Васильева О.Ю., Кнышевский П. (г. Москва)

Накануне Великой Отечественной войны 1941-1945гг. верующие составляли около половины населения нашей страны. Отношения между Русской православной церковью и государством в то время характеризовались сложностью и противоречивостью. Прежде всего это было связано с трагическими событиями культа личности И. В. Сталина. Религиозные организации тоже были затронуты волной неоправданных репрессий. Духовенство крайне ограничивали в правах, возросли налоги, закрывались храмы. Казалось бы, начавшаяся война могла только обострить существовавшие противоречия между церковью и государством. Однако этого не произошло.

И. В. Сталин обратился к народу 3 июля 1941 года. Патриарший местоблюститель митрополит Сергий сделал это 22 июня 1941 года. Его обращение к верующим и духовенству страны послужило началом широкой патриотической деятельности всей Русской православной церкви.

Тысячи верующих, в их числе представители различных слоев духовенства, вступили в ряды действующей армии, приняли участие в партизанском движении и борьбе подполья на оккупированных территориях. Многие храмы в тылу врага, возглавляемые патриотически настроенными священнослужителями, становились подлинными центрами национального самосознания, так как они были подчас единственным местом, где мог собраться народ, не вызывая при этом подозрения у оккупационных властей.

Не секрет, были у церкви и свои Власовы, встречавшие захватчиков с хлебом-солью. Изменники Родины были осуждены православными верующими и отлучены от церкви, как запятнавшие честь и совесть своего народа. Во все времена претил духу веры облик Иуды.

30 декабря 1942 года митрополит Сергий обратился к верующим с призывом о сборе средств на постройку танковой колонны имени Дмитрия Донского. Почин был поддержан всей церковью. Предполагаемая сумма взносов от прихожан требовала централизации в управлении мероприятием и участия в банковской системе государства, а следовательно, помощи и поддержки правительства в организационных началах.

К этому времени Сталин уже не мог не считаться с возросшим влиянием патриотического движения русского православия в деле борьбы с общим врагом. Он понимал, что посредством церкви можно и необходимо было еще теснее сплотить людей в то тяжелое для страны время, а также умиротворить общественное мнение союзнических стран, видевших в нашем государстве ярого противника религии.

5 января 1943 года впервые состоялся обмен телеграммами между митрополитом Сергием и Сталиным, который передал благодарность русскому духовенству и верующим за заботу о бронетанковых силах Красной Армии, после чего последовало его указание об открытии специального счета в Государственном банке СССР для Русской православной церкви.

Несколько позже, ночью 4 сентября 1943 года, И. В. Сталин в присутствии заместителя Председателя СНК СССР В. М. Молотова принял в Кремле патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия, митрополита Ленинградского Алексия и экзарха Украины митрополита Киевского и Галицкого Николая. К намерениям высшего духовенства избрать патриарха Московского и всея Руси с образованием при патриархе Священного Синода, а также к нуждам церкви Сталин отнесся сочувственно и заявил, что со стороны правительства не будет к этому препятствий.

8 сентября 1943 года на состоявшемся в Москве Соборе епископов православной церкви избранный патриархом Московским и всея Руси Сергий скажет: «…оказывая нам это внимание, он (Сталин.- Авт.) может быть уверен, что мы и впредь с еще большим усердием будем продолжать вместе со всем русским народом служить общему делу освобождения нашей Родины от фашистского нашествия».

В 1944 году каждая епархия пришлет в Синод отчеты о своей деятельности и о сборах средств на военные нужды. По предварительным подсчетам, взносы общин Русской православной церкви составят около 200 млн. рублей. Среди этих документов будут особо выделяться отчеты религиозных организаций блокадного Ленинграда.

Ленинградская епархия откликнулась на призыв главы Русской православной церкви в числе первых. Начиная с 22 июня 1941 года повседневной деятельностью священнослужителей стала забота о мобилизации верующих города на всемерное участие в общем деле защиты Родины. В первую очередь, церковь призывала с оружием в руках отстоять независимость страны. Обращаясь к верующим Ленинграда и области, митрополит Алексий сказал: «Война — священное дело для тех, кто предпринимает ее по необходимости, в защиту правды, Отечества. Берущие оружие в таком случае совершают подвиг правды и, приемля раны и страдания и полагая жизнь свою за однокровных своих, за Родину, идут вслед мученикам. Потому-то церковь и благословляет эти подвиги и все, что творит каждый русский человек для защиты своего Отечества».

Тысячи верующих ушли в те грозные дни на фронт. Священнослужители в своих выступлениях громили морально-политические основы фашизма и разоблачали пагубность фашистской идеологии. Но не одними молитвами и проповедями о победе русского оружия жила церковь в первые месяцы войны.

Раненые стали заполнять городские больницы, а затем и переоборудованные под госпитали школы и государственные учреждения. Свои тепло и заботу раненым вместе со всеми жителями города несли верующие. В городской совет Красного Креста поступали десятки заявлений от религиозной общественности. Вот одно из них:

«В минуту трудно переживаемых обстоятельств военного времени долг каждого гражданина идти навстречу Отечества, к облегчению разного рода затруднений… Двадцатка (выборный орган правления церкви.- Авт.) Князь-Владимирского собора выражает свое желание открыть в тылу лазарет для раненых и больных воинов. На оборудование и содержание лазарета двадцатка могла бы представить все имеющиеся у нас средства — свыше 700 000 рублей. В дальнейшем, если материальные условия доходности собора не изменятся, двадцатка принимает на себя решение, отказавшись решительно от всех расходов, кроме самых неотложных по содержанию собора, ежемесячно субсидировать лазарет в сумме тридцать тысяч рублей».

Следует заметить, что к этому времени сбор средств на нужды войны уже получил широкое распространение среди приходских общин. Всецерковный призыв «пожертвованиями содействовать нашим доблестным защитникам» глава Русской православной церкви митрополит Сергий огласил 14 октября 1941 года. На него откликнулись десять религиозных организаций Ленинграда. Лидерами негласно развернувшегося соревнования стали Князь-Владимирский и Николо-Морской соборы. Так, например, к августу 1941 года взносы только последнего составляли уже 300 тыс. рублей, не считая пожертвований ценными вещами.

Тревогами и лишениями наполнилась жизнь Ленинграда с сентября 1941 года. Но нет, пожалуй, необходимости писать о суровых испытаниях, постигших жителей города в самый трагический для его истории период — первый год блокады. Это известно каждому. «Город-морг»- так охарактеризовала Ленинград тех дней Лидия Чуковская. Да, угасали жизни — не угасал патриотический огонь в сердцах ленинградцев. Но не только в чертах города они противостояли фашизму.

С октября 1941 года по апрель 1942 года в тылу противника действовала 2-я Ленинградская особая партизанская бригада разведотдела штаба Северо-Западного фронта. Ее глубокий и дерзкий рейд по тылам врага признан первым на советско-германском фронте. Вряд ли кто из нас задумывался о том, были ли в этом соединении вместе с коммунистами и комсомольцами города и оккупированных областей верующие. А они были.

Понимая исключительно важное значение народного сопротивления в тылу немецких войск, митрополит Алексий обратился к верующим партизанам и жителям оккупированных районов с призывом: «Продолжайте же, братие, подвизаться за веру, за свободу, за честь Родины; всеми мерами, и мужчины, и женщины, помогайте партизанам бороться против врагов, сами вступайте в ряды партизан, проявляйте себя как подлинно божий, преданный своей Родине и своей вере народ…» Через штаб партизанского движения, руководимого секретарем обкома ВКП(б) М. Н. Никитиным, обращение митрополита в листовках было переправлено за линию фронта и распространено среди партизан и населения.

Голос церкви из блокадного города услышали. О силе его воздействия свидетельствует письмо верующего бойца 2-й Ленинградской бригады А. Г. Голицына митрополиту Алексию: «…Ваш агитлисток сыграл немалую роль среди оккупированного населения в деле оказания помощи партизанам, а вместе с этим и борьбе против фашизма. Этот листок среди населения, как Божье письмо, и за него немецкие коменданты в своих приказах грозили смертной казнью, у кого он будет обнаружен. Быть может, Вас уже ставили в известность об этом. Но я, так как его хранил и им агитировал, довожу Вам, что он оказал немалую роль. Его Вам и шлю… Желаю Вам дальнейших успехов в Вашей жизни и плодотворной работе во имя нашей Родины, во имя победы над фашизмом».

Непоколебимая стойкость и активизация патриотического движения церковных общин осажденного города приводили захватчиков в неистовую ярость. Иначе нельзя объяснить жестокую бомбардировку Ленинграда в пасхальную ночь 1942 года. Били прицельно, стараясь поразить действующие храмы. В результате варварского обстрела серьезно пострадал Князь-Владимирский собор. Всего в годы блокады было разрушено 15 церквей.

Но в израненном и изголодавшемся городе неуклонно продолжались сборы пожертвований. Немедленно включились приходские общины Ленинградской епархии в сбор средств на строительство танковой колонны имени Дмитрия Донского. В конце февраля 1943 года митрополит Алексий телеграфировал Сталину:

«Руководимая мною Ленинградская епархия, находящаяся в условиях блокады до сего времени, внесла в фонд обороны страны 3 182 143 рубля наличными деньгами, а также пожертвования ценными вещами.

Руководствуясь призывом патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия, епархия вносит на постройку колонны танков имени Дмитрия Донского еще 500 000 рублей. Сбор средств продолжается«.

Ответа не последовало. Сейчас трудно сказать почему. Очевидно одно — поток пожертвований был нескончаем. О тех днях ленинградский архиепископ Григорий вспоминал: «Люди отдавали свои сбережения, свои ценности, предметы обихода, несли золотые броши, серьги, цепочки, часы, кольца, бриллианты, серебряные ризы с икон, украшения, наперсные и настольные кресты и цепи, был даже кусок платины весом 197,7 грамма». За короткий срок церковные общины сумели собрать немыслимую сумму.

1 мая 1943 года митрополит Алексий повторно телеграфировал Сталину: «Ленинградская епархия, выполняя данное Вам обещание всемерно продолжать свою помощь нашей доблестной Красной Армии и осуществляя Ваш призыв всячески содействовать укреплению обороноспособности нашей Родины, собрала и внесла дополнительно к прежним взносам еще 1 769 200 рублей и продолжает сбор средств на танковую колонну имени Дмитрия Донского».

Обойти молчанием порыв самоотверженности ленинградцев было уже просто невозможно. «Ленинград, митрополиту Ленинградскому Алексию. Прошу передать православному духовенству и верующим Ленинградской епархии… мой искренний привет и благодарность Красной Армии. И. В. Сталин. 17 мая 1943 г.».

Общая сумма сбора на строительство танковой колонны по приходским общинам Ленинграда составила свыше 2 млн. рублей. В целом Русская православная церковь для этой цели смогла собрать около 8 млн. рублей.

8 марта 1944 года в составе 38-го отдельного танкового полка 53-й армии 2-го Украинского фронта девятнадцать танков Т-34 с именем Дмитрия Донского на броне начали свой боевой путь. Каждый четвертый из них был построен на пожертвования ленинградских прихожан.

Наступили долгожданные дни полной ликвидации вражеской блокады Ленинграда. Патриотическое движение епархии еще более оживилось. К этому времени одной из главных задач своей деятельности она определила заботу о сиротах. Из заявления митрополита Алексия и его сестры А. Погожевой от 1 мая 1944 года: «Горячо принимая к сердцу участь сирот воинов нашей доблестной Красной Армии, я и сестра моя, Анна Владимировна Погожева, решили отдать принадлежащую нам дачу на ст. Сиверская под детский дом для детей-сирот воинов Красной Армии… Комнат в даче -7. Дача передается с находящимся в ней имуществом…»

Возглавив Русскую православную церковь после смерти патриарха Сергия, митрополит Алексий поддержал почин ленинградских прихожан в общецерковном призыве. В письме к Сталину он писал: «Несомненно, близкий конец войны уже виден, блестящие победы и стремительное продвижение нашей победоносной Красной Армии громко свидетельствуют о скором разгроме германского фашизма, и на этом последнем этапе войны новые задачи встают перед нами. Я нашел благовременным призвать духовенство и верующих нашей православной церкви ознаменовать приближение победного конца войны всецерковным сбором щедрых пожертвований в фонд помощи детям и семьям бойцов Красной Армии… Для начала дела патриархия вносит 1 млн. рублей».

К сожалению, пока мы не можем назвать окончательную сумму взносов православных церковных организаций Ленинграда за все годы войны. Знаем, что к 1 октября 1944 года по епархии было собрано свыше 13 млн. рублей, в том числе на нужды обороны страны более 11 млн., а на оказание помощи больным и раненым красноармейцам свыше 2 млн. рублей. Самое активное участие в сборе денежных средств принимали сами священнослужители. Вот только несколько примеров. С июня 1941 года по июнь 1944 года в Фонд обороны страны и Красного Креста было внесено: митрополитом Алексием -50 тыс. рублей, священником Л. Егоровским -49 тыс. рублей, протоиереями П. Тарасовым -44 тыс. рублей, Е. Монинским -29 тыс. рублей…

Учитывая вклад ленинградского духовенства в общенародную победу над фашизмом, Президиум Верховного Совета СССР принял решение о награждении особо отличившихся священнослужителей. 21 октября 1946 года медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» были вручены: Н. Чукову, назначенному вместо Алексия на должность митрополита Ленинградского и Новгородского, настоятелям соборов В. Румянцеву, С. Румянцеву, П. Тарасову, настоятелям церквей И. Горемыкину, Ф. Полякову, М. Славнитскому, протоиереям В. Дубровицкому, А. Медведовскому, М. Смирнову, П. Фруктовскому, священникам М. Артемьеву, Л. Егоровскому, благочинным Н. Ломакину, А. Мошинскому, секретарю духовной семинарии А. Шишкину, делопроизводителю канцелярии митрополита А. Козловскому.

Митрополит Алексий разделил все тяготы и лишения 900 дней блокады. За заслуги в организации патриотической работы в годы Великой Отечественной войны и за деятельность в борьбе за мир он был награжден четырьмя орденами Трудового Красного Знамени и многими медалями СССР, в том числе медалью «За оборону Ленинграда».

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.rusoir.ru/

Чумаченко Т.А. (г. Челябинск)

Внешнеполитическая деятельность Московской патриархии 1943–1946 гг.

В годы Второй мировой войны авторитет Советского Союза, несшего на себе всю тяжесть борьбы с гитлеровской Германией, неизмеримо вырос во всех странах мира. Симпатии к СССР усилились в период Сталинградской битвы, особенно - после впечатляющей победы советских войск осенью-зимой 1942-43гг. По данным опроса Гэллапа в Англии, например, уже в июле 1942г. 62% опрошенных считали, что Россия более популярна, чем США, а в 1943году «Святая Русь» стала в стране темой года.

Сочувствие к сражающемуся народу изменило в глазах мировой общественности и образ советского государства в целом. Это обстоятельство И. Сталин не мог не учитывать и не использовать. Для того, чтобы не только укрепить, но и усилить симпатии мирового сообщества к СССР, советское руководство совершило безусловно выигрышный политический маневр — в контекст внутри-(и особенно) внешнеполитических мероприятий правительства СССР была включена религиозно-конфессиональная составляющая. Изменение церковной политики, хотя и было отступлением с прежних позиций воинствующего атеизма, но практический результат перекрывал все идеологические издержки и способствовал решению целого комплекса прагматических внешнеполитических задач. К ним можно отнести следующее. Во-первых, изменение государственно-церковных отношений положительно воспринималось религиозной общественностью в странах-союзницах и влияло на решение таких вопросов, как увеличение материальной помощи СССР, ускорение открытия второго фронта. Во-вторых, возрождение конфессий, и в первую очередь, Русской православной церкви позволяло советскому руководству использовать ее консолидирующую роль в активизации антифашистской борьбы славянских народов Восточной Европы и Балкан. В-третьих, разрушение образа «богоборческой державы» способствовало привлечению на сторону СССР и Красной армии миллионов верующих европейских стран. Все вместе взятое должно было облегчить осуществление освободительной миссии советских войск в Европе и заложить предпосылки к реализации планов руководства СССР утверждения своего влияния на международной арене.

При реализации возникающих новых возможностей использования религиозного фактора во внешней политике советское государство приоритет, безусловно, отдавало Русской православной церкви.

Первые шаги Московской патриархии в налаживании международных контактов относятся ко второй половине 1942 г. В сентябре этого года в Куйбышеве была организована встреча митрополита Николая (Ярушевича) с советником Британского посольства г. Баггалеем. Во время беседы обсуждались пути «к достижению лучшего понимания между английской и русской церквами» и как один их них — возможность обмена визитами между духовными представителями этих церквей. В 1942 г. в СССР вышла книга «Правда о религии в России», предназначенная к распространению, прежде всего, в воюющих странах. В этих же целях в 1943 г. был издан сборник церковных документов «Русская православная Церковь и Великая Отечественная война». С ноября 1942 г. Московская патриархия с одобрения и при поддержке советских и партийных органов включилась в международное антифашистское движение. Обращения и воззвания иерархов Церкви к христианам воюющей Европы с этого времени становятся неотъемлемой частью внешнеполитических усилий Советского Союза.

Эти мероприятия имели столь положительный резонанс, что заставили советское руководство с еще большим вниманием отнестись к религиозному фактору в международной политике. Не случайно в июне 1943г. постановлением ГКО «Об утверждении мероприятий по улучшению зарубежной работы разведывательных органов СССР» религиозные организации за рубежом впервые были отнесены к категории интересов советской внешней разведки. 4 сентября этого же года председатель Совнаркома И.В. Сталин принял в Кремле митрополитов Сергия (Страгородского), Алексия (Симанского) и Николая (Ярушевича) . Через три дня — 8 сентября 1943 г. состоялся Архиерейский собор, на котором патриарший местоблюститель митрополит Московский и Коломенский Сергий был избран патриархом Московским и всея Руси. Встреча Сталина с иерархами Православной церкви явилась точкой отсчета нового этапа в истории отношений между советским государством и Церкви, в истории русского, да и мирового православия.

Изменение церковной политики диктовало необходимость создания нового механизма государственно-церковных отношений. С этой целью был образован специальный орган — Совет по делам Русской православной церкви при СНК СССР (далее — Совет). Его председателем был назначен сотрудник НКГБ полковник госбезопасности Г.Г. Карпов. Основная задача нового органа, закрепленная «Положением о Совете» от 7 октября 1943 года, заключалась в осуществлении связи между правительством СССР и патриархом Московским и всея Руси.

Со стороны правительства деятельность Совета в 1943–1945 гг. курировал В.М. Молотов — нарком иностранных дел и заместитель Председателя СНК СССР. Он рассматривал представляемые Карповым отчеты, доклады и письма. Решения по ним В. Молотовым принимались, как правило, в момент встречи с Карповым.

Очевидно, это объясняется, с одной стороны, значимостью церковного вопроса для интересов государства в этот период. Его включенность в общую палитру внешнеполитических мероприятий советского правительства обусловила и высокий уровень принятия решений, и их директивный характер — мотивы зачастую были неясны ни руководству Совета, ни руководству Московской патриархии. Так, самая значительная внешнеполитическая акция Московской патриархии в 1943году — прием делегации Англиканской церкви — не имела продолжения, несмотря на договоренности с обеих сторон. Ссылка В.М. Молотова на национальную гордость при указании воздержаться от ответного визита, на наш взгляд, не более, чем отговорка. С другой стороны, недостаток опыта руководства Совета по делам РПЦ, сложность решения задач становления и организации церковной жизни в стране, и, главное — отсутствие информации, достаточной для собственных предложений, — также объясняет безынициативность Г. Карпова при решении внешнецерковных проблем.

Именно сбор сведений о состоянии религиозно-конфессиональной ситуации в мире наряду с восстановлением связей Русской церкви с зарубежными Церквами и религиозными организациями, а также получение информации о материальных ценностях миссий, подворий, монастырей и т.д., бывших в собственности Русской православной церкви, — являлись в 1943–1944 гг. первоочередными задачами в деятельности Московской патриархии и Совета.

Основная информация поступала из наркомата иностранных дел — через посольства СССР в зарубежных странах, через политсоветников Союзных контрольных комиссий (СКК), через иностранные посольства в СССР, советские военные миссии, штабы фронтов и т.д. Телеграфное агентство СССР (ТАСС) по просьбе председателя Совета по делам РПЦ предоставляло Совету «выписки из сообщений заграничной прессы в отношении Русской православной церкви» . Через НКИД осуществлялась и переписка патриарха Сергия с Восточными патриархатами и главами других конфессий, с православным духовенством приходов, бывших в юрисдикции Московской патриархии. Уже на второй сессии Священного Синода в октябре 1943г. рассматривались письменные доклады экзарха Московской патриархии в США митрополита Алеутского и Северо-Американского Вениамина «об общем положении дел в Северо-Американской епархии». Тогда же Синод поручил митрополиту Вениамину «выяснить об имуществе и зданиях, ранее принадлежавших в США Русской православной церкви, и по выяснении возбудить ходатайство перед правительством США о передаче их в ведение Московской патриархии». Подобное же решение Синод принял в отношении имущества и зданий, принадлежащих бывшей Российской православной миссии в Палестине.

Важнейшим итогом 1943 года, имевшим для Московской патриархии и для советского правительства принципиальное значение, было признание патриарха Сергия главой Русской православной церкви всеми христианскими Церквами, а также начавшееся в эмигрантской православной среде — на фоне прорусских (просоветских) настроений в целом — движение за воссоединение с Матерью-Церковью.

Смерть патриарха Сергия в 1944 году внесла определенные коррективы во внешнеполитическую деятельность патриархии. В очередной раз был отложен ответный визит делегации Церкви в Англию; руководство патриархии решило также воздержаться от приема делегации от Епископальной церкви США «до избрания патриарха». Летом и осенью 1944 года все планы и мероприятия Московской патриархии, и Совета были связаны с подготовкой Поместного собора.

В начале августа 1944 г. митрополит Алексий обращается в правительство с просьбой «о желательности проведения выборов патриарха не на Архиерейском соборе, а на Поместном соборе епископов, духовенства и мирян». 23 августа в СНК СССР Г.Г. Карповым была представлена докладная записка с изложением причин созыва Поместного собора с точки зрения патриархии, сроков проведения Архиерейского (с 14 по 20 ноября 1944г.) и Поместного (с 22 по 31 января 1945г.) соборов и предложения по процедуре выборов представителей с мест на Поместный собор.

С мнением Алексия о том, что «избрание патриарха на Поместном соборе будет более эффективным и историческим», советское руководство согласилось безусловно. Проведение Собора такого уровня соответствовало интересам советского государства, оно удачно вписывалось во внешнеполитические планы И. Сталина, связанные с отношениями с союзниками по антигитлеровской коалиции на завершающем этапе войны. Этим, вероятно, объясняется и перенесение срока созыва Собора на конец января. Для того, чтобы придать Поместному собору значение не только внутрицерковное, не только государственное, но и международное, — решено было пригласить на него Восточных патриархов и глав других православных церквей. Эти планы, как и ожидалось, вызвали широкий резонанс во всем мире.

Новое политическое руководство некоторых стран Восточной Европы (Югославия, Болгария, Румыния), а также главы Православных церквей этих стран еще до получения официального приглашения выразили заинтересованность в поездке в Москву. Так, глава Сербской православной церкви митрополит Иосиф заявил советским представителям в Югославии, что «Сербская церковь считала бы особой честью быть приглашенной…Она желает близкого контакта с Русской церковью» ; через заместителя политического советника СКК в Румынии С.А. Дангулова была восстановлена связь с Румынским патриархом Никодимом, через СКК же патриарх Никодим был уведомлен о приглашении на Поместный собор митрополитом Алексием; болгарскому руководству Г. Карпов через НКИД был вынужден объяснить, что «делегация Болгарской церкви может быть приглашена на Поместный собор только после снятия схизмы» . Но Московская патриархия сочла для себя возможным содействовать перед Вселенским патриархом о ее снятии. В ноябре 1944 г. митрополит Алексий подготовил письмо на имя главы Болгарской церкви митрополита Стефана, «в котором, — как информировал НКИД Г. Карпов, — вносит предложение, чтобы Синод Болгарской церкви вошел с ходатайством к Вселенскому патриарху Вениамину с просьбой о снятии с Болгарской церкви схизмы, наложенной Вселенским патриархом в 1872 г. Митрополит Алексий сообщает, что Русская православная церковь, со своей стороны, обратится к Вселенскому патриарху, поддерживая ходатайство Синода Болгарской церкви» .

Известие о подготовке в СССР к Поместному собору придало новый импульс стремлению православных приходов воссоединиться с Московской патриархией. В ноябре — декабре 1944 г. Московская патриархия вела переговоры о присоединении с представителями Мукачевско-Пряшевской епархии, с монахами Валаамского монастыря в Финляндии, с митрополитом Феофилом (США), с духовенством карловацкой группы в Европе, Китае и Японии, наконец, с таким «маститым иерархом» (слова Карпова) как митрополит Евлогий, глава эмигрантской православной церкви во Франции. Евлогий неоднократно в неофициальных контактах с представителями советского посольства во Франции «сообщал о своем желании возвратиться под омофор Московского патриарха»; послание митрополита Евлогия патриаршему местоблюстителю Алексию от 21 ноября 1944 г. «положило начало их переписке и официальным переговорам о воссоединении» . И митрополит Феофил, и митрополит Евлогий также были приглашены с делегациями на Поместный собор.

На Востоке с удовлетворением приняли приглашение Московской патриархии. На рубеже 1944–1945 гг. общая политическая ситуация была в целом благоприятна для подобных визитов — если не самих патриархов, то их представителей.

Такой высокое представительство на Соборе требовало от советского руководства серьезной организационной подготовки и солидных материальных вложений (финансирование Собора — в том числе и оплата транспортных расходов иностранных делегаций — государство брало на себя).

Специальный план мероприятий, разработанный Советом, был рассмотрен и утвержден В. Молотовым. С сентября месяца аппарат Совета был фактически целиком занят подготовкой Собора и напряженно работал вплоть до его закрытия. Помимо вопросов обеспечения проезда участников Собора в Москву, проживания, обедов, подготовки и согласования документов, обращений Собора и пр., Совет (совместно с руководством Московской патриархии) прорабатывал уже и следующие после Собора внешнеполитические акции. Так, в декабре 1944 г. Г. Карпов направил письмо заместителю наркома иностранных дел В.Г. Деканозову, в котором выразил мнение о возможном ответном визите делегации Московской патриархии в страны Ближнего Востока. «Считаем, — писал Карпов, — возможным и целесообразным, чтобы Синод Русской православной церкви по окончании Собора, т.е. после выборов патриарха Московского, направил в страны Ближнего Востока церковную делегацию, в частности для посещения гг. Дамаска, Иерусалима, Александрии. Возможно, что патриарх Московский получит такое предложение от Восточных патриархов в период их пребывания в Москве, им это будет сделано как ответный визит» .

Последние принципиальные вопросы — об «участии представителей Совета во встречах на вокзалах и аэродромах», об организации официального приема в Совете, о выступлении с приветствием на Соборе председателя Совета и др. были сформулированы Г.Г. Карповым 18 января 1945г. Вполне возможно, что именно они обсуждались на приеме Г. Карпова и В. Молотова у И. Сталина в его Кремлевском кабинете на следующий день, 19 января и, судя по последующим мероприятиям, получили полное одобрение главы советского государства.

Поместный Собор работал с 31 января по 2 февраля 1945 г. На первом заседании участники Собора приняли «Положение об управлении Русской православной церковью», 2 февраля митрополит Алексий был единогласно избран патриархом Московским и всея Руси. Однако с точки зрения правительства значимость Поместного собора заключалась не в решении двух заявленных в повестке дня вопросов. Собор должен был показать представителям автокефальных Православных церквей крепнущую мощь Русской православной церкви в СССР, то, что мощь эта опирается на поддержку государства, и не только политическую, но и материальную, что, в свою очередь, должно было стать существенным фактором для автокефальных Православных церквей при выборе политических приоритетов. Кроме того, Собор должен был продемонстрировать перед международной общественностью единство православных церквей, а также реальность претензий Московской патриархии на «водительство» всем православным миром. Грандиозность, пышность, помпезность мероприятия, уровень обслуживания участников и гостей Собора действительно произвели впечатление и в немалой степени способствовали успешному решению поставленных правительством задач. Председатель Совета оценил итоги работы Собора как имеющие важное политическое значение. Советское руководство согласилось с такой оценкой, о чем свидетельствовали, с одной стороны, награждение Председателя Совета Г.Г. Карпова в феврале 1945г. высшим государственным знаком отличия — Орденом Ленина, с другой — поддержка на самом высоком уровне дальнейших шагов Церкви в развитие достигнутого на Соборе. Эти шаги правительство направило в более конкретную плоскость. 2 марта 1945 г. В.М. Молотов дал председателю Совета указание «изучить вопрос о взаимоотношениях между католицизмом и православием» и представить соображения по развертыванию борьбы с Ватиканом. Обстоятельная докладная записка Г.Г. Карпова была представлена в правительство уже 5 марта 1945г. Самым масштабным из предложенных Советом мероприятий (вероятно, под впечатлением успеха Поместного Собора) была идея организации всемирной конференции христианских (некатолических) церквей в Москве. План мероприятий был 15 марта утвержден И. Сталиным. Он стал руководством к действиям по объединению всего христианского некатолического мира под руководством Русской православной церкви в борьбе против Ватикана, а в СССР — по ликвидации Греко-католической церкви.

10 апреля 1945г. состоялась еще одна встреча И. Сталина с руководством Русской православной церкви. То, что эта встреча была посвящена проблемам внешней церковной политики, свидетельствует и содержание переписки этого периода между патриархом Алексием и Карповым, а также и то, что на встрече в Кремле присутствовали люди, имеющие непосредственное отношение к внешнеполитической сфере: митрополит Николай (Ярушевич), уже заявивший о себе как министр иностранных дел Московской патриархии, протопросвитер Николай Колчицкий, управляющий делами патриархии; и то, что со стороны советского правительства присутствовал нарком иностранных дел В.М. Молотов..

Продолжением реализации внешнестратегических планов советского правительства была не имевшая ранее аналогов по своей насыщенности внешняя деятельность Московской патриархии. Делегации Церкви в 1945 году выезжали во Францию, Англию, Австрию, Финляндию, Манчжурию, Германию, США, Югославию, Болгарию, Румынию; впервые в истории Церкви патриарх Московский и всея Руси в мае этого года отправился в паломничество на Святую землю — патриарх Алексий посетил Ливан, Сирию, Палестину и Египет.

Целью этих визитов (с точки зрения и самой Патриархии, и советского правительства) являлось установление связей с заграничными Церквами, расширение сферы деятельности за рубежом, что, в целом, должно было укрепить международный авторитет и престиж Православной церкви Конкретные задачи, которые решали представители Московской патриархии, заключались в присоединении русских приходов (в том числе карловацкой ориентации) под юрисдикцию Московской патриархии; в установлении прочных связей с восточноевропейскими православными церквами и «ориентировке» их на поддержку новых, демократических режимов в своих странах; в нахождении общих взглядов с Восточными патриархами в отношении судьбы «карловацкого раскола, в объединении усилий по борьбе с Ватиканом, а также в решении вопроса о перенесении центра всемирного православия в Москву. Решение этих задач опиралось на значительную материальную помощь со стороны Русской православной церкви.

Итоги 1945 года, несмотря на сложности и проблемы, были впечатляющими. Согласно информации Совета, «за 1945 год перешло в юрисдикцию Московской патриархии из числа архиереев, находящихся за границе и не признававших ранее Московскую патриархию, 3 митрополита и 17 архиепископов и епископов. Общее число православных приходов за границей, вошедших в ведение Московского Патриархата, сейчас уже составляет — 285» . Патриархом Алексием «была достигнута договоренность о совместном (Александрийского, Антиохийского, Иерусалимского и Московского патриархов) обращении к карловчанам о покаянии и возвращении в лоно православной церкви, и над теми, кто не последует этому призыву — объявить церковный суд». Однако решение вопросов «принципиального политического значения», как показал визит патриарха Алексия на Восток, требовали дополнительных усилий, времени и денег.

Идея перенесения центра Вселенского православия в Москву как вполне достижимая фиксируется в документах Совета только после Собора 1945 года. Ранее председатель Совета осторожно отслеживал этот вопрос и подавал в правительство лишь как информацию (которую, собственно, ждали) о высказываниях того или иного церковного деятеля. Возможно, тогда эта задача - своего рода программа-максимум, поставленная перед Русской церковью И. Сталиным, — находилась «в стадии изучения», заявлять о ней в 1943–1944 гг. было, по меньше мере, нецелесообразно. Именно такую позицию отражает письмо Г.Г. Карпова в адрес заведующего 1У Европейским отделом НКИД В. Зорину. от 20 ноября 1944г.: «Считаю совершенно ошибочным действия митрополита Стефана (главы Болгарской церкви — Т.Ч.), ставящего сейчас вопрос о перенесении Вселенского православного центра из Константинополя в Москву. Мне известно, что Стефан говорит об этом открыто в Софии, допуская делать такие заявления даже на официальных обедах. В данном случае инициатива Стефана в этом вопросе может играть весьма незначительную роль, т.к. более решающее слово за восточными патриархами…Было бы желательно, чтобы всякие разговоры о перенесении вселенского центра пока (слово »пока« вписано от руки — Т.Ч.) были прекращены» .

Однако на Поместном соборе 1945 г. уже «многие члены заграничных делегаций, — как информировал Г. Карпов, — высказывали предположение о том, что центр вселенского православия необходимо перенести в Москву, поскольку русская православная церковь является самой многочисленной и богатой в материальном отношении» . Во время переговоров патриарха Алексия с Восточными патриархами летом 1945г. «все патриархи, — как сообщал в правительство Г. Карпов, — высказались за желательность созыва Вселенского Собора и единодушно указывают на то, что он должен состояться в Москве. Собор должен будет избрать Вселенского патриарха и решить вопрос о перенесении центра православия в Москву. Причем, патриарх Иерусалимский Тимофей высказал мысль, что было бы жестом исключительной политической и церковной важности, если бы русское правительство проявило бы инициативу и пошло навстречу этим желаниям устроить Вселенский Собор в Москве.» В течение 1945 года, при встречах с патриархом Алексием главы Болгарской, Румынской, Сербской церквей также высказывали мысль о том, что Москва должна стать вселенским центром православия. Эта идея в победном 1945году, была также популярна в среде европейской и американской православной эмиграции. Митрополит Евлогий так выразил эти настроения: «Огромная непобедимая Россия…и Москва — кто знает! — быть может, всемирный центр православия» .

Советское руководство, таким образом, получило со стороны международных церковных кругов одобрение и принципиальную поддержку идеи созыва Вселенского собора с целью перенесения центра православия в Москву. В начале 1946 г. этот замысел приобрел очертания планируемого мероприятия.

Патриарх Алексий, смеем предположить, понимал всю сложность, в первую очередь, с канонической точки зрения, реализации этого беспрецедентного мероприятия. Готова ли была Русская православная церковь, лишь три года назад возрожденная властью практически из небытия, взять на себя ответственность за судьбы мирового православия?

С другой стороны, условие негласного соглашения сентября 1943 г. — быть полезной государству — требовали от патриарха выполнения этого явно политического заказа. Патриарх Алексий, нашел, на наш взгляд, компромиссное решение проблемы, причем с возможно максимальной в этой ситуации выгодой для Церкви. Его предложения были изложены Г.Г. Карповым в Записке в правительство Союза ССР от 6 мая 1946г. Председатель Совета, обосновывая важность созыва Вселенского Собора в «закреплении авторитета Русской православной церкви по отношению к другим православным церквам», отмечает, что на его подготовку требуется длительный срок — полтора — два года. «Патриарх Алексий считает возможным собрать весной 1947г. в Москве первой Вселенское Предсоборное совещание…Официально же инициативу созыва в Москве Предсоборного совещания должен дать кто-либо из глав других автокефальных церквей, например, патриархи Иерусалимский Тимофей и Антиохийский Александр и экзарх болгарской церкви Стефан. В случае положительного разрешения в принципе этого вопроса, патриарх Алексий считает необходимым, до созыва Предсоборного совещания, провести ряд следующих принципиальных мероприятий: 1). В виду необходимости тщательной богословской подготовки к собору и в виду недостатка у русской православной церкви богословских кадров в настоящее время, — привлечь к работам Московской патриархии некоторых профессоров бывших духовных Академий, ныне проживающих в СССР, а также пригласить из-за границы 4–5 авторитетных русских богословов (Югославия, Болгария, Париж). 2). В тех же целях и для увеличения авторитета Русской церкви — открыть в Москве, Ленинграде и Киеве духовные Академии с числом студентов на первом курсе до 50-ти человек. 3). В целях предотвращения поводов к умалению авторитета русской церкви на Вселенском Соборе со стороны оппозиционных церковных элементов за границей, — освободить отдельных архиереев, из числа отбывающих наказание, которые были осуждены до 1941 года (таких будет 10–12 человек) и предоставить им управление епархиями в областях Советского Союза, с последующим участием в работах Вселенского Собора» .

Г.Г. Карпов также поддержал предложения патриарха Алексия об оказании крупной единовременной финансовой помощи некоторым из Восточных патриархов «в целях закрепления установленных связей, а также в интересах будущих планов».

В итоге все эти предложения были одобрены правительством и получили свое закрепление в секретном постановлении СМ СССР за № 1132-465сс от 29 мая 1946.

Что касается планов организации Всемирной конференции всех христианских церквей, то к началу 1946 года они были откорректированы. Восточные патриархи, несмотря на то, что «высказали желание о проведении такой конференции в Москве для обсуждения способов борьбы с Ватиканом», посчитали ее проведение не актуальным для настоящего времени, «когда не изжиты окончательно последствия войны и нет еще прочной устойчивости во всех странах». Визит митрополита Николая в июне 1945 в Англию подтвердил надежды Советского руководства на то, что Англиканская церковь будет солидарна с Московской патриархией в борьбе против Ватикана. И не более. Мало того, Англиканская церковь, возродив экуменическое движение (в феврале 1946 г. прошло первое послевоенное совещание), фактически перехватила у Московской патриархии инициативу объединения христианских церквей, лишив его и антиватиканского акцента. В результате, Московская патриархия и Совет по делам Русской православной церкви вынуждены были определять свое отношение к этому движению, а также уровень участия в нем Русской церкви и других православных церквей. Совет относительно будущего участия Церкви в экуменическом движении высказался за целесообразность и необходимость этого. «Но для того, — подчеркивал Г. Карпов, — чтобы на »экуменических« конференциях и других церковных съездах выступать с единой линией православных церквей, русская православная церковь должна взять на себя инициативу по объединению сил всех православных церквей мира». По предложению патриарха первое Вселенское Предсоборное совещание одновременно должно стать и совещанием по вопросу участия в экуменическом движении.

Эти предложения СМ СССР также одобрил. Постановление правительства СССР от 29 мая 1946г. утвердило также и другие вопросы «внешней работы Совета по делам РПЦ»: о мероприятиях в отношении митрополита Анастасия (предложение Г. Карпова предпринять попытку переговоров с ним), о мероприятиях по Финляндской и Польской православным церквам, о делегациях Московской патриархии в Японию и Венгрию, предложения о возобновлении паломничества в Иерусалим, а также о репатриации архиереев, бежавших из СССР (около 30), т.к. они «могут быть использованы митрополитом Анастасием в целях укрепления создаваемого им Синода» .

Утвержденные мероприятия легли в основу деятельности Совета и Московской патриархии в 1946 году. Широта и масштабность внешнеполитических задач предопределили изменение внутренних структур обоих институтов. В феврале 1946г. новая структура Совета была утверждена распоряжением правительства. В ней появился Отдел по делам центрального управления церкви, который и занимался вопросами международной деятельности Московской патриархии. В апреле 1946 г. по предложению патриарха Алексия при Священном Синоде был «открыт» Отдел Внешних Церковных сношений и утверждено Положение о нем. Все это свидетельствовало о готовности более эффективно решать поставленные советским руководством задачи на международной арене и в будущем. Но, как оказалось, Московская патриархия уже сделала максимум возможного. Со второй половины 1946 года по практически всем направлениям внешнеполитической работы обозначились проблемы и осложнения.. По сути, с этого времени Русская православная церковь начинает терять завоеванные в мире позиции, сохранив и укрепив с помощью государства свое влияние лишь на православные церкви стран Восточной Европы.

Основной причиной, безусловно, являлось изменение общего политического климата в мире — нарастающая конфронтация между бывшими союзниками привела к новой войне, «холодной». Вследствие вынужденной политизации деятельности Московской патриархии проявились противоречия между Русской православной церковью и другими христианскими (в том числе православными) церквами. В этих условиях образование Всемирного Совета Церквей как альтернативной организации для достижения межцерковного согласия в Европе и мире имела своим следствием крушение планов на лидерство Русской православной церкви. Сказались и ограниченные возможности Церкви: отсутствие подготовленных для внешней работы кадров, отсутствие собственных валютных средств, невозможность свободно распоряжаться валютой, выделяемой государством и пр.

Провал стратегических расчетов советского руководства в использовании Московской патриархи на международной арене предопределил потерю интереса власти к религиозной сфере в целом и перемещение Русской православной церкви из большой политики на ее периферию.