В. Изломов

Литератор или ученый?

Имя Льва Николаевича Гумилева, автора «теории этногенеза», хорошо известно. Он не ошибался в оценке своей популярности: «Я прославлен на всю Россию». У него было много почитателей и даже поклонников и много «врагов». Группу «почитателей» составляли студенты, творческая интеллигенция, вообще «интересующиеся», то есть околонаучная общественность; группу «врагов» - ученые-профессионалы: этнографы, востоковеды, историки, этнологи, археологи, слависты. Однако в 1980 году на сторону последних «переметнулся» ряд русских писателей и литературный журнал «Наш современник» - по причине возмущения вольностью гумилевской трактовки отечественной истории. Апологеты учения Гумилева сразу зачислили и их в разряд «врагов» - таковыми автоматически становились все, кто критически относился к «теории этногенеза». «Кольцо оппозиции Гумилеву», «удар по ученому был нанесен совместными силами этнографов и востоковедов», «резкая отповедь клира Института этнографии», «враги - этнографы и историки - вернулись на знакомую «тропу войны», «ритуал уничтожения Гумилева высокой наукой», «началась обширная и шумная атака», «уничтожающий удар был нанесен со стороны патриотов», «атаку завершил Чивилихин»2... Что это - научная дискуссия или сводки с фронта? Вопрос риторический и ответа не требует. Попытаемся ответить на другой - уже не риторический: почему научный мир так и не признал «теории» Л. Н. Гумилева, в чем суть тридцатилетней войны Льва Николаевича с академической наукой?

Общеизвестно, что любому ученому необходима профессиональная адаптация - порой довольно длительная. И это оправданно: некорректность всегда ведет к грубейшим ошибкам. Недостаточный профессионализм - причина многих бед. Сколько вреда нанес своими дилетантскими действиями, к примеру, исследователь Салтово-маяцкой культуры В. А. Бабенко, который сенсации ради варварскими методами ведения раскопок всего за 11 лет уничтожил около двухсот историко-археологических памятников - с плачевным научным результатом. Коллеги Бабенко понимали опасность подобного энтузиазма и пытались остановить ревнителя, но Бабенко апеллировал к кругам и лицам, мало разбиравшимся в тонкостях проблемы, зато легко поддающимся эмоциям: «строят козни», «интригуют», «завидуют успехам», «боятся конкуренции»... И долго еще специалистам придется расхлебывать кашу, заваренную человеком, которому академическая наука «мешала» работать3.

Лев Николаевич Гумилев, несомненно, обладал ярким литературным талантом (недаром он был сыном сразу двух крупных поэтов - Николая Гумилева и Анны Ахматовой). Если бы он писал исторические романы, а не создавал концепций всемирной истории, то, несомненно, обогатил бы русскую культуру, но, на беду, занялся учеными изысканиями. Однако художественно-образное восприятие мира и исторических событий оказало ему плохую услугу. Анализ его основных трудов однозначно свидетельствует: Гумилев не только не владел необходимой научной методологией, но даже не понимал ее проблематики! Только в двух гумилевских работах - «Этногенез и биосфера Земли» и «Конец и вновь начало» - содержится несколько десятков грубейших методологических ошибок, каждая из которых делает «теорию этногенеза» научно недостоверной (мелкие огрехи вообще не поддаются подсчету - их больше, чем страниц в книгах). Вот перечень основных:

- необоснованность и недоказуемость исходных тезисов (посылок);

- подмена сути одного положения другим;

- замена доказательства тезиса абстрактным образом или примером;

- использование в качестве аргумента произвольно введенного нового недоказуемого тезиса или нового нераскрытого понятия;

- «порочный круг» в доказательстве: тезис «А» служит доказательством тезиса «Б», а последний, в свою очередь, - аргументом тезиса «А»;

- неправомерный перенос понятий и логических построений с одного ряда (уровня) объектов на другой (например, с физического на биологический, с биологического - на социально-культурный);

- смысловая размытость и неопределенность большинства узловых понятий;

- некорректное объединение разнородных объектов, явлений и их понятий в один ряд или сведение их на один уровень;

- полное неразличение и смешивание различных функциональных и структурных связей (это все равно что измерять площадь комнаты в килограммах или делать заключение типа «а зачем мне холодильник, если я не курю»);

- придание частным выводам ранга всеобщности;

- частые нарушения принципа непротиворечивости (не путать с диалектикой!): («этнос - не популяция» - «этнос - популяция», «этнос - не биологическое явление» - «этнос - биологическая система» и так далее);

- замена фактов формально-логическими построениями;

- игнорирование многих широко признанных фактов, которые не укладываются или противоречат развиваемой концепции;

- предвзятая интерпретация фактов (часто факты просто «домысливаются»);

- построение выводов на явно недостаточном основании;

- искажение общепринятых понятий и символов;

- поверхностно-формальный подход к данным, взятым из естественнонаучных областей знания;

- намеренное искажение значимых смысловых акцентов в угоду фабуле изложения.

Этот перечень можно продолжать еще долго, но ограничимся им, тем более что о других важнейших ошибках речь пойдет далее.

Что важнее: мнение специалистов или «суд читателей»?

Лев Толстой однажды отметил: если некто всю жизнь строил прямой угол, а угол оказался косым, то доказать это горе-геометру будет невозможно, потому что он все углы, равные его косому, сочтет прямыми. Вот прекрасная иллюстрация к нашей теме!

Полагаю, любая гипотеза, основная на достоверных фактах и не противоречащая основным научным критериям, имеет право на существование, но при одном условии: результаты исследования должны быть открыты для всестороннего рассмотрения специалистами. Очевидно, что качество работы в данном случае только выиграет. Если же автор основывался на неверном постулате или посылке и в итоге ошибка стала очевидной (а подобное встречается нередко), он обязан пересмотреть свои построения, не дожидаясь, пока его вынудят сделать это оппоненты. Такова научная этика. Цель любого исследования - приращение знаний, которые, в свою очередь, являются фундаментом для дальнейшего поиска. Ньютон, оценивая проделанную им работу, сказал: «Я стоял на плечах гигантов». Однако, взбираясь на чье-то «плечо» мы должны иметь гарантии его надежности. Посему ни одна гипотеза не может быть названа теорией до тех пор, пока последующие изыскания не подтвердят ее истинность.

Л. Н. Гумилев дожидаться подтверждений не стал: самолично присвоил своей сырой и крайне противоречивой гипотезе ранг теории и, не считаясь с мнением историков и этнологов, вынес ее на суд широкой общественности. Так поступал известный Лысенко и менее известный Бабенко - несостоятельность их «теорий» и подходов в настоящий момент очевидна. Конечно, ненаучная общественность в девяноста случаях из ста примет сторону такого вот энергичного и не очень-то связанного профессиональной этикой Бабенко, красноречивого и демагогичного (он считался хорошим лектором). Тем более ему было что показать - кучи варварски накопанных золотых украшений. А что могут предъявить его «враги»? Угольки, фрагменты костей да битые черепки. Но они занимались наукой, а Бабенко - золотоискательством. К прямой лжи Бабенко не прибегал, но упорно замалчивал один факт: другие, работая с соблюдением всех методик, извлекали из каждого кургана в десятки раз больше ценного научного материала, чем он извлек из двухсот.

Л. Н. Гумилев критику своей «теории» воспринимал довольно болезненно, аргументы коллег опровергал не фактами, а мотивами («меня читают и будут читать, а ваши ученые труды не читают и читать не будут»), убедить его в ложности какой-либо посылки было делом бесперспективным, хотя многие коллеги долгое время буквально на пальцах пытались объяснить ему надуманность основных тезисов «теории этногенеза» (академики В. Пашуто, Б. Рыбаков, М. Артамонов, Ю. Бромлей и другие). Весьма характерен следующий эпизод. Начинающий научную карьеру Гумилев сблизился с маститым уже в ту пору ученым М. Артамоновым. И вот их более чем 25-летняя дружба оборвалась, лишь только Артамонов критически оценил «теорию этногенеза». Все ведущие историки и этнографы, устав доказывать Гумилеву несостоятельность выдвинутых им «всемирно-исторических» идей, постепенно стали от него отходить. «Но и сам он, - пишет популяризатор Гумилева Айдер Курчки, - сделал вывод: главное - необходимо свои научные открытия, гипотезы отдавать через головы оппонентов и скептиков (специалистов. - В. И.) непосредственно на суд читателей (разумей - дилетантов. - В. И.). Читатель, проницательный читатель, как обычно он говорил, все поймет»4.

Подобные вещи всегда настораживают. Любая новая теория, претендующая на то, чтобы совершить радикальный переворот в науке, несет в себе явные признаки если не шарлатанства, то в крайнем случае дилетантства или научного хулиганства. Например, «революционная» квантовая физика отнюдь не «перевернула» классическую механику, а только обозначила ее границы. Не менее «революционная» геометрия Лобачевского не опровергает теорем и выводов классической (эвклидовой) геометрии и опять-таки ничего в ней не «переворачивает»: просто одна геометрия справедлива, если кривизна пространства равна нулю, другая - если эта кривизна отлична от нуля. Мне возразят: но ведь гелиоцентрическая концепция Коперника именно «перевернула» геоцентрическую концепцию Птолемея. До Коперника считали, что Солнце вращается вокруг Земли, а потом выяснилось, что наоборот - Земля вращается вокруг Солнца. Однако, как это ни покажется кому-то странным, новая концепция ничего не «переворачивала», оба подхода правомочны и справедливы. Птолемей за неподвижную точку (начало координат) принимал Землю, и мы до сих пор в наших земных условиях пользуемся его системой - она верна. Коперник за начало координат принял Солнце и свою систему построил на новых началах. Все небесные тела находятся в постоянном движении, и чтобы фиксировать эти движения, необходима точка отсчета. Выражение «Земля вращается вокруг Солнца» так же некорректно, как и выражение «Солнце вращается вокруг земли». Корректная формулировка звучит так: «Если за точку отсчета взять Солнце, то Земля вращается вокруг него» и наоборот.

Кто шагает не в ногу?

- Ты все время шагаешь не в ногу! Перестройся.

- Почему - я? Весь батальон шагает не в ногу. Пусть он и перестраивается!

Таково отношение Л. Н. Гумилева и его последователей к академической науке. Почему Лев Николаевич пользовался популярностью в среде творческой интеллигенции, а вот специалисты, мягко говоря, относились к «теории этногенеза» крайне скептически? «Ответ» дал один из друзей Гумилева: Лев Николаевич, дескать, «настолько велик, что своими теориями утер нос всей нашей академической науке, а такие вещи, как известно, не прощаются».

А вот что пишет вышеупомянутый Айдер Куркчи: «Русская история в его (Гумилева. - В. И.) лице приобрела величайшего истолкователя своей судьбы»; «Гумилев останется в истории русской науки и культуры творцом отечественного кочевниковедения, поставленного им на недосягаемую высоту»; «Гумилев открыл - доподлинно открыл Хазарию. Тема открытия и описания Хазарии дали Гумилеву уникальную возможность научного осмысления в ней истории Восточной Европы»5; «Книга «Хунны в Китае» была уже вызовом не только академикам, но и Китаю»; «Уже одно участие Гумилева в открытии золотого кургана Пазырык давало право на мировую известность»6; «В этой работе («теории этногенеза». - В. И.) Гумилев предпринял успешную попытку создать концепцию мировой, или Всемирной, истории, и она, эта концепция, - ныне живая часть русской науки и основа, возможно, в ближайшем будущем, для порождения культурных ориентиров России нового времени»7.

Я перекопал десятки фундаментальных трудов по указанным направлениям, которые Гумилев «поставил на недосягаемую высоту». Нашел только одну ссылку: «Кроме того, существует особое мнение Л. Н. Гумилева. Однако это мнение не подтверждается археологическим материалом»8. Адепты Льва Николаевича утверждают: ему просто не давали хода. Но вот уже два десятилетия «величайшего истолкователя» никто не «затирает». И если давно ставшие общедоступными гумилевские работы действительно научны, почему же этнологи их так и не замечают? Вот передо мной недавно вышедшая книга крупнейшего археолога и слависта-этнолога академика В. В. Седова9. Основная тема - этногенез восточного славянства: сотни источников, сотни имен, но ссылок на Гумилева нет. В другой его книге10 содержатся ссылки на тысячу(!) работ отечественных и зарубежных исследователей, разбираются самые разнообразные гипотезы и концепции. И что же? «Открыватель Хазарии» там не упоминается даже вскользь. Между тем В. В. Седов был профессионалом очень высокого класса и никогда не уходил от острых дискуссионных вопросов.

Далее. Тема этногенеза всегда значилась в числе основных на всех Международных конгрессах по славянской археологии. В работе, например, VI конгресса принимали участие более 300 исследователей из 23 стран, прозвучало 266(!) докладов. Конечно же, всякий, кто внес хотя бы самый скромный вклад в этнологию, не мог не попасть в поле зрения столь обширной и компетентной аудитории. Но ни один докладчик ни прямо, ни косвенно не сослался на универсальную «теорию этногенеза» Л. Н. Гумилева. Полагаю, иностранным ученым было совершенно безразлично, как относился к нему, скажем, академик Бромлей. Тем не менее... Вывод возможен только один: этнологов (наших и зарубежных) просто не интересуют «мыльные» теории. А вот околонаучная общественность всегда проявляет нервный интерес к блестящим мыльным пузырям, особенно если их выдувают «запрещенные» персонажи - непременно непризнанные гении и мученики от науки. Так кто же шагает не в ногу?

«Не умножай сущностей сверх необходимого»

Этот научный принцип признан во всем мире. Он предостерегает от произвольного введения новых понятий - их допустимо вводить лишь в тех случаях, когда вся совокупность уже существующих не в состоянии охватить заявленную проблему. Новое понятие должно быть оправданно, то есть его требуется не только обосновать, но и предварительно исследовать, четко определить и внятно истолковать. В противном случае вместо прояснения сути вопроса мы будем иметь противоречивую и безнадежно запутанную картину. Однако Л. Н. Гумилев не любил методологических тонкостей. Строгие научные принципы ему только мешали обозревать исторические дали с высоты птичьего полета: куда лечу - сам знаю, как лечу - не ваше дело. И вот с этой высоты как из рога изобилия посыпались на головы изумленных историков и этнографов десятки(!) новых, никому не ведомых понятий - скороспелых и маловразумительных. К тому же Лев Николаевич еще и менял их контуры в зависимости от каждого зигзага своей мысли. Даже стержневое понятие этноса приобрело в работах Гумилева почти виртуальную форму. Чтобы не бродить в потемках, дадим здесь классическое (не гумилевское) определение: этнос - естественная общность людей, исторически сложившаяся на основе единого языка, единой материальной и духовной культуры, общего владения определенной территорией, общего генофонда, сходных устойчивых традиций и стереотипов поведения, сходного бытового и хозяйственного уклада, осознания каждым субъектом себя как части данной общности, а самой общности - как естественно необходимой сферы индивидуального существования и духовно-культурного развития. Приведенное определение применительно к конкретным этносам и конкретным историческим моментам необходимо уточнять, расширять или редуцировать. Несомненно одно: из понятия «этнос» нельзя исключать такую краеугольную компоненту, как «язык» (Гумилев выбросил не только «язык», но практически и все остальное, оставив только «стереотип поведения» и добавив «одинаковую вибрацию биотоков особей»). Но недаром «речь» и «народ» назывались у нас одним и тем же словом - «язык»11. Генетические корни имеют второстепенное значение. Их человек может и не знать, но вот незнание языка и основных элементов культуры однозначно делают человека чужаком в любом этносе.

Какое же определение этноса - основного объекта своего исследования - дает Гумилев? Нельзя же изучать «то, не знаю что». Оказывается, можно. Цельное, более-менее внятное определение отсутствует, наличествуют только обтекаемые, противоречивые, разбросанные по всему тексту наметки - едва ли не увертки. Например: «Не будем спорить о термине. Но термин «этнос» очень пригоден для того, чтобы обозначать сообщества, на которые распадается все человечество. Когда мы сталкиваемся с этой проблемой, кажется, что никакой загадки нет, все очень просто - есть немцы и французы, англичане и итальянцы. Какая разница между ними? Какая-то есть. Когда возникает вопрос, какая же именно разница, то оказывается, что найти ответ сверхтрудно»12.

Представьте, что человек пишет книгу «Теория сосновых лесов», но «лес» и «сосну» определяет так: «Леса бывают разные. Сказать, что такое лес, затруднительно. На вопрос же, что такое сосна, ответ найти сверхтрудно. Сосна, видимо, не береза, потому что сосна хоть и зеленая, но колючая, однако сосна - это не еж: последний, конечно, тоже колючий, но не зеленый. Впрочем, не будем об этом спорить».

Я воспроизвел, только другими словами, ход гумилевских рассуждений. Цитирую дальше: «Итак, что такое этнос? Какова разница между этносами? Каковы переходы из одного этноса в другой? Некоторые говорят, что никакой разницы нет. Мол, что написано в паспорте, то и хорошо»13. «Что есть разные этносы - все знают. Но на вопрос, что же это такое? - толкового ответа не было. И я его сразу дать не могу»14. (Толковые ответы, кстати, были, только Льва Николаевича они почему-то не устраивали.) «Этнос у человека - это то же, что прайды у львов, стаи у волков, стада у копытных животных и т. д. Это форма существования вида Homo sapiens и его особей (термин «особь» применим только к животным. - В. И.), которая отличается как от социальных образований, так и от чисто биологических характеристик, какими является раса»15. (Но стаи и стада у животных - биологическое явление, недаром их изучают зоологи и зооэкологи.) «Значит, этнос не биологическое явление, также как и не социальное. Вот почему предлагаю этнос считать явлением географическим, всегда связанным с вмещающим ландшафтом, который кормит адаптированный этнос. А поскольку ландшафты земли разнообразны, разнообразны и этносы»16. Что ж, отдельно стоящая скала - явление тоже не биологическое и не социальное, а географическое, и тоже связана с вмещающим ландшафтом. Не так ли?

В верховьях реки Колымы на одних и тех же ландшафтах много веков обитают и юкагиры, и якуты, и эвены. Русские живут и на Тамани, и в Москве, и в Туруханском крае уже не менее 400 лет. В последнем случае ландшафты очень уж разные - может быть, этих русских стоит развести по разным этносам? Я отнюдь не утверждаю, что географические факторы не влияют на этнические процессы (их роль неоднозначна, при определенных условиях они важны, при других - нет), но необходимо учитывать всю совокупность факторов этногенеза, их взаимозависимость, их конкретную роль и степень значимости.

А через несколько страниц Лев Николаевич почему-то начинает забывать самого себя. Незадолго перед тем отрицавший биологическое, он заявляет: «Из всего вышеизложенного очевидно, что этносы являются биофизическими реальностями, всегда облаченными в ту или иную социальную оболочку»17.

Обратим внимание на размытость определений. Под «биофизическую реальность» в «социальной оболочке» опять-таки можно подвести что угодно - и японскую дивизию, и племя зулусов, и сословие русских купцов, и разноэтническую партию большевиков, и наркосиндикат. Далее в «биофизическую реальность» Гумилев уже не вкладывает ничего «географического», ибо вдруг оказывается, что все дело в «биохимической энергии живого вещества» и в «энтропии, которой обмениваются популяции людей между собой». Термин «энтропия» автор использует десятки раз, причем нередко в совершенно диких сочетаниях с другими. Что подразумевал он под «энтропией», остается только гадать, так как при всем желании ни этносы, ни конкретные люди энтропией обмениваться не могут: это все равно что обмениваться дырками от бубликов. Многие явления в сфере этнологии Гумилев рассматривает по аналогии с явлениями физических и зоологических систем, экстраполируя последние на социально-культурные уровни человеческого бытия.

Карточный домик

Что же мы имеем? Мы имеем определение этноса как чего-то хотя и существующего в природе вещей, но неуловимого, и универсальную «теорию этногенеза», построенную на этом виртуальном «нечто», которая призвана раскрыть универсальный механизм становления и исчезновения опять-таки этого «чего-то».

С древнейших времен люди понимали: все сущее имеет под собой основание. Поэтому земля покоилась на трех слонах, слоны - на плывущем в океане-вселенной ките. Любая новая теория строится, как правило, на одном новом «слоне», в редких случаях их бывает два-три. Скажем, вся современная химия опирается на единый фундамент - периодическую систему химических элементов Д. И. Менделеева. В основание лег один исходный тезис, четко и однозначно сформулированный Менделеевым и подтвержденный впоследствии тысячами новых открытий. Теория относительности покоится всего на двух постулатах. И так далее. Но вот «теория этногенеза» Л. Н. Гумилева вольно раскинулась сразу на десяти «слонах», причем все они рождены творческим воображением автора. Возникает вопрос: зачем такое обилие? Дело, впрочем, вполне проясняется по прочтении трудов Льва Николаевича: столь большое количество исходных тезисов, достоверность которых недоказуема, потребовалось ему для того, чтобы они, взаимно подпирая друг друга, создали хотя бы иллюзию надежного основания. Ибо настоящих опор у «теории этногенеза» нет; она - даже не «колосс на глиняных ногах», а (повторим сравнение, находя его весьма удачным) большой мыльный пузырь, к которому нельзя прикасаться: лопнет при первой же попытке серьезного анализа. Объем статьи и тематика журнала не позволяют подробно разобрать каждый из десяти гумилевских «слонов». Ограничимся рассмотрением только трех тезисов - недостоверность любого из них делает всю «теорию этногенеза» недостоверной.

«Слон» N 1. Данный тезис построен на кажущемся сходстве всех индивидуальных этногенезов, которые поэтому якобы можно подвести под единую модель: ключевая идея Л. Н. Гумилева. «Книга посвящена описанию той общей схемы процесса, которая одинаково присуща ходу любого этногенеза в биосфере Земли. Оказывается, что в их основе лежит только одна модель этногенеза, проявляющаяся в последовательности фаз»18. Здесь неправомочно поставлен знак равенства между «общей схемой», рожденной творческим воображением автора, и реально идущими процессами. Конкретная фактология свидетельствует: рассматриваемые процессы зависят от большого ряда факторов; применительно к тем или иным этносам одни и те же факторы оказывают различное влияние на характер, направление и скорость этногенеза. Все зависит от конкретных же исторических, географических, социально-экономических, языковых, религиозно-духовных условий, складывающихся внутри системы и влияющих на нее извне. Их сочетание всегда неповторимо и специфично. Отсюда процесс становления любого этноса всегда уникален. Иными словами, каждому этносу соответствует своя собственная модель этногенеза. Если отбросить частности, можно обнаружить сходство некоторых культурогенезов, но даже на этом уровне недопустимо говорить об общей модели: как уложишь в одну и ту же схему культурно-хозяйственный комплекс кочевников-скотоводов, оседлых земледельцев и охотников на морского зверя? В качестве примера сравним процессы становления двух славянских народов - древнеболгарского и древнерусского. Мы намеренно до предела упрощаем условия: единство времени, сопряженные территории, близкородственные языки и культуры, сходный уклад (земледелие), одна религия (православие). Такой набор общих для двух народов факторов, казалось бы, должен обусловить и аналогичные модели становления этих народов. Ничего подобного!

Древнерусский этнос формировался на громадной территории от Карпатских гор до средней Волги, от Балтики до Северного Причерноморья. В процессе участвовали 13 крупнейших союзов славян, вышедших из разных православянских культур, несколько десятков субстратных этнических группировок (индоиранских, западнобалтских, восточнобалтских и финно-угорских), задолго до славянского расселения занимавших территорию Восточно-европейской равнины; в этот единый полиэтнический котел внедрились сотни других менее многочисленных групп (кельты, северные германцы, готы, скандинавы), тюрки (печенеги, торки, половцы, авары). Шла массовая метисация и славянизация, и тут на Русскую равнину одна за одной хлынуло несколько новых славянских потоков из района Среднего Дуная и развалившейся Великой Моравии. Они размыли все прежние славянские и неславянских культуры и вызвали мощные интеграционные явления, приведшие к консолидации разноплеменных образований в единую общность; далее единая государственность, единый язык и единая религия довершили процесс образования нового этноса - древнерусской народности.

Совершенно другая модель этногенеза прослеживается в становлении древнеболгарской народности, потому что там, на Нижнем Дунае и на Балканах, сложилась своя специфическая этнокультурная ситуация. На территории земледельческих племен, состоящих из дунайских славян и романизированных фракийцев, вторглась хорошо организованная орда тюрок-болгар, занимавшаяся кочевым скотоводством. Фракийские племена постепенно растворились в славянской среде, а между славянскими племенами и тюрками-болгарами образовалась своеобразная федерация, по целому ряду причин оказавшаяся взаимовыгодной. Верховная власть принадлежала тюркам, государственным языком тоже был тюркский. Однако славяне не стали осваивать этот язык, отражавший специфику кочевой культуры и потому им не нужный. Тюркская группировка быстро росла, земли для ведения прежнего кочевого хозяйства уже не хватало - и кочевники массами начали переходить к оседлому земледельческому образу жизни. Но, осваивая земледельческую культуру, они с неизбежностью приняли и ее язык. Со временем тюрки полностью растворились среди славян. Последние же сохранили все, кроме типично славянского облика: болгарский славянин темноглаз и темноволос. Тюркская орда трансформировалась в славянский этнос.

Полагаю очевидным, что без насилия над фактами невозможно загнать в единую схему древнерусскую и древнеболгарскую модели этногенеза. Утверждающая обратное гумилевская теория тем самым должна быть признана даже в общих чертах не отражающей ни одного реального этнического процесса.

«Слон» N 2: «Какой же системой является этнос? По-моему мнению, этнос - это замкнутая система дискретного типа. Именно как системы такого типа существуют в биосфере природные коллективы людей с общим стереотипом поведения»19.

На чем сие основано? Исключительно на личном заблуждении Л. Н. Гумилева - не более. В этом легко убедиться, открыв физический справочник. В замкнутых системах никакая форма жизни невозможна; любая замкнутая система очень быстро превратила бы сколь угодно мощный этнос в кучу мертвых тел. Причина проста: все живое на всех уровнях своей организации обязано (главное условие жизни) представлять собой открытую систему и обмениваться с окружающей средой веществами и энергией, то бишь иметь «вход-выход». Возьмем наглядный пример. Печенеги (один из тюркских этносов) подкочевали к русским территориям (восточно-славянский этнос). Между ними установились настолько интенсивные связи-обмены (пусть большей частью и не совсем добровольные), что степняки всего через 150 лет практически полностью утратили свой тюркский антропологический облик и стали выглядеть чуть ли не типичными славянами, а на Киевщине и Черниговщине появилось большое количество черноволосых славян. Как видим, древние русы обменивались с печенегами не только скотом, фуражом, хлебом, изделиями ремесел, но еще и генофондом. Да разве с одними печенегами? Русь широко торговала со многими странами - опять же обмен. Но раз наличествует та или иная форма обмена, значит, речь идет об открытой системе: замкнутая система никакого обмена с окружающей средой иметь не может по определению.

Если с «системностью» все более-менее понятно20, остается вопрос: почему же Гумилев объявил этнос замкнутой системой и упорно не хотел видеть очевидного, не допуская и мысли об этносе как о системе открытой? Да потому, что стоило ему заменить слово «замкнутая» на слово «открытая» - и вся его «теория», на создание которой он положил столько трудов и времени, приказала бы долго жить. Дабы сохранить ее, выведя из-под прямой убийственной критики, Лев Николаевич и не стал хоть как-то аргументировать злополучный тезис, а просто сказал: «По моему мнению», то есть «вы считаете - так, а я считаю - эдак, личные же мнения не подлежат научному разбору».

«Слон» N 3: «Модель (этногенеза. - В. И.) иллюстрирует частный случай проявления второго начала термодинамики (закона энтропии) - получение первичного импульса энергии системой и затем последующая растрата этой энергии на преодоление сопротивления среды до тех пор, пока не уравняются энергетические потенциалы. Она получает единый заряд энергии и, растратив его, переходит либо к равновесному состоянию со средой, либо распадается на части»21.

Не иди здесь речь об этносе, все это было бы верно, ибо добросовестно списано из учебника физики. Но вот беда: данное утверждение применимо только к физическим системам, а к живым (любого ранга) не имеет никакого отношения. «Уж сколько раз твердили миру»: нельзя чисто физические принципы переносить на живые системы - жизнь существует (конечно, не по всем параметрам!) вопреки многим физическим законам и подпадает им только тогда, когда приходит смерть. Гумилев спутал два противоположных по направлению процесса - этногенез и некрогенез. Только процесс разрушения мертвого тела подчиняется приведенной им схеме: так как тело состоит из органических веществ, оно обладает запасом энергии, которая в ходе некрогенеза высвобождается до тех пор, пока вся органика не распадется на простые молекулы и все энергетические потенциалы не выровняются. Но какое отношение это имеет к этносам - живым саморазвивающимся системам? Третий тезис прекрасно иллюстрирует не этногенез, а... полет пушечного ядра!

 

Порох под ядром, лежащим в жерле, представляет собой замкнутую систему. Когда порох взрывается (у Гумилева - «взрыв этногенеза»), газам некуда деться (система-то замкнутая) и они с большой силой начинают выталкивать ядро. Ядро, получив заряд энергии, летит до тех пор, пока не растратит энергию на преодоление сопротивления воздуха, а, растратив, падает, остывает и приходит с окружающей средой в равновесное состояние. Картина полета ядра (снаряда, пули) настолько захватила воображение молодого Гумилева (именно молодого, о чем он свидетельствует сам в конце книги), что уже в зрелые годы он транслировал ее в область живых систем и сделал стержнем своей теории, а потом с большой изобретательностью начал нанизывать на этот стержень историю всех народов Земли.

Лев Николаевич даже построил график - результат «статистического обобщения» сорока индивидуальных кривых этногенеза22, который мы воспроизводим, для наглядности дальнейших рассуждений проведя на нем ось «О-О» и объемлющую плавную «кривую этногенеза», оказавшуюся попросту слегка деформированной кривой второго порядка (параболой) обратимого (симметричного) физического процесса. Свойства систем, состоящих из большого числа элементов, изучаются статистическим методом. В совокупном поведении большого числа особей проявляются особые закономерности, называемые статистическими. Но чтобы их выявить - например, с целью построения графика, необходимо оперировать точными количественными показателями. Послушаем Гумилева: «На абсциссе отложено время в годах (здесь возражений нет. - В. И.), на ординате мы откладываем форму энергии, стимулирующую процесс этногенеза. Но перед нами встает другая трудность: еще не найдена мера, которой бы можно было определить величину пассионарности»23. Итак, мера не найдена, конкретные величины отсутствуют и получить их ни прямым, ни косвенным способом невозможно. Каким же тогда, спрашивается, образом Льву Николаевичу удалось статистически обработать и обобщить то, к чему нельзя подобрать меру?Как можно строить график чего-либо, откладывая по одной из осей координат величины заведомо фиктивные?

Но довольно. Сказанного, думается, достаточно для того, чтобы любой здравомыслящий человек понял: универсальная «теория этногенеза» Л. Н. Гумилева научно недостоверна и представляет собой лишь «литературно-художественную» гипотезу, рожденную исключительно необузданным воображением автора.

Список литературы

1. Гумилев Л. Н. Поиски вымышленного царства. М., 1994. С. 24.

2. Там же. С. 40-57.

3. История новейшего времени знает немало подобных «научных достижений» и «открытий», получивших широкий общественный резонанс, которые, наделав много шума, потом незаметно и тихо исчезали с газетных страниц, уступая место очередным сенсациям, которые в свою очередь… и т. д.

4. Там же. С. 40.

5. Кочевниковедение и хазароведение как историко-научные направления сложились без участия Л. Н. Гумилева. Все фундаментальные исследования в этой сфере выполнены другими учеными. Роль Л. Н. Гумилева здесь более чем скромна, если не считать его вольных трактовок.

6. Основной вклад в изучение Пазырыкских курганов внесли М. П. Грязнов (см. «Первый Пазырыкский курган» Л., 1950) и С. И. Руденко (см. «Культура населения Центрального Алтая в скифское время». М., 1953). Л. Н. Гумилев неоднократно участвовал в различных археологических экспедициях, но это участие не было целенаправленным, а носило случайный характер. У него нет самостоятельных археологических научных работ, да и археология сама по себе его мало интересовала. Поэтому ссылок на Гумилева как специалиста мы не найдем ни в одном археологическом издании.

7. Гумилев Л. Н. Поиски вымышленного царства. С. 24-58.

8. Плетнева С. А. Степи Евразии в эпоху средневековья. М., 1981. С. 31.

9. Седов В. В. Славяне. Древнерусская народность. М., 2005.

10. Он же. Восточные славяне в VI-VIII вв. М., 1982.

11. Роль языка несводима только к коммуникативным функциям: в процессе его усвоения формируется целостная система понятий и форм мышления, усваивается все многообразие элементов материальной и духовной культуры, традиций и психологических стереотипов, характерных для данного этноса.

12. Гумилев Л. Н. Конец и вновь начало. М., 1994. С. 38.

13. Там же. С. 39.

14. Там же. С. 40.

15. Там же. С. 42.

16. Там же. С. 47.

17. Там же. С. 64.

18. Там же. С. 29.

19. Там же. С. 60.

20. Применяя системный подход при изучении многоуровневых и многофакторных явлений, необходимо четко оговаривать, по каким конкретным параметрам система является открытой или закрытой, изолированной или замкнутой и т. д. Кроме этого, следует определить степень открытости-закрытости по данному признаку. Термины «система», «открытый», «закрытый», «изолированный» используются в настоящее время в столь различных значениях, что потеряли изначальный смысл. Под словом «система» может подразумеваться что угодно - и сообщество, и ассоциация, и комплекс, и просто случайная группа предметов или явлений. Например, что кроется за фразой: «Советский народ находился в культурной изоляции»? А тысячи книг зарубежных авторов, издававшихся ежегодно?

21. Гумилев Л. Н. Конец и вновь начало. С. 29, 60.

22. Там же. С. 93.

23. Там же. С. 92.