Вопрос о соотношении  искусства и философии  сложен  не

только потому,что он сложен по своему смыслу,но еще и потому,

что это соотношение исторически менялось. Для эпохи Возрожде-

ния не было ничего  эпатирующего в том,что Леонардо да Винчи

называл живопись "истинной философией",поскольку живопись,по

его словам,самостоятельно обнимает первую истину.Аналогичная

миссия признавалась за поэзией и за архитектурой.Искусство в

эпоху Возрождения вмещало в себя весь состав фундаментальных

мыслей о мире,и поэтому оно шло рука об руку с философией.

     Обособление эстетики,с одной стороны,и эмансипация фило-

софии от теологии - с другой,привели к необходимости установ-

ления более четкого соотношения между этими формами духовной

деятельности, так же как это происходило и в сфере  соотноше-

ния  исскуства и науки. Для ХЎХ века на первый  план выдвину-

лась проблема иерархического  строения  здания  гуманитарных

наук. Так,Шеллинг и романтизм вообще,ставя искусство (особен-

но музыку) выше  науки, провозглашали  его  главенство и над

философией, а Гегель, наоборот, при всей признаваемой им зна-

чимости эстетического  венчал здание самопознания абсолютной

идеи его высшей формой - философией.

     Однако с кризисом рационализма изменился и тот смысл,ко-

торый привносился западной философией в вопрос о соотношении

искусства и философии. Стремление отчетливо развести эти фор-

мы и установить между ними иерархическую  субординацию смени-

лось как бы возвратившейся  исторической тенденцией к их сов-

мещению или даже  почти  отождествлению. Однако в отличие от

ушедших  исторических эпох это очередное сближение исскуства

и философии происходило уже на иных основаниях.Уже не поэзия,

не живопись и не музыка, а художественная проза признавалась

естественной  сферой  этого  содружества, и уже не искусство

уподоблялось  философии, что предполагает где-то в своей глу-

бине большую значимость философии, но философия стала уподоб-

ляться художественной прозе,что,напротив, предполагает исход-

ное  превосходство  искусства (продолжение линии романтиков).

Сначала А.Шопенгауэр и Ф.Ницше , затем Г.Риккерт и А.Бергсон

объединили  философию и искусство на том  основании, что они

одинаково далеко отстоят от практики и что  то и другое есть

целостное  "созерцающее" постижение  жизни, использующее  не

столько логику понятий, сколько иррациональную интуицию. Пло-

дом этого  совмещения стал новый жанр литературы - "интеллек-

туальная романистика" (Т.Манн и другие). Естественно, что та-

кое сближение осуществлялось только в рамках тех направлений

философии, которые  строились  на  тезисе о бессилии  логико-

понятийных познавательных средств и потому неизбежно  должны

были ориентироваться на "сверхпонятийные" - художественные -

способы постижения истины.Таково было, например, направление

экзистенциализма, в русле которого творили А.Камю, Г.Марсель,

и Ж.П.Сартр; их философские сочинения были насквозь художест-

венны, а художественные - насквозь философичны.

     Вопрос о соотношении искусства и философии  действитель-

но является очень сложным и многоплановым. Между этими двумя

видами духовной деятельности  человека, несомненно, есть глу-

бокое родство,но нет полного внутреннего тождества.Философия

и искусство, как говорил М.М.Бахтин,"нераздельны,но и неслия-

нны". Совместно  противостоя на современном  этапе  развития

культуры  науке благодаря отсутствию у них конкретного объек-

та познания, эти формы духовной  деятельности все же противо-

поставимы с точки зрения своих познавательных средств, конеч-

ной  цели и своего  языка. Философия  в  этом смысле ближе к

науке - она тяготеет к логико-понятийному  аппарату, к систе-

матичности, к тому, чтобы  высветить свои выводы в рациональ-

но-воспроизводимых формах рассуждения. Исскуство же в принци-

пе ориентировано на образно-символические формы  познания  и

выражения, которые  не  предполагают  своей  рассудочной вос-

производимости. Раскрыть и прокоментировать смысл образа или

символа можно только с помощью другого (изоморфного) символа

или образа. Растворить  смысл  образа в понятиях  невозможно,

как невозможно и лишить его индивидуально-личностной окраски

путем обобщающей абстракции. Возможна лишь  относительная ра-

ционализация смысла образа или символа, но при этом сразу же

изменится и познавательная  парадигма : из  сферы  искусства

данный смысл, подвергшийся рационализации, сразу же перейдет

в область науки и философии.

     Исскуство и философия, таким образом - это взаимозависи-

мые, но различные формы общественного  сознания, которые, не-

смотря на всю близость (но не тождественность) своих содержа-

тельных областей, на свою равную направленность на предельно

общие вопросы духа и бытия, отличаются методом познания и вы-

ражения. Философия, в сущности, может  быть  (хотя  это и не

всегда так) растворена в понятиях и подана в безличной форме

(хотя бы в педагогических  целях), искусство же не поддается

такому - педагогическому - растворению и обезличиванию.Здесь

схвачены как бы разные модусы человеческого сознания,его раз-

ные состояния и разные по форме виды деятельности. Это много-

различие  духовных  состояний - одно из самых ценных свойств

человеческого сознания.Унификация смыслов,их сведение к одно-

му знаменателю обедняет как сами смыслы,так и самого унифика-

тора.

     Сказанное, конечно, не значит, что художественная проза

не должна "философствовать", а философия должна  оперировать

только сухими  рассудочными схемами. Любое сближение противо-

положностей рождает новое, третье, качество, не аннулируя ис-

ходную  пару. Так, "интеллектуальная  романистика", обогатив

европейскую культуру именами Т.Манна и Ж.П.Сартра, отнюдь не

"отменила" тем  самым "внероманную" философию  и "внефилософ-

скую" прозу.Культура живет в своих самых разных формах и раз-

новидностях, и она только  выигрывает в этом богатстве от пе-

риодически  возникающих  скрещений. Искусство и философия по-

разному - в этом и состоит  их  ценность - удовлетворяют выс-

шие потребности духа.Чем свободней и многоразличней духовная

жизнь общества, тем  естественней и органичней оно развивает-

ся.

          
     В общем плане проблема  соотношения целого и его частей

традиционно предполагала решение таких вопросов, как :

1).Является ли целое суммой частей или оно есть нечто качест-

   венно иное.

2).Что чему предшествует - часть целому или целое части.

3).Какова  связь между целым и его частями, а также между са-

   мими этими частями внутри целого - имеет ли эта связь при-

   чинный характер.

4).Познается ли целое  через  части  или же части могут быть

   познаны  лишь на основе  знания о включающим  их  в  себя

   целом.

     Вплоть до повсеместного  распостранения  системного под-

хода все эти главные вопросы решались либо механически-сумма-

тивно, либо идеалистически-интегративно.

     Попытаемся  ответить  на  четыре поставленных вопроса с

диалектико-материалистических позиций.Вопрос первый : как со-

относятся  целое и его части? Целое представляет собой такое

единство своих частей, которое обладает новыми качественными

свойствами, никак не выводимыми  из  составляющих его частей.

Возьмем молекулу воды. Это пример сравнительно простой систе-

мы. Сам по себе водород, два атома которого образуют эту сис-

тему, горит, а кислород, один атом которого входит в нее,под-

держивает  горение. Система же, образуемая из этих элементов,

вызвала к жизни совсем иное, именно  интегративное  свойство:

вода гасит огонь. Атомы всех химических элементов,образуя мо-

лекулы и входя в такие системы,как органы и другие структуры

организма человека, обретают новые интегративные, то есть за-

висящие от объемлющего их целого, свойства,которые поднимают

структурную организацию материи на иной уровень.

     Еще  Сократ заметил, что лицо  связывает в единое целое

свои части : губы, рот, нос, глаза, уши, подбородок, щеки. И

как бы ни различались по виду и по функциям все части лица,и

как  бы  ни были сходны, сами  по  себе они не образуют лица.

Лицо есть нечто единое, целое. Оно неразделимо и несводимо к

тем частям, из которых состоит,без потери своей качественной

определенности как именно лица. Оно объединяет части, охваты-

вает их все и образует  уникальное  целое, обладающее новыми

интегративными свойствами. В двуполых биологических видах ни

одна отдельная особь не может дать потомства без участия осо-

би другого  пола, и это не простая  сумма ранее разрозненных

свойств,а следствие их интегративного,целостного объединения.

     Итак, целое - это такая сущность, которая не сводится к

простой сумме составляющих ее частей.

     Как  же  соотносятся качества целого и частей? Целое ус-

тойчивей своих частей. По отношению к ним оно выступает в ви-

де своего рода "каркаса",который обладает большой относитель-

ной устойчивостью. Это похоже на костер : дрова подкладывают-

ся, сгорают и улетучиваются, а пламя в целом остается.

     Однако и целое не вечно : будучи  выражением момента от-

носительной устойчивости бытия, оно не является вместе с тем

абсолютно  неизменной  сущностью. Принцип развития как раз и

заключает в себе идею качественных сдвигов в области устойчи-

вых целостных структур, в то время как текучесть частей цело-

го, их  материальная  неустойчивость и постоянное  изменение

своего вещественного состава не являются атрибутами развития,

но только - показателями постоянно происходящих в природе из-

менений.

     Из выше сказанного уже ясно, что  постановка  вопроса о

том, что предшествует: часть - целому или целое - части (воп-

рос второй), метафизична в своей основе, и это  отмечал  уже

Гегель. О предшествовании  речь  может  идти только в случае,

если целое понимается идеалистически : как нечто предшествую-

щее возникновению материи вообще в качестве  ее  источника и

(или) прообраза. В случае же, если  категории части и целого

имеют равноправное онтологическое толкование как атрибуты са-

мого бытия, то ни части (в качестве именно частей данного це-

лого) не существуют до и без целого, ни целое не  существует

до и вне своих частей. Таким образом, категории целого и час-

ти

с другом, причем  это  соотношение носит характер
тей, так и самого целого.

     Из такой соотносительной природы категорий части и цело-

го, подчеркивающей  их  одновременность, вытекает и ответ на

третий вопрос - о характере связи между целым и его  частями,

а также между частями внутри  самого целого. Известно, что в

системах действует принцип симметричной взаимозависимости,на-

зываемый в науке  принципом  функциональной корреляции (соот-

ветствия). Ни одна часть не может измениться без того, чтобы

не изменились другие части, и это изменение носит синхронный

характер. Действующая в системном целом  обратная связь обес-

печивает устойчивость целого в пределах данной  качественной

определенности. Наряду с корреляцией  в  системном целом дей-

ствует  также и субординационная  связь, отражающая  сложное

внутреннее  устройство  системы, где одни части по своей зна-

чимости  могут уступать другим и подчиняться им в общем деле

сплочения всех элементов в единое целое. Выражая  тип  связи

между сосуществующими в целом  явлениями, корреляция и субор-

динация отнюдь  не  отрицают детерминизма вообще, а вместе с

тем и генетического причинного детерминизма,который в данном

случае  выступает как опосредствованый иными системными прин-

ципами, в силу  чего  действие  может выражаться в форме кор-

релятивных зависимостей (вуалирующих причинную связь).

     Наконец, ответим на четвертый  вопрос - о гносеологичес-

кой значимости  категорий  целого и части. Что через что поз-

нается:целое через свои части или части через целое? И здесь

своя диалектика: познание  частей  и  целого  осуществляется

одновременно. Выделяя части, мы сразу же познаем их  не  как

обособленные явления, взятые сами по себе,а как именно части

данного целого. С другой  стороны, познавая  целое, мы также

сразу же имеем в виду и его разделенность  на части. Без час-

тей нет целого, без  целого  нет частей. Целое есть
выделяем в нем соответствующие части и выясняем  характер их

связи.Однако недостаточно изучить части без их связи с целым:

знающий только части еще не знает целого. Так,отдельный кадр

в кино можно понять по-настоящему, лишь как элемент всей кар-

тины в целом. С другой стороны, обилие  частностей может зас-

лонить целое. Это характерная черта эмпиризма.

     Вопрос о гносеологической значимости категорий  части и

целого наиболее  важен в методологическом  отношении, ибо он

позволяет адекватно осмыслить эвристическую  значимость прин-

ципа редукции (сведения сложного к более простому) с тем,что-

бы избежать опасности редукционизма. Редукционизм  далеко не

однозначен, он имеет многообразные формы, однако во всех слу-

чаях следует видеть его ограниченность и необходимость  пере-

хода  к  интегративности (то есть к системному  подходу) как

способу  реконструкции "разрушенной" целостности. Принцип ре-

дукции имеет смысл только как  рабочий  инструмент  познания,

применяемый для достижения сознательно поставленных  промежу-

точных целей. Зрелый и изощренный ум схватывает события с са-

мого начала в целом, наблюдает  их  как бы сверху, улавливая

общую суть единого, а потом уже вникает в детали,с тем чтобы

осмыслить целое во всей его внутренне дифференцированной глу-

бине - сущностно.
                
1.Спиркин А.Г. Основы философии.Учебное пособие.- Москва,1988
2.Введение в философию.Учебник для высших заведений.- Москва,

  1989
3.Философия, 100 экзаменационных ответов. Экзаменационный

  экспресс-справочник.- Ростов-на-Дону, "Март",1999