МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ УКРАИНЫ

КИЕВСКИЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

им. ДРАГОМАНОВА

РЕФЕРАТ

ПО КУЛЬТУРОЛОГИИ

НА ТЕМУ: Рыцарская культура в системе культуры средневековья. Образование и образованность в средние века

Выполнила студентка 33 группы

Каряпина Нина

Киев 2009

Рыцарская культура в системе культуры средневековья

Особое место в средневековой культуре занимали рыцари — бедные или разорившиеся дворяне, давшие клятву своему сеньору и принявшие на себя определенные обязанности. В период раннего средневековья возникла необходимость брать клятву верности у своих соратников, поскольку у варварских племен догосударственного периода “не возбраняются хитрость и обман” [91, с. 48].

Дело не в порочности этих людей, просто обычаи позволяли держать свои обещания на основании собственных или родовых отношений и нарушать их в зависимости от обстоятельств. Средневековые войны потребовали отношений, при которых можно быть уверенным в действиях союзника и не ждать от него коварства. Поэтому сеньоры предпочли связать клятвой своих вассалов, верность слову стала считаться доблестью, а нарушение — позором. Постепенно в системе культуры появляется идеал бескорыстного, преданного, мужественного и прекрасного воина, обладающего особым воспитанием и характером. Он должен был оберегать слабого, держать слово, быть бесстрашным, не давать себя в обиду. Рыцарь хранил свое достоинство, не позволял себя унижать и не совершал бесчестных поступков. Эти условия подкреплялись обетами, которые рыцарь давал при посвящении: обет бедности и послушания; вместо обета безбрачия, характерного для религиозных братств, рыцарь давал обет супружеского целомудрия, обет личного совершенства. Обязательным был обет совершения подвига. Эти обеты пронизывались сильным эмоциональным началом, охватывающим все сферы средневековой жизни.

Поскольку рыцарь — дворянин, он обязан был в промежутках между сражениями участвовать в светской жизни. Для прославления рыцарских доблестей устраивались турниры. Придворная жизнь имела свою символику, ритуалы и условности, она выработала и особый придворный этикет — куртуазию, включавшую в себя искусство беседы между кавалерами и дамами, умение одеваться, танцевать. Особое место занимало поклонение Прекрасной даме, которую в поэзии или различных куртуазных посланиях называли Донной. Она почти всегда — жена сеньора, любовь к ней носит лишь духовный характер, даме полагается посвящать стихи и песни, оказывать различные знаки внимания, совершать в ее честь подвиги и прославлять везде ее имя. Поскольку настоящее имя Донны, чтобы не повредить ее репутации, держалось в секрете, то чаще всего это было вымышленное имя — “сеньяль”.

Куртуазное поведение рыцаря включало в себя семь добродетелей: верховую езду, фехтование, плаванье, охоту, владение копьем, игру в шашки, сочинение и пение стихов в честь дамы сердца. Воспитание будущего рыцаря начиналось в семье, где он жил до семи лет, затем продолжалось при дворе сеньора до 14 лет в качестве пажа, а потом до 21 года в качестве оруженосца. Рыцарь должен был приобрести себе боевого коня и вооружение (меч, щит, латы), весившее до 80 кг. Так что ему приходилось быть выносливым и хорошо тренированным человеком, тем более что он нес службу в коннице сеньора. В виде благодарности сеньор мог наделить рыцаря землей. Особый ритуал был связан с посвящением в рыцари. Накануне посвящения юноша постился, исповедовался и причащался. При этом он менял платья различного цвета, символизирующие добродетели истинного воина. Эти цвета использовались и в гербах, на которых каждый элемент — знак доблести или заслуг рыцаря или его фамилии. Если рыцарь совершал какой-либо проступок, например, проявлял слабость на поле брани, часть его фамильного герба как бы усекалась, и в таком виде — со следами позора — герб наследовался. Поэтому понятно столь серьезное отношение к соблюдению предписанных ритуалов и форм поведения.

Рыцарская культура создает образ героя, идеал, который находит свое воплощение и в героическом эпосе, и в лирической поэзии. Наследие античности помогало найти историческую мерку для событий своего времени. Античная традиция оставила средневековому рыцарю образ Александра Македонского как объект для подражания. Но поскольку античность трансформируется через христианство, то христианская мораль противопоставляет рыцаря “неверному”, битвы с которым он должен постоянно выигрывать, не зная жалости и снисхождения.

Память о варварских временах и героях легла в основу представления об идеальном правителе в образе короля Артура, великого государя, защитника и борца против зла и насилия, наделенного справедливостью, напоминающего и Александра Македонского, и Карла Великого. Литературный цикл романов о короле Артуре и рыцарях Круглого стола уходит своими корнями в кельтские легенды о вожде одного из британских племен Арториусе. Некоторые историки считают, что это реальное историческое лицо. Исторический Арториус превратился в легендарного короля, окруженного верными рыцарями: Ланселотом, Ивейном. Тристаном, волшебником Мерлином. В историях о короле Артуре есть и жена-изменница, и друг, нарушивший обет верности королю, и своевольные надменные вассалы. Многочисленные истории о похождениях и подвигах героев эпоса о короле Артуре включают в себя все взгляды средневекового рыцарства.

Другое явление средневековья, связанное с рыцарской культурой и менталитетом рыцарства,— реабилитация любви как возвышенного отношения к даме. В христианском мировоззрении не было места для бога плотской любви. Христианский бог — сам воплощение любви, другая любовь этого времени связана с представлением о грехе. Но средневековый образованный человек не мог довольствоваться такого рода абстракциями, поэтому в системе куртуазии возрождается поэтический культ Амура. “Любовь стала полем, на котором можно было взращивать всевозможные эстетические и нравственные совершенства” [306, с. 113]. Влюбленный вследствие страсти становится чистым и добродетельным.

Новые чувства и отношения требовали своего выражения, и оно, приняв поэтическую форму, воплотилось в лирике французского Прованса, а затем в поэзии труверов (северофранкских поэтов) и миннезингеров (певцов любви у германских поэтов) а также в больших стихотворных поэмах (рыцарских романах). В них воспевались идеал рыцаря, его подвиги и странствия, любовь и приключения, часто почерпнутые из античных преданий и мифов и исторических описаний, а иногда из старых эпических циклов.

Постепенно появляются герои, которые изображены в моменты острых психологических ситуаций выбора между любовью и приключениями, между супружеским долгом и рыцарской доблестью. Пожалуй, именно в рыцарских романах, которые увлекали читателей XII века, впервые стали изображаться душевные состояния и переживания героев. Авторы рыцарских романов ценят в своих героях прямоту и честность в любви. Таков, например, Ланселот — герой одного из рыцарских романов французского поэта Кретьена (ок. 1130 — ок. 1191): он побеждает на турнире злодея, похитившего королеву, защищает слабого и обиженного, восстанавливает попранную справедливость. Он неустрашим в своих подвигах и верен королю Артуру. Таковы же герои трогательной истории преодолевающей все препятствия трагической любви Тристана и Изольды.

При дворах многих владетельных сеньоров собирались придворные поэты — трубадуры (прованс. trobar “находить”, “изобретать”), чтобы снискать себе внимание и почет, слагая стихи, восхваляющие владыку, его дом, двор, семью, а также доблести и благодеяния. В стихах и музыке они выражали свою любовь к прекрасной даме.

В истории провансальской поэзии обнаружено почти 500 поэтов-трубадуров, среди которых было 5 королей, несколько десятков крупных феодалов, духовные лица, мастеровые, купцы и даже около 30 женщин. Многие трубадуры были странствующими поэтами.

Трубадуры создали множество различных стихотворных жанров: серена — печальная вечерняя песня с обращением к возлюбленной (итал. serena “вечерняя роса”; ср. серенада); пасторелла (лат. pastoralis “пастушеский”), рисующая сельскую идиллию и любовь прекрасной пастушки; альба (прованс. albe “рассвет”) — утренняя песня о расставании влюбленных. Иногда рыцарь писал грозную сирвенту (прованс. sirventes “служащий”), которая посвящалась войне или изобличала личных врагов, призывала к действию против них. В сирвенте могла выражаться скорбь по умершему другу, соратнику или по поводу какой-либо другой утраты. Были стихи-диалоги, в которых автор или его вымышленный друг рассуждали по преимуществу о том, какой должна и может быть любовь к прекрасной даме — идеальной или плотской, кто более достоин ее любви — знатный вельможа, рыцарь или простой виллан (крестьянин).

Таким образом, трубадуры создали в своих стихах и кодекс любовного служения женщине, и литературный язык, и разнообразную поэтическую форму. Ведь именно Прованс открыл для себя рифму и новую метрическую (ритмическую) систему. А. С. Пушкин писал о поэзии трубадуров: “Когда в XII веке под небом полуденной Франции отозвалась рифма в провансальском наречии, ухо ей обрадовалось: трубадуры стали играть ею, придумывать для нее всевозможные изменения стихов, окружили ее самыми затруднительными формами”. Сами трубадуры говорили о себе и своих стихах, например, Бернарт де Вентадорн, воспевавший любовь как величайшее благо жизни: “Поэзия имеет для меня цену лишь тогда, когда она исходит из глубины сердца, но это возможно лишь тогда, когда в сердце царит совершенная любовь. Вот почему мои песни выше всех других песен, ибо любовь заполняет все мое существо — рот, глаза, сердце и чувства”. Или Пейре Видаль, весельчак и хвастун, писавший задорные, бравурные песни: “Я один взял в плен сто рыцарей, а у ста других отнял доспехи; я заставил плакать сто дам, а ста другим доставил радость и веселье”.

Тема любви никогда не замолкала в средневековой Европе — и в ученой, и в классической традиции, и на латыни, и на народных наречиях.

В период зрелого средневековья от латинского языка, на котором совершалось церковное богослужение, велась дипломатическая деятельность, писались все государственные указы, ученые труды и многие литературные произведения, стали постепенно отходить. Все большее место в жизни и деятельности общества стал занимать народный язык, существовавший еще с варварского периода. В Испании и Франции он назывался романским наречием. От этого термина остались названия литературных и музыкальных жанров: роман — литературное произведение на народном языке, романс — стихотворение на историческую, бытовую тему. Однако долгое время латынь оставалась языком церкви, а также языком учености и образования.

Образование и образованность в средние века

После крестовых походов повысился спрос на грамотных людей, поэтому в XI веке увеличивается количество обучающихся в соборных школах клириков (священнослужителей). Появляются и нецерковные школы, преподаватели которых — магистры (лат. magister “начальник; наставник”) — жили за счет платы, взимаемой с учащихся. В XI—XII веках возникают первые университеты (лат. universitas “совокупность”): сначала в Болонье, затем в Париже — знаменитая Сорбонна, а позже и в других городах. Каждый университет имел свою профессиональную направленность, хотя в него входили и такие обязательные факультеты (лат. facultas “способность”), как богословский. Например, в Болонском университете обучались юристы, в Саламанке (Испания), Монпелье (Франция), Салерно (Италия) изучали медицину, в Оксфорде (Англия) лучше всего преподавали математику и астрономию. В Сорбонне готовили богословов, и именно она стала в более поздние времена оплотом обскурантизма (лат. obscurans “затемняющий”) — мракобесия, крайне враждебного отношения к знанию, просвещению и науке.

Хартия об основании Сорбонны. 1256 год

Университеты обслуживали нужды государства и церкви, поэтому они получали особые права — привилегии, помощь деньгами, поддержку в спорах с городскими властями. Самой ценной привилегией была независимость от светских властей: университет имел свой суд, печать и подчинялся правилам — статутам, утвержденным на общем собрании университета. Преподаватели и студенты пользовались вольностями: их освобождали от воинской повинности, дорожных пошлин и ночной сторожевой службы в городе. Они платили за жилье меньше, чем другие приезжие. Даже римский папа, со своей стороны, ограничил вмешательство епископов в дела университета, например, запретил наказывать провинившихся без его ведома, разрешил магистрам прекращать занятия в случае нарушения независимости и прав университета.

В университетах существовали отдельные организации студентов и преподавателей: преподаватели объединялись в факультеты, а студенты, прибывшие из разных мест,— в землячества. Членами факультета могли быть лишь те, кто имел ученую степень доктора или магистра. Они выбирали старейшего из преподавателей деканом, и он возглавлял факультет.

Чаще всего университет не имел единого помещения для занятий, поэтому либо снимали подходящие для этого помещения в городе, либо преподаватели проводили занятия у себя дома. Если в доме не хватало места для всех желающих, то лекция читалась из окна дома, а студенты рассаживались прямо на улице, подстелив под себя солому.

Университеты значительно увеличили численность людей, которых гораздо позже стали называть “интеллигенцией”, в университетах оформился определенный стиль научного мышления — схоластика. Обычно этот термин вызывает к себе негативное отношение, но это не вполне справедливо. Схоластика того времени, конечно, давала умозрительное знание, почерпнутое из книг прошлого, и опиралась на авторитеты, бесконечно их цитируя и требуя в диспутах пользоваться в качестве аргументов только цитатами. Но она одновременно учила систематизировать знание, вести диспут и аргументировать свои доводы. Диспуты были обязательны для каждого, побеждал обычно тот, кто мог наиболее искусно пользоваться цитатами, подтверждающими его доводы. Иногда такие диспуты завершались потасовкой.

В большинстве университетов существовал подготовительный факультет, который назывался артистическим: его программа включала в себя семь “свободных искусств”, к которым причислялись предметы, изучавшиеся еще в Риме: грамматика, риторика, диалектика, арифметика, геометрия, музыка и астрономия. Считалось, что грамматика — ключ к познанию всех остальных предметов, ее аллегорическое изображение представляло собой фигуру женщины, держащей в руке ключ и латинскую грамматику. Это был ключ ко всем видам знания о мире. Преподаватели риторики, кроме обучения искусству красноречия, учили писать письма и составлять деловые бумаги. Диалектика представляла собой искусство спора и умение приводить аргументы. Геометрия включала в себя географию и знакомила с методами измерения зданий, земельных площадей и пр. Астрономия объясняла на уровне тогдашней науки законы движения небесных светил. На артистическом факультете учились 6 лет, получая право затем продолжить свое образование на одном из “высших” факультетов: 5 или 6 лет на медицинском и юридическом и 15 лет — на богословском. Поступившие в университет давали присягу быть преданными университету, защищать его независимость, подчиняться его правилам.

Обучение было дорогим и нелегким: книги стоили немало, чаще всего их переписывали от руки, взяв в специальном магазине — архиве — за небольшую плату. На занятиях магистр читал необходимые книги вслух, разъясняя трудные места. Студент должен был выучивать большинство текстов наизусть, за нерадивость он мог подвергнуться телесному наказанию.

Несмотря на жесткие условия учебы, а для многих и жизненные трудности, студенческая братия (хотя латинское слово studio означает “занимающийся”) чувствовала себя особой вольницей, которая не только приобщается к наукам, но и наслаждается радостями жизни. Студенты, как и другие сословия средневековья, были тесной общностью людей, имевших свои законы, свой образ мыслей, свои формы существования и своих выразителей всего этого в искусстве — вагантов (лат. vagari “скитаться”), воспевавших природу, любовь, вино, азартные игры. Студенты всем укладом своей жизни утверждали особый демократизм отношений, поскольку среди них были люди не только разных сословий, но и разных народов. Их объединяли общие интересы, возраст и язык. Все обучение и общение шло на латинском языке, поэтому студенты могли свободно менять место обучения, переходить из университета в университет в поисках того, что отвечало их желаниям и возможностям: и их везде понимали, и сами они понимали все необходимое для учебы и жизни. Этот же язык позволял бывшим школярам после окончания курса искать себе кусок хлеба практически в любом месте Европы.

Однако к XIII веку образованных людей стало больше, чем требовалось, и закончившим курс наук было все труднее найти себе службу в какой-нибудь канцелярии, учительскую кафедру или приход. В поисках работы они скитались с места на место, кормясь подачками священнослужителей или светских сеньоров и платя за это славословиями на латыни. Их вольная жизнь беспокоила как духовные, так и светские власти, принимались постановления, чтобы обуздать буйный нрав, шутовство и молодую прыть этой братии. Таких бродячих школяров, среди которых были представители самых разных слоев общества, хотя более всего — клириков, называли вагантами или голиардами (название взято из мифа о Голиафе). Первоначально слово “голиарды” обозначало “чертовы слуги” или “обжоры”, но постепенно из бранной клички стало гордым названием последователей гуляки и стихотворца Голиафа, организовавших свой бродячий орден со своим уставом, порядками, праздниками и песнями:

Принимает всякого орден наш вагантский:

Чешский люд и швабский люд, фряжский и славянский,

Тут и карлик маленький, и мужлан гигантский.

Кроткий нрав и буйственный, мирный и смутьянский.

[121, т. 2]

Поэзия вагантов была наполнена критикой сильных мира сего, они не скупились на самые острые высказывания и даже на брань, не щадя ни одного сословия, не исключая и королевской власти. Свои стихи ваганты писали на латыни. Хотя жили они среди народа, но народного языка чуждались, считали себя “культурными верхами общества”, знали цену своей учености, презирали невежество, часто обличая даже церковную власть Рима:

Алчность желчная царит в Риме, как и в мире,

Не о мире мыслит клир, а о жирном пире,

Не алтарь в чести, а ларь там, где ждут подарка

И серебряную чтят марку вместо Марка...

[249, с. 500]

Говоря о вагантах, оставивших заметный след в средневековой культуре, необходимо отметить, что это была поэзия молодых людей, наполненных любовью к жизни и к милым красоткам. Для ваганта не существует культа прекрасной дамы, у него есть подружка, не обязательно отличающаяся строгостью нравов. Для него приемлемы все красоты природы, причем не идеальной, как это было в поэзии трубадуров, а той, что окружает каждого в действительности, для него продолжает быть главным делом ученье, которое как в переводе, так и на латыни рифмуется с развлечением:

Быстро жизнь уносится,

Предана ученью!

Молодое просится

Сердце к развлеченью!

Наши нравы и уставы

Молодости сродные.

Нас весной зовут в забавы

Песни хороводные!

[121, т. 2, с. 512]

Трагизм культуры и идеологии вагантов заключен в том, что вагант, хоть и нищий, чувствует свое превосходство: он — аристократ духа, он ищет лишь просвещенных ценителей. Поэтому поэзия вагантов так и осталась явлением, связанным с сословиями клириков и рыцарей и только со своим временем. В более поздние времена она не возобновилась, не видоизменилась, не нашла своего продолжения.

На закате средневековья в кризисном состоянии были многие слои общества. Особенно остро воспринимались различные церковные распри и противоречия, вызвавшие не только большое количество ересей, но и совершенно сознательные попытки реформации институтов религии и церкви.

Вырождаются некоторые сословия: вместе с усилением королевской власти падает значение сеньоров, многие из которых разоряются в связи с развитием бюргерства, перенесением основной экономической роли из сельского хозяйства в город, на ремесленную часть общества, из которой впоследствии вырастет мануфактура, а затем и фабричное производство. Появление регулярной армии и огнестрельного оружия сделало ненужным рыцарство, оно хиреет, исчезая как значимое сословие, часть которого долгое время не гнушается промышлять разбоем на больших дорогах. Все это приводит к тому, что рыцарские доблести начинают восприниматься гораздо чаще иронически, чем всерьез.

Остановимся на вопросе о научной мысли средних веков. Распространенные представления отказывают этому периоду в праве на развитие науки, полагая, что средневековье после разрушительных войн раннего периода так и осталось на примитивном уровне. Этот взгляд не соответствует действительности. Конечно, раннее средневековье сопровождалось регрессом как в научном, так и в техническом отношении, о чем мы говорили. Последние императоры Рима не испытывали уважения ни к науке, ни к ученым. Император Юстиниан изгнал из Афин многих ученых и мыслителей, которые нашли себе приют на арабском Востоке и в Персии.

Там и укрепилось уважение к знанию, там переводили античные рукописи на персидский язык, что и создало предпосылки для последующего расцвета научно-технической мысли в арабских странах Востока и Европы. Приблизительно с VII века достижения ученых эллинистического мира легли в основу дальнейшего развития медицины, астрономии и математики. С древнегреческого на персидский язык были переведены рукописи Евклида и Архимеда, впоследствии переложенные на латинский. Но многие труды античных механиков сохранились лишь на арабском языке. Получившие образование в арабских государствах ученые, попав в Европу, становятся пропагандистами или хотя бы просто носителями его. Например, будущий папа Сильвестр II (Герберт) в X веке, обучившись “свободным искусствам” в Испании и вернувшись в Европу, стал учителем при дворе Оттона I. Именно он впервые перенес на европейскую почву арабские (индийские) цифры, абак (счеты) и позиционную систему счисления (хотя и без нуля). Он читал лекции по астрономии с демонстрацией созданных им “небесных сфер” (макетов), на которых можно было показать движение планет, звездное небо в разное время суток. Обучая геометрии, он использовал задачи практического характера.

При рассмотрении особенностей средневековой технической оснащенности следует отметить наличие ремесленного производства, существующего как система цехов. (В 1291 году согласно переписи в Париже числилось 4159 членов цехов, принадлежавших 350 профессиям и объединенным в 100 цехов). В Европе после упадка ремесленное производство медленно оживилось к VII—IX векам, а в XII—XIII уже охватило практически все страны Западной Европы. Конечно, цеховым организациям был присущ корпоративный эгоизм, тормозивший техническое и технологическое развитие: ограничивалось число работающих мастеров и учеников, устанавливались длительные сроки обучения, регламентировались объем выпускаемой продукции и применение технических средств производства. Например, статут парижских ткачей запрещал иметь в одной мастерской более трех станков. Но тем не менее растущие потребности сельского хозяйства, в котором подкованные лошади с грудными хомутами смогли тянуть более тяжелые (чем прежде) плуги с металлическими лемехами, появление артиллерии в XIII веке, растущие города ставили перед технической и научной мыслью новые задачи. Необходимо было решать проблемы водоснабжения городов, развивать транспорт и средства мореплавания. Это вело к более широкому применению новых машин, созданию новых механизмов. Именно Средневековье (не только европейское, но и восточное) изобретает порох, компас, книгопечатание, водяную мельницу для помола зерна, а затем и механические часы, применявшиеся в Европе с XI века. Развивались металлургия и горное дело, давшие впоследствии теоретические знания, связанные с различными отраслями промышленности, сельского хозяйства и военного дела.

Использованная литература

1. Мир культуры (Основы культурологии). Учебное пособие. 2-е Б95 издание, исправленное и дополненное.— М.: Издательство Фёдора Конюхова; Новосибирск: ООО “Издательство ЮКЭА”, 2002. — 712 с.