Семья под прицелом

Современный индивидуализированный человек воспринимает семью как что-то внешнее, как часть среды, в которой ему приходится выстраивать свою жизнь. Возникают аналогии с компанией, разделяющей его интересы и свободное время, с коллективом, в котором он работает и обеспечивает себе средства на жизнь, с государством, по законам которого он живет.

Между тем, семья качественно отличается от других общностей. Она не столько внешнее образование, сколько внутренняя организация человека. То, какова наша семья, фиксируется в первую очередь не в государственных актах и не семейным фотоальбомом, а нашей душой. Можно внутренне отстраниться и от работы, которую тебе приходится делать, и от государства, в котором приходится жить, и оставаться при этом самим собой, но отстраниться от семьи без того, чтобы в твоей душе что-то перевернулось, не получится. Сущность человека, его самоидентификация, его внутренний образ связан с семьей в самом основании человеческой психики.

Это часто не понимается. Более того, в современном обществе культивируется все, что, так или иначе, разрушает семью. Можно говорить о том, что взят курс на преодоление семьи как какого-то культурно-социального атавизма. В конце концов, это приведет к разрушению самоидентификации человека, – человек перестанет быть таковым. А что взойдет на обломках человеческой личности – не столь важно. В любом случае, поросль будет ядовита. Разрушая семью, человек семимильными шагами приближается к смерти, - в первую очередь. К духовной, но и к физической тоже.

Попытаемся проанализировать эти процессы.

Изначально семья была основным способом организации общества. Ближайшие родственники держались вместе. Глава семьи выполнял и политические функции (так мы их называем сегодня, для того времени было естественно, что всякая власть произрастала из старшинства в роде).

Но люди рождались, популяция возрастала. Довольно быстро – за несколько поколений – семья превращалась в народ.

Это означало более сложное, по крайней мере, двухуровневое построение общества. Человек, ощущая себя как часть народа, имел и более близкое окружение – самых ближайших родственников, жену, детей, т.е. опять-таки семью.

Иногда общество пыталось диалектически снять противоречие между семьей и народом, - так в Израиле социальные (политические) функции были расписаны по разным родам (ветвям генеалогического древа): род Левия – священники, род Давида – цари. Однако сохранить (или воссоздать) ощущение семейственности не получилось, - новые поколения численно размывали любые зримые структуры. Народ и семья окончательно разошлись по разным углам человеческого самосознания.

В тоже время чувствуется единство корней. Передав политические функции на более высокий уровень, семья воспринимает и отражает в себе господствующую идеологию государственного устройства. Так, в деспотическом обществе обычно и деспотическое управление семьей.

Как правило, это копирование было неосознанным. Пожалуй, только христианство осознало эту зависимость и предписало соответствующий норматив. И государство и семья строятся по принципу единой верховной власти. Прообраз этой власти и в том и в другом случае один: как главою Церкви является Христос, так главою государства – царь (монарх), а главою семьи – муж и отец. Церковь послушна Христу, стало быть, народ должен быть послушен монарху, как и семья, – своей главе.

С другой стороны, власть также вводится в определенные рамки. Произвол и в государстве и в семье не допустим, - то, что противно Богу, должно быть изжито; и хотя по слабости человеческой неблаговидное использование власти порою и процветало, легитимной основы под такими действиями не было. Это осознавала как и властвующая сторона, так и вынужденная подчиняться. Таким образом, несмотря на то, что идеал праведных действий то и дело нарушался, общество имело устойчивый архетип правильного устроения семьи, под который можно было подгонять реальную жизнь, и, следовательно, обладало критерием оценки качества семейной жизни, не зависящим от мнений членов семьи.

Охлаждение веры не могло не сказаться на крепости семейного института. Внешнее соблюдение церковных норм при внутреннем безразличии породило соответствующее поведение и в семье. Пускай, как говорится, было не принято выносить сор из избы, нравственная основа оказалась подорвана, авторитеты низвергнуты. Возникшая идея прогресса позволила объявить патриархальный уклад несовременным, а значит заронить в сознание мысль о неизбежной его отмене. Ревизии подвергались не только экономические и хозяйственные принципы, но и принципы организации семьи как таковой, - в частности, принцип единоначалия. Впрочем, стены «избы» какое-то время еще стояли.

Сокрушающим ударом стала Французская революция. Оказалось, что государственное устройство можно пересмотреть. Общество может обойтись и без монарха.

Республиканские настроения не могли не сказаться и в обустройстве семьи. Младшее поколение получило идеологическое обоснование независимости от старшего. Согласно республиканской морали дети имеют право выстраивать свою жизнь без благословения и не считаясь с волей отцов. – Это прямое следствие равенства избирательного права, не различающего поколений.

В республиканской морали укоренено существование и такого документа как брачный контракт. Выборы – это сделка между обществом и его делегатами (не случайно общество то и дело грозится отобрать власть у делегатов, не оправдавших его доверия). Эти договорные отношения (атмосфера делячества) противоречат существу власти, которая призвана обеспечивать справедливость, не взирая на лица. До сих пор, уличив власть в каких-либо сделках, мы обвиняем ее в коррупции, что довольно парадоксально, - ведь выборы, с помощью которых мы обретаем сегодня властителей, имеют ту же природу.

Отношения сделки вносятся и в семью. Семья перестает быть мистическим единством, а становится аналогом совместного предприятия. Муж и жена здесь – высокие договаривающиеся стороны, их совместная жизнь, как мебелью обставлена оговоренными условиями. Права и обязанности, записанные на бумаге, оставляют легкий налет формализма и мешают сближению душ.

Наконец, несоблюдение контракта должно повлечь санкции. Если партнеры не сработались вместе, предприятие распадается. Контрактная основа семьи неизбежно подразумевает развод. В этой ментальности развод не только возможен - как некоторая трагическая концовка не состоявшегося единства, он – пускай чисто гипотетически – прогнозируется изначально, в виде оговорок контракта, а значит, - утверждается в качестве нормативного явления.

На примере легализации развода можно проследить, как слова расходятся с реальностью, вернее – как потакание своим порокам находит у человека обоснование моральности своих основ. Жена, страдающая под властью жестокого мужа; равнодушные друг к другу люди, вынужденные бок о бок влачить свое существование, все более проникаясь взаимной враждой; гибнущее светлое чувство, обреченное на смерть или порочность уже тем, что появилось вне брака, - все эти картинки, неоднократно получавшие художественное воплощение, должны сформировать образ тяжкого ига неудачной семьи. В этой проекции развод воспринимается как освобождение, как восстановление справедливости. Узы брака объявляются небывшими, человек возвращается к чистому листу и может писать свою жизнь заново – да сопутствует ему удача!

Действительно, возможен неудачный брак. Неудачной может быть вся жизнь. Но как бегство от жизни через самоубийство есть торжество греха и слабости человека, так и бегство из брака через развод есть торжество порока. Проблемы в семье – не случайны, - они коренятся в наших грехах. Если воспринимать семью как высшую меру ответственности, каких-то проблем можно избежать, более вдумчиво подойдя к ее созданию, а как ие-то преодолеть, работая над собой.

Возможность развода избавляет людей от ответственности. Всё, что действительно образует совместную жизнь, - быт, необходимость быть рядом друг с другом, каждодневность вербального и невербального общения, - не принимается во внимание. Принимается во внимание только постель – сексуальная совместимость и взаимная желанность партнеров.

Сексуальное желание – довольно летучая вещь. Искушая, оно легко может перекидываться от одного объекта к другому. И в этот момент, если больше никаких скреп в семье не возникло, она рассыпается как карточный домик, и вчерашние любовники готовы возненавидеть друг друга.

Но семья – это не только он и она. Семья многоярусна, нижний – базовый – уровень подразумевает родителей, верхний – детей.

Классическая структура семьи исходит из того, что родители и дети живут одним домом. Это позволяет использовать бытовой опыт и трудовые навыки старшего поколения. Впрочем, используются не только знания, но и труд стариков. Неспособные заработать себе на жизнь, они еще многое могут сделать. И эта ежедневная кропотливая забота о доме и домочадцах позволяет им чувствовать себя нужной, социально затребованной частью общества.

С другой стороны, молодое поколение, содержа стариков материально, имеет постоянную практику заботы о немощных, что, несомненно, идет на пользу душе. Библия обещает долголетие тем, кто почитает своих родителей. Почитание – это не вежливая снисходительность, а живое участие и смирение перед лицом родительского авторитета.

Либерализация общества разбила эту структуру. Молотом послужил институт пенсии.

Идеология пенсии выглядит вполне благопристойно. Общество как бы осознает, что оно состоит не просто из индивидуумов, а из людей, обладающих плотью и кровью, а значит, – подвластных времени. Если человек был социально полезен в расцвете сил, общество не отбрасывает его, как изношенную перчатку, а проявляет заботу и дает ему средства к существованию.

В современном обществе условие социальной полезности снято, каждый член общества может рассчитывать в старости на определенный уровень социальной поддержки. Для тех, кого этот уровень не устраивает, существует накопительная пенсия. Каждый может попытаться отложить себе на старость деньжат. Государство часто выступает гарантом сохранности таких сбережений.

В итоге человек – пенсионер – обретает довольно высокую степень экономической свободы. Он не зависит от своих детей, а дети, со своей стороны, чувствуют снижение уровня ответственности, - пенсионер может жить сам по себе, вне семьи, он не требует большой заботы. Нити, связывающие поколения между собой, рвутся. Людям сложнее уживаться вместе, когда так просто расстаться. Охладевает любовь.

Следующей целью либерального наступления на семью стали дети. Рождаемость надо планировать – такова современная установка. Опять-таки, грамотно подобрано идеологическое оправдание: для того, чтобы ребенка любили, он должен быть кстати. Его должны ждать, ему должны радоваться, с экономической точки зрения семья должна быть готова к новым расходам.

Какое-то отражение истины в этих словах есть. Главная их неправда заключается в том, что. Если к появлению ребенка готовиться слишком тщательно, его можно не успеть завести, а вторжение в семью маленького существа само по себе может принести и радость и всплеск любви, экономические тяготы на этом фоне просто теряются.

Но у идеи планирования рождаемости есть и еще один немаловажный аспект. Ставя преграды на пути еще не родившемуся поколению, она отнюдь не накладывает ограничения на биологическое поведение, предшествующее акту рождения. Сдерживать и подавлять свое половое чувство вредно – таково кредо современной медицины. Отсюда возрастает целая культура компромисса между либидо и планированием рождаемости. Ребенок перестает быть плодом любви и становится плодом расчета (отсюда – технология искусственного осеменения и прочие подобные новшества). Акт любви не ведет к акту рождения, сладостной близости с любимым родовая мука уже не следует столь неизбежно, как раньше. Любовь обособляется от детей. И, оказывается, именно дети делали ее осмысленной. Без связи с беременностью и рождением новой жизни любовь приземляется, больше ее ничто не выводит за пределы половых отношений. Потихоньку любовь и секс становятся абсолютными синонимами. Ветер цинизма разносит в клочья атмосферу романтики.

И это снова – удар по детству. Познав, что любовь – это, прежде всего сексуальное удовольствие, трудно отказаться от столь приятного времяпрепровождения в пользу тягот, сопутствующих появлению в семье нового ее члена. Сексуальная либерализация, в конечном счете, направлена на предельное снижение рождаемости.

Но и те дети, которые уже родились, не остались в стороне от либеральной атаки. Объявив индивидуальность своей базовой ценностью, современное общество получило нравственное обоснование для вмешательства в жизнь каждой семьи. Мотивационная схема здесь такова: ребенок – это тоже личность и индивидуальность. Как личность, он имеет свои права, которые могут нарушаться. Нарушителями прав ребенка могут быть не только посторонние люди, но – и даже прежде всего (поскольку них для этого больше возможностей) – его родители. Следовательно, общество должно иметь механизмы, защищающие ребенка от недобросовестного отношения к нему со стороны родителей.

Опять же, это звучит вполне осмысленно. Действительно, если ребенку в семье плохо, если родители не уделяют ему никакого внимания, никакой заботы, казалось бы, у общества есть повод вмешаться. Но как?

Есть механизм лишения родительских прав по суду. Даже в условиях относительно достаточного финансирования в советское время часто возникал вопрос об оправданности подобных действий. Ребенок изымается из семьи… Хорошо, если есть, кому усыновить ребенка, а если нет? Детский дом – тоже несладкая жизнь, и, в первую очередь, - в силу душевной травмы, переживаемой маленькой личностью. В сознании любого ребенка мать и отец занимают – должны занимать! – особенное положение. Пробоина в этом месте не компенсируется никакими внешними благами.

Семья никак не может быть для ребенка внешней средой, также как и утроба матери не может считаться внешней средой для плода. Мать и ребенок до рождения образуют органическое единство, точно также после рождения ребенок не отделим от родителей, - по крайней мере, его нельзя отделить без того, чтобы порвать какие-нибудь сущностные связи. Со временем психологическая зависимость ребенка снижается, он заметно обособляется.

Современная модель общества с удовлетворением декларирует полную обособленность, тем самым разрывая связь поколений. Отношения родства становятся чем-то вторичным по сравнению с отношениями гражданства. Общество стремится видеть в людях формально равноправные атомы, всякая неформальная структуризация его настораживает. В определенном смысле общество сегодня играет против семьи. Поэтому перед ним стоит задача максимально рано заявить свои права на ребенка и, соответственно, ограничить влияние родителей.

Домашнее воспитание не приветствуется. И дело здесь не в том, что мимо ребенка пройдут необходимые сегодня навыки и знания – большинство знаний, обрушиваемых на детскую голову, оказывается не нужным. Суть дела – в социальных стереотипах, прививаемых вместе со знаниями. Ребенка учат воспринимать мир определенным образом, подсказывают, какие цели он должен себе ставить, как относиться к деятельности социальных институтов. В конечном счете, речь идет о воспитании лояльности.

Общество, государство, цивилизация – назовите этого субъекта как угодно – претендует на абсолютный авторитет, иные источники авторитета (а это в первую очередь церковь и семья) должны быть принижены и подконтрольны.

В этом плане симптоматична практика в США, где любые органы – будь то суд, полиция, общественные организации, комиссии при законодательной власти – оперативно прореагируют на любую жалобу ребенка, если она связана с насилием в семье. Насилие понимается максимально широко – это и сексуальные извращения (что действительно требует немедленного вмешательства), и физические методы воспитания (рукоприкладство, - шлепок по попе и подзатыльник могут запросто попасть в эту категорию), и различные формы принуждения (например, желание родителей привести в храм ребенка, если они слишком настойчивы). Над родителями нависает угроза судебного преследования, и общество делает все, чтобы дети знали об этом. Такое знание дезавуирует родительский авторитет, обращает его в ничто. Впрочем, цель – лишить родителей власти над ребенком – особо и не скрывается. Родительская власть представляется пережитком феодализма и выглядит анахронизмом в современном демократическом обществе.

Семья мешает конструкторам современного мира. Ее неформальность и сущностность никак не укладываются в культуру, воспитывающую универсального потребителя – эгоистичного, довольного жизнью человека без глубоких привязанностей. Поэтому она сознательно вытесняется. Место семьи должны занять мужчина и женщина на какое-то время решившие пересечь свои судьбы. Проблема детей в этом контексте не возникает, – детей может воспитывать кто угодно. Всерьез обсуждается возможность отдавать детей на воспитание в однополые «семьи» (своеобразное усыновление). Не стоит и проблема стариков. Старость не признается. Современный человек до самой смерти пыжится быть молодым. В итоге мы теряем уголок, где нам могло быть тепло. Семейный очаг гаснет. Холодный мир, где человек – лишь единица, кирпичик общественных структур, наступает.

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://kulturolog.narod.ru/