Е.Ф. Серебренникова

В эволюции французского языка XVII век занимает особое положение благодаря постепенному утверждению и проявлению в нем признаков, которые позволили назвать его языком классическим. Понятие «классического» подразумевает высокое «качество» языкового выражения, рациональность в использовании языковых элементов и их структур в синтаксисе, гармонию мысли и оформляющего ее слова/звука.

Анализируя синтаксис французского языка XVII века, исследователи обращают особое внимание на его характер - преимущественно cенсуальный или, в более поздний период, более рациональный (sensuel / rationel), - внутреннее строение, протяженность синтаксических единств (простого, сложного предложений и их комплексов) с точки зрения выражения в них смыслового содержания с помощью синтаксических средств, реализацию когезии и когерентности в текстах данного периода (Darmestetter, 1920; Brunot, 1922, Nyrop, 1925; Calet, 1971). Наблюдения над синтаксисом начала этого века позволяют дать ему определение инстинктивного, спонтанного, неритмичного, изобилующего конструкциями, допускающими множественное или двусмысленное толкование (Wartbourg, 1934; Cohen, 1954; Faguet, 1973). С постепенным утверждением в языке рационального начала синтаксические конструкции приобретают логическую и соответствующую ей структурную ясность.

Специально исследовавший проблему утверждения в языке XVII века принципа рациональности В. фон Вартбург отмечает, безусловно, важнейшее влияние на усиление рационального начала в языке взаимодействия философского и собственно языкового видения мира в творчестве крупнейших философов и писателей Р. Декарта, Б. Паскаля, П. Корнеля, Г. де Бальзака, Ж. де Лафонтена, Ф. де Ларошфуко, Ж. де Лабрюйера, Ф. Фенелона, продолживших и значительно обогативших традицию рационализма во французской культуре. Велика также роль деятельности грамматистов и кодификаторов языка XVII века Ф. де Малерба и К. Вожла.

В ряду синтаксических конструкций, представляющих наибольший интерес с точки зрения эволюции от относительной неупорядоченности к более рациональному употреблению, в данный период следует отнести конструкции с личными местоимениями, грамматически и семантически предрасположенными к созданию различного рода экивоков. Отмечая распространенность экивоков даже в произведениях лучших современных ему писателей, К. Вожла определил их природу нарушением принципа ясности. В принцип «ясности» К. Вожла вкладывал понятие такой внутренней организации, при которой достигается четкость выражения мысли,  смысла высказывания, развертывающегося согласно законам и правилам рационального логического мышления.

К числу экивоков К. Вожла относил в первую очередь конструкции с местоимениями, замещающими существительное. Для того, чтобы принцип ясности соблюдался в такого рода конструкциях, К. Вожла считал необходимым следование двум правилам: обязательного употребления местоимения в предложении и расположения существительного и его местоимения-субститута в достаточной близости друг от друга. Интерпретация высказывания не вызывает затрудения, если все компоненты субституционной структуры эксплицитно представлены, эквивалентно соотносятся и их анафорическая связь подтверждается грамматическим согласованием.

Анализ субституционных структур в текстах XVII века свидетельствует о многочисленности предложений и сверхфразовых единств, в которых данные правила не соблюдаются полностью или частично. Особенно характерно для текстов начала этого века дистантное расположение антецедента и его субститута. При этом, однако, наблюдается следующая закономерность. Анафора основана на стабильно выделенном антецеденте, составляющем предмет речи, тему первого предложения. Каждая последующая отсылка ориентирована на данный антецедент, являющийся постоянным фокусом в развертывании речи, и весь последующий текст порождается по линии ориентации на данный фокус, несмотря на его все большую дистанцированность от местоименных субститутов и присутствие промежуточных референтов. Следует полагать, видимо, что читатель того времени имел определенного рода опыт, навык чтения текстов с такого рода конструкциями.

В том случае, если идентифицировать ведущий антецедент оказывается затруднительным, в силу вступает семантическое согласование контекста, основным принципом которого является подчиненность правилу однофункциональности. Данное правило было сформулировано Кондильяком при анализе закономерностей семантической однородности текста (Condillac, 1803). Омология функции замещаемого и замещающего, по Кондильяку, составляет функциональную маркировку периода, развивающего одну тему. В периоде употребление субститутов должно, во избежание экивоков, соответствовать субординации, то есть следованию членов предложения в последующих предложениях, подобно следованию их в исходном предложении. Так, в периоде: «...Le comte dit au roi que le marechal vouloit attaquer l'ennemi; et il l'assure qu'il le forcerait dans ses retranchements» (C. Aubery), в cоответствии с принципом однофункциональности следует соотносить: il - le comte; l' - le roi; il - le marechal; le - l'ennemi. В некоторых случаях идентификация антецедента происходит только по данным контекстного семантического согласования, часто с опорой на данные пресуппозиции. При этом для современного читателя правильное декодирование пресуппозиционных данных, особенно отражающих синхронную и более раннюю для текста культурологическую информацию, вызывает значительные трудности. Особый тип конструкций, не отвечающих в полной мере принципу ясности, составляют субституционные структуры, строящиеся в виде концептуальной анафоры или «анафорического острова». Все более утверждающийся в синтаксисе  принцип рациональности способствует переходу такого типа конструкций к числу либо ненормативных, либо имеющих специальную функционально-дискурсивную нагрузку.