План:

Введение

Тема Афганистана не случайна. Более двадцати лет эта страна ведет войну. И все, что происходит на ее территории далеко не безразлично России.

Во-первых, Афганистан – это наш южный сосед из «дальнего зарубежья». Нестабильная обстановка в этой стране приводит к тому, что наша страна вынуждена держать большие вооруженные силы на границе.

Во-вторых, у России есть свои политические интересы в этой стране, терять которые было бы глупо.

В третьих, за двадцать лет войны Афганистан стал большой плантацией для выращивания наркотического сырья, и основной поток идет в Россию.

Актуальность темы подчеркивается еще и тем, что политического вакуума, как показывает история, не бывает. Вполне может быть так, что у власти в Афганистане будут находиться недружественные по отношению к России силы.

Целью дипломной работы явтяется сбор и анализ фактического материала, позволяющего более или менее объективно рассмотреть политические процессы, происходящие в Афганистане в настоящее время.

В связи с этим были поставлены задачи:

Афганистан после вывода советских войск.

Действие оппозиции после прихода к власти.

Движение талибан. Кто они.

В основе дипломной работы лежит теоретическое исследование и анализ информации, полученной из разнообразных источников.

При рассмотрении темы»Афганистан в конце 20в.» изучались самые разнообразные источники имнения различных авторов. Так в мемуарах Давыдова А.Д., ЛяховскогоА.А., Забродина В.М., Боровика А.Г., Пинова Н.И., АхромееваС.В., Корниенко Г.М., Гай Д., Снегирева В., Громова Б.В., Сполынникова В.Н., Корниенко Г.М., Громыко А.А. дают оценку происходящей в Афганистане борьбе вначале 80гг 20в. Все они занимали руководящие посты в советское время. Б. В. Громов генерал, командущий 40 армией представляет свой взгляд на эти события.

При рассмотрении вопроса гражданской войны в Афганистане изучены работы таких авторов, как Катков И.Е., Ганковский Ю., Федоров И.Е., Термиханов Л., Москаленко В., Хашимбеков Х. Бжезинский З. Ахмед Рашид, М.Гареев, Р. Д. Кангас.

Бжезинский предсказывает в своей книге, что Афганистан это будущее поле битвы ведущих держав. Ахмед Рашид в работе» Талибан: ислам,нефть, и новые большие игры в Центральной Азии.» объясняет успехи талибов, кто за этим стоит. М. Гареев дает анализ деятельности правительства Наджибуллы. Отмечает промахи режима и сожалением говорит о том,что была бы поддержка Российского руководства Афганистан мог быть нашим союзником еще не один год. Зарубежный автор Р. Д. Кангас в своем труде представляет несколько вариантов будущих событий в Афганистане. Все авторы на основе происходящих политических событий в Афганистане середины 90х годов имебт различные мнения по поводу будущего Афганистана, но все едины в одном афганцы не потерпят иностранного вмешательства в свои дела. Значительный материал по теме дипломной работы был почерпнут из документальных источников: Резолюции Г А ООН, доклады комиссии ООН по Афганистану, материалы 26 и 27го съезда КПСС.

Наконец, немало фактического материала было найдено в интернете.

Диплом состоит из введения,четырех глав и заключения. Во введении обоснована актуальность исследования,определена его проблема,цель,задачи,охарактеризованы методы исследования. Вглаве 1 речь идет о присутствии советских войск в афганистане. В главе 2 рссматривается Афганистан после ухода советских войск. В главе 3 рассматривается Афганистан в период с 1992—1996гг. В главе 4речь идет о появлении движения « талибан», и кто за ними стоит. В заключении представлены основные выводы исследования.

1.1 Причины ввода и боевые действия Советских войск в Афганистане.

То, что произоло в Кабуле в апреле 1978 года, и что многие годы называлось Апрельской революцией, на самом деле (как совершенно правильно сказал Надджибулла в беседе с Э.А. Шеварнадзэ в 1987 году, была вовсе не революция, и даже не восстание, а переворот. Советское руководство узнало о совершенном перевороте в Кабуле из сообщений иностранных агенств, а лиш затем получило инюормацию из посольства СССр в Афганистане.

Позже лидер НДПА Тараки доверительно сказал Г. Кириенко, что они сознательно не стали заранее ставить в известность советских представителей о готовившемся перевороте, опасаясь, что Москва попытается отговорить их от вооруженного выступления ввиду отсутствия в стране революционной ситуации.

НДПА не смогла получить в афганском обществе сколько-нибудь массовой поддержки, без чего государственный переворот не мог перерасти в социальную революцию.

Феодалы, крупная буржуазия, почти все духовенство открыто выступили против нового режима. За духовенством пошло большинство народа.

Наши партийные идеологи и международники прежде всего М.А.Суслов и Б.Н.Пономарев сразу-же после апрельских событий 1978 года стали рассматривать Афганистан как еще одну социалистическую, в близкой перспективе, страну. Афганистан этим деятелям виделся «второй Монголией», перепрыгивающей из феодализма в социализм.

Надо отдать должное нашим руководитлелям того времени, что афганские первые лица неоднократно, сначало Тараки, затем Амин не раз и не два предлагали ввести Советские войска на землю Афганистана, но наше руководство было единодушно против до октября 1979 года.

3 октября 1979 года в беседе с главным военным советником генерал-полковником С.К. Магометовым он сказал следующее: "Мы готовы принять любые ваши предложения и планы. Мы предлагаем вам смелее принимать участие во всех наших делах... Я преданный советист и прекрасно понимаю, что если бы не было в Монголии вашего присутствия, то МНР не продержалась бы и одного дня. Китай бы проглотил её. Так почему вы стесняетесь сотрудничать с нами так, как с Монголией? Вы же знаете, что ДРА идёт по пути построения нового общества, без классов, у нас общая арксистско-ленинская идеология и наша цель - построение социализма в ДРА".

Министр обороны СССР Д.Ф.Устинов, министр иностранных дел СССР А.А.Громыко, председатель КГБ СССР Ю.В.Андропов до октября 1979 года были категорически против ввода войск в Афганистан, о том , кто именно: Андропов или Устинов первым изменил свою точку зрения, и сказал «да», в пользу ввода войск, сегодня мы можем только догадываться. Нам, однако, ясно, что они уже вдвоем «Дожали» Громыко.¹

Создавалось ощущение, что над ними что-то довлело. Это нечто большее, чем просто преувеличенные опасения насчет угрозы замены просоветского режима в Кабуле на реакционный исламский, к тому же проамериканский, что обозначало бы выход США на южную границу СССР.

Элемент такого беспокойства о безопасности нашей страны бесспорно и весомо присутствовал здесь. Но главную роль, похоже, играло опять-таки идеологически обусловленное ложное представление – будто речь шла об опасности потерять перспективную социалистическую страну.

Вот как вспоминает в своей книге «Памятное» А.А.Громыко: «Я зашел к Брежневу и задал вопрос:

-Не стоит ли решение о вводе наших войск оформить как-то по государственной линии?

Брежнев помедлил с ответом, вызвал М.А.Суслова. Брежнев проинформировал его о нашем разговоре, от себя добовил:

-Нужно принимать решение, срочно! Либо игнорировать обращение Афганистана о помощи, либо спасти народную власть и действовать в соответствии с Советско-Афганским договором.

Суслов ему отвечает:

-У нас с Афганистаном имеется договор, и надо обязательство выполнять быстро, раз мы уже так решили. А на ЦК обсудим позднее.²

Из материалов XXVI съезда КПСС: «Империализм развязал настоящую необъявленную войну против афганской революции. Это создало прямую угрозу и безопасности нашей южной границе. Такое положение вынудило нас оказать военную помощь, о которой просила дружественная страна».

Поначалу Реакция ограничилась засылкой в страну сравнительно небольших банд. Постепенно вылазки становились все более массовыми и организованными. Под угрозу было поставлено само существование демократического Афганистана. Афганское руководство было вновь обратиться к Советскому союзу с просьбой оказания военной помощи.

Советское правительство удовлетворило просьбу ДРА, и в страну были введены ограниченные силы Советских войск.

Л.И.Брежнев, отвечая на вопросы корреспондента газеты «Правда» говорил:

-Для нас было непростым решением направить в Афганистан Советские военные контингенты. Единственная задача, поставленная перед Советскими контингентами – содействии афганцам в отражении агрессии извне. Они будут полностью выведены из Афганистана, как только отпадут причины, побудившие Афганское руководство обратиться с просьбой об их вводе.

Отсутствие достоверной информации понуждало Советских и иностранных наблюдателей искать свое объяснение событий тех лет. Вэтом отношении характерными является точка зрения Джоржа Кеннана, который предавал особое значение озабоченности в СССР возвышения исламского фундаментализма, Селига Харисона, считающего, что в СССР сложилось мнение об афганском лидере Х. Амине как о национал-опорунисте, который вполне способен заключить сделку с Вашингтоном, Раймунда Гартхоффа, который ссылался на беспокойство Советского Союза в связи с амереканской интервенцией в Иране. А английский публицист Марк Урбан сформулировал ряд причин,по которой Советские войска вошли в Афганистан:

1. сохранение дружественного правительства в Кабуле

2. смещение Х. Амина и его приближенных из числа халькистов

3. упрочить свое стратегическое положение (военные базы и т.д.)

4. стремление изменить в свою пользу соотношение сил в регионе

5. распространение советской идеологии

6. вмешательство в политику запада по отношению к странам третьего мира¹

Можно согласиться с Урбаном в том, что Х. Амин был мало предсказуем и потому не внушал доверия Л.И.Брежневу и его окружению.

Его политика вела к развалу армии и отрыву от народных масс, хотя и не только по его вине. Эти тенденции еще больше усилились после коварного убийства Тараки по указанию Амина. Вероятно, это была одна из причин согласия СССР на предложение Кабула о вводе Советских войск в Афганистан.

Западные официальные структуры и пресса оценили как, по меньшей мере, фальсифицирующее заявление правительство СССР о том, что войска были введены по просьбе афганского руководства для помощи последнему в борьбе с восставшими бандитами и во имя исполнения интернационального долга.

Активной критике подверглись также неоднократные заявления советских лидеров о неких «внешних силах», оказывающих содействие афганским повстанцам.

На западе по разному оценивались цели Советского Союза в этой войне. Одни видели в ней желание сверхдержавы изменить баланс сил в регионе, стремление вести диалог с окрестными государствами, главным образом с Пакистаном, с позиции силы, и продемонстрировать всему Миру мощь и волю Советского Союза. Другие, не отрицая, в основном, всего этого, перенесли центр тяжести на то, что Советский Союз просто не мог оставить без помощи коммунистический режим в этой стране, где его неизбежно ожидал хаос и поражение.

Некоторые политические экстремисты на Западе склонны даже были считать, что советская агрессия в Афганистане ни больше ни меньше, как долгосрочная стратегия, нацеленная на получение геостратегического преимущества, связанного с получением доступа к теплым морям и нефтяным ресурсам Персидского залива.

Таким образом, складывая все во едино можно сделать вывод: афганская революция терпела крах, и на спасение апрельской революции были брошены Советские войска, попутно решая и другие задачи в этом регионе.

Несомненно, и это главное, было повторить вторую «Монголию».

В самом начале появление Советских солдат было воспринято большинством населения ДРА доброжелательно, хотя случались обстрелы советских машин на марше.

10-11 января 1980 г. произошел первый крупный бой подразделений ОКСВ против поднявшего мятеж артполка 20-й афганской дивизии. В ходе боя около 100 афганцев было уничтожено. Советские войска потеряли: убитыми двое и двое раненными. В силу серьезной дезорганизации и слабой боеспособности афганской армии основную тяжесть вооруженной борьбы с контрреволюционными отрядами уже в начале 80-х несли в основном советские войска. Их действиями были подавлены очаги мятежей вокруг городов, разгромлены крупные группировки контрреволюции в районах Файзабада, Талукана, Тахара, Баглана, Джелалабада и др. городов. Ликвидировались крупные формирования сепаратистов в Нуристане и в Хазараджасте.¹

Необходимо отметить, что первые операции, как правило, проводились успешно. Жизнь в городах и провинциях нормализовалась. В этих условиях имелся шанс, передав зону ответственности афганским правительственным войскам и органам МВД, вывести Советские войска из ДРА, как это планировалось при вводе войск. Однако, в период относительного затишья в первой половине 1980 г. был использован афганским руководством для продолжение чистки в армии в борьбе за власть.

Все надежды на стабилизацию обстановки связывались с пребыванием Советских войск.

Вооруженная борьба постепенно изменила характер, сменилась тактика моджахедов – вооруженной оппозиции, которые перешли от боевых действий крупными силами на открытой местности, в которых они несли большие неудачи и несли большие потери, к диверсионным действиям небольшими группами. Неподготовленные к партизанской войне командование Советских регулярных войск пыталось организовать наступление и преследование отрядов мятежников крупными войсковыми соединениями, по правилам классической воины, что не приносило должного эффекта.

Переход примерно с 1981-82 гг. в основном к рейдовым маневренным операциям в составе отдельных усиленных батальонов с широким применением охватов и обходов, и выброской вертолетами десантно-штурмовых групп был свидетельством уже накопленного опыта контрпартизанской борьбы.

Присутствие советских войск в Афганистане можно условно разделить на несколько этапов.

-Первый этап – декабрь 1979-февраль 1980: ввод Советских войск в ДРА, размещение их по гарнизонам, организация охраны пунктов дислокации и различных объектов.

-Второй этап – март 1980-апрель 1985: ведение активных боевых действий, в том числе широкомасштабных, совместно с афганскими соединениями и частями. Работа по реорганизации и укреплению в ВС ДРА.

-Третий этап – Апрель 1985-январь 1987: переход от активных боевык действий к преимущественно поддержке действий афганских войск Советской авиации, артиллерией и саперными подразделениями. Применение мотострелковых, воздушно-десантных и танковых подразделений ОКСВ, главным образом в качестве резерва и для повышения морально-боевой устойчивости афганских войск. Подразделения спецназа продолжают вести борьбу по пресечению доставки оружия и боеприпасов из-за рубежа.

-Четвертый этап – январь 1987-февраль 1989: участие Советских войск в проведении афганским руководством политики национального примирения. Активная деятельность по укреплению режима. Завершение становления ВС ДРА. Продолжение поддержки боевой деятельности афганских войск. Подготовка Советских войск к выводу и полное его завершение.

Советские войска провели в Афганистане ряд крупномасштабных операций; Следует отметить такие операции, как Панджшерская (май 1982 г.), Ниджрабская (апрель 1983 г.), одновременные боевые действия на обширной территории в провинциях Парван, Каписа, Кабул, Лагман (февраль-март 1984 г.), уничтожение основной перевалочной базы ИПА Джавара (Волчья яма) в округе Хост (февраль-март 1986 г.)¹

Общим у них было одно – наш значительный перевес в людской силе и технике.

Основным оружием моджахеддов являлись автомат Калашникова китайского и египетского производства, крупнокалиберные пулеметы ДШК, РПГ. С начала 1984 г. появилось большое количество реактивных снарядов и пусковые установки к ним китайского производства. В качестве средств ПВО применялись переносные зенитно-ракетные комплексы (ПЗРК) «Стрела» египетского и китайского производства. Позднее появились американские ПЗРК «Стингер» и английские «Блоупайп». В специальном докладе армии США говорилось, что за период с сентября 1986 г. по февраль 1989 г. афганскому сопротивлению было отправленно до 1000 ракет «Стингер». Если верить этому докладу, партизаны сбили 260 самолетов и вертолетов в результате 340 запусков.

Вооруженная борьба с оппозицией отнимала много сил и требовала материальных затрат. Наши войска несли потери.

В Советском руководстве росло понимание того, что военным путем проблему в Афганистане не решить. Коренные изменения начались с октября 1985 г., после первой встречи М.С.Горбачева с руководством ДРА.

СССР заявил о твердом намерении вывести свои войска из Афганистана. Но этому противился Б.Кармаль, поэтому Советский союз использовал свое влияние, чтобы заменить его на посту Генсека НДПА Наджибуллой. Надджибула был избран Генсеком НДПА в мае 1986 года. В октябре 1986 года из состава ОКСВ на Родину были возвращены первые шесть полков. С января 1987 года руководством НДПА стала осуществляться политика национального примирения (ПНП). В это время Советские войска пытались прекратить активные боевые действия, перенести акцент на службу прикрытия, охрану коммуникаций, оборону важнейших пунктов. Не смотря на проведение ПНП лидеры оппозиции отказывались идти на контакт с властью. Количество мятежников, перешедших на сторону правительства около 5% от общего числа. В тоже время росло число дезертиров из афганской армии. Так, по официальным данным, из ВС ДРА дезертировало в 1987 г.: в январе – 2350, в феврале – 2600, в марте – 2900, в апреле свыше 3000 военнослужащих. Многие подразделения ВС ДРА заметно снизили интенсивность борьбы с контрреволюцией. Во многих случаях начали занимать выжидательную позицию, перекладывая всю тяжесть борьбы на Советские войска.¹

Командование 40-й армии также столкнулось с проблемой авиационной поддержкой войск, в связи с количественным и качественным ростом средств ПВО у моджахедов.

14 февраля 1988 года в Женеве было подписано соглашение, согласно которому СССР должен был вывести свои войска из Афганистана в период с 15 мая 1988 года по 15 февраля 1989 года. На завершающем этапе вывода Советских войск руководители Афганистана не хотели привлекать свои вооруженные силы в борьбе с «непримиримой оппозицией». Они пытались задействовать для этих целей в основном части 40-й армии, надеясь вовлечь их в широкомасштабные длительные боевые действия.

Были неоднократные обращения к Советскому правительству прекратить вывод, оставить добровольцев из состава советских войск для обеспечения безопасности Кабульского международного аэропорта и магистрали Кабул-Хайратон.

И все же вывод войск произошел в установленный срок. Девятилетнее пребывание Советских войск в Афганистане завершилось.

Таким образом, Советские войска вошли в Афганистан для поддержки кабульского режима и разгрома банд мятежников, и на первом этапе войны поставленные задачи решались успешно, то на последующих этапах возникли осложнения. Война против мятежников переросла в войну против афганского народа.

1.3 Причины вывода советских войск из Афганистана.

Впервые Горбачев предложил обсудить вопрос с Афганистаном 17 октября 1985 г. на заседании Политбюро. Но, к сожалению, никакого решения принято не было. Главная проблема, мешавшая решению этой наболевшей проблемы, заключалась в том, что в Политбюро не было единого мнения каким СССР хотел оставить Афганистан после вывода войск.

При довольно большому разбросе мнений по конкретным деталям вопроса о будущем Афганистана существовали две принципиально различные точки зрения в подходе к этому вопросу.

Одну точку зрения отстаивали на заседаниях Комиссии Политбюро по Афганистану и в самом Политбюро маршал С.Ф.Ахромеев и Г.М.Корниенко. Они считали, что рассчитывать на то, что НДПА сможет остаться у власти после вывода советских войск из страны --- не реально. Максимум, на что можно было надеяться так это на то, чтобы НДПА заняла законное, но весьма скромное место в новом режиме. Для этого она должна была еще до вывода советских войск добровольно уступить большую часть своей власти другим группировкам, создав коалиционное правительство.

Противоположную точку зрения представляли прежде всего Э.А.Шеварнадзе и первый заместитель председателя КГБ В.А. Крючков. Они исходили из убеждения в том, что и после вывода советских войск НДПА сможет если и не сохранить всю полноту власти, то, во всяком случае, играть определяющую роль новом режиме. На практике они пытались создать “запас прочности” для НДПА, прежде чем будут выведены советские войска.

Горбачев же со своей стороны в этом кардинальном вопросе пытался лавировать между двумя группами при этом давая полную свободу действия тандему Шеварнадзе - Крючков.

Постепенно, с трудом, но советское правительство продвигалось по пути развязки афганского узла. На ХХVII съезде все-таки прозвучали слова Горбачева о выводе советских войск из Афганистана: “Мы хотели бы, чтобы уже в самом близком будущем вернулись на родину советские войска, находящиеся в Афганистане по просьбе его правительства”.¹

В конце мая 1986 г. проходило закрытое совещание ответственных работников МИДа с участием послов. 28 мая на нем выступил Горбачев. В своей речи он коснулся и афганского вопроса: “Это очень наболевший вопрос. Среди наших внешнеполитических приоритетов он стоит среди первых”.² Далее он продолжил, что советские войска долго оставаться там не могут и необходимо добиваться прекращения военной помощи душманам, прежде всего с территории Пакистана.

В выступлении во Владивостоке в июле 1986 г. М.С. Горбачев сообщил, что советское руководство приняло решение о выводе из Афганистана 6 полков до конца 1986 г. При этом было заявлено: “...если интервенция против ДРА будет продолжаться, Советский Союз не оставит соседа в беде”.¹

Итак, наступил конец 1987 г., прошло уже два с половиной года после прихода к власти Горбачева, прошел год с декабря 1986 г., когда было решено (и сказал об этом Наджибулле) вывести войска в течении максимум полутра-двух лет. А их вывод еще и не начинался --- во многом по указанным выше причинам. Но была здесь еще одна причина. Продвижение на афгано-пакистанских переговорах в Женеве периодически останавливались усилиями Вашингтона. Однако, после состоявшейся в декабре 1987 г. в Вашингтоне советско- американской встречи в верхах там наконец возобладала точка зрения в пользу подписания Соединенными Штатами женевских соглашений по Афганистану, с тем чтобы позволить СССР уйти из этой страны без потери лица.

Во второй половине января 1987 г. первый заместитель министра иностранных дел СССР А.Г. Ковалев посетил Пакистан в качестве личного представителя Горбачева. В беседах с пакистанским президентом была изложена позиция Советского Союза, выступившего в поддержку программы национального примирения в ДРА. Была достигнута договоренность о том, что контакты в целях скорейшего достижения урегулирования вокруг Афганистана политическими средствами будут продолжены.

Вскоре, в феврале 1987 г., дважды (в начале месяца и в конце) состоялись переговоры министра иностранных дел Э.А. Шеварнадзе с министром иностранных дел Пакистана М. Якуб-ханом. Шеварнадзе подтвердил позицию Советской стороны о скорейшем выводе советских войск, как только будет достигнуто урегулирование. Стороны выразили поддержку усилиям личного представителя генерального секретаря ООН Д. Кордоаеса, через которого велись афгано-пакистанские переговоры в Женеве, и отметили их важность.

Большое значение имело обсуждение обстановки вокруг Афганистана во время визита в Москву в Середине февраля 1987 г. министра иностранных дел Исламской Республики Иран А.А. Велаяти. Председатель Президиума Верховного Совета СССР А.А. Громыко обратил внимание иранского министра на то, что с территории Ирана осуществляется засылка отряда оппозиции, ведущих вооруженную борьбу против афганского народа. “Иранское руководство сделало бы доброе дело, --- отметил А.А. Громыко, --- если бы оно содействовало решению вопроса об обстановке вокруг Афганистана политическими средствами и использовало свое влияние для того, чтобы донести до афганцев, находящихся на территории Ирана, правду о решении правительства ДАР по вопросу о национальном примирении”.²

После долгих дебатов в Политбюро между сторонниками различных путей решения афганской проблемы, 8 февраля 1988 г. Горбачев выступил с заявлением, которое гласило, что правительства СССР и Республики Афганистан договорились установить конкретную дату начала вывода советских войск --- 15 мая 1988 г.

14 апреля 1988 г. в Женеве были подписаны пять основополагающих документов по вопросам политического урегулирования вокруг Афганистана. Данные документы не касались внутренних проблем Афганистана, которые были вправе решать лишь сам афганский народ.

Значение Женевских соглашений заключается а том, что они поставили преграду внешнему вмешательству в дела Афганистана, дали шанс самим афганцам установить мир и согласие в своей стране. Вступив в силу 15 мая 1988 г., эти соглашения регламентировали процесс вывода советских войск и декларировали международные гарантии о невмешательстве, обязательства по которым приняли на себя СССР и США. 15 февраля 1989 г., как предусматривалось Женевскими соглашениями, из Афганистана были выведены последние советские войска.¹

Таким образом, была подведена черта под этой затяжной войной, хотя следует отметить, что и после вывода войск афганская тема не сходила с повестки дня внешней политики СССР, т.к. решался вопрос о том, что делать с этой страной после вывода от туда войск Советского Союза.

После вывода советских войск из Афганистана было устранено одно из самых важных препятствий на пути нормализации советско-афганских отношений.

Советские войска не смогли решить свою основную задачу – разгромить вооруженную оппозицию. Военного разгрома формирований непримиримой оппозиции наши войска, взаимодействуя, разумеется, с афганской правительственной армией, могли бы добиться, но при двух условиях:

-во первых, пришлось бы, по мнению иностранных специалистов, довести численность ОКСВ до 500-700 тыс. человек, чтобы полностью перекрыть тропы из Пакистана и Ирана,

-во вторых, нанести воздушные, а может быть, и наземные удары по базам оппозиции, размещенных в приграничной полосе Пакистана.

Разумеется, имеющимися силами сороковая армия не могла решить задачи разгрома оппозиции. Так на пример, на 1 июля 1986 г. в составе армии всего имелось 133 батальона и дивизиона, из них 82 выполняли охранные функции:

23 батальона охраняли коммуникации,

14 аэродромы,

23 различные военные и экономические объекты,

22 местные органы власти.

К ведению же активных боевых действий по всей территории страны можно было привлечь только 51 батальон.

Но и этими силами нанесен огромный ущерб стране, где за годы войны погибло около миллиона афганцев.²

Всего в состав ОВК советских войск входили:

- управление 40-й армии с частями обеспечения и обслуживания, дивизий - 4,

- отдельных бригад - 5,

-отдельных полков - 4,

-полков боевой авиации - 4,

-вертолетных полков - 3,

-трубопроводная бригада - 1,

-бригада материального обеспечения - 1 и некоторые другие части и учреждения.

Всего за период с 25 декабря 1979 г. по 15 февраля 1989 г. в войсках, находившихся на территории ДРА, прошли военную службу 620 тыс. военнослужащих, из них:

-в соединениях и частях Советской Армии - 525,2 тыс. чел. (в том числе 62,9 тыс. офицеров),

-в пограничных и других подразделениях КГБ СССР - 90 тыс. чел,

-в отдельных формированиях внутренних войск и милиции МВД СССР - 5 тыс. чел.

Кроме того, на должностях гражданского персонала в советских войсках за этот период находилась 21 тыс. чел.

Ежегодная среднестатистическая численность войск Советской Армии составляла 80-104 тыс. военнослужащих и 5-7 тыс. чел. гражданского персонала.

Общие людские потери (убиты, умерли от ран и болезни, погибли в результате катастроф, происшествий и несчастных случаев) Советских Вооруженных Сил (вместе с пограничными и внутренними войсками) составили 15 051 чел. При этом:

-органы управления, соединения и части Советской Армии потеряли 14 427 чел,

-подразделения КГБ - 576 чел.,

-формирования МВД - 28 чел.,

-другие министерства и ведомства (Госкино, Гостелерадио,

Министерство строительства и др.) - 20 чел.

За весь период войны в Афганистане пропали без вести и оказались в плену 417 военнослужащих, из которых в ходе войны и в послевоенное время были освобождены и вернулись на Родину 130 чел.

По состоянию на 1 января 1999 г. в числе не вернувшихся из плена и не разысканных оставалось 287 чел.¹

2. Афганистан после вывода советских войск 1989-1992г.

2.1 Сильные и слабые стороны режима наджибуллы.

Вывод войск 15 февраля 1989 года не вызвал, как ожидалось, начала процесса умиротворения в Афганистане, а, наоборот, побудил оппозицию к активизации военных действий. Непосредственно за этим событием последовали крупнейшие наступательные операции моджахедов под Джелалабадом, Хостом, Кандагаром, Кабулом, Салангом. Однако, правительственные войска успешно отразили эти наступления и в ряде районов перешли в котрнаступление, в результате чего восстановили свое оперативное положение и смогли его удерживать еще три года. Оппозиция была ослабленна, и в этом сыграли роль несколько факторов: во-первых, с уходом подразделений советских оккупационных войск она была лишена своей идеологической базы, побуждавшей афганцев к борьбе против завоевателей и неверных; во-вторых, агрессивные тенденции Пакистана вызвали некоторые патриотические настроения и оттолкнули часть повстанцев от борьбы с правительством; в-третьих, СССР продолжал поставку оружия, хотя и в сокращенном размере (что, между прочим, не противоречило Женевским соглашениям и международному праву). С определенной степенью точности можно говорить о том, что марксистский режим в Афганистане держался не только на иностранных штыках, но и, по крайней мере, получил за время присутствия контингента советских войск определенную опору внутри страны - на одном только этом он не продержался бы три года.

Правительству НДПА в Кабуле были лояльны те социальные слои, которые так или иначе, были вовлечены в интенсивные процессы модернизации. Это в первую очередь имело отношение к аппарату государственного управления, армии, системе безопасности, населению крупнейших городов страны. Аппарат государственного управления в условиях специфики процессов модернизации, проводимой НДПА при поддержке СССР, а также в связи с многолетней войной в стране, стал своего рода доминирующей силой в афганском обществе. В этом заключалась одновременно как сила, так и слабость сторонников светской модернизации в Афганистане. Концентрированная мощь государственной системы позволяла относительно успешно противостоять попыткам моджахедов вернуть страну к исходному патриархальному состоянию. В то же время, внутренние ресурсы Афганистана не позволяли поддерживать мощь государственной системы в существовавшем на тот момент состоянии без поддержки со стороны СССР. Соответственно, судьба процессов модернизации и связанных с ней слоев афганского общества, равно как и судьба правительства Наджибуллы, зависели исключительно от развития ситуации в Советском Союзе.

Организации афганских моджахедов были заметно менее организованы, нежели афганская государственная система управления, созданная при поддержке СССР за годы советского присутствия. Самостоятельно формирования моджахедов не могли добиться успеха в борьбе против правительства Наджибуллы. Это наглядно продемонстрировала неудача штурма отрядами Пешаварского альянса южного города Джелалабада сразу после вывода советских войск в 1989 году. Штурм укрепленных городов, которые в основном и контролировало правительство Наджибуллы, полупартизанскими нерегулярными отрядами моджахедов не мог иметь успех без наличия тяжелых вооружений и войсковой организации. Стабильность власти режима Наджибуллы зависела от его способности поддерживать коммуникации между контролируемыми правительством городами. Пока кабульское правительство имело достаточно ресурсов, прежде всего не военных, а материальных, поступающих из СССР, оно уверенно контролировало положение в стране. В этих условиях ключевое положение для стабиль ности режима в Кабуле имели северные провинции Афганистана, расположенные к северу от горного хребта Гиндукуш.

На Севере Афганистана проходила стратегически важная для снабжения остальной страны дорога от города Хайратон на советско-афганской границе через город Мазари-Шариф, перевал Саланг к столице страны Кабулу. Далее уже кабульское правительство обеспечивало снабжение городов на юге и западе, Джелалабада, Герата и Кандагара. Стабильность на Севере страны поддерживали преимущественно национальные формирования.

Именно необходимость поддержания стабильности в этом стратегически важном регионе страны вынудила правительство в Кабуле допустить возможность усиления позиций национальных меньшинств. В первую очередь это касалось узбекской общины, лидером которой был командир 53 “узбекской” дивизии правительственной армии Афганистана генерал Дустум, а также общины афганских исмаилитов, возглавляемой Надери.

Правительство в Кабуле, в котором доминировали представители пуштунской элиты, пошло на это непопулярное среди этнических пуштунов решение ради сохранения стабильности системы в целом. В результате выборов в апреле 1988 года в Народную Джиргу (нижнюю палату Национального Совета - законодательного органа Демократической Республики Афганистан) было избрано 184 депутата (из них 9.9 % узбеков), а в Сенат - 115 (из них - 9% узбеков).¹

Уже в июне 1988 года на первой сессии вновь избранного Национального Совета депутаты-узбеки требовали включения в состав правительства Афганистана своих представителей. Возросшее политическое влияние узбекской общины объективно отражало ту роль, которую она играла в обеспечении стабильности прокоммунистического режима в Кабуле. Во многом, это было связано с необходимостью нейтрализации на Севере страны активности этнических хазарейцев, сре ди которых доминирующее положение занимала проиранская Партия исламского единства Афганистана (ПИЕА), а также североафганских таджиков, многие из которых были лояльны Исламскому обществу Афганистана (ИОА) во главе с таджиками Раббани и Масудом.

Отряды проиранской ПИЕА контролировали горный Хазарджат в центре страны, однако, в активных боевых действиях не участвовали, занимая до 1992 года выжидательную позицию. Это во многом соответствовало в целом сдержанной позиции официального Тегерана по отношению к событиям в Афганистане. Формирования ИОА концентрировались в Панджшерской долине, имевшей прямой выход на перевал Саланг. В ходе всей войны именно отряды ИОА во главе с влиятельным полевым командиром Ахмад Шах Масудом постоянно оказывали давление на перевал Саланг через Панджшер, угрожая 7прервать коммуникации Кабула с Советским Союзом.

Во многом, современная ситуация, сложившаяся в конце девяностых годов в Северном Афганистане была обусловлена именно событиями, происходившими в этом регионе в период между выводом советских войск из Афганистана в 1989 году и падением режима Наджибуллы в 1992 году.

Пока советское присутствие в Афганистане носило полномасштабный характер, существовала относительная системная целостность интересов управляющей системы афганского общества, представленной НДПА и частью провинциальной элиты. Интересы локальных политических, этнических и социальных групп носили частный характер по сравнению с глобальными задачами модернизации жизнедеятельности афганского общества и геополитическими целями советского присутствия в этой стране.¹

2.2 . Причины неудач переговорного процесса между оппозицией и правительством.

В то же время, армия правительства Наджибуллы весной 1992 года располагала значительным количеством военной техники и запасами вооружений. На 1 апреля 1992 года на территории Афганистана находилось 30 пусковых установок Оперативно-Тактических и Тактических Ракет, 930 танков (Т-54-55, Т-62, ПТ-76), 550 БМП-1, 250 БРМД, 1100 БТР, свыше 1000 орудий буксируемой артиллерии калибров 76, 85, 100, 122, 130 и 152 мм, 185 Реактивных Систем Залпового Огня (122,140 и 220 мм.), более 1000 минометов (82, 107 и 120 мм.), безоткатные орудия (73 и 82 мм.), свыше 60 орудий ЗА (23,37,57,85, 100 мм.). В составе авиации находились 30 МиГ-23, 80 Су-17 и Су-20 и Су-22, 12 Су-25, 80 Миг-21, 24 Л-39, 24 Л-29, 12 АН-12, Ан-24, 15 Ан-26, 6 Ан-32, Ил-18, 12 Ан-2, 15 Як-11 и Як-18, 30 Ми-24, 25 Ми-8, 35 Ми-17.¹

Все это обеспечивало колоссальное военное преимущество над силами оппозиции. Кроме того, правительство пользовалось определенной поддержкой части городского населения, вовлеченного в процессы модернизации. Следовательно, изначально у правительства Демократической Республики Афганистан были на руках серьезные козыри, которые могли бы помочь при возможном проведении ставших весной 1992 года актуальными переговоров с политическими организациями моджахедов из Пешаварского альянса.

Вопрос о необходимости таких переговоров стал для правительства Наджибуллы неизбежен после окончательного распада СССР в конце 1991 года. В Кабуле наверняка отдавали себе отчет в необходимости серьезных уступок своим политическим оппонентам. Однако, очевидно, намеревались выторговать наиболее оптимальные условия. Для этого правительство Наджибуллы располагало в качестве аргумента достаточной военной мощью. К тому же, неоднородность оппозиции оставляла возможность для политического маневра. Пока оставалось неясным, какую форму могла бы принять предстоящая неизбежная смена власти, и кто из организаций моджахедов окажется лидером на финише, у правительства Наджибуллы были шансы на успешное для себя проведение переговоров. От развития ситуации в Кабуле и от позиции влиятельных политиков кабульского режима напрямую зависело, кто получит в качестве наследства огромные военные ресурсы правительственной армии. А это, в свою очередь, предопределило бы доминирование такой организации в послевоенном А фганистане. То есть, шансы НДПА на “почетную капитуляцию” были весьма высоки.

Характерной особенностью ситуации в Афганистане в 1991-1992 годах было наличие значительного числа политических и военных организаций, как национального всеафганского, так и местного характера, каждая из которых стремилась реализовать свои интересы в новых условиях. Гегемония в движении моджахедов Исламской партии Афганистана Гульбеддина Хекматиара носила во многом номинальный характер и напрямую зависела от масштабов военной и материальной помощи со стороны Пакистана. Именно благодаря особым отношениям с Пакистаном организация Хекматиара могла обеспечивать лояльность значительного большинства местных полевых командиров моджахедов.

Это позволяло Хекматиару опираться на формальную лояльность местных полевых командиров, однако сильно мешало в концентрации усилий местных ополчений для решения стратегических задач. “Слабость племенных ополчений пуштунов заключалась в том, что из-за своих хозяйственных интересов и родственных отношений они были привязаны к местам своего расселения и вряд ли могли быть с успехом использованы в широком масштабе в других районах боевых действий”.¹ К тому же, лояльность многочисленных местных отрядов была переменчива. Это лишний раз подтверждает значительное количество моджахедов, переходивших на сторону официального Кабула и обратно в ходе компаний по национальному примирению.

Кроме того, с доминированием Хекматиара не могли согласиться другие влиятельные политические организации моджахедов. Среди организаций Пешаварского альянса выделялось Исламское Общество Афганистана (ИОА) во главе с Раббани. Собственную позицию на перспективы Афганистана имели шиитские организации, опиравшиеся на поддержку Ирана. Самой крупной из них была Партия Исламского Единства Афганистана (ПИЕА) во главе с Мазари. Отсутствие единства интересов в оппозиции стало еще более заметно после ухода советских войск. А перспективы вполне возможной победы только усилили противоречия между различными политическими организациями моджахедов.

Правительство Наджибуллы намеревалось вести переговорный процесс с оппозицией на равных. Контролируя все крупные города Афганистана, располагая хорошо вооруженной и организованной армией, системой государственного управления, кабульский режим был в принципе готов пойти на компромисс с оппозицией. Фактически, правительство в Кабуле всегда располагало возможностью вернуться, например, к так называемому “римскому плану” урегулирования афганского конфликта. “Римский план” был выдвинут в 80-е годы бывшим королем Мухаммад Захир-шахом, проживающим в Риме и предусматривал созыв всеафганской ассамблеи Лоя Джирга, традиционного форума, некогда использовавшегося пуштунскими племенами, а позднее вошедшего в качестве своеобразного надпарламентского органа в структуру конституционного устройства Афганистана. Согласно плану, Лоя Джирга должна была сформировать правительство Афганистана.² Следовательно, сам факт переговорного процесса в рамках Лоя Джирги между сторонниками НДПА и организациями моджахедов позволил бы прийти к определенному компромиссу во внутриафганском урегулировании.

Подобный вариант в той тупиковой внутриполитической ситуации, которая сложилась к весне 1992 года в Афганистане, мог бы стать реальной возможностью сохранить единство афганского государства и выйти из состояния гражданского конфликта с минимальными издержками. Однако объективно в условиях Афганистана в 1992 году это все же являлось политической утопией. Слишком глубоки были системные противоречия между противоборствующими сторонами. К тому же, одна из сторон имела все основания считать себя победителем в гражданской войне. Особенно после распада СССР, главного действующего лица на афганской политической сцене в восьмидесятые годы. Естественно, что для лидеров моджахедов не могло быть и речи о сотрудничестве с режимом в Кабуле, скомпрометированном сотрудничеством с Советским Союзом.

Именно ожесточение гражданской войны, присутствие советских войск и масштабы вмешательства в систему организации традиционного афганского общества привели к формированию устойчивых идеологических стереотипов. Моджахеды в самом общем смысле вели борьбу за традиционные ценности афганского общества, включая в их число и исламские, против попыток их глобального изменения, предпринимавшихся сторонниками НДПА при поддержке Советского Союза. Так как глобальные изменения традиционного афганского общества в годы советского присутствия и правления НДПА проходили в рамках процессов модернизации, следовательно, традиционные и исламские ценности находились в этой стране в прямой конфронтации с самим процессом модернизации. Соответственно, победа моджахедов означала неизбежный крах идей, результатов и достижений модернизации в Афганистане.

Кроме того, за годы гражданской войны и войны против советского присутствия система осуществления государственной власти также подверглась глубокой модернизации. Ее усиление было неизбежным в силу необходимости координации процессов модернизации и управления страной в условиях военного конфликта. К тому же, общая ориентация на советский опыт управления в критических ситуациях делало неизбежным усиления роли системы государственного управления в Демократической Республике Афганистан. Это привело к тому, что институты централизованного афганского государства, функционировавшие в Кабуле во времена правления там прокоммунистического режима, во внутриафганском конфликте идей вызывали неприятие, равно как и проводившиеся им процессы модернизации традиционного общества.

Вполне возможное поражение НДПА, ставшее очевидным после распада СССР, несомненно, привело бы к разрушению достигнутых результатов модернизации, имея в виду, в том числе, и основные институты государственной власти. То есть, современное состояние дезорганизации государства и общества в Афганистане в конце девяностых годов является прямым следствием противоречия между стремлением части афганской элиты в лице сторонников НДПА к модернизации и нежеланием значительной части общества поступиться традиционными ценностями и традиционным образом жизни. Победив в гражданской войне, после 1992 года моджахеды разрушили практически все достижения модернизации, включая в их число и структуры системы государственного управления.¹

Общественно-политическая обстановка в Афганистане перед падением режима Наджибуллы в Кабуле характеризовалась дальнейшей усилением интересов различных военно-политических организаций, усиливших свои позиции в ходе войны и входивших в состав противоборствующих группировок, в первую очередь, Пешаварского альянса и правительства Наджибуллы. Проблема Афганистана заключалась в том, что среди оппозиции правительству Наджибуллы не оказалось политической силы, способной предъявить единоличные права на политическую власть и в той или иной форме обеспечить преемственность государственного строительства. Напротив, организации моджахедов фактически выступили против модернизации и тесно связанных с ней государственных институтов.

Парадокс заключался в том, что, следуя логике войны против модернизации и за возврат к традиционным ценностям, военно-политические группировки моджахедов из Пешаварского альянса, объективно подвергли сомнению базовые основы существования единого афганского государства. Система власти в Афганистане в основном основывалась на доминировании этнических пуштунов. Они же составляли основную часть сторонников ведущей оппозиционной силы Пешаварского альянса. Кроме таджика Раббани, все остальные лидеры военно-политических организаций в Пешаваре были этническими пуштунами. Разрушение государственных институтов и результатов процессов модернизации объективно способствовало ослаблению политического превосходства пуштунов в Афганистане. Существование относительно централизованного афганского государства, несомненно, означало продолжение доминирования пуштунов в стране. Особенно с учетом их роли в борьбе против советского присутствия и прокоммунистического правительства в Кабуле. В случае децентрализации государственной власти превосходство пуштунов изменялось на доминирование многочисленных афганских военно-политических группировок, среди которых этнические пуштуны занимали далеко не лидирующее положение.

Единственной возможностью восстановления линии на доминирование пуштунов в стране был союз между политическими организациями моджахедов-пуштунов и умеренными представителями прокоммунистического кабульского режима. Либо возможен был другой вариант - капитуляция на почетных условиях всей системы организации власти кабульского режима или ее части (например, отдельных гарнизонов) Пешаварскому альянсу и наиболее влиятельному его лидеру Гульбеддину Хекматиару. Мятеж генерала Таная наглядно продемонстрировал, что такие настроения в правительственной армии в начале девяностых годов имели место.

Процесс фрагментации и обособления политических интересов происходил не только среди организаций Пешаварского альянса. В преддверии неизбежных политических перемен аналогичные процессы происходили и среди сторонников правительства Наджибуллы. Перспектива восстановления власти пуштунов в Афганистане в качестве возврата к исходному положению афганского общества до революции 1978 года не давала возможности национальным и религиозным меньшинствам страны сохранить свой политический полуавтономный статус, приобретенный в ходе гражданской войны. Восстановление власти пуштунов в едином Афганистане ограничивало возможности национальных и религиозных меньшинств по реализации своих интересов. Поэтому даже гипотетическая возможность переговоров правительства в Кабуле и партий, входящих в Пешаварский альянс, с перспективой объединения всех военных ресурсов кабульского режима и организаций моджахедов, этнических пуштунов, ради восстановления единого афганского государства, создавала серьезные трудности д ля лидеров национальных и религиозных меньшинств. Причем, это в равной степени имело отношение и к организациям шиитов-хазарейцев, лояльных Ирану, и к формированиям этнических узбеков, вместе с религиозной сектой исмаилитов в северном Афганистане, лояльных правительству Наджибуллы, и к Исламскому обществу Афганистана (ИОА), где преобладали интересы этнических таджиков, входящему в Пешаварский альянс.

К весне 1992 года, вопросы послевоенного устройства Афганистана стали определяющим фактором внутренней политики всех заинтересованных политических организаций. Сложившаяся после окончательного распада СССР в декабре 1991 года обстановка в Афганистане и неопределенность перспектив на будущее способствовали постепенному обособлению интересов наиболее влиятельных военно-политических группировок. Обособление интересов было тесно связано с конкуренцией на осуществление власти, если не во всеафганском масштабе, то на местном, провинциальном уровне.

Перспектива завершения многолетнего конфликта в Афганистане к весне 1992 года обострила проблему гегемонии пуштунов. Пешаварский альянс, объединяющий семь партий моджахедов, предъявлял свои права на власть в масштабах всей страны. В первую очередь это относилось к формированиям Исламской Партии Афганистана (ИПА) Гульбеддина Хекматиара. Доминирование среди партий Пешаварского альянса этнических пуштунов придавало дополнительную легитимность правам его участников на политическую власть. Надо отметить, что и возможные планы урегулирования афганской проблемы, такие, например, как “римский план” бывшего короля Захир-шаха, предполагали использование политических инструментов (Лоя Джирга - прим. авт.), характерных именно для демократии пуштунских племен. К тому же, все годы войны против прокоммунистического режима в Кабуле и советского присутствия в Афганистане, руководство и поддержка отрядов моджахедов осуществлялась именно из города Пешавар, центра Северо-Западной провинции Пакистана, населенного этническими пуштунами, где базировались основные политические организации оппозиции.

Уверенность оппозиционных лидеров из Пешаварского альянса в легитимности и неизбежности своих претензий на осуществление политической власти в Афганистане лишний раз демонстрируют выборы временного президента страны Моджадедди, руководителя одной из незначительных партий Пешаварской семерки. Выборы пуштуна Моджадедди должны были закрепить право Пешаварской эмиграции на формирование правительства и осуществление власти в Афганистане после победы. С другой стороны, выборы Моджадедди должны были ограничить политические амбиции наиболее влиятельного оппозиционного лидера Хекматиара. Другими словами, партии Пешаварского альянса серьезно готовились к разделу власти после неизбежной победы. Такая победа должна была наступить после начала традиционного весеннего наступления оппозиции 1992 года.¹

Известно, что в условиях Афганистана, активные военные действия начинаются обычно весной, когда сходит снег на горных перевалах. В Афганистане зимой 1991-1992 годов практически все заинтересованные стороны отдавали себе отчет, что после распада СССР в декабре 1991 года, прокоммунистический режим в Кабуле, скорее всего, не выдержит очередного весеннего наступления оппозиции.

В этих условиях, стал намечаться процесс консолидации интересов политических организаций, не заинтересованных в приходе к власти в стране основных партий Пешаварского альянса, а значит и реставрации доминирования пуштунов в политической жизни страны. В первую очередь, это имело отношение к политическим организациям национальных и религиозных меньшинств, укрепивших свои позиции в результате гражданской войны и кризиса традиционной системы власти. Среди таких организаций выделялись шииты, поддерживаемые официальным Тегераном.²

Шиитские организации, крупнейшей из которых была партия Хезбе и-Вахдат (Партия Исламского единства Афганистана, ПИЕА), опирались преимущественно на этническое меньшинство хазарейцев и контролировали горную провинцию Хазарджат в центре страны, недалеко от Кабула. Шииты-хазарейцы избегали активного участия в войне против советских войск и кабульского режима, предпочитая выжидательную тактику. Это соответствовало общим установкам Тегерана по отношению к афганскому конфликту. Всемерное усиление шиитских организаций и контролируемых ими территорий, в качестве своеобразного плацдарма для обеспечения иранского влияния в зоне афганского конфликта. Восстановление влиятельного пропуштунского правительства в Кабуле означало неизбежное давление на независимые анклавы, контролируемые шиитами, что в перспективе могло создать угрозу иранским интересам в регионе.

Прямую угрозу возможная смена власти в Кабуле представляла интересам союзников правительства Наджибуллы, общине этнических узбеков и религиозному меньшинству исмаилитам. Узбеки, лидером которых являлся командир 53 дивизии правительственной армии генерал Абдул Рашид Дустум и исмаилиты, возглавляемые духовным лидером Надери, являлись ключевым элементом обеспечения безопасности кабульского режима на географически изолированном от остальной части страны горным хребтом Гиндукуш севере Афганистана. Отряды узбеков и исмаилитов в основном контролировали стратегически важную дорогу от города Хайратон на советско-афганской границе до перевала Саланг и далее в Кабул. Во многом, именно узбеки и исмаилиты в годы войны в основном противостояли давлению, которое оказывали на эту важную транспортную артерию отряды моджахедов Ахмад Шах Масуда из Панджшерского ущелья и шиитов-хазарейцев из горного Хазарджата. Крах режима в Кабуле означал одновременно и крах особых позиций этих североафганских меньшинств в по литической жизни Афганистана.

Среди семи партий Пешаварского альянса особое место занимало Исламское общество Афганистана (ИОА), возглавляемое доктором Бурхануддином Раббани. Политическая организация Раббани пользовалась поддержкой этнических таджиков. Военные отряды ИОА, возглавляемые влиятельным полевым командиром Ахмад Шах Масудом всю войну контролировали Панджшерское ущелье. Масуд, без сомнения, считался одним из самых значительных полевых командиров среди моджахедов. Это позволяло партии Раббани-Масуда реально конкурировать в борьбе за власть с организацией Гульбеддина Хекматиара в пределах Пешаварского альянса. Падение кабульского режима означало для ИОА не только начало пуштунской реставрации, но и тесно с ней связанное усиление влияния основного конкурента на власть Хекматиара.

Таким образом, предстоящая смена власти в Кабуле создавала серьезную угрозу в первую очередь интересам национальных и религиозных меньшинств Афганистана. В условиях, когда новая демократическая Россия, в качестве наследника СССР, самоустранилась от участия в афганских событиях, на первый план вышли локальные интересы различных афганских политических организаций. Основным вопросом, который объективно отвечал интересам практически всех организаций национальных и религиозных меньшинств, стоявших по разные стороны фронта гражданской войны в Афганистане, было не допустить пуштунской реставрации, что фактически подразумевало их выступление против восстановления целостности афганского государства. Каждая из этих организаций боролась за ту самостоятельность, которую они тем или иным способом приобрели за годы гражданской войны.¹

Именно с этой точки зрения и необходимо рассматривать события 28 апреля 1992 года, когда в Кабуле пал режим Наджибуллы и были заложены условия для начала нового этапа гражданской войны в Афганистане.

2.3 Падение режима Наджибуллы.

Известно, что решающую роль в падении режима Наджибуллы сыграл лидер этнических узбеков генерал Абдул Рашид Дустум. Его формирования подошли к Кабулу с севера и фактически отрезали столицу Афганистана от северных провинций, где были сосредоточены значительные резервы вооружений и материальных ресурсов. Мятеж генерала Дустума послужил толчком к падению уже заметно ослабленного режима Наджибуллы. Решительные действия генерала Дустума, перебросившего к Кабулу крупные воинские формирования были достаточно неожиданными для основных участников афганских событий. Гарнизон Кабула не был готов к отражению атаки с севера со стороны своих недавних союзников. Кроме того, неопределенность и тяжелая зима 1991-92 годов серьезно ослабили способность правительственной армии и аппарата управления к сопротивлению. Столь быстрое падение Наджибуллы стало неожиданным и для наиболее влиятельного лидера моджахедов Хекматиара, который просто не успел оказаться у столицы на момент крушения прокоммунистического режим а.

Действия Дустума у Кабула в апреле 1992 года не могли бы иметь успеха без их предварительного согласования с Ахмад Шах Масудом и шиитами-хазарейцами. Контроль над Кабулом был главной целью в послевоенном Афганистане. Чтобы гарантировано добиться успеха под Кабулом, Дустуму необходимо было использовать все имеющиеся в его распоряжении силы. Несомненно, акция Дустума была бы невозможной без определенных гарантий со стороны формирований Масуда и хазарейцев по поводу безопасности северных афганских территорий, контролируемых все годы войны узбекскими формированиями.

В ответ Дустум фактически обеспечил контроль над столицей Афганистана формированиям афганских национальных и религиозных меньшинств. До

появления отрядов Хекматиара Кабул был разделен на сферы влияния, контролируемые преимущественно таджикскими отрядами ИОА Раббани/Масуда, шиитами-хазарейцами из партии Хезбе и-Вахдат и узбекскими формированиями генерала Дустума. Безусловно, у боевых отрядов хазарейцев и таджиков Масуда был более удобный и короткий путь в Кабул из, соответственно, Хазарджата и Панджшерского ущелья, чем у пуштунских отрядов Хекматиара. Однако столь согласованные действия в апреле 1992 года по фактическому захвату Кабула трех далеко не лояльных друг другу политических организаций национальных и религиозных меньшинств слишком хорошо укладываются в идею противодействия пуштунской реставрации в Афганистане.¹

В результате выглядевшая вполне естественной идея восстановления афганской государственности с доминированием этнических пуштунов так и не была реализована. События апреля 1992 года привели к тому, что основной контроль над государственными институтами власти Демократической Республики Афганистан перешел не к самой сильной политической организации моджахедов Гульбеддина Хекматиара, а к партии Раббани/Масуда Исламское общество Афганистана (ИОА). Это имело весьма серьезные последствия для целостности Афганистана. Исламская партия Афганистана (ИПА) пуштуна Хекматиара претендовала на политическую власть в масштабах всего Афганистана. В то время как таджик Раббани не имел на это ни достаточно сил, ни возможностей. Политической организации ИОА вполне хватало власти над большей частью Кабула и рядом северных провинций с преимущественно таджикским населением.

"Наджибулла продержался бы и дольше, если бы не предательство Горбачева. СССР подписал с США соглашение об одновременном прекращении помощи Советского Союза режиму Наджибуллы, а Соединенных Штатов -- моджахедам. Но Саудовская Аравия, Пакистан и Кувейт продолжали помогать моджахедам, в то время как Наджибулла остался один на один со своими проблемами. Прекращение помощи из СССР лишало его всяких перспектив и надежд на будущее».¹

Была и другая причина падения режима Наджибуллы: ему так и не удалось решить национальный вопрос. Еще раньше генерал армии Варенников предлагал создать на территории Афганистана таджикскую, нуристанскую и хазарейскую автономии, но Наджибулла, пуштун по происхождению, был против. Мы старались избежать кровопролитных боев с отрядами Ахмад Шаха Масуда, который контролировал Панджшерское ущелье и перевал Саланг, и вели с ним негласные переговоры о прекращении боевых действий, чтобы избежать потерь с той и другой стороны. Наджибулла же был крайне недоволен этими переговорами, и когда в начале 1989 года в Афганистан приехали Шеварднадзе и Крючков, он пожаловался им, что Варенников ведет закулисный диалог и хочет якобы заключить сепаратный договор с Ахмад Шахом Масудом. Крючков по этому поводу даже пытался добиться от наших военных соответствующих показаний.

Пропуштунская политика Наджибуллы в отношении северных народов вносила разлад и в армию. Как-то, например, он послал для усиления правительственных войск, которые вели бои с моджахедами, узбекскую пехотную дивизию генерала Дустума. Делать этого было никак нельзя, потому что район, где велись боевые действия, был населен пуштунами. И несмотря на то, что узбеки действовали там очень результативно, в конечном итоге они все равно попали в окружение -- пуштунские правительственные дивизии сами снялись и оголили фланги этой дивизии, подставив ее под удар.

К тому же в армии рядовыми служили в основном представители национальных меньшинств, в то время как офицерами были пуштуны. В итоге все формирования, укомплектованные нацменьшинствами, начали откалываться от Наджибуллы, создали в конце концов "союз северных народов" и объединились с моджахедами. Чуть позже, установив связь с Ахмад Шахом Масудом, они двинулись на Кабул, куда и вошли первыми в 1992 году.¹

За несколько дней до этого, кстати, Наджибулла успел отправить из города семерых наших советников. Один из них, генерал-майор Владимир Лагошин, рассказывал, как Наджибулла пригласил его к себе и предупредил, что в ближайшее время власть перейдет к оппозиции, а ему самому на посту президента осталось находиться дней пять. Еще Наджибулла добавил, что, хотя советские и предатели, он считает своим долгом отправить военных советников домой целыми и невредимыми. И действительно: когда администрация кабульского аэродрома стала чинить различные препятствия, связанные с вылетом самолета, Наджибулла приехал на аэродром и оказал помощь в отправке советников в Ташкент".

Спасти себя Наджибулле было не суждено, и судьба его оказалась поистине драматичной. Он был пуштуном, представителем рода, к которому принадлежал один из правителей Афганистана -- король Абдуррахман Хан. Поэтому когда спустя четыре года после его свержения к власти пришли талибы, Наджибулла надеялся, что они не тронут своего соплеменника.

Ахмад Шах Масуд, перед тем как оставить Кабул, предложил Наджибулле бежать вместе с отступающими моджахедами, но Наджибулла отказался -- он надеялся, что сможет впоследствии даже рассчитывать на пост в правительстве талибов.

Талибы рассудили иначе: бывший президент был зверски избит и повешен. Надо сказать, что ни тогда, когда взявшие город талибы вошли в здание миссии ООН, где в тот момент находился Наджибулла, ни позже Организация Объединенных Наций не высказала никакого протеста по поводу захвата ее здания в Кабуле.

Ходит легенда, что перед смертью Наджибулла выхватил автомат у конвоировавшего его пуштуна и завязал бой, в котором погиб. А повешен он был уже мертвым.

Итак, пассивность РА в военных действиях, надежды на решение проблемы силой, активная подрывная работа опозиции в армии РА, связь в психологии населения всех бед с Апрельской революцией и общая усталость и, главное, отсутствие реальных действий для улучшенияситуации в районах, контролируемых правительсьтвом, привели в конце концов к падению режима Наджибулы.

Положение в Афганистане после вывода советских войск. Прогнозы Запада о том, что кабульский режим сразу после прекращения советского военного присутствия падет по причине своей полной нежизнеспособности, а коалиционное правительство группировок моджахедов приведет страну к миру после изгнания "коммунистической чумы", оказались несостоятельными.²

согласиться с тогдашней точкой зрения Запада на афганскую проблему. Но, к их оправданию, нужно сказать, что эта точка зрения также претерпела изменения и была откорректирована временем. Однако, 18 марта 1992 года Наджибулла предложил передать власть переходному правительству и 16 апреля оставил свой пост. 27-28 апреля Переходный совет моджахедов прибыл в Кабул.

3. Оппозиция у власти. Афганистан 1992-1994гг.

3.1 «Альянс семи».

Общее руководство вооруженной борьбой формально осуществлял Исламский союз моджахеддинов.

Отряды мятежников подчиняются контрреволюционным организациям и

группировкам, которых насчитывалось свыше 120. Штаб-квартиры большинства их находились на территории Пакистана. Наиболее крупными из них являются:

Исламская партия Афганистана (ИПА) - создана в 1976 году в результате

слияния нескольких экстремистских группировок, международной организации

"Братья - мусульмане" и его молодёжного крыла "Мусульманская молодёжь".

Основной целью ИПА являлось свержение народного строя в ДРА и установле-ние исламского режима. Председатель ИПА - Гульбуддин Хекматиар.

Пользовался особым расположением ЦРУ США и получал до 40% всей американской помощи.

Исламское общество Афганистана (ИОА) - создано в 1976 году в Пакистане.

Штаб-квартира организации находится в г. Пешеваре. В Иране имеются представительства ИОА. ИОА выступала за свержение власти революционного правительства ДРА и установление исламской республики. Лидер ИОА - Бурхануддин Раббани, известный теолог, бывший профессор Кабульского университета. Пользовался влиянием в шиитских общинах Афганистана.

Исламский Союз освобождения Афганистана (ИСОА) - ориентировался главным образом на Саудовскую Аравию и большую помощь получал от неё. Главой этой партии был Абдур Расул Сайяф.

Движение исламской революции Афганистана (ДИРА) - создана в июне 1978 года в Пакистане из числа эмигрировавших туда членов правой организации

"Служители корана". Целью ДИРА являлось свержение народного строя в ДРА и установление исламских принципов правления. Руководитель организации - Мухаммад Наби Мухаммади, религиозный деятель. Имеет высшее теологическое образование. Пользовался влиянием среди пуштунских племён юго-западного Афганистана.

Национальный исламский фронт Афганистана (НИФА) - создан в декабре 1978 года в Пакистане бежавшими из Афганистана крупными землевладельцами, крупными чиновниками, буржуазией. НИФА выступала за свержение революционного строя ДРА и заменой ему "демократией, основанной на законах ислама и национализма". Лидер - НИФА Сайед Ахмад Гиляни (он же "Эфенди", "Нагиб") религиозный деятель. Наибольшим влиянием пользовался среди афганских беженцев на территории Пакистана.

Национальный фронт спасения Афганистана (НФСА) - создан в 1978 году эмигрировавшими в Пакистан реакционными клерикальными деятелями и круп-ными землевладельцами. ФНОА выступал за свержение существующего в ДРА строя и возврат к старым феодальным порядкам, установление исламского режима и "уничтожение всех неверных". Руководителем ФНОА – Себгатулла Моджаддади, известный мусульманский богослов.

Исламская партия Афганистана Юнуса Халеса (ИПА). Лидер партии Ю. Халес - единственный из всех руководителей "семёрки", который непосредственно участвовал в боевых действиях.¹

Раббани был одним из лидеров "Альянса семи" (семи исламских партий, которые вели борьбу с НДПА -- Народно-демократической партией Афганистана).

Когда в 1992 году моджахеды захватили Кабул, отстранив от власти креатуру почившего в обозе Советского Союза Наджибуллу, то по соглашению власть перешла к Моджаддиди, потому как на тот период он был председателем "Альянса семи." Сменивший его через три месяца Раббани созвал Совет уполномоченных, который продлил его президентство еще на два года. Однако легитимность этого решения по сию пору оспаривается: заседание тогда бойкотировали пять партий, в том числе и Хекматьяр.

Между Раббани и Хекматьяром разгорелась война. Формальным поводом для нее стал нажим на Раббани: Хекматьяр требовал, чтобы узбекская дивизия генерала Дустума, занимавшего ранее видный пост в армии Наджибуллы, покинула Кабул. На самом же деле Хекматьяр, ставший премьером, вел борьбу за первый пост в государстве, и ему нужно было ослабить союз армий Ахмад Шаха Масуда -- министра обороны -- и генерала Дустума.

Не получив достойной должности в новом правительстве, Дустум обосновался на севере страны, в Мазари Шарифе, организовал узбекскую автономию, где и был полновластным хозяином до появления там талибов.

Война между кланами, их лидерами и боевыми командирами носила перманентный характер. Боевые командиры часто переходили от одного лидера к другому, организовывая непрочные союзы. полевой командир, Исмаил-Хан, хотя открыто и не враждовал с Кабулом, также создал свою вотчину в провинции Герат, которую позже был вынужден оставить под ударами талибов. Ахмад Шах Масуд заправлял в Панджшерском ущелье, Талукане и Бадахшане, которые, правда, никогда не покидал.

Надо сказать, что Раббани -- по крайней мере теоретически -- пытался предотвратить эту ситуацию. Еще до первого своего воцарения в Кабуле, борясь в то время с режимом НДПА, он писал в своей работе "Пути решения проблемы Афганистана": "Нельзя допустить, чтобы после ухода русских из Афганистана между нами началась братоубийственная война. Следует готовить правительство, программу его деятельности. Надо сделать так, чтобы наши друзья в исламском мире не опасались, что после ухода русских в Афганистане начнется гражданская война между моджахедами, тем более что такая война дала бы повод русским к новому вмешательству под предлогом обеспечения безопасности своих южных границ".¹

3.2 Противоречие внутри альянса семи.Разделения Афганистана на сферы влияния.

С избранием Раббани временным президентом Афганистана вместо Моджадедди состояние децентрализации политической власти в стране стало перманентным. К тому же, благодаря акции Дустума именно преимущественно таджикские формирования ИОА, а также узбекская община унаследовали основную военную инфраструктуру бывшей правительственной армии, расположенную в Кабуле и в северных провинциях. Дустум получил вооружение и армейские склады в городах Мазари-Шариф и Хайратон на советско-афганской границе, влиятельный полевой командир ИОА Ахмад Шах Масуд - основные вооружения Кабульского оборонительного района, включая главную военную авиабазу Баграм севернее Кабула. Кроме того, на службу Дустуму и Масуду перешли многие офицеры, чиновники режима Наджибуллы и функционеры НДПА, вполне обоснованно опасавшиеся репрессий со стороны радикально настроенных моджахедов. В первую очередь это имело отношение к наиболее влиятельному лидеру среди партий Пешав арского альянса Гульбеддину Хекматиару.

Хекматиар попытался вмешаться в борьбу за власть в афганской столице. Одновременно, произошли столкновения между уже укрепившимися в городе формированиями Масуда и шиитами-хазарейцами. Вследствие чего, столица Афганистана с весны 1992 года стала ареной ожесточенной вооруженной борьбы за власть. Столкновения в Кабуле отчетливо продемонстрировали, что, начиная с 1992 года, вооруженная борьба за локальные интересы местных полевых командиров, политических организаций, в том числе и национальных и религиозных меньшинств, стала определяющим фактором политической действительности в Афганистане. Пуштунам в целом, и партии Хекматиара в частности, не удалось воспользоваться ситуацией, связанной со сменой власти в стране.

Локальные интересы для местных полевых командиров часто имели большее значение, чем устремления крупных политических организаций. К тому же, с учетом завершения борьбы против советского присутствия в Афганистане и в связи с распадом СССР, геополитические цели и задачи, поставленные США в регионе, были на тот момент во многом выполнены. Соответственно, сократились широкомасштабные поставки оружия, материальных ресурсов из США и арабских стран. Так как, в годы войны именно Хекматиар был основным получателем таких поставок через посредничество Пакистана, то, естественно, что его организации преимущественно были лояльны большинство местных полевых командиров на территории Афганистана. Позиции ИПА объективно ослабли после краха режима Наджибуллы.

Сокращение поставок из Пакистана резко ограничили возможности ИПА Хекматиара по обеспечению лояльности полевых командиров моджахедов на местах. Одновременно, раздел наследства кабульского режима по всей стране привел к образованию множества локальных центров власти, стремившихся к максимально возможной самостоятельности.

Кроме узбеков Дустума и таджиков Раббани/Масуда, укрепившихся соответственно на севере страны и в ее столице, выделялись крупные самостоятельные анклавы шиитов-хазарейцев в Кабуле и провинции Хазарджат, губернатора Герата Исмаил-хана и многих других. Децентрализация привела к ослаблению возможностей партии Хекматиара по мобилизации сил даже пуштунов в масштабах всей страны. Полевые командиры по всей стране предпочитали реальную власть на местах, предоставив Раббани, Хекматиару, Дустуму и шиитам-хазарейцам из Хезбе и-Вахдат сражаться за контроль над столицей.

В условиях прекращения широкомасштабных поставок оружия, боеприпасов извне (в первую очередь из СССР и США) после завершения холодной войны, военные ресурсы, оставшиеся от кабульского режима Наджибуллы, приобрели стратегическое значение. В этой связи наиболее выгодные позиции были у организаций Дустума и Раббани/Масуда, опиравшихся к тому же на высокую степень этнической солидарности и организованности, соответственно, узбекской и таджикской общин.

Такая солидарность национальных и религиозных общин только усилилась в результате опасений потерять приобретенный независимый статус в случае реставрации власти пуштунов в Афганистане. В то время как естественное стремление пуштунов к восстановлению былой гегемонии в стране, вследствие ряда объективных обстоятельств, оказалось не реализованным.

В первую очередь, это было связано с ослаблением в результате политических потрясений в период с апреля 1978 по апрель 1992 гг. позиций традиционной афганской элиты пуштунского происхождения. Значительная часть традиционной элиты оказалась скомпрометирована сотрудничеством с Советским Союзом и службой в структурах власти в годы правления прокоммунистического режима НДПА в Кабуле. Часть эмигрировала из Афганистана. Кроме того, у пуштунов не оказалось ярко выраженного лидера, который был бы способен возглавить движение пуштунской реставрации. Единственным реальным претендентом на эту роль выступал лидер Исламской партии Афганистана (Хезбе и-Ислами) Г. Хекматиар, пользовавшийся все годы войны особой поддержкой со стороны Пакистана, который осуществлял перераспределение среди афганских моджахедов поступающей из США, стран Запада, арабских государств военной и материальной помощи.¹

Однако, Хекматиар оказался не лучшей кандидатурой на роль лидера пуштунов Афганистана. Хекматиар придерживался радикальных взглядов, занимал устойчивые антизападные позиции и поддерживал связи с различными экстремистскими мусульманскими организациями. Этому в немалой степени способствовало широкое участие добровольцев из мусульманских государств, преимущественно из арабских стран в войне в Афганистане. Фактически, США и другие западные страны в своей борьбе против СССР в Афганистане стимулировали развитие и распространение исламского радикализма. “Хекматиар поддержал Саддама Хусейна и алжирский FIS (Фронт исламского спасения, ФИС - прим. авт.). Взрыв, устроенный в январе 1993 года в Центре мировой торговли, был делом рук людей, входивших в группы поддержки Афганистана. Мир Амал Канси, обстрелявший в 1993 году штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли, также был в прошлом членом одной из этих групп. Кроме того, он выходец из одного из пакистанских пуштунских племен. Из той среды происходят и многие подозре ваемые в покушении на американских военных советников в Саудовской Аравии в 1995 году”.¹

В этой обстановке особенно вызывающе выглядела поддержка Хекматиаром действий Саддама Хуссейна во время войны в Персидском заливе. Эта акция лидера “афганского сопротивления против советской экспансии” вызвала разочарование на Западе и привела к охлаждению отношений не только с США, но и с пакистанским руководством, что автоматически привело к свертыванию политики наибольшего благоприятствования для группировки ИПА Хекматиара.

Демонстрация Хекматиара стала первым и последним серьезным внешнеполитическим шагом этого наиболее влиятельного политика среди пуштунов, предпринятого в качестве потенциального претендента на лидерство в Афганистане. Прекращение поставок из Пакистана существенно снизили возможности Хекматиара влиять на ситуацию в Афганистане. Стало трудно поддерживать лояльность многих местных полевых командиров. Кроме того, Хекматиар не смог, в должной мере, компенсировать потерю широкомасштабного снабжения с территории Пакистана военными и материальными ресурсами бывшего правительства Наджибуллы после его падения.

Многочисленные конкуренты Хекматиара поделили богатое наследство, оставшееся от коммунистического режима в Кабуле. Все основные материальные и военные ресурсы бывшего правительства Демократической Республики Афганистан в столице Кабуле и на севере страны перешли под контроль группировок Раббани/Масуда, Дустума и шиитов-хазарейцев.

На юге и на западе ресурсы бывшей афганской армии унаследовали в Герате самостоятельный правитель Исмаил-хан, поддерживающий тесные отношения с Ираном и группировкой Раббани/Масуда Исламское общество Афганистана. Во втором по величине городе Афганистана Кандагаре власть перешла в руки регионального Совета, где ведущие позиции занимали сторонники партии Махаз и-Милли, возглавляемой Пиром Сайедом Ахмедом Гейлани. В Джелалабаде, на юго-востоке страны, доминировали сторонники второй Исламской партии Афганистана (Хезбе и-Ислами) под руководством Юнуса Халеса, которыми командовал влиятельный полевой командир Хаджи Адбул Кадирю²

Раздробленность страны стала к лету 1992 года свершившимся фактом и Исламская партия Афганистана (Хезбе и-Ислами), возглавляемая Хекматиаром, была лишь одной из многих группировок, разделивших Афганистан и Кабул на зоны влияния.

В немалой степени этому способствовало и то, что афганская война привела к серьезным потрясениям в традиционной структуре пуштунского общества. При Захир-шахе, Дауде вожди пуштунских племен были интегрированы в систему государственного управления Афганистаном. Часть пуштунской элиты получала образование в Кабуле и за границей. Многие из них впоследствии стали активными участниками революции 1978 года и сторонниками развития процессов модернизации, что вызвало конфликт внутри пуштунской элиты и пуштунского общества в ходе гражданской войны в Афганистане.

Активное участие пуштунских племен в гражданской войне привело к усилению степени их автономности по отношению к любым центральным органам власти. В борьбе против советского присутствия пуштуны активно использовали такие преимущества организации традиционного общества, как система лашкар (местное ополчение пуштунских племен). Это позволяло поддерживать высокую степень автономности отрядов моджахедов и постоянно оказывать давление на советские войска и правительственную армию. С другой стороны, такая высокая степень автономности отрядов местного ополчения обеспечивала определенную гибкость, основанную преимущественно на локальных интересах.

Так, многие формирования лашкар в зависимости от обстоятельств часто переходили с одной стороны на другую в рамках, например, политики национального примирения, используемой Кабулом с середины восьмидесятых годов. Причем, и правительство в Кабуле, и советские войска, и партии Пешаварского альянса активно применяли методы подкупа влиятельных местных командиров для привлечения на свою сторону или обеспечения их лояльности. Практику обеспечения лояльности пуштунских племен путем выдачи денежных субсидий интенсивно применяла и администрация Британской Индии в конце ХIХ - начале ХХ века.¹ “Важно отметить, что племенное ополчение всегда сохраняет значительную автономность и является лишь временным союзником той или иной армии - органа государственной власти”.² В конечном итоге, это только усилило ослабление связей местных пуштунских племен с централизованным государством . Та система связей между государством и пуштунскими племенами, существовавшая в афганском обществе при монархическом режиме и президенте Дауде, была к началу девяностых годов почти полностью разрушена.

Естественно, что на момент падения режима Наджибуллы множество местных пуштунских полевых командиров предпочли полную самостоятельность в пределах своего племени или уезда борьбе за единое афганское государство. Российский автор Катков в своей работе приводит мнение пакистанского исследователя Ахмеда, который полагает, что “мотивирующим фактором для лашкара является слава за участие в стычке, а не установление какого-либо правления, сопряженное с длительной борьбой за власть. Поэтому после стремительной атаки распадение лашкара неизбежно”.¹ Поэтому ослабление связей пуштунских племен и государства Афганистан, выражавшего преимущественно их интересы, в результате длительной войны привело к нежеланию пуштунов сражаться за его восстановление.

В этом смысле, многие пуштунские племена фактически солидаризировались с национальными и религиозными меньшинствами Афганистана в борьбе за локальные (местные) интересы в противовес общегосударственным.

3.4 Дезинтеграция страны.

Такой исход гражданской войны в Афганистане объективно устраивал все заинтересованные стороны.

Дезинтеграция страны отвечала не только интересам политических организаций национальных и религиозных меньшинств страны, но и являлась наиболее предпочтительным вариантом развития событий для ближайших соседей Афганистана. Это позволяло законсервировать статус страны, приобретенный в ходе гражданской войны.

Наиболее четко выраженными выглядели интересы новой демократической России и новых независимых государств (ННГ) Центральной Азии после декабря 1991 года. Продолжающееся состояние гражданской войны снижало степень давления последствий афганского конфликта на южные границы бывшего СССР и фактически сохраняло статус Афганистана, как буферной зоны, ограждающей ННГ от нежелательного воздействия извне. Вместо правительства Наджибуллы, успешно выполнявшего эту функцию с 1989 по 1992 гг. функции буферной зоны стал выполнять сам воюющий Афганистан. Причем, в отличие от времен Наджибуллы новое состояние гражданской войны в Афганистане после 1992 года не требовало от ННГ Центральной Азии и России каких-либо финансовых и материальных затрат при тех же политических результатах. Увлеченные внутренней борьбой афганские военно-политические группировки не были способны создать в тот момент реальной угрозы границам бывшего СССР.

Состояние дефрагментации Афганистана было выгодно и Исламской Республике Иран, так как обеспечивало автономность проиранских организаций из числа шиитов-хазарейцев. Естественно, что это напрямую способствовало сохранению влияния Тегерана на развитие ситуации в Афганистане. К этому моменту Иран уже перешел от декларируемой ранее идеи экспорта “исламской революции” к политике поддержки вне территории Ирана местных шиитских организаций. Так, в Ливане близ границы с Израилем до сих пор существует фактически независимый от официального Бейрута анклав, контролируемый проиранской шиитской партией “Хезболла”. Аналогичным образом в Афганистане шииты-хазарейцы из проиранской партии “Хезбе и-Вахдат” в 1992 году контролировали провинцию Бамиан в горном Хазарджате и часть территории столицы страны Кабула.

После падения режима Наджибуллы в самом сложном положении оказался Пакистан. К этому моменту Пакистан уже испытывал серьезные трудности в связи с завершением войны в первого этапа гражданской войны в Афганистане. Завершение афганской войны привело к сокращению масштабов материальной помощи афганским беженцам и военной отрядам моджахедов, распределением которой занимались пакистанские официальные лица. В 1990 году США ввели санкции против Пакистана, в связи с подозрениями в развитии ядерной программы в этой стране. Главным последствием санкций стало прекращение военной помощи со стороны США, по размерам которой в восьмидесятые годы Пакистан занимал третье место в мире после Израиля и Египта. То есть, все плюсы геополитического положения, в котором Пакистан пребывал в течение войны в Афганистане, были сведены на нет в начале девяностых.

Смягчить позицию Вашингтона в отношении санкций не смогло даже активное участие Пакистана в войне в Персидском заливе в 1991 году. Пакистанский экспедиционный корпус численностью в 11 тысяч солдат принимал участие в боевых действиях против Ирака, несмотря даже на негативное отношение к этому значительной части пакистанского общественного мнения. Тем не менее, в том же году США заблокировали поставку Исламабаду уже построенных корпорацией Локхид и оплаченных истребителей-бомбардировщиков F-16 на сумму 658 млн. долларов.

Это наглядно продемонстрировало, что противостояние США и СССР в Афганистане закончилось, и в американо-пакистанских отношениях на первый план выходят иные проблемы, в первую очередь связанные с перспективой появления так называемой “исламской бомбы”. К примеру, так называемая “поправка Пресслера” была принята в США в 1985 году. Согласно данной поправке американские компании не имели права продавать оружие любому государству, заподозренному в создании собственной атомной бомбы. Однако в отношении Пакистана она была применена только в 1990 году, после того как стало окончательно ясно, что стратегические цели США в Афганистане выполнены.¹

Помимо всего прочего, совершенно новый ракурс для Пакистана приобрела проблема афганских беженцев. В течение восьмидесятых годов фактор афганских беженцев принес Исламабаду много политических и экономических дивидендов. Однако, прекращение войны в Афганистане и поставок с Запада для их обеспечения в начале девяностых, привели к серьезному обострению проблемы беженцев для Пакистана.

Неоднозначная ситуация в 1992 году складывалась в целом для афганского направления внешней политики Пакистана. Протеже пакистанской армии и военной разведки Гульбеддин Хекматиар, являвшийся одним из лидеров борьбы против советского присутствия и прокоммунистического режима в Кабуле, не смог установить контроль над центральными органами власти в Афганистане в ходе событий апреля 1992 года. Кроме того, серьезные разногласия стали возникать между Хекматиаром и политическим руководством Пакистана в оценке многих политических событий. Ситуация с различным отношением официального Исламабада и Хекматиара к акции иракского лидера Саддама Хуссейна в Кувейте весьма показательна.

Примечательно и то, что к лету 1992 года Пакистан остался практически единственным серьезным игроком извне на афганской политической сцене. После ухода СССР и США и традиционно ограниченного участия Ирана, только Исламабад мог оказывать серьезное влияние на внутриполитическую ситуацию в Афганистане. Например, пакистанская армия вполне могла усилить группировку Хекматиара под Кабулом летом 1992 года и обеспечить переход реальной власти основным пуштунским партиям Пешаварского альянса. Однако, для Исламабада ситуация с восстановлением единого Афганистана была не столь однозначна. С одной стороны, Пешаварский альянс и Хекматиар, как наиболее влиятельный афганский политический деятель тем или иным образом были зависимы от пакистанского руководства. С другой, реставрация власти пуштунов в стране неизбежно привела бы к усилению позиций Хекматиара. Уже обозначившиеся к этому моменту разногласия между Хекматиаром и пакистанским руководс твом говорило о нежелании этого авторитетного афганского политика тех лет следовать прямым указаниям из Исламабада.

В принципе, в вопросе восстановления Афганского государства для Исламабада было главным обеспечить полную политическую подчиненность и подконтрольность любого возможного нового руководства в Кабуле. В противном случае Пакистан рисковал вернуться к нежелательной для себя ситуации неприятия политической элитой Афганистана линии Дюранда в качестве государственной границы между двумя странами.

Данное противоречие, к примеру, президент Пакистана генерал Зия уль Хак в 1987 году предлагал разрешить созданием конфедерации Пакистана и Афганистана. Следует отметить, что идея эта не нова. Будучи вице-президентом США, Р. Никсон высказывался в пользу создания конфедерации Афганистана и Пакистана еще в декабре 1953 года. Более того, эта идея дважды обсуждалась (9 и 14 декабря 1954 года) на заседаниях Совета национальной безопасности в Вашингтоне, где ее поддержали Дж.Ф. Даллес и вице-адмирал Редфорд. За создание конфедерации Пакистана, Афганистана и Ирана высказывался премьер-министр Пакистана Малик Фероз-хан Нун, а в августе 1962 года - президент М. Айюб-хан. Аналогичные предложения с пакистанской стороны выдвигались и в 1969 и в 1970 годах.¹

Естественно, что в такой конфедерации политическое руководство осуществлял бы Исламабад при полном доминировании пакистанской политической элиты. Например, через посредничество той части пуштунской элиты из Северо-Западной пограничной провинции, которая прочно интегрирована во властные структуры Пакистана. В современных условиях этот вариант интересен не с точки зрения возможности его практической реализации, а в связи с выяснением позиций Исламабада в отношении Афганистана и проблем пакистано-афганских отношений.

Между тем, остается фактом, что Пакистан в итоге не предпринял летом 1992 года активных действий в соседней стране. Исламабад предпочел остаться сторонним наблюдателем. Дефрагментация Афганистана на тот момент так же оказалась более выгодной для Пакистана. Таким образом, к началу девяностых годов с падением режима Наджибуллы завершился первый этап гражданской войны в Афганистане. В результате попытки части афганской элиты преодолеть отсталость страны с помощью ускоренной модернизации по советским образцам, Афганистан раскололся на множество мелких самостоятельных владений, готовых вести перманентную войну друг с другом за локальные интересы.²

Кроме того, победа моджахедов над прокоммунистическим режимом в Кабуле означала поражение процессов модернизации жизнедеятельности афганского общества. При этом, был почти полностью разрушен потенциал единого афганского государства, наряду с большинством результатов модернизации, системой образования, промышленности, государственного управления. Значительный удар был также нанесен по авторитету традиционной элиты афганского общества. В целом, в результате бурных событий конца семидесятых-начала девяностых годов Афганистан так и не смог преодолеть цивилизационную отсталость, предопределенную буферным статусом страны между интересами в регионе Российской (Советской) и Британской империй в ХIХ-первой половине ХХ

Таким образом, весной и летом 1992года сложившаяся геополитическая реальность и сумма внутриполитических факторов предопределили состояние дезинтеграции Афганистана и создали условия для начала второго этапа гражданской войны в этой стране.

.4 Движение ТАЛИБАН.

4.1 Нефтяной фактор и проблема объеденения страны.

Впервые о движении "Талибан" заговорили в 1994 году, когда его отряды, вскочившие на территорию Афганистана как черти из табакерки, захватили город Кандагар. Впрочем, к тому времени история "Талибана" насчитывала почти 10 лет...

В середине 80-х годов МВД Пакистана во главе с Насруллой Бабаром решило создать полностью лояльную пакистанскому режиму генерала Зия уль-Хака организацию. Рекрутов для нее набирали из многочисленных религиозных школ (медресе), где учились тысячи афганских беженцев. Учились не только богословию, но и премудростям военного дела.

Здесь следует вспомнить вот о чем. После вывода советских войск из Афганистана Пакистан стал утрачивать свое влияние на соседнюю страну: моджахеды были настолько увлечены междоусобной войной, что напрочь забыли об интересах Исламабада -- спонсора и вдохновителя антисоветского сопротивления.

Между тем в начале 90-х годов появилась заманчивая перспектива -- протянуть в Пакистан газопровод, по которому "к южным морям" шел бы природный газ с месторождений Туркмении. Реализацией проекта занялся международный консорциум "Сентгаз", первую скрипку в котором играла американская компания "Юнокал". Но прежде чем начать строительство трубы по маршруту Давлатабад (Туркмения)--Афганистан--Мултон (Пакистан), необходимо было обеспечить стабильность в раздираемой гражданской войной "транзитной" стране.

В Центральной Азии и Кавказа стало расти экономическое присутствие крупнейших западных компаний. Что, естественным образом обеспечивало снижение экономического присутствия России. В первоначальной экономической привлекательности региона Центральной Азии и Кавказа для западных компаний постепенно усилилась геополитическая составляющая. Добровольный политический уход России из Центральной Азии и сокращение российского экономического присутствия, оставили вакуум в геополитическом пространстве региона. “Крах СССР, объединявшего вокруг себя огромное евразийское пространство, породил в Евразии гигантскую “черную дыру”, вакуум влияния”.¹ Поэтому, в начале девяностых было естественным предположить, что за расширением эко номического присутствия западных компаний неизбежно последует усиление геополитического влияния Запада в регионе.

Проникновение Запада в зоны бывшего геополитического влияния России со временем не могло не вызвать сопротивления со стороны части российской политической элиты. В российском общественном мнении преобладали идеи о несостоятельности самостоятельного существования новых независимых государств Центральной Азии, их сохраняющейся зависимости от России. Эти идеи во многом легли в основу “катапультирования в независимость” бывших республик советской Средней Азии и Казахстана, по образному выражению госпожи Олкотт. Новая демократическая Россия в начале девяностых активно избавлялась от “балласта” в виде азиатских республик бывшего СССР. И тем неприятнее стала для российской политической элиты острая необходимость вступать в геополитическое соперничество с Западом за влияние в регионе Центральной Азии, где еще недавно Россия доминировала абсолютно и откуда ушла совершенно добровольно.

Постепенно в регионе оформилось состояние геополитического соперничества между Россией, катастрофически быстро теряющей свои позиции в Центральной Азии, и странами Запада, стремящимися утвердиться в стратегически важном районе в центре Евразии. Геополитическое соперничество Запада и России сконцентрировалось на проблеме каспийской нефти. Стороны имели разные козыри в борьбе за контроль над геополитически важной каспийской нефтью. В проблеме Каспия геополитический фактор имел всегда большее значение, чем собственно экономические характеристики эффективности добычи нефти. Запад обладал значительным инвестиционным потенциалом. В то время, как Россия контролировала основные транспортные пути к региону Центральной Азии. Соответственно, крайне важное значение для геополитического соперничества в регионе приобрела проблема контроля над транспортными коридорами.

Естественно, что Россия не была заинтересована в появлении новых транспортных путей в регион Центральной Азии. В то время, как для Запада это становилось основным приоритетом на ближайшую перспективу.

В пределах “Большой геополитической игры” вокруг транспортных коридоров в регион Центральной Азии, оформились и локальные интересы крупных региональных держав. Для трех крупнейших региональных держав, расположенных к югу от границ бывшего СССР, Турции, Ирана и Пакистана, было крайне важно оказаться в центре основных грузопотоков в регион Центральной Азии. Это означало радикальное повышение статуса той страны, которая сможет обеспечить контроль над транспортными путями к центрально-азиатскому региону. Кроме того, контроль над основным грузопотоком дает возможность такой стране получать значительные постоянные доходы от транзита грузов через свою территорию, независящие от экономической конъюнктуры на мировых рынках. Например, от падения цен на нефть. В отличие от нефти и других сырьевых продуктов, цена за транзит величина почти всегда постоянная.¹

Все усилия Турции в девяностых годах сконцентрировались на лоббировании идеи так называемого “транскавказского коридора” через территории Азербайджана, Грузии и далее до турецкого порта Джейхан на Средиземном море. Этот вариант является в конце девяностых наиболее приоритетным как в частности для западных компаний, работающих на Каспии, так и для геополитических интересов Запада в регионе в целом. Турция понесла тяжелые экономические потери в связи с продолжающейся до сих пор блокадой Ирака после акции Саддама Хуссейна в Кувейте и последовавшей за этим войны в Персидском заливе. “Транскавказский коридор” должен в какой-то мере компенсировать Анкаре потери от транзита иракской нефти до все того же порта Джейхан.¹

К плюсам Ирана можно отнести его выгодное географическое положение. Через территорию этой страны проходит самый короткий путь из региона Центральной Азии и зоны Каспия к открытым морям. Однако экономическая целесообразность дезавуируется определенной политической изоляцией существующего в Иране режима. Неприятие со стороны, в первую очередь, США любой идеи сотрудничества с Тегераном делает перспективы Ирана получить контроль над основным грузопотоком из Центральной Азии весьма проблематичными. В то же время, это делает Иран объективным союзником России в геополитическом соперничестве за влияние в регионе.

Иран и Россия заинтересованы друг в друге, по меньшей мере, в двух вопросах - в определении правового статуса Каспия и сохранении дефрагментации Афганистана. На Каспии, Москва и Тегеран вплоть до лета 1998 года, времени подписания российско-казахстанского соглашения о разделе дна Каспийского моря, совместными усилиями вполне успешно блокировали определение правового статуса Каспия и, тем самым, создавали правовые трудности для начала широкомасштабных работ на шельфе моря.

В основе сближения позиций Ирана и России в Афганистане и Таджикистане лежит стремление не допустить реализации идеи открытия транспортного коридора из Центральной Азии в южном направлении. Россия и Иран объективно выступают конкурентами любых иных вариантов существования транспортных путей из Центральной Азии, проходящих мимо их территории. Главным инструментом решения этой задачи является поддержка сил антиталибского альянса, главные составляющие которого, шииты-хазарейцы и таджики Раббани/Масуда, поддерживают тесные отношения, соответственно, с Тегераном и Москвой. В этом смысле мирное урегулирование в Таджикистане летом 1997 года между правительством этой страны и отрядами Объединенной таджикской оппозиции, достигнутое при посредничестве России и Ирана, явилось частью координации усилий Москвы и Тегерана по укреплению позиций антиталибского альянса в Северном Афганистане.

В самом невыгодном положении в сравнении с Турцией и Ираном в результате завершения войны в Афганистане против советского присутствия и с последующим разделениемэтой страны на районы, контролируемые враждующими группировками, оказался Пакистан. Все время войны Пакистан пользовался преимуществами форпоста западной цивилизации против советской экспансии в Афганистан. Прежде всего, это выражалось в серьезных западных вливаниях в экономику страны, поставках современной военной техники и в целом поддержке пакистанской армии, а также контроле Исламабада над распределением военной и материальной помощи моджахедам и миллионам афганских беженцев. С учетом масштабов и продолжительности афганской войны, количество дивидендов, материальных и геополитических, полученных Пакистаном, было весьма значительно. Во многом благодаря статусу стратегического союзника США во время войны в Афганистане, Пакистан обеспечивал паритет сил со своим давним региональным противником - Индией.

С распадом Советского Союза, с изменением геополитической обстановки в мире и в регионе Пакистан потерял былые преимущества своего положения. В начале девяностых стали сказываться сложности географического расположения Пакистана. Пакистан стал объективно заинтересован в дополнительных источниках обеспечения собственного экономического и военного развития. Не обладая значительными сырьевыми ресурсами и не имея достаточно развитой промышленности, находясь между Ираном и недружественной Индией, Пакистан, безусловно, стремится сделать ставку на свое географическое положение, перераспределив на себя часть грузовых потоков для стран Центральной Азии, а также используя их как рынок сбыта для своей продукции. Контроль над транспортным коридором в богатые природными ресурсами страны Центральной Азии должен существенно укрепить геополитическое положение Пакистана. На пути возможной реализации этих планов также стоит раздираемый войной Афганистан.

Для Пакистана растущее геополитическое значение ННГ Центральной Азии в быстро изменяющемся мире стало дополнительным стимулом попытаться восстановить историческую традицию экономических контактов и политических взаимодействий вдоль линии Центральная Азия - Афганистан - Пакистан - Индия, прерванную, как известно, в ходе событий ХIХ - ХХ веков. Сначала феодальные государства Центральной Азии и Британской Индии потеряли политическую самостоятельность в ходе колониальной экспансии Российской и Британской империй. Затем, в результате революции 1917 года в России, вновь образованное государство СССР полностью прервало экономические и культурные контакты между сообществами советской Средней Азии и остальным миром южнее границ бывшего СССР.

После распада СССР выяснилось, что для поддержания новой системы региональной безопасности стран Центральной Азии нуждаются в сохранении системной целостности занимаемого ими геополитического пространства, в котором они существуют с момента укрепления советской власти на южных границах региона в пределах бывшей Российской империи. Интенсивные контакты с внешним миром объективно могли привести к дезинтеграции политических и социальных систем, вновь образованных стран Центральной Азии. С этой точки зрения, элиты Центральной Азии продолжали рассматривать Афганистан в качестве буфера, ограждающего их от нежелательного влияния извне.

Исходя из этого, перед Пакистаном встала сложная геополитическая задача. Необходимо было “прорубить окно” в Центральную Азию. При этом, не испортив отношений с Центральной Азии, которые, вполне очевидно, были не готовы отказаться от режима изоляции зоны афганского конфликта, как наиболее важного фактора региональной безопасности.

Открытие транспортных коридоров в Центральную Азию требовало от Пакистана обеспечения их безопасности. Для этого было необходимо закончить гражданскую войну в Афганистане, с тем, чтобы обеспечить приход к власти авторитетного правительства, способного преодолеть дефрагментацию страны. После многолетней войны такую задачу можно было решить только военной силой. Разделение Афганистана и степень разрушения достижений модернизации и государственных институтов в результате гражданской войны делали невозможным восстановление единства страны путем простого усиления одной из военно-политических группировок.¹

То, что было вполне реальным перед падением прокоммунистического режима в Кабуле весной 1992 года и сразу после него, стало полностью невозможным к лету 1994 года. Весной 1992 года усиление партий Пешаварского альянса в союзе с умеренными пуштунами из просоветской Народно-демократической партии Афганистана (НДПА) могло бы привести к формированию в стране единого авторитетного правительства, основанного на доминировании этнических пуштунов. Это означало бы завершение войны и преемственность основных государственных институтов и достигнутых результатов модернизации.

Однако воссоздание единого государства Афганистан с доминированием пуштунов в 1992 году для Исламабада было нежелательным. Так как в этом случае не обеспечивалось главное условие пакистанской внешней политики в отношении Афганистана - полная подконтрольность Исламабаду любого правительства в Кабуле. Тем более, что в 1991 году самый влиятельный политический деятель Пешаварского альянса, протеже пакистанской армии и разведки Хекматиар дал основания сомневаться в своей лояльности пакистанской внешней политике. Во время войны в Персидском заливе Хекматиар поддержал действия Саддама Хуссейна. В то время, как официальный Исламабад принял участие в войне на стороне антииракской коалиции, послав в Залив 11 тысяч солдат. Поэтому в апреле 1992 года победа Хекматиара в частности и Пешаварского альянса, в общем, не отвечала пакистанским геополитическим интересам.

Придя к осознанию необходимости открытия транспортных коридоров на север и отдавая себе, отчет в сложности поставленной задачи, Исламабад начал предпринимать меры для поиска путей решения возникшей проблемы. По объективным причинам, было невозможно сделать ставку на уже действующую в Афганистане военно-политическую группировку. Нереально было и прямое военное вмешательство пакистанской армии для наведения порядка в соседней стране. В этом случае, можно было увязнуть в Афганистане и наверняка спровоцировать нежелательную напряженность в отношениях с ННГ Центральной Азии. Пакистану необходимо было радикальным военным путем решить проблему войны в Афганистане, обеспечить приход к власти в стране подконтрольного Исламабаду режима, открыть транспортные коридоры на север и сохранить при этом дружеские отношения со странами в Центральной Азии.

Поставленная в Исламабаде задача вполне совпадала с концепцией множественности путей транспортировки природных ресурсов и других грузов из региона Центральной Азии. Преодоление географической изоляции региона, например, для Запада означало снижение степени российского влияния на ННГ Центральной Азии. Для ННГ Центральной Азии новые транспортные коридоры означали снижение затрат на транспортировку грузов, освоение новых рынков и уменьшение географической зависимости от России. . В течение последнего десятилетия США соперничали с Россией, Китаем, европейскими державами и Японией за политическое влияние в этом ключевом в стратегическом отношении регионе и за право эксплуатировать самые большие в мире неосвоенные запасы нефти и газа во вновь образованных центрально-азиатских республиках — Туркменистане, Казахстане, Узбекистане, Таджикистане и Киргизстане.

Ключом к огромным потенциальным прибылям в Центральной Азии был вопрос транспортировки — как доставить нефть и газ из этого изолированного, отсталого и удаленного от морей региона на основные мировые энергетические рынки. Уже действующие трубопроводы относились к старой советской транспортной сети, которая шла через Россию. Когда борьба за ресурсы этого региона обострилась, стали ясны цели США. Они хотели подорвать экономическую монополию России, в то же самое время добиваясь уверенности в том, что другие соперники будут исключены из игры. Поэтому трубопроводы следовало прокладывать через те страны, на которые США могли бы оказывать существенное политическое влияние, в сферу которого не входят Китай и Иран.¹

Центрально-азиатские республики раньше являлись частью Советского Союза и имели протяженную границу как с Китаем, так и с Ираном. Таким образом, трубопровод, который исключал бы Россию, Китай и Иран, был возможен только в двух вариантах. Первым являлся извилистый маршрут от Каспийского моря через Кавказ по территории Азербайджана и Грузии, а затем через Турцию. Второй — через Афганистан и Пакистан — был короче, однако немедленно ставил трудноразрешимые политические вопросы. С кем следовало вести переговоры в Афганистане и как можно гарантировать политическую стабильность, необходимую для строительства и обслуживания трубопроводов?

Тогда-то и пригодились талибы. В 1994 году их отряды во главе с муллой Мохаммадом Омаром пришли в Афганистан. (Кстати, немалую поддержку талибам оказывали США, которые хотели как можно быстрее воплотить в жизнь газовый проект.)

4.2 Создание поддержка движения талибан.

Обстоятельства появления в Афганистане нового мощного военно-политического движения Талибан являются предметом длительного обсуждения. Нельзя сказать, что Талибан — студенты, или «талибы» из исламских школ медресе — был просто порождением правительств и интересов капитала. Внезапное возникновение этого нового движения в 1994 году и стремительность его роста и успехов являлись результатом двух факторов: во-первых, социального и политического тупика, который создал готовых к действию рекрутов, и, во-вторых, внешней помощи финансированием, вооружением и советниками из Пакистана, Саудовской Аравии и, по всей вероятности, США.

Хотя ряд лидеров Талибана участвовал в организованном США «джихаде» против Советского Союза, это движение не отпочковалось от других фракций моджахедов и не было их объединением. Оно опиралось главным образом на новое поколение тех, кто не был непосредственно замешан в военных событиях 1980-х годов. Оно было враждебно к тому, что оно рассматривало как продажное правление мелких моджахедских деспотов, которое после падения Наджибуллы ничего не принесло в жизнь простых афганцев, кроме нищеты. Жизнь самого этого поколения была изломана войной. Многие из его представителей выросли в лагерях беженцев в Пакистане и получили элементарное образование в медресе, которые содержатся различными пакистанскими экстремистскими партиями исламского толка.

Один автор дает следующее описание положения дел: «Эти парни составляли мир вне моджахедов, которых я знавал в 1980-е годы — мужчин, способных подробно излагать свое племенное и родовое происхождение, с ностальгией вспоминавших свои покинутые хозяйства и долины и рассказывавших легенды и эпизоды из афганской истории. Эти парни были из поколения, которое никогда не видело свою страну в мирное время, не видело Афганистан иначе, как в состоянии войны с захватчиками или войны между своими... Они в буквальном смысле слова являлись сиротами войны, не имея каких-либо корней и работы, являясь беспокойными, обездоленными в экономическом смысле и обладая очень слабым самопознанием...»¹

«Их простая вера в мессианский, пуританский ислам, который вдалбливался в них простыми деревенскими муллами, была единственной опорой, которой они должны были держаться и которая придавала их жизням некоторый смысл. Неподготовленные ни к чему, даже к традиционным занятиям их предков, таким как ведение сельского хозяйства, скотоводство или ремесло, они были тем, что Карл Маркс мог бы назвать люмпен-пролетариатом Афганистана».²

Идеология Талибана была смесью идей, которые развивались в качестве апелляции к этим слоям. С самого начала это движение являлось глубоко реакционным. Оно обращалось назад в поисках своих социальных решений — к мифическому прошлому, когда строго соблюдались заповеди пророка Мухаммеда. Оно было глубоко пропитано злобным антикоммунизмом, который был порожден жестокостями и репрессиями сменявших друг друга в Кабуле просоветских режимов, лживо правивших под флагом «социализма».

Подобно «красным кхмерам» в Камбодже, Талибан отражал подозрительность и враждебность угнетенных деревенских слоев к городской жизни, образованию, культуре и технике. Его лидеры были полуобразованными деревенскими муллами, а не исламскими богословами, сведущими в священном писании и религиозных комментариях. Они были враждебны к другим исламским сектам, в особенности к шиитам, и по отношению к непуштунским этническим группам. Реакционные социальные нормы Талибана проистекали столько же из пуштунских племенных законов Пуштунвали, сколько и из всякой другой исламской традиции. Постольку, поскольку его идеология имела исламскую основу, это был «деобандизм» — влиятельное в XIX-ом веке реформистское движение — но в форме, которая была лишена чего-либо даже отдаленно прогрессивного.

Талибан появился в опустошенном войной Афганистане как вид клерикального фашизма. Он отражал безысходность и отчаяние лишенных корней и деклассированных слоев сельской мелкой буржуазии — сыновей мулл, мелких чиновников, мелких земледельцев и торговцев — которые не могли видеть иной альтернативы социальным бедствиям, в огромном количестве обрушившихся на Афганистан, кроме установления диктаторского исламского режима.

Собственная интерпретация Талибаном своего происхождения дает понимание его ориентированности. В июле 1994 года высший руководитель Талибана Мухаммад Омар, в то время деревенский мулла, отозвался на просьбу освободить двух девочек, которые были похищены местным полевым командиром и изнасилованы. Омар, который сражался в рядах одной из организаций моджахедов, собрал группу своих сторонников из числа религиозных студентов местного медресе. Вооруженная несколькими ружьями, эта группа освободила девочек, захватила этого полевого командира и повесила его на стволе его же танка.

Вне зависимости от того, насколько правдива эта история, Талибан изображает себя религиозным «комитетом бдительности», нацеленным на исправление зла, причиненного простым людям. Его лидеры утверждают, что это движение, в отличие от организаций моджахедов, не являлось политической партией и не формировало правительства. Они заявляли, что очищают путь для истинного исламского управления и на этой основе требовали огромных жертв от своих новых членов, которые не получали никакой платы, а только оружие и еду. При создании движения Талибан были использованы объективные обстоятельства, вызванные революцией в Афганистане и войной против советского присутствия. Прежде всего, это фактор наличия лагерей афганских беженцев на территории Северо-западной провинции Пакистана. Система распределения гуманитарной помощи в лагерях беженцев все годы войны в Афганистане почти полностью находилась под контролем пакистанских официальных структур. После падения режима Наджибуллы, новый виток гражданской войны не дал возможности большей части из почти 3 млн. беженцев вернуться в Афганистан. Именно из их числа и было в основном организовано движение Талибан.

Большинство членов движения Талибан не имели устойчивых социальных и политических связей в Афганистане. Движение было создано для решения конкретной политической цели - преодоление дефрагментации Афганистана. Для этой цели были использованы люди, оторвавшиеся от традиционной системы организации афганского общества. Давление, которое оказывалось на традиционные структуры и ценности в ходе процессов ускоренной модернизации в Афганистане, проводимых прокоммунистическим правительством в Кабуле при поддержке СССР, вызвали массовое разрушение организационных структур, обеспечивающих функционирование и преемственность традиционных афганских сообществ. В первую очередь, это касалось общины, семьи, связей с традиционной элитой. Многие беженцы в эмиграции в Пакистане потеряли привычные системные связи и ориентиры. Неблагоприятное влияние оказали и значительные людские потери в ходе многолетней войны в Афганистане. Система мусульманских школ, функционирующих в лагерях афганских беженцев под патронажем Пакистана, объединяла в основном “сирот афганской войны”, людей, почти полностью потерявших традиционные системные ориентиры.

Вопрос заключается даже не в чьем-либо целенаправленном воздействии и пропаганде на контингент таких школ. В мусульманском обществе для людей, оторванных от традиционных социальной системы и системы традиционных ценностей, становится естественным поиск новых ценностей. Самый логичный способ найти новые ценности в исламском обществе заключается в том, чтобы обратиться к идее воссоздания первоначальной мусульманской общины времен пророка Мухаммеда. Именно это и создает условия для появления движений сторонников “чистого ислама”, отрицающих складывающиеся столетиями исторические традиционные ценности обычных мусульманских обществ. В том числе и синтез светского и духовного в управлении мусульманским обществом.

С этой точки зрения, движения афганских моджахедов Хекматиара, Халеса, Сайафа, Наби Мохаммади и других с 1979 по 1992 гг. боролись против того влияния, которое ускоренная модернизация, проводимая прокоммунистическим правительством в Кабуле, оказывает на традиционный образ жизни мусульманского общества. Они стремились восстановить ситуацию, которая существовала до начала процесса модернизации. Объективно, это означало их борьбу против модернизации по советским образцам, что в условиях Афганистана привело к войне против результатов модернизации в целом. В то же время, указанные лидеры боролись за то, чтобы занять свое место в традиционной системе организации афганского общества и государства Афганистан. Соответственно, классические движения моджахедов не подвергали сомнению принципы организации афганского общества на основе компромисса светских и духовных начал в управлении им.¹

Таким образом, Пакистан, где вполне четко действовала обычная практика синтеза светских и духовных начал в управлении мусульманским обществом, способствовал созданию политической организации, основанной на идеологии “чистого ислама”, стремящейся восстановить в Афганистане принципы организации первоначальной мусульманской общины.

Сторонники “чистого ислама”, в других ситуациях их часто называют “ваххабитами”, выступая против синтеза светских и духовных начал в управлении мусульманским обществом, в первую очередь, вступают в конфронтацию с традиционной элитой обычного мусульманского общества, включая в их число и представителей классического “улама” - мусульманского “духовенства”. Поэтому естественно, что во всех мусульманских обществах, где движения сторонников “чистого ислама” становятся серьезной политической силой, в первую очередь происходит тяжелый конфликт между “традиционной элитой” в разных формах ее проявления и приверженцами идей “чистого ислама”.

Такой конфликт и составлял основу первоначальной резкой оппозиции со стороны классических партий моджахедов политическим устремлениям движения Талибан. Это же и объясняет демонстративно жестокие меры со стороны талибов в отношении представителей традиционной афганской элиты. Так, 12 марта 1995 года талибами был убит лидер партии шиитов-хазарейцев Хезбе и-Вахдат Абдула Али Мазари, а 26 сентября 1996 года после взятия Кабула позорным для афганца способом через повешение был казнен бывший президент страны Наджибулла.

Эти меры носили ярко выраженный демонстративный характер и были призваны шокировать общественное мнение страны. Особенно шла вразрез с классическими пуштунскими традициями публичная казнь бывшего президента Наджибуллы. В Афганистане пуштунские традиции предполагали высокую степень автономности пуштунских племен и общин. Своеобразная пуштунская “демократия” строилась на балансе интересов племенных вождей, племен, общин. При этом отношения регулировались согласно традиции, включавшей в первую очередь институт джирги - “эгалитарного социально-политического регулятора существования пуштунских племен”.²

Согласно пуштунской традиции “вождь племени достаточно ограничен в своих возможностях наказания соплеменников - это сфера действий традиции (бадала, джирга). Любая попытка наказания соплеменника со стороны вождя вызывает более или менее адекватную реакцию со стороны рода, член или члены которого этому нак азанию подверглись, в отношении вождя и его рода”.³

Талибы продемонстрировали неуважение к классической пуштунской традиции, казнив Наджибуллу, несмотря на то, что он являлся представителем традиционной элиты влиятельного пуштунского племени ахмедзаи. Тем самым, противопоставив идеи создания в Афганистане общества “чистого ислама”, построенного на канонах классической мусульманской общины, системе организации традиционного афганского общества.

В связи с этим представляет интерес принцип комплектования движения Талибан. В основном, в политическом руководстве движения Талибан были собраны люди, не входящие в систему традиционной элиты афганского общества. На момент появления движения Талибан на афганской политической сцене осенью 1994 года, большинство его политических и военных руководителей были неизвестны афганскому общественному мнению. Политическому руководителю движения Талибан Моххамад Омару Ахунзада осенью 1994 года шел 31-й год. Во время войны против прокоммунистического режима в Кабуле и советского присутствия в Афганистане он являлся полевым командиром небольшого отряда моджахедов, принадлежащего к партии Наби Мохаммади из состава Пешаварского альянса. “Большинство командиров талибов имеют вымышленные имена. Настоящее имя муллы Борджана, одного из основателей движения, погибшего за два дня до взятия Кабула, - туран (капитан) Абдул Рахман. Бывший слушатель военного университета в Кабуле, этот житель Кандагара участвовал в дворцовом перевороте Хафизуллы Амина в сентябре 1979 г. Он покинул Кабул в декабре, когда советские войска свергли Амина. В Пакистане он присоединился к движению Наби Мохаммади “Харакате инкилабе ислами”.

Другие не участвовали в сопротивлении. Шах Сарвар был ответственным работником разведывательного подразделения под российским командованием возле Сароби; теперь у талибов он командует артиллерийскими батареями к северу от Кабула. Мухаммед Акбар, бывший чиновник департамента ХАД, секретной коммунистической полиции, выполняет те же функции при новом режиме. Генерал Мохаммад Джилани тоже присоединился к движению талибов после взятия Кандагара и был назначен командующим ПВО. Он оставался в афганской коммунистической армии вплоть до 1992 г.”.¹

Все бывшие деятели кабульского коммунистического режима в движении Талибан относятся к фракции Хальк (Народ) Народно-демократической партии Афганистана. В то время, как большинство сторонников другой фракции Парчам (Знамя) после падения режима Наджибуллы нашли убежище на Севере Афганистана у генерала Дустума. Противоречия между двумя фракциями в НДПА не один раз приводили к потрясениям в новейшей политической истории Афганистана. Переворот Хафизуллы Амина в сентябре 1979 года привел к репрессиям со стороны халькистов в отношении парчамистов. Ввод советских войск в декабре 1979 года обеспечил доминирование фракции Парчам во главе с Бабраком Кармалем в руководстве кабульского режима. Однако после 1992 года внутрипартийные противоречия в отношениях между двумя фракциями во многом потеряли смысл. Казнь Наджибуллы объективно нельзя рассматривать как акция халькистов против парчамистов. Это было политическое действие нового общественно-политического движения, направле нное против традиционной системы организации афганского общества.

Преобладание бывших приверженцев фракции Хальк из НДПА и неизвестных до этого на афганской политической сцене лиц в руководстве движения Талибан, вроде лидера движения Мохаммада Омара, полностью находилось в рамках стоящей перед Исламабадом тактической задачи по обеспечению полной подконтрольности того афганского политического движения, которое было призвано решать насущные проблемы пакистанской политики в Афганистане. Халькисты обеспечивали в движении Талибан организационные начала, основанные на почти партийной дисциплине и, одновременно, на первом этапе находились в зависимости от Пакистана, который дал им возможность в 1994 году вернуться на афганскую политическую сцену.

С этой точки зрения можно было предположить, что движение Талибан, сформированное из людей, в силу разных причин, не имеющих устойчивых связей в афганском обществе, сможет при поддержке Пакистана выполнить задачу наведения порядка в Афганистане, преодоления его дефрагментации и открытия транспортных коридоров в регион Центральной Азии. При этом сохранит лояльность основным целям пакистанской политики.¹

Поскольку движение Талибан придерживалось идей “чистого ислама”, подразумевавших переустройство афганского общества по модели организации первоначальной мусульманской общины без последовавших в дальнейшем идеологических и системных наслоений, то внутри движения активное значение придавалось духовному началу в его организации и управлении. Это наглядно демонстрирует использование духовных обозначений при осуществлении функций управления, как внутри движения Талибан, так и контролируемых им территориях. Почти все руководители движения Талибан носят духовные звания, хотя не для всех право носить его является легитимным. В состав Большой Шуры - высшего органа власти движения Талибан входят примерно 50 человек. Кроме самого Мохаммада Омара, духовного лидера движения Талибан, “в состав Большой Шуры входят: мулла Хасан (губернатор провинции Кандагар), мулла Эхсанулла, командующий Северным кабульским фронтом, мулла Аббас (мэр Кандагара), мулла Гаус, мулла М. Раббани, мулла Мышр, мулла Мутаки”.²

Духовные звания у руководителей движения Талибан, даже у выполняющих вполне светские функции, такие как командующий фронтом или министр иностранных дел, призваны подчеркнуть приоритет духовного начала в управлении мусульманским обществом. Тем самым, движение Талибан сделало заявку о стремлении вернуться к принципам организации первоначальной мусульманской общины, когда руководство общины выполняло сразу обе функции управления - светскую и духовную.

Совершенно очевидно, что без прямой военной и материальной поддержки извне со стороны Пакистана, движение Талибан не могло оформиться сразу в мощную военно-политическую организацию. Отчетливое противопоставление идей “чистого ислама” структурам и ценностям традиционного афганского общества должно было неизбежно привести движение Талибан к затяжной изнурительной борьбе с традиционной элитой, выступающей за неизменность принципов организации афганского общества на основе компромисса светских и духовных начал в управлении им.

Движение Талибан, выступая за возврат к ценностям первоначальной мусульманской общины, фактически отвергает право традиционной элиты на легитимность ее управления в афганском обществе. Однако, слабость традиционной афганской элиты, вследствие попыток модернизации, предпринятой коммунистическим режимом в Кабуле, многолетней войны в Афганистане, а также разрушение в ходе событий 1992-94 годов основ централизованного афганского государства сделали возможным быстрый успех движения Талибан.

Однако всегда существовала весьма значительная пропасть между этим имиджем и действительностью. Если Талибан должен быть чем-то большим, чем группой вооруженных религиозных фанатиков, участвующих в скоротечных боевых столкновениях, то это движение нуждается в большом количестве денег, оружия и снаряжения, а также в значительных технических и военных знаниях — ничего этого нельзя было получить от его лишенных средств новых членов.

С самого начала наиболее известным покровителем Талибана являлся Пакистан. Могущественная разведслужба Пакистана Intersevices Intelligence (ISI), которая была главным каналом для передачи денег, оружия и специальных знаний из США группам моджахедов в течение 1980-х годов, была глубоко вовлечена в афганскую политическую жизнь. В 1994 году правительство Беназир Бхутто провело переговоры с аргентинской компанией Bridas, однако это не приблизило очистку пути [для предполагаемого трубопровода] через южный Афганистан. Главный ставленник Пакистана Хекматиар увяз в борьбе за Кабул и вряд ли был способен обеспечить решение этой задачи.

В поисках альтернативы министр внутренних дел правительства Бхутто Насирулла Бабар натолкнулся на идею использования Талибана. В сентябре 1994 года он организовал команду топографов и офицеров ISI, чтобы исследовать дорогу через Кандагар и Герат до Туркменистана. В следующем месяце Бхутто совершила полет в Туркменистан, где она получила поддержку двух ключевых военачальников — Рашида Дустума, который контролировал территорию Афганистана около туркменской границы, и Исмаил Хана, который правил Гератом. С целью привлечь международную финансовую поддержку, Пакистан также организовал полеты ряда иностранных дипломатов, пребывавших в Исламабаде, в Кандагар и Герат.

Обеспечив мероприятия по поддержке своего плана, министр внутренних дел Бабар организовал конвой из 30 военных грузовиков, которыми управляли бывшие военные водители под командой старшего офицера ISI и под охраной боевиков Талибана. Эти грузовики отправились в путь 29 октября 1994 года, и, когда дорога блокировалась, соответствующим образом разбирались с вооруженными формированиями. К 5 ноября Талибан не только очистил дорогу, но и с минимальными боями установил контроль над Кандагаром.¹

В течение следующих трех месяцев Талибан установил контроль над 12 из 31 провинциями Афганистана. По меньшей мере несколько из его «побед» были обеспечены внушительными взятками местным командирам вооруженных формирований. После ряда вынужденных военных отступлений в середине 1995 года Талибан с помощью Пакистана перевооружился и реорганизовался и в сентябре 1995 года вошел в Герат, надежно очистив дорогу от Пакистана до Центральной Азии. В следующем месяце Unocal подписала с Туркменистаном свой договор о строительстве трубопровода.

Пакистан всегда избегал оказывать какую-либо прямую поддержку Талибану, однако существование этих отношений является секретом полишинеля. Талибан имеет тесные связи с Jamiat-e-Ulema Islam (JUI), расположенной в Пакистане исламской экстремистской партией, которая содержит свои собственные медресе в приграничных областях с Афганистаном. JUI обеспечила Талибан большим числом новых членов из своих школ, а также каналом связи с высшими эшелонами пакистанской военщины и ISI.

Самым выразительным признаком внешнего вмешательства являлся военный успех Талибана. Менее чем за один год он вырос из горстки студентов в хорошо организованную военизированную группировку, которая могла выставить более 20 тысяч бойцов, снабженных танками, артиллерией и поддержкой с воздуха, и контролирующих многие районы южного и западного Афганистана.

Как заметил один автор: «Немыслимо также, что,сила, составленная главным образом из бывших партизан и студентов-непрофессионалов, могла бы действовать с такой степенью мастерства и организации, которую Талибан показывал почти с самого начала своих действий. Хотя среди его членов, несомненно, были бывшие представители афганских вооруженных сил, скорость и искушенность, с которыми проводились их наступательных операции, а также качество таких элементов, как их средства сообщения, бомбометание с воздуха и артиллерийская стрельба, приводят к неизбежному заключению, что они должны быть многим обязаны пакистанскому военному присутствию или, по крайней мере, профессиональной поддержке».²

Пакистан являлся не единственным источником помощи. Саудовская Аравия также обеспечивала существенную финансовую и материальную помощь. Вскоре после того, как Талибан установил контроль над Кандагаром, глава JUI Мавлана Фазлур Рехман (Rehman) начал организовывать «охотничьи туры» для членов королевских семей из Саудовской аравии и государств Персидского залива. К середине 1996 года Саудовская Аравия посылала деньги, транспортные средства и горючее для поддержки наступления Талибана на Кабул. Причин было две. В политическом плане фундаменталистская идеология Талибана была близка вахаббизму саудитов. Она была враждебна секте шиитов и, значит, главному региональному конкуренту Эр-Риада — Ирану. На более прозаическом уровне саудовская нефтяная компания Delta Oil являлась партнером Unocal в предполагаемом строительстве трубопровода и связывала свои надежды с победой Талибана, что позволило бы ей приступить к осуществлению этого проекта.

Наиболее распространенная версия гласит, что движение Талибан было создано на территории Пакистана с подачи пакистанского руководства из числа студентов религиозных школ, расположенных в лагерях афганских беженцев. “По признанию бывшего начальника генштаба Пакистана генерала Мирзы Аслам Бега, цепь таких медресе с контингентом прошедших специальную подготовку талибами была создана Пакистаном и США как “религиозно-идеологический пояс вдоль афганско-пакистанской границы для поддержки боевого духа моджахедов””.¹

Известен и формальный повод появления движения Талибан на афганской политической сцене. “Один из крупнейших пакистанских бизнесменов, муж Беназир Бхутто (в 1994 г. премьер-министра Пакистана - прим. авт.), снарядил первый пробный торговый караван в Среднюю Азию через Афганистан, и караван этот был разграблен афганскими моджахедами”.²

Вскоре после этого отряды движения Талибан в 1994 году развернули наступление на южные районы Афганистана, контролируемые многочисленными самостоятельными полевыми командирами моджахедов, в основном этнических пуштунов. Сравнительно быстро сломив сопротивление локальных полевых командиров, талибы заняли г. Кандагар, и большую часть южных районов страны, с преимущественно пуштунским населением.

Естественно, что в условиях Афганистана военные успехи талибов должны были оказать шокирующее воздействие. В этой стране все военные ресурсы хорошо известны и, в условиях многолетнего равновесия сил и продолжающейся гражданской войны, дополнительные ресурсы могли взяться только из-за пределов Афганистана.

Из ближайшего окружения Афганистана только Пакистан мог усилить движение Талибан настолько, что оно сравнительно легко добивалось военных успехов против закаленных многолетней войной отрядов афганских моджахедов. Для Исламабада задача усиления военных отрядов талибов выглядела весьма несложной с учетом активного присутствия этнических пуштунов в пакистанской армии и военизированных формированиях в Северо-Западной пограничной провинции Пакистана. Решительные действия движения Талибан наглядно продемонстрировали, что у Исламабада к началу 1994 года изменились геополитические приоритеты. Дефрагментация Афганистана и многочисленные отряды моджахедов выглядели как препятствие в решении глобальной задачи наведения под контролем Исламабада порядка в Афганистане и открытия транспортных коридоров в регион Центральной Азии.

С этой точки зрения, движение Талибан, которое, как считается, было создано “пакистанской военной разведкой и министром внутренних дел Пакистана Насруллой Бабаром”,¹ выглядело наиболее оптимальной формой решения основной геополитической задачи Исламабада - открытия транспортных коридоров в регион Центральной Азии. Движение Талибан отвечало главному требованию внешней политики Пакистана по отношению к Афганистану - обеспечение подконтрольности такой организации интересам пакистанской политики в регионе. Новые геополитические обстоятельства в регионе, связанные с распадом СССР и образованием стран, не снимали с повестки дня для Исламабада проблему сильного самостоятельного Афганистана и несогласия афганской элиты с линией прохождения пакистанско-афганской границы вдоль бывшей, так называемой линии Дюранда, которая оставляла значительную часть этнических пуштунов вне пределов афганского государства.

4.3 Внутренние причины успеха и неудач движения талибан и усиление роли Пуштунов.(Пуштунский национализм).

Сам по себе такой успех является неожиданным. Обычно движения сторонников “чистого ислама”, которые есть практически во всех мусульманских странах, не имеют реального шанса взять власть в свои руки в масштабах всего государства. Появившись в качестве реакции на процессы модернизации традиционного общества мусульманских стран, движения сторонников “чистого ислама” сталкиваются с исторической традицией организации государства и общества. Соответственно, им приходится выступать против существующих принципов организации обычного мусульманского общества и управляющей им традиционной элитой. В обычных условиях у движений сторонников “чистого ислама” мало шансов на установление своей власти в масштабах всего общества, так как они выступают против объективных процессов и исторической традиции.

В классических мусульманских странах государство и его институты выражают исторически сложившийся компромисс светских и духовных начал в управлении мусульманским обществом. Поэтому, естественно, что именно государство в мусульманских обществах выступает наиболее последовательным противником движений сторонников “чистого ислама”. Часто, это в первую очередь касается таких государственных институтов, как армия.

Именно государство и армия ведут жесткую борьбу со сторонниками идеи “чистого ислама” из Исламского фронта спасения (ИФС) в Алжире. Турецкая армия оказала давление на позиции радикальной исламской партии РЕФА бывшего премьер-министра Эрбакана, добившись ее запрещения, полагая, что идеи “чистого ислама” несут угрозу стабильности основ турецкого государства. Жесткие меры против так называемых “неоваххабитов” предпринимает даже правительство Саудовской Аравии, которое, согласно действующим в территории бывшего СССР стереотипам, стоит за радикальными “ваххабитскими” организациями по всему миру. В данном случае “неоваххабиты” представляют серьезную угрозу традиционной системе организации власти в Саудовской Аравии, в основе которой лежат идеи классического “ваххабизма”.

В Афганистане на момент появления движения Талибан в 1994 году практически полностью отсутствовали институты централизованного государства. Это обусловило слабость позиций традиционной элиты. И, в первую очередь, это имело отношение к традиционной пуштунской элите. Крах институтов централизованного афганского государства в ходе гражданской войны 1992-94 гг. объективно задел интересы именно этнических пуштунов.

Централизованное государство в Афганистане с момента его образования всегда было государством, где доминировали этнические пуштуны. В то же время, исторически пуштунские племена всегда имели высокую степень автономности от центрального правительства в Кабуле. “Племя поступилось частью своей ответственности за поддержание социальной стабильности и обеспечения обороны от влияния извне в пользу центральной власти при сохранении, тем не менее, большей части ответственности за собой”/18. Многолетняя война в Афганистане и политические эксперименты серьезно ослабили взаимную зависимость самостоятельных пуштунских племен и государства. Разрушение институтов государства в ходе событий 1992-94 гг. сделало самостоятельность пуштунских племен и полевых командиров почти абсолютной в ходе естественных процессов дефрагментации Афганистана. Мы уже отмечали ранее, что распад Афганистана отвечал локальным интересам локальной пуштунской элиты, усилившей с вои позиции в ходе войны.

Уникальность афганской ситуации заключается в том, что когда движение сторонников идей “чистого ислама” Талибан появилось в 1994 году в южных районах Афганистана, ему пришлось иметь дело только с многочисленными разрозненными военно-политическими и псевдогосударственными объединениями, представлявшими из себя независимые друг от друга отдельные части традиционной системы организации афганского общества. Пуштунская традиционная элита не могла противостоять давлению со стороны движения Талибан. Отсутствие централизованных государственных институтов способствовало деморализации традиционной пуштунской элиты. Движение Талибан несло объективную угрозу традиционным ценностям и власти пуштунской элиты. Однако, в 1994 году противостоять жестко структурированной организации сторонников “чистого ислама” пуштунская традиционная элита не могла.

Движение Талибан сравнительно легко захватило город Кандагар, ставший его столицей, и южные районы Афганистана с преимущественно пуштунским населением. Объективные противоречия между традиционной системой организации пуштунского общества и угрозой, которую представляли для нее устремления движения Талибан, заставило почти всех влиятельных пуштунских политиков составить оппозицию движению Талибан. Все пуштунские партии бывшего Пешаварского альянса, Хекматиара, Халеса, Гейлани, Сайяфа, Наби Мохаммади, Моджадедди, выступили против движения Талибан.

В то же время, пуштунские лидеры на местах не могли противостоять талибам. В большей степени это зависело не от военных возможностей движения Талибан, поддерживаемого Пакистаном. Важную роль сыграл тот факт, что власть традиционной элиты в пуштунских районах за годы войны в Афганистане серьезно ослабла, традиции осуществления власти были нарушены, системные связи внутри пуштунских сообществ оказались размыты. В Афганистане появилось большое количество деклассированных людей, потерявших привычные социальные ориентиры. Они и составили первичную социальную базу для пополнения рядов движения Талибан. Кроме того, объявленные лозунги наведения порядка, прекращения войны имели огромный успех в истощенной войной Афганистане.

В занятых движением Талибан к 1994 году южных и юго-западных районах Афганистана пуштунские сообщества приняли по отношению к нему зависимое положение. Однако, совершенно иная ситуация сложилась, когда движение Талибан столкнулось с военно-политическими объединениями, организованными на основе этнической солидарности национальных меньшинств Афганистана.

Институты централизованного государства в Афганистане были почти полностью разрушены в 1992-94 гг. в ходе гражданской войны. На тот момент дезинтеграция страны отвечала интересам практически всех военно-политических группировок, включая основные пуштунские объединения и организации национальных и религиозных меньшинств. Однако, в отличие от пуштунских организаций, интересы национальных меньшинств были более четко выражены.

Состояние раздробленности позволяло национальным меньшинствам в Афганистане получить ту долю самостоятельности и автономности, какой они никогда не обладали в централизованном афганском государстве с доминированием этнических пуштунов. Постоянная угроза пуштунской реставрации, равно как и конкуренция со стороны других организаций национальных меньшинств предопределили высокую степень этнической солидарности. В отличие от пуштунов, в 1992-94 гг. разделенных на множество самостоятельных центров власти, зоны влияния политических организаций национальных меньшинств почти полностью совпадали с территориями их расселением.

Высокая степень этнической солидарности была характерна для национальных меньшинств узбеков, таджиков, шиитов-хазарейцев. Их интересы, соответственно, представляли политические организации Джумбиш-Милли (Национальное исламское действие Афганистана, НИДА), во главе с генералом Дустумом, Исламское общество Афганистана (ИОА) во главе с Раббани/Масудом, Хезбе и-Вахдат (Партия исламского единства Афганистана, ПИЕА), возглавляемая Халили. Кроме того, к партии Раббани/Масуда принадлежал и губернатор Герата, в окрестностях которого проживало много этнических таджиков, Исмаил-хан.

В пределах контролируемых политическими организациями национальных меньшинств территорий, в 1992-94 гг. были в миниатюре созданы фактически независимые национальные псевдогосударства с минимальным набором необходимых государственных институтов.

Появление на афганской политической сцене движения Талибан создавало прямую угрозу интересам политических организаций национальных и религиозных меньшинств. Причем, эта угроза носила двоякий характер. С одной стороны, движение сторонников “чистого ислама” угрожало исторически сложившимся принципам организации традиционных обществ национальных меньшинств, включая и власть традиционной элиты. С другой - элиты афганских узбеков, таджиков и хазарейцев отдавали себе отчет, что появление новой политической организации движения Талибан означает начало процесса пуштунской реставрации в Афганистане, что представляло прямую угрозу их интересам.

В 1994 году на первый план для почти всех афганских военно-политических группировок вышла угроза распространения идей “чистого ислама” со стороны движения Талибан. Именно это легло в основу временного союза политических организаций национальных меньшинств и пуштунских группировок в борьбе против движения Талибан. Благодаря чему, дальнейшее продвижение талибов вглубь Афганистана было временно остановлено.

Натолкнувшись на сопротивление армии Ахмад Шах Масуда под Кабулом, талибы сосредоточили основной удар в северо-западном направлении в сторону туркменско-афганской границы. В ходе наступления в 1995 году были захвачены город и провинция Герат. При этом были разгромлены отряды губернатора Герата, члена партии Исламское общество Афганистана президента Раббани, одного из влиятельных полевых командиров времен войны с советским присутствием - Исмаил-хана. Исмаил-хан бежал на территорию Ирана, а отряды талибов вышли на границу Афганистана с Туркменистаном. Таким образом, уже в 1995 году был выполнен первый этап геополитической задачи открытия транспортных коридоров в регион Центральной Азии.

Планы открытия транспортных коридоров в регион Центральной Азии в тот момент имели и конкретное воплощение в виде идеи строительства газопровода и автомобильных дорог из Туркменистана через территорию Афганистана в Пакистан. Так, в 1995 году практически одновременно с выходом отрядов талибов на границу с Туркменистаном правительство этой страны предоставило компании “Юнокал” права на создание консорциума для строительства газопровода - от туркменско-афганской границы до города Мултан в Пакистане. “Талибы прошли по линии Кандагар - Герат, т.е. по афганской части основного магистрального пути, который должен связать Пакистан с Центральной Азией. Любопытно, что летом 1994 года был одобрен проект строительства железнодорожной линии от туркменской Кушки до пакистанского города Чаман. Ветка эта должна была пройти по западным районам Афганистана через Герат и Кандагар. И через некоторое время, в этих районах появились талибы”.¹

Естественно, что взаимная заинтересованность в решении задачи открытия транспортных коридоров из Туркменистана в Пакистан привела к тому, что выход отрядов радикального движения Талибан на туркменско-афганскую границу не имел серьезных последствий не для Ашхабада, ни для системы региональной безопасности Центральной Азии.

К тому же, весьма показательно, что границы Туркменистана согласно соглашениям 1992 года между Москвой и Ашхабадом охраняются, в том числе и российскими пограничниками. Появление вооруженных отрядов движения Талибан около границы с Туркменистаном, очевидно, ожидалось в Ашхабаде. В курсе происходящих событий, скорее всего, была и Россия. Так как российские пограничники оставались на границе с Туркменистаном, то, естественно, что системная целостность региона Центральной Азии в связи с появлением движения Талибан у южных границ СНГ не была нарушена. Не проявляли особого беспокойства в 1994-95 гг. по этому поводу и в столицах других ННГ Центральной Азии.

Немаловажную роль в этом сыграл и Пакистан, проявивший максимально возможную дипломатическую активность для закрепления достигнутого преимущества. “Уже в январе 1994 года министр иностранных дел Пакистана Сардар Асиф Ахмад Али предпринял поездку по странам Центральной Азии. Через несколько месяцев по этому же маршруту проследовала представительная парламентская делегация Пакистана. В октябре 1994 г. Беназир Бхутто посетила Ашхабад, где состоялись ее переговоры с президентом Ниязовым. В мае-августе 1995 г. состоялись визиты премьер-министра Пакистана в Узбекистан, Казахстан и Кыргызстан”.¹

Несомненно, повышенная активность Исламабада на дипломатическом фронте была призвана убедить ННГ Центральной Азии в отсутствии по отношению к ним у Пакистана враждебных намерений в связи с событиями на военном фронте в Афганистане.

В целом, появление движения Талибан на афганской политической сцене в 1994 году и вызванные этим изменения в расстановке сил внутри Афганистана не привели к серьезному изменению внешней ситуации для региональной системы безопасности Центральной Азии.

В период с 1994 по 1996 годы степень раздробленность Афганистана сохранялась на прежних позициях, а значит и условия стабильности региональной системы безопасности Центральной Азии, основанные на существовании буферных псевдогосударственных объединений на севере Афганистана, оставались без изменения. Движение Талибан контролировало южные и юго-западные провинции страны, включая крупные города Кандагар и Герат, шииты-хазарейцы провинцию Бамиан в горном Хазарджате, движение генерала Дустума 6 северных провинций, “правительство Афганистана” Раббани столицу страны Кабул и северо-восточные провинции, примыкающие к Таджикистану. Кроме того, оппозиционные талибам пуштунские полевые командиры продолжали занимать крупный город на юге Афганистана - Джелалабад.

Война в 1994-96 гг. носила вялотекущий характер. У движения Талибан не было на тот момент достаточно сил, чтобы добиться окончательной победы. Его отряды не могли прорвать подготовленную линию обороны армии Масуда под Кабулом, а значит, добиться захвата власти в масштабах всей страны. Между тем, наиболее хорошо подготовленная и вооруженная на территории Афганистана армия генерала Дустума вообще не принимала участия в активных боевых действиях. Противостояние в Афганистане к лету 1996 года зашло в тупик. Ни одна из многочисленных афганских военно-политических группировок без поддержки извне не могла добиться решительной победы.

В этот период времени казалось, что условий, которые могли бы привести к такому вмешательству извне, больше не существует. Пакистан с помощью движения Талибан практически добился реализации своих геополитических целей. Выход отрядов талибов на туркменско-афганскую границу сделал возможным начало строительства газопровода и линий коммуникаций из региона Центральной Азии в Пакистан. Причем, все возможные маршруты теперь могли пройти только через территорию Афганистана, контролируемую движением Талибан по маршруту Кушка-Герат-Кандагар-Пакистан. Территории, контролируемые силами, оппозиционными движению Талибан, оставались в стороне от основных планируемых транспортных коридоров. Так как сохранение их автономности имело чрезвычайно важное значение для региональной системы безопасности Центральной Азии, то логично было ожидать от Исламабада уважения к мнению своих центральноазиатских партнеров. С точки зрения Центральной Азии реальная раздробленность Афганистана должна была сохраниться на достигнутом в ходе событий 1994-96 г. уровне. Новое усиление движения Талибан было нежелательным.

В то же время, сложившаяся к лету 1996 года ситуация остро поставила проблему пределов самостоятельности движения Талибан. Этот вопрос имел прямое отношение к перспективам развития внутриафганского конфликта и стабильности системы безопасности Центральной Азии. Стали весьма актуальными вопросы о том, в какой степени Пакистан контролирует движение Талибан, каковы внутренние потенциальные возможности талибов укрепиться на захваченных с помощью Пакистана территориях и самостоятельно стать доминирующей силой внутри страны?

С военной точки зрения, в период с 1994 по 1996 гг. собственные возможности движения Талибан не позволяли добиться решающего преимущества над своими оппонентами. Главная сложность для талибов заключалась в невозможности собственными силами прорвать оборонительные позиции армии Масуда к югу от Кабула.

Построенная еще с помощью советских специалистов при прокоммунистическом режиме система оборонительных сооружений, позиции в которой занимала одна из лучших афганских армий, героя войны против советского присутствия Ахмад Шаха Масуда, была фактически неприступна для тех нерегулярных формирований, которыми располагали практически все военно-политические организации моджахедов, включая и движение Талибан. “В конце февраля - начале марта 1995 года численность отрядов движения Талибан достигала 25 тысячи бойцов и у них на вооружении находилось не только стрелковое оружие, но и тяжелое вооружение, включая 150 единиц бронетехники, а также 10 самолетов”.¹

Уже после захвата Кабула в сентябре 1996 года численность формирований движения Талибан оценивалась “в 30-40 тысяч человек, 200 единиц бронетехники, артиллерия, 15 самолетов Миг-21 и около 10 вертолетов Ми-8”.²

Для военно-политической организации, контролирующей две трети Афганистана, в основном пуштунские районы с традиционно воинственным населением, это явно немного.

Однако, в условиях Афганистана ситуация не всегда зависит от чисто военных факторов. Серьезные изменения происходили в период с 1994 по 1996 гг. и внутри движения Талибан.

Установление контроля движения Талибан над значительной частью Афганистана не могли не оказать влияния на статус движения Талибан, как внутри Афганистана, так и в отношениях с Пакистаном. В момент зарождения движения на территории Пакистана, военно-политическая организация Талибан наверняка было полностью подконтрольно пакистанскому руководству. Формирование собственной администрации на территории Афганистана и необходимость решать текущие политические вопросы, естественным образом повысили степень самостоятельности политического руководства движения Талибан. В этом смысле, двухгодичная пауза с осени 1994 года по осень 1996 года, несомненно, была использована для организационного оформления движения Талибан и определения его целей и приоритетов на ближайшую перспективу.

Основные изменения коснулись тактических целей движения Талибан. Столкнувшись, с одной стороны, с неприятием традиционной пуштунской элиты, с другой, ожесточенным сопротивлением национальных меньшинств, талибы должны были определить приоритеты, которые помогли бы в решении стратегической задачи - восстановления целостности Афганистана под контролем талибов. Таким решением стало усиление этнического фактора в устремлениях движения Талибан.

В принципе, в условиях Афганистана это было вполне естественное решение. Такая постановка вопроса позволяла трансформировать идею наведения порядка в идею восстановления единого афганского государства с доминированием пуштунов. Тем самым, создать условия, приемлемые для тех пуштунов, которые еще сохраняли лояльность противникам движения Талибан. Совершенно по-другому выглядит в этом случае и борьба талибов с политическими организациями национальных и религиозных меньшинств. Лидерам этих организаций становилось крайне сложно объяснить свое стремление к продолжению раздробленности страны среди своих сторонников - этнических пуштунов.

Движение Талибан фактически реанимировало идею реставрации единого государства с доминированием пуштунов на территории Афганистана. Только идея эта была воссоздана на качественно ином уровне. Движение Талибан, выступая против традиционной системы организации пуштунского общества, сформулировало идею пуштунской реставрации вне такого традиционного общества. Идея пуштунской реставрации в трактовке движения Талибан абстрагировалась от интересов различных пуштунских политических организаций, лидеров, элит или отдельных пуштунских племен. Пуштунская реставрация стала доминирующей идеей сама по себе и требовала от остальных пуштунов определиться по отношению к ней.

Парадокс ситуации заключается в том, что такая постановка вопроса стала возможной в силу другой идеологической установки движения Талибан на создание общества, основанного на принципах идеальной мусульманской общины времен пророка Мухаммеда. Выступая против более поздних наслоений в афганском обществе в виде обычного права, заимствований из внешнего немусульманского мира, традиционной структуры, традиционной системы ценностей и т.д., движение сторонников идеи “чистого ислама” Талибан расчистило почву для качественно нового издания пуштунского национализма.

В то же время, хорошо известно, что первоначальной мусульманской общине в принципе не был присущ национализм. Все члены общины были равны, невзирая на национальные или расовые отличия. То есть, в случае с движением Талибан, мы наблюдаем процесс естественной адаптации движения сторонников “чистого ислама” к текущей политической ситуации в Афганистане и решению конкретной политической задачи. Несомненно, что пуштунский национализм движения Талибан, придерживающегося идей “чистого ислама” во многом вызван также и этнической солидарностью национальных меньшинств, препятствующей талибам при решении их главной задачи - объединения Афганистана.

Другое важное обстоятельство связано с тем, насколько идея пуштунского национализма в трактовке движения Талибан отвечает интересам главного покровителя талибов - Пакистана.

Пуштунский национализм в качестве тактического средства внутриполитической борьбы в Афганистане не мог появиться с подачи Пакистана. Для Исламабада объективно пуштунский национализм представлял реальную опасность. Развитие идеи пуштунского национализма на новом качественном уровне вполне могло привести в перспективе к идее создания Пуштунистана, включая в его состав и населенные этническими пуштунами территории Северо-западной провинции Пакистана. Идея Пуштунистана была слишком потенциально опасна и маловероятно, что Пакистан решился бы разыграть карту пуштунского национализма.

Скорее всего, пуштунский национализм в качестве составной части идеологии движения Талибан могли привнести члены бывшей фракции Хальк бывшей Народно-демократической партии Афганистана. Их влияние в руководстве движения Талибан могло только возрасти после перебазирования талибов на территорию Афганистана и повышения степени их самостоятельности от Пакистана. Вчерашние политические изгои халькисты, несомненно, сохранили некоторые идейные установки из своего недалекого прошлого. Известно, что в руководстве НДПА всегда преобладали антипакистанские настроения. Несогласие с прохождением линии Дюранда в качестве афгано-пакистанской границы было одной из ключевых установок любого руководства в централизованном государстве Афганистан.

В то же время, в 1996 году тенденция к росту пуштунского национализма в рядах движения Талибан не была четко обозначена. К тому же, степень подконтрольности талибов Пакистану была достаточно высока. Движение Талибан и Пакистан были объективно необходимы друг другу.

Талибы в 1998 г. установили контроль над большинством центральных и северных провинций страны. К началу 1999 г. ДТ контролировало около 80% территории Афганистана, в том числе районы с преимущественно узбекским и хазарейским населением. Лидер талибов мулла М.Омар провозгласил страну «Исламским Эмиратом Афганистан».

Вместе с тем формирования правительственных сил Исламского Государства Афганистан (ИГА) во главе с военным руководителем таджикского Исламского общества Афганистана (ИОА) А.Ш.Масудом при поддержке сохранивших боеспособность отрядов других антиталибских группировок, входящих в Объединенный Фронт (ОФ), продолжают в той или иной степени удерживать свои позиции в провинциях Бадахшан, Тахар, Каписа, Парван, Баглан, Кундуз, Сари-Пуль.

Во второй половине 1999 г. талибы, активно поддерживаемые Пакистаном, предприняли несколько широкомасштабных наступательных операций, попытавшись установить полный контроль над всей территорией Афганистана. С пакистанской стороны в распоряжение двищение талибан было направлено более 10 тыс. пакистанских добровольцев из числа учащихся религиозных школ и боевиков ряда исламских экстремистских организаций, а также более 500 боевиков из некоторых арабских государств, которые подчинялись базирующемуся в Афганистане саудовскому террористу У. бен Ладену.

Однако все эти действия талибов, направленные на то, чтобы вытеснить «северян» с занимаемых ими позиций, перекрыть их основные транспортные коммуникации, запереть силы А.Ш.Масуда в его главном опорном пункте – Панджшерской долине и попытаться их там уничтожить, были отбиты, причем со значительными потерями для талибов в живой силе и технике.

Организованный А.Ш.Масудом достаточно эффективный отпор талибам выдвинул его на роль фактического военно-политического лидера всей антиталибской коалиции. Он сумел улучшить взаимодействие со многими оппозиционными полевыми командирами, в том числе пуштунскими. Было создано единое командование в лице Высшего военного совета, в который вошли представители практически всех воюющих с талибами афганских группировок.

Осенью 1999 г. был реорганизован Руководящий совет Афганистана в составе 45 человек под председательством президента ИГА Б.Раббани, выполняющий роль парламента: 12 наиболее известных и влиятельных членов РСА составляют его президиум, осуществляющий координацию деятельности Совета. Определен новый состав правительства ИГА, в который вошли представители практически всех народностей и национальностей страны. В нем также зарезервированы места за представителями афганской эмиграции.

Афганистан и мировое сообщество.

Талибы в 1998 г. установили контроль над большинством центральных и северных провинций страны. К началу 1999 г. ДТ контролировало около 80% территории Афганистана, в том числе районы с преимущественно узбекским и хазарейским населением. Лидер талибов мулла М.Омар провозгласил страну «Исламским Эмиратом Афганистан».

Вместе с тем формирования правительственных сил Исламского Государства Афганистан (ИГА) во главе с военным руководителем таджикского Исламского общества Афганистана (ИОА) А.Ш.Масудом при поддержке сохранивших боеспособность отрядов других антиталибских группировок, входящих в Объединенный Фронт (ОФ), продолжают в той или иной степени удерживать свои позиции в провинциях Бадахшан, Тахар, Каписа, Парван, Баглан, Кундуз, Сари-Пуль.

Во второй половине 1999 г. талибы, активно поддерживаемые Пакистаном, предприняли несколько широкомасштабных наступательных операций, попытавшись установить полный контроль над всей территорией Афганистана. С пакистанской стороны в распоряжение двищение талибан было направлено более 10 тыс. пакистанских добровольцев из числа учащихся религиозных школ и боевиков ряда исламских экстремистских организаций, а также более 500 боевиков из некоторых арабских государств, которые подчинялись базирующемуся в Афганистане саудовскому террористу У. бен Ладену.

Однако все эти действия талибов, направленные на то, чтобы вытеснить «северян» с занимаемых ими позиций, перекрыть их основные транспортные коммуникации, запереть силы А.Ш.Масуда в его главном опорном пункте – Панджшерской долине и попытаться их там уничтожить, были отбиты, причем со значительными потерями для талибов в живой силе и технике.

Организованный А.Ш.Масудом достаточно эффективный отпор талибам выдвинул его на роль фактического военно-политического лидера всей антиталибской коалиции. Он сумел улучшить взаимодействие со многими оппозиционными полевыми командирами, в том числе пуштунскими. Было создано единое командование в лице Высшего военного совета, в который вошли представители практически всех воюющих с талибами афганских группировок.

Осенью 1999 г. был реорганизован Руководящий совет Афганистана в составе 45 человек под председательством президента ИГА Б.Раббани, выполняющий роль парламента: 12 наиболее известных и влиятельных членов РСА составляют его президиум, осуществляющий координацию деятельности Совета. Определен новый состав правительства ИГА, в который вошли представители практически всех народностей и национальностей страны. В нем также зарезервированы места за представителями афганской эмиграции.

Несмотря на последние военные неудачи, руководство движение талибан по-прежнему жестко ориентируется на исключительно силовые методы решения внутриафганских проблем, готовится к новым боевым действиям против объединного фронта. В этой связи отвергаются предложения антиталибского «северного» альянса обсудить различные планы мирного урегулирования. Последним из таких планов предусматривалось прекращение огня и начало переговоров о формировании временного правительства с равным представительством противоборствующих сторон, разоружение всех военных формирований и создание единой национальной армии, подготовка проекта конституции и избрание главы государства путем всеобщих выборов или через механизм традиционного для Афганистана общенационального форума – Лойя Джирги.

Время от времени талибы выдвигают в качестве «мирных предложений» свои по существу ультимативные условия «урегулирования». Они предусматривают предоставление нескольких второстепенных правительственных и губернаторских постов «северянам» – представителям непуштунских национальностей при признании верховной власти за лидером движения талибан – «эмиром всех мусульман-афганцев» М.Омаром. При этом всем военно-политическим организациям, входящим в объединенный фронт, предлагается сдать оружие и самораспуститься.

Руководство ДТ неоднократно формально соглашалось на контакты и переговоры с представителями северного альянса, однако затем всякий раз срывало эти переговоры, которые оказывались в конечном счете «дымовой завесой» для подготовки к новым наступательным операциям. Так было в апреле 1998 года, когда талибы провалили переговоры, организованные под эгидой Спецмиссии ООН в Исламабаде и на следующей же день начали военные действия против ОФ. То же самое дважды повторялось в 1999 году, когда руководство ДТ сначала в марте сорвало переговорный процесс в Ашхабаде, а затем дезавуировало обещания сесть за стол переговоров, данные его представителями в июле на Ташкентской встрече заместителей министров иностранных дел «Группы друзей и соседей Афганистана» («Группы 6+2»).

Упорный отказ руководства талибов идти на политическое решение через межафганский диалог и создание широкопредставительного многоэтнического правительства, ставка на силовое разрешение внутриафганских противоречий ведут к дальнейшему обострению военно-политической обстановки в стране, усилению кровопролития, грозят новыми разрушениями и человеческими жертвами. К почти 3 млн. афганских беженцев за рубежом (в основном в Пакистане и Иране) в 1999 году прибавилось более 150 тыс. перемещенных лиц внутри страны.

Политический экстремизм и религиозная нетерпимость талибов, проповедующих воинствующий ваххабизм, в последнее время все больше приобретает трансграничный характер и превращается в серьезную угрозу для стран региона и всего мира. По существу, уже можно говорить о превращении контролируемой талибами территории Афганистана в опорную базу международного экстремизма и терроризма. Здесь нашел убежище У. бен Ладен, возглавляющий небезызвестную организацию «Аль-Кайда».

В приграничных с Пакистаном и других афганских провинциях действуют лагеря по подготовке международных террористов из числа граждан арабских стран и выходцев из государств Центральной Азии. Талибами установлены контакты и налаживается координация действий с бандформированиями, воюющими в Чечне, с представителями радикального крыла таджикской оппозиции, с экстремистскими исламскими группировками, пытающимися действовать на территории Киргизии и Узбекистана. Имеются сведения и о связях талибов с экстремистами из Синьцзян-Уйгурского национального района КНР. В начале ноября 1999 г. руководство движения талибан обратилось к одному из лидеров антиталибской коалиции А.Ш.Масуду с предложением о перемирии, с тем чтобы использовать его для «совместной поддержки героической борьбы чеченских мусульман». «Северяне» отвергли это предложение, обвинив талибов в попытке превратить Афганистан «во вторую Чечню».

Масштабы подготовки террористов в Афганистане таковы, что даже покровительствовавшая талибам администрация бывшего премьер-министра Пакистана Н.Шарифа, встревоженная расширением масштабов развязанного сторонниками талибов террора против известных афганских и пакистанских деятелей в Пешаваре и Кветте, незадолго до своего отстранения от власти направила в Кандагар своего эмиссара – главу Объединенного разведуправления генерала Зияуддина с требованием прекратить подготовку террористов и свернуть деятельность соответствующих лагерей и центров.

Невнимание руководства ДТ к ясно выраженной воле мирового сообщества относительно необходимости политического урегулирования в Афганистане, игнорирование талибами соответствующих рекомендаций и резолюций ООН вынуждают последнюю реагировать адекватно и ужесточать свое отношение к ДТ. 15 октября 1999 г. Советом Безопасности ООН была принята резолюция № 1267, потребовавшая от талибов ликвидации инфраструктуры по подготовке международных террористов и выдачи правосудию У. бен Ладена. Поскольку руководство движение талибан отказалось выполнить эти требования, то, согласно положениям вышеуказанной резолюции, с 14 ноября 1999 г. против талибов были введены международные санкции, предусматривающие запрет на международные полеты самолетов афганской авиакомпании «Арьяна» и замораживание зарубежных банковских счетов и денежных авуаров талибов за исключением оговоренных случаев, связанных с оказанием гуманитарной и другой помощи.¹

Председатель Совета Безопасности ООН 22 октября 1999 года выступил с заявлением, в котором была выражена глубокая озабоченность по поводу продолжающегося в Афганистане конфликта, «представляющего собой серьезную и растущую угрозу региональному и международному миру и безопасности». В заявлении подчеркивалось, что у афганского конфликта нет военного решения и что к миру и примирению может привести лишь достигнутое путем переговоров политическое урегулирование, направленное на формирование на широкой основе многоэтнического и в полной мере представительного правительства, приемлемого для всех афганцев. Совет Безопасности призвал конфликтующие афганские стороны к прекращению боевых действий и возобновлению переговоров, обратился ко всем государствам принять решительные меры, с тем чтобы запретить своим военнослужащим планировать боевые операции в Афганистане и участвовать в них, а также немедленно вывести свой персонал и обеспечить прекращение военных поставок. Совет Безопасности решительно осудил продолжающееся использование афганской территории, контролируемой ДТ, для укрывания и обучения террористов, планирования террористических акций, потребовал прекращения предоставления талибами убежища международным террористам и их организациям, их обучения, а также выдачи У. бен Ладена.¹

Руководство ДТ пыталось смягчить или отсрочить введение санкций, предлагая различные «компромиссные» варианты от «строгой изоляции» миллионера-экстремиста до создания некоего «исламского совета» из представителей мусульманских стран для решения его судьбы, а также предложило вариант выезда У. бен Ладена из Афганистана при условии предоставления ему безопасного коридора и сохранения в тайне его дальнейшего местопребывания. Когда все эти варианты были отвергнуты, талибы заявили, что не собираются выдавать У. бен Ладена или заставлять его покинуть территорию Афганистана, поскольку считают выдвинутые против него обвинения в терроризме бездоказательными.

В конце ноября 1999 года в своем итоговом докладе Совету Безопасности и Генеральной Ассамблее ООН о положении в Афганистане Генсекретарь ООН подчеркнул, что афганский конфликт достиг той точки, когда уже нельзя больше игнорировать его региональные и международные последствия. К.Аннан выразил серьезную озабоченность международного сообщества тем, что Афганистан становится рассадником религиозного экстремизма, сектантского насилия и различных видов международного терроризма, масштабы которых далеко выходят за границы этой страны. Он назвал неприемлемым увеличивающееся присутствие на стороне талибов тысяч иностранных бойцов неафганского происхождения из Пакистана, в том числе не достигших 14 лет, а также боевиков из ряда арабских стран. В качестве одного из главных препятствий на пути к миру в Афганистане К.Аннан указал на продолжающуюся иностранную военную подпитку враждующих афганских группировок и призвал к ее прекращению.

Отражением растущего осознания мировым сообществом исходящей из Афганистана опасности политического экстремизма и международного терроризма стала принятая в декабре 1999 года общая резолюция 54-й сессии ГА ООН «Положение в Афганистане и его последствия для международного мира и безопасности», в число соавторов которой вошло свыше 80 государств.

В резолюции резко осуждается эскалация по вине талибов вооруженного конфликта, действия базирующихся на афганской территории террористов, включая поддержку ими экстремистских групп, выступающих против государств – членов ООН и их граждан, а также содержится требование, адресованное прежде всего талибам, воздерживаться от предоставления убежища международным террористам и их организациям или от обучения террористов, прекратить их вербовку, закрыть учебные лагеря для террористов, выдать У. бен Ладена.

Другой, не менее опасной угрозой для региона и мира в целом является беспрецедентный рост производства наркотиков в Афганистане. По данным экспертов Программы ООН по международному контролю за наркотиками (ЮНДКП), производство опия-сырца в 1999 г. выросло на 117% и достигло 4,6 тыс. т (76% объема мирового производства). 97% опиума производится в контролируемых ДТ районах. Территория возделывания увеличилась на 43% – с 64 тыс. га в 1998 г. до 91 тыс. га в 1999 г. Общее число афганских провинций, где выращивается опий, достигло 18 (всего в Афганистане 31 провинция). Администрация талибов получает 10-процентный налог с урожая всех сельскохозяйственных культур, включая опийный мак. Это, по мнению экспертов ООН, означает, что выращивание мака считается законным. До 70% производимых в Афганистане наркотиков поступает в Европу, причем около 60% – незаконно перевозится через приграничные с ИГА центральноазиатские государства СНГ.¹

Талибская администрация формально заявляет о своей готовности сотрудничать с ООН в реализации программ по сокращению посевных площадей под опиумный мак и замене их альтернативными сельскохозяйственными культурами, однако обусловливает такое сотрудничество выделением «достаточных для поощрения крестьян» финансовых средств. После введения санкций талибы стали использовать требование о сокращении посевов в качестве инструмента давления на ООН в пользу отмены санкций, заявляя, что последние, мол, вынудят афганцев в еще больших объемах выращивать опиумный мак. В любом случае руководство ДТ, судя по всему, не намерено всерьез сотрудничать с международным сообществом, поскольку наркодоходы превратились в основной и крупнейший источник финансирования экстремистского курса талибов.

Судя по всему, решить наркопроблему в Афганистане или, по крайней мере, добиться прогресса в ее решении представляется маловероятным без достижения политического урегулирования, нормализации обстановки в стране и восстановления на местах стабильной власти, реально контролирующей ситуацию.

Обеспокоенность мирового сообщества обострением наркоситуации в Афганистане отражена в ряде документов ООН. В частности, в итоговой резолюции 54-й сессии ГА содержится призыв, адресованный в первую очередь к талибам, прекратить всю незаконную деятельность, связанную с наркотиками, и поддержать международные усилия в целях запрещения их незаконного производства и оборота. Обращается внимание на необходимость активизации деятельности ЮНДКП по мониторингу выращиваемых в Афганистане наркокультур, разработке проектов альтернативного сельскохозяйственного развития и проведению других мер по борьбе с наркотиками. С учетом расширяющихся масштабов наркобизнеса в ООН прорабатываются программы создания в сопредельных с Афганистаном государствах «поясов безопасности» для усиления борьбы с контрабандой наркотиков.

Прямым следствием силового экстремистского курса ДТ является неуклонное ухудшение гуманитарной ситуации в Афганистане в результате постоянного грубого нарушения талибами международных гуманитарных норм и прав человека, геноцида в отношении непуштунского населения. Талибы ведут жесткую линию на искоренение инакомыслия и любых проявлений оппозиционности. В провинциях с преобладающим таджикским, узбекским и хазарейским населением они стремятся укрепить свое присутствие путем переселения сюда пуштунов из других районов и возвращающихся в страну беженцев-пуштунов.

В ходе наступательных операций на позиции объединенного фронта талибы не только изгоняют местное население, но и уничтожают жилые дома, пастбища, угоняют скот, реквизируют продовольствие. Число беженцев из районов боевых действий к концу 1999 года превысило 150 тыс. человек. Продолжающийся внутриафганский конфликт сдерживает процесс возвращения афганских беженцев на родину из Ирана и Пакистана.¹

В принятой в ноябре 1999 года в III Комитете 54-й сессии ГА ООН резолюции «Ситуация с правами человека в Афганистане» руководство ДТ подвергается резкой критике за массовые убийства гражданского населения в ходе боевых действий и этнических чисток, неизбирательные бомбардировки населенных пунктов, насильственное перемещение мирного населения, использование детей в качестве солдат, постоянное нарушение прав женщин и девочек, негуманное обращение с военнопленными, невыполнение обещаний расследования и наказания лиц, виновных в убийстве группы иранских дипломатов и нескольких сотрудников ООН.

В ряде последних документов Совета Безопасности и Генеральной Ассамблеи ООН отмечается негативное воздействие продолжающегося вооруженного конфликта на продовольственную ситуацию и положение с товарами первой необходимости, подчеркивается недопустимость осуществления талибами экономической блокады некоторых районов страны и создания препятствий в бесперебойной доставке международной гуманитарной помощи нуждающемуся в ней населению. ООН призывает афганские стороны и в первую очередь талибов в полной мере уважать права человека и основные свободы всех людей, независимо от пола, этнического происхождения или вероисповедания в соответствии с международными документами по правам человека, обеспечить благоприятные и безопасные условия для гуманитарной деятельности в Афганистане учреждений ООН и других международных организаций.²

Талибы признают важность продолжения оказания мировым сообществом гуманитарной и донорской помощи населению Афганистана, о чем свидетельствует подписанный ими с Управлением ООН по координации гуманитарной помощи Меморандум о взаимопонимании. Вместе с тем они постоянно осложняют работу ооновцев в этой области, выдвигая различного рода условия и требования, подчиняют ее политической конъюнктуре. После введения Советом Безопасности ООН ограниченных санкций против движения талибан, талибская администрация организовала серию демонстраций и погромов учреждений ООН в Афганистане, хотя талибам хорошо известно, что санкции ООН не распространяются на оказываемую афганцам гуманитарную помощь.

Таким образом, развитие ситуации в Афганистане, характеризующееся неуклонным обострением военно-политической обстановки, ужесточением вооруженного противоборства, резким ухудшением гуманитарного положения, все активнее порождает и выбрасывает за пределы этой страны метастазы экстремизма и международного терроризма, незаконного оборота наркотиков, грубого нарушения прав человека и международного гуманитарного права. Эти нарастающие вызовы региональной и международной безопасности должны быть услышаны и восприняты со всей серьезностью и ответственностью. Мировому сообществу следует не только не ослаблять, но и усиливать воздействие на противоборствующие афганские силы, особенно талибов, с целью склонения их к прекращению кровопролития и поиску компромиссных развязок внутриафганских проблем. Центральное место в этом деле по-прежнему должно принадлежать ООН как главному авторитетному и беспристрастному посреднику в достижении политического урегулирования, приемлемого для всех афганцев.

Понимание такой необходимости имеется у Генсекретаря ООН К.Аннана. Он намерен активизировать деятельность Специальной миссии ООН по Афганистану, которая возьмет на себя главную роль в проведении миротворческой работы в этой стране, а также укрепить и интенсифицировать ее контакты со сторонами конфликта, с представителями других афганских сил, непосредственно не участвующих в вооруженном противоборстве, равно как и с представителями всех заинтересованных стран мира, готовых помочь нахождению мирного решения конфликта.

К.Аннан отмечает необходимость усиления борьбы с исходящей из Афганистана наркоугрозой. В качестве первых шагов на этом пути можно рассматривать достигнутые в 1999 г. между ЮНДКП и властями Пакистана, Ирана, Туркменистана, Узбекистана и Таджикистана договоренности о реализации программ в области пограничного контроля и охраны правопорядка. Подписаны меморандумы о взаимопонимании со всеми странами Центральной Азии с целью улучшения координации работы погранслужб и правоохранительных органов этих стран.¹

Существенным компонентом в позитивном воздействии на ситуацию в Афганистане остается оказание гуманитарной, донорской, продовольственной, медицинской и другой помощи населению этой страны со стороны ООН и международных гуманитарных учреждений. ООН обратилась к странам-членам с призывом оказать в 2000 году чрезвычайную и гуманитарную помощь Афганистану в объеме 270 млн. долларов.²

Важным инструментом в деятельности ООН на афганском направлении является созданная в 1997 г. по инициативе Спецпосланника Генсекретаря ООН по Афганистану Л.Брахими «Группа соседей и друзей Афганистана» («Группа 6+2»), в которую входят Иран, КНР, Пакистан, Таджикистан, Туркменистан и Узбекистан, а также Россия и США. Группой выработаны согласованные подходы к проблеме внутриафганского урегулирования, которые были зафиксированы в принятой в Ташкенте в июле 1999 г. на ее выездном заседании с участием заместителей министров иностранных дел Декларации об основных принципах мирного урегулирования конфликта в Афганистане.

На сегодняшний день «Группа 6+2» остается одним из немногих жизнеспособных международных механизмов содействия внутриафганскому урегулированию, несмотря на то, что некоторые участники Группы, в частности Пакистан и Туркменистан, все больше дистанцируются от совместно выработанной линии поведения.

Следует отметить, что характер дальнейшего развития событий в Афганистане, а следовательно, увеличение или уменьшение исходящих от этой страны вызовов международному сообществу во многом будут зависеть от образа действий соседних стран, прежде всего Пакистана и Ирана.

Новые пакистанские власти, занятые внутренними делами, пока, судя по всему, не собираются привносить резких перемен в свою «афганскую» политику. Заявляя о стремлении Исламабада добиваться справедливого политического урегулирования в Афганистане на основе создания широкопредставительного правительства, глава военной администрации П.Мушарраф вместе с тем указывает на необходимость учитывать «особые интересы» движения талибан, мотивируя это тем, что талибы контролируют почти 90% территории страны. Это заявление можно расценивать как осторожное подтверждение позиции Исламабада в поддержку ДТ с его претензий на установление монопольной власти в Афганистане.

Официальные представители Пакистана заявляют, что как член ООН он будет соблюдать введенные против ДТ санкции, хотя в Исламабаде считают, что они осложняют гуманитарную ситуацию в этой стране. Что касается выдачи У. бен Ладена, то пакистанцы подтвердили свою позицию относительно того, что этот вопрос является «внутренним делом Афганистана».

Позиция Ирана в отношении афганских событий, судя по заявлениям официальных властей в Тегеране, также остается неизменной. Иран выступает за скорейшее политическое урегулирование с учетом интересов всех этнических групп и религиозных конфессий. Пока эти интересы не будут признаны и узаконены талибами в форме широкопредставительного коалиционного правительства, Тегеран продолжит оказывать помощь и поддержку силам антиталибской коалиции.¹

За продолжающимся вооруженным противостоянием между движением талибан и объединенным фронтом, которые, безусловно, являются ключевыми участниками афганских событий, не следует забывать и о так называемой «третьей силе» – афганской зарубежной диаспоре. Это наиболее образованная и профессионально подготовленная часть афганского общества во многом остается носителем афганских общественно-политических и культурных традиций и современных либерально-буржуазных взглядов. Как бы ни развивались события в Афганистане, эта «третья сила» рано или поздно будет востребована уже хотя бы потому, что для нормальной жизнедеятельности любой страны в мирных условиях нужны технократы, врачи, учителя, другие квалифицированные специалисты.

В последнее время представители «третьей силы», включая экс-короля Афганистана М.Захир Шаха и его окружение, заметно активизировали усилия по поиску политической альтернативы вооруженному конфликту в Афганистане. В конце ноября 1999 г. в Риме по инициативе М.Захир Шаха состоялось заседание учредительного оргкомитета по созыву чрезвычайной Лойя Джирги (собрание народных представителей), в котором приняли участие более 80 посланцев промонархических и либеральных кругов. В принятой оргкомитетом заключительной декларации зафиксировано решение созвать Лойя Джиргу на территории Афганистана при первой же благоприятной возможности для выработки принципов мирного урегулирования и определения будущего государственного устройства страны.

Подобного рода встречи состоялись также в ФРГ, Голландии, Иране, Пакистане, что свидетельствует о значительной разобщенности и определенной конкуренции в афганской зарубежной диаспоре.

Реакция объединенного фронта на прошедшие мероприятия была в целом положительной. Римская встреча была расценена в качестве позитивного шага в направлении консолидации афганцев. движение талибан отреагировало на встречу в Риме негативно, отметив, что ее решения приняты «в отрыве от афганских реалий». Вместе с тем талибы не исключили возможности проведения Лойя Джирги в Афганистане с целью обсуждения актуальных социально-экономических и административных проблем, но не вопроса о власти, который, мол, уже решен в пользу движения талибан.

Как показывает развитие ситуации в Афганистане, вовлеченные в конфликт афганские силы, и прежде всего талибы, все еще не готовы к серьезному и ответственному мирному диалогу, поскольку, видимо, не исчерпали потенциала своей воинственности и непримиримости и рассчитывают на продолжение подпитки извне. С учетом этого, в интересах адекватного реагирования на исходящие из Афганистана вызовы региональной и международной безопасности мировому сообществу необходимо в ближайшее время предпринять самые энергичные шаги, чтобы переломить существующую в этой стране трагическую ситуацию в направлении политического урегулирования, помочь афганцам найти взаимоприемлемую, компромиссную формулу практического сосуществования пуштунов и непуштунской части афганского общества в форме создания широкопредставительного и многоэтнического правительства в соответствии с рекомендациями и резолюциями Совета Безопасности и Генеральной Ассамблеи ООН. В противном случае затяжной кризис в Афганистане грозит стать неуправляемым и от его катастрофических последствий не будет застраховано ни одно государство региона.

Заключение.

Подводя итоги этой работы и отвечая на вопросы поставленные в самом начале. Зачем мы пришли в Афганистан, то можно с уверенностью сказать, что присутствие нашего ограниченного контингента в Афганистане осбой нужды не было.Афганистан не стал второй Монголией. Советские солдаты стали там, в понимании самих афганцев, оккупантами. Есть желание отметить, что сороковая армия не только воевала, а еще строила, возводила. Советские люди оказывали самую разнообразную помощь (афганцы учились в наших вузах, строили новые объекты, в больницах работали наши врачи и т.д.).

После ухода советских войск, многие западные политики предсказывали быстрое поражение режима Наджибуллы. Но этого не произошло, значит:

1. Правительство Наджибуллы имело поддержку у некоторой части афганского населения.

2. Сам режим не опирался полностью на « штыки « советских солдат.

Решающую роль в падении правительства сыграло два обстоятельства. 1. Полностью уход Советского союза из Афганистана.

2.Правительству Наджибуллы не удалось решить национальный вопрос.

Захватившие в 1992 г. в Афганистане власть, моджахедды так и не смогли ее поделить.

К лету 1992г страна окончательно раздробилась на несколько частей. Причиной произшедшего было,то что

1.Нет общенационального лидера, на тот момент , за которым бы пошла большая часть населения. (Пуштуны, как самая многочисленная часть населения тоже была неоднордна)

.2. Появление на политической арене множество политических лидеров, которые защищали свои автономные интересы в пределах уезда, а не общегосударственные.

3.Заинтересованность соседних государств в раздроблении страны.

Особенностью ситуации в Афганистане явилось то, что когда его оставили в покое Москва и Вашингтон, а одна из враждовавших афганских сторон (режим Наджибуллы) потерпел поражение, этот кризис не только не пошел на убыль, но и разгорелся с новой силой. Дальнейшее развитие событий показало, что ситуация в этой стране вышла из-под контроля США и России и что гораздо большее воздействие на нее стали оказывать соседние региональные государства, прежде всего Пакистан и Иран.

Раздробленнсть страны было своего рода компромиссным вариантом между заинтересованными сторонами, но компромисс недолговечен. Пакистан в этой обстановке был самым ущемленным, по выше перечисленным причинам. Одновременно появилось перспектива транспортировать Туркменский газ. Для этого нужно объеденить го

сударство Афганистан. И наполитическую сцену страны выходит движение Талибан. По замыслу его создателей, движение талибан должно было стать той силой, которая сумела бы «навести порядок» в Афганистане, прекратить внутриафганскую междоусобицу, восстановить традиционное доминирование пуштунов в общественно-политической жизни страны. Делался расчет и на то, что гарантирует приход к власти в Афганистане дружественного, если не откровенно зависимого от Исламабада режима, что должно обеспечить Пакистану своего рода «стратегическую глубину» и геополитические преимущества в непростых взаимоотношениях с Индией.

Талибан только при помощи из вне не в состоянии объеденить силовым путем Афганистан нужно было опираться и на внутренние силы и была разыграна пуштунская

карта ( пуштунский национализм ). К 2000г захватив 90% территории страны Талибы кроме идеологии « чистого ислама» принесли с собой:

1. Территория страны превратилась в опорную базу международного терроризма (организация « Аль-Кайда».)

2. Рост производства наркотического сырья.

3. Ухудшение гуманитарной обстановки в стране.

Все это свидетельствует о серьезном кризисе в стране.

Библиография:

1. Давыдов А.Д. «Афганистан. Войны могло не быть» - М. 1993 г.

2. ЛяховскийА.А., Забродин В.М. «Тайны афганской войны» - М.1991 г.

3. Боровик А.Г. «Еще раз про войну» - М. 1991 г.

4. Пинов Н.И.«Война в Афганистане» - М. 1991 г.

5. Ахромеев С.В., Корниенко Г.М. «Глазами маршала и дипломата» - М. 1991 г.

6. Гай Д., Снегирев В. «Вторржение. Неизвестные страницы необъявленной войны» - М. 1994 г.

7. Громов Б.В. «Ограниченный контингент» - М. 1994 г.

8. Сполынников В.Н. «Афганистан. Исламская оппозиция» - М.1991 г.

9. Корниенко Г.М. «Холодная война» - М. 1995 г.

10. Громыко А.А. «Памятное» - М. 1992 г.

11. Хашимбеков Х. Узбеки Северного Афганистана. ИВ РАН. М., 1998.

12. История вооруженных сил Афганистана. М., 1985.

13. Темирханов Л. Восточные пуштуны. М., 1987.

14. Бжезинский З. Великая шахматная доска. «Международные отношения.» М., 1998. С. 157

15. Ахмед Рашид Талибан: ислам, нефть и новые большие игры в Центральной Азии. I.B Tauris, 2000

16. Мартин Эвенс Афганистан: новая история. Curzon, 2001.

17. А. Давыдов. Афганистан. Талибы стремятся к власти // Азия и Африка сегодня. 1997, №7.

18. Гареев М. "Афганская проблема - три года без советских войск". "Международная жизнь", февраль 1992

19. Руа О. Борьба за Афганистан: Фундаментализм и региональные стратегии власти Internationale Politik, 1997. №8.

20. Кангас Р.Д. Сценарий будущего Афганистана. «Международная жизнь» март 1994

21. Катков И.Е. Социальные аспекты племенной структуры пуштунов. - в сб. Афганистан: история, экономика, культура. М., 1989.

22. Тураджаев В., Миронов Л. Нефтью можно и захлебнуться // Азия и Африка сегодня. 1997, № 2. С. 7.

23. Ганковский Ю. В бой вступают талибы // Азия и Африка сегодня. 1995, №7.

24. Милославский Г.В. Центральная Азия в евразийской перспективе // Восток/Oriens. 1996, №5. С. 8.

25. Махмудов Э.Р. Афганистан: основные этапы эволюции государственной политики в области индустриализации. (1919-78 гг.) - в сб. Афганистан: история, экономика, культура. М., 1989. С. 160.

26. Олимова С.К., Олимов М.А. Независимый Таджикистан: трудный путь перемен // Восток/Oriens. 1995, № 1. С. 135.

27. Ниязи А. Таджикистан. Ислам и общество // Азия и Африка сегодня. 1997, №7. С. 28.

28. Rubin B. Tajikistan: From Soviet Republic to Russian-Uzbek Protectorate - in Central Asia & the world. New York, 1994. P. 215

29. Микульский Д. В. Исламская партия возрождения Таджикистана (история создания, структура, идеологические установки) // Восток/Oriens. 1994, №6. С. 50.

30. Эксперт №32 от 31.08.1998.

31. Зарубежное военное обозрение. 1998, №1.

32. Monde Diplomatique. 1997. Janvier.

33. Москаленко В. Пакистан-курс на Центральную Азию // Восток/Oriens. 1996, №5.

34. Ганковский Ю. В бой вступают талибы // Азия и Африка сегодня. 1995, № 7.

35. Мукимджанова Р.М. Государства Центральной Азии и их южные соседи // Восток/Oriens. 1996, № 5.

36. Федорова И.Е. Отношения Ирана и США в середине 90-х гг. - в сб. Исламская республика Иран в 90-е годы. М., 2000.

37. Strategic Survey 1996/97. - London, Oxford Univ. Press for International Institute for Strategic Studies, 1997. P. 208.

38. Clark S. The Central Asian States: Defining Security Priorities and Developing Military Forces - in: Central Asia and the world. New York, 1994. P. 193-194.

39. Материалы XXVI съезда КПСС

40. Материалы XXVII съезда КПСС

41. Материалы пленума ЦК КПСС 23 апреля 1985 г.

42. Материалы Генеральной Ассамблеи ООН.

43. Газета «Правда» от 30 июля 1998 г.

44. Газета «Известия» от 14 февраля 1987 г.

45. «Российская газета» 8 апреля 1997.

46. «Российская газета» 27 марта 1997.

47. «Российская газета» 16 апреля 1997.

48. «Российская газета» 26 февраля 1997.

49. «Российская газета» 18 апреля 1997.

50. «Российская газета» 10 апреля 1997.

51. «Российская газета» 22 апреля 1997.

52. Reuters. 30 мая 1997.

53. Reuters. 31 мая 1997.

54. Reuters. 31 May 1997.

55. Reuters. 22 June 1997.

56. Reuters. 28 June 1997.

57. Reuters. 8 July 1997.

58. Reuters. 1 July 1997.

59. Reuters. 11 July 1997.

60. Reuters. 8 июля 1997 г.

61. Rubin B.R. Tadjikistan: From Soviet Republic to Russian-Uzbek Protectorate. - in Central Asia & the World. New York, 1994. P. 217-218.

62. Интерфакс. 5 августа 1998.

63. Известия. 15.10.98.

64. Известия. 2 декабря 1998.

65. Известия. 4 декабря 1998.

66. Зайченко В.М. Общественный контроль над военной сферой в Республике Таджикистан. - в сб. Парламентский контроль над военной сферой в новых независимых государствах. Центр политических и международных исследований. М., 1998. С. 231-232.

67. New York Times. July 27 1997.

68. Афганский узел. Национальная служба новостей. www.nns.ru.

69. www.afghan.war.spb.ru

70. www.artofwar.ru

71. www.polk.ru