Политическая корректность, или языковой такт

С. Г. Тер-Минасова

Осознавая интерес западной идеологии вообще и англоязычной в особенности к отдельному человеку в сочетании с игнорированием коллектива как прямую противоположность принципам русского мира, легко понять, почему именно в мире английского языка возникла и развилась мощная культурно-поведенческая и языковая тенденция, получившая название «политической корректности» (Political correctness — PC).

Эта тенденция родилась более 20 лет назад в связи с «восстанием» африканцев, возмущенных «расизмом английского языка» и потребовавших его «дерасиализации»— «deracialization» (см. выше о работе Али Мазруи).

Политическая корректность требует убрать из языка все те языковые единицы, которые задевают чувства, достоинство индивидуума, вернее, найти для них соответствующие нейтральные или положительные эвфемизмы. Неудивительно, что это движение, не имеющее равных по размаху и достигнутым успехам в мировой лингвистической истории, началось именно в США. Английский язык как язык МИРОВОГО ОБЩЕНИЯ, международного и межкультурного, используется как средство коммуникации представителями разных народов и разных рас. Вот почему эти народы и расы предъявляют к нему свои требования. США же — особая страна, население которой состоит из представителей самых разных народов и рас, и поэтому межнациональные, межкультурные и межэтнические проблемы здесь стоят особенно остро.

К тому же «культ отдельной личности», культ индивидуализма в этой стране, претендующей на удовлетворение извечной человеческой мечты о свободной и счастливой жизни и привлекающей всех недовольных, отчаявшихся воплотить эту мечту на родине, — этот культ, по вполне очевидным причинам, достиг апогея и составляет главный стержень идеологии, а значит, всех государственных систем — экономической, политической, культурной.

Итак, языковая корректность. В основе ее — весьма положительное старание не обидеть, не задеть чувства человека, сохранить его достоинство, хорошее настроение, здоровье, жизнь. Сама идея — замечательная, ее можно только всячески поддерживать. Термин политическая корректность представляется неудачным из-за слова политическая, подчеркивающего рациональный выбор по политическим (а значит, неискренним) мотивам в противоположность искренней заботе о человеческих чувствах, стремлении к тактичности, к языковому проявлению хорошего отношения к людям.

Попытка ввести термин языковой такт (linguistic tact), по понятным причинам, не имела успеха: мы подоспели со своими поправками, когда движение достигло мирового размаха и термин стал привычным, устойчивым и заимствованным другими языками.

Политическая корректность языка выражается в стремлении найти новые способы языкового выражения взамен тех, которые задевают чувства и достоинства индивидуума, ущемляют его человеческие права привычной языковой бестактностью и/или прямолинейностью в отношении расовой и половой принадлежности, возраста, состояния здоровья, социального статуса, внешнего вида и т. п.

Началось это движение, как уже было сказано, с африканских пользователей английским языком, возмутившихся негативными коннотациями метафорики слова black [черный]. Оно немедленно и очень активно было подхвачено феминистскими движениями, боровшимися за права женщин в современном обществе. Вот примеры тех изменений, которые претерпели «расистские» слова и словосочетания в связи с тенденцией к политической корректности:

Negro > coloured > black > African American/Afro-American [негр > цветной > черный > африканский американец/афроамериканец];

Red Indians > Native Americans [краснокожие индейцы > коренные жители].

Феминистские движения одержали крупные победы на разных уровнях языка и практически во всех вариантах английского языка, начавшись в американском. Так, обращение Ms по аналогии с Mr [мистер] не дискриминирует женщину, поскольку не определяет ее как замужнюю (Mrs [миссис]) или незамужнюю (Miss [мисс]). Оно успешно внедрилось в официальный английский язык и прокладывает себе дорогу в разговорный.

«Сексистские» морфемы, указывающие на половую принадлежность человека, вроде суффикса -man (chairman [председатель], businessman [бизнесмен], salesman [торговец]) или -ess (stuardess [стюардесса]), вытесняются из языка вместе со словами, в состав которых они имели неосторожность войти. Такие слова заменяются другими, определяющими человека безотносительно к полу: chairman [председатель] > chairperson;

spokesman [делегат] > spokesperson;

cameraman [оператор] > camera operator;

foreman [начальник] > supervisor;

fireman [пожарник] > fire fighter;

postman [почтальон] > mail carrier;

businessman [бизнесмен] > executive [исполнительный директор] или параллельно — business woman;

stuardess [стюардесса] > flight attendant;

headmistress [директриса] > headteacher.

Слово women [женщины] все чаще пишется как womyn или wimmin, чтобы избежать ассоциаций с ненавистным сексистским суффиксом.

Традиционное употребление местоимений мужского рода (his [его], him [ему]) в тех случаях, когда пол существительного не указан или неизвестен, практически уже вытеснено новыми способами языкового выражения — или his/her [его/ее], или множественным their [их]: everyone must do his duty > everyone must do his or her (his/her) duty > everyone must do their duty [каждый должен выполнять свой (букв, его) долг > каждый/ая должен/должна выполнять свой (букв, его или ее, его/ее) долг > все должны выполнять свои (букв, их) обязанности]. Все чаще встречается в письменных текстах написание s/he [он/а] вместо he/she [он/она].

В современном английском детективном романе стремление избежать форм, указывающих на грамматический род, усиленное нежеланием раскрыть пол преступника и ускорить догадку читателя этого детектива, приводит к столкновению подлежащего one person [один человек] с дополнением their guilty knowledge [их преступное знание]:

Не had no intention of telling anyone in Nightingale House where the tin had been found. But one person would know where it had been hidden and with luck might inadvertently reveal their guilty knowledge Он не собирался никому рассказывать в Найтингейл Хаузе о том, где нашли жестянку. Но один человек знал, где она была спрятана, и при случае мог бы неумышленно раскрыть их преступное знание.

И в этом же романе: Everyone who should be in Nightingale House was in her room [Все, кому надлежало быть в Найтингейл Хаузе, находились в ее комнате].

Режущее глаз сочетание everyone [все; всякий, всякая, всякое] с her room [ее комната] оправдано тем, что все обитатели Найтингейл Хауза — женщины.

В приводимых ниже примерах представлены разные группы социально ущемленных людей, которых англоязычное общество старается уберечь от неприятных ощущений и обид, наносимых языком:

invalid > handicapped > disabled > differently-abled > physically challenged [инвалид > с физическими/умственными недостатками > покалеченный > с иными возможностями > человек, преодолевающий трудности из-за своего физического состояния];

retarded children > children with learning difficulties [умственно отсталые дети > дети, испытывающие трудности при обучении];

old age pensioners > senior citizens [пожилые пенсионеры > старшие граждане];

poor > disadvantaged > economically disadvantaged [бедные > лишенные возможностей (преимуществ) > экономически ущемленные];

unemployed > unwaged [безработные > не получающие зарплаты];

slums > substandard housing [трущобы > жилье, не отвечающее стандартам];

bin man > refuse collectors [человек, роющийся в помойках > собиратель вещей, от которых отказались];

natives > indigenious population [местное население > исконное население];

foreigners > aliens, newcomers [иностранцы > незнакомцы; приезжие, нездешние];

foreign languages > modern languages [иностранные языки > современные языки];

short people > vertically challenged people [люди низкого роста > люди, преодолевающие трудности из-за своих вертикальных пропорций];

fat people > horizontally challenged people [полные люди > люди, преодолевающие трудности из-за своих горизонтальных пропорций]; third world countries > emerging nations [страны третьего мира > возникающие нации];

collateral damage > civilians killed accidentally by military action [сопутствующие потери > гражданские лица, случайно убитые во время военных действий];

killing the enemy > servicing the target [уничтожение врага > попадание в цель].

Для того чтобы избежать антропоцентризма по отношению к живому миру и подчеркнуть наше биологически равноправное сосуществование на одной планете с представителями этого мира, слово pets [домашние животные], предполагающее человека как хозяина или владельца, заменяется словосочетанием animal companions [компаньоны-животные]., house plants > botanical companions [домашние растения > компаньоны-растения], а предметы неодушевленного мира — mineral companions [компаньоны-минералы].

Политически некорректно предпочитать красивое, приятное некрасивому и неприятному. Этот вид политически некорректного поведения получил название lookism (от look 'смотреть, проверять') — favouring the attractive over less attractive [предпочтение более привлекательного менее привлекательному]. (По-видимому, самый главный — и худший! — lookist был «великий эстет» Оскар Уайльд с его эстетическими принципами поклонения Прекрасному.)

Стремительно распространяясь, политическая корректность доходит до крайностей (например,требуя заменить history [история] на herstory), становится предметом насмешек, развлечения, юмора. В результате эффект «корректности» снижается, иногда получается обратный, прямо противоположный.

Джеймс Финн Гарднер, писатель и актер из Чикаго, переписал самые популярные сказки политически корректным языком, и его книга «Politically Correct Bedtime Stories», изданная одновременно в Нью-Йорке, Торонто, Оксфорде, Сингапуре и Сиднее, немедленно стала бестселлером номер один.

В предисловии к этой книге автор оговаривается, боясь обвинений в нарушении политической корректности (но и здесь не удержавшись от юмора):

If, through omission or commission, I have inadvertently displayed any sexist racist culturalist, nationalist regionalist, ageist lookist ableist sizeist, speciesist intellectu-alist, socioeconomicist, ethnocen-trist phallocentrist heteropatriarchi-alist, or other type of bias, as yet unnamed, I apologize and encourage your suggestions for rectification. Если по причине недосмотра или пристрастия я неумышленно проявил какие-то сексистские, расистские, культуралистские, националистские, регионалистские, «лукистские», социально-экономистские, этноцентристские, фаллоцентристские, гетеропатриархалистские взгляцы, а также любые другие, не упомянутые мною предрассудки, касающиеся возможностей, размеров, рода, умственных способностей, я приношу свои извинения и призываю всех предлагать мне свои уточнения.

Отрывки из этих «политически корректных» сказок не нуждаются в комментариях, они иллюстрируют тенденцию последовательной политической корректности, доведенной до абсурда.

The Three Little Pigs

Once there were tnree little pigs who lived together in mutual respect and in harmony with their environment. Using materials which were indigenous to the area, they each built a beautiful house... One day, along came a big, bad wolf with expansionist ideas. He saw the pigs and grew very hungry m both a physical and ideological sense. When the pigs saw the wolf, they run into the house of straw. The wolf ran up to the house and banged on the door, shouting, «Little pigs, little pigs, let me in!»

The pigs shouted back, «Your gunboat tactics hold no fear for pigs defending their homes and culture».

But the wolf wasn't to be denied what he thought was. his manifest destiny. So he huffed and puffed and blew down the house of straw. The frightened pigs ran to the house of sticks, with the wolf in hot pursuit. Where the house of straw had stood, other wolves bought iip the land and started a banana plantation.

At the house of sticks, the wolf again banged on the door and shouted, «Little pigs, little pigs, let me in!»

The pigs shouted back, «Go to hell, you carnivorous, imperialistic oppressor!»

At this, the wolf chuckled condescendingly. He thought to himself: «They are so childlike in their ways. It will be a shame to see them go, but progress cannot be stopped».

So the wolf huffed and puffed and blew down the house of sticks. The pigs ran to the house of bricks, with the wolf close at their heels. Where the house of sticks stood, other wolves built a time-share condo resort complex for vacationing wolves, with each unit a fiberglass reconstruction of the house of sticks, as well as native curio shops, snorkeling, and dolphin shows.

At the house of bricks, the wolf again banged on the door and shouted, «Little pigs, little pigs, (et me in!»

This time in response, the pigs sang songs of solidarity and wrote letters of protest to the United Nations.

By now the wolf was getting angry at the pigs' refusal to see the situation from the carnivore's point of view. So he huffed and puffed, and huffed and puffed, then grabbed his chest and fell over dead from a massive heart attack brought on from eating too many fatty foods. The three little pigs rejoiced that justice had triumphed and did a little dance around the corpse of the wolf. Their next step was to liberate their homeland. They gathered together a band of other pigs who had been forced off their lands. This new brigade of porcinistas attacked the resort complex with machine guns and rocket launchers and slaughtered the cruel wolf-oppressors, sending a clear signal to the rest of the hemisphere not to medale in their internal affairs. Then the pigs set up a model socialist democracy with free education, universal health care, and affordable housing for everyone.

Please note: The wolf in this story was a metaphorical construct. No actual wolves were harmed in the writing of the story.

Snow White

Once there was a young princess who was not at all unpleasant to look at and had a temperament that many found to be more pleasant than most other people's. Her nickname was Snow White, indicating of the discriminatory notions of associating pleasant or attractive qualities with light, and unpleasant or unattractive qualities with darkness. Thus, at an early age Snow White was an unwitting if fortunate target for this type ofcolorist thinking.

Белоснежка

Жила-была одна молоденькая принцесса, которая была вовсе не неприятна на вид, и характер у нее был такой, что многие признавали его лучшим, чем у других. Ее называли Белоснежкой, что указывает на укоренившееся дискриминационное предубеждение— ассоциировать приятные или привлекательные свойства со светом, а неприятные или непривлекательные качества — с темнотой. Таким образом, с раннего возраста Белоснежка была невольной, хоть и удачливой мишенью для подобного мышления — дискриминации по цвету кожи.

Cinderella

There once lived a young wommon named Cinderella, whose natural birth-mother had died when Cinderella was but a child. A few years after, her father married a widow with two older daughters. Cinderella's mother-of-step treated her very cruelly, and her sisters-of-step made her work very hard, as if she were their own personal unpaid laborer.

One day an invitation arrived at their house. The prince was celebrating his exploitation of the dispossessed and marginalized peasantry by throwing a fancy dress ball. Cinderella's sisters-of-step were very excited to be invited to the palace. They began to plan the expensive clothes they would use to alter and enslave their natural body images to emulate an unrealistic standard of feminine beauty. (It was especially unrealistic in their case, as they were differently vfsaged enough to stop a clock.) Her mother-of-step also planned to go to the ball, so Cinderella was working harder than a dag (an appropriate if unfortunately speciesest metaphor).

Золушка

Жила-была молодая женщина по имени Золушка, чья природная мать умерла, когда Золушка была еще ребенком. Несколько лет спустя ее отец женился на вдове с двумя более взрослыми дочерьми. Мачеха Золушки обращалась с ней очень жестоко, а сводные сестры заставляли ее трудиться до седьмого пота, как будто она была их личным неоплачиваемым работником.

Однажды в дом прислали приглашение. Принц решил в честь эксплуатации неимущего и маргинального крестьянства устроить бал-карнавал. Сводных сестер Золушки очень взволновало это приглашение во дворец. Они стали обдумывать дорогие наряды, для того чтобы изменить свой природный образ в подражание реально не существующему стандарту женской красоты. (Это было особенно нереально в их случае, так как они были столь нестандартной внешности, что от их вида могли остановиться часы.) Ее мачеха тоже собиралась поехать на бал, так что Золушке пришлось вертеться как белке в колесе (подходящая метафора, но, к сожалению, некорректная по отношению к виду животных).

Jack and the Beanstalk

Once upon a time, on a little farm, there lived a boy named Jack. He lived on farm with his mother, and they were very excluded from the normal circles of economic activity. This cruel reality kept them -in straits of direness, until one day Jack's mother told him to take the family cow into town and sell it for as much as he could.

Never mind the thousands of gallons of milk they had stolen from her! Never mind the hours of pleasure their animal companion had provided! And forget about the manure they had appropriated for their garden! She was now just another piece of property to them. Jack, who didn't realize that nonhuman animal have as many rights as human animals — perhaps even more — did as his mother asked.

On his way to town, Jack met an old magic vegetarian, who warned Jack of the dangers of eating beef and dairy products.

Джек и бобовое дерево

Давным-давно на маленькой ферме жил маленький мальчик по имени Джек. На ферме он жил со своей мамой, и они были исключены из обычных сфер экономической активности. Эта жестокая реальность постоянно держала их в стесненных обстоятельствах, пока как-то однажды мать Джека не попросила его отвести их корову в город и продать ее как можно дороже.

Забыты литры молока, которые они украли у нее! Забыты часы удовольствия, которые доставляло им их верное животное! Забыт и навоз, которым они удобряли свой сад! Теперь корова для них лишь часть их собственности. Джек, который не понимал, что просто животные наделены столькими же правами, что л животные-люди, — а может, и большим количеством прав, — сделал, как велела ему мать.

По пути в город он встретил старого волшебника-вегетарианца, который рассказал Джеку об опасностях, с которыми можно столкнуться, если есть говядину и молочные продукты

Приведенные тексты не нуждаются в комментариях. Обратим внимание лишь на несколько «политически корректных» исправлений привычных слов.

Слова Snow White и Белоснежка политически некорректны в обоих языках (и в английском, и в русском), потому что имеют white и бело- и таким образом внушают расистскую идею, что «белый» — это хорошо, положительно, а «черный»— плохо, отрицательно. Вместо привычного very poor [очень бедный] в описании Джека и его матери читаем very excluded from the normal circles of economic activity [исключены из сфер обычной экономической активности]. В другой сказке вместо very poor приводится обычный политически корректный вариант— very economically disadvantaged [экономически ущемленный].

В сказке о трех козлятах самый маленький (the smallest) описывается так: this goat was the least chronologically accomplished of the siblings and thus had achieved the least superiority in size [этот козленок хронологически был наименее развитым из всех братьев и поэтому не добился преимущества в размере]».

Некрасивые сестры Золушки были differently visaged [нестандартной внешности], а красивая Белоснежка описана по законам «недооценки» — understatement: not at all unpleasant to look at [вовсе не неприятная на вид]. И в корзине у Красной Шапочки, разумеется, не было политически некорректных пирожков и масла. Это была a basket of fresh fruit and mineral water [корзиночка с фруктами и минеральной водой] по вполне очевидным причинам, которые Красная Шапочка не преминула объяснить бабушке: Red Riding Hood entered the cottage and said: «Grandma, I have brought you some fat-free, sodium-free snacks» [Красная Шапочка вошла в дом и сказала: «Бабушка, я принесла тебе обезжиренные гостинцы, не содержащие нитратов»]. Политическая корректность как направление развития языка вызывала много вопросов, критики, сомнений. Бесспорно, что в живом языке все попытки создать стилистически нейтральные «заповедники» разбиваются о способность слов приобретать в новых условиях новые коннотации, часто негативные. Своеобразный эксперимент такого рода был проделан в лингвистической школе профессора 0. С. Ахмановой, выдающегося советского лингвиста международного уровня. В лингводидактических и лингвопрагматических целях 0. С. Ахманова и ее ученики (к числу которых автор этих строк с гордостью принадлежит) разработали учебный вариант английского языка — «The English We Use». Принципы выделения этого варианта представлены в известной книге 0. С. Ахмановой и Р. Идзелиса «What is the English We Use?»го, в докторской диссертации И. М. Магидовой п и в многочисленных диссертациях и публикациях членов лингвистической школы Ахмановой.

В качестве предмета изучения английский язык как иностранный представлен двумя разновидностями: 1) The English We Speak About то есть тот английский язык, который ориентирован на навыки узнавания (recognition skills) — чтение и восприятие на слух; 2) The English We Use — английский язык, направленный на развитие навыков речепроизводства (production skills) — письмо и говорение. В основе этого варианта учебного английского языка (прагмалингвистического стиля, по терминологии И. М. Магидовой) лежат моделированные тексты. Моделированный текст— это такой текст, из которого, по научно разработанным принципам, изъято все, что не может быть скопировано, заучено и употреблено иностранным учащимся; в нем каждое слово, каждое словосочетание, каждая грамматическая форма (а в устном виде — каждый звук) — образец для подражания, то есть язык представлен в самой чистой и правильной с точки зрения современных норм форме. Эти два основных «подвида» — язык, о котором мы говорим, и язык, на котором мы говорим, — коррелируют соответственно с двумя основными функциональными стилями (художественным и научным), отражающими две важнейшие функции языка — воздействие и сообщение.

The English We Use, «английский, который мы употребляем»,— это учебный вариант ан-лийского как иностранного, это абсолютно нейтральный стилистически, научно стерилизованный, «безопасный» для иностранцев язык учебников, лингафонных курсов и т. п., нацеленных на обучение активному владению языком, на производство речи — устной и письменной. 3 70-80-е годы кафедра английского языка филологического факультета МГУ издала множество учебных пособий по лингвистике и общей филологии, написанных на этой разновидности языка. Идея, как и в случае с политической корректностью, была абсолютно правильная, благородная (уберечь учащихся от глупых и сложных ситуаций, в которые можно попасть, взяв за образец английский, который мы должны понимать, о котором мы, иностранцы, можем и должны говорить, но не использовать его в собственной речи), научно обоснованная, но живой язык сломал рамки заповедника. Стилистически выверенные, абсолютно нейтральные фразы стали превращаться в кодовый язык кафедры, обросли коннотациями, их употребление стало производить нарочитый, часто конический эффект.

Особо избитые, ключевые фразы типа «the problem has not received all the attention it deserves» [проблема не была исследована с должным вниманием], произносимые с одинаковой заученной интонацией, стали вызывать иронию,усмешку, восприниматься как развлечение, тайный общий код. Это отнюдь не означает, что нужно отказаться от идеи, поскольку идея — правильная. Это означает, что ее надо модифицировать, представить более гибко, не загоняя лексику в жесткие рамки «заповедника», соблюдая чувство меры и не ускоряя внедрение новых форм.

Политическая корректность языка направлена на то, чтобы оберегать права и достоинства индивидуума, и поэтому нельзя допустить, чтобы она себя дискредитировала крайностями или выродилась в свою противоположность, став средством лакировки, завуалирования всякого рода человеческих проблем, красивой упаковкой горького, грязного, гнилого продукта. Такого рода обвинения в адрес политической корректности уже формулируются в общественной и научной прессе. По словам С. С. Аверинцева, Умберто Эко считает политическую корректность главным врагом толерантности сегодня.

В результате постоянного интереса к человеческой личности как центру западной идеологии, на который направлены усилия и политики, и экономики, и культуры, английский язык и добрее, и гуманнее, и вежливее к человеку, чем — увы! — русский язык. С нашей идеологией коллективизма и игнорирования индивидуализма (само это слово имеет в русском языке негативные коннотации) трудно ожидать чего-то другого. Русский язык, как правило, не обременяет себя соображениями гуманности и чуткости по отношению к отдельному человеку.

Так, мой ровесник и коллега, профессор истории из США Питер Запп, получил по достижении определенного возраста так называемый golden passport — «золотой паспорт», дающий ему «за выслугу лет» много моральных и материальных льгот. Я в возрасте 55 лет также получила аналогичный документ — пенсионное удостоверение, первая строчка которого извещает всех интересующихся этим документом: «пенсия назначена по старости». Этот документ тоже предоставил мне много льгот (бесплатный проезд на общественном транспорте по Москве, например), но прямота формулировки и полное отсутствие всякого намека на политическую корректность надолго испортили настроение. Еще пример. В МГУ пересматривались зарплаты и должности сотрудников. В результате этой кампании моя коллега, работавшая на историческом факультете МГУ старшим редактором, получила должность «историка третьего разряда». Увеличение зарплаты ее мало утешило: некорректное название новой должности («третий разряд» звучало как «третий сорт») огорчило ее до слез.

Английский язык проявляет заботу о человеке, избегая «негативных» антонимов в парах: good — bad [хорошо— плохо], present — absent [присутствовует— отсутствует]. В старейшей и известнейшей школе английского языка как иностранного International House при проверке письменных работ учащихся антонимом слова good стало не bad, как можно было ожидать, а словосочетание to think about [подумать о], после чего перечислялись недостатки работы. В таком психологически тонком деле, как преподавание иностранных языков, нужно быть особенно внимательными и чуткими к учащимся, чтобы не отпугнуть их от предмета изучения, не углубить неизбежных комплексов, чувства неуверенности и страха при вступлении на территорию чужого языка, чужой культуры, чужого мира. Приглашение подумать о, to think about ободряет идти дальше по трудному пути.

В англоязычных официальных документах: протоколах разного рода заседаний комитетов, ассоциаций, конференций — после перечисления участников под словом present, соответствующего русскому присутствовали, вместо ожидаемого absend отсутствовали употребляется «антоним» apotogies, то есть 'прислали извинения в связи со своим отсутствием'. Даже если Вы не прислали никаких извинений и вообще проигнорировали это заседание, английский язык представит Вас максимально вежливо и культурно.

Русский язык такого уровня изящества еще не достиг, хотя «влияние Запада» (на этот раз, для разнообразия, благоприятное) уже дает о себе знать. Так, говоря об отзыве оппонента на защите диссертации, доцент факультета иностранных языков Е. В. Маринина сказала: «В отзыве были отражены и позитивные, и спорные стороны моей работы», избежав очевидного антонима негативные.

Русский язык советского времени, отражая идеологию полного подчинения интересов отдельного человека интересам коллектива, не снисходил до выражения заботливого, теплого отношения к человеку. Отношения учитель — ученик, врач — пациент, офицер — солдат традиционно строились на приказах, командах, предполагающих беспрекословное выполнение. Приведу только один пример. В студенческом капустнике филологического факультета МГУ в 60-е годы была сцена обсуждения школьного урока методистом — руководителем студенческой педагогической практики:

ПРАКТИКАНТКА. Ну как?

МЕТОДИСТ. Хорошо!

ПРАКТИКАНТКА. А мне так страшно было.

МЕТОДИСТ. Только говорить школьникам «спасибо» и «пожалуйста» — непедагогично.

В «женском вопросе» русский язык, до которого пока не добрался феминизм, все еще стоит на позициях «мужского шовинизма»: мужчины в русском языке женятся или берут в жены, а женщины — выходят замуж, то есть прячутся за мужа.

Постсоветский русский, разумеется, претерпевает радикальные изменения, в первую очередь в связи с радикальной переменой идеологии (см. следующую главу). Однако «политическая корректность» как мощное языковое движение еще только зарождается и пока что развивается по линии эвфемизмов. Так, аборт рекламируется как прерывание беременности. Горьковские босяки были вытеснены в 20-30-е годы бездомными и беспризорниками, затем эти слова выпали из оборота вместе с явлением, ушедшим из жизни, а в постсоветской России, когда явление не просто вернулось, а расцвело пышным цветом, вошел в употребление милицейский термин бомж (сокращение от без определенного места жительства) и производные от него бомжиха, бомжевать и т. п.

Итак, сопоставление двух языков отчетливо демонстрирует подчеркнутую вежливость, заботливое, чуткое отношение к человеку со стороны английского языка, и игнорирование, в соответствии с противоположной идеологией, этого аспекта со стороны русского языка.

Однако изучение более обширного материала английского языка в этом плане раскрывает подлинные корни и идеологии, и соответствующей реакции языка. В подавляющем большинстве корректность английского языка вызвана КОММЕРЧЕСКИМИ мотивами. В центре идеологии Запада оказывается, таким образом, человек, рассматриваемый как потенциальный клиент, покупатель, пассажир, абонент. И этого клиента (покупателя и т. д.) надо привлечь, обласкать, не спугнуть, побудить сделать, купить, продать то, что нужно компании, магазину, организации. Это КОММЕРЧЕСКАЯ КОРРЕКТНОСТЬ и коммерческая забота о человеке-клиенте. В этом вопросе английский язык достиг высокого мастерства. Так, пассажиры разных видов транспорта делятся на 1) first class [первый класс] — это престижно, первый класс возвышает человека в собственных и чужих глазах; 2) business (club) class [бизнес-класс (клуб)] — тоже избранные, но рангом чуть пониже, и билеты, соответственно, дешевле; 3) все остальные, но, конечно, не второй класс. Второй класс вообще не существует. Клиенту не нравится быть человеком второго класса или сорта. Поэтому у пассажиров самолета не первый и не бизнес-класс называется economy class [экономический класс] (экономным быть не зазорно, даже похвально), а у пассажиров железнодорожного транспорта — standard class [стандартный класс]. Standard — это хорошо, это, как все, стандартно. Однако в самолете, чтобы не задеть чувств пассажиров непервого класса и не потерять клиентов, на салоне первого класса пишут: First cabin customers [Пассажиры первого класса].

Для того чтобы привлечь, а вернее, не оттолкнуть покупательниц больших размеров, владельцы и директора магазинов проявляют изобретательность в придумывании приятных, комплиментарных, привлекательных вывесок: BIB — сокращенно от Big Is Beautiful [Большое — это великолепно]; Renoir Collection [ренуаровская коллекция]. Все точно продумано: ренуаровские женщины — розовые, нежные, приятно округлые. «Рубенсовская коллекция» звучала бы гораздо менее привлекательно.

Телефонный тариф классифицируется также с учетом «чувств» клиента. Он может быть cheap [дешевый]. Это хорошо для клиента, выгодно, клиент доволен. Следующий разряд— дороже— называется все тем же удобным нейтральным словом standard [стандартный]. Наконец, максимальный по дороговизне разряд должен был бы, как антоним cheap, называться expensive [дорогой]. Но, разумеется, это коммерчески некорректно, слишком прямо, слишком «в лоб». И самое дорогое телефонное время называется peak [пик].

Стиральные порошки продаются в трех упаковках: small [маленькая], medium [средняя], но вместо пугающего large [большая] используется гораздо более «корректное» и приятное слово family [семейная] или Jumbo [Джамбо] — по имени милого мультипликационного слоненка.

Даже зубные щетки продаются очень деликатно: for small teeth — для маленьких зубов, for standard teeth — для стандартных зубов, а больших зубов у носителей английского языка не бывает — это не соответствует представлениям о красоте лица, поэтому следующий, последний размер называется for regular teeth — для обычных, нормальных, правильных зубов, именно так переводится слово regular.

И сигарет не бывает ни big, ни large — ни больших, ни крупных размеров. Это было бы как-то слишком прямолинейно. Сигареты бывают King size — королевского размера.

Все слова, которые могут привлечь покупателя при описании товара: натуральная кожа — real, genuine, natural leather, при описании обуви или одежды обязательно будут упомянуты. Однако не натуральная кожа только по-русски так будет называться: искусственная, синтетическая, кожезаменитель. Английский язык не допускает ни artificial, ни synthetic. Антоним натуральной кожи даже и не переводится на русский язык: man-made — буквально 'сделанный человеком'.

Русские продукты маркированы без всякой коммерческой корректности: Годен до и дальше дата. И подразумевается: а потом — негоден. И покупатель не купит этот продукт на следующий день после срока годности. Английский язык выражается очень аккуратно и не так категорично: Best before [Лучше всего употребить до] — и дата. Но это — best, превосходная степень, не исключающая годности, когда better[луч-ше], сравнительная стернь, а потом еще некоторое время мажет быть просто good [хорошо] — положительная степень.

Итак, повышенная корректность английского языка, его вежливость и заботливое отношение к индивидууму обусловлены следующими факторами:

1) высоким уровнем социальной культуры и хорошими традициями общественного поведения;

2) идеологией и менталитетом общества, провозгласившего культ отдельной личности и устоев ее индивидуального мира (privacy) — в противоположность идеологии Советской России, сосредоточенной на общих интересах народа, коллектива;

3) коммерческим интересом к человеку как к потенциальному клиенту.

Знание социокультурного, идеологического компонента чрезвычайно важно для изучающих иностранные языки, для правильной и эффективной речевой коммуникации. Так, например, для русского менталитета характерно нормальное отношение к людям, определенная искренность реакций, эмоциональность, сентиментальность.

В результате на самый распространенный вопрос общения: How are you? [Как поживаете?] русскоязычный, изучающий английский язык, как правило, начинает давать подробный, часто пространный ответ, описывая свое здоровье, семейные обстоятельства, успехи или неприятности на работе, в то время как английский язык, в соответствии с требованиями культуры, национального характера и менталитета, допускает практически только один ответ: «Fine, thank you [Спасибо, хорошо]», даже если говорящий глубоко несчастлив или на пороге смерти. How are you?— пустая формула общения, за ней не стоит реальный интерес к: личности собеседника, это формальное признание контакта.

Без знания культурно-речевых традиций каждого из народов и каждого из языков межкультурная коммуникация не происходит, а имеет место конфликт культур. Иностранцы недоумевают: зачем эти пространные ответы русских, русские обижаются на пренебрежение иностранцев. Вот как объясняет эту коллизию А. В. Павловская: «Чувство братства и коллективизма породило множество других особенностей национального характера русских. Отношения между людьми в России носят неформальный характер, и понятие дружбы ценится очень высоко. Будьте готовы к тому, что на обычный вопрос „как дела?" вы получите от русского знакомого подробный отчет. Формальность иностранцев в данном случае часто обижает русских. Г. Волчек, известный режиссер московского театра „Современник", рассказывала, как, находясь в Америке, она провела своеобразный эксперимент. На вопрос „How are you?" поспешно выпалила: „У меня муж утопился". На что услышала обычное „Рада слышать". Важна не столько достоверность истории, сколько сам факт обиды известного человека, много путешествующего за границей, образованного и начитанного, но реагирующего на ситуацию в соответствии с особенностями русской традиции».

Русский язык более прямолинеен и категоричен, поэтому изучающие английский язык обычно совершают социокультурную ошибку, регулярно пользуясь словосочетанием of course [конечно]. По-русски это звучит вполне приемлемо и энергично как ответ на вопрос, просьбу и т. д. Для англоязычного общества of course— слишком категорично и имеет обидные оттенки: это так очевидно, неужели вы этого не понимаете, неужели вы такой глупый, необразованный. Нужно быть очень осторожным с of course: социокультурные ошибки, напоминаем, воспринимаются гораздо более болезненно, чем собственно языковые.

Формальная вежливость — ярко выраженная черта англоязычного общества. На простой вопрос: «Tea or coffee? [Чаю или кофе?]» нельзя ответить просто «Tea [Чаю]», нужно обязательно всегда добавлять please - «Tea, please [Чаю, пожалуйста]». «Black or white? [Черный или с молоком?]» — «Black, please [Черный, пожалуйста]». В отрицательном ответе надо добавить thank you [спасибо], но не пускаться в разъяснения. Например, на вопрос: «Sugar? [Сахар?]» надо ответить: «No, thank you [Нет, спасибо]». Это будет абсолютно по-английски: коротко, ясно и вежливо. Ответ же: «Thank you, but I don't eat sugar. They say, it is harmful [Спасибо, я не употребляю сахар. Говорят, это очень вредно]», несмотря на грамматическую и лексическую правильность, совершенно не приемлем с точки зрения культуры и менталитета.

В проблемах межкультурного общения нет мелочей.

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.baznica.info