Прогноз: игры аналитиков, технологов и политиков

Потупа Александр

Прогноз – это серьезно?

О возможностях прогноза существуют самые разные мнения, вплоть до крайних – это невозможно, поскольку речь идет о несуществующих – пусть пока, но все-таки ненаблюдаемых! – явлениях. И ничего достоверного по поводу ненаблюдаемых явлений сказать нельзя, а потому и говорить не стоит. Всякие разговоры на эту тему либо дань схоластике (сколько, скажем, чертей можно расположить на острие иглы), либо сфера скорей религиозная, чем собственно научная. С обязательными боговдохновенными пророками и актами веры, выходящей за рамки позитивного знания – то есть действиями, вводящими отдельных людей или целые народы в особое, мягко говоря, не вполне нормальное состояние… А уж если ссылаться на предсказания рационально мыслящих людей – в том числе и крупных ученых, – тут можно продемонстрировать сколько угодно примеров явно несбывшихся прогнозов – от глобальных сценариев развития земной цивилизации до конкретных научно-технических идей, которые иногда уже через несколько лет выглядели околонаучными анекдотами, либо через тот же год-другой преспокойно воплощались в жизнь, несмотря на категорический запрет некоторых экспертов высокого класса.

Не будем вдаваться в относительно тонкие философские оценки, которые любят предлагать историки некоторых школ, непременно стремящиеся подчеркнуть глубокую научность изысканий в прошлом на фоне совершенно фантастических упражнений по другую сторону от настоящего. Кстати, это именно те школы, где лозунг «история не знает сослагательного наклонения» считается священной аксиомой.

Хочу подчеркнуть, что антифутурологические аргументы особенно забавно звучат в устах некоторых вроде бы серьезных политиков, в том числе белорусских. Подчас разделавшись за пару минут с «футурологическим шарлатанством», они способны без остановки перейти на серьезный тон и предложить смену правящего режима, отчего всему белорусскому народу жить станет «лучше и веселей», то есть впадают в самый ярко выраженный «футурологический грех». И в грехе этом пребывают в период всех выборных кампаний, а кое-кто – непрерывно. Это заведомо некорректное обращение с избирателем и коллегами по партии (на основе только обруганной методологии) или плод несколько, мягко говоря, атавистического мышления? Того же самого, которое толкало большевиков объявлять буржуазными лженауками кибернетику и генетику, когда эти науки уже достигли вполне зримых и серьезных результатов. Кстати, из того же набора модное среди номенклатуры БСТ (Большого Славянского Треугольника – Беларуси, Россия, Украина) выражение «непредсказуемые последствия», произносимый обычно с придыханием и страшным выражением лица. Относится оно, как правило, к какому-то плохому или даже катастрофическому сценарию, то есть к результату конкретного предсказания. «Непредсказуемые» же – это когда поленились предсказывать или в конкретной ситуации сделать это крайне трудно.

Футурогенный мир

Познание футурогенно, иными словами, ориентировано на лучшую в том или ином смысле адаптацию человека и общества в будущем. На прогноз работают фактически все системы познания – не только научная. Загробная жизнь в райских кущах или в кипящем котле со смолой или вращение в кругах метемпсихоза – в конечном счете, тоже прогнозы. Как бы долго и ярко ни критиковал политик существующий режим, рано или поздно избиратель поинтересуется – а что он сам, такой прекрасный критик, собирается делать, придя к власти? И тут важно выдать привлекательный прогноз – не просто, что он намерен делать, а что именно, по его мнению, непременно реализуется, Если все это исполнено профессионально (точнее – высокосуггестивно), возникнет эффект футурогенного увлечения, и политик получит дополнительные голоса. Фактически избиратель голосует за сложившуюся у него в голове картинку светлого будущего, действие которой оказывает на его поведение (а, следовательно – на распределение голосов в ход выборов) вполне реальное влияние. Экспертов и коллег по политической партии больше интересуют не глянцевые картинки послепобедья для массового пользования, а более важные и конкретные вещи – как именно кандидат и его штаб собираются добиваться победы? С помощью каких технологий опережать конкурентов? Как всерьез выделиться на плотном рынке многообразных предвыборных обещаний? Здесь хорошая стратегия, умело спроецированная политтехнологами на конкретные технологии должна создать усилитель электоральной активности в конкретном направлении. И, собственно политтехнологи работают именно на сформировавшуюся у них картинку сконцентрированных к моменту выборов технологических линий. Возникает своеобразная футурогенная причинность, неизвестная в мире простых объектов, которые, грубо говоря, лишены приемника сигналов из будущего, то есть механизма продуцирования сценариев. В определенном смысле по мощности этого механизма можно судить о сложности системы.

Еще один аспект: цивилизация – это в первую очередь предсказуемость. Мы устанавливаем весьма разветвленную систему законов, чтобы получить оптимальный коридор относительно безопасного развития для максимально широкого круга людей. В идеале демократическое правовое государство – максимально стабильный и долгосрочный механизм поощрения и наказаний членов общества в зависимости от их желания пребывать в указанном оптимальном коридоре при максимально возможном вкладе каждого из них в формирование стратегии развития общества.

Проблемы

И все-таки остаются проблемы, терзающие обыденный здравый смысл. События будущего – как бы несуществующий объект, что с этим делать? Приходится применять реконструктивный подход – что есть для науки дело вполне обычное. По некой группе следов мы можем восстановить ту или иную картину события, и даже описать те объекты, которые в этом событии участвовали. Что прекрасно известно, криминалисту, историку, археологу и многим другим исследователям. Только по следам относительно стабильных элементарных частиц восстанавливаются характеристики короткоживущих адронных резонансов. Вообще не выделяются из адронов кварки, удерживаемые внутри быстро растущими с расстоянием глюонными силами. В последнем случае, работая с кварковой моделью, мы имеем лишь информационный блок о распределениях в определенном наборе реакций, в которых адроны сталкиваются с другими частицами, параметры самих адронов. На сегодня мы не можем ткнуть пальцем в какой-то конкретный материальный след на фотопластинке и сказать: вот он – кварк, но существование кварков в таком реконструктивном смысле вполне доказано.

Следы будущего – именно и есть влияние сценариев, продуцируемых в той части мозга (хотя фактически он задействован целиком), которую можно было бы красиво обозначить как футурогенный генератор, на наше поведение. Очень наглядный пример – шахматист, основное действие которого в ходе партии как раз и сводится к выбору хода на основе более или менее глубокого просчета вариантов дальнейшего развития партии. Умение учитывать большое количество многоходовых вариантов, в сущности, и отличает квалифицированного игрока. Кстати, на сегодня компьютер уже делает это лучше самых сильных гроссмейстеров.

Другая проблема связана с тем, что жесткие критики форекастинга, упомянутые в предыдущем разделе, выступают, разумеется, не против прогноза как такового, а против прогноза в политике, вообще - в крупномасштабных общественных системах. Физикалистский прогноз – дело как бы всем понятное. Мы можем рассчитать весьма точно траекторию снаряда, планеты, эволюцию звезды с определенной массой, выход продукта в химическом реакторе. Общим для всех этих объектов является их простота – в рамках той модели, которую мы выбираем для расчетов. То есть для таких, скажем, обычных объектов их сложность (например, количество решений в единицу времени) много меньше сложности наблюдателя: Xо « Xн (или параметр относительной сложности

С = Xо/Xн « 1).

Но уже в шахматной партии мы играем не против деревянных фигурок, а против примерно

переходим в фазу игры и в математическом смысле этого слова. Другой пример - небесное тело, в котором находится экипаж, способный принимать самостоятельные решения, из-за чего траектория космического корабля может весьма существенно отклониться от того, что мы представляем себе в случае, скажем, обычного метеорита.

Предсказания в данном случае носят вероятностный характер. Зная правила и технику игры, вы можете указать, что на месте партнера вы сделали бы наилучший, с вашей точки зрения, ход, но более квалифицированные игроки не ограничиваются такой простейшей подменой-отождествлением, а учитывают психологический диапазон партнера, отличный от своего, его ценностные установки. Скажем, особую склонность к выбору острых рискованных продолжений или стремление медленно давить, сохраняя относительное равновесие.

Трагедия современного этапа борьбы с терроризмом в связи с распространением шахидских приемов основана на том, что до сих пор системы защиты развивались в подавляющем большинстве вариантов с учетом сильнейшего инстинкта самосохранения, делавшего человека весьма несовершенным средством доставки смертоносных грузов к предполагаемому месту теракта. Резко изменив ценностную ориентацию шахидов, международный национальный терроризм фактически ввел в действие новый вид оружия с существенно сниженной предсказуемостью.

По сути, борьба в основном сводится к обретению несколько большей сложности

, то есть наблюдатель и объект (или два cубъекта)

как бы меняются местами), что предполагает возможность пересчитать партнера, в определенной степени подчинить его своим замыслам. Если С будет заметно отклоняться от единицы (в любую сторону) мы можем подойти к ситуации, где один из субъектов игры становится фактически объектом управления. В наших конкретных делах, например, – плохо прогнозирующий развитие ситуации субъект политики становится ее объектом.

Тут мы сталкиваемся еще с одной очень важной функцией прогноза – его программирующей компонентой. Что касается первой ситуации С «1 , она достаточно понятна. Наблюдатель (он же субъект и, при случае, оператор) может программировать параметры движения и преобразования объекта, если последний доступен управлению хотя бы на какой фазе движения. То есть туманность Андромеды – это вряд ли, а вот в артиллерии этим и заняты – управляют, скажем, дальностью огня. Но снаряд или велосипед не реагируют на прогнозы (иногда весьма печальные) по поводу их будущего.

поощрений и угроз, явно или неявно содержащихся в прогнозе (иногда не имеющем серьезной сценарной разработки и лишь тактически программирующем партнера), публикуемом одной из сторон, может привести партнера по игре к существенному изменению поведения в желательную для прогнозиста сторону. Развитие этой тенденции может превратить слабого партнера в управляемый объект – хотя бы на некоторое время и для ограниченного сектора целей. Его подготовка и психологическая конституция могут не позволить оказать сопротивление, отказаться от индуцированных сценариев и связанных с ними потерь. В некотором плане речь идет об уровне футурогенного иммунитета. Его дефицит практически неизбежно ведет к упомянутой трансформации. Если учесть, что в обществе всегда находится немалый процент иммунодефицитных членов, они и составляют прекрасную базу для политических, религиозных и коммерческих манипуляций. Не менее опасен и иммунопрофицит, отторгающий любые сколь угодно важные и хорошо проработанные прогнозы. Хочу подчеркнуть, что общество по этому параметру обычно довольно сильно размыто, и группы с дефицитом и профицитом критического восприятия прогноза (в более простом образе –легко внушаемые и отражающие) требуют разного подхода. Оперативное различение реального и ложного прогнозов требует определенной подготовки, в том числе психологической, а по сути – внедрения на том или ином уровне в систему массового образования. О роли программирующей функции прогноза в качестве т.н. «информационного оружия» и его использовании в эволюционных войнах следует говорить отдельно – эта тема тесно связана с различными сценариями процесса глобализации.

Мы практически не касаемся здесь иного предельного случая – С»1. В принципе, чрезвычайно

рационального прогноза. Далее следует все более недоступная прогнозу область, для описания которой как минимум просто не хватает семантической базы. Наблюдатель в любом случае стремится дойти до пределов своего воображения, но узость семантической базы не дает ему возможности сформировать что-либо, отличное от мифа. В современном исполнении это может выглядеть как научная фантастика на тему сверхразвитых пришельцев или цивилизаций галактического масштаба. Сути дела это практически не меняет, и даже остается в качестве общего элемента слегка гипертрофированная антропоморфная основа. Несомненная польза, вытекающая из обсуждения этого предела – серьезная стимуляция к самоусложнению, индивидуальному и цивилизационному.

В любом случае наблюдаемое ускорение развития цивилизации и возрастающая ответственность в принятии масштабных решений усиливают нагрузку на форекастинг, делают его все более распространенным и жизненно важным на все уровнях общества. Лидирующие позиции Евро-Атлантического Сообщества во многом обусловлены как раз развитостью форекастинговых структур, причем суть не только в нескольких сотнях специальных центров, подразделений и кафедр, профессионально сконцентрированных на данных проблемах. Дело и в массовом внедрении футурологических идей в конкретную локальную работу. Руководитель маркетинга – либо хороший прогнозист, либо безработный. Практически те же моменты касаются игроков на финансовом, фондовом и всех прочих рынках. Касаются домохозяйку, планирующую семейный бюджет и серьезные покупки. Приобретение дома в рассрочку основано на прогнозе хозяина, что в ближайшие 20 лет он будет обеспечен достаточно стабильной и высокооплачиваемой работой, а это, в свою очередь, заставляет его жить по возможности в максимальном соответствии с собственным прогнозом. И уж, конечно же, очень приличные способности к прогнозу требуются политическому лидеру, по крайней мере, умение и желание пользовать услугами профессиональных форекастинг-экспертов.

Некоторые методы

Об аналогиях

Аналогия лежит в основе познавательного процесса. Любому наблюдаемому явлению мы сразу пытаемся сопоставить что-то схожим в нашем предыдущем опыте. Разумеется, в прогнозировании аналогия занимает также почетное место

Простейший из аналоговых подходов – экстраполяция предшествующей картины, относительно гладкое распространение прошлого на будущее. При возникновении особых ситуаций часто привлекают ситуационные аналогии из более широкого круга явлений. Но, строго говоря, и в таком случае аналогия требует адаптации – прямое пересаживание ее на новую почву может оказаться весьма непродуктивным, привести к прогнозу крайне маловероятной ситуации. Поэтому, в конечном счете, необходимо вести более общее моделирование, определять доминантные факторы воздействия, ведущие к наиболее вероятным сценариям.

В нашей теме – характерные примеры переломных ситуаций, скажем качественной трансформации ряда стран Восточной Европы. В рядах отечественной политической оппозиции почти эпидемически развивались вспышки прогнозов – будет «бархатная Прага», белградский вариант, варшавская модель, «бухарестская революция», и т. п. На что последовательно и предлагалось ориентироваться, обычно каждый на что-нибудь новое. К сожалению, во всех случаях отсутствовала модельная проработка, и практически не учитывались определяющие факторы развития событий у бывших собратьев по соцлагерю. Например, мощнейший антиоккупационный синдром, характерный для ныне наиболее продвинувшихся в Европу Чехии, Венгрии и Польши (весьма характерный также и для республик Балтии). Или цепочка весьма кровавых войн, начавшихся с бомбардировки Любляны и потрясавших распадавшуюся бывшую Большую Югославию на протяжении многих лет.

И еще о проблемах

Возвращаясь к проблеме скептиков, надо подчеркнуть, что ими часто руководит особенно наглядное в экстраполятивном методе прогнозирования соображение – сценарии будущего как бы и не являются особыми конструктами, поскольку целиком смонтированы из полученного в прошлом позитивного, то есть проверенного опытом, знания. Что, в общем, вполне верно, но проблема в том, что каждый опыт непременно ставился относительно того или иного прогноза, то есть всегда был проверкой определенного сценария. Именно эта относительность и взаимосвязь и создает новое знание (в том числе распространяет известные закономерности на более широкий интервал параметров). И в этом плане прогноз естественным образом входит в любое полученное опытным (точнее – опытно-прогностическим!) путем позитивное знание.

Спор о первичности опыта или теоретической прогнозной модели того же порядка, что и известная борьба первичностей – материи или духа. Физикалистски настроенным людям свойственно – зачастую неявно, чтобы не обозначать свою онтологическую позицию - считать материю первичной, эксперимент – также, а, соответственно, прошлое – чем-то более фундаментальным, чем будущее (и даже признавать за историей черты научности в отличие от той же футурологии…).

В конечном счете, реальность того или иного явления оценивается по его влиянию на систему, которую можно определить в качестве прибора, уровню конвенциальности (в основном единообразному признанию в достаточно широком круге экспертов) и прогнозной эффективности. И с этой точки зрения, реальность конструктов, определяющих прогнозные сценарии, может быть не менее велика, чем при рассмотрении более привычных объектов в рамках прошлого. Сомневающимся можно предложить простое, хотя и неприятное воспоминание о событиях рывка с работы (или из другого места) в связи с невыключенностью домашнего утюга. Который на самом деле мог оказаться и мирно выключенным, что, увы, выяснялось только после реализации одного из сценариев.

Не вдаваясь в глубину возможных философских дискуссий на данные темы, замечу, что как раз осознание отмеченной взаимосвязи прогноза и опыта - своеобразного принципа относительности опыта в поле прогностических сценариев – представляется одним из крупнейших достижений конца пошлого века. Особо актуальным для эпохи, когда прогнозная компонента любого продукта существенно увеличивается просто в связи с резким возрастанием темпа развития цивилизации.

О распределении ролей

Если говорить о распределении ролей, то в связке аналитик-форекастер, политтехнолог-политик часто используются аналогии строительного (соответственно, архитектор, инженер-проектировщик-прораб) или театрального (соответственно, сценарист, режиссер, актер) характера, Весьма емкие, но, разумеется, условные, как и все, что связано с аналогиями. Существенно здесь то, что данные функции могут и совмещаться в одном лице – природа знает многообразно одаренных людей. Но в основном это нежелательно, поскольку, во-первых, трудно стать опытным профессионалом во все трех направлениях, во-вторых, у политика всегда есть опасность сильного искажения прогноза, когда в его поле находится он сам. По крайней мере, в публичных выступлениях он вынужден всегда держаться на неком чрезмерно оптимистическом уровне относительно себя и не менее чрезмерно подчеркивать недостатки оппонентов.

Аналитик-форекастер, который должен (и может) создать модель с доминантными факторами развития ситуации, - весьма редкое явление, большинство действующих аналитиков относятся к категории так называемых «обозревателей», которые могут пользоваться достаточно серьезными источниками информации, но в сфере самостоятельного прогноза обычно дальше простейшей экстраполяции не идут, хотя могут оказать существенную помощь в детализации собственно прогностической модели. Хорошо просчитанный общий сценарий позволяет плодотворно поработать технологам, определяя оптимальные пути достижения намеченных позиций, скажем, конкретные акции по взаимодействию с электоратом, масс-медиа, оппонентами. Если политики не имеют времени и (или) финансовых ресурсов на создание такой команды, а хуже всего – понимания в ее необходимости, их шансы на успех крайне малы.

Очень важен детальный анализ предыдущего – пусть и крайне неприятного – опыта. Те, кто пытается развернуть кампанию в пожарном порядке, обычно выступают под лозунгом – «нечего копаться в прошлых проблемах, надо смотреть в будущее!» Им следует обратить внимание на работу анлитиков-катастрофистов в службах спасения. Можно считать, конечно, что некий самолет упал фатально – такова данная часть истории, и точка, другой просто нет… К счастью, в упомянутых службах глубоко верят в альтернативную (или вариантную) историю и изучают причины катастроф, чтобы предложить необходимые улучшения в конструкцию самолета, работу диспетчеров, условия посадки, организацию спасательных работ и т.п. В этом плане уроки истории в высшей степени полезны. Кроме той истории, которая «не знает сослагательного наклонения». Не забудем, что именно мудрые пытаются учиться на чужих ошибках.

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://newsletter.iatp.by