Второе ополчение 1611–1612 гг. и избрание новой династии

В истории русской Смуты (1598–1613), начавшейся после прекращения династии Рюриковичей и закончившейся воцарением на российском престоле Михаила Федоровича Романова, давшего начало новой династии, год 1610 оказался для России наиболее трагичным. Еще в сентябре 1609 года Речь Посполитая, до этого оказывавшая активную поддержку своим марионеткам Лжедмитрию I и Лжедмитрию II в искании русского престола, начала открытую интервенцию против государства Российского: войска польского короля Сигизмунда III вторглись на территорию России и осадили Смоленск. Формальной причиной к тому послужил договор Василия Ивановича Шуйского, последнего царя Смутного времени, и шведского короля Карла IX, по которому в Россию был призван шеститысячный контингент шведских войск под предводительством полководца Делагарди для борьбы с отрядами Лжедмитрия II. Однако этот же договор обязывал В. Шуйского помогать Швеции в войне с Польшей. Вот почему Сигизмунд III Ваза начал военные действия против России, имея в мыслях заполучить для себя корону Мономаха.

Неудача правительственных войск в борьбе с интервентами, так, к примеру, 24 июня 1610 года у села Клушино тридцатипятитысячная армия русских, усиленная шведскими наемниками, потерпела сокрушительное поражение от десятитысячного войска поляков, недовольство значительной части населения внутренней и внешней политикой Василия Шуйского, в конечном счете привело его к отстранению от власти, несмотря на решительные протесты главы русской Православной церкви патриарха Гермогена. Так российский престол остался без государя.

Власть в стране перешла к боярам и вождям дворянства – решительным противникам Шуйского. В Москве было установлено правительство из семи бояр во главе с князем Федором Ивановичем Мстиславским, получившее название «семибоярщины». В состав правительства вошли князья: Иван Михайлович Воротынский, Андрей Васильевич Трубецкой, Андрей Васильевич Голицын, Борис Михайлович Лыков-Оболенский; бояре: Иван Никитич Романов, Федор Иванович Шереметев. Поначалу правительство хотело избрать государя всенародно, однако затем было решено, что россияне, как и древние новгородцы, должны искать царя вне пределов государства. Занять российский престол было предложено польскому царевичу Владиславу, который должен был обязательно принять православие, жениться на русской, сохранить привилегии и права русских феодалов. Переговоры на этот счет велись с командующим польскими войсками гетманом Станиславом Жолкевским, который, действуя от имени короля, дал клятвенное обещание соблюдать выработанные условия, после чего 27 августа 1610 года новым русским царем был признан Владислав. Все эти решения должны были быть подкреплены согласием Сигизмунда III, вот почему 11 сентября 1610 года к нему направились послы во главе с митрополитом Филаретом. Сигизмунд III, сам претендуя на воцарение в России, умышленно затягивал переговоры, не соглашаясь, в первую очередь, с вопросом о вере будущего царя. Переговоры, по сути, провалились, а русская делегация оказалась на положении пленных.

Через десять дней после отъезда делегации российское правительство, будучи уверено в положительном исходе переговоров, впустило в Москву польские войска. Затем в течение двух месяцев ждали возвращения послов и воцарения Владислава, но ни того, ни другого не последовало. Тем временем разместившийся в Москве польский гарнизон хозяйничал в столице, а наместник отозванного в ставку короля гетмана Жолкевского, Александр Гонсевский самовластно распоряжался в стране. Сигизмунд III пытался взять Смоленск, польские отряды начали грабить и убивать россиян, по всей стране бесчинствовали шайки разбойников, страна распадалась. Россия стояла перед прямой угрозой потери независимости.

Первым, кто попытался удержать страну у края пропасти, оказался патриарх Гермоген. Историк Николай Иванович Костомаров в своей «Повести об освобождении Москвы от поляков в 1612 году…» так пишет о патриархе: «Старик он был крутой, суровый, неподатлив ни на какие прельщенья. Поляки никак не могли его обойти и обмануть. С самого начала, как послы русские с ними вошли в соглашение, Гермоген один им не верил…, был против выбора Владислава…».¹ Понимая, что с воцарением поляков на русской земле будет насаждаться католицизм, тогда как основу русской государственности с 988 года составляло православие, патриарх Гермоген требовал, чтобы Федор Мстиславский поддержал народное восстание во имя сохранения веры и Отечества, но тот не хотел делать этого и бесконечно отправлял послания королю Польши, прося выслать в Москву Владислава. Тогда в конце 1610 года патриарх стал рассылать грамоты по всей стране, в которых призывал россиян встать на защиту веры и именем Бога очистить Отечество. Прознав об этом, поляки лишили его возможности общаться с внешним миром, посадив под стражу. Однако письменные воззвания патриарха уже сделали свое дело. Одно из посланий Гермогена оказалась у рязанского воеводы Прокопия Ляпунова. В январе 1611 года он разослал в разные города уже свои грамоты, в которых призывал собирать ополчения и выходить по дороге к Москве. На его зов откликнулись Нижний Новгород, Кострома, Галич, Вологда, Ярославль, Владимир и другие города. К сожалению, в действиях Ляпунова не было четкого и продуманного плана, было желание как можно скорее очистить столицу Государства Российского, вот почему он не разбирал людей, приходивших к нему; принимал всех. Так, к примеру, вступил в союз с атаманом Иваном Заруцким и князем Дмитрием Трубецким, чьи казачьи отряды еще недавно служили Лжедмитрию II («тушинскому вору»). Таким образом, ополчение Ляпунова по своему составу было достаточно пестрым и неоднозначным, о чем весьма красноречиво писал в своей «Истории Государства Российского» Николай Михайлович Карамзин: «Рать Ляпунова… была… странною смесью людей воинских и мирных граждан с бродягами и хищниками, коими в сии бедственные времена кипела Россия, и которые искали единственно добычи под знаменами силы… Всех звали в союз, чтобы только умножить число людей. Призвали Дмитрия Трубецкого, атамана Заруцкого и всю остальную дружину тушинскую; ибо сии… мятежники вдруг воспламенились усердием к государственной чести… Чего надлежало ждать в святом предприятии от такого несчастного состава? не единства, а раздора и беспорядка. Но кто верил таинственной силе добра, мог чаять успеха…, видя, сколь многие, и сколь ревностно шли умирать за отечество сирое…».²

В конце зимы основные силы ополчения собрались в Коломне, откуда и двинулись на Москву 3 марта 1611 года. С приближением ополчения обстановка в столице накалялась. 19 марта вспыхнувшая в торговых рядах ссора между поляками и россиянами переросла в стихийное боевое столкновение, быстро распространившееся по всему городу. Сильный бой закипел на Сретенке, куда со своим отрядом прибыл зарайский воевода князь Дмитрий Михайлович Пожарский. Здесь он велел построить укрепления, полагая, что продержится до прихода войск Ляпунова. Но ополчение задерживалось, а поляки между тем подожгли город. Многие кинулись спасать свои дома, и битва захлебнулась, лишь Дмитрий Пожарский продолжал держать оборону между Сретенкой и Мясницкой улицами. Только когда он был ни единожды ранен, его тайно вывезли в Троице-Сергиев монастырь, откуда впоследствии князю пришлось удалиться в родовое селение Мугреево Суздальского уезда для лечения.

Москва горела двое суток. Захватчики свирепствовали в столице. Они разграбили царскую казну, взяли всю утварь великих князей и царей, разделили между собой золото и драгоценности. Лишь на исходе 21 марта к сожженной столице стали подтягиваться отряды ополчения. В течение полумесяца они фактически взяли в осаду всю Москву. Поляки предприняли ряд вылазок, чтобы нанести поражение войскам Ляпунова, но безуспешно. Однако происходившие затяжные бои не меняли ситуацию: Москва оставалась за поляками, ополченцы же не могли вернуть себе город и выбить из Кремля вражеский гарнизон. Происходило это отчасти потому, что как внутри самого ополчения, так и среди его руководства не было единства. Самым авторитетным руководителем являлся Прокопий Ляпунов, но Заруцкий с Трубецким также претендовали на первые роли. Само же ополчение состояло большей частью из мелкопоместных дворян и казаков, не доверявших друг другу. Осада Москвы продолжалась четыре месяца. За это время на Россию посыпались новые напасти: 3 июня 1611 года, поляки взяли, наконец, Смоленск, 16 июля шведы под предводительством бывшего союзника россиян Делагарди захватили Новгород, перед тем они заняли Кексгольм, устроив настоящий грабеж в древних новгородских землях. Казалось, все эти беды должны были сплотить ополченцев, устранив внутренние противоречия, однако этого не случилось: наперекор всему казаки своевольничали и бесчинствовали. 22 июля ими был убит Прокопий Ляпунов. Поводом к тому послужило подброшенное поляками письмо, в котором за ложной подписью Ляпунова, говорилось, что после взятия Москвы надобно казаков всех перевесть. После гибели Прокопия Ляпунова ополчение распалось: дворяне и большая часть земцев разошлись по домам, некоторые из служилых людей, а также крестьяне составляли шайки и, ходя по окрестностям, нападали на поляков, отбирая продовольствие (таких называли шишами), казаки же Заруцкого и Трубецкого остались стоять табором под Москвой и, спустя некоторое время, присягнули Лжедмитрию III.

Бесславный конец первого ополчения, развалившегося из-за внутренних распрей, главной причиной которым были казаки, показал, что второй бедой России смутного времени после шляхты была казачья вольница, усмирять которую пришлось уже новому царю Михаилу Федоровичу Романову. И все же начинание Прокопия Ляпунова не пропало даром, потому что в рядах его рати среди тысячи двухсот нижегородцев воевал посадский человек Кузьма, прозванный по отцу Мининым, который, не повторяя ошибок рязанского воеводы, через очень короткое время стал вдохновителем создания нового ополчения, освободившего в итоге Москву от польских интервентов.

Распад в конце лета 1611 года отрядов первого ополчения стал для врагов торжеством, а для Руси же означал продолжение жестокого гнета и порабощения населения, которое вымирало от голода и болезней. Многие города и деревни были сожжены дотла. Сгоревшую столицу покидали ее жители, становясь изгнанниками на родной земле. Численность российского населения от начала смуты резко сократилась. Но именно в это тяжелейшее время началось формирование новых освободительных народных сил. Далеко не последнюю роль здесь сыграла Русская Православная церковь. По благословению Патриарха Московского и всея Руси Гермогена, теперь уже архимандрит Троице-Сергиева монастыря Дионисий составил грамоту, призывавшую народ к организованному сопротивлению полякам. Грамота была размножена переписчиками и с осторожностью раздавалась среди паломников, приезжавших в обитель. Приблизительно в то же самое время в Нижнем Новгороде стало собираться новое ополчение, инициатором и идейным вдохновителем которого, как я уже отмечал, стал посадский человек Кузьма Минин, занимавшийся мясным промыслом. Родился Кузьма в Балахне, в семье соледобытчика. С детства был приучен к труду, благодаря чему впоследствии достиг немалых успехов: в мясном ряду на нижегородском торге стояла его лавка, кроме того, владел он и «животинной бойницей» под стенами Кремля. В зрелые годы Кузьма Минин был уважаемым человеком, относился к числу зажиточных людей в посадской среде Нижнего Новгорода и отличался исключительной честностью. Когда 1 сентября 1611 года в нижепосадской общине Нижнего Новгорода состоялись выборы земского старосты, избрали именно Кузьму, который еще совсем недавно в рядах первого ополчения сражался с поляками в Москве. Еще ранее того, в 1608 году, он дрался с захватчиками и изменниками у Балахны, около села Козино, в Ворсме, Павлове-на-Оке в отрядах нижегородских воевод Алябьева и Репнина. Так что с ратным делом Кузьма был знаком не понаслышке, благодаря чему он также приобрел влияние в Нижнем Новгороде. Итак, задатки вождя здесь налицо, но ведь людей с подобным жизненным опытом было, как в Нижнем Новгороде, так и на всей Руси, наверное, немало: почему же именно Кузьме Минину выпал жребий встать во главе освободительного движения? Вполне вероятно, что у Кузьмы Минина была глубоко прочувствованная вера в собственное избранничество. Так автор-составитель книги «Князья Пожарские и Нижегородское ополчение» протоиерей Александр Соколов, основываясь на материалах сборника «Действия Нижегородской губернской ученой архивной комиссии (НГУАК)» (1913), утверждает: «По Промыслу Божиему, Минину, человеку чистой жизни и веры, несколько раз было видение преподобного Сергия Радонежского, «игумена Русской земли», понуждавшего Косму поднять народ на борьбу и спасти православную веру».³ Приблизительно то же самое мы находим в «Повести освобождения Москвы от поляков…» Н.И. Костомарова, который следующим образом описывает события начала октября 1611 года в Нижнем Новгороде, по прибытии туда грамоты Дионисия: «Был там воевода Алябьев… Он с товарищем своим Репниным созвал к себе на воеводский двор старейших людей из города. Пришли туда Печорского монастыря архимандрит Феодор, протопоп соборный Савва, попы, дьяконы, дворяне, дети боярские и старосты посадские, а в числе старост был Кузьма… Минин… Этот староста… сказал тогда миру такое слово: «Вот прислана грамота из Троицко-Сергиева монастыря; прикажите прочитать ее в церкви народу. А там что Бог даст. Мне было видение: явился св. Сергий и сказал мне: разбуди спящих».⁴

На другой день после указанных событий, было это, по-видимому, 9 октября 1611 года, большой колокол собрал нижегородцев в Спасский собор Кремля, где после завершения обедни протопоп Савва Ефимьев обратился к народу, призвав всех утвердиться в соединении и до смерти стоять за веру христианскую, чистую и непорочную, после чего была прочитана грамота Дионисия. Выйдя из собора, люди столпились возле церкви в честь Рождества пророка и Предтечи Господня Иоанна, где уже Кузьма Минин держал перед ними свою речь (по другим данным свое историческое воззвание Минин произнес у Ивановской башни Нижегородского Кремля). По предположению известного нижегородского краеведа Дмитрия Николаевича Смирнова, Минин вряд ли мог говорить красноречиво. Точный текст его речи до нас не дошел, поскольку никем не записывался. Произнес же он приблизительно следующее: «Если хотим помочь государству, то не пожалеем имущества своего, и не только имущества, но в случае нехватки и дома продадим или займем у имущих, отдав им в отработку жен и детей». Однако простая и безыскусственная речь земского старосты нашла отклик в сердцах слушателей. Летописцы, упоминающие о Минине, единогласно свидетельствуют: «Речь его нижегородцам люба бысть».

Результаты патриотического обращения к горожанам не замедлили сказаться. Широкой волной потекли пожертвования. Деньги, ценности, домашние вещи приносились на площадь, а земский староста вел им счет и сдавал на хранение в соборные подвалы. Есть сведения, что сам Минин все свои сбережения пожертвовал на рать. Некоторые отдавали последнее. Пример малоимущих посадских людей повлиял и на богатых. Так часть денег была получена от иногородних купцов Строгановых, торговавших в Нижнем Новгороде. Богатые купцы Никитовы, Лыткины, Дощенниковы передали Минину несколько тысяч людей. Из летописей известен рассказ о богатой вдове, которая из имевшихся у нее двенадцати тысяч рублей десять отдала на ополчение.

После такого вступления предстояло найти подходящего человека (воеводу), чтобы отдать под его начальство будущую рать. Предлагая избрать военного руководителя, Минин обращался главным образом к массе, к посадским, к людям своего круга. Народная нижегородская молва сначала смутно, а затем твердо и отчетливо указывала те качества, какими должен обладать вождь ополчения. Нижегородцы желали иметь наставника честного, знающего ратное дело и искусного в нем. Таким человеком, по общему мнению, являлся выдающийся полководец князь Дмитрий Михайлович Пожарский, лично не бывавший до того в Нижнем Новгороде, но понаслышке через разных людей хорошо известный большинству нижегородских патриотов. Его и решили выбрать вождем ополчения, после чего в Мугреево, где в то время известный князь, стольник и воевода долечивал раны, полученные им в Москве в боях с поляками, прибыли послы Кузьмы Минина во главе с архимандритом Нижегородского Печерского монастыря Феодосием, дворянином Жданом Петровичем Болтиным и посадскими выборными людьми. Они просили Пожарского принять военное руководство над собираемой ратью. Первое посольство потерпело неудачу. Вслед за ним к Пожарскому приезжал сам Минин. Лишь когда с той же просьбой прибыл из Нижнего Новгорода воевода Андрей Семенович Алябьев, Дмитрий Михайлович согласился принять руководство, попросив при этом выбрать из посадских людей такого человека, который был бы с ним заодно, распоряжался казной и заботился о жаловании ратным людям и, недолго думая, указал на Кузьму Минина.⁵

В Нижний Новгород Пожарский прибыл 28 октября 1611 года, после чего здесь были заложены основы законной власти: создан «Совет всея земли». Стоит отметить, что орган с точно таким же названием был основан еще вождями первого ополчения. Ополчение распалось, а казаки Заруцкого и Трубецкого продолжали действовать именем «Совета…». Нижегородский «Совет…» призван был стать противовесом «Совету…» казачьему и подчеркнуть незаконность действий последних. В новый «Совет всея земли» вошли представители городов – участников нового ополченческого движения. Во главе этого правительства встали также выборные представители – Минин и Пожарский. От имени «Совета…» Пожарский назначал воевод, рассылал грамоты, призывая в Нижегородское ополчение ратных людей – добровольцев из других мест. Кузьма Минин, с которым князь Пожарский действовал все время в полном согласии, был выбран «миром» в казначеи ополчения и, кроме того, с начала и до победного конца похода выступал в звании «выборного человека всею землею».

Нижний окончательно стал центром начавшегося движения против захватчиков. Со всех концов сюда прибывали служилые дворяне, добрые казаки, стрельцы, другой люд, желавший участвовать в ратном деле. На Ковалихе и за Дмитровскими воротами ковали оружие и доспехи, на Зелейном дворе готовили порох, на Нижнем посаде шили одежду для ополченцев. Минин заботился о приобретении достаточного количества железа, меди, олова, древесного угля и прочих запасов. У Благовещенской слободы был устроен пушечный двор, где к началу выступления ополчения из Нижнего Новгорода отлили первые пушки.

Ядро второго ополчения составили нижегородцы. Затем пришли в Нижний Новгород коломенские и рязанские ратники, за ними подошли дорогобужские и вяземские, наконец, в январе 1612 года прибыли смоляне.

Когда в занятую поляками столицу дошла весть, что в Нижнем составляется ополчение, Александр Гонсевский потребовал от патриарха Гермогена написать, чтобы нижегородцы не ходили на Москву и распустили ополчение. Патриарх отказался, благословив при этом идущих на очищение Московского государства. Он умер в заточении в Чудовом монастыре, вероятно, от голода, которым его морили поляки, 17 февраля 1612 года незадолго до выступления второго ополчения на Москву.

В конце февраля (по другим данным – в начале марта) 1612 года ополчение двинулось из Нижнего Новгорода по правому берегу Волги на Балахну, где ратники были встречены жителями с радостью. Данные о первоначальной численности ополчения порой сильно разнятся. Анализируя и сопоставляя их, протоиерей Александр Соколов приходит к выводу, что по выходу из Нижнего Новгорода в ополчении находилось порядка четырех с половиной тысяч человек.⁶ В Балахне к ратникам присоединился отряд Матвея Плещеева. Далее пошли через Пурех, Юрьевец. Часть мужского населения города Юрьевца влилась в Нижегородское ополчение. Следующим городом на пути ополчения была Решма, откуда рать пришла в Кинешму. В Плесе к Пожарскому пришли костромичи и предупредили его, что костромской воевода Иван Петрович Шереметев, желая быть верным польскому королевичу Владиславу, не хочет пускать ополченцев в город. Ополчение остановилось на Посаде, а в самом городе началось волнение. За свое упорство Шереметев едва не поплатился жизнью. Его спас Пожарский. Посоветовавшись с Мининым, он своей волей снял Шереметева с воеводства, назначив на его место другого. Получив в Костроме немалое пополнение в казну, ополчение направилось в Ярославль и пришло туда еще по зимнему пути.

В Ярославле Минин и Пожарский приступили к окончательному обустройству народной рати и создали стройную военную организацию. Пехоту и конницу учили тесному взаимодействию в бою. До этого питались каждый по себе. Пожарский ввел общее питание из котла. Было налажено производство копий, бердышей, рогатин и доспехов. В Ярославле окончательно оформилось «земское правительство», образованное еще в Нижнем Новгороде, то есть «Совет всея земли». Войску требовалось многое: боевые припасы, продовольствие, кони. По мнению Минина, главными на тот момент были не военные, а экономические и организационные задачи. Необходимо было собрать достаточные средства для войны и победы. Минин понимал, что ярославские купцы могут возмутиться новыми обложениями, так как первый взнос они дали еще в Нижнем Новгороде, но решил идти до конца. Собравшись в земской избе, самые богатые люди Ярославля едва не учинили расправу над Мининым. Среди них был зажиточный ярославский купец и земский староста Григорий Леонтьевич Никитников, не желавший подчиняться Минину. Его поддержали и другие богатые люди. Поначалу Минин по-доброму убеждал купцов, а когда это не помогло, распорядился взять их под стражу и отвести их к Пожарскому. Суровость и непреклонность Минина дали плоды: Никитников и другие признали свою неправоту и внесли необходимые средства для ополченской казны. Помимо этого, в Ярославль пришла для ополчения крупная денежная помощь от Соловецкой обители.

В период нахождения отрядов Нижегородского ополчения в Ярославле Минин и Пожарский вели переговоры с Австрией, стремясь на это время обезопасить северо-восток России. В результате этих переговоров Польша оказалась на какое-то время изолирована от вероятных союзников.

Нижегородское ополчение во главе с Мининым и Пожарским 27 июля 1612 года выступило из Ярославля, имея в своих рядах, вместе с татарским отрядом из Касимова, около десяти тысяч человек. Перед походом отслужили молебен в Спасской церкви и получили благословение на одоление врагов у митрополита Ростовского и Ярославского Кирилла (Завидова). Стоит отметить, что главной святыней ополчения являлась Казанская икона Божией Матери. Священный образ Богородицы помогал ополченцам по-своему – укреплял их дух и веру.

Тем временем Александр Гонсевский со своим воинством оставлял Москву. Из столицы он вывозил многие драгоценности и реликвии. Вместо войска Гонсевского Московский Кремль занял отряд польского полковника Николая Струся. Зная о движении нового ополчения, Струсь обратился к королю Сигизмунду с просьбой о подкреплении. Последний выделил из вооруженных сил Польши и Литвы войско численностью около двенадцати тысяч человек под командованием гетмана Яна-Карла Ходкевича.

14 августа 1612 года отряды Нижегородского ополчения подошли к Троице-Сергиевой обители. Здесь ратники стояли четыре дня, до получения тревожных известий о продвижении войск Ходкевича к Москве. 18 августа иноки обители с иконами святых провожали ополченцев. Через два дня армия Минина и Пожарского подходила к столице. Незадолго до этого атаман Заруцкий покинул казачий стан под Москвой и ушел в Коломну, а от князя Трубецкого к руководителям нового ополчения прибыли послы с предложением действовать сообща против Ходкевича, но под общим командованием Трубецкого. Предложение было отвергнуто. Тем не менее, когда ополченцы расположились на левом берегу Москвы-реки у Крымского брода, Трубецкой предложил Пожарскому обосноваться в обжитом казацком стане, но снова получил отказ. Я уже отмечал, что казаки Заруцкого и Трубецкого прежде успели присягнуть новому самозванцу, поэтому Минин и Пожарский имели все основания считать неустойчивые казацкие отряды и их командиров ненадежными соратниками для спасения России. Было решено ополченческую рать с подмосковной не смешивать, держаться отдельными станами, но биться вместе по договоренности.

21 августа Ходкевич выступил из села Вяземы и остановился на Поклонной горе. Пожарский понял, что противник во что бы то ни стало хочет, опередив ополченцев, пробраться в Кремль, усилить польский гарнизон, снабдив его продовольствием и давая, таким образом, возможность продержаться до прихода в Москву большого войска короля Сигизмунда. Положение ополченцев было крайне тяжелым. Предстояло одновременно вести бои с наступавшим Ходкевичем и в то же время с тыла отражать удары вражеского гарнизона Струся, засевшего в Кремле. На следующий день состоялось сражение. Несмотря на свой полководческий опыт и значительную военную силу Ходкевич не сумел прорваться в Кремль и вынужден был отступить. Вылазка осажденных поляков также была пресечена с большими для них потерями и утратой знамен, после чего полковник Струсь уже не пытался вести боевые действия против ополченцев. 23 августа обе стороны готовились к решительной схватке, начавшейся утром следующего дня. Поляки сильно потеснили русских, но помощь стоявших под Москвой казаков Трубецкого, с которыми во время сражения удачно провел переговоры келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий Палицын, а также дерзкий рейд в стан противника отряда под командованием Минина, помогли переломить ход военных действий. Н.И. Костомаров так описывает происходившие события: «…Минин сказал Пожарскому: «Князь, дай мне войска, я пойду».

«Бери, сколько хочешь!» – сказал князь… Минин взял с собой людей, перешел реку, ударил на поляков у Крымского двора и сбил их. Тем временем завязался свирепый бой у казаков на Пятницкой улице… Наконец, поляки не выдержали, подались и побежали… Ходкевич увидел, что все у него пропало… и приказал трубить своим, чтоб уходили к Воробьевым горам».⁷

25 августа Ходкевич с остатками войска на виду у поляков, находившихся в Кремле, и вовсе отошел от Москвы, удалившись через Можайск к литовской границе. Так закончилось одно из главных сражений периода Смутного времени под Москвой: ополченцы победили тех, кто превосходил их вооружением и численностью. Теперь необходимо было сломить сопротивление польского гарнизона, засевшего в самом сердце столицы. Окружив плотным кольцом Китай-город и Кремль ополченцы начали их общую осаду, затянувшуюся на два месяца. Поляки не хотели сдаваться. Томимые невыносимым голодом, они все еще надеялись на помощь короля Сигизмунда.

15 сентября Пожарский послал осажденным грамоту с предложением сдаться во избежание кровопролития, но в ответ получил оскорбительное письмо, в котором, к примеру, Минина и всех людей его сословия называли не иначе как «Куземками», советуя им во имя блага государства заниматься своей торговлей.⁸

С наступлением холодов осажденным уже не хватало сил подниматься на стены. Им оставалось либо умирать от голода, либо вести переговоры о сдаче. Ополченцы требовали безоговорочной капитуляции, поляки же пытались выторговать себе всяческие уступки. Тогда, прервав переговоры, 22 октября (4 ноября по н.с.) 1612 года ополченцы и казаки с иконой Казанской Божией Матери единым приступом захватили Китай-город. Остатки польского гарнизона укрылись в Кремле, который уже не пришлось брать штурмом: через три дня был подписан договор о сдаче гарнизона. Уцелевших пленных по приказу Пожарского вскоре выслали в различные места: Ярославль, Галич, Ядрин, Нижний Новгород, Балахну, Пурех.

Спустя некоторое время, 22 октября (4 ноября по н.с.) стали отмечать как день иконы Казанской Божией Матери: во все времена это было не сугубо церковное, но церковно-гражданское, национальное торжество.

27 октября город начали очищать от трупов и развалин, а 1 ноября состоялся крестный ход по Москве с участием казаков Трубецкого и ополченцев Минина и Пожарского. Подняв хоругви с ликом Спасителя, чудотворные иконы Казанской и Смоленской Божией Матери, с образом преподобного Сергия Радонежского они дошли до Лобного места, где духовенством во главе с архимандритом Троице-Сергиева монастыря Дионисием был отслужен благодарственный молебен.

Когда в Варшаве узнали, что польские дела в России идут плохо, правящие круги Речи Посполитой стали упрекать короля Сигизмунда III в бездействии. Тогда, с небольшим отрядом, состоявшим из трехсот человек шляхты и трех тысяч немецких наемников, Сигизмунд двинулся на Москву. По пути к нему примкнул гетман Ходкевич с остатками своего войска. Король благополучно подошел к Волоколамску и послал свой отряд уговорить москвитян, чтобы они присягнули Владиславу, однако этот отряд потерпел под Москвой поражение, после чего в столице отказались принимать польского короля. Поняв, что Москву ему не взять, Сигизмунд решил штурмом овладеть Волоколамском, но и здесь его постигла неудача. Сняв осаду города, Сигизмунд ни с чем возвратился в Варшаву. В тот момент поляки уже ничего не могли противопоставить духовной силе и правде русского народа, изгнавшего интервентов из сердца России.

Уход поляков из страны дал возможность русским заняться избранием нового царя. При активном участии Минина и Пожарского были разосланы грамоты по всем городам с наказом – прислать доверенных людей в Москву для проведения великого дела. В январе 1613 года в столице собрался Земский собор, в заседаниях которого участвовало около семисот представителей разных сословий: бояре, дворяне, духовенство, поместное дворянство, купечество, казаки и свободные крестьяне. Прежде всего, поставили вопрос о том, выбирать ли в цари иностранца. В итоге, все иностранные претенденты на русский престол были отвергнуты. Стали предлагать царя, начались козни, смуты и волнения. Неожиданно какой-то дворянин из Галича передал в Земский собор письмо, в котором говорилось, что ближе всех по родству с прежними царями был Михаил Федорович Романов. Кандидатура Михаила Романова была поддержана большинством выборных, и 21 февраля 1613 года он был провозглашен русским государем. Важно то, что при избрании Михаила Федоровича Романова голосование земской рати Минина и Пожарского было единым: не было между этими представителями распрей и ссор.

Из Москвы отправилось к новоизбранному царю торжественное посольство от собора во главе с Феодоритом, архиепископом Рязанским, боярином Федором Ивановичем Шереметевым, князем Владимиром Ивановичем Бехтеяровым-Ростовским и окольничим Федором Васильевичем Головниным. После церемониальных отказов юный Михаил, наконец, принял из рук архиепископа Феодорита царский посох – символ власти царя.

Некоторое время избранный царь вместе со своей матерью, великой инокиней Марфой, находился в Костромском Ипатьевском монастыре, скрываясь от польских отрядов, которые еще бродили по России. Известно, что крестьянин-костромич Иван Осипович Сусанин завел один из таких вооруженных отрядов в непроходимые леса – в ответ на требование поляков провести их к монастырю с «нареченным» Михаилом. Сусанин погиб, но своим подвигом спас жизнь царя.

2 мая 1613 года Михаил Романов прибыл в Москву. 11 июля было совершено его торжественное венчание на царство в Московском Успенском соборе Кремля. Князь Дмитрий Михайлович Пожарский во время церемонии венчания нес «державу», а также участвовал в царской трапезе, за которой был провозглашен боярином. На другой день после коронации, 12 июля, в самый день царских именин Кузьме Минину был пожалован чин думного дворянина. С этого дня он получил право на собственное отчество и его стали называть Кузьмой Миничем. Царь Михаил Федорович по-доброму относился к Минину, отдавая должное его способностям и проявляя о нем заботу. Царь велел ему быть всегда в Москве, при нем, государе, безотступно, заседать в палате, думать о всяких делах необходимых для государства.

Воцарение на Московском престоле Михаила Федоровича Романова, ставшего основателем новой династии, более трехсот лет правившей в России, послужило к укреплению пошатнувшейся было Российской государственности. С избранием соборно провозглашенного царя завершился период российской Смуты – междуцарствия и войн. Завершилась и история Нижегородского ополчения, рожденного патриотическим призывом Кузьмы Минина и сыгравшего свою спасительную историческую роль.

Вся последующая жизнь Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского по окончании русской Смуты была также посвящена служению Отечеству. Так Минину правительство Михаила Романова давало отдельные почетные поручения. Весной 1614 года он был привлечен к восстановлению финансового хозяйства России. Через год, отправившись на богомолье в Троице-Сергиеву лавру, государь оставил в Москве вместо себя бояр, поставив над ними Кузьму Минина. В оплату государственной службы Минин получал жалованье в 200 рублей в год. В 1614 году ему были назначены в поместье из дворцовых земель Нижегородского уезда села Ворсма и Богородское. Еще год спустя ему и сыну Нефеду пожалованы в вотчину Богородское с девятью окрестными деревнями.

Жизнь знаменитого нижегородца оказалась непродолжительной. В начале 1616 ему дано было поручение съездить на следствие в Казанский уезд по делам казны. Вместе с боярином Григорием Ромодановским и дьяком Марком Поздеевым Минин прибыл в Казань к середине февраля. На Волге, между Нижним и Казанью, было в то время неспокойно: местные татары и черемисы жгли деревни, убивали людей. Пришлось приложить немало сил, чтобы разобраться в причинах волнений и принять меры по устранению их. Поездка в Казань стала последней в государственной службе Минина. Он умер на обратном пути в Москву примерно в мае 1616 года (точная дата смерти неизвестна). Гражданин и патриот Кузьма Минич Минин был похоронен в Нижнем Новгороде за оградой Михайло-Архангельского собора. В 1672 году его прах перенесли в нижний храм Нижегородского Спасо-Преображенского кафедрального собора, где нашли свое упокоение великие князья, княгини и архипастыри, и заключен в каменную гробницу. В советские времена, а именно в 1918 году, Спасо-Преображенский собор для верующих закрыли. В феврале 1929 года гробницы нижнего храма были вскрыты сотрудниками местного Губмузея, содержимое частично изъяли в музей. В октябре того же года собор был взорван. Впоследствии на этом месте построили здание Нижегородской областной администрации. Останки Кузьмы Минина, хранившиеся в музее, были переданы в 1961 году в Михайло-Архангельский собор Нижегородского Кремля для захоронения. В советские времена этот храм сохранялся в качестве памятника архитектуры, теперь в нем совершают богослужения и поминовение великой души спасителя отечества.

Жизнь князя Дмитрия Пожарского после Смуты пошла по военной и управленческо-административной линии. Так в 1615 году он был послан оборонять Орел, Болхов и Перемышль от шаек польского авантюриста Лисовского и выполнил это поручение весьма успешно. В 1617 году защищал Калугу от очередного появления в русских пределах королевича Владислава, все еще не оставлявшего надежд на захват Московского трона. Исключительную храбрость и искусство проявил Пожарский в следующем году, когда Владиславу удалось добраться до Москвы и осадить ее. Полубольной воевода во главе немногочисленного гарнизона отстоял столицу. В последующие десятилетия Дмитрий Пожарский возглавлял ряд российских приказов (министерств): Ямской, Разбойный (где разбирались дела воровства, грабежей и убийств), Поместный, Судный. В 1638 году, незадолго до своей кончины, был назначен и служил вторым воеводой в Переславле-Залесском. Смерть Дмитрия Михайловича Пожарского наступила на исходе 64-летнего возраста в 1642 году. Могила находится в Суздальском Спасо-Ефимьевском монастыре.

Стоит отметить, что в XVII и XVIII веках ни власти страны, ни сам российский народ еще не осознали в полной мере величие и значение подвига вождей Нижегородского ополчения в исторической судьбе России.

Нашествие войск Наполеона в 1812 году вновь наполнило Россию угрозой ее существования, и она вспомнила пример ополчения и его первых лиц. Император Александр I в своем манифесте к народам России писал о единении в борьбе с врагом: «Да встретит враг в каждом дворянине – Пожарского, в каждом духовном – Палицына, в каждом гражданине – Минина. Соединитесь все с крестом в сердце и с оружием в руках». Через несколько лет после победоносной войны, 20 февраля 1818 года, на Красной площади Москвы произошло торжественное открытие памятника, созданного скульптором Иваном Петровичем Мартосом, в честь освободителей России от захватчиков с надписью: «Гражданину Минину и князю Пожарскому благодарная Россия лета 1818». Через десять лет в Нижегородском Кремле был установлен обелиск героям ополчения с их барельефными изображениями, к которым также приложил руку скульптор И. Мартос.

Новая власть в России начала XX века – советская – «обвинила» Минина и Пожарского в возведении на Российский престол царей Романовых. Слышны были голоса о том, чтобы убрать памятник спасителям Отечества с Красной площади. Об их подвиге вспомнили в трагические дни нападения Германии на нашу страну в июне 1941 года. Имена героев прозвучали из уст тогдашнего руководителя государства Иосифа Виссарионовича Сталина. Он призвал народ и армию стеной встать на защиту Родины по примеру наших мужественных предков: Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова. Поэтому вряд ли случайно, что в разгар Великой Отечественной войны, 7 ноября 1943 года, на центральной площади города Горького (Нижнего Новгорода), носящей имя знаменитого нижегородца, состоялось открытие памятника К. Минину скульптора А. Колобова (с 1989 года на этом месте стоит К. Минин работы скульптора О. Комова: старый памятник был демонтирован в конце 1981 года и перевезен в Балахну, где и установлен).

Рубеж XX и XXI веков не был для России счастливым: потеря былого престижа на международной арене, многочисленные неурядицы и локальные конфликты внутри государства, разъединение людей не только идеологическими взглядами, но и огромными расстояниями, утрата чувства родной земли, невосприятие веры, как основы всей жизни, несмотря на усилия Православной церкви. Подобное положение дел – питательная почва для тех, кто пытается представить отечественную историю бессмысленной вереницей катаклизмов, аномалий, неурядиц, преступлений, роковых ошибок и позора. Вот почему в начале нынешнего века имена знаменитых подвижников часто вспоминают в России. Уже несколько лет 4 ноября (22 октября по с.с.) страна отмечает День Народного Единства, когда предводимые Образом Казанской Божией Матери ополченцы освободили Китай-город и тем самым решили судьбу государства Российского. В этот день в 2005 году в Нижнем Новгороде был открыт памятник Кузьме Минину и Дмитрию Пожарскому (точная копия московского памятника И. Мартоса) рядом с церковью Иоанна Предтечи и Ивановской башней Нижегородского Кремля, предполагаемых мест воззвания Минина к народу.

В нынешнем 2007 году знаменитому походу Нижегородского ополчения на Москву и освобождению столицы от польских интервентов исполняется 395 лет. В рамках этого юбилея в Нижнем Новгороде в конце сентября прошла историко-патриотическая акция под названием «Не отдадим страну!». Ее участники – активисты молодежного антифашистского демократического движения «Наши», организовали сбор подписей, а также производили запись в «ополчение» для участия в марш-походе, запланированном на День Народного Единства. Акция, которая проводилась при поддержке правительства области, Нижегородской епархии и ряда общественных объединений, завершилась торжественной передачей копии знамени народного ополчения 1612 года в Кремлевский Михайло-Архангельский собор, где покоится прах Кузьмы Минина.⁹ Такие невольные движения человеческих душ приводят к мысли о том, что жизнь и деятельность Кузьмы Минича Минина и Дмитрия Михайловича Пожарского, поднявших, вдохновивших и объединивших народ в борьбе за духовную и гражданскую свободу Родины, останутся для россиян великим нравственным примером на веки вечные.