Внутренний рынок и торговый быт советской России

 

ПЛАН

1. "В погоне за симпатиями масс... "

2. Национализация

3. Декрет о запрете торговли

4. Промежуточные итоги

5. "Снабжение" подпольного рынка

6. Движение "Мешочников"

7. Победа рынка

 

Мы жаждем возрождения русского национального хозяйства, подъема его производительных сил и народного дохода. И мы знаем, что отправной точкой для этого возрождения, каковы бы ни были политические изменения, будет эта разоренная страна — Россия...

от ноября 1918г. по март 1921г.

 

"В погоне за симпатиями масс... "

Торговля и торговцы никогда не пользовались популярностью в России. Дворянски-сословная брезгливость правящих и народническо-социалистическое неприятие интеллигенции встретились и дружно слились в широких обывательских массах хозяйственно отсталой страны.

Война отвлекала промышленность от обслуживания внутреннего рынка и создала товарный голод, а обилие непроизводительных расходов, рост эмиссии и прогрессирующее падение ценности бумажно-денежной единицы усугубили дороговизну на все предметы широкого потребления. Примитивное объяснение этих явлений сложных и неизбежных, присущих тогда в большей или меньшей степени всем воевавшим странам, — исключительно злостным воздействием торговли и торговцев встретило по всей России в высшей степени восприимчивую и подготовленную среду, от деревенских базаров и тайных рабочих собраний до университетов и законодательных палат.

Нездоровая в основе своей и обостренная во время войны моральная подозрительность к людям занимающимся торговым промыслом, явилась летом 1917 г. одним из главных козырей большевистской агитации.

С необыкновенной настойчивостью и энергией всячески муссировались в деревне и среди городских низов легенды о чудовищных прибылях торговли, об огромных количествах где-то припрятанных товаров, о дружном объединении всех торговцев с целью обобрать и обездолить народ. В погоне за симпатиями масс городские исполнительные комитеты и советы рабочих депутатов никакого противодействия проповеди борьбы с торговлей не оказывали и шли здесь всегда на поводу у большевиков, а возникшие вскоре демократические думы весьма слабо реагировали на самочинные действия партийных и профессиональных организаций: рядовой интеллигенции, заполнившей думы, в защите торговли и торговцев тогда еще мерещились начала неэтические и компрометирующие.

Летом 1917 г. в большинстве провинциальных городов существовали "учетные", "регистрационные", "нормировочные", "по борьбе со спекуляцией" и прочие комиссии, составленные по случайным признакам и применявшие самые разнообразные методы "регулирования" рынка. В Воронеже все магазины и склады были опечатаны в течении двух месяцев, а после снятия печатей в них товаров почти не оказалось; в Курске "Контрольные комитеты предложили свезти всю мануфактуру в помещение совета рабочих депутатов, где торговцы должны были продавать ее под наблюдением дежурных членов совета; в Рязани на покупку обуви и мануфактуры особой комиссией выдавались ордера, на которых проставлялись довоенные цены; в Саратове покупка разрешалась только "остро нуждающимся" — почему-то исключительно солдатам; в Тамбове крестьянский съезд предложил не продавать товаров в города, а везти их в деревню и т.д. В ряде городов, в особенности на юге, поиски "запрятанных" товаров сопровождались волной разгромов, истязаний и убийств.

К моменту октябрьского переворота торговый класс был совершенно терроризирован. На местах торговцы перестали пополнять запасы товаров, спешили по возможности скорее распродать их или переуступить в кредит кооперации, которая, как тогда думали, была более забронирована от стихийных и своеобразных форм "революционного упорядочивания".

К этому моменту нормальные условия ценообразования были изуродованы, а расстройство транспорта, явно обозначившееся к зиме 1917/18 г., содействовало разрыву единого рынка к тому его дроблению, которое получило свое полное завершение в период, кода рынок был объявлен официально не существующим, а торговля — злейшим преступлением.

Национализация

Захватив власть и принявшись за насаждение коммунистических форм хозяйства, большевики не решились, однако, ликвидировать торговлю единым декретом. Приостановка рыночного товарооборота могла повлечь резкое падение покупательной способности денег, новая же власть в первый период вынуждена была строить свой продовольственный план отчасти не на упавшей еще в глазах крестьян покупательной силе денег, так как аппарат принудительного отчуждения хлеба не был еще налажен.

Между тем в провинции местные исполнительные комитеты, а несколько позже возникшие "чрезвычайные комиссии по борьбе со спекуляцией, контрреволюцией и саботажем" продолжали реквизировать товары "как источник дохода для исполкомов, сидевших без необходимых денежных средств, и как мера подавления политической власти буржуазии". Причем по большей части товары расхищались и попадали на рынок, а иногда продавались официально всем желающим, и бывали случаи, когда скупались их прежними владельцами. Так продолжалось до июля 1918 г. Рынок сужался, торговля хирела, "душилась", находилась как бы вне закона, но и не будучи запрещена окончательно. Провал проекта коммуниста Шлихтера о "честном" товарообмене с крестьянством был в правящих советских сферах приписан главным образом наличию рынка в городах, где крестьянин за свой хлеб мог получить больше необходимых ему предметов обихода, чем в учреждениях Народного комиссариата продовольствия. 22 июля 1918 г. были опечатаны в один день все мануфактурные склады и магазины в Москве, а 23 июля 1918 г. последовал декрет о национализации тканей. Вслед за этим постепенно национализировались товары широкого потребления, а затем и более специальные, причем применялся неизменно один и тот же прием: сначала склады и магазины опечатывались какой-либо организацией, иногда "несколькими организациями один и тот же склад. Каждая организация отстаивала свое право на захват того или иного склада. " Вслед за тем издавалось постановление о национализации этого вида торговли. Все подобного рода постановления составлялись по заранее определенному шаблону. В качестве типичного примера можно привести декрет о национализации торговли готовым платьем и бельем.

Пример: "Президиум Высшего Совета Народного Хозяйства постановляет:

1. Все изделия из тканей: готовое платье, белье, а также вязанные и трикотажные изделия и штучный товар, находящиеся в пределах г. Москвы, в муниципальной черте, объявляются национальной собственностью с распространением на них декрета Совета Народных Комиссаров от 23 июля 1918 г.

2. Все сделки по покупке и продаже вышеупомянутый изделий, заключенные до опубликования настоящего постановления, с государственными или общественными организациями, переходят для исполнения к Центротекстилю.

3. Все подобные же сделки, заключенные между частными лицами аннулируются и могут быть восстановлены только в том случае, если будет доказано, что товар приобретается для довольствия государственных установлений и распределительных государственных органов.

4. Все расчеты за купленный товар после опубликования настоящего обязательного постановления производятся через Центротекстиль.

5. Все перевозки и перемещения означенных товаров, находящихся в Москве, в пределах муниципальной черты, производятся только с разрешения Центротекстиля.

6. Виновные в нарушении сего постановления несут законную ответственность. " Таких постановлений, все суживавших легальный рынок, было издано к ноябрю 1918 г. центральным органом Высшего Совета Народного Хозяйства и его провинциальными отделениями до 900. Постановления эти должны были лишь оформить давно осуществленный фактический захват. По авторитетному свидетельству деятелей Народного комиссариата продовольствия, особенно торопившихся с истреблением торговли, уже "к сентябрю месяцу торговый аппарат был фактически разбит до основания, если не считать мелкой подпольной торговли теми товарами, которые буржуазии удалось скрыть. Наступил момент, когда мы как будто могли проводить без опасения конкуренции со стороны торгового капитала нашу товарообменную политику".

Декрет о запрете торговли

Полное запрещение всякой торговой деятельности и упразднение свободного рынка на всем пространстве России последовало лишь 21 ноября 1918 г. в декрете Совета Народных Комиссаров "Об организации снабжения населения всеми продуктами и предметами личного потребления и домашнего хозяйства, в целях замены частного торгового аппарата" и в дополнительном к нему приказе Высшего Совета Народного Хозяйства от 26 ноября 1918 г. "О государственной монополии на торговлю некоторыми продуктами и предметами" По мнению советских экономистов, с этого момента в самых основах своих уничтожался капиталистический строй, ибо вместо "рыночного хаоса" устанавливалась "плановая система", а все сложнейшие функции торговли по снабжению промышленности сырьем, передвижению продуктов, распылению среди населения фабрикатов, перераспределению между отдельными местностями сельскохозяйственных излишков и прочее — целиком принимало на себя государство.

Мир не знал столь смелой экономической реформы. Если прокламированная годом раньше социализация земли и находила свой далекий прообраз в русской общине и была относительно разработана экономистами-народниками, то вопрос замены рынка и торговли единым планом снабжения был только отдаленно намечен в агитационных брошюрах. Серьезная социалистическая литература всегда предпочитала критику существующего положительной разработке форм грядущего строя. Только авторы социальных утопий и романов, действие которых неизменно происходит "через сто лет", были более смелы в этом отношении, но их воображение не вместило той страшной фантастики, которую пережила Россия в течение двух с половиной лет.

Когда государственная власть во имя принципа и партийной программы принимала на себя неслыханные в истории обязательства — организовать удовлетворение основных потребностей стосорокамиллионного народа, — был уж совершенно ясен провал снабжения деревни продуктами городской промышленности. Даже привилегированная "деревенская беднота" не могла зимой 1918 г. рассчитывать на удовлетворение всех своих потребностей в мануфактуре, обуви и сельскохозяйственных орудиях. О том, что это было известно советской власти до момента издания декрета от 21 ноября 1918 г., неподражаемо повествует крупнейший работник Народного комиссариата продовольствия того времени: "... как система разверстки, так и снабжение товарами деревни диктовались политической обстановкой. Наиболее верным методом получения хлеба была разверстка, и одним из средств, облегчающих проведение разверстки, воздействия малоимущих слоев деревни на более состоятельные, была система товароснабжения... Единственно чем мы могли привлечь на свою сторону деревенскую бедноту, не лишатся этой опоры в деревне, это были те скудные запасы товаров, которые шли под флагом товарообменного фонда. Но то был только флаг, название декрета. Надпись, не соответствующая действительности, не должна вводить в нас заблуждение, товарообменных операций не было. " Таким образом, ни о какой "организации снабжения населения взамен частного торгового аппарата" в момент создания декрета его авторы и не помышляли, это был лишь "флаг", под которым выкачивался хлеб и вносилась в деревню классовая борьба. Товарный же фонд, от которого была отстранена частная торговля, являлся средством оплаты вооруженной деревенской бедноты за политическую поддержку советской власти. Все остальное крестьянское население России было предоставлено собственной судьбе. Но это был еще медовый месяц крестьянского потребительского благополучия, захваченная земля сулила иллюзию грядущего богатства, а кое-какие избытки продуктов и старые запасы зерна мяса и жиров, не обмениваемые за отсутствием рынка на инвентарь, рабочий скот, платье, обувь и прочее, проедались на месте и создавались легенды в городах о счастливом, всегда сытном крестьянине. Грозная расплата за повышенный потребительский уровень наступила для деревни позднее, в 1920 г. Городским же массам социальная революция не подарила и краткого опьянения.

Уничтожив декретом товарно-рыночный оборот, власть принялась в городах за организацию распределения. Прежде всего надо было отнять склады товаров у организаций, их захвативших. С этим успешно справились чрезвычайные комиссии. Но сами Чрезвычайные комиссии долго и упорно отказывались довести до конца возложенную на них задачи и передать товары распределяющим органам. В этом отношении очень характерен приказ Всероссийской чрезвычайной комиссии "о разгрузке складов, конфискованных у буржуазии".

Пример: "До настоящего времени многие комиссии имеют большие склады с разного рода товарами и деньгами. Эти склады зачастую находятся в небрежном состоянии и частичной отчетности. По получении настоящего приказа предписываем немедленно разгрузится от всех товаров и денег, первые сдав все по актам соответствующим распределительным органам, вторые в — казначейство... Этот приказ отдать по всем уездным Чрезвычайным комиссиям, разъяснив, что Чрезвычайные комиссии есть органы борьбы, а не распределения, для чего имеются продовольственные аппараты, муниципалитеты, Советы народного хозяйства. " Из завязавшейся борьбы за наследие частной торговли победителем вышел Народный комиссариат продовольствия, очень скоро объединивший в своих руках все функции распределения и снабжения. Высший Совет Народного Хозяйства при своих попытках принять участие в распределении фабрикатов управляемой им промышленности каждый раз должен был отступать перед угрозой Народного комиссариата продовольствия не дать фабрикам сырья, а рабочим хлеба. С Чрезвычайными же комиссиями Комиссариат продовольствия очень скоро поладил и широко пользовался и могущественной поддержкой.

В городах с их многосложными потребностями замена рынка и торговли "плановым распределением" была во много раз труднее, чем в деревне, но именно города причиняли Народному комиссариату продовольствия значительно меньше хлопот. Достигнуто это было чрезвычайным упрощением задач снабжения. В деревне приходилось брать, городу же нужно было давать — здесь Народный комиссариат продовольствия владел положением. И он широко использовал его для облегчения взятых на себя неразрешимых задач: объекты снабжения были сужены до пределов, необходимых для удержания политической власти коммунистической партией. Кормить и одевать надо было солдат, отряды чрезвычайных комиссий, "ответственный аппарат партии и высшую советскую администрацию. Обрекались смерти не только те массы городского населения, которым не было места в новой социальной "табели о рангах", но и особо привилегированный рабочий класс снабжался в размерах абсолютно недостаточных для поддержания физического состояния.

Промежуточные итоги

В среднем в советской России рабочий получал в месяц, включая все выдачи натурой, квартиру и денежную плату (в довоенных рублях) : в 1919 г. — 3 руб. 58 коп. ; в 1920 г. — 3 руб. 45 коп. ; в 1921 г. — 3 руб. 48 коп.

Быстрое нарастание смертности, запустение городов, голод и эпидемии начались уже в начале 1919 г., но именно с этого периода все повышается уровень борьбы с рынком и торговлей. Как повествует советский юрист, "всякое сепаратное выступление отдельного лица или частной фирмы на хозяйственно-экономической арене преследовалось и рассматривалось революционным законом как злостная спекуляция. Спекуляция была поставлена рядом с контрреволюцией и саботажем и квалифицировалась как тягчайшее преступление, которое надо уничтожить огнем и мечом революции. В силу этого ни революционный законодатель, ни тем более стоявший лицом к лицу с бурной жизнью исполнитель не имели, так сказать, времени думать о соразмерности деяния и наказания, а больше всего исходили из стремления дать устрашающее и скорое наказание. И тот и другой действовали с неумолимой решительностью. Весь карательный и судебный аппарат ВЧК до рядового красноармейца был привлечен на всемирную борьбу... " В течение двух с половиной лет "весь аппарат" с неумолимой решительностью действительно истреблял лиц, занимающихся торговлей, причем "скорым и устрашающим" наказанием была смертная казнь, применявшаяся с размахом и щедростью; всякий товар, попадавший в поле зрения "законодателя и исполнителя", немедленно реквизировался — и все же торговля существовала все это время. Не только существовала, но и проникала во все взаимоотношения советских "главков" и "центров" и регулировала их. На поверхности жизни не было рынка, но откуда-то из подполья, изуродованный и разбитый, он указывал реальные соотношения предметов и давал те мерила экономической целесообразности, которыми вынуждена была руководствоваться власть, чтобы не потонуть в вызванном ею хаосе.

Исторические условия не наделили русский торговый класс ни социальной устойчивостью, ни традициями, ни силой сопротивления: он отдавал свое достояние, отказывался от своей роли и умирал безропотно, но рынок оказался бессмертным; он был неистребим и эластичен, потому что действительное его устранение означало гибель десятков миллионов населения, и он питался живой упругостью народа, не желавшего умирать.

Загнанный в подполье, рынок деформировался. В связи с нависшей над городами угрозой голодной смерти центром обслуживания становятся предметы продовольствия. Эквивалентные отношения между различными товарами перестраиваются в пользу продовольственных. В связи с этим размер нарастания цен на один и тот же продукт сильно разнится между районами этот продукт производящими, и районами его потребляющими. Железнодорожная товарная связь почти исчезает. Для отправки товара необходимо было замаскировать его под государственный или кооперативный груз, что требовало очень больших расходов на взятки и было сопряжено с жизненным риском для отправителя. Но и грузы легальные, казенные, даже особо покровительствуемые, расхищались почти полностью в пути, если при них не было вооруженной охраны. Происходит почти полная изоляция отдельных районов. Цены вывозившихся товаров падают ниже среднего уровня по всей России, а цены товаров ввозившихся соответственно поднимаются.

Происходит еще более резкое повышение темпа роста цен в городах. Объем товарного рынка все время сжимается при сильном распухании товарно-денежной массы. Кроме того, огромный риск и тяжкие препятствия при привозе продуктов в города могли быть преодолены высоким реальным или иллюзорным соблазном "разницы". Очень сильно влияло реальное воплощение в жизнь коммунистических принципов и советских декретов, которое повышалось в столицах и падало пропорционально расстоянию от них.

"Снабжение" подпольного рынка

Что давали города и промышленные центры подпольному рынку? Все, что можно было скрыть и похитить у государства. Владельцы опечатанных складов и лавок устраивали у самих себя кражи со взломом и, запротоколировав их, отправляли товар на рынок тайными путями. Скупались выдаваемые советским служащим ордера на одежду и обувь, а полученные вещи отправляли в деревню.

Заключались соглашения с хранителями складов; широко пользовались "утечкой" и "усушкой", "пропажей в пути". Рабочие, спасая от голодной смерти свои семьи, изготовляли на национализированных станках из национализированных материалов мелкие сельскохозяйственные инструменты и ходкие металлические изделия для "вольной" продажи и т.д. Но среди нелегальных путей добывания рабочими хлеба гораздо большую роль играло прямое расхищение заводских складов и фабричного инвентаря, отмеченное на всех съездах профсоюзов, в различных анкетах и т.п.

Деревня скупала домашний скарб и носильное платье погибающих городов, которые также по декретам в большинстве своем должны были быть переданы государству. Было бы совершенно неправильным определить это явление понятием "воровство". Имея лишь чисто внешнее, формальное сходство с указанным понятием, оно совершенно не укладывалось по содержанию своему в его рамки. Это скорее был частичный процесс восстановления обмена, искусственно зажатого, что вызвало омертвение, распад хозяйственного организма страны. Явление это происходило в колоссальном масштабе на пространстве великой страны и, выражаясь часто в варварских формах, являло собой по существу, спасительный рефлекс, подсказанный биологическим инстинктом самосохранения народа.

Движение "Мешочников"

Для преступного обмена похищенного у государства товара на запрещенный к продаже хлеб на подпольном рынке совершенно не годился прежний торговый люд. Происходит массовая, чисто стихийная мобилизация новых элементов, обслуживающих торговлю. От так называемого "мешочника" требовались необычайная физическая выносливость, презрение к тифу и обстрелу, безграничное терпение, смелость, находчивость, умение обращаться с оружием. Кадры их рекрутировались главным образом из матросов, уклонившихся от советской службы, учеников закрытых духовных семинарий, молодых крестьян северных губерний, жителей городских предместий — главным образом слободских мещан, частью молодых рабочих и интеллигентов, спасавших раньше собственные семьи, а затем втянувшихся в "фантастическую жизнь вооруженного купца раннего средневековья". Мешочники расстреливались "заградительными отрядами" и железнодорожными "чрезвычайными комиссиями", замерзали на буферах и крышах вагонов, часто в особенности на юге, поголовно истреблялись местным отрядами бандитов и массами гибли от сыпного тифа. Но число их из года в год все росло. Вырабатывались тарифы подкупа властей, приемы воздействия на железнодорожников, размеры долевого участия заградительных товаров. Там, где неподкупные части латышей и китайцев упорно не пропускали товар, главным образом на бывшей украинской границе, мешочники рассеивались в окрестностях, выжидали, накапливались в большом числе, всей своей набухшей массой набрасывались на отряды — и бывало после кровавой схватки, уставляя убитых и раненых, направляли в южные губернии зажигалки, гвозди, подошвенную кожу, ситец, а пропускали оттуда гужевые караваны с мукой, салом и сахаром. Все это, разобранное по мешкам, текло в Петроград, Москву, северные губернии, во все промышленные центры и провинциальные города. На местах товары поступали на тайные склады, владельцами которых являлись по большей части бывшие торговцы. Существовали своеобразные аукционы и подпольные биржи, регулировавшие цены и диктовавшие их полулегальным базарам.

Победа рынка

Власти терялись в борьбе с этой стихией. Их пугала полная невозможность вскрыть здесь то, что ими называлось "организованный саботаж": перед ними был органический саботаж, саботировала природа. Учреждались комиссии с безграничными полномочиями. Одной из них, "чрезвычайной комиссией по продовольствию и транспорту", был издан за подписью Л. Троцкого приказ, согласно которому "местным советам: желдоркомам, всем вообще организациям по линиям железных дорог вменяется в обязанность самая беспощадная борьба с мешочничеством, как со зловреднейшей спекуляцией". Далее устанавливаются нормы разрешенного к провозу продовольствия — не свыше восьми килограммов на человека. Третий пункт приказа гласит: "мешочники арестовываются и передаются в руки нарсудов. В случае сопротивления с оружием в руках мешочники расстреливаются на месте".

Но убитые пополнялись новыми, и преступная торговля, как и подпольный рынок, все разрастаясь, продолжала существовать, разрывая удушавший страну коммунистический пояс, пока советская власть, по собственному ее признанию, не вынуждена была "разрешить, как клапан для выхода накопившихся сил, грозивших взрывом, — местный торговый оборот"...

 

Список используемой литературы:

1. В. В. Кудрявцев "НЭП. Взгляд со стороны. "

2. С. Шерман. Из сборника "Экономический вестник"

3. Б. В. Леванов "История России"

4. Ю. С. Борисов "Страницы истории советского общества"