ВВЕДЕНИЕ

В работе оценены возможности либерального реформирования общественно-политической системы Украины, раскрыта двойственность понятия "либерализм": политический либерализм, скорее всего, связанный с вмешательством государства в экономику, экономический либерализм свойственный право-консервативной политике.

Эти черты укоренены в консервативной и либеральной ментальности, которая, впрочем, имеет общие основы в индивидуалистской этике. Относительно Украины, то ее путь воссоздания рыночного общества похож на право-консервативный в условиях сильно коррумпированного государства.

В перспективе является возможным либо усиление авторитарных элементов, либо демократическое развитие на основе идей политического либерализма.

Статья академика В. М. Гейца затронула самую суть дискуссий - явных и неявных, экономических и политических, которые идут вокруг проблемы модернизации Украины. Чтобы подчеркнуть актуальность оценок нашего далекого и недавнего прошлого, приведу обширную цитату из книги известного экономиста Менкула Олсона: "Сразу после Второй мировой войны большинство специалистов сходились во мнении, что Западная Германия, Япония и Италия еще долгое время будут оставаться бедными... В действительности во всех трех побежденных государствах Оси начался быстрый экономический рост - как только исчезли ограничения, обусловленные войной и оккупацией... В отличие от этого, после падения коммунизма люди, пережившие все экономические абсурда систем советского типа, как и большинство западных наблюдателей, ожидали, что экономическая деятельность резко улучшится. Все бывшие коммунистические страны испытали снижение производства — если не экономический крах, путь к восстановлению для многих оказался очень длинным".

Кажется, единственное, что нельзя подвергнуть никакому сомнению, - это тезис о модернизации как цели осуществляемых или ожидаемых реформ. Пока прогнозы и планы остаются в пределах техники и технологий, обсуждения осмысленны; когда же споры выходят в плоскость общественного устройства, характеристики теряют ясность, а как только речь касается политики, диалоги постепенно сводятся к эмоциональной оценке личностей лидеров, приобретают опасно острый характер и в конечном счете разговор заходит в тупик. Быть может, только сейчас наше общество встало перед реальным выбором своего будущего, что и вызвало к жизни такие активные дискуссии с привлечением высоких абстракций, как эта.

УКРАИНСКАЯ МОДЕЛЬ ОБЩЕСТВА:

БУДЕТ ЛИ ОНА ЛИБЕРАЛЬНОЙ?

Предварительное замечание о модернизации. Не следует делать вид, будто бы мы начинаем историю модернизации с чистого листа. Коммунистическая диктатура не была разрушительным набегом чужеземцев, который не оставил после себя ничего, кроме проблем. Власть большевиков - ультралевой революционной экстремы, которая переродилась со временем в неповоротливую догматичную бюрократию, - тоже реализовала определенный проект модернизации бывшей Российской империи. Эта модернизация охватывала не только вооруженные силы, промышленное производство и аграрный комплекс, но и науку, просвещение, здравоохранение и т. д. Рассчитанная на тотальный контроль за всеми сторонами жизни индивида и общества, коммунистическая модернизация оказалась в конце концов неэффективной и, в частности, не смогла органично включить самые интеллектуальные достижения XX ст., прежде всего информатику и "компьютер сайенс". Однако в наследство она оставила нам мощный индустриально-аграрный комплекс, преимущественно милитарной направленности, вполне конкурентоспособный как стратегический соперник Запада, а наиценнейшее в этом наследии - достаточно образованный и технически подготовленный человеческий контингент.

Второе предварительное замечание - об индивидуалистическом менталитете. В статье В. М. Гейца справедливо уделяется большое внимание самосознанию свободной инициативной личности как фактору модернизации. Следует заметить, что любая общественная система может существовать только тогда, когда в ее основе лежит определенное стабильное соотношение индивида и общества. Структура "Я — Мы — Они", специфическая для каждого социума, представляет собой опору менталитета национального сообщества в любую эпоху. Автор упоминает о коллективистском самосознании японцев (которое, кстати сказать, не мешает им добиваться больших успехов в капиталистической модернизации своей страны); можно было бы провести параллели и с другими дальневосточными культурами, в том числе культурами и менталитетом "тигров", которые прекрасно освоили западные технологии и некоторые элементы образа жизни, но остались нечувствительны к тому, что касается западных представлений о правах и свободе личности.

Европейская ментальность формировалась на основе двух традиций -иудео-христианской (библейской) с ее понятиями о грехе и покаянии и античной, получившей завершенное выражение в римском праве. В целом это сформировало понятие ответственной за свои поступки, способной к свободному выбору "персоны", то есть правовой личности. Связь ее с человеческим окружением осуществляется через систему свободного выбора поступка и полной правовой и нравственной ответственности не просто перед обществом в виде конкретного коллектива, но перед системой ценностей и норм, которую индивид несет, так сказать, в себе самом, в своем Я (ответственность перед собой или, что то же самое, перед Богом). Противоположностью этой - "индивидуалистической" системе менталитета является трибальное (племенное) сознание, в котором ценности, нормы и интересы группы (прежде всего своего племени) непосредственно противостоят индивиду и прямо диктуют поведение, не требуя от личности самостоятельной оценки. Для трибального сознания субъектом — автором поступка является не индивид, а весь его род, и ответственность (в частности, в виде обязанности кровной мести) человек несет вместе со своими родственниками и потомками.

С нравственно-правовой точки зрения вся система взаимоотношений индивида и сообщества, ставшая основой социального строя, который не очень удачно назван капиталистическим, опирается именно на концепцию индивидуальной свободы и ответственности, исключающую понятие коллективной

ответственности. Точнее, для западного менталитета неприемлемы ни ориентация индивида на коллектив, ни ответственность за коллективно совершенное действие, то есть неприемлема оценка индивида, основанная на принадлежности его к группе по не зависящим от него обстоятельствам, - скажем, принадлежность по факту рождения к бедноте или к состоятельной элите, к семье с тем или иным престижем и влиянием, к определенным расовым, национальным или религиозным сообществам. Идея либерализма основана на ценности свободы как противоположности принуждению и на принципе ответственности только за свои свободно совершенные действия. В этом понимании перспективы либерализма - это то же самое, что перспективы западной цивилизации; отказ от "индивидуалистической" западной ментальносте — это то же самое, что отказ от ценности свободы и возврат, пусть и частичный, к трибальному сознанию с его делением на априорно "своих" и "чужих".

"Либерализм - создание западноевропейской культуры и в основном продукт уже греко-римской средиземноморской цивилизации", - писал блестящий знаток правовой истории России и Европы В. В. Леонтович. Отметив такие античные корни европейского либерализма, как понятия правовой личности и субъективного права, в первую очередь на частную собственность, а также античные институции, благодаря которым граждане принимали участие в управлении государством, он указывал на "два исторических источника западноевропейского либерализма: на феодальную систему и на независимость духовных властей от светских в Средние века". Исходя из этих начал политическая и правовая идеология демократической Европы и Америки выработала принципы прав и свобод человека.

Следовательно, не вдаваясь в детали, можно поддержать общий вывод В. М. Гейца о непременном утверждении либеральных основ в обществе, которое стремится идти по пути демократии: по его словам, либеральные основы как основы свободного развития личности должны обязательно реализоваться в обществе, выбравшем именно такое направление, и с этим выводом автора не может не согласиться любой демократ, как в нашей стране, так и за ее рубежами.

Однако остаются неясными важные обстоятельства, связанные, на первый взгляд, с двузначностью термина "либерал", "либеральный". Латинское liber-начало одновременно и независимость от принуждения и насилия, и определенный социальный институт, противоположный рабству. В европейской традиции эта двойственность семантики кое-где отразилась, как показала А. Вежбицкая, в разных лексемах; так, английское freedom означает, скорее, "свободу от ", liberty (слово латинского, литературного происхождения) - "свободу для", определенный социальный институт. Аналогично в русском языке имеют место разные значения слов "воля" и "свобода"; сравним у Пушкина: "темницы рухнут, и свобода вас примет радостно у входа", но "на свете счастья нет, а есть покой и воля". Замена "свобода" на "воля" в первом примере кардинально изменила бы смысл выражения, ибо "у входа" должен был ожидать демократичный политический институт, а не просто избавление от кандалов.

Отчасти это отражается в противоположности политического и экономического либерализма. Либеральной программой в экономической политике называют, например, программу Рональда Рейгана или Маргарет Тэтчер, которые были политиками достаточно консервативными. Трудно назвать политическим либералом и Людвига фон Мизеса, автора книги о либерализме, на которую неоднократно ссылается в своей статье В. М. Геец, - известны его правые политические симпатии, в том числе даже к ультраправому Обществу Джона Бэрча. Если различать политический и экономический либерализм, то экономическими либералами были большей частью консервативные республиканские политики США XX ст., а левоцентристские деятели-демократы, такие как Франклин Делано Рузвельт, Джон Кеннеди, Билл Клинтон, Барак Обама, проявили, с точки зрения консерваторов, чуть ли не социалистическую склонность к вмешательству государства в дела бизнеса.

Вероятно, прав исследователь, который подытожил дискуссии между либералами и консерваторами следующим образом: "Либерал традиционно рассматривается как глашатай свободы, консерватор - как представитель порядка. Но если оставить без внимания те маневры, при помощи которых эти принципы были ранее осуществлены, никто никогда не утверждал, что такой упрощенческий подход абсолютен. Либерал, если он претендует на то, чтобы говорить ответственно, не может отрицать, что консерваторов заботит обеспечение свободы. А самый заядлый реакционер... не может заявлять, что либералы не стремятся установить социальный порядок. На самом же деле, с течением времени, акцент на принципах, которые каждая из сторон считает подчиненными своим собственным, заставляет либералов и консерваторов поменяться местами, так что либералы сегодня являются поборниками сильного централизованного правительства, а консерваторы ратуют за экономический и политический индивидуализм". Можно лишь добавить, что западноевропейская социал-демократия фактически находится на позициях левоцентристского политического либерализма.

Последний экономический кризис, потрясший западный мир, продемонстрировал относительность деления европейского и американского политикума на либеральное и консервативное крыло. Реформы Рузвельта во время Великой депрессии вызвали критику со стороны консерваторов-республиканцев (экс-президент Гувер опубликовал в 1934 г. книгу "Вызов свободе", направленную против политики Рузвельта, экономическую политику "Нового курса" критиковал профессор Фрэнк Найт из Чикаго, из того самого университета, где сложилось ядро консервативно-либеральных экономистов - "Чикагских парней", один из которых, Милтон Фридмен, возвратился к критике "Нового курса" спустя 25 лет!). Но во время второго большого кризиса, 2009 года, руководители Евросоюза как левой, так и правой ориентации без колебаний пошли на масштабные вмешательства государства в экономическую деятельность.

Означает ли это, что разница между консерваторами и либералами на Западе сглаживается, а нам и подавно незачем определять, была ли политика трансформации после падения коммунистической системы либеральной или же консервативной? Думаю, что все не так просто.

Следует отметить, что после Второй мировой войны страны Оси были полностью разгромлены, правовые основы и государственный аппарат Германии, Италии, Японии создавались заново, их экономика не испытывала давления со стороны власти. Совсем иная ситуация возникла на территориях бывших "стран социализма".

Деятельность украинских правительств эпохи независимости имела целью создание рыночной среды и в этом смысле была политикой либеральной. Но применять и без того не всегда четкий терминологический аппарат к нашей постперестроечной реальности - дело очень рискованное. Трансформация экономики Украины не означала просто освобождение субъектов экономической деятельности от государственных пут: приватизация и накопление капитала шли под "крышей" отдельных звеньев государственного аппарата, который фактически утратил цельность и развалился на отдельные приватизированные фрагменты. Тем не менее такая картина хозяйственного хаоса ближе к экономическому либерализму, чем к становлению рыночных институций под государственным контролем. Слишком велика была вера во всесильную руку свободного рынка, которая "сама должна была навести порядок" в бурном море хозяйства.

Чтобы подтвердить этот тезис, следует вновь обратиться к современной западной реальности. Сегодня "неоконсерватизм" в стиле Рейгана - Тэтчер называют также "неолиберализмом", и это есть парадоксальный синтез двух социальных программ. Парадоксальность ситуации заключается втом, что консерватизм в конечном счете направлен на сохранение традиционного строя западного социума, а следовательно, и его либеральных основ. Речь идет, однако, о том, что стратегия защиты либеральных основ западного общества может быть и либеральной, и консервативной.

Разница между либеральной и консервативной политикой, при всей относительности и зависимости политических мер от конкретных обстоятельств, остается весьма заметной в той ее глубинной сути, которую в свое время Карл Маннхейм охарактеризовал как стиль политического мышления.

Маннхейм рассматривал либерализм и консерватизм как направления политического мышления (можно сказать, политического менталитета) современной Европы и в связи с этим указывал, что консерватизм не тождествен опоре на традиции, консерватизм нынешнего типа возникает при попытках разрешить с традиционалистских позиций задачи развития существующих государств, а именно: " 1) достижение национального единства, 2) участие народа в правлении, 3) включение государства в мировой экономический порядок, 4) решение социальной проблемы". В этих условиях, по Маннхейму, формируется "морфология консервативной мысли", или консервативный стиль мышления.

Идеология либерализма, точно так же как идеология консерватизма, прошла в Западной Европе и Америке длинный путь. "Классиком" европейской консервативной мысли считается Эдмунд Берк (1729-1797); характерно, что он впервые выдвинул требование идеологической оформленное™ партий Великобритании, после него тори и виги стали, соответственно, консерваторами и либералами. При этом сам Берк принадлежал к лидерам вигов, то есть либералов, и консервативный характер его трудов вызван неприятием террора Французской революции, в чем оба крыла британского политикума были солидарны. История консерватизма в Германии весьма выразительно демонстрирует общие закономерности его эволюции, и Маннхейм показал, как, на первых порах романтический, стиль мышления с ориентацией на личность и индивидуальную свободу меняет свой характер, когда интересы смещаются к целостному сообществу (нации) как субъекту действия, а затем, на стадии зрелости, государство рассматривается как воплощение коллективных устремлений. При этом государство может оцениваться или как желаемый "регулировщик" хаоса, господствующего на уровне отношений между индивидами, или как враждебный индивидам Левиафан, так что чем меньше государства, тем лучше.

Политический консерватизм, по Маннхейму, не терпит не столько перемен, сколько общих принципов; его стратегия — исходить из конкретных целей в конкретных ситуациях. Указанные политические задачи современного государства консерватизм стремится решать в контексте конкретности, ограничивая деятельность непосредственно данностью и условием "отторжения всего, что отдает спекуляцией или гипотезой". Что же касается либерально-прогрессистской деятельности, ориентированной на далеко идущие цели, то она опирается не на целостность и конкретность реальности, а на возможности и "бежит от конкретности не потому, что хотела бы заменить ее другой конкретностью, но потому, что... стремится к созданию иной системной исходной точки для дальнейшего развития". Если "консервативный реформизм" основан на замене каких-то единичных факторов (личностей или законов) другими, то либеральный реформизм стремится к изменению системы как целого исходя из определенных принципиальных основ. Если прогрессивная (либеральная) мысль видит действительность в категориях возможности и нормы, то консервативная — в категориях истории.

Либеральная мысль руководствуется принципами, с которыми должно соглашаться общество; у нее перед глазами - желательное положение, ожидаемое будущее. Не будучи склонна к романтическим проектам и историческим реминисценциям, либеральная система взглядов есть именно система, способная опираться на абстрактные исходные формулировки. Следует отметить, что человечество сформулировало целый ряд таких принципов, начиная от Великой хартии прав и свобод человека, принятой ООН в 1948 г.; все эти принципы обязательны для членов международного сообщества народов.

Теперь можно уточнить вопрос: по какому пути пошла Украина, получив независимость? Или, быть может, несколько осторожнее: на что больше похож тот выбор, который она сделала, в сравнении с европейскими реалиями либерализма и консерватизма?

По всей вероятности, наша история приватизации никогда не будет написана, поскольку она напоминает известную шутку о первом заработанном миллионе. Во всяком случае, можно утверждать, что здесь была реализована не столько "свобода для", сколько "свобода от" и роль государства в формировании рыночного общества сводилась, скорее, к созданию "крыши" над теми или другими частными интересами, нежели сознательному формированию конкретной экономической модели. О том, что государственные институции и регулятивные акты, которые имели отношение к становлению рынка, создавались не исходя из определенных предпосылок и целостных проектов, а в зависимости от ситуации, свидетельствуют плохая обстановка для бизнеса и, в частности, крайне низкая оценка логистической эффективности Украины со стороны зарубежных специалистов.

Если посмотреть на вещи под таким углом зрения, то можно сделать вывод, что украинский путь к рыночному обществу был, скорее всего, недостаточно либеральным: он не столько ориентировался на воплощение общих принципов, на раскрытие возможностей, заложенных в современности, сколько простирался в проложенном деструктивной стихией направлении.

С практической точки зрения нынешнее состояние общества характеризуется горизонтом ожиданий, который имеет вполне четкие показатели — экономические и финансовые, в большей или меньшей степени спроецированные на перспективу. Рыночное общество живет в кредит, оно всегда черпает энергию в будущем, что все мы ощутили сейчас, когда в развитых странах бушует долговой кризис. Можно сколько угодно ругать капитализм за то, что он неосмотрительно строит нынешнее благополучие на шаткой платформе возможных выгод. Но пора задуматься над тем, что так работает каждое общество и выигрывает в конечном счете тот, кто умеет заглядывать в будущее лучше и дальше, чем другие. С этой точки зрения общество тем слабее, чем злободневнее его ожидания. А самое слабое общество живет от зарплаты до зарплаты...

Наше возвращение в рыночное общество проходило в условиях не только обвалов тесно связанной с ВПК экономики, но и резкого сокращения расстояния за той воображаемой линией пересечения современного с будущим, которую называют горизонтом ожиданий. Тем самым общество и производство становились все менее интеллектуальными, направленными на удовлетворение сиюминутных потребностей. И экономически, и духовно общество утратило ориентацию на будущее. Отсутствие перспективы перекрывалось избытком консервативной романтики, попытками заменить общее видение системой исторической памяти, которая создала бы пространство опыта. Надо полагать, драматизм последней электоральной кампании не сводился к успеху или неудаче отдельных политиков: речь шла на самом деле о кризисе консервативно-романтической ментальности.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Отсюда возможны или откат к политической системе с сильными элементами авторитаризма, которые сделают неощутимыми потребности в стремлении к горизонтам, или выработка либерально-демократических принципов целостного характера, которые сочетали бы экономическую свободу от патерналистской опеки - и вообще "свободу от" - со свободой для реализации не только сиюминутных неотложных потребностей, но и дальновидных проектов, важных для индивида и всего общества. Что, собственно, и означает реализацию принципов либеральной демократии.

ИСТОЧНИКИ

1. В. Геец "Либерально-демократические основы: курс на модернизацию Украины" - "Экономика Украины" № 3,2010, с. 4-20.

2. Олсон М. Влада і процвітання. - К., Видавничий дім "Києво-Могалянська академія", 2007, с. 18.

3. Леонтович В.В. История либерализма в России. 1762-1914. Париж, "YMCA-Press",1980,c.2.

4. Вільз Г. Зручна держава. Консерватизм. Антологія. Упорядники О. Проценко, В. Лісовий. - К., "Смолоскип", 1998, с. 303-304.

5. Маннхейм К. Диагноз нашего времени.- М., "Юрист", 1994, с. 598.