные основания. Здесь на первый план выступает контекст: в новом контексте подобные унаследованные черты подвергались переосмыслению. Ни в одном из славянских языков не сохранился праславянский тип. Здесь в дело вступает типологическое исследование, показывающее, в какой точке развития произошел решающий структурный перелом. Принципиальное расхождение между славянскими языками относится к эпохе падения редуцированных. В эту эпоху образовались основные языковые типы: вокалический, который развивался в дальнейшем по пути максимальной дифференциации гласных и по этой причине сохранил политонию, и консонантический, развитие которого характеризовалось максимальной дифференциацией согласных и, следовательно, появлением корреляции по твердости-мягкости. Языки, занимающие промежуточное положение между двумя указанными типами, приближались в процессе своего развития то к одному, то к другому полюсу; к таким языкам относится словацкий. Общеславянский язык принципиально отличается от всех исторически засвидетельствованных славянских языков. Образно говоря, общеславянский не имел одного наследника; ряд равноправных потомков разделили его наследство между собой.

Выше мы говорили уже, что исторический аспект не пригоден для установления языковой типологии, ибо этот аспект игнорирует языковую структуру. Напротив, для истории языков типологическое рассмотрение языков оказывается весьма полезным, особенно для изучения одного из важнейших вопросов языковой истории - вопроса периодизации. Полемика по вопросу о рамках "праславянской" эпохи длится десятки лет. Когда сравниваешь точки зрения Мейе, Трубецкого, Ван-Вейка, Нахтигаля, Вондрака и других по вопросу о продолжительности этой эпохи, то не знаешь, какой из них отдать предпочтение. Полемика касается главным образом метафорических понятий, таких, как "праславянский" или "общеславянский". С точки зрения сравнительной типологии можно без труда установить, когда распалось типологическое единство славянского праязыка: это была эпоха падения редуцированных и связанного с этим процессом возникновения различных - вокалических и консонантических - типов в славянском. Сравнительная типология может сослужить хорошую службу также и для истории отдельных славянских языков и прежде всего для объективной, чисто лингвистической периодизации явлений истории языка. Безусловно, кашубский язык прежде относился к польскому типу; генетически он и связан теснее всего именно с польским языком. Однако благодаря своему положению в кругу языков бассейна Балтийского моря (шведского, норвежского, эстонского, латвийского, литовского, нижненемецкого) он развил, подобно названным языкам, политонию и стал, таким образом, языком иного типа, принципиально отличным от польского языка. Одновременно с этим он потерял и мягкость согласных и превратился, следовательно, в противоположность польскому - в радикально вокалический язык.

Мы попытались осветить некоторые вопросы истории славянских языков с позиций статистической типологии. Этот метод может с успехом применяться в диалектологии, особенно при классификации диалектов. Так, восточнословацкие диалекты, в которых развилось ударение на предпоследнем слоге и которые тем самым утратили свободное количество, относятся к другому типу, чем центрально-словацкие, потому что в этих диалектах мы встречаем также и смягченные звуки s, z и частично с. Процентное отношение между количеством согласных и общим количеством фонем выражается в этих диалектах числом 80,4 и, следовательно, весьма отличается от соответствующего отношения (61,4) в литературном словацком языке. Мы надеемся, что в будущей типологической классификации языков мира найдут свое место и наши данные.

Примечания

1. Ср. "Zbirka odgovora na pitanja", Izdanja izvrsnog odbora, № 1, Београд, 1939, стр. 76.

2. "Sprachgeschichte und Sprachpsychologie", Leipzig, 1901, в особенности "Volkerpsychologie"; т. I: "Die Sprache", изд. 3, 1911.

3. "Die Klassifikation der Sprachen", Marburg, 1901; "Die Sprachstamme des Erdkreises", Leipzig, 1909; в особенности "Die Haupttypen des Sprachbaus", Leipzig, 1910.

4. "Die Sprachfciinilien und Sprachenkreise der Erde", Heidelberg, 1926.

5. Шахматов, Очерк древнейшего периода русского языка, § 62. - N. Trubetzkoy, Zur Entwicklung der Gutturale in den slavischen Sprachen (Sbornik Miletic, Sofia, 1933, стр. 267 и сл.). A V. Isacenko, Zur Frage der "zentralslavischen" Lautveranderungen, "Sbornik Matice Slovenskej (SMS), XIV, 1936, стр. 56 и сл. - L. Теsnierе, Les diphones tl, dl en slave, Essai de geolinguistique, "Revue des etudes slaves" (RES), XIII, стр. 51 и cл.

6. Н. Pedersen, Hittitisch und die anderen indoeuropaischen Sprachen, с одной стороны, с другой - Emil Fоrrеr в "Mitteilungen der Deutschen Orient Gesellschaft, Bd. 61, 1921, стр. 21 и cл.; см. также статьи Э. Стертеванта в ряде номеров журнала "Language" (№2, стр. 29, № 9, стр. 1-11; № 14, стр. 69, № 15, стр. 11) и в "Transactions of the American Philological Association", № 60, стр. 25.

7. С. Uhlenbeck, Hittische Anklange in den Eskimosprachen.

8. А. V. Isacеnkо, Narecje vasi Sele na Rozu, "Razprave Znanstvenega drustva v Ljubljani, 1939, стр. 7-13. В своей рецензии на мою статью по диалектологии в "Revue des Etudes Slaves", XV, стр. 53-63 Л. Тесньер пишет: "... однако нельзя с уверенностью утверждать, что хорошо обоснованный принцип независимости изоглосс совместим с принципом систематической классификации диалектов...". Тем самым он признает невозможность классификации языков и диалектов на основе данных истории языка. В данном случае Л. Тесньер явно имеет в виду этимологические (исторические) изоглоссы, взаимонезависимость которых в большинстве случаев не подлежит сомнению.

9. "К характеристике евразийского языкового союза", 1931.

10. Premier Congres International de Linguistes a La Haye, 1928, стр. 20.

11. "De la phonologie historique romane. La quantite et l'accent" в "Charisteria Gvilelmo Mathesio...", Pragae, 1932, стр. 45 и cл.

12. "Zur phonologischen Geographie" ("Das Vokalsystem des balkanischen Sprachbundes"), Conferences des membres du Cercle linguistique dc Prague an Congres des sciences phonetiques (VII, 1932), стр. 6-12.

13. "Language", 1933; см. особ. главы: Types of phonemes. Sentence types. Morphological types, Form-classes and lexicon.

14. "Linguistique balcanique", Paris, 1930.

15. Ср. N. Trubetzkoy, Das mordwinische phonologische System verglichen mit dem russischen, "Charisteria", стр. 21. - Vl. Skalicka, Zur ungarischen Grammatik, Prag, 1935; - A. V. Isacenko, Narecje vasi Sele na Rozu, стр. 13 и 33, где критически рассматривается известное положение о взаимном влиянииславянского и немецкого языков в Каринтии.

16. "Ueber die phonologische Sprachbunde", TCLP, 4, стр. 248.

17. Stefan Тоbik, Prechodna jazykova oblast' stredoslovensko-vychodoslovenska, SMS, XV, 1937, стр. 73.

18. Jan Stanislav, Liptovske narecia, стр. 46.

19. Утверждение Безлая, что в словенской системе долгих гласных имеется еще фонема э, основано лишь на одном-единственном примере (род. п. мн. ч. staz) и, естественно, должно быть отброшено. В своей книге "Oris slovenskega knjiznega izgovora" Безлай сравнивает количество гласного э в "долгой" позиции (0,105 сек) с количеством гласных u, i, характеризующихся самой низкой ступенью открытости (там же, стр. 65 и cл.). Гласный среднего ряда э можно сравнить в количественном отношении с другими гласными того же ряда, а именно - с о, о, е, е, долгота которых составляет около 0,14 сек. О том же пишет в своей рецензии И. Шоляр (см. "Slovenski jezik", II, стр. 130). Но в конечном итоге речь идет не об абсолютной длительности. Автор, целиком основывающийся на данных инструментальной фонетики, не замечает того, что его "долгое" э лишь на 0,01 сек дольше, чем его же "краткое" э (соответственно 0,105 и 0,095, там же, стр 87).

20. Несмотря на возражение В. Дорошевского, веские доводы Н. Трубецкого в пользу двуфонемности польских "носовых гласных" е,, а, (ср. "Revue des etudes slaves", V, стр. 24 и сл.) остаются в силе. В этой связи мы рассматриваем графемы е,, а, как сочетания фонем е и о с "неопределенным" носовым N.

21. Во всяком случае, это следует из тех диалектологических опросов, которые я имею возможность проводить здесь, в Любляне, и в соответствии с которыми восходящие дифтонги должны обозначаться в виде iа, iе, uо и т. п. Другой способ устранения дифтонгов мы находим в наречиях Спиша, где ie превратилось в i. Ср. Z. Stiеbеr, Ze studiow nad gwarami slowackiemi poludniowego Spisza. "Lud. Slowianski", I, стр. 61 и сл. и из последних работ Jozef Stole, Zmeny uo > u a ie > i v nareci spisskom, I, SMS, XV, 1936, стр. 75 и сл.

22. Этот метод звуковой статистики принципиально отличается от метода, принятого, например, Н. Трубецким в его "Основах фонологии" [стр. 286 и сл. русск. перев.] или финским языковедом Л. Хакулиненом в "Virittaja", 1939, III, с резюме на немецком языке: "Was ist kennzeichnend fur die lautliche Struktur der finnischen Sprache?". Хакулинен учитывает относительную встречаемость согласных и гласных в связанных текстах, в то время как мы пытаемся выяснить соотношение гласных и согласных внутри звуковой системы. В связанных текстах высокий или низкий процент встречаемости гласных (resp. согласных) подчас зависит от стилистической окраски текста. Трубецкой показал в другом месте, что этот вид звуковой статистики особенно полезен при анализе стиля. Для типологической характеристики языков этот анализ представляется, на мой взгляд, малопригодным именно вследствие неустойчивости его основ. Указанное исследование Хакулинена, знакомое мне лишь по краткому обзору В. Скалички в журнале "Slovo a slovesnost", V, 1, стр. 63, по-видимому, игнорирует просодическую нагрузку как финских, так и чешских гласных фонем, о чем свидетельствуют числа, принятые им для финских (8) и чешских (5) фонем. [Объективности ради следует отметить, что частотность отдельных гласных или согласных в связанном тексте фактически не зависит, как это и показал Трубецкой в "Основах фонологии" (см. стр. 289-290), от стилистической окраски текста. Трубецкой пришел к выводу, что "при вычислении этой частотности пригоден любой текст (за исключением поэзии и особо изысканной прозы, где намеренно искусственная деформация естественной частотности рассчитана на то, чтобы вызвать специфический эффект)", там же, стр. 290. - Прим. перев.].

23. Ср. SMS, XV, 1937, стр. 43 и cл.

24. Насколько относительно понятие "произносительная трудность", можно видеть, в частности, на примере трактовки начальной группы tk во многих словенских диалектах эта группа упрощается в pyk, xk (Ramоvs, Hist. gram slov. jez., II, стр 218) в других происходит полное устранение t Так возникают формы типа kаvс < tkalec, откуда распространенная фамилия Kavcic (там же, стр. 214). С другой стороны, начальная группа kt- оказалась для хорват настолько трудной, что они "упростили" ее в tk-, cp tko < kъto. Ср. также отражения в морфологической системе род. п. мн. ч. карт, сербохорв karata и т. д. [Простейшие подсчеты показывают, что перечисленные Исаченко труднопроизносимые группы согласных представлены в соответствующих славянских языках отнюдь не в таком огромном количестве как в речевом потоке, так и в словарном составе они встречаются крайне редко и, в сущности, ограничены теми примерами, которые приводит автор. В словах тигр, театр, министр конечное -р является, вопреки утверждению автора, слоговым звуком.

Список литературы

А. Исаченко. ОПЫТ ТИПОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА СЛАВЯНСКИХ ЯЗЫКОВ.