Гастиловичская средняя школа

Творчество Марка Шагала и его оценка

(реферат)

Руководитель__________________

Выполнил(а)___________________

Гастиловичи, 2001

Биография

«Наперекор всем трудностям нашего мира во мне сохранились часть той одухотворенной любви, в которой я был воспитан, и вера в человека, познавшего Любовь. В нашей жизни, как и в палитре художника, есть только один цвет, способный дать смысл жизни и Искусству, Цвет Любви.»

Марк Захарович Шагал

Введение

Марк Захарович Шагал родился 24 июня (6 июля) 1887 года в городе Витебске в семье торговца селедкой. Всего в семье было восемь детей. Марк был первенцем. Первоначальное образование получил в хедере. Осенью 1900 года Шагал поступил в городское четырехклассное училище с ремесленным классом. В 17 лет он "оставил" это учебное заведение.

Несмотря на то, что для Марка учеба не была любимым делом, именно в это время в нем проснулся интерес к живописи. Юношу принимает в свою студию знаменитый витебский художник Юдель (Юрий) Пэн. Только два месяца посещает Шагал эту студию, добросовестно срисовывая гипсовые головы и орнаменты, строго повинуясь всем требованиям и указаниям учителя. Но этих месяцев оказалось достаточно, чтобы маэстро полюбил своего ученика. Что же касается Шагала, то он до последних дней своей жизни боготворил своего первого учителя.

Уйдя от Ю. Пэна М. Шагал стал работать ретушером, но живопись по - прежнему являлась главным в жизни молодого человека. Вместе с Ю. Пэном он ходил на этюды. В 1907 году М. Шагал уезжает в Петербург на учебу. Не поступив в училище искусств и ремесел барона Штиглица, он отправился в школу при Обществе поощрения художеств. Здесь его приняли, а учил Н. Рерих. Два года, проведенных в этом учебном заведении Марк Захарович впоследствии назовет потерянными напрасно. В 1910 году он переходит в школу искусств Е. Званцевой. Его учителями здесь были Леон Бакст и Мстислав Добужинский.

Но одним из первых заметил, выделил и стал покровителем начинающего Шагала известный русский юрист и общественный деятель Максим Винавер. Именно он осенью 1910 года предоставил Марку Шагалу стипендию в размере 125 франков в месяц для продолжения учебы во Франции. Шагал поселился в знаменитом "Улье" на Монпарнасе. Уже в мае 1914 года в берлинской галерее журнала "Штурм" состоялась персональная выставка М. Шагала. А месяц спустя он возвратился в Россию.

25 июля 1915 года состоялась свадьба М.Шагала с Беллой (Бертой) Розенфельд, дочерью богатого торговца ювелирными изделиями. М. Шагал с юношеской страстью любил свою Беллу все 29 лет их совместной жизни. Она была для него не только любимой женщиной, матерью его дочери и хранительницей семейного очага, а и вдохновительницей.

"Марк и Белла"

Познакомились Шагал и Бела (Берта) в конце лета в 1909 году. Бела только что вернулась из-за границы. Была в Вене, Берлине. Пришла рассказать подруге Тэе Брахман о своих впечатлениях.

Тэя жила на берегу Двины, недалеко от вокзала, на тихой улице с окнами на проезжую часть. Бела часто приходила к подруге. Дружили родители. У Тэи дома играли на фортепьяно, на скрипке. Ставили театральные пьесы и "живые образы". Была состоятельная семья. Судя по всему, с Тэей Шагала познакомил Виктор Меклер, художник, который ездил вместе с ним в Петербург. Познакомились, когда Тэя училась в Петербурге, она позировала ему. Нанимать натурщицу было дорого. Виктор Меклер был тоже из состоятельной семьи. Шагал его учил рисовать. В доме была Тэя и Шагал.

"Удивили его глаза, я вижу, они голубые, как небо. Глаза удивительные, не такие, как у всех, продолговатые, похожие на миндаль... Я никогда не видела таких глаз, разве только на иллюстрациях к сказкам про зверей. Рот приоткрыт, не знаю, или он хочет, что-то сказать, или укусить белыми острыми зубами. Все в нем от движений затаившегося зверя". "О чем он думает? Я вижу как глубокая морщина прорезает его лоб. Он приближается ко мне. Я опускаю глаза. Никто не говорит ни слова. Мы оба чувствуем, как стучат наши сердца".

"Он разговаривает! Разговаривает со мной! Он не боится молчания! Он убивает меня! Я ничего не понимаю, он же не знает меня. Что ему от меня надо."

"Лицо парня живет во мне, как мое второе "Я", дышит рядом, его голос звучит в моих ушах. Мне доводилось встречать художников в нашей компании, но ни у кого не было такого лица..." - позднее напишет Бела Розенфельд (Шагал) в книге своих воспоминаний.

Вторая встреча произошла на мосту. Марк, Тэя и ее собака Маркиз пошли гулять. Встретили Белу.

"Он говорит со мной так, словно видит меня каждый день. Он совсем нестрашный. У него спокойный сдержанный голос. Его ласковая и теплая рука уже не такая чужая. Он уже не смеется с меня. Я смотрю на него. Кучерявые волосы выбиваются из-под шапки, развиваются словно он хочет улететь вместе с ветром. Его глаза смотрят прямо в мои глаза. Я опускаю голову."

"Я хочу очутится дома. Но ноги не слушают меня. Он мой проводник. Я иду вместе с ним. Он не такой страшный, как я думала. Он рядом со мной, сильный, как крестьянин, словно берет свою силу от стальной реки."

Они стали встречаться. Много гуляли по берегу реки. Шагал отлично знал реку, берег. Однажды Бела попросила брата Менделя сходить с ней вечером погулять и попить сельтерской воды в магазин Будревича, который находился рядом с вокзалом. Снова встреча с Шагалом. "Я стою рядом с ним. Я ждала его? Искала? Меня трясет. От него я теряю рассудок. Раньше я была такая спокойная, жила в тишине нашего дома, читала книгу за книгой, избегала людей, как злых духов, пряталась за шторами от братьев и их шуток. И вот приходит молодой человек, его слова ударяют меня, как гром, и разрушают спокойствие моих дней."

Бела Розенфельд родилась 15 декабря 1895 года в Витебске в купеческой семье. Была самой младшей в семье. Каждый класс гимназии заканчивала с золотой медалью. Братья учились в религиозной школе (ешиве) и не мечтали о светской школе. Бела продолжила образование в известной московской школе Герцье: изучала историю, философию и литературознание. Потом занималась актерским мастерством в одной из студий Станиславского.

Родители жены имели три ювелирных магазина в Витебске. Продавались золотые и серебряные украшения, часы и т.д. Один магазин в самом центре перед мостом через Витьбу, на углу Смоленской и Подвинской улиц. В этом доме была одна крупнейшая и фешенебельная гостиница "Брози", по имени швейцарского кондитера Христиана Брози, которому долгое время принадлежал этот дом, кондитерская и ресторан "Жан Альберт", писчебумажный магазин Ш. Яхнина и ювелирный Ш. Розенфельда, второй магазин - на Вокзальной, третий - на Замковой. "Я писал, писал, а кончилось тем, что как я ни противился пышной церемонии, но в один дождливый вечер оказался героем брачного обряда, под свадебным балдахином - точно, как на моих картинах. Получил благословение - честь по чести." Свадьба была 25 июля 1915 года. "После свадьбы новоиспеченные шурины отвели меня домой, а их сестра - моя жена, осталась под родительским кровом. Так требует строгий обряд."

Марк с первых дней с большим уважением относился к мнению Беллы. "Ни одной картины, ни одной гравюры я не заканчивал, пока не услышу ее "да" или "нет". ("Моя жизнь" стр. 119). Беле посвящена большая серия работ: "Прогулка", "Над городом", "Серые любовники", "Свадьба", "Зеленые любовники", "Голубые любовники", "Бела в черных перчатках", "Бела с виолончелью", "Бела с шалью" и другие.

Возвратившись в Россию летом 1914 года для женитьбы, М. Шагал не смог из-за начавшейся вскоре 1-ой Мировой войны вновь уехать в Париж. Его мобилизовали в армию. В этой ситуации помог брат Беллы, возглавлявший один из отделов Центрального военно-промышленного комитета в Петрограде. Работа в нем заменяла военную службу, поэтому новоиспеченный родственник забрал в свой отдел художника. Чиновничья служба совсем не привлекала Шагала, но зато давала ему возможность периодически ездить в Витебск и проводить там немало времени.

Октябрьские события 1917 года застали М. Шагала в Петрограде. Его кандидатуру выдвигают в министерство искусства. Но месту в министерстве Шагал предпочел родной город.

В Витебске Марк Шагал появился в сентябре 1918 года с мандатом уполномоченного по делам искусств Витебской губернии. Главной задачей, которую поставил перед собой М. Шагал - организация Художественного училища. И благодаря огромному энтузиазму и ходатайствам М. Шагала училище было открыто в конце 1918 года. Официальное открытие учебного заведения состоялось 28 января 1919 года. Возглавил народную художественную школу по просьбе Марка Захаровича его учитель по училищу Е.Званцевой Мстислав Добужинский, а сам М.Шагал - одну из мастерских.

В феврале 1919 года М.Добужинский возвратился в Петроград. М.Шагалу пришлось самому возглавить учебное заведение. В стенах училища были представлены и свободно функционировали руководства и мастерские всех направлений от "левых" до "правых" включительно, что и привело к разагитации аудитории Шагала. 29 июля 1920 года Марк Шагал вместе с семьей уехал в Москву, совсем не подозревая о том, что навсегда расстается со своим любимым городом.

В конце мая художник отправляется в Каунас для организации там своей выставки. Переехав летом 1922 года из Каунаса в Берлин, Марк Шагал познакомился там с владельцем картинной галереи и издателем П.Кассирером, который решил издать мемуары художника с его собственными иллюстрациями. Из-за заминки с переводом текста на немецкий язык в 1923 году Кассирер издал только иллюстрации в виде отдельного альбома. Первое полное издание мемуаров было осуществлено в 1931 году парижским издательством "Сток" в переводе на французский Беллы Шагал. С тех пор "Моя жизнь" М. Шагала неоднократно переиздавалась на многих европейских языках. На русском языке она была впервые выпущена в 1994 году московской фирмой "Эллис Лак" и проиллюстрирована рисунками и офортами "Дом на Песковатиках", "Улица", "Дом на улице Покровской", "Витебск. Железнодорожная станция" и др.

Оставшись по воле случая навсегда за границей, Марк Захарович 15 лет не принимал французского гражданства, все еще надеясь когда-нибудь вернуться на родину.

В 1941 году, чудом вырвавшись из рук фашистов в оккупированной ими части Франции, он уехал в США. Активно сотрудничал с комитетом помощи СССР, передал ему несколько своих работ. Узнав о страшной судьбе родного города, который за три года немецко-фашистской оккупации был почти полностью разрушен и потерял все население, Шагал написал "Письмо моему родному Витебску", которое было опубликовано 15 февраля 1944 года в одной из американских еврейских газет.

Витебские улицы и площади, памятники архитектуры и влюбленные изображены на многих работах Марка Шагала. Выступая на открытии выставки в Третьяковской галерее летом 1973 года, он сказал: "У меня нет ни одной картины, на которой вы не увидите фрагменты моей Покровской улицы. Это может быть, и недостаток, но отнюдь не с моей точки зрения." Родной город стал тем источником, из которого Марк Захарович всю свою долгую жизнь черпал вдохновение и сюжеты для работ.

За свой долгий век (прожил 98 лет) Марк Шагал многое познал: неудачи и успех, полуголодное существование и материальное благополучие, равнодушие и всемирную славу. Только одного при жизни он был полностью лишен - признания на родине. И очень из-за этого страдал. Но времена меняются. В январе 1991 года прошли первые Шагаловские дни. В июне следующего года на Покровской улице открыт памятник художнику, а на его домике - мемориальная доска. Проводятся в Витебске Шагаловские пленэры и музыкальные фестивали.

Дмитрий Сарабьянов,

доктор искусствоведения

МАРК ШАГАЛ

На земле и в небесах

Марк Захарович Шагал прожил без малого сто лет (1887--1985) и лишь немногим больше трети этого срока провел в России. Его детство и юность прошли в Витебске. В 1910 году он на четыре года уехал во Францию, затем вернулся на родину, жил в Витебске, Петербурге и Москве, а после этого эмигрировал из Советской России и многие годы провел в Берлине, в Париже, в Соединенных Штатах Америки и под конец вновь во Франции на берегу Средиземного моря. Большая часть творческой жизни была отдана Франции, и во многих энциклопедиях мира после имени Шагала стоит название страны, которой он принадлежит, -- Франция. По этому поводу сам художник говорил: "Меня хоть в мире и считают интернационалистом и французы берут в свои отделы, но я считаю себя русским художником, и это мне приятно" (Из письма Марка Шагала Павлу Эттингеру).

Когда смотришь на картины художника, сначала приходит мысль, что все свои годы он летал где-то в небесах, а если и ходил по земле, то по такой, которая живет по каким-то своим особым, неизвестным нам законам, не ведая современной цивилизации. На самом-то деле Шагал всегда пребывал в одной стране -- в родном Витебске, рисовавшемся его памяти и сознанию не губернским городом старой России, а захолустным, хотя и фантастическим еврейским местечком -- со своими привычками и традициями, со своими тонами, цветами и запахами. В Париже ему чудился Витебск, а когда под старость он приезжал в Иерусалим, чтобы создать там витражи для синагоги, перед его глазами вновь возникали покосившиеся строения и домашние звери из детских снов.

Слова Шагала, что он русский художник, сказаны им неспроста. Его творчество могло возникнуть только в России. Образный мир его картин наполнен контрастами и противоречиями, содержит в себе абсурд в таком чистом виде, какой мог сложиться лишь на русской земле. В число свидетельств русского абсурдизма, как известно, входил, еврейский вопрос. Лишенные элементарных гражданских прав, евреи в старой России жили обособленно, замкнуто, соблюдая свои обычаи, тщательно исполняя религиозные обряды, жившие в их сознании, сохраняли память о своей великой истории. Эта память народа и собственная память легли в основу творчества Шагала.

Они соединились с необыкновенной фантазией, присущей художнику, и с той прямотой взгляда на мир, которая позволила Шагалу открыть великую правду в самых простых и обыденных явлениях, хотя и переселенных его волею с земли на небеса. Сила его искусства была так велика, что она позволила в полный голос говорить о вкладе в мировую культуру российского еврейства, которое к рубежу столетий стало активной творческой силой.

Cудьба Шагала как художника сложилась чрезвычайно своеобразно. Он фактически нигде не учился, хотя и не подолгу занимался в витебской школе художника Ю.Пэна, в Петербурге в школе Е.Званцевой, где преподавали знаменитые мастера Бакст и Добужинский, а в Париже в частных академиях «Гранд Шомьер» и «Ла Палетт».

Молодой Шагал, как уверяет он сам, всюду чувствовал себя чужим. Ему претили светскость и манерность, «А я -- сын рабочего, -- писал он в воспоминаниях, -- и меня часто подмывает наследить на сияющем паркете».

И хотя позже Шагал выставлял свои произведения вместе с Бакстом в «Мире искусства» и был вхож в дома самых утонченных интеллектуалов мира, он следил, где мог -- грубыми, как казалось многим, красками и мазками, вывернутыми линиями, перекрученными головами своих персонажей, бесстыдно растопыренными ногами женщин. Но с миром культуры Шагал общался не в светских гостиных, а на высшем уровне.

Перебравшись в 1910 году из Петербурга в Париж, обосновавшись со временем в знаменитом «Улье» -- здании бывшего выставочного павильона, где нашли себе приют мастерские парижан Леже, Модильяни, Сутина, позже ставших знаменитыми, он вошел в круг лучших поэтов, художников, критиков Франции (Робер Делоне, Блез Сандрар, Макс Жакоб, Гийом Аполлинер). В художественной столице мира молодой витебский еврей оказался среди избранных, хотя это обстоятельство никак не переменило направления, в котором он двигался с первых шагов своей художнической деятельности.

Творческое развитие художника трудно объяснить, исходя из привычных стилевых категорий, установившихся в представлениях о европейском искусстве первых десятилетий ХХ века. Шагал оказался рядом с основными направлениями живописи или в промежутке между ними, но ни одному из них практически не принадлежал. В России до отъезда в Париж он успел соприкоснуться с русским неопримитивизмом, и в его раннем творчестве можно заметить следы влияния Натальи Гончаровой. Он участвовал в выставках «Бубнового валета» и «Ослиного хвоста», но к числу русских неопримитивистов его вряд ли можно причислить.

В Париже Шагал вплотную приблизился к кубизму, выполнил несколько произведений в кубистической системе, но кубистом не стал. Опыт футуризма достался ему из вторых рук.

В Италии он не побывал, но Париж не зря слыл художественной столицей мира: там работали некоторые итальянские мастера, да и в орфизме Делоне футуризм (с его совмещением разновременных эпизодов в одном времени) вошел в золотой сплав французской живописи.

Один из друзей художника сообщал ему из Германии об успехе, какой имела его выставка 1914 года в берлинской галерее «Штурм». Он писал: «Твои картины породили экспрессионизм». Оставим такое суждение на совести автора этих слов. Мы знаем, что экспрессионизм в Германии появился раньше и Шагал в его развитии не участвовал; но многие черты его творчества сближают его с искусством экспрессионизма. В таких же отношениях оказывается он и с сюрреализмом. Пожалуй, нет ни одного значительного стилевого направления первых десятилетий ХХ века, с которым нельзя было бы сблизить искусство Шагала.

И вместе с тем ни в одно из этих направлений он не входит. Словно Всевышний услышал голос молодого художника и откликнулся на его мольбу. Сам Шагал так вспоминает о том трудном времени, которое предшествовало его отъезду из Витебска: «Я бродил по улицам, искал чего-то и молился: «Господи, Ты, что прячешься в облаках или за домом сапожника, сделай так, чтобы проявилась моя душа, бедная душа заикающегося мальчика. Яви мне мой путь. Я не хочу быть похожим на других, я хочу видеть мир по-своему».

Он и увидел его по-своему. Уже самые ранние его работы, выполненные до отъезда в Петербург, такие как «Смерть» (1908), «Рождение» (1909), «Свадьба» (1909), предрекают или уже несут в себе существенные качества шагаловского искусства. Без колебаний, без робких предварительных проб художник прикасается к самым главным звеньям человеческого бытия. Простая правда, без прикрас, смотрящая вам в глаза, словно продравшаяся сквозь фантастические сновидения, а скорее вызванная ими к жизни, -- именно такое впечатление производят эти произведения.

Уже здесь, а чем дальше, тем больше, шагаловские герои ведут себя странным образом: сначала они экстатично воздевают руки кверху, застывают, как каменные, в странных позах, потом выворачивают головы, эти головы отскакивают от туловища, фигуры переворачиваются кверху ногами, отрываются от земли, летят. Так же ведут себя не только витебские горожане, но и артисты цирка (что более естественно), герои античной мифологии, библейские персонажи, коровы и ослы, стулья и дома. Мир быта, которым наполнены его картины, изображающие чаще всего сцены в интерьерах или на улице, оказывается в каких-то сверхъестественных ситуациях. В этих ситуациях воплощены символы, которые не теряют связи с бытом. У Шагала -- бытовой символизм. Но тем ближе он к обычным проявлениям окружающей жизни и тем острее воспринимаются в его картинах каждый персонаж и каждая деталь.

Картины художника, созданные в 1910-е годы -- сначала в Париже, а после начала мировой войны в России, -- дают лучшие примеры его стилистики и поэтики. К числу таких произведений следует отнести:

• «Я и деревня» (1911),

• «Продавец скота»(1912),

• «Посвящается Аполлинеру»(1911--1912),

• «Голгофа»(1912),

• «Голубые любовники» (1914) (а есть еще «зеленые», «серые» и «розовые» ), «Окно на даче. Затишье» (1915),

• «Над городом»(1914--1918),

• «Прогулка» (1917--1918),

• «Свадьба»(1918), целый ряд автопортретов.

Разумеется, этот перечень неполон, почти каждую из упомянутых вещей можно заменить другой, равноценной.

В первой из перечисленных картин зритель как бы сталкивается с головоломным ребусом, разгадка которого вряд ли может быть точной и однозначной. Здесь собраны в единый образ фрагменты, эпизоды, персонажи сельской жизни, которые все вместе составляют некий символ деревенского бытия. Но они соединены друг с другом произвольно. Выдвинутое на первый план лицо художника, взятое в профиль и окрашенное в зеленый цвет, противопоставлено такому же профилю коровьей морды. Их глаза вонзились друг в друга, а носы приблизились почти вплотную. Головы скреплены единым кругом, ставшим центром композиции. Это как бы и есть круг деревенской жизни. Возле него разворачиваются разные эпизоды. Под коровьим глазом -- сама корова и доящая ее крестьянка. Рядом -- косарь с косой на плече и женская фигура, повернутая вверх ногами. Улица, дома, церковь, ветка с цветами и листьями в руке художника, крупноформатные головы -- все это вписано в систему линий, которые как бы круглят землю, расширяют пространство, создают атмосферу деревенской вселенной. Каждый конкретный эпизод происходит в своем дискретном времени. Но все вместе они сливаются в общее, как бы нейтральное время, в некое надвременье, в котором свободно сосуществуют разновременные явления.

В любом произведении Шагала мы найдем эту свободу фантазии. Но каждый раз фантастическое предстает перед нами как совершенно реальное. В картине «Над городом» художник и его жена Белла летят над Витебском. Они делают это так же естественно, как если бы шли по улице или сидели на скамейке. Он придерживает ее тело, словно оберегая его от неверного поворота или неаккуратного движения. Она с грустью смотрит вдаль и машет рукой -- то ли прощаясь с кем-то, то ли кого-то приветствуя (или козочку, щиплющую траву на задворках, или случайного прохожего, справляющего нужду у высокого забора). Их души доверены друг другу и открыты, как ни в одном реалистическом портрете XIX века, славившегося своим психологизмом.

Только у Шагала люди умеют так летать. Только у него умеют так внимательно и жадно смотреть, как смотрят те же персонажи, вплотную приблизив свои головы к оконному стеклу, в картине «Окно на даче. Затишье»-- на зелень травы, на расцветший сад, на вытянутые кверху стволы берез. Простая бытовая сцена приобретает сновидческий характер. Сон всегда у Шагала перемешан с явью -- даже тогда, когда на его картинах изображены самые простые и обыденные явления жизни.

Как в сон, погружается подчас Шагал в размышления. Окружающие предметы -- (Часы»(1914), (Зеркало»(1915) -- возбуждают мысль о главных категориях бытия. Маленькие фигурки, притулившиеся возле часов, зеркала и лампы, в этом зеркале отраженной и излучающей свет, как бы воплощают мысль о тщете всего земного, о малости человека перед лицом вечности, бесконечности пространства и величия света.

В течение долгой жизни, на протяжении которой лишь незначительно менялась живописная манера, а творческий порыв ни на минуту не ослабевал, Шагал сумел распространить свой опыт, свое мастерство, свою фантазию на разные сферы художественной деятельности. Путь Шагала-монументалиста начался в Москве в 1920 году замечательными росписями Камерного еврейского театра и закончился в 1981-м витражами собора в Сент-Этьене. Литографии, офорты в камне, керамика -- везде оставил свой след неутомимый Шагал. И всюду он оставался самим собой.

В 1973 году он ненадолго приехал в Москву и Ленинград и был восторженно встречен художественной общественностью этих двух столиц его родины. Наверное, тогда он почувствовал, что сбылись его надежды, которые были заключены в последних словах его книги «Моя жизнь», написанной в 1922 году: «И может быть, вслед за Европой, меня полюбит моя Россия».

Стихи о Шагале

Он стар…

(Виктор Берковский)

Он стар,
он похож на свое одиночество,
ему рассуждать о погоде не хочется.
Он сразу - с вопроса:
- А вы не из Витебска?..
Пиджак старомодный на лацканах вытерся...
Нет, я не из Витебска...
Долгая пауза.
А после - слова монотонно и пасмурно:
- Тружусь и хвораю...
В Венеции - выставка...
Так вы не из Витебска?...
- Нет, я не из Витебска...
Он в сторону смотрит.
Не слышит, не слышит.
Какой-то нездешней далекостью дышит,
пытаясь до детства
дотронуться бережно...
И нету ни Канн, ни Лазурного берега,
ни нынешней славы...
Светло и растерянно
он тянется к Витебску, словно растение...
Тот Витебск его - пропыленный и жаркий -
приколот к земле каланчою пожарной.
Там свадьбы и смерти, моленья и ярмарки,
там зреют особенно крупные яблоки
и сонный извозчик по площади катит...
- Так вы не из Витебска?..
Деревья стоят
вдоль дороги навытяжку.
Темнеет...
...И жалко,
что я не из Витебска.

Мы вместе с тобою летели по небу,

Как будто слетели с картины Шагала.

Смешались в сознаньи былое и небыль,

И полночь незримо за нами шагала.

Мы вместе с тобою летели, обнявшись,

И шпили церквей проплывали под нами,

А звезды смеялись о чем-то вчерашнем,

И хлопало время мгновений дверями.

И скрипки звучали далеко и нежно,

И было немного тревожно и грустно,

И города профиль - прекрасно небрежный

Растаял в тумана движеньи искусном.

А ветер нас гнал за поля за рекою,

И мчалась навстречу нам леса громада,

И я любовался тобою такою

И думал, что большего мне и не надо.

Когда мы вернулись - ты быстро уснула,

Прижавшись ко мне и обнявшись с гитарой,

А постер Шагала, приставленный к стулу,

Глядел на меня пролетающей парой.

17 июня 1997 года