20 век:

Содержание

1. ГУМАНИСТИЧЕСКИЙ ПРИНЦИП: ОТ РЕНЕССАНСА К ДЕКАДАНСУ

2. СОВРЕМЕННАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ: КРИЗИС ИЛИ ТУПИК?

3. КТО ВИНОВАТ? "ТИТАНЫ" И 'ВОССТАНИЕ МАСС

4. В ПОИСКАХ ИСХОДА ИЗ ЛАБИРИНТА

5. ВЫВОДЫ

6. ЛИТЕРАТУРА

1. ГУМАНИСТИЧЕСКИЙ ПРИНЦИП: ОТ РЕНЕССАНСА К ДЕКАДАНСУ.

Вопрос вопросов нашего времени - соотношение между цивилизацией и культурой. Если цивилизация на "перекате" от одного тысячелетия к другому представля­ет собою грандиозную и еще недавно совершенно фан­тастическую, мысле - и рукотворную картину техногенной "второй природы", то остается открытым вопрос:

служит ли это беспрецедентное творение его созидателю - творческому человеку? Ответить на него возможно лишь при условии обращения к истокам современной цивилизации - ценностям и смыслам фундаментальной социокультурной революции, которая обусловила прорыв человечества на качественно новый уровень технологи­ческой свободы и создание нового, индустриального со­циума.

Ценности и смыслы нашей цивилизации сфор­мулированы европейским Возрождением и Просвещени­ем. Социокультурный смысл Возрождения подтверждает принципиально важную идею французского историка и культуролога Ж. ле Гоффа о том, что Возрождение не есть возвращение. Тенденция такого возврата к антич­ным ценностям была лишь "кажимостью" для мыслите­лей и творцов Возрождения. Они вернулись к гумани­стическому принципу Протагора: "Человек - мера всех вещей", но оказалось, что дважды в одну реку войти нельзя.

Античный человек был, по определению Н. Бер­дяева, объектно-космическим, одним из феноменов многоликого, но неизменно антропоморфного, одухотворен­ного земного и небесного космоса. Следуя Сократу, он познавал себя именно во внешней ипостаси, и все его ценности были ее выражением - фатальный круговорот вещей, застывшая гармония архитектурных шедевров страсти олимпийских боголюдей и мудрость созерца­тельного отстранения от страстей, возврата вспять, к ве­ликим духовным праматерям (Платон).

Сменившая античную христианская система цен­ностей сформировала человека, который бренно и сует­но страдает в земном мире, но может обрести подлинный, "терний" мир при условии осознания пер­вородного греха, покаяния и смирения, неустанного ду­ховного напряжения сопричастности к своему творцу-богочеловеку. Свободомыслие, социальный активизм, творчество подавлялись не только инквизицией, но и всем консервативным устройством общества, осно­ванного на рутинном производстве, традиции и борьбе за выживание.

Такие жизненные ориентации поощрялись гос­подствующим христианским мировоззрением.

Однако "долгая ночь" пассивности и страдания, отчуждения от ближних и ожидания Страшного суда не могла быть бесконечной. Развитие общественных по­требностей, а с ними - и производительных сил ("наук и ремесел", как выражались тогда) потребовало динамики человеческой природы - нового человека Возрождение было первым ответом на эту потребность. Еще не от­вергая внешних символов христианства, оно совершило революционный переворот в мировоззрении устранило дуализм миров, гением Данте очеловечило ад и упразд­нило веру в рай, по библейски потребовало от человека действовать "здесь и сейчас", и "если не я, то кто же?”

Таково идейное завещание Возрождения Новому времени и его великому духовному феномену - Просве­щению. "Внутри истории Нового времени, - отмечает М. Хайдеггер, - человек пытается - и эти попытки со­ставляют историю новоевропейского человечества - во всем и всегда опереться на самого себя в качестве все­общего средоточия и мерила в господствующем положе­нии. Для этого нужно, чтобы он все больше и больше удостоверялся в собственных способностях и средствах господства и всегда снова и снова приводил их в состоя­ние безусловной готовности. Это - история ново­европейского человечества, которая лишь в XX веке впервые в полном согласии со своим внутренним зако­ном выходит на простор сознательного порыва необори­мой воли и неуклонно достигает цели.

Этот "внутренний закон" Нового времени - осво­бождение человека

философия сосредотачивается на таких вопросах' "Что такое человек? Что он может знать? Что он должен делать? На что смеет надеяться?

Ж. Ж. Руссо, блистательно доказавший, что прогресс "наук и ремесел" приводит скорее к падению, чем к подъему нравов.

Но К. Маркс был первым, кто не просто указал на бесовскую сущность наличного общественного строя, но и обнажил его социально-историческую анатомию. В наше время, - писал он, - все как бы чревато своей про­тивоположностью. Мы видим, что машины, обладающие чудесной силой упрощать и делать плодотворнее наш труд, приносят людям голод и изнурение. Новые, до сих пор неизвестные источники богатства благодаря каким-то странным, непонятным чарам превращаются в источ­ники нищеты. Победы техники как бы куплены ценой моральной деградации. Кажется, по мере того, как чело­вечество подчиняет себе природу, человек становится рабом других людей или же рабом собственной подлос­ти. Даже чистый свет науки не может, по-видимому, си­ять иначе, как только на мрачном фоне невежества. Этот антагонизм между современной промышленностью и наукой, с одной стороны, и современной нищетой и упадком, с другой, этот антагонизм между производи­тельными силами и общественными отношениями новой эпохи есть осязаемый, неизбежный и неоспоримый факт.

Иными словами, народ свободный на земле свободной" оказался очередной социальной мифо­логемой.

Поставленный Ж. Ж. Руссо вопрос "Становится ли человек лучше благодаря целивизации " - он считал "смешным, так как противоположное ясно как день. Мыслитель усматривал в этом скорее не особенность, а общую закономерность в соотношении цивилизации и культуры. "Высшие точки подъема культуры и цивилиза­ции не совпадают, - писал он, - не следует обманываться в вопросе о глубочайшем антагонизме между культурой и цивилизацией... Цивилизация желает чего-то другого, чем культура: быть может, даже противоположного".

Триумф современной цивилизации для Ф. Ницше очевиден: "Человек не приблизился к природе, но сде­лал шаг вперед к той цивилизации, которую он отвергал. Мы возросли в силе". Однако эта сила - "механичность, обезличивающая сила механического процесса человек отучается от активности, все сводится к реагированию на внешние раздражения". Тенденция к нивелировке лич­ности - глубоко характерный феномен для общества все­общей купли-продажи. "Всякого рода деловые люди и стяжатели - словом, все, что должно давать в кредит и брать в кредит, вынуждены стоять за одинаковый харак­тер и одинаковые основные ценности.

В итоге вся эта сутолока так называемой "цивилизации" - измельчание, беспокойство, торопливость, суета постоянно воз растают порок, душевные больные, преступники все это не угнетенные классы, а отбросы всех классов бывшего до сих пор общества.

Общий приговор над нашим столе­тием, над всей современностью, над достигнутой циви­лизацией, или "самый общий признак современной эпохи" невероятная убыль достоинства человека в его собственных глазах", "девятнадцатый век - сила бесси­лия"; "мы не в силах вообразить, куда нам направлять­ся. Теперь все насквозь лживо, все - "слово", все - спу­тано, слабо или чрезмерно". Поэтому "вся наша европей­ская культура уже с давних пор движется в какой-то пытке напряжения, растущей из столетия в столетие, и как бы направляется к катастрофе - беспокойно, насиль­ственно, порывисто, подобно потоку, стремящемуся к своему исходу, не задумываясь, боясь задуматься".

2. СОВРЕМЕННАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ: КРИЗИС ИЛИ ТУПИК?

Известные инварианты взаимосвязи социальной свободы и отчуждения:

а) отношение человека к приро­де;

б) Опальное общение и стратификация;

в) соотно­шение между материальным и духовным началами личности;

Наиболее зримо предстает "вторая природа" че­ловека, его техногенный мир. Он - воплощенная способ­ность человекобога к творению и вместе с тем утрата его человекотворческого смысла.

Сегодня технологический потенциал человечества в принципе сравнялся с планетарным и становится по­тенциально космическим.

Пафос этого бездушного и торжествующего мира вдохновенно выразил социолог и моралист начала на­шего столетия Ф. Маринетти: "Пришла новая религия - мораль скорости. Человеческая энергия, во много раз повышенная скоростью, будет господствовать над Вре­менем и Пространством. Скорость – естественно чиста Медленность – естественно порочна. Взамен рухнувших добра и зла древности мы создали новое. Добро - ско­рость, новое Зло - медленность Скорость = синтезу вся­кой отваги. Медленность = анализу всех бездеятельных осторожностей. Скорость = презрению препятствий, жажде нового, неизведанного. Медленность = отдыху, тоске по знакомому, идеализации усталости и покоя.

Человек как господин сущего - это действительно его бесовская гордыня. Но если бы он мог лишь созерцать природу или быть ее "соседом", не возникла и не обострилась бы до глобальных масштабов самая проблема "человек-при­рода" что культура, если она развивается стихийно, а не направляется сознательно, оставляет после себя пусты­ню. Поэтому в объяснении нуждается не единство живых и деятельных людей с природными условиями их обмена веществ с природой и в силу этого присвоение ими природы, а разрыв между этими условиями человеческого существования.

Такой разрыв оказался жестко детерминирован­ным отношениями; "Мы ставим экономическую задачу, - констатировал писатель С. Залыгин, - и подчас говорим "Любой ценой". А что такое любая цена? Это самая примитивная цена. Очень страшные фразы вошли в наше сознание- "единоборство с природой" какое единоборство с природой? Человек часть природы, что же мы боремся сами с собой без конца.

Наш общий Дом - планета Земля - достаточно тесен. Длина его окружности по экватору чуть более 40 тыс. км, поверхность - 510 млн. км, из них менее тре­ти - суша. Сумма потребления природных ресурсов в килокалориях на каждого человека в сутки составляла в доисторические времена - 2-4 тысячи, в феодальном об­ществе - 20-25 тысяч, сейчас в США - 200-250 тысяч. Между тем амплитуда демографического роста человече­ства такова, что во времена Римской империи она со­ставляла 150 млн. человек, за девяносто лет - с 1840 г по 1930 г. - население мира выросло на миллиард и на столько же - за последние пять лет. Прогноз численно­сти населения земного шара к середине следующего сто­летия - 12-14 млрд. человек. Всего за последние полвека было разрушено 11 % плодородной поверхности Земли, и это больше, чем общая площадь Индии и Китая. К 2010 году необратимые потери могут достичь 1/3 всех биологических видов.

Становится понятным, почему в воззвании "Пре­дупреждение человечеству" (1992 г.) 1500 ученых из 68 стран подчеркивается: "Мы, члены мирового научного сообщества, настоящим предупреждаем все человечество о том, что грядет. Необходимы глубокие изменения в нашем обращении с землей и жизнью на ней, если мы хотим избежать глубочайшей нищеты человечества и того, чтобы наш глобальный дом на этой планете был непоправимо изуродован.

Сегодня очевидно, что генераторами такого пла­чевного состояния экзосферы являются организационно-экономические механизмы неограниченного активизма, обусловленные аппетитами приращения капитала.

Причиной глобальной экодрамы является реализация антиэкологического принципа конструирования, функционирования и развития современной технологии.

Удастся ли и в какой мере обуздать на пути куль­турного развития влечение к агрессии и самоуничтоже­нию, ведущее к разрушению человеческого существова­ния. Ныне люди настолько далеко зашли в своем господстве над силами природы, что с их помощью легко могут истребить друг друга до последнего человека.

Мы - стоим перед основным парадоксом без техники невозможна культура, с нею связано самое возникновение культуры, и окончательная победа техники в культуре, вступление в техническую эпоху влечет культуру к гибели. В культу­ре всегда есть два элемента - элемент технический и элемент природно-органический. И окончательная побе­да элемента технического над элементом природно-органическим означает перерождение культуры во что-то иное, на культуру не похожее Человек делается оруди­ем производства продуктов. Вещь ставится выше чело­века. Человек, подчеркивал Н. Бердяев, переходит опас­ный рубикон - от организма к организации. Организм рождается из природной космической жизни, и он сам рождает. Признак рождения есть признак организма Организация же совсем не рождается и не рождает. Она создается активностью человека, хотя творчество это и не есть высшая форма творчества. Организм не есть аг­регат, он не составляется из частей, он целостен и цело­стным рождается. Организм растет, развивается Меха­низм, созданный организационным процессом, не мо­жет расти и развиваться. В организме есть целесообраз­ность, имманентно ему присущая. В организации есть целесообразность совсем другого рода, она вкладывается в нее организатором извне. Господство техники и ма­шины есть, прежде всего переход от органической жизни к организованной жизни. Творение восстает против своего отца, более не повинуется ему, машина хочет, чтобы человек принял ее образ и подобие это новая зависимость человека от природы, технически машинная зависимость. В этом вся мучительность проблемы.

Еще Гете преду­преждал, что человечество станет умнее и рассудитель­нее, но не лучше. Я предвижу время, когда человечест­во не будет более радовать Бога, и он будет вынужден вновь все разрушить для обновленного творения.

Уже в середине прошлого века власть имущие в развитых капиталистических странах поняли, что "дикая" форма сверх эксплуатации не только экономически пере­стала быть рентабельной, но и социально стала взрыво­опасной и капитал обратился к эксплуатации.

После культурно-цивилизационного взрыва - кризиса мировой капиталистической системы конца 20-х - начала 30-х гг., едва не ставшего для него апокалипси­сом, капитал поставил задачу "гуманизации" произ­водственных отношений.

Предприятие интересует­ся не человеком как личностью, а только занимаемой им должностью. Человек сам по себе для предприятия – ничто, функция же, которую он сможет выполнить, - все.

Корабль всей современной цивилизации явно сбился с пути, и его компас ориентирует на псевдоцен­ности М. Вебер убедительно показал, что своим восхож­дением капитализм обязан, прежде всего, культу труда, созидания как высшей, религиозно освященной, ценно­сти. Ныне же - всеобщая "деградация идеи труда", кото­рая "знаменует отступление на второй план всех стиму­лов к труду, кроме денег" (М. Лернер). В этом - основной генератор нашей тотальной несвободы "Настоящая сво­бода, - писал А. Экзюпери, - заложена в творческом уси­лии. Свободен рыбак, чья интуиция направляет лов. Свободен скульптор, ваяющий лицо.

В реальности само понятие "свобода" означает категорию, до некоторой степени пустую в философском смысле. Иначе говоря, на Западе оно для очень многих означает попросту увеличение ма­териального уровня потребления, гедонизм, всякое само ублажение без ответственности перед теми, кто ока­зался менее удачлив. Западный человек сверхозабочен своим материальным и чувственным удовлетворением и становится все более неспособным к моральному само­ограничению. Но если мы на деле окажемся неспособ­ными к самоограничению на основе четких моральных критериев, под вопрос будет поставлено само наше вы­живание... отсюда - взаимная нетерпимость к позициям друг друга.

Однако пожалуй, самые тревожные для судьбы культуры процессы развертываются в духовной жизни общества. Можно понять пионеров европейского Про­свещения, которые, восстав против средневековой дог­матики, провозгласили, что "знание - сила" (Ф. Бэкон) и "я мыслю, значит, существую" (Р. Декарт). Они еще не могли знать, что в новом "прекрасном мире" Знание - это амбивалентная сила, способная служить не только миру, но и злу, и мыслить приходится не столько о свободе, сколько об отчуждении.

В результате человек, несомненно, стал солее производительным, но стал ли он более духовным и, следовательно, свободным? Парадокс, писал

К. Маркс, в том, что "материальные силы наделяются интеллекту­альной жизнью, а человеческая жизнь, лишенная своей интеллектуальной стороны, низводится до степени про­стой материальной силы". Дело не только в том, что наука и поныне по преимуществу функционирует и раз­вивается как частичная и производительная эволюционная сила, которая преобразует лишь вещные и организа­ционные моменты труда, но не затрагивает его содержа­ние, функции человека как придатка машины. Глубин­ная причина краха тотального научно-технологического Проекта - в природе самой науки, как рационального знания о всеобщем, в котором частному, индивидуально­му, просто нет места именно в этом - главный источ­ник не самодостаточности науки как инструмента реаль­ной гуманизации мира. Все попытки придать ей роль универсальной панацеи в лучшем случае свидетельству­ют о непонимании ее природы и на практике заверша­ются усилением отчуждения труда, тупиками тоталитар­ных режимов, как воплощенных социальных проектов, и пред катастрофной угрозой самоуничтожения человеческого рода.

Могут ли производствво, благосостояние и такие чудеса науки, как исследова­ние космоса, придать смысл человеческому существова­нию. С точки зрения К. Ясперса, "есть, следовательно, научный, технический прогресс, непрерывно расширяю­щий наши возможности, но нет прогресса человеческой сущности"

Маятник общественных ценностей двинулся в направлении "с точностью до наоборот" Разум, наука из всеобщего предмета поклонения и упования на их роль панацеи от всех бед быстро превратились не просто в козла отпущения, но и в бесовскою князя мира сего.

Французский социолог Ж Бодрчияр отмечает, что "мы находимся во вселенной, в ко­торой становится все больше информации и все меньше смысла. Поскольку там, где, как мы полагаем, информа­ция производит смысл, происходит обратное Информа­ция пожирает свои собственные содержания. Она пожирает коммуникацию и социальное.

Мы летим вниз, все рушится, живем в то время, которое лишено загадочности, нами движет жажда выгоды. Нет больше романтики, все, о чем говорят по телевизору, это только о презервативах, скромность - это составной элемент загадочности, таинственность, неопознанность - составной элемент бытия. У меня такое впечатление, будто я являюсь свидетелем полного загнивания.

На смену традиционным религиозным ценностям и, прежде всего жажде духовного Абсолюта - Бога как идеальной личности приходит повальное увлечение тоталитарными сектами типа "Белых братьев", самосожженцев Д. Кореша, террористов из "Аум Сенрикё" и других "сатанинских" групп.

Жизнерадостная карнавальная стихия сменила гнетущей манией тяжелого рока.

Цивилизация есть неизбежная судьба культуры - писал О. Шпенглер. - Будущий Запад не есть безграничное движение вперед и вверх, по линии наших идеалов.

Современность есть фаза цивилизации, а не культуры. В связи с этим отпадает целый ряд жизненных с одержаний как невозможных. Когда цель достигнута, и идея завершена и осуществлена во внешнем, тогда культура вдруг застывает, отмирает, ее кровь свертывает­ся, силы ее подламываются - она становится цивилиза­цией. И она, огромное засохшее дерево в первобытном лесу, еще многие столетия может топорщить свои гни­лые сучья!

Х.Ортега-и-Гассет полагает, что "крах терпит сам человек, уже не способ­ный поспевать за своей цивилизацией. Эти эпохи само­удовлетворения - снаружи такие гладкие и блестящие, внутренне мертвы. Подлинная полнота жизни не в по­кое удовлетворенности, а в процессе достижения, в мо­менте прибытия. Эпоха удовлетворенности - это начало конца"

Весь мир вступают в катастрофический период своего «развития». Мы живем во времена грандиозного исторического пе­релома. Началась какая-то новая историческая эпоха нет религиозного критерия, нет "во имя". Есть вооруже­ния, человеку дают латы, шлем и щит, но неизвестно, во имя чего и кого идти в поход и сражаться, нет ни Христа, ни девы Марии, ни гроба Господня, ни даже прекрасной дамы. В этом ужас дурной бесконечности мировых эволюции. Старый мир есть период новой ис­тории с его рационалистическим просвещением, с его индивидуализмом и гуманизмом, с его либерализмом и демократизмом с его чудовищной техникой и внешни­ми завоеваниями и успехами, с его безудержной и без­граничной похотью к жизни, с безбожием и бездушием, с разъяренной борьбой классов.

Основная проблема XX века - проблема отношения творчества (культуры) к жизни (бытию). На вершинах культуры мучит человека противоположность между тем, чтобы создавать что-то и тем, чтобы быть чем-то.

Цивилизация конца XX столетия, независимо от краха наиболее одиозных тоталитарных режимов, эти экзистенциальное, на уровне бытийных оснований человеческой жизни, обесценение и утрата ее "во имя" само ценности и смысла творческой свободы.

Вышедшая из-под контроля, она обрекает культуру на долю аутсайдера. Это - не очередной кризис цивилизации, а ее исторический тупик.

3. КТО ВИНОВАТ? "ТИТАНЫ" И 'ВОССТАНИЕ МАСС"

Драма тотального конфликта между культурой и цивилизацией современности лишь по видимости имеет анонимный характер и напоминает "театр теней". Если исход из тупика необходим и спасителен, следует ясно определить совокупного субъекта - автора и актера нашей самодостаточной цивилизации.

Профессор Э. Шиллз в книге "Массовое общество и его культура" отмечает, что в индустриальном общест­ве культура подразделяется, по меньшей мере, на три уровня качества, которые устанавливаются с помощью эстетических, интеллектуальных и моральных критериев. Это так называемая "высшая" или "изысканная", "средняя" или "посредственная", и "низшая" или "вуль­гарная" культуры.

Отличительным признаком высшей культуры яв­ляется серьезность избираемой темы и затрагиваемых проблем, глубокое проникновение в сущность явлений, ценность, утонченность и богатство выраженных чувств. К этой культуре принадлежат лучшие образцы литерату­ры и искусства, философия, научные теории и исследо­вания естественного, технического и социального харак­тера. Такая культура не связана с социальным статусом, и ее содержание определяется не общественным поло­жением ее создателей, а лишь совершенством их творе­нии. В отличие от "высокой", "средняя" культура менее оригинальна и более репродуктивна, хотя внешне опе­рирует теми же жанрами и формами, к которым прибе­гает "высокая" культура. На третьем уровне находится "низшая" культура, которую отличают поверхностность и вульгарность, крайнее обеднение символического содер­жания и форм!

Удел "высокой" культуры, как аутсайдера, и роль средней", "посредственной" культуры, как фаворита сов­ременного общества, не объяснимы в чисто социологизаторском ключе как совпадение социальных интересов большого бизнеса и среднего класса. Этот феномен лишь следствие более фундаментальных сдвигов, кото­рые требуют понимания в ином - социокультурном измерении и ключевого понятия "посредственность".

Есть, - писал А. Экзюпери, - в Европе двести миллионов человек, чье существование, лишено смысла люди, погрязшие в рутине различных профессий, люди, которым недоступны радости первооткрывателя-поднимателя целины, радости веры, радости ученого. Кое-кому думалось, что достаточно одеть их, накормить, удовлетворить все их насущные потреб­ности, чтобы возвысить душу. И вот мало-помалу из них создали мещан сельских политиков, техников, лишен­ных внутренней жизни. Им дают неплохое образование, но это не культура. Тот, кто думает, что культура - это набор вызубренных формул, невысокого мнения о ней Посредственный ученик специального класса лицея зна­ет больше о природе и о ее законах, чем Декарт или Паскаль. Но разве такой ученик способен мыслить, как они? ...меня мучает, что в каждом человеке, может быть, убит Моцарт.

Социокультурному портрету мещанской посред­ственности придал классическую законченность Х. Ортега-и-Гассет. Он констатировал величайший парадокс на­шего времени: "Нынешний хозяин мира - примитив, первобытный человек, внезапно появившийся в цивилизационном мире. Цивилизован мир, но не его обитатель. Он даже не замечает цивилизации, хотя и пользуется ее плодам как дарами природы.

Психическая структура этого "человека-массы" характеризуется рядом черт. Во-первых, ему присуща глубокая уверенность в том, что жизнь изобильна и лег­ка, в ней нет ограничений, и она - лишь арена власти и побед. Во-вторых, такое мироощущение порождает ил­люзию его полной интеллектуальной и моральной само­достаточности. В третьих, он экспансивен, и повсюду, не считаясь ни с чем и ни с кем, навязывает свое при­митивное мнение путем "прямого действия", в том числе в самых "изысканных уголках нашей культуры". В-четвертых, продолжает

Х. Ортега-и-Гассет, эти "люди не заботятся о будущем, предоставляя все механизму вселенной. И прогрессистский либерализм, и социализм Маркса предполагают, что их стремление к лучшему бу­дущему осуществляется само собой, неминуемо, как в астрономии. Защитившись этой идеей от самих себя. они выпустили из рук управление историей, забыли о бдительности, утратили живость и сил убежденный, что мир пойдет по прямой, без поворотов, без возвратов назад, он откладывает всякое попечение о будущем и целиком погружен в утвержденное настоящее. Нужно ли удивляться, что сегодня в нашем мире нет ни планов, ни целей, ни идеалов. Последняя черта - редукция "горнего" мира творческой жизни, утрата ее перспективы и идеалов - самая опасная для культуры.

Такова общая закономерность финала "любви-не­нависти" между культурой и цивилизацией.

Культура Возрождения и Просвещения требовала устранить

феодальный провинциализм и своеволие привилегирован­ных слоев - и пришла к индустриальному обществу с его универсальной мерой купли-продажи и усредненным человеком-массой Рациональный разум хотел видеть "народ свободный на земле свободной", и действительно освободил его от физической нищеты, создал общество потребления, но ценой конвейерного варианта труда обезличенного, стандартизованного человека.

Этих причин достаточно для формирования человека-массы и его самодовольства. Но для "восстания масс", их "вертикального нашествия" требовался некий фермент и одновременно социально-технологический механизм. Их роль сыграла реализованная заветная меч­та ранней буржуазии о синтезе свободы и равенства демократия. Расценивая ее как романтическое детище политических и идеологических революций XVIII века,

Х. Ортега-и-Гассет писал "Торжественное, в теории, провозглашение прав человека на деле обернулось тор­жеством прав доброго буржуа. Когда в борьбе за сущест­вование людям предоставляются равные условия, навер­няка восторжествуют худшие из людей, ибо их большин­ство.

H Бердяев был не вполне согласен с такой демократией и вместе с тем подчеркивал вызванное ею фундаментальное противоречие "В культуре, писал он, - есть начало аристократическое и начало демократическое.

Без начала демократического, без подбора качеств высота и совершенство никогда не были бы достигнуты. Но вместе с тем культура распространяется вширь, к ней приобщаются все новые социальные слои. Этот процесс неизбежный и справедливый". Однако массы легко усваивают себе вульгарный материализм и вещную техническую цивилизацию.. массами владеют идеи-мифы, верования религиозные или верования социально-революционные, но не владеют идеи культурно-гуманистические. Конфликт аристократического и демократического начал, количества и качества, высоты и широты неразрешим на почве без религиозной гуманистически культуры".

Такой конфликт - фатальная данность, если демократия рассматривается не как технология власти, а как абстрактный идеал. Тогда она становится "удобна для всех употреблений" (H Бердяев), и общество превращается в объект манипуляций разномастных "типов" или конгломератов "увеличивающегося числа людей, которые по видимости становятся участниками осведомленности и действиях, а в действительности и более чем пригодными для использования рабами.

Человек-масса - продукт нашей индустриально-демократической цивилизации, и в своем логическом завершении он тоталитарен и катастрофе не только для культуры, но и цивилизации. Он - современный вар­вар.

Печально, но в наш просвещенный век человек-масса напоминает собаку в библиотеке: она все видит, но ничего не понимает.

Подлинная культура не может быть высшей, "высоколобой", средней, "посредственной" или тем более низшей, "низколобой" подобно тому, как нельзя быть более или менее честным или влюбленным. Попытки определения степени культурности - это некорректный перенос методики оценки товара, имеющего цену, на феномены, в принципе не поддающиеся такой оценке. Культура либо есть - в абсолюте своего творческого смысла и напряженности форм - от "Ave Maria" до на­родной мелодии, от Гомера до Джойса, от Растрелли до крестьянского лубка, либо ее вовсе нет - от откровен­ного китча до изощренных имитаций бесценных творений. И это не максимализм автора, а категорический им­ператив сущности культуры, которая всегда - горняя ду­ховная высота. На ее величественном и прекрасном фо­не и короли, и пигмеи масс культа - одинаково голые. Это - не просто декаданс как глубокое переживание и самовыражение кризиса культуры, давшее по-своему ве­ликолепные творения - ее самокритику. "Массовая куль­тура" - это вырождение и тупик культуры, глум над ней.

4. В ПОИСКАХ ИСХОДА ИЗ ЛАБИРИНТА

Если воссозданная картина тотального конфлик­та между современной цивилизацией и культурой достоверна, и авторы и актеры этой драмы установлены, воз­никают кардинальные вопросы о глубинных причинах их "любви-ненависти" и альтернативах исхода из этого ла­биринта.

Возможно, разгадка - в фундаментальном несоответствия между функцией человека как главной производительной силы и его призванием как главной социально-творческой силы.

Ключ к несовершенству современного общества - не только в эгоцентризме его "титанов" или человека-массы. Это - лишь основные ипостаси несовершенства, инфантильности родового человека, извечного и непре­одолимого в парадигме абстрактного гуманизма разрыва между целями и средствами, неспособности к их ко эволюции. Но лучшие умы человечества все более сознают это противоречие и ищут исход из него.

"Выдающийся гуманист XX столетия, испан­ский философ

М. Унамуно в эссе "Вглубь!" отметил "перевернутый" характер соотношения цивилизации и ее творца - человека. "Нет, - писал он, - я не отрицаю ни громадную социальную энергию, ни мощь цивилизации, все это имеется: наука - в изобилии, искусство - в изо­билии, мораль - в изобилии, но через какое-то время, заполнив мир чудесами индустрии, огромными завода­ми, дорогами, музеями, библиотеками, мы в изнеможе­нии упадем у подножия сотворенного нами, и кому то­гда все это будет нужно? Что для чего: человек для науки или все же наука для человека?

Если прогресс - цель, для кого мы рабо­таем? Кто этот Молох, который, по мере приближения к нему тружеников, вместо награды пятится, и в утеше­ние изнуренным и обреченным на гибель толпам... толь­ко и умеет ответить горькой насмешкой, что после их смерти все будет прекрасно на земле вы обрекаете со­временных людей на жалкую участь быть несчастными работниками, которые, по колено в грязи, тащат барку со смиренной надписью "прогресс в будущем" на флаге. Цель бесконечно далекая - не цель, а уловка".

В. Розанов усматривал в этом явную аномалию: "В нормальном процессе всякого раз­вития благоденствие самого развивающегося существа есть цель; так дерево растет, чтобы осуществить полноту своих форм. Из всех процессов, которые мы наблюдаем в природе, есть только один, в котором этот закон на­рушен, - это процесс истории. Человек есть развиваю­щееся в нем, и, следовательно, он есть цель; но это лишь в идее, в иллюзии: в действительности он есть средство, а цель - это учреждения, сложность общест­венных отношений, цвет наук и искусств, мощь про­мышленности и торговли. Все это неудержимо растет, и никогда не придет на мысль бедному человеку хоть ко­гда-нибудь не дать передушить себя всему этому, не лечь перед торжествующей колесницей Ваала и не обрызгать колес кровью. Коренное зло заключается в неправиль­ном соотношении между целью и средствами: человеческая личность, признанная только средством, бросается к подножию возводимого здания цивилизации".

Н. Бердяев полагал, что и кажущийся антипод со­циализма - анархизм - лишь "предельное течение в судьбах европейского общества. Внешне он производит впечатление учения, которое претендует на утверждение человеческой личности и ее свободы. Но в действительности он возник из того же комплекса, что и социализм - уравнительного, усредняющего чувства зависти и мес­ти. Поэтому "радости свободного творчества, свободного избытка анархизм не знает и знать не может... Это ка­кая-то предельная, угрюмая и мучительная свобода", ко­торая "обращается в насилие". "Анархизм, - подчеркивал мыслитель, - в конце концов, есть форма реакционного восстания против культуры, неприятие культуры с ее неравенствами, ...неприятие ее во имя процесса уравновешивающего, сглаживающего и сметающего все возвы­шающееся". Духом анархизма пронизаны и новейшие течений в искусстве. Здесь господствуют аналитически расчленяющие процессы, ...глубокое потрясение и расчленение форм человека, гибель целостного человеческого образа, разрыв с природой... погибает человек как величайшая тема искусства". И парадоксальным образов такой человек вовсе не освобождается, а "погружается и проваливается в социальные и космические коллективности".

Новые философско-религиозные течения также обнаруживают более или менее скрытые антигуманные начала. "В них человеческая индивидуальность подчиняется космическим иерархиям духов. Человек перестает играть ту центральную и обособленную роль, которую он играл в ренессансный, гуманистический период истории".

Аналогичную судьбу претерпевает "контр культура" на новом витке, начиная условно с 1968 года, когда Т. Роззак дал ей ставшее нормативным собственное имя. Он определял ее как протестующее мировоззрение и разъяснял "Старая культура склонна предпочитать права. собственности - правам личности, требования НТР - человеческим потребностям, конкуренцию - сотрудничеству, формальное общение - самовыражению Контр культура склонна предпочитать обратное”.

"1968" - конкретная дата, но и символ цельности взаимосвязи ряда социокультурных явлений, которые свертывались до и после этого года. Они включали в себя: протест против аристократической системы образования во Франции; "вьетнамский синдром" американских солдат, швырявших боевые награды к подножию Капитолия; "Пражскую весну" как стремление к социализму "с человеческим лицом", оппозицию советской интервенции в Афганистане; широкое участие молодежи "культурной революции" в Китае; оживление националистических движений в "благополучных" государствах; ряд неформальных инициатив в сфере искусства; популярность альтернативных стилей жизни, и т.п. Это было, о словам французского социолога Ж. Гурвича, "время бурных совместных действий, меняющих социальную сальность. Это было время духовного Причастия”.

ВЫВОДЫ

1.1. Центральный вопрос нашего времени - состояние культурно-цивилизационного комплекса, степень соответствия грандиозных цивилизационных достижений интересам их созидателя - творческого человека - может быть разрешен компаративно, путем сравне­ния этого состояния с фундаментальной социокультурной революцией эпохи Возрождения и Просвещения.

1.2. Сущность Возрождения и Просвещения - торжество гуманизма, однако, он не был простым возвра­том к объектно-космическому гуманизму античности. Но­вая эпоха требовала динамики человеческой природы, нового человека, ориентированного на ценности. И смыслы субъектно-психологического гуманизма. Главный из них - человек как высший смысл бытия, его само ценность, освобождение от руин средневековых отноше­нии и пут схоластики церковных авторитетов, неограни­ченное самоутверждение в мире.

1.3. Великая освободительная миссия европейского гуманизма Нового времени и вместе с тем его глубокая противоречивость были раскрыть крупнейшими мысли­телями - Дж.Вико, Ж.-Ж.Руссо, К.Марксом, Ф.Ницше, Ф.Достоевским. Главное в этой противоречивости - не­соответствие идеала свободного человека, абстрактно-гуманистического Проекта антагонистическому состоя­нию созданного согласно ему общества, его "бесовскому" характеру, все более очевидное обнаружение пределе! человеческой свободы как самоцели. В результате - декаданс, упадок и деформация всего культурно - цивилизационного комплекса.

2.1. Масштабность и глубина декаданса европей­ского гуманизма требуют выявления характера подлин­ных взаимоотношений между современной цивилизации ей и ее творцом - культурой. Аналитически такое сов стояние может быть прослежено по основным инвариан­там взаимосвязи социальной свободы и отчуждения:

а) отношения человека и природы;

6) отношений между социальными группами, социумом и личностью;

в) соотношения между материальным и духовным нача­лами личности.

2.2. Первый инвариант - это сфера "второй при­роды" человека, созданного им техногенного мира. Он - воплощенная способность человека быть не только тво­рением, но и творческим существом, и вместе с тем грандиозный пантеон утраты человекотворческого смыс­ла активности homo technologicus. Доиндустриальный человек еще осознавал свою органическую сопричаст­ность к космосу как целостности, и смысл своей дея­тельности видел в сотворении. Индустриальный человек разрывает органическую связь с естественными условия­ми своего существования, и его неограниченный активизм приводит к экологическому и технологическому от­чуждению человека, которое достигает предкатастрофного состояния в тотальной милитаризации научно-технического прогресса.

2.3. Второй вариант - это способ взаимоотноше­ний между социальными группами и личности с общест­вом. Индустриальная цивилизация, создав свободную от всех былых ограничений индивидуальную или корпора­тивную частную собственность и универсальные отно­шения "всеобщей полезности", обусловила всеобщее от­чуждение творческой сущности людей, подменила ее обезличенным товарным фетишизмом, всепоглощающей страстью обладания и потребления. Грубо-утилитарный характер таких отношений, низведение человека до функции одной из вещей были настолько откровенными и опасными, что привели к их модификации, скорее в концепции, чем в практике т.н. "человеческих отноше­ний", попытке создать иллюзию работника как субъекта производственных отношений. Однако на практике он остался средством не им управляемого производствен­ного Левиафана. Капитал был и остается самоцелью и субъектом социальной свободы, а утративший само ценность и величие труд - его функцией и объектом отчуж­дения. Политическое всевластие эгоцентричных групп покоится на эфемерности либерально-демократических институтов и реальном безвластии большинства.

2.4. Самые тревожные для судеб культуры про­цессы развертываются в духовной жизни общества. Зна­ние и его главная институциональная сила - наука соз­дали великую утопию идеального общества, в котором будут царить свобода, равенство и братство. Реального же потенциала этому проекту хватило лишь на то, чтобы воспроизводить человека как всеобщую, но обезличенную и нетворческую производительную силу, а эволюция общества приобрела катастрофный, сориентированный на различные формы тоталитаризма, характер. Поле гуманизма неуклонно сужается по мере успехов рационального знания. Этот парадокс привел к оживлению и торжеству иррационализма, который нормален и необхо­дим в синтезе с рациональным мышлением, но опасен воинствующей оппозицией рациональному видению мира. Рациональное стремится познать мир под знаком не коего смыслового интеграла, но оно оказывается нечувствительным к многомерное мира, его нелинейности. Иррациональное - это не только распад такого смысла, но и отрицание его объективного содержания, засилье формалистических технологий. Это уже не творчество, а производство, в котором всему есть цена, но ничему, включая человека и его творения, - само ценности.

2.5. В культурологической мысли отмеченные процессы расцениваются как "фаза цивилизации, а на культуры" (О. Шпенглер), завершения и "смерти" истори­чески определенного типа культуры в данной цивилизации. Это обессмысление и утрата ценностей творчества как способа бытия человека в мире и мира человека. Та­ков эдилов комплекс сына, не узнавшего своего отца, такова роль цивилизации, вышедшей из-под контроля культуры и обрекающей ее на удел аутсайдера. В терминах фрейдизма это типичная "любовь-ненависть". Перед нами - не очередной кризис цивилизации, нормальный в ее эволюции, а исторический тупик, "конец" фаустовской истории и одновременно кардинальный вопрос об адек­ватности самой гуманистической культуры вызовам на­шего времени, испытание ее ценностей и смыслов.

3.1. Необходимой методологической предпосыл­кой осмысления тупика современной цивилизации и участи гуманистической культуры является демистификация проблемы, выход за пределы ее интерпретации в объективистском духе, в которой, казалось бы, понятно, что происходит, но феномен остается "не расколдованным" (М. Вебер) и не ясно, кто же авторы и актеры этой драмы, ее реальные субъекты. Проекция методологии социальной стратификации на наличную социокультурную ситуацию может быть лишь отчасти полезной, по­скольку место и роль определенных социальных групп в известной мере влияет на их отношение к культуре, но не определяет его, и ее необходимо трансформировать с позиций социокультурной стратификации.

3.2. Глубокие изменения индустриального обще­ства во многом совпали с марксистским предвидением исчерпания творческих функций производительного ка­питала, передачи этих функций высококвалифицирован­ным работникам и вместе с тем удержания плутократией власти и собственности, контроля за львиной долей об­щественного богатства. Капитал по-прежнему утилизи­рует творчество и его плоды, но отныне он - лишь его "захребетник".

3.3. Плутократствующие "сверхчеловеки" и "тита­ны" сознают, что не являются субъектами культурной деятельности, творцами подлинно нового, и вынуждены прибегать к многообразным средствам стабилизации своего статуса. Среди таких средств достойное место за­нимает формирование т.н. среднего класса. Он действи­тельно является емкой базой массового потребления и "надеждой и опорой" наличного общественного устрой­ства. Средний класс - законное и любимое чадо совре­менной цивилизации, и, испытывая к нему неявное пре­зрение, "титаны" тем не менее высока ценят его соци­альный конформизм, страх перед инновациями. Более того, его ценностным ориентация приписывается едва ли не роль культурной альтернативы в иерархии совре­менной культуры, которая подразделяется на высшую, среднюю и низшую. Однако реальность не совпадает с социологическим различением "верхов" и "низов", между которыми покоится средний класс. Объяснение этом феномена требует социокультурного анализа фундаментальных сдвигов в положении и роли человека-массы.

3.5. Совокупное и выразительное имя таких ори­ентации - т.н. массовая культура, или "масскульт". Его типичные черты - стандартизация, засилье легко доступ­ных форм, апелляция к либидным инстинктам, рыноч­ное отношение к искусству, науке, политике, религии как к производителям потребительских стоимостей. Это насквозь коррумпированная псевдокультура ничего об­щего не имеет с подлинной, народной культурой, кото­рая по определению не может быть ни средней, ни тем более низшей. Она всегда и во всех измерениях - духов­ная высота. Поэтому "масс культ" - это даже не декаданс культуры, а ее вырождение, тупик, а нередко - и глум над культурой.

4.1. Воссозданная панорама противоречивого взаимодействия современной цивилизации и культуры требует смыслового синтеза - выявления причин этой "любви-ненависти" и альтернатив исхода из лабиринта. Исследование метаморфозы человеческой деятельности под абстрактно-гуманистическим интегралом - ключ к решению первой задачи и одновременно - постановке второй. Диагноз, поставленный классиками культуро­логической мысли, таков: абстрактный гуманизм, как одна из конкретно-исторических форм антропологиче­ского мировоззрения и практики, не содержит надежных табу для перерождения в антропоцентризм, абсолютиза­цию свободы, культ своемерия человека, подмены Бого­человека человекобогом.

4.2. Последствия такого превращения имеют ам­бивалентный характер. С одной стороны, антропоцен­тризм обусловил неограниченную активность человека, его самоутверждение во внешнем мире, творение вели­чественного здания современной техногенной цивилиза­ции - триумфа рода Человек. Однако это пир во время чумы. Он стал возможен только ценой разрушения есте­ственных условий существования и развития человека, деградации индивидуальности, засилья и насилия эго­центричных групп над обществом, действующим по принципу: "После нас хоть потоп". Это господство фау­стовского духа, но в образе своего мефистофелевского оборотня, или "бесовщины". Трагический парадокс в том, что именно абстрактный гуманизм, стремление ос­вободить и осчастливить человечество, стал идейным предтечей всех форм тоталитаризма.

4.3. Определяющим фактором такой метаморфо­зы является отнюдь не ограниченное состояние произ­водительных сил, которым объясняли борьбу всех про­тив всех. В такой интерпретации гуманизм вообще обре­чен, ибо никакой прогресс общественного богатства не отменяет развития общественных потребностей, и маль­тузианское колесо вновь двинется по своему адскому кругу. Главное - не в уровне благополучия общества, а в несоответствии между функцией человека как производительной силы и его призванием как социально творческой силы, разрыв между человечеством - самоцелью и человеком-средством. Конкретный человек остается заложником и жертвой абстрактного человечества.

4.4. Реальная гуманизация общества может произойти лишь путем кардинальной смены парадигмы гуманизма. Поиск в этом направлении получил названий контр культуры. Ее объективная предпосылка - трагедий творчества, невозможность свободной, творческой деятельности ренессансного типа в условиях засилья цивилизационных стандартов и консервативных социокультурных ориентиров. Эта трагедия обнаруживается во всех сферах культурной деятельности.

Современная формула "протестующего мировоззрения": "Старая культура склонна предпочитать права собственности - правам личности, требования НТР - человеческим потребностям, конкуренцию - сотрудничеству, формальное общение - самовыражению. Контр культура склонна предпочитать обратное". Эта формула точна выражением простой замены знака плюс на минус характерной для инфантильной психики, фактически" контр культура - это отрицание ради отрицания, отказ-;

уход от традиционных форм путем приобщения к "карнавалу" как групповой ориентации на альтернативный образ жизни, включающий и насилие над "инакомыслящими". В этом - как несамостоятельность, несвобода ее целей, так и сомнительность арсенала средств. Неограниченная свобода, порывающая со всем ценным в культурном непреходящем наследии, не имеет созидательного характера. Это - попытка отказа от абстрактного несостоявшегося гуманизма и вместе с тем разрыв с гуманизмом как принципом. Контркультура – протест, но не творческий, потому что она не переформулирует цели и ценности культуры, а упраздняет их, и конкрет­ный человек остается в ней средством самоутверждения новых эгоцентричных мессий. Конструктивный исход из лабиринта "любви-ненависти" цивилизации и культуры - не в ней, и индикатором этого "бунта на коленях" стала ее успешная ассимиляция наличным обществом.

5.1. Исходный пункт реальной гуманистической альтернативы - не только констатация вне - и антикуль­турного характера современной цивилизации, но и ис­черпания творческого потенциала абстрактно-гуманисти­ческого принципа. Человечество объективно стоит перед фундаментальным выбором: или отказ от гуманизма во­обще, как осевого способа жизнеустройства, или обнов­ление гуманизма. Tercum поп datur - третьего не дано. Решение этой кардинальной дилеммы зависит от уни­кальности нашего времени, степени зрелости субъекта исхода из его противоречий, характера новых ценностей и смыслов и, наконец, тенденций их практической реа­лизации.

5.2. Уникальность нашей эпохи не может быть выявлена путем простой проекции на нее даже выверен­ных представлений о прежних переходных фазах социокультурной динамики. Современная эпоха - это не толь­ко новая, но и беспрецедентная глава в истории. Ее век­тор пока проблематичен. Либо она будет последней гла­вой в летописи человечества, либо драмой возрождения человека, его способности к разрешению гамлетовского вопроса "быть или не быть?" в новом качестве человеко-творчества. Будущее не предопределено, и последнее слово - за человеком.

5.3. Такой человек, способный к обновлению гу­манистического принципа и его реализации, не может быть и не является анонимным или новоявленным мес­сией. Он - субъект, который становится и развивается в недрах наличного культурно-цивилизационного ком­плекса, как структурно неявная, но реальная, совокуп­ная и мощная социокультурная сила. Его приметы - не­избывная потребность в самоидентификации ("быть са­мим собой"), "открытие вселенной внутри себя", бытие не только в мире, но и мира в каждом из нас, и отсюда - возрождение великой максимы: "Человек человеку - цель". Такой поворот не лишен рецидивов индивидуа­лизма, но его осевое направление - нераздельность судеб человека и человечества. "Если нет нас, нет и меня" (А. Камю). Новый человек - это не "страшно далекий от народа" интеллектуал, мнящий себя "солью земли", а творческая элита, которая рекрутируется из самых различных социальных слоев и видит смысл своей жизни в служении не абстрактным идеалам человечества, прогресса и свободы, а во имя конкретного, каждого человека. Свобода для него не самоцель, а средство преодоления антропоцентризма, разлада между человеком природой, человеком и человеком и утверждения своей творческой сущности как лада человека и природы, человека и человека. В таком контексте человек - мера вей вещей постольку, поскольку все вещи - мера человека, мера свободы каждого - свобода "своего другого" и ответственность за него.

5.4. Подлинный движитель такого человека - его пассионарность, однако, в отличие от фаустовского союза с дьяволом, она обращена во внешний мир в той мере, в какой преобразует внутренний мир человека, совершенствует его самого.

Если обстоятельства так же творят людей, как люди творят обстоятельства, то такой баланс объектив­ного и субъективного верен лишь, в конечном счете. На переломных этапах истории именно от опережающего развития человека, его ответственного и свободного выбора зависит практическое движение к такому обществу бла­годаря или вопреки обстоятельствам. Будущее - открыто, и действовать следует "здесь и сейчас"

ЛИТЕРАТУРА

1. Андреев Д.А. Умберто Эко: взгляд в 21 век.// ОНС,1997,№5

2. Бердяев Н. Смысл истории. М.1990

3. Левяш И.Я. 20 век: глобальный конфликт цивилизации и культуры.// Человек, общество, мир. Вып.1. Мн 1995

4. Лем С. Модель культуры. Пермь.1993

5. Эрме Г. Культура и демократия.МН.1995