ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ПО ВЫСШЕМУ ОБРАЗОВАНИЮ
ЮЖНО-УРАЛЬСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ
УНИВЕРСИТЕТ

ФАКУЛЬТЕТ  ЭКОНОМИКИ И ПРАВА

Р Е Ф Е Р А Т

ПО  КУРСУ :    История государства и права зарубежных стран.

ТЕМА: Протекторат Кромвеля.

                                                    Выполнил: Щурова Наталья Александровна

Группа: Ю-2005

                                                    Проверил: Грудзинский Владимир Викторович
Челябинск 1999.



План:

Введение

1.      Исторические события предшествующие протекторату.

2.      Протекторат

Заключение

Список литературы






ВВЕДЕНИЕ

«Ближайшее потомство клеймило Кромвеля как нрав­ственное чудовище, а в позднейшее время его прослав­ляли как величайшего из людей».

Так говорит Ранке. Выражаясь точнее, можно сказать:XVII век ненавидел и презирал Кромвеля, XVIII не пони­мал его и только XIX воздал ему должное. Иначе не мог­ло и быть. Историки и люди XVII века отнеслись к Кромвелю как люди партии. Они охотно верили всяким не­былицам, которые только рассказывались про него; они готовы были даже клеветать, чтобы как-нибудь очернить память этого страшного и непонятного для них челове­ка, чьему слову еще так недавно вольно или невольно подчинялась вся Англия. Они упрекали Кромвеля в рас­путной юности, грязных болезнях ханжестве и лицеме­рии. Они называли его сыном дьявола, узурпатором и цареубийцей. Они не хотели признать в нем даже гения и с удовольствием распространялись о его поразитель­ных способностях к интриге. . Для XVIII века первая английская революция (1641—1661 годы) и ее ге­рой были непонятны. XVIII век верил в разум, почитал разум преклонялся только перед ним.

Я в своем реферате ,хотел бы проследить жизнь О. Кромвеля, которая тесно связана с историей Англии этого периода.




В парламентской армии выдвинулась плеяда талантливых гене­ралов. Одним из наиболее видных стал Оливер Кромвель (1599-1658) — командующий конницей и лидер умеренно-республикан­ского протестантского крыла в армии и парламенте.

Победа в первой гражданской войне и поражение монархии сти­мулировали обособление разных идейных и политических течений в кругах парламентских сторонников. Пресвитерианское большинство парламента (отражавшее позиции знати и финансово-торгового патрициата городов) стремилось к достижению соглаше­ния с королем на основе исторической конституции и подтвержде­ния Великой ремонстрации. Индепенденты, независимцы, составлявшие меньшинство в парламенте (и отражавшие позиции имущего большинства населения страны) стремились закрепить вер­ховенство парламента, включая даже возможность установить ре­спублику. Согласно индепендентской идеологии, свобода совести считалась естественным правом человека, таким же, как вообще свобода мысли; парламент же должен был только возглавлять систе­му независимых и свободных общин, которые решали бы дела пред­ставительным образом. В годы подъема революции в армии и среди городских низов обозначилось и новое течение — левеллеров (уравнителей), лидером которых стал публицист Д. Лилльберн. Левеллеры ориентировались на признание народного верховенства и свободного управления народа на основе всеобщего избирательного права. Особое место заняли и идеи армейской революционной сти­хии, которая требовала полного переустройства власти на основе ра­зумных законов, отрицая даже незыблемость исторического консти­туционного порядка.

Индепенденты во главе с О. Кромвелем господствовали в армии, особенно после подавления “уравнительного” мятежа части полков в1647 г. В мае 1647 г. на сборе армии сформировался особый орган — Совет армии, который занимался не только военными делами, но и постепенно становился институтом государственного управления. Преобладание Совета армии стало значительным после того, как в июле 1647 г. под его руководством армия заняла Лондон и вернула в парламент изгнанное было оттуда просвитерианами индепендент-ское меньшинство.

Между различными течениями парламентской оппозиции рас­хождения нарастали, когда в 1648 г. разразилась Вторая граждан­ская война. На защиту монархии поднялись главным образом шот­ландские аристократы-пресвитериане, их поддержал флот, роялист­ские мятежи прошли по всей Центральной Англии. Армия Кромвеля подавила выступления и, еще раз вступив в Лондон, поддержала ор­ганизованный Советом офицеров разгон монархически настроенных  (таких оказалось около 140). После этого парла­мент, численно сократившийся и мало представительный, стал, по существу, орудием индепендентской диктатуры .ульминацией революции стал организованный по решению парламента суд над королем Карлом I (январь 1649 г.). В состав суда — первого в мировой истории суда нации над короной — были включены до 150 законоведов и членов парла­мента, но реально значительная часть из них, в т. ч. главнокоман­дующий армией генерал Ферфакс, уклонились от процесса. Разби­рательство шло 5 дней. В итоге Карл I был признан «тираном, из­менником, убийцей и врагом государства». Под давлени­ем армии и на основе происшедших параллельно процессу поли­тических перемен в стране суд вынес смертный приговор. 30 января 1649 г. при огромном стечении народа на лондонской торговой пло­щади Карлу I отрубили голову. В прощальном слове король предо­стерег нацию против «ложного пути»: «Теперь в Англии царствует грубая сила. Вернитесь к старому, воздайте кесарю кесарево, а Божье Богу... Я стою за народную свободу. Но в чем она заключает­ся? Она в том, чтобы иметь правительство и законы, обеспечиваю­щие личность и собственность». Казнь короля стала заключительным, формально-юри­дическим завершением установления в Англии республики. Вслед за процессом Палата общин отменила институт единоличной монархии в стране как «ненужную, обременительную и опасную для свободы, общей безопасности и публичного интереса» (17 марта 1649 г.). Судьбу монархии разделила Палата лордов, члены которой ранее не поддержали идею суда над королем (19 марта 1649 г.). 19 мая 1649 г. Англия была провозглашена республикой, которая дол­жна управляться «высшей властью нации, представителями народа, в парламенте при этом не должно быть ни короля, ни лордов». Идеи «общего благосостояния» (Commonwealth) и «свободного государст­ва» (free State) стали основными конституционными принципами     организации новой власти. Верховным органом власти в Английской республике стал парла­мент, составленный из одной Палаты общин. Его полномочия были заново определены еще до официального объявления республики. В Постановлении об объявлении себя высшей властью в государстве (4 января 1649 г.) Палата общин. провозгласила (1) признание на­родного суверенитета как основы всякой власти, (2) представительную и избирательную от общин ор­ганизацию высшей власти, (3) неограниченные законодательные полномочия представителей общин. Парламент сосредоточил у себя практически всю полноту госу­дарственной власти, включая организацию правительственной вла­сти, администрацию, руководство армией и высший судебный конт­роль. Принцип парламентского абсолютизма (нарушение начала народного суверенитета) был в наи­большей степени реализован в ходе английской революции. Исполнительная высшая власть передавалась Государственному совету (образован 7 ноября 1649 г.) из 41 члена. Советники избира­лись парламентом на 1 год из числа компетентных людей — воен­ных, юристов, ученых. В первый состав Совета вошли Кромвель, Ферфакс, Пэн, Д. Мильтон. Бессменным председателем был Брэд-шоу, глава суда над королем, формально Совету принадлежали только полномочия по исполнению решений парламента. Фактиче­ски же в нем и в подчиненных ему комитетах (образованных в 1642-1644 гг.), сосредоточилась правительственная власть. Такое перераспределение полномочий от парламента к правительственным институтам также было своеобразной чертой новой республики. Политически система власти была нестабильной. В составе Дол­гого парламента после 1649 г. оставалось около 80 членов (т. н. «ох­востье»). В заседаниях и решениях дел принимали участие еще меньшее количество. Большинство из них были одновременно чле­нами Государственного Совета и Совета армии. Чрезвычайно воз­росли авторитет и личная военная власть О. Кромвеля. В условиях обострявшихся отношений с Ирландией и Шотландией, продолжаю­щихся конфискаций имений роялистов организация власти обнару­жила очевидное тяготение к военно-диктаторскому режиму и к еди­ноличной власти. Режим военной диктатуры.   Развитие революционной стихии и Протекторат         крен значительной части армии в сто­рону левеллеров-уравнителей был опа­сен не только в политическом отношении. Крепло движение кресть­янских масс в направлении аграрной реформы и полного передела собственности. Хотя в последний проект «Народного соглашения» (политической программы демократов армии) в мае 1649 г. был вне­сен пункт, запрещавший парламенту отменять в стране частную собственность, само существование такого положения лучше прочих говорило об уровне напряженности. Весной-летом 1649 г. в стране появилось движение «диггеров» (копателей), занявшихся практиче­ским захватом «Божьих земель». Это стремление «сделать держате­ля столь же свободным, каким является лорд» Кромвель позднее оценил как весьма опасное для «естественного состояния нации». Объективно в тех условиях рост уравнительного .движения повлек бы за собой только нарастание революционного хаоса. Нарастало и роптание в армии, недовольной длительным непереизбранием парламента и требовавшей обновления вообще принципов избирательного права.

|     В 1650 г. Кромвель сменил Ферфакса на посту генерала армии.  Разгром левеллерского движения укрепил его позиции среди офи­церства. Опираясь на поддержку армии, 20 апреля 1653 г. он разо­гнал «охвостье» (Rump) Долгого парламента. Для управления страной Кромвель организовал переходный, т. н. Бэрбонский парламет (по имени одного из депутатов, торговца кожами). Члены парла­мента (в числе 140) были назначены самим Кромвелем преимуще­ственно из числа местных индепендентских конгрегаций (церковных общин). Настроения парламента показались, однако, Кромвелк опасными. Как позднее он записал, по мнению большинства чрез­мерно ударившихся в поиски земной справедливости парламентари­ев, «если кто-либо имел 12 коров, конвент полагал, что он должен поделиться с соседом, не имевшим ни одной. Кто мог бы назван что-либо своим, если бы эти люди продолжали хозяйничать в стране?» Парламент был распущен, как только назначил членов нового Государственного совета и передал права власти лордугенералу. По предложению Государственного совета Совет армии утвердил писа­ную конституцию республики под названием «Орудия управления» где система власти существенно изменялась.

Идея писаной конституции была новой для Англии. Вышла она из армейской среды. Еще в июне 1647 г. Совет армии предложи парламенту особую Декларацию с предложениями зафиксировать в письменном законе права и полномочия парламента, а также новую организацию исполнительной власти. Предложения, зафиксирован­ные в протоколах совета были возрождены и послужили основой для конструкции нового государственного порядка.

«Орудие управления» (13 декабря 1653 г.) устанавливало внеш­не республиканскую, а, по сути, диктаторскую систему власти. Зако­нодательная власть «свободного государства Англии, Шотландии и Ирландии» сосредоточивалась в двойном институте — парламенте и  вновь учрежденном лорде-протекторе. Парламенту принадлежал! исключительные полномочия изменять, приостанавливать, вводит] новые законы, учреждать налоги или подати. Парламент должен  был созываться регулярно (раз в 3 года) и самостоятельно, нельзя было распускать его ранее 5 месяцев работы. Избирательное право устанавливалось на новых основах, где главными были только имущественный ценз (в 200 фунтов стерлингов) и возрастной (21 год) Парламент должен был состоять не менее чем из 60 членов, «известных своей честностью, богобоязненных и хорошего поведения».

Рядом с парламентом учреждалась власть лорда-протектора Выбор на этот пост производился Государственным советом (членов] которого в числе 15, в свою очередь, избирал парламент). Лордпротектор имел право утверждать или откладывать законы парламента Он пользовался практически неограниченной властью в делах управления («содействовал» ему в этом только Совет численностью о 13 до 21 члена). Протектор считался главнокомандующим армией ему полностью принадлежали права в сфере внешней политик](включая право вести войну и заключать мир, при согласии Сове та). От его имени проводились впредь все назначения должностных лиц. Он обладал также правом помилования. Только назначение Высших правительственных чинов требовали согласия парламент. Или Совета — так возродился отстаиваемый на первом этапе революции принцип ответственного правительства. И Особой статьей конституции полномочия лорда-протектора закреплялись за О. Кромвелем.

ПРОТЕКТОРАТ

16 декабря 1653 года В этот день ров­но в час пополудни пышный кортеж двинулся из Уайт-холла в Вестминстер между двумя линиями солдат. Прибыв в Вестминстерхолл кортеж вошел в залу канцлерского суда на одном конце которой было поставлено кресло правителя. Когда Кромвель стал перед этим креслом и все присутствовавшие разместились вокруг него генерал Ламберт объявил что, парламент распущен по добро­вольному согласию его членов и просил лорда-генера­ла от имени армии и трех наций в силу необходимости вытекающей из самого положения дел принять протек­торат над республикой Английской Шотландской и Ир­ландской. После минутной, скромной нерешительности Кромвель дал свое согласие. Тогда один из секретарей совета Джессон прочел конституционный акт где в сорока двух пунктах был изложен смысл протекторского правления. Кромвель произнес и подписал клятву «при­нять на себя управление и протекцию над соединенны­ми нациями сообразно правилам изложенным в прочи­танном акте».

Вынужденного во всем этом ровно ничего не было. Воз­можным представлялся выбор из трех комбинаций: или провозглашение королем Карла II  или диктатура пар­ламента или же наконец, протекторат Кромвеля. добровольно.

Вот как действовал Кромвель с роялистскими заговорщиками; против них устремлял он свои демон­страции, грозившие строгими мерами, а в случае нужды приводил в исполнение и самые эти меры, частью для действительной защиты себя от их замыслов, частью же для того, чтобы собрать вокруг себя республиканцев, полных ненависти или проникнутых духом беспокой­ства. В поводах к этому недостатка не было. Через месяц после провозглашения протектората в Сити было откры­то сборище, состоявшее из одиннадцати роялистов, за­мышлявших произвести общее восстание партии и убить Кромвеля; в апреле была найдена прокламация, якобы от имени Карла II, в которой говорилось что «убить про­тектора — это подвиг, одинаково приятный Богу и всем честным людям». За голову назначалась высокая цена, чины, кресты, ордена и земли. Жаркая борьба разгоралась между Кромвелем парламентом и армией, так как Кромвель все дальше и дальше ухо­дил от сорока двух статей и приближался к образцу ста­рой, им же уничтоженной монархии. Сущность его протекторства вначале сводилась к тому, что «верховная и законодательная власть Англии сосредоточивается в од­ном лице и в народе, собранном в парламенте». Одно лицо и было зародышем начинавшейся монархической реак­ции. Кромвель сильно ускорил ее приход. Конституцион­ный акт предоставлял частью одному ему лично, частью при содействии государственного совета, от него же зависевшего, почти все атрибуты королевской власти. Он поспешил воспользоваться этим. Судьям и всем высшим государственным чиновникам велел он тотчас выдать рескрипты, им самим подписанные. Все публичные акты, административные и судебные, совершались его именем; он торжественно установил свой государственный совет и подчинил его рассуждения большей части тех правил, которым издревле следовал парламент. Дом его принял всю пышность и все формы двора. В сношениях с иностранными посланни­ками он ввел правила и этикетсуществовавшие при пер­воклассных монархических дворах.

И всюду носился слух что он скоро будет королем, что он уже король и коронован тайно.

Но он не торопился... в этом по крайней мере. Зато, совершал он мно­гие из тех реформ на которые Долгий парламент и пар­ламент баребонский потратили столько слов. Управле­ние финансами, поправка, содержание дорог, положе­ние содержавшихся под стражею за долги и внутреннее управление тюрем — все было установлено в видах доб­рого порядка. Дуэли были запрещены. Новый устав, тща­тельно обработанный, ввел в разумные и гуманные границы судебную расправу. Христианские проповеди и разумное управление приходами были поощрены.

Улучшены школы и положение школьных учителей, а 12 апреля 1665 года было наконец издано повеление о присоединении Шотландии к Англии.

Внешняя политика Кромвеля была более чем блестя­ща. Она была преиспол­нена национального достоинства. Перед величием гения протектора принуждена была склониться сама Европа. Сначала она признала его в сане, потом невольно под­чинилась его руководству. По прошествии полувека, в течение которого Англия едва ли имела более веса в ев­ропейской политике, чем Венеция или Саксония, она вдруг сделалась самой грозной державой в свете, пред­писала Голландии условия мира, отомстила варварий-ским пиратам за обиды, нанесенные ими всему христи­анскому миру, победила испанцев на суше и на море, завладела одним из прекраснейших Вест-Индских остро­вов (Ямайкой) и приобрела на фламандском берегу кре­пость (Дюнкирхен), утешившую национальную гордость за потерю Кале. Она царила на океане. Она шла во гла­ве протестантских интересов и протестантского движе­ния. Все реформатские церкви, рассеянные по римско-католическим королевствампризнавали Кромвеля сво­им покровителем. Гугеноты Лангедока/ пастухи/ которые в своих альпийских деревушках исповедовали протестан­тизм древнее аугсбургского, были защищены от притес­нения одним лишь звуком его великого имени. Сам папа принужден был проповедовать гуманность и умерен­ность папистским государям, ибо голос, редко угрожав­ший по-пустому, объявил, что, если бы народу Божию не было оказано снисхождения, английские пушки за­гремели бы в замке св. Ангела...

Однако все эти поразительные успехи отнюдь не ме­шали Кромвелю ссориться с парламентом и все больше расходиться с ним.

Мы уже видели что английская революция преследо­вала две цели: во-первых — восстановление старых англий­ских вольностей (сюда надо включить параграфы Великой хартии и принципы самоуправления); а во-вторых — свобо­ду совести. К этому постепенно присоединились пункты радикальной программы: уничтожение феодализма, коро­левской власти, государственной церкви и палаты лордов.

Революционным принципом было проведение в жизнь личного начала. Свобода совести и мысли, книгопечата­ния/ митингов/ равноправность всех перед законом, уничтожение привилегий крови и другие требования радикалов призваны были расширить сферу прав каж­дого отдельного человека за счет сословного или госу­дарственного начала.

Было время, когда Кромвель несомненно и очевидно сочувствовал всем этим принципам. Но между Кромвелем — полковником парламентской армии, и тем же Кромвелем — лордом-про­тектором Англии—разница очень существенная

На самом деле ему предстояла дилемма: или упрочить свою власть до той степени, когда она станет выше вся­ких посягательств, или же рано или поздно отправиться на эшафот. Казнь Карла была сожжением кораблей. По­сле нее возвращаться назад было невозможно. Примире­ние с Карлом II, которое в идее соблазняло многих дипломатов, задумавших даже бракосочетание младшей дочери протектора, леди Франциски, с наследником Стюартов, принадлежало к области утопий. «Карл,— го­ворил Кромвель— никогда не простит мне смерти отца, а если бы он простил, то был бы недостоин короны». Чтобы поддерживать свою власть, Кромвелю надо было постоянно усиливать ее. Ведь его власть, в сущности, не признавали, ей только подчинялись. Ему не прощалось ничто. Все с нетерпением ждали, когда же наконец счастливая звезда изменит ему, когда его заре­жет нож заговорщика/ разобьют испанцы/ взорвут папи­сты или сектанты? Кромвель отличался слишком проницательным умом, чтобы удовлетвориться внешней покорностью и почить на лаврах

«Кромвель,— говорит Гизо,— вовсе не был философ. Он действовал не по предварительно обдуманному и си­стематически расположенному плану но руководство­вался в деле управления высоким инстинктом и практи­ческим смыслом человека, которому Божий перст назна­чил править народом».

 «План Кромвеля,— говорит Маколей,— с самого на­чала имел значительное сходство с древней английской конституцией, но через несколько лет он счел возмож­ным пойти далее и восстановить почти все части преж­ней системы под новыми названиями и формами. Титул короля не был возобновлен, но королевские прерогати­вы были вверены лорду верховному протектору. Госу­дарь был назван не величеством, а высочеством. Он не был коронован и помазан в Вестминстерском аббатстве, но был торжественно возведен на престол, препоясан го­сударственным мечом, облачен багряницей и наделен драгоценной Библией в Вестминстерском зале. Его сан не был объявлен наследственным, но ему было дозволе­но назначить преемника, и никто не мог сомневаться, что он назначит сына».

Палата общин была необходимой частью государ­ственного устройства. В учреждении этого собрания про­тектор обнаружил мудрость и политический смысл/ ко­торые не были как следует оценены его сонременнмками. Недостатки древней представительной системы, хотя вовсе не такие важные, какими они сделались впослед­ствии, уже замечались людьми дальновидными. Кром­вель преобразовал эту систему на следующих основани­ях: маленькие города были лишены привилегий, число же членов за графства было увеличено. Очень немногие

города без представительства успели до того времени приобрести важное значение. Из этих городов самыми видными были: Манчестер, Лидс и Галифакс. Представи­тели были даны всем трем. Прибавлено было число чле­нов за столицу. Избирательное право было устроено так, что всякий достаточный человек, владел ли он поземель­ной собственностью, или нет, мог вотировать за граф­ство, в котором жил. Несколько шотландцев и несколь­ко колонистов-англичан, поселившихся в Ирландии, были приглашены в собрание, долженствовавшее изда­вать закон для всех частей Британских островов.

В реформах Кромвеля заключается, конечно, зародыш всех последующих преобразований в области избира­тельного права. Но действовал он более чем осмотритель­но: он не только не уничтожил ценза, но даже не умень­шил его. С другой стороны, история выборов во все его парламенты часто возмущала людей, стоящих на точке зрения права. Выборы эти всегда производились под сильным административным давлением, и протектор никогда не стеснялся прибегать к самым экстраординар­ным мерам, чтобы обезопасить себя от короля или про­теста парламента. Первая палата общин, какую народ избрал по его приказанию, выразила сомнение в законности его ав­торитета и была распущена, не успев издать ни одного акта. Вторая признала его протектором и охотно сдела­ла бы королем, но упорно отказывалась признать его но­вых лордов. Ему не оставалось ничего более как распу­стить и ее. «Бог,— воскликнул он при расставании,— да будет судьею между мной и вами!»

В тщетных попытках обезопасить спою власть от всяких поползновений, Кромвель настойчиво искал для нее таких опор, которые не исходили бы прямо из его лич­ного величия и гения. Оттого-то так настойчиво уподоб­лял он себя королю, где только это было возможно; от­того-то задумал он восстановить палату лордов. Это было очень трудное дело. Кромвель застал уже существовав-шее дворянство, богатое, весьма уважаемое и настолько популярное между другими классами, насколько какое-нибудь дворянство когда-либо бывало. Если бы он как король Англии повелел пэрам собраться в парламент со­гласно древнему обычаю государства, многие из них без сомнения повиновались бы призыву. Но этого он не мог сделать. Он только предложил главам знаменитых фа­милий занять места в своем новом сенате. Те отказались. С их точки зрения согласие было бы равносильно уни­жению достоинства, как своего, так и родового. Они тоже спрашивали ежеминутно: «Ваши полномочия. Ваше Высо­чество? Покажите нам их!» Протектор поэтому был при­нужден наполнить свою верхнюю палату новыми людьми/ успевшими в течение последних смутных времен обратить на себя внимание. Это было наименее удачное из его предприятий, не понравившееся всем партиям. Левелле-ры гневались на него за учреждение привилегированного класса. Толпа, питавшая уважение к великим историческим планам, без удержу смеялась над палатой лордов, в ко­торой заседали счастливые башмачники и извозчики, куда были приглашены немногие дворяне и от которой все старинные пэры отворачивались с презрением.

 Зна­менитый принцип, что «Англия управляется сама со­бой», был совершенно забыт. Страна была разделена на военные округа. Эти округа находились под начальст­вом генерал-майоров. Всякое мятежное движение немед­ленно подавлялось и наказывалось. Страх, внушенный могуществом меча, находившегося в такой сильной/ твер­дой и опытной руке, укротил дух и кавалеров, и левел-леров. Предлагали защищать старые вольности Англии. Но всякий понимал, что в данную минуту это было бы безумием. Нельзя ничего было сделать даже путем заго­воров: полиция протектора была хороша, бдительность его была неослабна, и когда он появлялся вне пределов своего дворца, обнаженные мечи и кирасы верных те­лохранителей окружали его плотно со всех сторон.

«Будь он,—говорит Маколей,—жестоким, своеволь­ным и хищным государем, нация могла бы почерпнуть отвагу в отчаянии и сделать судорожное усилие освобо­диться от военного деспотизма. Но тягости, какие тер­пела страна, хотя и возбуждали серьезное неудовольст­вие, однако не были такими, которые побуждают огром­ные массы людей ставить на карту жизнь, имущество и семейное благосостояние против страшного неравенст­ва сил. Налоги, правда более тяжкие, чем при Стюар­тах/ были не тяжелые в сравнении с налогами соседних государств и ресурсами Англии. Собственность была безопасна. Даже кавалер/ удерживавшийся от наруше­ния нового порядка/ наслаждался в мире всем, что оста­вили ему гражданские смуты. Уничтоженные Долгим парламентом последние следы крепостничества, конеч­но, не возобновлялись. Отправление правосудия между частными лицами совершалось с точностью и безуко­ризненностью, дотоле неслыханными. Ни при одном английском правительстве со времен Реформации не было так мало религиозных преследований...»

Но это слишком важный пункт, чтобы говорить о нем мимоходом.

Всякий желал бы/ конечно, чтобы этих религиозных преследований не было совершенно. К сожалению, ни­что не распространяется так медленно, как веротерпи­мость. Если мы спросим себя, кто в описываемую нами эпоху был искренне и действительно на стороне свобо­ды совести, то во всей Англии едва ли насчитаем деся-ток-другой человек. Кромвеля надо поставить во главе их. Но и ему приходилось делать уступки духу времени, и ему надо было казнить и вешать, чтобы не разойтись с теми, кто был опорой его власти, его жизни. Католиков ненавидели, и теперь более, чем когда-нибудь. Истори­ческие и политические мотивы присоединились к моти­вам религиозным. Даже такие люди, как Мильтон/ раз­деляли эту ненависть: стоит лишь припомнить, с каким грозным негодованием, с какой злобой и местью гово­рит он о папизме. Папизм—порождение дьявола. Это один из догматов английского миросозерцания полови­ны XVII века, быть может, самый упорный и настойчи­вый. После Кромвеля он продержался еще более 160 лет, и позорное пятно английской конституции — Test-Act/ запрещавший католическим подданным Британского ве­личества занимать какие бы то ни было государствен­ные или общественные должности, был уничтожен лишь в 1824 году!.. Полной веротерпимости не могло быть и при протекторе. Но в этом отношении он сделал все возмож­ное. Основным государственным законом было провоз­глашено, что католики и епископы нетерпимы. Богослу­жение и пропаганда были/ конечно, безусловно воспре­щены им. Были даже преследования. В июне 1654 года, например, один бедный католический священник, три­дцать семь лет назад изгнанный за свое звание, решился вернуться в Англию, но был схвачен сонный с постели и отправлен в Лондон, где его судили, приговорили и пове­сили. Но Кромвель делал немало усилий, чтобы избе­гать подобной жестокости; он желал, чтобы преследуе­мые давали ему возможность уклониться от нее, соблю­дая наружное приличие. Но когда их горячая вера или энергический характер отвергали эти маленькие слабо­сти, тогда он, не колеблясь, предавал их всей строгости законов. Однако и тут надо отдать справедливость Кромвелю: преследования при нем были, но не было инкви­зиции, не было беспутного вторжения в чужую челове­ческую душу, преднамеренного выискивания жертв для костров и виселицы. Стоило не быть энтузиастом, что­бы спокойно исповедовать какую угодно веру. Свобода культа, правда, была ограниченная, и в 1655 году 24 ноя­бря епископалам было запрещено находиться при част­ных семействах в качестве духовников и наставников, как это часто бывало. До драгонад, к счастью, дело не дохо­дило, хотя, кроме Кромвеля, кто же мог помешать им? Многие и многие из его партии, наверное/ были бы в восторге от такого радикального искоренения папизма.

Сектантов, анабаптистов, милленариев, квакеров Кромвель не преследовал совсем, разве на политической почве. Мало того, он решился привлечь к себе другой класс людей, всеми гонимый и презираемый. Это были евреи. Кромвель, не давая им публичного права граж­данства/ которого они домогались, позволил некоторым из них жить в Лондоне. Они выстроили там синагогу, приобрели участок земли для кладбища и втихомолку образовали род корпорации, преданной протектору, тер­пимость которого служила единственной гарантией их безопасности.

После роспуска последнего своего парламента (4 фев­раля 1652 года), сделавшего было попытку ограничить его самовластие, и после удачной войны с Испанией в Индии и Европе, Кромвель достиг высшей степени мо­гущества; он пользовался огромным влиянием в Европе и высшим авторитетом в Британии... Но — странная иро­ния судьбы — чем выше поднимался он по ступеням сла­вы и могущества, тем все более становился одиноким. От него отворачивались его старые боевые товарищи/ которые служили под его началом, когда он был еще про­стым капитаном: они не могли понять, в чем тут может заключаться преступление, если палату состоящую не из лордов, не называть палатою лордов. Но Кромвель требовал безусловного повиновения. Республиканские и анабаптистские мнения затрагивали его власть в самом корне, он не хотел терпеть их по крайней мере в армии. Я служил ему пятнадцать лет,— говорил после смерти

его Паккер, суровый и честный офицер-республика­нец,— с той поры, как он сам командовал еще кавале­рийским эскадроном, до момента его высшей власти; я семь лет командовал полком и теперь одним дыханием его, без всякого суда, я выброшен вон. Я лишился не только места, но и старого лагерного и боевого товари­ща, и пять подчиненных мне капитанов, все честные люди, были исключены вместе со мной за то/ что не хо­тели сказать, что у нас есть палата лордов».

Недовольные офицеры задумали даже заговор и пы­тались собраться возле находившегося в немилости Лам­берта — тоже когда-то товарища и друга Кромвеля. Пол­ковник Гетчинсон узнал об этом. Искренний христианин и республиканец, он со времени изгнания Долгого пар­ламента оставил армию и политику: его возмущала ти­рания Кромвеля, но еще больше возмущала тирания злой, безумной посредственности, которая хотела занять его место. «Кромвель,— говорит его жена,— был смел и велик, а Ламберт—только полон глупого и нестерпи­мого тщеславия». Гетчинсон предупредил протектора, и заговор был потушен в самом начале.

На его месте возник немедленно другой.

Несмотря на всю классическую скупость испанского двора и собственную вялость. Карл II собрал наконец на берегах испанских Нидерландов небольшой корпус войск; нанято было несколько транспортных судов; слу­хи о близкой экспедиции получили некоторую основа­тельность; английские роялисты с жаром просили о ней/ обещая восстать всей массой. Роялистские движения по­явились сразу в нескольких местах: на севере, юге, запа­де, в самом Лондоне. Но — звезда и теперь не изменила Кромвелю — между заговорщиками оказался изменник. Надзор и репрессалии усилились. Никогда тюрьмы не были так переполнены: число заключенных за поли­тические преступления простиралось до двенадцати ты­сяч человек! Начался суд в особой комиссии—настоя­щем революционном трибунале, где чувство самосохра­нения заменяет все законы и диктует все меры.

Эти заговоры заставляли задумываться. Общество/ все, целиком, не замедлило дать почувствовать Кромвелю все свое неудовольствие его ссорами с парламентом. Протек­тор требовал у муниципального совета ссуды, но Сити,

которая всегда доставляла деньги парламенту, нашла их для Кромвеля так же мало, как некогда для Карла I. Дело дошло даже до задержек в уплате пошлин, утвержден­ных в последнюю сессию. На какой же успех можно было рассчитывать при взимании податей, никем и никогда не утвержденных?

Будущее в таких обстоятельствах не предвещало ни­чего доброго. Большинство сторонников Кромвеля уже настойчиво задавали себе вопрос, сформулированный его же сыном Генри: «Не зависит ли все от одной только личности отца, от его искусства, от привязанности к нему армии/ и не возгорится ли кровавая война, когда его не будет?»

Но и эта единственная опора была уже надломлена. Одно из близких к Кромвелю лиц старается доказать, что попытка управлять государством без парламента надор­вала его жизненные силы. Несомненно, что неудача его планов болезненное возбуждение. Он по целым неделям перестал показываться даже в кругу сво­ей семьи.

А ведь он любил ее и прежде все свое время прово­дил с нею.

Семейство Кромвеля было центром и главным элемен­том его двора. Он вызвал в Лондон сына Ричарда и сде­лал его членом парламента, тайным советником и чле­ном Оксфордского университета. Второй сын его. Ген­ри, управлял Ирландией и часто навещал отца. Зять его, Джон Клейполь, человек аристократических нравов, лю­бивший удовольствия роскошной жизни, был так же, как и сам Ричард — будущий протектор/ в коротких отно­шениях со многими кавалерами. По выходе замуж по­следних двух дочерей Кромвеля за лорда Оральконбриджа и Рича вокруг него собрались четыре юные семейст­ва, богатые/ стремившиеся наслаждаться и услаждать приближенных людей блеском своей жизни.

Сам Кромвель любил общественное движение, бле­стящие собрания, особенно музыку, и находил удоволь­ствие в привлечении к себе артистов. Вокруг дочерей его образовался двор многолюдный и одушевленный. Только одна из них, леди Флитвуд, пламенная и строгая республиканка, мало принимала участия в этих пирах и скорбела о «монархическом» и светском увлечении, которое преобладало как в доме, так и в политике про­тектора.

Но все это было и прошло. Кромвель стал мрачен, стал избегать людей. В нем развилась мучительная по­дозрительность, не дававшая ему покоя ни днем, ни ночью. Он постоянно был вооружен и имел на себе латы;

выезжая/ брал с собою в карету несколько человек и ок­ружал себя конвоем; ездил очень скоро, часто изменял направление и никогда не возвращался домой той же дорогой/ по какой ехал из дому. В Уайтхолле у него было несколько спален и в каждой из них—потайная дверь. Он выбрал из своей кавалерии 160 человек/ вполне ему известных/ назначил им офицерское жалованье и обра­зовал из них восемь взводов, которые по двое постоянно составляли вокруг него охранную стражу. Та ясность и самостоятельность ума, та страстность и смелость чувст­ва, которые были так привлекательны в Кромвеле/ по-видимому, совершенно исчезли.

Вокруг него теснились уже призраки смерти.

В 1654 году он лишился своей матери, Елизаветы Стю­арт, женщины умной и доброй, к которой постоянно испытывал глубочайшее уважение. Она не доверяла поло­жению сына и делила с ним его величие не иначе, как с чувством скромности и даже сожаления о прежней ти­хой деревенской жизни! Он с трудом убедил ее поселить­ся во дворце. Она жила там в непрерывной тревоге/ каж­дый день ожидая какой-нибудь катастрофы и вскрики­вая всякий раз/ когда слышала выстрел: «Убивают моего сына!»... Зимою 1658 года дочь Кромвеля Франциска в конце третьего месяца замужества лишилась мужа Робер­та Рича/ которому было не более 23 лет. Спустя три ме­сяца умер граф Варвик, близкий друг Кромвеля. Едва прошло затем несколько недель/ и новый/ еще более жес­токий удар уже готов был поразить его. Его любимая дочь леди Клейполь уже давно слабела и страдала: она поселилась в отдаленном дворце, чтобы там пользовать­ся воздухом и деревенским спокойствием. Замечая, что ей становится все хуже и хуже, Кромвель сам переехал туда, чтобы заботиться о ней лично и постоянно.

Часто, измученный работами и дрязгами государ­ственной жизни/ любил он отдыхать возле нее — столь чуждой той борьбы, тех насилий, которыми была уже

полна его жизнь. Но это наслаждение теперь преврати­лось для него в горькую печаль: сложная и неопределен­ная болезнь леди Клейполь развивалась быстро, с ней начались нервные припадки, во время которых она пе­ред глазами отца то обнаруживала свои жестокие стра­дания, то не могла сдержать детской тоски и грусти по нем. Перед смертью страшные галлюцинации тревожи­ли ее, ей виделась окровавленная фигура короля, тре­бующая мщения.

Сила Кромвеля была сломлена. Он перестал занимать­ся государственными делами. Дела мирские, политиче­ские вопросы/ даже интересы самых близких лиц пропа­дали из поля его зрения по мере того/ как сходил он со сцены жизни. Его душа обратилась на самое себя и, при­ближаясь к той стране, откуда никто не возвращался, за­давала себе другие вопросы, а не те/ которые волновали людей у его постели. 2 сентября 1658 года после сильней­шего пароксизма/ сопровождавшегося бредом, он при­шел в сознание; его капелланы сидели вокруг. «Скажите,— обратился он к одному из них,— может ли человек утерять надежду на милосердие?» — «Это невозможно». «В таком случае, я спокоен,— сказал Кромвель,— пото­му что раз испытал на себе милосердие». Он отвернулся и стал молиться вслух. «Господи я — ничтожное созда­ние. Ты сделал из меня орудие воли Твоей; этот народ желает, чтобы я жил: они думают, что им оттого будет лучше и что это обратилось бы во славу Твою! Другие хотят/ чтобы я умер. Господи! Прости им всем и, каково бы ни было Твое Соизволение обо мне, ниспошли на них свое благословение... Тебе же честь и слава во веки ве­ков... Аминь!..»

3 сентября была годовщина его побед при Дунбаре и Ворчестре. Этот день он называл счастливым. В этот же день, в четвертом часу пополудни, он был уже мертв.



Заключение:
Режим протектората при всем этом был тесно связан с лично­стью и авторитетом Кромвеля. Как только он скончался (3 сентября 1658 г.), режим попал в тяжелое кризисное состояние безвластия. Назначенный преемником отца Ричард Кромвель не сумел удер­жать власть и стал политической игрушкой в руках генералитета. В1659 г. его вынудили отречься от звания и восстановить условную республику. Общественное недовольство и режимом индепендентов, и безвластной республикой одновременно стало настолько значи­тельным, что вопрос о восстановлении монархии и исторической конституции в стране стал в область практической политики. Рево­люция исчерпала себя.




Список использованной литературы:

1.      О.А. Омельченко. Всеобщая история государства и права.Учебник. т.2 М.1998.

2.      Н.С.Крылова Английское государство.  М1981.

3.      Т.А. Павлова Кромвель. М1980

4.      Н.Ф. Болдырев ред., Жизнь замечательных людей.Ч 1995