РЕФЕРАТ

ТЕМА:

ГРИБОЕДОВ С.А.

2008 г

.

Александр Сергеевич Грибоедов родился 4 (15-го по новому стилю) января 1795 года в Москве в старинной и обеспеченной дворянской семье. Отец его, отставной секунд-майор, был человек ничем не примечательный (он умер около 1815 года). Домом управляла мать Гри­боедова—Настасья Федоровна,— женщина крайне вла­стная и резкая в обхождении. Она крепко любила сына, и сын платил ей такой же любовью; однако ее тяже­лый характер нередко порождал между ними ссоры. Со слов сестры Грибоедова известно, что Настасья Федоровна «никогда не понимала глубокого, сосредо­точенного характера Александра и всегда желала для него только блеска и внешности». Сам Грибоедов в 1818 году с огорчением писал приятелю: «За ужином матушка с презрением говорила об моих стихотворных занятиях» '.

Под руководством опытных гувернеров Грибоедов получил прекрасное домашнее воспитание и очень рано проявил замечательные способности. В возрасте семи-восьми лет он был зачислен в Московский университет­ский пансион — одно из лучших в ту пору средних учеб­ных заведений. В пансионе Грибоедов учился около трех лет и в январе 1806 года поступил в Московский университет на словесное отделение философского фа­культета. В начале XIX века среди слушателей универ­ситета часто встречались совсем молодые люди, но одиннадцатилетний студент Грибоедов даже и в те времена был редким исключением.

Известно, что Грибоедов «учился страстно». Летом 1808 года он уже получил степень кандидата словес­ных наук, но не оставил университета, перешел на этико-политическое (юридическое) отделение, которое и окончил в два года со степенью кандидата прав. Одна­ко и на этот раз он остался в университете — для того чтобы изучить математику и естественные науки. По­мимо посещения университетских лекций, Грибоедов частным образом брал уроки у видных ученых того вре­мени. Он в совершенстве овладел основными иностран­ными языками, знал древние языки, много читал по самым разнообразным вопросам. За шесть с половиной лет он прошел курс трех факультетов и в 1812 году готовился к экзаменам на получение ученой степени доктора наук. Не будет преувеличением сказать, что Грибоедов был одним из образованнейших людей сво­его времени.

Известно также, что уже в ранние юношеские годы Грибоедов обратился к литературному творчеству. Современники его передают, что «нередко читал он това­рищам стихи своего сочинения, большею частью сати­ры и эпиграммы», а в начале 1812 года — отрывок из какой-то задуманной им комедии. Все эти ранние про­изведения Грибоедова до нас не дошли.

Отечественная война 1812 года прервала учебные и литературные занятия Грибоедова. Национальный, па­триотический подъем всецело захватил юношу. Как только войска Наполеона вторглись в пределы России, Грибоедов отложил в сторону книги и поступил корне­том в Московский гусарский полк. Впрочем, ему не довелось участвовать в боевых действиях русской ар­мии; его полк был отправлен в глубокий тыл, в Казан­скую губернию, и вскоре расформирован. Грибоедов был переведен в другой полк — Иркутский гусарский, расположенный вблизи западной границы России. Вско­ре Грибоедов был назначен адъютантом командира ре­зервного кавалерийского корпуса, штаб которого на­ходился в городе Брест-Литовске. Здесь Грибоедов, между прочим, познакомился с А. А. Шаховским, известным впоследствии драматургом, и с С. Н. Бегичевым, ставшим на всю жизнь самым задушевным другом Грибоедова.

В 1814 году Грибоедов впервые выступил в печати с небольшими статьями. Одна из них была посвящена описанию офицерского праздника; в другой рассказы­валось о формировании кавалерийских резервов для действующей армии (Грибоедов имел к этому делу пря­мое отношение).

Тогда же Грибоедов начал писать для театра. По совету А. А. Шаховского он решил перевести с фран­цузского одну веселую комедию в стихах. Впрочем, он не столько переводил, сколько переделывал француз­ский текст. Переработанная комедия, получившая на­звание «Молодые супруги», в сентябре 1815 года была представлена на петербургской сцене.

Еще в конце 1814 года, приехав в Петербург в от­пуск, Грибоедов завязал знакомство в среде литерато­ров и театралов. Особенно сблизился он с поэтом и драматургом П. А. Катениным и с А. А. Жандром, также начинающим драматургом.

В конце 1815 года Грибоедов решил оставить во­енную службу. Отставка его была принята, и летом

1817 года он поступил на гражданскую службу — в Коллегию иностранных дел, где в это время служил А. С. Пушкин.

В 1816—1817 годах в Петербурге образовался лите­ратурно-театральный кружок душой и центром которо­го был Грибоедов. Участники этого кружка (в числе их были П. А. Катенин, А. А. Жандр, впоследствии к ним примкнул В. К. Кюхельбекер — лицейский товарищ Пушкина, будущий декабрист) выдвигали на первый план задачу создания народного, самобытно-националь­ного искусства, насыщенного богатым и общественно-значимым идейным содержанием. Они боролись за освобождение русской литературы от западноевропей­ских влияний, за утверждение самобытного стиля, за верность изображения действительности. Литературу, искусство вообще они рассматривали как могуществен­ное средство общественно-политического и нравственно­го воспитания в духе передовых идей века. Особенное внимание в среде этих писателей уделялось театру. Об­щественно-политический облик кружка характеризует принадлежность большинства его участников к движе­нию декабристов.

Это было время формирования декабризма как об­щественно-политического движения. Грибоедов дышал атмосферой зарождавшегося декабризма и был тесно связан со многими впоследствии видными декабри­стами.

Молодой Грибоедов принимал деятельное участие в столичной литературно-театральной жизни. Сообща с П. А. Катениным он написал в 1817 году большую са­тирическую комедию в прозе «Студент», некоторые чер­ты которой предвосхищают сатиру «Горе от ума». А сообща с А. А. Шаховским и Н. И. Хмельницким — комедию в стихах «Своя семья, или Замужняя неве­ста», одно из лучших и наиболее популярных произве­дений тогдашнего комедийного репертуара. При уча­стии А. А. Жандра Грибоедов сделал стихотворный пе­ревод французской комедии «Притворная неверность», которая была представлена на сцене в феврале

1818 года, Уже в ту раннюю пору литературной деятельности Грибоедова четко оформилось его понимание народно­сти и самобытности искусства. «Вкус и мнение Грибо­едова о литературе были уже сформированы» ',— вспо­минал С. Н. Бегичев.

В конце 1817 года произошло событие, сыгравшее в жизни Грибоедова немаловажную роль.

Страстный любитель театра, Грибоедов, живя в Пе­тербурге, вращался по преимуществу в среде актеров и театралов. Тот же С. Н. Бегичев рассказывает о Гри­боедове: «С его неистощимою веселостью и остротой, везде, когда он попадал в круг молодых людей, был он их душой» (с. 39). Среди знакомых Грибоедова была известная балерина А. И. Истомина (воспетая в «Евгении Онегине»). Из-за нее разгорелась ссора меж­ду приятелями Грибоедова — В. В. Шереметевым и Л. П. Завадовским. Грибоедов вмешался в ссору, взял сторону Завадовского. Взбешенный Шереметев вызвал на дуэль Завадовского, а его приятель — уланский офи­цер Л. И. Якубович, известный впоследствии декабрист,— вызвал Грибоедова, как участника «интриги». Двойная дуэль была назначена на 12 ноября 1817 года. Шере­метев был смертельно ранен и на другой день скончал­ся. Дуэль между Грибоедовым и Якубовичем была отложена, а вслед за тем Якубовича, как зачинщика дуэли, арестовали и выслали на Кавказ. Грибоедов также привлекался, но наказания не понес. Этот поединок, вызвавший много толков в петербургском обществе, произвёл на Грибоедова очень тяжелое впечатление. Он говорил С.Н. Бегичеву, что на него «нашла ужасная тоска», что он видит «беспрестанно перед глазами уми­рающего Шереметева, и пребывание в Петербурге сде­лалось для него невыносимо». А. С. Пушкин, в свою очередь, сообщает, что после этой несчастной дуэли Грибоедов «почувствовал необходимость расчесться еди­ножды и навсегда со своею молодостию и круто пово­ротить свою жизнь», «проститься с Петербургом и пра­здной рассеяностию».

Вскоре к этому представился удобный случай: Гри­боедову предложили отправиться на дипломатическую службу либо в Соединенные Штаты Северной Америки, либо в Иран (Персию). После некоторых колебаний он выбрал Иран. В конце августа 1818 года, назначенный секретарем новообразованной русской миссии при иран­ском дворе, Грибоедов отправился в далекий путь на Восток, где ему суждено было провести многие годы. Перед отъездом Грибоедов, верный своей жадной лю­бознательности, приступил к ознакомлению с историей, географией и экономикой Востока, начал изучать пер­сидский и арабский языки. Путевые заметки и дневники, которые Грибоедов впоследствии вел во время своих частых и длительных путешествий по Кавказу, Закав­казью, Ирану и Крыму, свидетельствуют о его глубоких познаниях во всех областях истории, культуры и совре­менной ему жизни Востока.

Уезжал Грибоедов с тяжелым чувством. В письме из Новгорода он жаловался С. Н. Бегичеву, что грусть его «не проходит, не уменьшается», что «ничто веселое и в ум не входит». Только 21 октября добрался он до Тифлиса, Грозная, величественная природа Кавказа — «гремучий Терек», «скопище громад», «неплодные ска­лы», «снежные верхи гор» — произвела на Грибоедова неотразимое впечатление.

Как только Грибоедов приехал в Тифлис, к нему явился живший там А. И. Якубович. Завзятый дуэлист, он предложил осуществить их поединок, который при­шлось отложить в Петербурге. Грибоедов ответил со­гласием. Утром 23 октября дуэль состоялась. Якубович выстрелил первым и прострелил Грибоедову кисть ле­вой руки. Рана Грибоедова была неопасна, но один па­лец у него навсегда остался изувеченным,

В Тифлисе Грибоедов сблизился с генералом А. П. Ермоловым, командиром Отдельного Кавказско­го корпуса, обладавшим неограниченной властью в За­кавказье. Прославленный герой Отечественной войны 1812 года, человек очень умный и оригинальный, Ермо­лов пользовался громадной популярностью среди пере­дового офицерства и вообще в оппозиционных кругах русского общества. Участники декабристского движе­ния предполагали ввести его в состав временного пра­вительства, которое решено было сформировать в слу­чае успеха революционного выступления, Ермолов высоко ценил дарование Грибоедова и был искренне к нему расположен.

В январе 1819 года русская миссия, посланная в Иран, двинулась из Тифлиса в дальнейший путь. Гри­боедов вел путевой дневник. Природа Закавказья и Северного Ирана, памятники древней архитектуры, встречавшиеся на пути, быт, нравы и обычаи местных жителей, собственные переживания и размышления — таков пестрый материал этого дневника. Ехали медлен­но, с целым караваном вьючных лошадей и мулов, часто останавливаясь на дневки и ночевки. «Секре­тарь бродящей миссии» — так назвал себя Грибоедов. «Я так свыкся с лошадью, что по скользкому спуску, по гололедице, беззаботно курю из длинной трубки,— пи­сал он,— Одна беда: скудность познаний об этом крае бесит меня на каждом шагу. Но думал ли я, что поеду на восток? Мысли мои никогда сюда не были обраще­ны» '.

Только около 10 марта русская миссия прибыла на­конец в столичный город Ирана — Тегеран, Здесь ей был оказан пышный прием. Три месяца спустя Грибо­едов в числе других дипломатов сопутствовал шаху Фет-Али в его путешествии по Ирану и тем самым по­лучил возможность лучше ознакомиться с этой страной, где все было странным и непривычным для глаза евро­пейца. В августе русская миссия переехала в город Тавриз, где жил наследник шахского престола и фак­тический правитель Ирана Аббас-Мирза, ведавший сношениями с иностранными государствами.

Здесь Грибоедову пришлось выполнить сложное и ответственное дипломатическое поручение. Он вел переговоры относительно возвращения на родину русских солдат, плененных иранцами во время войны с Россией. Аббас-Мирза и другие иранские сановники чинили Гри­боедову всяческие препятствия. Однако Грибоедов, ре­шивший, как он сам пишет, «голову положить за не­счастных соотечественников», успешно закончил пере­говоры и в начале сентября 1819 года отправился в Грузию во главе колонны возвращавшихся на родину солдат. Претерпев в пути разнообразные приключения, он привел свою колонну в Тифлис. Побывав в Чечне у Л. П. Ермолова, в конце января 1820 года Грибоедов вернулся в Тавриз. Пребывание его в Персии и уединённая жизнь в Тевризе сделали Грибоедову большую пользу, - пишет в воспоминаниях С. К. Бегичев - Сильная воля его укрепилась, всегдашнее любознание его не имело уже преграды и рассеяния. Он много читал по всем предметам наук и много учился»

Однако Грибоедов сильно скучал на чужбине. Он тосковал по Петербургу, по Москве, по литературным друзьям, по театру. «Веселость утрачена, не пишу стихов, может и творились бы, да читать некому... « - жаловался он в письме к П. А. Катенину

Впрочем, именно здесь, вдали от родных мест, в творческом воображении Грибоедова окончательно сложился гениальный замысел "Горе от ума", возникший, воз­можно, еще в 1816 году (не исключено, что тогда же и в последующие годы Грибоедов сделал первоначальные наброски комедии, до нас не дошедшие). В ноябре 1820 года, в Тавризе, замысел комедии, вероятно был обдуман заново, и Грибоедов приступил к его осуществлению, отбросив кое-что из написанного прежде. До нас дошло письмо Грибоедова из Тавриза в котором он пересказывает приснившийся ему сон: будто бы он дал своим петербургским друзьям обещание закончить через год какое-то литературное произведение. Нужно думать, что речь в этом письме шла именно о «Горе от ума".

В конце 1821 года Грибоедову удалось выбраться из Тавриза. Он был послан в Тифлис с донесением А. П. Ермолову о положении дел в Иране. По дороге он сломал руку, и это случайное обстоятельство сыграло известную роль в изменении его судьбы. Под тем предлогом, что Грибоедову необходимо остаться в Тифлисе для лечения, Ермолов своей властью освободил его от обязанностей секретаря дипломатической миссии в Иране и, «зная отличные способности молодого сего человека и желая воспользоваться приобретенными им в знании персидского языка успехами», направит в Пе­тербург ходатайство о том, чтобы Грибоедов был определен к нему "секретарем по иностранной части". Хода­тайство Ермолова было удовлетворено.

Около полутора лет Грибоедов провел в Тифлисе часто разъезжая с Ермоловым по Кавказу. К этому времени относится сближение его с В. К. Кюхельбеке­ром, также служившим при Ермолове. Кюхельбекер стал преданнейшим другом и литературным единомышленником Грибоедова. Здесь, в Тифлисе, Грибоедов продолжал работу над созданием «Горя от ума» и чи­тал Кюхельбекеру каждое явление, как только оно бы­ло написано.

Известно, что к весне 1823 года были написаны пер­вый и второй акты комедии в первой из дошедших до нас редакций.

В начале марта 1823 года Грибоедов получил долго­жданный отпуск на родину. Вскоре он был в Москве, среди друзей и близких. Лето он провел в тульском поместье С. Н. Бегичева, где работал над третьим и четвертым актами «Горя от ума», а осенью, вернув­шись в Москву, продолжал отделывать и шлифовать текст комедии. Грибоедов «ездил на обеды и балы, до которых никогда не был охотник, а затем уединялся по целым дням в своем кабинете». «Каждый выезд в свет представлял ему новые материалы к усовершению своего труда»,— говорит по этому поводу человек, близко знавший Грибоедова. Вскоре слухи о комедии Грибоедова проникли в московское общество, и он «во­лею и неволею читал ее во многих домах».

В конце того же 1823 года, сообща с писателем II. А. Вяземским и композитором А. Н. Верстовским, Грибоедов написал музыкальный водевиль «Кто брат, кто сестра, или Обман за обманом», поставленный в московском театре в январе 1824 года. Спектакль не имел успеха.

Между тем срок отпуска Грибоедова давно истек. Под предлогом необходимости уехать за границу для лечения он просил отсрочки и получил ее.

1 июня 1824 года Грибоедов приехал в Петербург — главным образом для того, чтобы хлопотать о продви­жении «Горя от ума» в печать и на сцену. Однако еще по дороге, в почтовой коляске, он снова вернулся к переработке своей комедии. Ему «пришло в голову при­делать новую развязку», и «стихи искрами посыпа­лись», так что Грибоедову показалось, что «работе конца не будет». Действительно, рукописи «Горя от ума» свидетельствуют о том, как много творческого труда вложил Грибоедов в свое создание, Когда Грибоедов приехал в Петербург, в литературно-театральных кругах он был уже широко известен как автор замечательной ненапечатанной комедии. Многократно и с неизменным успехом читал ее Грибоедов друзьям писателям и актерам. «Грому, шуму, восхищению, любопытству конца нет",- извещал он С. Н. Бегичева.

Грибоедов мечтал увидеть «Горе от ума» в печати и на сцене. Однако все его хлопоты были безуспешны: публиковать комедию в полном и неприкосновенном виде цензура не разрешила; не была пропущена она и на сцену. Единственное, чего удалось добиться Грибоедову, это провести через цензуру отрывки из «Горя от ума» {четыре сцены из 1 акта и весь Ш акт), которые и были напечатаны в начале 1825 года в альманахе

"Русская Талия". При этом Грибоедов вынужден был, говоря его же словами, «подделаться к глупости цензуры", изъяв из комедии не только отдельные "неблагонамеренно" звучавшие стихи, но и всё что носило характер указания или намёка на правительственные учреждения, на чиновничество, офицерство и титулованную знать на «монаршее лицо». А когда ученики Петербургской театральной школы попытались было поставить «Горе от ума» у себя в школе, то даже этот закрытый спектакль был запрещён накануне первого представления.

Грибоедову так и не удалось увидеть свою комедию ни напечатанной целиком, ни поставленной на большой сцене. До нас дошло известие, будто Грибоедов в 1827 году присутствовал на любительском спектакле, в котором силами молодых русских офицеров были разыграны сцены из «Горя от ума».

Между тем комедия, минуя цензурные рогатки, все же дошла до читателя в 20-х годах XIX века в рукопис­ных копиях, или, как их тогда называли, "списках»

копий снимались новые, и в 1830 году в одном из журналов уже писали, но поводу «Горя от ума»: «Первый списанный экземпляр сей комедии быстро распространился по России, и ныне нет ни одного малого города, нет дома, где любят словесность, где бы не было списка сей комедии..."

Почти год провел Грибоедов в Петербурге. Здесь он вращался по преимуществу в декабристском кругу; в это время сблизился он с К. Ф. Рылеевым и А. А. Бе­стужевым.

В исходе мая 1825 года Грибоедов выехал обратно в Грузию — кружным путем: через Киев и Крым, где за­держался еще на целых три месяца, и за это время вдоль и поперек исколесил весь полуостров. Из Феодо­сии Грибоедов отправился на Кавказ — через Керчь и Тамань, вдоль Кубани по Кавказской сторожевой ли­нии, до Горячих Вод. В Тифлис, к месту службы, Гри­боедов не спешил. Он дожидался Ермолова, объезжав­шего кавказские укрепления.

Лишь в январе 1826 года вместе с Ермоловым Грибо­едов приехал в крепость Грозную и здесь (22 января) неожиданно был арестован по «высочайшему повеле­нию», доставленному фельдъегерем, спешно прискакав­шим из Петербурга.

Грибоедов был арестован по подозрению в принадлеж­ности к тайному политическому обществу. Имя его не­сколько раз называлось во время следствия по делу декабристов. Царский приказ предписывал «немедленно взять» Грибоедова «со всеми принадлежащими ему бу­магами, употребив осторожность, чтобы он не имел вре­мени к истреблению их, и прислать как оные, так и его самого под благонадежным присмотром в Петербург прямо к его императорскому величеству». А. П. Ермолов якобы успел предупредить Грибоедова об аресте, велел ему сжечь всё, что могло послужить к его обвинению, и арестовал его только после того, как бума­ги были уничтожены.

На следующий день фельдъегерь увез Грибоедова и 11 февраля 1826 года доставил его в Петербург на гаупт­вахту Главного штаба. Грибоедов написал по этому поводу остроумное стихотворение:

- По духу времени и вкусу

Он ненавидел слово «раб»...

- За то попался в Главный штаб

И был притянут к Иисусу...

В Главном штабе Грибоедов просидел четыре месяца в обществе других лиц, привлеченных к следствию по делу декабристов. За это время с него сняли несколько допросов. Сам он решительно отрицал свою принадлежность к тайному обществу, хотя и не скрывал, что «брал участие в смелых суждениях насчет правительства». По­казания декабристов, в общем, были благоприятны для Грибоедова, так что еще 25 февраля Следственная ко­миссия решила освободить его, но в силу некоторых при­входящих обстоятельств это решение было отменено Николаем I (главную роль при этом сыграла близость Грибоедова к А. П. Ермолову, которого царь подозре­вал в организации военного заговора в Закавказье). Только 2 июня 1826 года Грибоедов был освобожден, с выдачей аттестата, свидетельствующего о его неприча­стности к тайному обществу.

Вопрос об участии Грибоедова в декабристском дви­жении и в деле подготовки вооруженного восстания про­тив самодержавия до сих пор не выяснен окончательно. Есть, однако, основания предполагать, что он был свя­зан с революционным подпольем. Сохранилось свиде­тельство, будто в середине декабря 1825 года, то есть как раз в то время, когда вспыхнуло восстание (и когда известие об этом еще не могло дойти до Кавказа), Гри­боедов сказал: «В настоящую минуту идет в Петербурге страшная поножовщина». Это дает основание предпола­гать, что он был посвящен в планы декабристов. После освобождения Грибоедов не сразу уехал обратно на Кав­каз. Два с половиной месяца провел он на даче под Петербургом и в Москве. Царскую расправу над декаб­ристами, казнь их вождей, каторгу и ссылку многих близких друзей Грибоедов переживал чрезвычайно тя­жело. Впоследствии он старался облегчить судьбу со­сланных друзей. До нас дошло известие, что при встрече с Николаем I он дерзнул ходатайствовать за них: этот эпизод в высшей степени характерен для Грибоедова — человека на редкость смелого и неподкупного в своих убеждениях.

Тем временем в Закавказье развернулись серьезные события. Началась война с Ираном. В начале сентября 1826 года Грибоедов вернулся в Тифлис и принял в свое ведение дела по дипломатическим сношениям с Турцией и Ираном. В мае 1827 года он примкнул к армии, вы­ступившей в боевой поход, был при осаде Эривани, в сражениях под крепостью Аббас-Абад и в других сра­жениях и стычках, выказав при этом завидную храб­рость. Вскоре иранцы вступили в мирные переговоры. С русской стороны переговоры вел Грибоедов, отправившийся с этой целью в иранский лагерь. Переговоры, од­нако, ни к чему не привели, и только после падения Эривани иранцы пошли на уступки. При ближайшем участии Грибоедова сперва было заключено перемирие, а в феврале 1828 года в Туркманчае был подписан мир­ный договор.

Грибоедову было поручено доставить в Петербург текст Туркманчайского договора. 14 марта он приехал в столицу. Пушечный салют, аудиенция у царя, награж­дение чином и четырьмя тысячами червонцев и, наконец, назначение на высокий пост полномочного министра-ре­зидента (посланника) в Иране — таковы были почести, выпавшие на долю Грибоедова. Но Грибоедова это не радовало. Ему не хотелось ехать в Иран. Он мечтал о том, чтобы вовсе, оставить службу и всецело посвятить себя литературе. «Всё, чем я до сих пор занимался, для меня дела посторонние,— говорил он С. Н. Бегичеву.— Призвание мое — кабинетная жизнь, голова моя полна, и я чувствую необходимую потребность писать».

Творческая мысль Грибоедова после «Горя от ума» была устремлена на создание героической трагедии. Уцелели только незначительные по объему отрывки и планы задуманных Грибоедовым трагедий, которые, в случае, если бы дошли до нас в полном и законченном виде, составили бы, несомненно, эпоху в истории рус­ской литературы. Это трагедия «Родамист и Зенобия», тема которой была взята Грибоедовым из древней исто­рии Грузии и Армении, патриотическая драма об Оте­чественной войне 1812 года (главным героем ее должен был стать ополченец из крепостных) и трагедия «Гру­зинская ночь» — по-видимому, последнее произведение Грибоедова. Из сохранившихся набросков и планов вид­но, что в этих трагедиях должна была найти художест­венное выражение передовая общественная мысль эпо­хи: в частности, драма о 1812 годе и «Грузинская ночь» замечательны смелым разоблачением крепостничества.

Несмотря па блестящие успехи Грибоедова-диплома­та, царское правительство — Николай I, его министры и вся его придворная клика — относилось к своему по­сланнику в Иране в высшей степени настороженно, спра­ведливо подозревая в нем нераскаявшегося и непримирившегося союзника декабристов. Более того, диплома­тическая служба в далеком Иране рассматривалась в правительственных кругах как наиболее удобный способ упрятать подальше политически неблагонадежного че­ловека. Сам Грибоедов отлично понимал это; недаром в 1828 году он назвал свое новое назначение «политиче­ской ссылкой». Известно также, что Николай I прика­зывал следить за «поведением» Грибоедова, «беречься» его и «собрать о нем сведения».

6 июня 1828 года Грибоедов с тяжелым чувством навсегда покинул Петербург. «Прощай, брат Степан, вряд ли мы с тобой более увидимся!» — сказал он С. Н. Бегичеву, к которому заехал по пути на Кавказ. Через месяц Грибоедов прибыл в Тифлис и здесь женил­ся на княжне Нине Чавчавадзе, дочери известного гру­зинского поэта. С молодой женой, со свитой и с большим караваном 9 сентября выехал он в Иран. По пути — в Эривани, в Тавризе — полномочному министру устраи­вались торжественные встречи.

Два месяца провел Грибоедов в Тавризе, ведя пере­говоры с Аббас-Мирзой. Ему надлежало отправиться дальше, в Тегеран, чтобы нанести официальный визит шаху.

9 декабря, оставив жену в Тавризе, Грибоедов прибыл в столицу Ирана, Он был встречен с большим почетом, но вскоре же на почве переговоров о контрибуции, ко­торую Иран обязался выплатить России по условиям Туркманчайского договора, у русского посла возникли недоразумения и споры с иранскими сановниками. Фа­натическое духовенство Ирана открыто призывало к убийству русского посла. Грибоедов, его спутники и ма­лочисленный казачий конвой оказались в Тегеране в атмосфере всеобщей враждебности. Грибоедов знал, что население настроено по отношению к нему враждебно; он мог уехать обратно в Тавриз, но не в его правилах было отступать перед опасностью.

30 января (11 февраля по новому стилю) 1829 года огромная толпа фанатиков, вооруженных чем попало, при явном попустительстве шаха и его министров, напа­ла на дом, занятый русским посольством. Конвойные казаки, чиновники посольства и сам Грибоедов герои­чески защищались. Но силы были слишком неравны. Всё русское посольство — тридцать семь человек—были растерзаны. Лишь одному чиновнику (Мальцеву) слу­чайно удалось спастись, и из его рассказа стали извест­ны обстоятельства и подробности убийства. Тело Гри­боедова толпа в течение трех дней таскала по улицами базарам Тегерана. Потом его бросили в какой-то ров. Когда русское правительство потребовало выдачи тела Грибоедова, его якобы удалось опознать только по руке, простреленной в свое время Якубовичем.

Грибоедова решили похоронить в Тифлисе, в монасты­ре, расположенном на склоне горы Мтацминда, господ­ствующей над городом. Грибоедов любил это живопис­ное место, назвал его «пиитической принадлежностью Тифлиса» и незадолго до отъезда в Иран говорил жене: «Не оставляй костей моих в Персии: если умру там, то похорони меня в Тифлисе, в монастыре св. Давида».

По распоряжению русских властей тело А. С. Грибо­едова вывезли на родину на простой крестьянской арбе. 11 июня 1829 года А, С. Пушкин, направлявшийся в ар­мию, действовавшую против турок, по дороге из Тифли­са в Каре, на перевале через Безобдальский хребет, возле крепости Гергеры, встретил арбу, запряженную двумя волами. Несколько грузин сопровождали ее. «От­куда вы?» — спросил Пушкин, «Из Тегерана».— «Что везете?» — «Грибоеда».