Башкирский народ, как и другие народы нашей страны, имеет боль­шую и чрезвычайно богатую событиями историю. История Башкирии до XVI в. — это история упорной и мужественной борьбы за независимость и свободу против многовекового гнета жестоких завоевателей. История Башкирии XVI—XIX вв. наполнена борьбой трудящихся башкир про­тив феодального и, позднее, капиталистического гнета. В процессе этой борьбы зародилась и окрепла та великая дружба с русским народом, которая, явившись поворотным этапом в исторической судьбе башкир­ского народа, нашла яркое выражение в победе Великой Октябрьской революции в Башкирии и бурном социалистическом развитии Башкир­ской Советской Автономной Республики.

Перед историками Башкирии стоит ответственная задача — раскрыть перед современниками историю своего народа, от этапа к этапу проследить мужественную борьбу трудящихся за свободную и счастли­вую жизнь.

Несмотря на то, что в последнее время создано немало работ по истории Башкирской АССР («Очерки по истории Башкирской АССР», т. I, ч. 1—2; исторические очерки «Советская Башкирия», ряд моно­графий как по дореволюционной, так и по советской истории Башкирии), историки республики все еще в большом долгу перед народом. Многие важнейшие вопросы истории Башкирии остаются слабо изученными. Особенно это относится к ранним периодам истории башкирского наро­да. Авторы и редакторы «Очерков по истории Башкирской АССР» стол­кнулись с большими трудностями при составлении тех глав и разделов книги, которые посвящены истории края до XVI в. Даже сегодня, не­смотря на публикацию материалов и появление в печати некоторых ра­бот по ранней истории Башкирии, мы вынуждены констатировать, что основные проблемы истории края с древнейших времен до XVI в. оста­ются пока нерешенными. До сих пор, например, мы очень мало знаем об истории и условиях формирования башкирской народности. Лишь по лаконичным сведениям легенд и преданий можно восстановить некото­рые эпизоды ожесточенной борьбы башкирского народа против мон­гольского и ногайского господства в XIII—XVI вв. Историки Башкирии сравнительно недавно приступили к обстоятельному изучению важной проблемы возникновения и развития в башкирском обществе феодаль­ных производственных отношений. Наконец, до недавнего времени лишь в общих чертах были известны события, связанные с переломным моментом в истории башкирского народа — добровольным присоедине­нием Башкирии к Русскому государству.

Основная причина слабой изученности ранних периодов истории башкирского народа заключалась (и заключается) в недостатке источ­ников. Башкирская феодальная историография не имеет давних тради­ций. До настоящего времени, например, науке не известно ни одного до­кумента, исторического сочинения или летописи, которые датировались бы периодом до XVI в. и исходили бы от самих башкир. В значительной мере объясняется это тем, что до середины XVI в., т. е. до присоедине­ния к России, башкиры не имели не только своей политической организации (государственности) и постоянной системы местного управле­ния. Поэтому еще до недавнего времени история Башкирии до XVI в. изучалась главным образом на основании отрывочных сведений, содер­жащихся в русских летописях и историко-литературных памятниках других народов. Чрезвычайно узкий круг источников в течение длитель­ного времени не давал исследователям возможности более или менее широко развернуть изучение ранней истории башкирского на­рода.

С присоединением к России, с организацией волостного администра­тивного управления, с подчинением общественной жизни Башкирии за­конам, издаваемым царским правительством, те или иные стороны жиз­ни башкирского общества начинают находить отражение в различного рода актах, договорах, купчих записях и т. д. За последние годы из ар­хивов Москвы и Уфы извлечены и опубликованы сотни документов по истории Башкирии. Наиболее значительными являются публикации «Материалов по истории Башкирской АССР», начатые в 1936 г. К на­стоящему моменту из запланированных восьми томов опубликованы, 1ч- IV. находится в печати V и подготовлены к изданию VI и VII тт. Публикация «Материалов...» позволила во многих случаях по-новому подойти к исследованию ряда сложных вопросов из истории Башкирии периода феодализма: становления и развития феодальных отношений, характера башкирских восстаний XVII—первой половины XVIII вв., истории земельных отношений и т. д.

Однако все документы, включенные в «Материалы...», относятся к XVII—XVIII вв. Важнейшие вопросы из истории Башкирии до XVII в. по-прежнему оставались областью догадок и предположений, основан­ных часто на произвольном толковании отдельных высказываний древ­них авторов, исторической литературе XVII—XVIII вв. и т. д.

Таким образом, историки Башкирии уже давно остро ощущали не­обходимость найти источники, которые дали бы возможность хотя бы частично заполнить «белые пятна» в разработке истории Башкирии до XVII в. Поиски такой документальной базы дали неожиданные резуль­таты. Оказалось, что в Башкирии существуют, и долгое время находятся в забвении интереснейшие документы, внимательное изучение которых может пролить свет на многие важные моменты ранней и сред­невековой истории- Башкирии. Эти документы — башкирские шежере.

Башкирские шежере — своеобразные письменные памятники XVI— XIX, а иногда и более ранних веков. Слово «шежере» (шэжэрэ) озна­чает «родословная» или «родословие» (Башкирско-русский словарь, М., 1958, стр. 667). Однако такой перевод не исчерпывает того значения, которое термин «шежере» имеет в действительности. Не случайно в историко-краеведческой литературе XIX в., где были опубликованы пере­воды на русский язык нескольких башкирских шежере, эти письменные памятники назывались по-разному: хроникой, преданием, летописью или просто исторической записью. Однако ни один из этих переводов нельзя считать точным. Строго говоря, точный перевод, видимо, невоз­можен, так как сами шежере ни по форме, ни по содержанию не одина­ковы. Если одни шежере действительно являются только родословными, то другие включают сведения, приближающие их к летописям. Тем не менее, к большинству шежере, во всяком случае, к наиболее ценным из них, на наш взгляд, было бы правильно применить термин «генеало­гическая летопись». Чтобы обосновать это мнение, коротко остановимся

на происхождении башкирских шежере и' их развитии в качестве исторического источника.

У башкир, как и у ряда других в прошлом кочевых скотоводческих народов, издавна существовал обычай составлять родословную своего рода. В родословную включались члены рода по мужской линии. Каж­дый член рода должен был хорошо знать свою родословную. Знания в этой области башкиры передавали своим детям и внукам.

Рождение этого обычая было связано, видимо, с принципом родо­вой экзогамии у башкир. Башкирский род, в отличие от родоплеменных организаций оседлых земледельческих народов, не имел твердо очерченных границ. Род у башкир представлял собой лишь один из звеньев многоступенчатой родоплеменной системы. Это звено, как и другие звенья всей родоплеменной системы, было подвержено постоянным, хотя я мед­ленным, изменениям. Родовая организация у башкир могла превратить­ся в племенную, распавшись на несколько самостоятельных родов, или, наоборот, превратиться в родовое подразделение, влившись в состав другого, более сильного рода. В этих условиях, естественно, строгое соблюдение существовавшего v башкир принципа экзогамии требовало точного знания родословной. Таким образом, составление и знание ро­дословной сначала было необходимостью, продиктованной обычаями патриархально-родовых отношений. Наиболее точно и подробно знали родословную (шежере) аксакалы рода, однако, согласно обычаям, и ря­довые башкиры должны были запоминать имена своих предков до 10—15 колена.

Эти традиции в быту башкир сохранялись очень долго. Даже в на­стоящее время нередко встречаются старики, знающие свою родослов­ную в пределах 10—12 поколений.

Однако уже в период господства патриархально-родовых отноше­ний шежере стали перерастать свое первоначальное назначение. Пере­даваясь от отцов к детям и внукам, родословные постепенно стали со­провождаться рассказами о событиях, которые происходили при жизни родового вождя — бия. Из поколения б поколение шежере стали превращаться в своеобразную неписаную историю рода или пле­мени. В этой истории находили отражение и представления данного рода о своем происхождении, и события, связанные с межплеменной борьбой, и генеалогии родоплеменной знати и т. д.

В XV—XVI вв. и позднее, когда шежере многих родоплеменных групп башкир стали слишком громоздкими, чтобы удержаться целиком, без искажений в памяти отдельных людей, их стали записывать. XV—XVI вв.—дата, конечно, примерная. Более точно определить вре­мя превращения шежере в письменные документы пока невозможно. Нам известно лишь два свидетельства о записи шежере в XVI в. Шежере племени Юрматы было написано под диктовку бия Татигаса муллой Бакыем. Татигас-бий умер в 972 г. хиджры, или в 1564—1565 гг. хрис­тианского летосчисления '. Следовательно, в середине XVI в. шежере уже записывались. Однако по тексту шежере юрматынцев, по содержав­шимся в нем сведениям можно предполагать, что Татигас-бий, диктуя Бакыю содержание летописи, не только рассчитывал на свою па­мять, но и пользовался другими, более ранними письменными источника­ми. Вероятно, шежере, хотя и редко, записывались и раньше, в начале XVI в. или даже в XV в. Кроме того, надо учесть и то обстоятельство, что шежере как в XVI в., так и в последующие века записывались муллами. Это дает основание говорить о том, что превращение некогда устных ро­дословных в письменные документы было связано с укреплением му­сульманской религии в Башкирии и распространением арабской письменности, т. е. с XV—XVI вв.

Таким образом, процесс превращения башкирских шежере в письменные документы был довольно длительным. До наших дней ше­жере дошли в копиях XVIII—XIX вв., и только в ряде случаев — в более ранних списках.

Надо иметь в виду, что шежере становились «писанными история­ми» в условиях классового феодального общества и социальные усло­вия тон эпохи ни могли не отразиться на их содержании. Основная часть шежере, родословная, постепенно превратилась в генеалогию башкир­ской родоплеменной знати. Составители шежере нередко включали в текст содержание ханских ярлыков, предания о знатном происхождении своих родовитых предков, а позднее, после присоединения Башкирии к России, — грамоты на право вотчинного владения землей, раздельные акты и т. д.

Сейчас многие из этих материалов в совокупности с генеалогиями, а также народными преданиями о происхождении того или иного пле­мени, представляют для историков и этнографов исключительный ин­терес. Они позволяют не только заполнить некоторые «белые пятна» в области ранней истории Башкирии, но и более глубоко, чем раньше, ис­следовать общественный строй башкир в период становления и развития феодальных отношений.

В XVI—XVIII вв., когда произошли большие изменения в земель­ных отношениях, башкирские шежере приобрели новое социальное зна­чение. В условиях чрезвычайной запутанности форм земельной собст­венности в Башкирии, когда башкирские волости формально выступали коллективным владельцем общей вотчины, шежере с их обширной ро­дословной стали юридическим документом, подтверждающим право участия того или иного башкира данной волости (рода) в вотчинном владении волостными землями. Весьма важно и характерно то, что царская администрация при проведении земельной политики не только считалась с этими шежере, но и при возникновении спора о праве участия той или иной группы башкир в волостной земельной вотчине требовала обязательного представления родословной, которая служила «доказа­тельством» принадлежности этих башкир к определенному роду. Новой функцией шежере широко воспользовались башкирские феодалы. В це­лях узурпации земельной собственности они включали в родословную лиц, фактически, не имеющих никакого отношения ни к данному роду, ни к его земельной собственности. Естественно, поэтому, что в старые тексты шежере вносились изменения и искажения, которые были в ин­тересах башкирской феодальной верхушки.

Оговоримся, что при всем этом шежере сохраняли и свое тради­ционное значение. Это была история, генеалогическая летопись опреде­ленного рода, определенного племени. В качестве таковой шежере было атрибутом патриархально-родовой жизни. Наличие шежере в башкир­ском роде было так же обязательно, как обязательны были такие родо­вые атрибуты, как тамга, птица, дерево. В XVII—XVIII вв. эт.1 элементы былой патриархально-родовой жизни превратились уже большей частью в пережитки, но все же в обществе, где господствовали патриархально-феодальные отношения, эти пережитки еще долго сохраняли определен­ное значение в быту башкир. Поэтому башкиры в целом бережно отно­сились к сохранившимся наиболее старым текстам шежере, стремясь не вносить в них существенных изменений.

Важно подчеркнуть, что шежере не есть явление, присущее только башкирам. На определенной стадии общественного развития, а именно в эпоху разложения родового строя и формирования классовых отноше­ний, составление генеалогий имело место у многих народов. У народов, в жизни которых до сравнительно недавнего времени сохранялись атри­буты патриархально-родового уклада, генеалогии или воспоминание о них живы еще и в наши дни. Устные шежере бытуют среди казахов, туркмен, башкир, киргизов, монголов и других народов. Эти памятни­ки древней и средневековой истории у различных народов могут назы­ваться различно (шэжэрэ, тайра, тарих и т. д.), но суть их остается примерно одинаковой, т. е. они включают родословную того или иного рода с более или менее подробным изложением наиболее выдающихся событий из жизни данной родоплеменной группы.

К сожалению, только ничтожная часть этих исторических докумен­тов введена в научный оборот. Многие из них еще вообще не известны. Объясняется это в значительной степени тем, что среди некоторых ис­ториков был распространен неверный взгляд как на происхождение ше­жере, так и на его значение как исторического источника. Авторы «Истории Казахской ССР», например, пишут, что шежере—это «родослов­ные казахских родов, сочиненные мусульманским духовенством» в конце XIX — начале XX вв. По их мнению, «ничего общего с подлинной исто­рией казахов эти «шежере» не имеют». Аналогичное отношение к шежере имело место и среди историков других республик. Иначе нельзя объяснить то, что до настоящего времени шежере не использовались или почти не использовались при разработке древней и средневековой исто­рии, вопросов этногенеза и т. д. казахского, туркменского, каракалпак­ского, киргизского, башкирского и других народов. По сути дела шежере как ценные исторические источники отвергнуты историками на основании только одного факта: большинство шежере содержат много сведений библейского характера или сведений, почерпнутых из тюрко-монгольской мифологии. Однако это равносильно тому, если бы историки игно­рировали сочинения Абу-л-Гази, хана хивинского, только на том осно­вании, что они также начинаются с библейской легенды о происхожде­нии тюрков от Яфеса. Неверно также и то, что шежере составлялись мусульманским духовенством в конце XIX — начале XX вв. Наоборот, народы, основным занятием которых в прошлом было кочевое скотовод­ство, имеют весьма древние традиции составления шежере. Это можно проиллюстрировать на примере крупнейших исторических работ сред­невековья. Первая часть труда персидского историка XIV в. Рашид-ад-дина «Джами ат'-таварих» (Сборник летописей) является ценнейшим источником для разработки дофеодальной истории монгольских и тюрк­ских народностей и племен. Профессор И. П. Петрушевский пишет об этом: «Разделы, посвященные истории тюркских и монгольских племен и истории Чингиз-хана до объединения под его властью Монголии, имеют значение исключительно важного свода сведений о кочевых племенах Центральной Азии в дофеодальный период их истории». На основании каких источников написана эта часть труда Рашид-ад-дина? Наряду с более ранними историческими работами Рашид-ад-дин широко исполь­зовал устные предания, родословные тюркских и монгольских племен, генеалогии князей и т. д. Эту особенность труда Рашид-ад-дина отмечали уже его современники. Профессор И. П. Петрушевский приводит слова Ольджайту-хана, который, познакомившись с трудом персидского исто­рика, сказал: «То, что изустно передано от эпохи Чингиз-хана до те­перешнего времени из всех дел [монгольского народа] и объяснения [про­исхождения] последнего — есть общая цель сего [труда]...». Между про­чим, некоторые легенды, упоминаемые Рашид-ад-дином, до наших дней

живут среди башкир и туркмен в устных преданиях или в шежере. Та­ково, например, предание о происхождении кипчаков'.

Широко известная древняя монгольская летопись «Сокровенное сказание», составленная в 1240 г. при дворе хана Угэдэя, также бази­руется на официальных -монгольских генеалогиях, преданиях, по край­ней .мере в той его части, где речь идет об истории и происхождении мон­гольских племен -'. Таким образом, уже ранние сводные исторические труды и летописи в качестве важнейшего источника использовали родоплеменные генеалогии, предания, родословные родоплеменной аристо­кратии и т. д., которые, устно передаваясь от поколения к поколению, в течение сотен лет жили в памяти народа.

Об этом же свидетельствуют и более поздние исторические источни­ки. Недавно опубликована .монгольская летопись XVII в. «Шара Туджи», для которой характерно «наличие более или менее разработанных генеалогий монгольских феодалов»³. Вся летопись является по существу родословной князя Гэрэсэндзэ и его потомков, владевших Халхой.

Особенно показательны в этом плане сочинения хивинского хана XVII в. Абу-л-Гази: «Шаджара-i таракима» (Родословная туркмен) и «Шаджара-i турк» (Родословная тюрок). В основу обоих этих сочине­ний в конечном итоге были положены генеалогические предания, родо­словные, сопровождаемые рассказами о событиях, синхронных той или иной личности. В известном смысле сочинения Абу-л-Гази являются обобщенным переложением распространенных среди туркмен шежере. Примечательно, что оба сочинения хивинского хана называются «Шаджара...».

В свете сказанного представляет большой интерес история написа­ния ханом Абу-л-Гази его сочинений. А. Н. Кононов, недавно опублико­вавший исследование о «Родословной туркмен», пишет в предисловии:

«Написана «Родословная туркмен», по словам Абу-л-Гази, «по просьбе туркменских мулл, шейхов и беков», которые считали, что распростра­ненные в народе Огуз-наме полны «ошибок и друг с другом не сходятся». Нужно было дать официальную редакцию предания о происхождении туркмен, их развития и размещения. Каждое племя знало, и в ряде слу­чаев сохраняет до наших дней свои родословные, но сводной родослов­ной различных туркменских племен не было. Но уже тогда, во времена Абу-л-Гази, т. е. в середине XVII в., в политических целях самого Абу-л-

Гази нужно было кодифицировать разрозненные противоречивые родо­словные отдельных племен». Таким образом, основным источником при изложении сочинения Абу-л-Гази послужили родословные туркмен или «.седжре, до сих пор сохраняющиеся в народной памяти» ².

Историческая обстановка в Башкирии сложилась таким образом, что она не вызвала необходимости кодификации родословных, весьма различных по происхождению башкирских племен. Этому не способст­вовали ни этническая разобщенность башкирских племен, ни слабые тенденции к политической централизации Башкирии. В то же время в XV—XVI вв., в связи с развитием производительных сил и прогрессом в общественной жизни башкир, родилась необходимость в создании •официальных редакций наиболее популярных шежере, которыми были родословные крупных башкирских племен. В таких племенах появились свои «историки», которые стали записывать шежере и создавать тем са­мым письменные варианты шежере, которые впоследствии, при снятии с них многочисленных копий, меньше, чем обычно, подвергались измене­ниям.

Из сказанного выше следует, что, во-первых, родословные на опре­деленной стадии общественного развития были характерны для многих тюркоязычных и монгольских народов, во-вторых — исторические рабо­ты средневековья, начиная от «Сокровенного сказания» и кончая сочи­нениями Абу-л-Гази, широко использовали в качестве источника эти ро­дословные. А это в свою очередь означает, что сбор, изучение и издание шежере (родословных), сохранившихся в памяти башкирского, казах­ского, туркменского, каракалпакского, киргизского и других народов, будет иметь неоценимое значение для изучения многих вопросов, свя­занных с этнической историей этих народов, с их общественным строем в период становления классового общества и т. д.

Башкирские шежере составлялись каждым родом. Позднее, в XVII—XVIII вв., когда род у башкир распался, шежере стали состав­лять жители группы родственных сел, одного села или даже члены от­дельных семей. В такие шежере обычно записывались имена всех муж­чин данного села или семьи на протяжении нескольких поколений. Эти подробные генеалогии представляют немалый интерес с точки зрения изучения ряда вопросов общественного строя башкир. Однако гораздо интереснее шежере более крупных организаций башкирского общест­ва — племени, рода, так как именно они включают сведения о важней­ших моментах истории башкирского народа. Но подобных шежере сохра­нилось сравнительно немного.

Шежере каждого рода (тем более племени) записывалось в тече­ние нескольких поколений, поэтому оно представляло собой большую ценность, своеобразную реликвию, свидетельствующую о древности про­исхождения данного рода, о богатстве его истории и т. д. Этими шежере башкиры очень дорожили и с особым пристрастием их хранили. Храни­телями шежере обычно были мулла или один из наиболее авторитетных аксакалов рода. Они записывали в шежере события и имена людей, со­временниками которых являлись сами. Перед смертью аксакал или мулла передавал шежере своему преемнику, который нередко заново его копировал. Потерять шежере рода считалось большим позором. По рас­сказам стариков, потеря шежере истолковывалась как забвение принци­пов родовой солидарности, как забвение памяти отцов, чем башкиры особенно дорожили. Понятно поэтому, что родовое шежере очень строго охранялось, редко кому показывалось и за пределами рода его место­нахождение почти никому не было известно. Как это ни парадоксаль­но, именно это обстоятельство, т. е. слишком бережное отношение к ше­жере, и явилось одной из основных причин того, что до нас дошло срав­нительно мало этих ценных исторических источников.

В настоящее время известно о существовании около 60 башкирских шежере. В основном это шежере юго-восточных и южных башкирских племен (Кыпсак, Бурзян, Тамьян, Юрматы, Мин и др.). В северо-восточ­ной Башкирии шежере сохранилось очень мало. Пока нам известны ше­жере двух северо-восточных башкирских племен: Айле и Табын; причем из восьми известных шежере табьшцев семь относятся к западной группе родов этого племени. Имеются, однако, сведения, что весьма подробные шежере существовали и у других северо-восточных башкирских племен и родов, в частности у катайцев и сальютов. Но тексты этих шежере или хотя бы фрагменты текстов до сих пор не найдены. Почти не сохра­нились шежере западных башкирских племен. Это обстоятельство по­служило для некоторых историков поводом для предположения о том, что у западных башкир вообще не было шежере. Однако это неверно. В 1913 г. бугульминский учитель Ахмедгали Халимов опубликовал в жур­нале «Шуро» краткое содержание шежере западнобашкирского племени Киргиз². В первом номере того же журнала за 1914 г. были опублико­ваны шежере башкир деревень Исламбакый и Исмагил Белебеевского уезда ³. Последние два шежере представляют собой генеалогию жителей указанных двух аулов и особого интереса как исторические документы не представляют. Шежере племени Киргиз, несмотря на то, что оно дано в кратком переложении, содержит ценные данные относительно проис­хождения этой группы башкир. Кроме того, в фонде Института истории, языка и литературы Башкирского филиала АН СССР хранится шежере

башкир деревни Исламбахтино Ермекеевского района Башкирской АССР. Это шежере приобретено в 1956 г. в деревне Исламбахтино науч­ными сотрудниками ИИЯЛ Б. Г. Калимуллиным и Т. Г. Баишевым. Дан­ный список шежере составлен в начале XIX в. и состоит в основном из родословной. Некоторые имена шежере сопровождаются очень кратки­ми текстами. В целом это шежере как исторический источник также особой ценности не имеет, но в совокупности с другими, упомянутыми выше фактами, оно доказывает, что в Западной Башкирии шежере когда-то были так же широко распространены, как и на юго-востоке. Вос­поминания о шежере и сейчас еще изредка можно услышать среди ста­риков западных районов БАССР. Так, башкиры Янаульского района рассказывали, что их предок Айзуак на лыжах ездил в Москву, откуда привез берестяную грамоту на владение землями. Это предание являет­ся фрагментом когда-то существовавшего шежере башкир-гайнинцев, причем фрагментом весьма существенным, так как на протяжении сто­летий он сохранился в памяти народа.

Остается фактом, однако, что шежере западнобашкирских племен сохранилось очень мало и что в наши дни там эти исторические памят­ники встречаются гораздо реже, чем в Восточной Башкирии. Объясняет­ся это тем, что в Западной Башкирии уже в XVII—XVIII вв. патриар­хально-родовые традиции в связи с быстрым развитием феодальных от­ношений канули в прошлое. В результате постепенно утрачивался инте­рес и к памятникам старины, к истории отдельных родов, которые в общественной жизни значения уже не имели.

До настоящего времени сохранились главным образом те шежере, которые были записаны в XVIII—XIX вв. Надо сказать, что историки и краеведы давно обратили внимание на эти своеобразные истерические источники. Впервые использовал шежере в историческом исследовании П. И. Рычков. В «Истории Оренбургской» борьбу башкир с ногайским господством, некоторые моменты из истории присоединения Башкирии к Русскому государству П. И. Рычков описывает, ссылаясь на рассказ башкирского старшины Кыдраса Муллакаева³. Кыдрас Муллакаев, в свою очередь, сообщил П. И. Рычкову сведения, почерпнутые им из «татарской истории», которая, однако, во время башкирского восстания 1735—1740 гг. была потеряна. Сопоставление сведений, содержащихся в книге П. И. Рычкова, с текстами башкирских шежере показало, что «татарская история», которую имел Кыдрас Муллакаев, не что иное, как шежере башкир-минцев. Один из вариантов этого шежере публикуется в настоящем сборнике (шежере III). В другой работе, во «Введении к Астраханской топографии», П. И. Рычков использует шежере башкир-кипчаков.

Некоторый интерес к башкирским шежере сохраняется и в XIX в., причем этот интерес к ним проявляется в основном со стороны истори­ков-краеведов. В 1848 г. В. Юматов, в 1881 и 1883 гг. Л. В. Лоссиевский опубликовали варианты шежере башкир-минцсв, юрматынцев и фраг­менты из родословных других башкирских племен-. Позднее, в 1890 г. этнограф П. С. Назаров опубликовал «историческую запись», сочетаю­щую в себе тексты из шежере башкир племен Мин и Юрматы. Фрагмен­ты или просто фактические материалы из башкирских шежере содер­жатся в работах и других историков-краеведов, например Р. Г. Иг­натьева.

В конце XIX и особенно в начале XX вв. шежере становятся пред­метом внимания представителей формирующейся башкирской нацио­нальной интеллигенции. Несколько шежере башкир-табынцев опубли­ковал Мухаметсалим Уметбаев. Позднее, в 1913—1914 гг., в журнале «Шуро» было опубликовано девять шежере (в подлинниках или в пере­ложении). Однако, кроме упомянутого выше шежере башкир племени Киргиз, тексты, опубликованные в «Шуро», не заслуживают большого внимания.

В целом, таким образом, можно видеть, что хотя на протяжении XIX — начала XX вв. внимание к башкирским шежере постепенно воз­растало, однако, в смысле их выявления, сбора и публикации было сде­лано чрезвычайно мало. Наиболее интересные башкирские шежере, та­кие, например, как общее шежере племен Кыпсак, Бурзян, Усерган и Тамьян, оставались еще неизвестными. Между тем уже в начале XX в. сбор шежере с каждым годом все более затруднялся. В связи с разви­тием капиталистических отношений родовые традиции безвозвратно предавались забвению. У молодежи постепенно исчезал интерес к исто­рии своего рода. Более того, быстро забывались даже названия родов, к которым некогда принадлежали те или иные башкиры. Традиции ро­да, его атрибуты окончательно переходили в область истории. Десятки шежере, спрятанные их хранителями-стариками в тайниках их сунду­ков, а то и подальше — где-нибудь в лесу в дупле, или зарытые в зем­лю, не сохранились, потому что часто их некому было уже передавать. Немало шежере было уничтожено в конце XIX и в начале XX вв. фанатиками родовых традиций, нежелавшими последнюю память о давно прошедшей жизни дедов передавать в руки чуждой им по духу моло­дежи.

Однако даже те шежере, которые были опубликованы в дореволю­ционный период, требуют весьма критического подхода. Шежере, опуб­ликованные В. Юматовым, М. В. Лоссиевским, П. С. Назаровым и др., даны только в русском переводе, причем часто, к сожалению, неточном. Можно думать (на основании сравнения с существующими текстами), что по содержанию наиболее близки к оригиналам шежере, опублико­ванные П. С. Назаровым. Фотокопии оригиналов или хотя бы транскри­бированные на русский алфавит тексты не опубликованы, и поэтому у читателей нет возможности получить другие варианты переводов. К то­му же публикации не сопровождаются примечаниями или коммента­риями. Исключением является обстоятельная статья Д. Н. Соколова «Опыт разбора одной башкирской летописи», в которой автор комменти­рует в основном тексты, опубликованные П. С. Назаровым '.

Шежере, опубликованные в журнале «Шуро», хотя и сохраняют в большинстве случаев текст оригиналов без изменения, однако, по содер­жащемуся в них материалу они, как уже сказано, не являются самыми ценными. В то же время надо подчеркнуть, что, говоря о внимании исто­риков, этнографов дореволюционного периода к башкирским шежере, нам хочется акцентировать внимание не на научное качество публика­ций и даже не на их количество. На наш взгляд, важно подчеркнуть сам | факт публикации башкирских шежере, говорящий о том, что уже в .XVIII—XIX вв. ряд историков и этнографов по достоинству оценил эти ' важные памятники истории башкирского народа.

После Октябрьской революции сбором башкирских шежере занимались историки-краеведы, а в основном — экспедиции, организованные как местными, так и центральными научными учреждениями. Собран­ные шежере сосредоточивались в Научно-исследовательском институте национальной культуры, а с 1938 г. в Башкирском научно-исследова­тельском институте языка, литературы и истории им. М. Гафури. Неко­торые шежере были сданы в фонд института колхозниками, получив­шими эти рукописи в наследство от дедов. В 1951 г., в связи с образова­нием Башкирского филиала АН СССР, старые рукописи института, в том числе 36 шежере, были переданы в фонд библиотеки филиала ².

В 1927 г. историком-краеведом Сагитом Мирасовым в журнале «Башкорт аймары» было опубликовано три шежере: племен Юрматы, Кыпсак и рода Кара-Табын. Наибольшего внимания среди них заслу­живает шежере племени Юрматы, опубликованное с сохранением осо­бенностей текста оригинала. Других публикаций шежере вплоть до 50-х годов не было. В 1957 г. составителем данного сборника в журнале «Эзэби Баигкортостаны» были опубликованы с комментариями шежере юрматынцев, шежере юго-восточных племен (Бурзян, Кыпсак, Тамьян, Усерган) и некоторые фрагменты из шежере минцев.

В последние годы в связи с тем, что историки, этнографы, а также филологи стали чаще обращаться к башкирским шежере, активизиро­валась работа по их выявлению и сбору. В итоге сотрудникам Институ­та истории, языка и литературы Башкирского филиала АН СССР уда­лось во время их пребывания в районах Башкирской АССР найти более десяти шежере, многие из которых до сих пор были не известны.

В 1954 г. старший научный сотрудник Института этнографии АН СССР В. Н. Белицер любезно передала составителю сборника три. шежере, приобретенные ею во время экспедиции АН СССР 1930 годов Башкирию. Среди них родословная башкир племени Усерган, един­ственное из известных нам шежере, написанное в стихотворной форме.

Таким образом, историки располагают сейчас довольно значитель­ным количеством шежере, что позволяет приступить к их научной пуб­ликации.

В XV—XVII вв., да и позднее, вплоть до конца XIX в., башкирские шежере записывались арабским алфавитом на том своеобразном языке, который принято называть языком «тюрки». В текстах наиболее старых шежере много арабизмов и фарсизмов, они изобилуют общетюркскими элементами, но в них же нередко встречаются слова и обороты, прису­щие только башкирскому языку. В этом отношении башкирские шеже­ре представляют собой не только важные исторические источники, но и чрезвычайно интересные памятники языка. Внимательное изучение специалистами-языковедами текстов шежере без всякого сомнения даст богатые материалы исследователям истории башкирского языка.

Когда идет речь о каком-либо историческом источнике, особенно рукописном, принципиальное значение имеет выяснение двух вопросов. Во-первых, важно установить, насколько достоверны содержащиеся в источнике факты и сведения, и, во-вторых, когда эти факты и события зафиксированы, иначе говоря, датировку документа.

О достоверности башкирских шежере высказывалось немало сом­нений. На первый взгляд эти сомнения действительно имеют как будто веские основания. Надо учесть, что немало шежере записывалось или, точнее, переписывалось муллами, которые нередко были единственными грамотными людьми во всем роде. Одним из главных назначении мно­гих шежере был более или менее правдоподобный рассказ о происхожде­нии того или иного рода. Исходя из этого, муллы нередко посвящали некоторую часть текста шежере составлению генеалогии пророков аллаха, которые якобы являлись родоначальниками того или иного рода. Иногда шежере начинаются с имени Чингиз-хана. Нередко реальные исторические личности генеалогически связывались с легендарными ге­роями мусульманской или тюрко-монгольской мифологии. Составители шежере таким путем стремились доказать «знатное» или даже «божест­венное» происхождение некоторых представителей башкирской родоплеменной знати.

В этом нетрудно усмотреть классовую направленность башкирских шежере, о чем выше уже упоминалось. Здесь уместно подчеркнуть, что в период, когда в башкирском обществе укрепилась наследственная власть родоплеменной аристократии, многие шежере стремились идео­логически обосновать законность этой власти, утверждали принцип наследственной преемственности власти биев. Утверждение этого прин­ципа требовало, естественно, соответствующей аргументации. В представ­лениях феодализирующейся башкирской знати наиболее веским обосно­ванием «законности» их власти было происхождение, прямая генеалоги­ческая связь с наместниками бога на земле или с Чингиз-ханом, его сы­новьями, с Огуз-ханом и т. д. Наличие такой тенденции в составлении шежере свидетельствует и о том, что господствующие классы стреми­лись распространять среди трудящихся башкир панисламистские, пантюркистские идеи. Понятно, что в этой части башкирские шежере ничего общего не имеют с исторической действительностью.

Однако сказанное выше ни в коем случае не ставит под сомнение достоверность многих содержащихся в шежере фактов и сведений. Фан­тастичны обычно верхние звенья генеалогической таблицы некоторых шежере. Но в этих же текстах немало и достоверных сведения. В то же время есть шежере (и их немало), которые вообще игнорируют пред­ставления корана о происхождении народов или представление тюрко-монгольской мифологии о Чингиз-хане как родоначальнике многих пле­мен. Эти шежере непосредственно начинаются с описания достоверных событий, а их генеалогии включают реальных людей. Именно к этой ка­тегории шежере относится большинство включенных в настоящий сбор­ник текстов. Значение этих шежере как исторических документов пере­оценить трудно.

Говоря о степени достоверности башкирских шежере, надо учиты­вать, что они не являются плодом индивидуального творчества. В на­стоящее время известно только четыре шежере, у которых есть авторы:

шежере юрматынцев, продиктованное Татигас-бием мулле Бакыю; ше­жере айлинцев, написанное Тажетдином Ялчыгуловым; табынские ше­жере Мухаметсалима Уметбаева. Но даже в том случае, если известны составители шежере, это не означает, что они единственные авторы этих рукописей. Правильнее их считать авторами нового списка шежере, так ;как составленные ими тексты опираются на факты и сведения, дошедшие до них в устной или письменной форме от их предков. Авторы нового списка шежере излагают эти факты и сведения в более или менее систематизированной форме, более или менее литературным языком. Тажетдин Ялчыгулов сам указывает в шежере, что написанные им историче­ские предания он узнал от одного старика в Астраханском крае (шеже­ре XXIV). Авторы добавляли в шежере описание только тех событий, современниками или свидетелями которых они были.

Составители большинства шежере вообще неизвестны. Это законо­мерно, так как в конечном итоге шежере — результат коллективного творчества. Текст шежере точно так же, как и генеалогия, создавался постепенно. Составление родословной, начатое одним автором, продол­жалось другим и завершалось третьим.

В шежере находили также отражение факты и события, которые могли сохраниться только в памяти народа в форме исторических пре­даний, легенд и т. д. Поэтому почти в любом шежере, независимо от то­го, составлялся он одним человеком или многими людьми, содержится переложение или точный пересказ более старых шежере, исторических фактов, сохранившихся в памяти народа. В этом смысле башкирские шежере донесли до нас не только родословные биев и описание их жиз­ни, но и правдивые страницы летописи народной жизни. Таким обра­зом, и по социальному содержанию башкирские шежере не однородное явление. Эта кажущаяся противоречивость вполне объяснима. Во-пер­вых, в создании шежере одного рода участвовали многие поколения и, следовательно, много людей. Среди них могли быть представители раз­личных социальных групп башкирского общества. Они, каждый по-своему, преломляли события, свидетелями или участниками которых они являлись. С другой стороны, большое значение имеет преемствен­ность летописания, то есть тот факт, что каждый новый список шежере включал в себя копию предыдущих (данного рода или племени) или же их синтезированное переложение. А в предшествующих текстах, в свою очередь, могли быть сведения и факты, социальная природа и возраст которых были различны.

Принцип преемственности башкирских шежере исходит от самой природы их происхождения. Если в основе шежере была генеалогиче­ская схема какого-либо рода, то при составлении нового списка преды­дущий список неизбежно учитывался и даже служил основой. Так, пере­даваясь из поколения в поколение, появлялись новые и новые списки шежере, генеалогии которых также пополнялись новыми именами, а тек­стовые части — описаниями свежих событий. Отсюда ясно, насколько относительное значение приобретают понятия «оригинал», «копия» при­менительно к башкирским шежере. Каждая новая «копия» включала в себя имена и описания, которых не было и не могло быть в «оригинале». Однако параллельно шел и другой процесс. «Копии», или, точнее, новые списки, хотя преемственно включали в себя материалы старого списка, однако они постепенно теряли некоторые факты и описание событий, содержавшихся в «оригиналах». Какое-либо крупное событие, проис­шедшее в жизни народа, заметно вытесняло при составлении новых шежере часть «устаревших» материалов. Таким, например, событием было присоединение Башкирии к Русскому государству. Описание присоединения содержится в шежере многих, если не большинства, широких племен. Недавние события заставляли постепенно забывать далеком прошлом, записи о которых стали занимать в шежере уже второстепенное место. При этих особенностях башкирских шежере их датировка представляет значительные трудности, а подчас невозможна. Это и понятно, если учесть, что многие шежере составлялись на протя­жении жизни многих поколений десятками людей и описания событии шесте с громадными генеалогиями переходили из более ранних списков » поздние. Поэтому, когда в комментариях, помещенных в этом сборнике, те или иные шежере датируются, то в этих случаях речь идет не > дате рождения данного шежере вообще, а о дате рождения публикуемого списка. Когда поддается датировке составление основной части шежере, то это всегда оговаривается.

Башкирские шежере являются ценными историческими источниками. Однако, как сказано выше, в результате условий их развития, в них, наряду со многими достоверными сведениями и фактами, содержится и немало искажений. Эти искажения являются, с одной стороны, результатом развития классовых отношений в башкирском обществе, с другой—многократного составления новых списков шежере одних и тех же племен. Эта сложность и противоречивость башкирских шежере говорит за то, что к этим текстам необходимо внимательное и критическое отношение. Задача исследователя заключается в том, чтобы путем сравнения, сопоставления с другими источниками и внимательного изучения эпохи воссоздать реальную, достоверную картину исторического процесса. Только при условии критического подхода башкирские шежере могут дать эффективный материал для изучения целого ряда проблем из ранней и средневековой истории Башкирии.

В сборнике публикуется 25 шежере. Рукописи для публикации от­ирались с таким расчетом, чтобы возможно шире были представлены башкирские племена и роды. В сборник вошли шежере племен Юрматы, Мин, Бурзян, Кипчак, Усерган, Тамьян, Табын и Айле, т. е. наиболее крупных родоплеменных организаций Восточной Башкирии. В то се время в сборник включены те шежере, которые представляют значительный интерес с точки зрения истории и этнографии Башкирии. По ним соображениям не публикуются небольшие, в основном состоящие из одних генеалогий шежере западнобашкирских сел. Упомянутое здесь шежере племени Киргиз также не вошло в сборник, так как в журнале «Шуро» оно дано лишь в переложении. В том случае, если шежере известно в нескольких вариантах, в сборник включен наиболее полный ли наиболее сохранившийся вариант. В этих случаях в комментариях к шежере различия в текстах вариантов, если таковые имеются, оговари­ваются. И, наконец, важное значение при отборе шежере для сборника имела достоверность текстов. Шежере или его фрагменты, содержащие в основном мусульманские мифологические предания или легенды, в сборник не включены.

В сборнике даны фотокопии шежере, транскрипции и переводы текс­тов на русский язык. Исключение составляют шежере IX (племени Усерган), XXIII (племени Айле) и XX (рода Калчир-Табын), фотокопии которых не даны, так как в первых двух случаях шежере сохранились лишь в транскрипции или русском переводе, а в третьем — фотокопию невозможно дать по техническим причинам.

При транскрибировании стилистические и языковые особенности источников сохранены. Различия в написании одних и тех же слов и выражений, которые имеются в текстах, оставлены и в транскрип­циях.

Транскрибированные тексты снабжены подстрочными примечания­ми, в которых даны переводы на башкирский язык тех слов и выраже­ний, которые могут вызвать затруднения у читателей, владеющих баш­кирским или татарским языком, но не знающих арабского и персидского. Здесь же даны переводы этих слов и выражений на русский язык, что­бы облегчить читателям сверку точности переводов текстов, а при воз­никновении различных толкований смысла отдельных фраз — предло­жить другие варианты перевода. Перевод очень лаконичных текстов шежере на русский язык оказался трудным. Особенную трудность пред­ставили многочисленные имена из генеалогий, так как многие из них сейчас вышли из употребления и трудно представить, как они звучали в разговорной речи. Поэтому написание имен русскими буквами мы стара­лись дать путем транслитерации. В ряде случаев русское написание имен давалось в той форме, в которой они встречались в архивных докумен­тах XVII—XVIII вв.

Сборник снабжен комментариями, главным образом историко-этно-графического характера. Комментирование таких сложных и малоизу­ченных текстов, как шежере, — дело трудное. Составитель стремился комментировать малоизвестные или неясные моменты в текстах, иногда, по мере возможности, давал толкования тем или иным событиям, описанным в шежере. При всем этом выбор объектов для комментиро­вания носит, конечно, субъективный характер. Это означает, что ком­ментарии предназначены лишь для того, чтобы помочь читателям позна­комиться с особенностями текстов шежере, подсказать возможные пути их использования как исторических источников.

Ссылки на комментарии даны в русских переводах текстов.

В приложении к сборнику публикуется «Раздельное письмо башкир племени Мин царю Алексею Михайловичу».

Цифры без скобок отсылают к подстрочным примечаниям, цифры в скобках -комментариям. В квадратные скобки помещены слова и выражения, добавленные для уяснения смысла текста, а там, где это необходимо,—дословные переводы. Многоточия текста, позднейшие добавления, неразборчивые слова или повреждения документа оговорены в подстрочных примечаниях или комментариях.

Генеалогические схемы публикуемых шежере печатаются не на развернутых таблицах (целиком), а как обычно, с переносами с одной стра­ницы на другую. В этих случаях те части генеалогии, которые переносят­ся, начинаются с определенных индексов (например, А, Б, А 1, А 2, Б 1 и т. д.). Эти индексы повторяют условные знаки, проставленные в начале генеалогической схемы, около имен, с которых начинается перенос ге­неалогии на другие страницы.

В процессе длительной и довольно трудной работы над сборником составитель постоянно пользовался советами и помощью товарищей, ко­торым, пользуясь случаем, приносит искреннюю благодарность. Особен­но большую признательность выражаю 3. Ш. Аюханову, оказавшему помощь в транскрибировании и переводе некоторых текстов, а также М. В. Суриной и Н. В. Бикбулатову, которые провели значительную часть кропотливой работы по технической подготовке сборника.

В конце книги даются указатель имен и указатель названий башкирских племен, родов и родовых подразделений. Оба указателя состав­лены применительно к русским переводам текстов шежере и комментариям. В заключение считаю долгом подчеркнуть, что составитель рассматривает данный сборник лишь как начало введения в научный оборот таких своеобразных и интересных источников, как башкирские шежере. Надо надеяться, что уже в ближайшем будущем будут выявлены и опубликованы новые тексты шежере, которые откроют нам еще несколь­ко доныне неизвестных страниц истории башкирского народа.