1. Биография

Геля родилась в 1928 году в бурятской семье участника Гражданской войны (служившего в РККА), бурят-монгольского советского партийного и государственного деятеля Ардана Маркизова, с 1936 года ставшего наркомом земледелия Бурят-Монгольской АССР и Вторым секретарем Бурят-Монгольского обкома ВКП(б). Мать — Маркизова Доминика Фёдоровна. Девочка была названа в честь теоретика коммунизма Фридриха Энгельса. Через два года после рождения Гели в семье, проживавшей в городе Улан-Удэ в доме по улице Сталина, родился её младший брат Владилен (назван в честь В. И. Ленина)^[5]. Дача М. А. Арданова соседствовала с дачей наркома финансов Бурят-Монгольской АССР Базарона Батожаргала Базаровича, дети которого дружили с Гелей.^[6]

1.1. Встреча со Сталиным

В январе 1936 года отец Гели Маркизовой был одним из руководителей делегации от Бурят-Монгольской АССР, прибывшей в Москву на общесоюзный слет колхозников^[7] (по другой версии — на приём в честь рабочих БМАССР^[5]). 27 января вместе с отцом и матерью — студенткой Московского медицинского института — девочка присутствовала на встрече с руководством ВКП(б) и СССР в Кремле. Спутником семьи Маркизовых был также Первый секретарь Бурят-Монгольского обкома и член Центральной ревизионной комиссии ВКП(б) М. Н. Ербанов.

Мемуарист Людмила Алексеева вспоминает, что, по рассказам Энгельсины, её отец договорился, что она «в нужный момент преподнесёт цветы» Сталину и маршалу К. Е. Ворошилову^[5].

В интервью белорусскому режиссёру А. И. Алаю в 2004 году Энгельсина Сергеевна рассказала об этом событии: «Нарядили меня очень красиво — мама купила мне новую матроску и дала туфельки, которые папа, конечно, забыл мне сменить. Я потом так и стояла в президиуме в валенках. Когда мы подошли к Кремлю, папа очень волновался, но часовой сказал, что детей без пропуска пускают. Мы зашли в зал, все расселись за столики. И тут начались выступления колхозников. Эти бесконечные речи продолжались очень долго. Мне было страшно скучно. Я терпела-терпела, а потом встала и пошла…». На вопрос встретившихся на пути девочки партийных деятелей «Ты куда идешь?» (как утверждает Л. М. Алексеева, этот вопрос задал ей Секретарь ЦК ВКП(б) А. А. Андреев) Геля ответила «К Сталину!» и сказала, что ей нужно вручить цветы товарищу Сталину^[5], на что получила ответ: «Ну иди, иди…».^[8]

По словам Энгельсины Сергеевны, Сталин сидел к ней спиной, но сидевший рядом член Политбюро ЦК ВКП(б) К. Е. Ворошилов похлопал его по плечу и сказал: «К тебе пришли». Сталин обернулся, сказал «Привет», взял оба букета цветов, и поставил девочку на стол президиума. «Девочка хочет сказать речь» — объявил Ворошилов^[5], на что Геля «выпалила»: «Это вам привет от детей Бурят-Монголии». В ответ на просьбы наблюдавших за сценой гостей: «Поцелуй его, поцелуй», — девочка поцеловала Сталина, на что присутствующие разразились аплодисментами^[5]. Этот момент был запечатлён множеством присутствующих фотографов и кинохроникёров.

Общавшаяся с Энгельсиной Сергеевной Л. М. Алексеева пишет: «Геля гордо сидела на сцене. Услышав слово „подарок“, она громко спросила: „А мне будет подарок?“ — что заставило всех притихнуть.»^[5] Сталин решил сделать подарок и спросил у девочки: «Что ты хочешь получить в подарок — часы или патефон?»^[9]. Геля попросила и часы, и патефон (по другой версии — граммофон^[10]). К концу вечера Геле вручили маленькую красную коробочку. Сталин взял коробочку и открыл ее. Внутри были золотые часы. Сталин поинтересовался у Гели, нравятся ли они ей, на что девочка ответила утвердительно. «Ну, а патефон ты не донесешь», — произнес Сталин. «Я позову папу», — ответила Геля. На этой встрече Ардан Маркизов уже получил в подарок один патефон. Теперь он снова поднялся на сцену за другим патефоном с набором пластинок. На часах и на металлической пластинке, прикрепленной к патефону, было выгравировано: «Геле Маркизовой от вождя народов И. В. Сталина. 27.1.36 г.».^[9][11] Кроме того, Сталин вручил Геле памятную медаль с надписью «От Вождя партии Сталина Геле Маркизовой».^[10]

На следующий день^[5] (по другой версии 30 января^[12]) центральные газеты опубликовали фотопортрет Гели со Сталиным, сделанный официальным фотографом Кремля Михаилом Калашниковым^[12], с надписью «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!»^[13]. В течение всего дня Геля ходила по гостинице с газетой в руках и, показывая ее каждому, кто ей встретится на пути, повторяла: «Смотрите, это я»^[5]. Ставшей знаменитой девочке приносили подарки, и комната гостиницы, в которой остановилась семья Маркизовых, как вспоминает сама Энгельсина Сергеевна, «была просто заставлена игрушками…». Через несколько дней, 1 февраля 1936 года, отец Гели был награждён орденом Трудового Красного Знамени «за перевыполнение государственного плана по животноводству и за успехи в области хозяйственного и культурного строительства».

Энгельсина Сергеевна вспоминает: «Возвращение в Улан-Удэ было триумфальным — встречали меня, как впоследствии космонавтов. Приглашали во все президиумы. Я была очень популярной в течение полутора лет…» Геля вскоре стала кумиром советских школьников. В это же время сильно возросла продажа матросок, а стрижка «под Гелю» стала популярной среди советских детей^[7].

1.2. Гибель родителей

В 1937 году отец Гели Маркизовой — член ЦИК СССР^[14], нарком земледелия Бурятской АССР, Второй секретарь Бурят-Монгольского обкома ВКП(б) — был арестован по обвинению в участии в контрреволюционной панмонгольской организации и проведении контрреволюционной шпионско-диверсионной работы^[8]. Одним из поводов к арестам Маркизова и других руководителей БМАССР стал мор скота, прокатившийся в летний сезон 1937 года на сельхозугодьях республики. Тогда пало 40 тысяч голов молодняка.^[7]

В секретном Спецсообщении от 15 ноября 1937 года наркома внутренних дел СССР Н. И. Ежова Секретарю ЦК ВКП(б) И. В. Сталину с приложением копии телеграммы^[14] наркома внутренних дел БМАССР В. А. Ткачева Ежов просит дать санкцию на арест Доржиева, Дампилона и Маркизова. В телеграмме Ткачева на имя Ежова, в частности, утверждалось, что по Бурятии «вскрывается контрреволюционная подпольная панмонгольская шпионско-повстанческая организация». Согласно телеграмме, по делу было арестовано 142 человека, в том числе: «наркомов — 5, секретарей райкома ВКП(б) — 7, председателей райисполкомов — 5, сотрудников НКВД — 3, работников республиканской организации — 54, кулаков и лам — 68». По показаниям арестованных в панмонгольскую организацию кроме А. А. Маркизова входили: М. Н. Ербанов (бывший спутником Маркизовых на встрече со Сталиным), Д. Д. Доржиев — бывший председатель СНК БМАССР, И. Д. Дампилон — бывший председатель БурЦИКа, а также научные работники в Ленинграде, среди которых также был член-корреспондент Академии наук СССР Ц. Ж. Жамцарано. В телеграмме утверждалось, что «организация охватила все основные участки народного хозяйства Бурятии, создав в ряде районов повстанческо-диверсионные филиалы. Ряд участников организации были связаны с японской разведкой. <...> Аресты продолжаю. Проходящие по показаниям как активные участники центра и организации Доржиев <...>, Дампилон <...> и Маркизов <...> давно исключены из партии, сняты с работы, все они члены ЦИК СССР. Прошу в целях разворота следствия телеграфно санкционировать их арест.»^[14]

В постановлении о предъявлении обвинения и избрании меры пресечения от 17 ноября 1937 года, подготовленным оперуполномоченным НКВД БМАССР младшим лейтенантом госбезопасности Бюраевым, в частности, значится, что Маркизов А. А. «достаточно изобличается» в том, что «является участником контрреволюционной панмонгольской организации и проводил контрреволюционную шпионско-диверсионную работу». Данным постановлением Маркизов был привечен в качестве обвиняемого по ст. 58-1 «а», 58-9, 58-11 УК РСФСР. «Мерой пресечения способов уклонения от следствия и суда» было избрано «содержание под стражей в Улан-Удэнской тюрьме» (см. фото фрагмента постановления).

В обвинительном заключении органов НКВД СССР, с которыми впоследствии познакомилась Энгельсина Сергеевна, значилось^[8]:

«В октябре—ноябре 1937 года на территории Бурято-Монгольской АССР ликвидирована буржуазно-националистическая, антисоветская, пан-монгольская организация, проводившая по заданию японской разведки повстанческую, диверсионную деятельность… Одним из руководителей данной организации являлся Маркизов… Под руководством Маркизова большое вредительство было проведено в Зоотехническом строительстве, в результате которого скот подвергался простудным заболеваниям и падежу. Отход молодняка составил 40 000 голов…».

Верившая в то, что её отец «никакой не японский шпион, не враг народа»^[8], Геля под диктовку матери написала письмо Сталину. В этом письме, к которому она приложила фотографии с памятного приема, Геля писала, что её отец — «пламенный большевик, преданный партии и лично товарищу Сталину, он воевал в Гражданскую войну и помогал организовать Бурят-Монгольскую республику»^[5]. Ответа не последовало. Ардан Маркизов был признан виновным и приговорён к расстрелу. 2 июня 1938 года приговор был приведён в исполнение. Как утверждает мемуарист Л. М. Алексеева, семье Ардана Маркизова сообщили, что он осуждён «на десять лет без права переписки»^{[5][4][15][16]}.

По распространённой в публицистике версии, мать Гели была отправлена с дочерью и сыном в ссылку в один из городов Казахской ССР^[13]. Однако дружившая с Энгельсиной Сергеевной Людмила Алексеева в своих мемуарах утверждает, что мать Гели вскоре после потери отца была арестована и только через 2 года, освободившись, по собственной воле с детьми переехала в Казахскую СССР.^[5] Подаренные Сталиным граммофон и часы Геля всегда возила с собой.^[16]

В Казахстане Доминика Фёдоровна работала в городской больнице врачом, и на одном из ночных дежурств в возрасте 32-х лет была найдена мёртвой.^[9] По одной из версий она покончила жизнь самоубийством^[17]. По другой версии, которой, в частности, придерживается сотрудница общества «Мемориал» М. Волкова, мать Гели была «убита при загадочных обстоятельствах, власти это преступление даже не расследовали»^[18]. По словам самой Энгельсины Сергеевны, она знакомилась с делом её матери, хранящемся в архивах ФСБ. По её утверждению, в одном из обнаруженных документов — запросе «начальника НКВД Туркестана» на имя народного комиссара внутренних дел СССР Л. П. Берии — значится: «Здесь находится ссыльная Маркизова, которая хранит подарки от Сталина и пять портретов её дочери с вождем. Что делать?». Написанную сбоку синим карандашом фразу «Устранить» Энгельсина Сергеевна приняла как подтверждение того, что её мать не покончила с собой: «мне стало ясно, что она не покончила с собой — она просто была устранена, убита. С перерезанным горлом её нашли в больнице»^[8].

Примечательно, что в одном из своих интервью, опубликованном в 2003 году в правительственной «Российской газете», писатель Анатолий Приставкин сообщает сведения, противоречащие словам Энгельсины Сергеевны, которые она сообщила режиссёру А. Алаю. На вопрос корреспондента Ядвиги Юферовой «Говорят, вы успели записать историю жизни Гели Маркизовой, той самой девочки, которую Сталин держал на руках…» А. Приставкин, говоря о судьбе матери Гели, ответил: «мать отравили».^[19]

1.3. Школа и университет

После смерти матери Геля вместе с младшим братом поехала в Москву, исполняя наказ матери: «Если со мной что-нибудь случится, забирай братика и поезжай в Москву — к тёте».^[8] По другой распространенной в публицистике версии Геля сначала была определена в детский дом (спецприёмник), и родственники сами её забрали в Москву.

Как утверждает дочь Энгельсины Сергеевны Лола Комарова^[8], в то время тётя, которая была лишь на 12 лет старше Гели, в Москве жила со своим мужем Сергеем Дорбеевым. Супруги удочерили Гелю и дали ей новую фамилию (Дорбеева^[2]) и отчество (Сергеевна^[10]). С новой фамилией и отчеством Геля пошла в школу, расположенную во дворе своего нового дома. В школе учителя и ученики знали о том, что именно эта девочка запечатлена на плакатах со Сталиным. Энгельсина Чешкова рассказывала: «И первое, что я увидела на лестнице, — это огромный портрет девочки со Сталиным. Скорее всего тётя нечаянно проговорилась директору, что это я. Началось настоящее паломничество детей — все хотели на меня посмотреть.» Лола Эриковна предполагала: «Может, мама и сама тогда проболталась. Она по натуре своей не была скрытным человеком.»^[8] В то же время писатель А. Приставкин в 2003 году, рассказывая о своей беседе с Энгельсиной Сергеевной, утверждал: «Она мне рассказывала, как сидела в школе под типовым портретом и боялась, что её узнают и с ней тоже расправятся.»^[19]

По утверждению Л. Э. Комаровой, удочеривший Гелю Сергей Дорбеев был служащим НКВД СССР «на какой-то мелкой должности, вроде завхоза» и уволился «ради Гели»^[8].

Вскоре Энгельсина Дорбеева переселилась в Йошкар-Олу, где жила её двоюродная сестра Гета (Церима). В это время йошкар-олинский стадион «Спартак» был украшен огромным плакатом, в котором были изображены Геля и Сталин^[10]. В 1947 году она поступила в Марийский государственный педагогический институт.^[10][20] В Йошкар-Оле Энгельсина Дорбеева входила в кружок молодых людей, среди которых был Юрий Николаевич Башнин, впоследствии — доцент кафедры литературы Карельского педагогического института, кандидат филологических наук^[21]. Юрий Башнин вспоминал: «Я познакомился с Гелей в 1947 году в Марийском государственном пединституте, куда мы почти одновременно поступили, только на разные факультеты. Я, мой друг Виталий, Энгельсина, её двоюродная сестра Гета (Церима) и еще несколько парней и девушек составили прекрасную компанию, где установились тёплые и доверительные отношения». Друг Башнина — Виталий Бондаревский (впоследствии учёный-историк) — был влюблён в Энгельсину, но она на его предложение ответила отказом.^[10]

В 1948 году Энгельсина Дорбеева поступила на исторический факультет МГУ, где училась вместе с дочерью Председателя Совета Министров СССР И. В. Сталина Светланой Аллилуевой.^[8] Энгельсина Сегеевна вспоминала: «Мы учились на одном факультете. Я знала, что она — дочь Сталина. А она знала, что я — та девочка, которая была на приеме у её отца. Но сблизиться мы с ней не пытались. Если наши отцы — враги, как же мы можем с ней общаться…»^[8]