Накануне Первой мировой войны Российская империя являлась переходным, аграрно-индустриальным, традиционным (или общинно-государственным) обществом с некоторыми зачаточными элементами гражданского общества, одной из важнейших институций которого являются массовые политические партии.

     Известно, что индустриальное общество, в отличие от предшествующего, традиционного или т.н. «феодального», характеризуется доминированием промышленной продукции в национальном доходе (степень индустриализации) ; преобладанием городского населения над сельским (уровень урбанизации урбанизации); высоким уровнем грамотности (образованности) и значительной ролью финансового капитала в национальном богатстве (капитализацией).

     Среднеарифметическое значение этих показателей — индустриализации, урбанизации, образованности и капитализации в относительных величинах — процентах, — дает в итоге суммарный показатель уровня модернизации того или иного государства в целом на конкретный момент исторического развития. Соотношение этих величин с показателем среднемирового уровня модернизации (путем деления) дает в итоге т.н. «индекс модернизации», т.е. число, выражающее степень отставания или опережающего развития того или иного государства. Если «индекс модернизации» находится в пределах от 0 до 0,5, то он указывает на аграрное общество, если в значении 0,69 от среднемирового показателя — иначе говоря, в 3,2—3,3 раза меньше, чем в Германии и Великобритании — высокоразвитых индустриальных государств в то время. Таким образом, Россия по уровню модернизации, как и Япония, относилась к аграрно-индустриальному государству; США и Франция - к развитым индустриальным державам, а Германия и Великобритания — к странам высокоразвитой индустрии. Территориальная целостность и социальная стабильность Российской империи обеспечивалась, главным образом, мощным, централизованным военно-полицейским и административно-бюрократическим имперским государством. Россия того времени имела армию, состоящую из 1,5 млн. кадровых войск и из 5,0 млн. войск в запасе, полицейско-жандармско-казачьи воинские формирования численностью в 0,5 млн. человек, вспомогательную сельскую полицию, насчитывающую 1,0 млн. сотских и десятских, и 0,5 млн. служащих государственного аппарата.

     По сравнению с высокоиндустриальными государствами Запада — Великобританией, Францией, Германией и США — в России процессы индустриализации, урбанизации, развитиа народного образования и капитализации, помимо запаздывания на 100—150 лет, имели следующие коренные отличия:

     1. В области индустриализации. Наличие гипертрофированного оборонного сектора, созданного и финансируемого государством; незначительная доля машиностроения -основы индустриального воспроизводства; доминирующая роль иностранного капитала в обрабатывающей промышленности, что ставило Россию в технологическую, финансовую и кадровую зависимость от Запада. Значительная доля неквалифицированных и малоквалифицированных рабочих и иностранных специалистов как результат технологической отсталости. В отличие от развитых стран Запада, где доля кадровых, квалифицированных рабочих составляла 60—70% от числа всех остальных, в России она была в 2—3 раза меньше и исчислялась всего в 0,5—1,0 млн. человек, что равно 2—3%. Аналогичное положение наблюдалось с фабрично-заводскими и иными категориями рабочих и служащих, из которых около 15—20% составляли иностранные специалисты.

     2. В отношении урбанизации населения. Только в небольшой части

     российских городов, главным образом, в западных губерниях, большинство

     самодеятельного населения было прямо и косвенно связаны с работой

     промышленных предприятий. Значительная часть городского населения,

     особенно центральной и азиатской России, проживала в типичных административно-торгово-ремесленных городах феодального типа. В целом средниегородские слои индустриальных центров России насчитывали б—7 млн. чел., что составляло 40% от всего городского населения.

     3. По уровню образования только 20% населения соответствовало общеевропейским стандартам элементарной грамотности, лишь 30% детей регулярно обучались в школе и заканчивали школу. В России, единственной из европейских стран, наблюдался значительный т.н. «рецидив безграмотности» (30%) — иначе говоря, люди, получившие начальное образование, через 3—4 года, вследствие ненужности, полностью утрачивали навыки и знания, полученные в школе.

     4. По вопросу капитализации народного хозяйства. Около 3/4 всех видов торгово-финансою-промышленного капитала принадлежало, на правах частной собственности, иностранным владельцам. Это самым серьезным образом ослабляло финансово- экономическую мощь и социально-политические позиции национального капитала. Общая же численность крупной и средней буржуазии насчитывала соответственно 40 и 400 тыс., что было явно недостаточно для 180 милионного населения России (0,02 и 0,2%%).

     Таким образом, социокультурная база, потребная для деятельности массовых политических партий в рамках мирного демократического процесса, в России была ограничена средними городскими слоями населения и сельской интеллигенцией. Подавляющую часть населения — около 70—80% — составляли крестьяне, в основном живущие в общине, из которых только незначительное меньшинство — 15—20% — вели самостоятельное частновладельческое хозяйство и обладали элементарным цензом грамотности. Остальные 10—15% представляли собой т.н. «низы» и «дно» общества - иначе говоря, люмпенизированные и маргинальные слои населения: неквалифицированные крестьяне-рабочие, низшие служащие, сезонники, поденщики, безработные, криминальные слои общества — питательная среда для различных экстремистских политических течений.

     

     Спектр политических партий

     

     В межреволюционный период 1907—17 гг. политический процесс в России в основном протекал в рамках избирательных кампаний в нижнюю законодательную палату — Государственную Думу и в местные органы самоуправления по феодально-представительной антидемократической цензовой системе и под жестким политическим контролем государства. В это время в России были образованы и янституциированы по идейно-политической ориентации четыре основных группировки политических сил:

     1. Правые, традиционно-фундаменталистские, националистические партии, выступавшие за восстановление и укрепление традиционных ценностей, в том числе и абсолютистской монархии — царского самодержавия, под лозунгом: «За ВЕРУ ПРАВОСЛАВНУЮ, ЦАРЯ САМОДЕРЖАВНОГО, ОТЕЧЕСТВО НЕРАЗДЕЛЬНОЕ, РОССИЮ для РУССКИХ».

     2. Правоцентристские, консервативно-охранительные партии, стремившиеся к сохранению «статус-кво».

     3. Лево-центристские, либерально-реформистские партии, ориентировавшиеся на модернизацию России путем реформ.

     4. Левые, социалистические партии, выступавшие за построение в России или на базе России, некоего идеального т.н. «социалистического» общества — прообраза «светлого будущего» для всего человечества.

     Спектр фундамеиталистско-националистических партий был довольно широк: ультраправые, акций («Союз русского народа» и «Союз Михаила Архангела»), правые радикалы, («Отечественный Союз», «Русский народнический всесословный союз»), и умеренные правые партии («Русская монархическая партия» и т.д.), действующие в рамках легального политического процесса. Все они защищали интересы абсолютной монархии, традиционалистских кругов дворянства и чиновничества, опираясь на городские «низы», патриархальное крестьянство и националистские слои интеллигенции. Их финансирование осуществлялось в основном за счет казны по линии МВД из т.н. «рептильных фондов». Формально в националистических партиях состояло от 400 тыс. до 3 млн. чел., реально же не более 50—100 тыс., главным образом, из политически активных, но малообразованных слоев населения. По источникам финансирования, идейно-политической ориентации и практической деятельности эти партии являлись своего рода «квазигосударственными» партиями.

     Консервативная партия «Союз 17-го октября» стремилась к сохранению существующих порядков, допуская, в лучшем случае, лишь незначительные, главным образом, «косметические» реформы «сверху». Либеральные партии конституционных демократов (кадетов) и прогрессистов выступали за более радикальные реформы — переход к конституционной монархии и ускоренную вестернизацию. Консервативно-либеральные партии выражали интересы центристски настроенных слоев общества: обуржуазившихся помещиков, либеральных чиновников, высших и средних слоев, интеллигенции, опираясь в основном на средние городские слои населения.

     Среди левых социалистических партий, как и на правом фланге, имелся полный набор: умеренные — трудовики, энесы, меньшевики и эсеры; радикалы — большевики, часть эсеров и ультралевые анархисты.

     В России, как и в других странах, имелись и т.н. надпартийные или межпартийные институции, выполняющие информационно-координирующие функции. Так, руководство правых партий объединял Всероссийский монархический совет, во главе с бывшим министром внутренних дел Н.А. Маклаковым. Аналогичную функцию в стане умеренных консервативно-либерально-социалистических партий (от А.И. Гучкова до А.Ф. Керенского и Н.С. Чхеидзе), ориентирующихся на западную «догоняющую» модель развития, выполняли «масонские ложи» Великого Востока народов России и его Верховный Совет. Для социал-демократов и анархистов ту же роль играли различные межпартийные международные организации типа II Интернационала, Альянса, Информбюро и т.д.

     Пик численности партий наблюдался в период революции 1905—07 гг. Так, в правых партиях насчитывалось до 400 тыс. членов (или до 3 млн.), в консервативных и либеральных по 50—100 тыс., в партии эсеров — 50—60 тыс., в РСДРП — 170 тыс. Таким образом» в партиях состояло всего около 700—800 тыс. человек, что составляет 0,4% всего населения или около 6—10% политически активных средних городских и сельских слоев. Это по крайней мере в 2 раза ниже среднего уровня партийности аналогичных слоев населения на Западе в период избирательных кампаний.

     Накануне революции 1917 г. реальный вес всех партий в политической жизни России был незначителен. Общая численность членов различных политических партий, включая эмиграцию, ссыльных и действующую армию, достигала 30—70 тыс. Деятельность партий находилась под жесточайшим политическим контролем, и практически вся их активность сводилась к многочасовым словопрениям в Государственной Думе да к межфракционным склокам.

     

     Партии в революции

     

     Социальный взрыв в феврале-марте 1917 г. ликвидировал царскую монархию, резко политизировал и радикализировал все социальные слои и группы населения, особенно городские низы и десятимиллионную армию. В России произошел слом старой, феодально-монархической, имперской государственности, которая в условиях неудачной войны и краха монархических иллюзий, уже не могла служить гарантом социальной стабильности, гражданского мира и национального единства. Российское общество лишилось своей исторической доминанты — сильного, централизованного государства. На смену старой власти пришло двоевластие в центре, многовластие на местах. С одной стороны, слабое, чисто номинальное Временное правительство, опирающееся на блок консервативно-либеральных партий, на остатки прежней государственности и либерально-демократические иллюзии части народных масс — «власть без силы», своего рода исторический нонсенс. С другой стороны, органы прямой и представительной демократии — Советы рабочих, солдатских, крестьянских, офицерских, служащих...депутатов, комитеты общественной безопасности, органы местного самоуправления, национально-политических и прочих организаций. Народ получил долгожданную «свободу» — каждый делал, что хотел «постольку, поскольку». Данный принцип, на основе которого Петросовет поддержал Временное правительство, имел свою обратную негативную сторону — все нижестоящие органы власти и самоуправления руководствовались им в практической деятельности при исполнении директив центральной власти, а это в условиях войны могло привести лишь к полной дезорганизации властных структур и дальнейшему распаду российского общества «сверху донизу» на составные элементы, что и произошло.

     В условиях роста хаоса и анархии консервативно-либеральное Временное правительство в марте-апреле попыталось, невзирая ни на что, довести войну до победного конца, чтобы Россия могла войти в круг «держав-победительниц» и в семью «цивилизованных народов». На этом пути его постигла неудача. Не помогла и широкая коалиция с умеренными социалистами — энесами, эсерами и меныпевиками в мае-октябре 1917 г., политическое маневрирование и попытка консервативно-либеральных кругов посредством военной диктатуры генерала Л.Г. Корнилова стабилизировать ситуацию.

     В условиях полной политической свободы все партии, кроме крайне правых, существенно расширили свои ряды. Так, остатки правых партий реорганизовались во Всероссийский союз земельных собственников (50 тыс.); октябристы, после двух переименований, достигли аналогичной величины; численность кадетов возросла в 5—8 раз (50—80 тыс.); меньшевиков — в 15—20 раз (200 тыс.). Но все эти партии классического западного образца ориентировались на средние слои, чей политический и социальный потенциал был крайне ограничен. Максимальный рост партийных радов наблюдался у эсеров, чья численность достигла 0,5—1,0 млн. человек, главным образом, за счет политически активной части социальных «низов» российского общества. Ряды радикальных социал-демократов — большевиков выросли в 25—35 раз (что составило 350 тыс. человек), главным образом, за счет малоквалифицированных рабочих и солдат. Но общая численность всех политических партий составила всего 1,2—1,7 млн. чел. или 2—3% самодеятельного населения, что было явно недостаточно для сохранения мирного демократического политического процесса в условиях распада государственности и ведения войны.

     К осени 1917 г. наиболее политически активная часть населения — городские «низы» и солдаты, в условиях последовательного краха царистских, либерально-демократических и умеренно-социалистических иллюзий, недовольные политикой «власть предержащих» все больше стали ориентироваться на революционно-популистские лозунги типа — «Мир — народам», «Земля — крестьянам», «Власть — Советам».

     Это были лозунги радикальных и ультралевых социалистов: большевиков и части эсеров, меныпивиков-интернационалистов, анархистов.

     Придя к власти на волне массового недовольства в октябре-ноябре 1917 г., большевики и их союзники выгодно отличались от прежних «правительственных» слабоорганизованных, аморфных партий, не выдержавших испытания властью. Во-первых, они декретировали все те лозунги, с которыми пришли к власти, что обеспечило им на первых порах определенную социальную базу или дружеский нейтралитет в народных массах, чья политизация явно шла на убыль. Во-вторых, в условиях полного социального распада, большевики явились катализатором строительства и консолидации новой партийно-государственной системы, которая пришла на смену старому, традиционному обществу дореволюционной России. В конце 1917 г. большевики доминировали в новых органах прямой демократии — Советах, в большинстве профсоюзов, ФЗК, установили реальный контроль над вооруженными силами — отрядами Красной Гвардии и рабочей милиции (100—300 тыс. человек), а также остатками старой армии, где у них было свыше 70 тыс. сторонников.

     В-третьих, большевики выдвинули очень привлекательную, т.н. «опережающую» модель развития России как первой страны победившей мировой революции, в ходе которой в ближайшем будущем будет воплощена вековечная мечта человечества о «золотом веке». Все это не могло не привлечь политически активную часть населения, главным образом, из «низших» слоев общества, разочарованных в прежних монархо-либерально-демократических альтернативах.

     После разгона Учредительного собрания и установления однопартийной диктатуры большевиков в июле 1918 г. политический процесс в России принял форму национальной катастрофы, началась широкомасштабная гражданская война. Но к этому времени большевики сумели создать основы партийного государства, где уже именно партия являлась доминантой общественного строя и общественной жизни. В ходе гражданской войны большевики сумели восстановить на новой партийной основе главные институты государства: 5,5 миллионную Красную армию, 0,5 миллионный репрессивно-карательный (чекистско-чоновско-милицейский) аппарат и 1,0 миллионный централизованный советско-государственный аппарат, во все структуры которого внедрялись работники партийно-политических и «особых» органов.

     Это была уже реальная сила, с помощью которой большевики разгромили своих противников, провели индустриализацию и создали сверхдержаву — СССР.

     ***

     Первая мировая война прервала процесс вестернизации России, породила революцию 1917 г. и гражданскую войну.

     Слабость и ограниченность умеренно-центристских, консервативно-либерально-социалистических партий, чья социокультурная база ограничивалась немногочисленными средними городскими слоями населения России, неспособность руководимых ими органов центральной власти — Временного правительства и Советов — к действиям в экстремальной ситуации прогрессирующего распада социальных структур, выход широких масс — вооруженных рабочих, солдат и крестьян, лишенных демократических традиций и обладающих крайне низким уровнем политической и правовой культуры, — на политическую арену в качестве основного субъекта политического процесса — все это в совокупности обеспечило неминуемый крах либерально-демократических и умеренно-социалистических моделей Великой русской революции. Все это подготовило во многом неожиданный, но на самом деле исторически обусловленный этап радикально-социалистических преобразований, который закончился установлением в июле 1918 г. большевистской диктатуры. Из всех массовых политических партий только большевики смогли не только прийти к власти на волне народного недовольства, но и сохранить ее, трансформировав свою партию в сверхинституцию — в государственную партию, вокруг которой консолидировалось, убеждением и насилием, распавшееся российское общество.